Текст книги "Время между нами"
Автор книги: Тамара Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Это спусковое страховочное устройство. Все это время ты будешь привязана ко мне.
Все еще до конца не уверена на счет восхождения, но последние его слова заставляют меня улыбнуться.
– Все, что от тебя сейчас требуется, – научиться доверять устройству, доверять мне и знать, что ты не упадешь. – И он подводит меня к той части скалы, которая усеяна большим количеством желобков и глубоких трещин. Беннетт говорит, что это великолепная «скала для начинающих», и показывает, куда мне поставить руки и ноги, когда я, как он полагает, начну взбираться.
– Что-то я не очень уверена, – признаюсь я.
– Почему? – Кажется, мое чувство тревоги искренне расстраивает его. – Ты в безопасности. Что может произойти?
– Ну, для начала…ты можешь раствориться в воздухе, пока я буду на полпути к вершине.
– Этого не произойдет.
– Но в отличие от большинства людей ты ведь действительно можешь исчезнуть.
– Этого не произойдет. – И он широко улыбается. Его чертова улыбка успокаивает меня, хотя и не должна бы.
– Какой же ты оказывается противный. – Смеюсь я и подхожу к скале, погрузив пальцы в сумочку с мелом.
– Итак, первое, что тебе захочется сделать, – это убедиться, что ты надежно прикреплена к веревке. В этом случае ты говоришь: «Я готова идти».
– А я готова идти?
– Я отвечаю: «Страховка готова!». И тогда ты говоришь «Пошли!».
– Пошли, – раздраженно произношу я.
– Поднимайся! – командует он. Что-то он слишком развеселился.
Поднимаю правую ногу и ставлю ее в расщелину, на которую мне указал Беннетт, чуть подтягиваю себя к этой точке. Чувствую, что мои ноги застыли в неестественной позе, поэтому ищу новый выступ и подтягиваюсь к нему.
– Так и знал! Ты словно всю жизнь этим занималась.
Ищу следующую расщелину и хватаюсь за нее. Все это похоже на одну большую головоломку – нужно постоянно искать подходящую расщелину для рук и достаточно твердую опору для ноги, да еще и на нужном расстоянии.
– Хорошо. Остановись на секунду.
Ну вот. А я только сообразила, что и как делать.
– Почему?
– Полностью отпусти, словно ты падаешь.
Но я же не падаю.
– Просто…отпустить?
– Да. Оттолкнись от скалы и отпусти.
Делаю глубокий вдох. Отталкиваюсь от скалы… И отпускаю.
Захватывает дыхание, когда падаю спиной вниз. Повисаю. Свободно болтаюсь в воздухе.
– Просто нужно, чтобы ты запомнила это чувство – я держу тебя. Сейчас ты всего лишь на высоте десяти футов над землей. Когда окажешься выше, все будет точно так же, если вдруг потеряешь опору или тебе потребуется отдых. Поняла?
– Поняла. – Чувствую себя в безопасности, хоть это и очень странное ощущение.
– Как только будешь готова, оттолкнись от скалы и скажи «Пошли!»
Так я и делаю.
– Поднимайся! – слышу я голос снизу.
Продолжаю выискивать подходящие расщелины для рук и ног, ловко управляя ими, сама удивляясь тому, что не падаю. Вниз не смотрю. Да и не хочется. Все мое внимание сфокусировано на решении головоломки, которую создала скала – нужно взломать этот код, чтобы добраться до вершины, – совершенно неожиданно вижу солнечный свет. И небо.
Подтягиваюсь и, выбрасывая руки вверх в стиле Рокки Бальбоа, танцую на вершине скалы.
Как выясняется позже, вниз спускаться гораздо страшнее.
Беннетт снизу инструктирует меня, как лучше двигаться, куда ставить ногу.
– Веревку держать не нужно? – кричу я, не смотря вниз.
– Нет, просто ставь ногу на скалу и отклоняйся назад. Понимаю, что это очень странное ощущение, но я держу тебя. Так что просто расслабь руки.
Но расслаблять что-либо почему-то не хотелось.
– А что, если я упаду?
– Не упадешь. Анна, просто отпусти веревку, или ты перекрутишься.
Все-таки заставляю себя свесить руки по бокам.
– Доверься мне, – говорит Беннетт. Закрываю глаза и позволяю ему спустить меня.
Все, что мне дозволялось делать, – это держать ноги перед собой, параллельно земле, но постепенно ловлю ритм, и вот уже я на твердой земле.
– Ты была просто восхитительна! – говорит Беннетт, обнимая меня. – Ну и как тебе?
– Здорово! – Я пребываю в эйфории, хотя руки у меня еще трясутся. – Это было реально круто!
– Я знал, что тебе понравится. – Беннетт чуть ослабляет хватку, и я чувствую, как его руки оставляют мои плечи и движутся вниз к страховочному ремню, чтобы отвязать веревку. Он стоит так близко, что я чувствую его дыхание, но могу только лишь стоять и терпеливо ждать, пока работают его пальцы, развязывая узел у меня на спине. Спустя минуту, веревка падает на землю, его руки перемещаются с моего ремня на спину. Он притягивает меня к себе и целует, чувствую, как адреналин начинает стучать в висках. Потом он улыбается и говорит:
– Теперь моя очередь.
С трудом получается ответить.
– Что?
– Готова научиться страховать?
– Серьезно? Ты доверишь мне себя подстраховывать?
– Вполне. – И он отходит назад, стоило перестать ощущать его руки на своем теле, как я уже начинаю по ним скучать. Беннетт отстегивает металлический карабин от своего страховочного пояса и цепляет к моему.
Он занимает место у скалы и произносит:
– Пошли!
– Поднимайся! – отвечаю я.
Забираюсь на вершину скалы уже в девятый раз, мои предплечья дрожат от перенапряжения. Делаю глубокий вдох, подтягиваюсь за край уступа и закидываю на него ногу. Встаю в полный рост и смотрю на верхушки деревьев, простирающихся на мили вперед и прерываемые посередине только ярко-голубым пятном озера. Расплываюсь в улыбке, охваченная благоговением и ощущением победы.
– Оставайся там, – кричит снизу Беннетт, с рюкзаком на плечах он легко поднимается на скалу без страховки, причем делает это в два раза быстрее, чем получается у меня. Достигнув вершины, он отряхивается.
– Проголодалась? – Он усаживается, расстегивает молнию на рюкзаке и достает стопку пластиковых пакетов и четыре бутылки Gatorade (прим.переводчика
энергетический напиток
).
– Не знаю, что ты предпочитаешь – индейку со швейцарским сыром или ростбиф с сыром чеддер?
– Gatorade, – отвечаю я. Я так сильно хочу пить, что при виде ярко-желтых бутылок меня охватывает дрожь. Беру одну, откручиваю крышку и залпом выпиваю. Краем глаза наблюдаю за Беннеттом, он делает то же самое. Допив свою бутылку, он отклоняется назад, опирается о высокую скалу и закрывает глаза.
Солнце стоит высоко, и хотя все еще по-весеннему прохладно, поверхность скалы уже нагрелась. Сегодня действительно идеальный день, сажусь рядом с Беннеттом и тянусь к сэнвичу с индейкой и швейцарским сыром. Внезапно понимаю, что голодна, думаю, что и он тоже, в тишине, не говоря не слова, лишь пару раз останавливаясь, чтобы переглянуться и улыбнуться друг другу, разделываемся с сэнвичами.
– Ну, – наконец произношу я, – значит скалолазание.
– Хорошее свидание получилось?
– Неожиданное.
– Разочарована?
Оглядываю взглядом пейзаж, словно сошедший с картинки.
– Ничуть. – Поездка в Висконсин, конечно, оказалась не слишком далеко от уже имеющейся кучки кнопок, связанных с поездками по Среднему западу, но, оглядывая окружающий меня лес, видя солнце, просвечивающее сквозь ветви деревьев, огромные камни, уходящие в небо, совсем не такое, как на Ко Тао, я понимаю, что по крайней мере сюда я всегда смогу вернутся, когда он уйдет. Когда я буду скучать по нему, то знаю, куда мне захочется прийти.
Теперь я знаю все, и думала об этом всю ночь. Он принадлежит ко времени, которое наступит только через семнадцать лет. Он может попасть в любую точку мира, стоит только ему подумать об этом. Он потерял свою сестру, а когда найдет ее, то покинет 1995 год и вернется в 2012. А еще, все это очень важно для меня, но почему, пока не могу понять. Но здесь и сейчас он хочет, чтобы я была с ним. И если первая часть заставляет меня испытывать беспокойство, то последняя вызывает широкую улыбку. Вот какие мысли проносятся у меня в голове, пока я смотрю на него.
Беннетт похлопывает по поверхности скалы прямо перед собой, я пододвигаюсь ближе и устраиваюсь поудобнее, кладу локти ему на колени, наклоняю голову вперед. У меня вырывается стон, когда он начинает массировать мне плечи. Мышцы болят невероятно.
– Ну и когда ты начал увлекаться скалолазанием? – Вообще-то в голове у меня роится миллион вопросов, но этот задать было легче всего.
Беннетт надавливает большими пальцами у основания шеи, тяжело дышу, пока не чувствую, что мышцы начинают расслабляться.
– На юге Таиланда есть небольшой прибрежный городок Краби. – Лица его мне не видно, но по голосу я слышу, что он улыбается. – Пляж Рейлэй известен своими скалами, но, конечно же, я не знал об этом, пока не встретил туристов, которые и рассказали мне о нем. Они взяли меня с собой туда, где я и совершил свое первое восхождение, с тех пор я подсел на скалолазание.
Его руки медленно двигаются по моей спине и снова останавливаются на плечах. Открываю глаза и вижу, Беннетт наклоняется ко мне ближе, берет прядь моих волос и накручивает ее на палец. Потом раскручивает ее, слегка дергает и отпускает, чувствую, как кудряшка возвращается на место.
– И как у твоих волос так получается?
– А что такое? Похожи на кучу маленьких пружинок? – Он так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее, чуть кривлюсь от мысли, что мои волосы сейчас, должно быть пахнут скорее потом, чем шампунем с запахом ванили.
– В прошлом месяце, когда я сидел за тобой на испанском, мне все время хотелось это сделать. – Беннетт тянет еще одну прядь и весело смеется, когда она, как и предыдущая, возвращается на свое место.
– А ты? Как ты начала заниматься бегом?
Поворачиваю голову так, чтобы заглянуть в его лицо, он выпускает кудряшки из своей руки.
– Ну нет, так не честно.
– А что не так?
– Я думала, что моя очередь задавать вопросы. Ты же сам говорил. – Отклоняюсь назад, ложусь ему на грудь, а голову устраиваю у него на плече. Моя голова поднимается и опускает вместе с ритмом его дыхания, Беннетт нежно убирает волосы у меня со лба, я вздыхаю и еще ближе прижимаюсь к нему.
– Но ты – намного интереснее меня.
– А вот это не правда. – Чувствую, что он снова начинает играть моими волосами.
– Хорошо, – говорю я, – тогда будем задавать вопросы по очереди. Один – ты, один – я. Но спорю на десять баксов, что у тебя первого вопросы закончатся. – Протягиваю ему руку, и он пожимает ее.
– Договорились, – соглашается он.
– И я начинаю первой. – Мило улыбаюсь я ему. – По чему там, у себя дома, ты больше всего скучаешь?
Не задумываясь ни на секунду, он отвечает:
– По своему мобильному телефону.
– Да ладно, я серьезно. – Жду, что он рассмеется, но этого не происходит. – Что серьезно? Скучаешь по телефону?
– А ты думала,
что
я назову?
– Ну не знаю. Наверное, что по своей семье.
– Семьи со временем почти не изменились, здесь они такие же, как и в 2012 году. Но зато ты не знаешь, как выглядят мобильные в 21 веке.
– И что же в нем такого особенного?
– Много чего. Но рассказывать об этом я тебе не могу.
– Знаешь, это уже не смешно, – говорю я и слегка хихикаю. – Чего же в тебе тогда хорошего, если ты не можешь рассказать мне о будущем?
– Во мне есть много чего хорошего, – произносит Беннетт, и его пальцы оставляют в покое мои волосы, задерживаются на мгновение за ухом, скользят вниз к ключице. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание, чтобы оно совпадало с его движениями. – И ко всему прочему, должны же оставаться во мне еще сюрпризы. Ты ведь любишь сюрпризы, не так ли?
– Не откажусь. Тем более, что ты явно полон ими. – Глубоко вдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на вопросах. – Что ты там говорил – я никогда не увижу будущего? Никогда не увижу, где ты на самом деле живешь?
Беннетт тихонько издает звук, очень похожий на звук, который раздается в телевикторинах, когда участник нажимает на кнопку.
– Это уже следующий вопрос. Сейчас моя очередь.
– Так не честно…
– Эй! Но это же ты предложила сделку. Один – ты, один – я, – напоминает он. Сердито вздыхаю в ответ. – Где ты была, когда услышала, что Курт Кобейн совершил самоубийство?
– Хммм. Ух ты. – Мне понадобилось немного времени, но я все-таки смогла вспомнить тот день. – Так. Это было почти год назад. Мы с Эммой пошли после школы к ней домой, мы сидели в ее комнате и слушали радио, когда вдруг диджей сообщил, что Курт Кобейн застрелился. И тогда мы достали все диски Нирваны, которые только у нас были, и слушали их снова и снова.
Пальцы Беннетта задерживаются на моем плече на какое-то время, а потом скользят вниз по руке.
– Та неделя вообще была странной, – продолжаю я. – Люди плакали так, словно… знали его лично, что ли. Не очень это понимаю. Но в любом случае все было довольно печально.
Его большой палец скользит вниз и вверх по моей руке, я опускаю глаза и замечаю – я делаю то же самое с его рукой.
– А ты где был?
Чувствую, что он пожимает плечами.
– Это было в 1994 году, – произносит он, секунду недоумеваю, к чему это он. Но потом до меня доходит.
– Ну да. – Перестаю водить пальцем по его руке. – Ладно, это было глупо.
– Прости.
– Не могу поверить, что сразу не сообразила и впустую потратила свой вопрос.
Беннетт убирает мои волосы и целует сзади в шею.
– Вот что я тебе скажу: Ты можешь задать еще один, – шепчет он мне на ухо. Чуть вздрагиваю.
– Прекрати, из-за тебя я забываю все вопросы.
– Тогда ты проспорила десять баксов. – И он снова целует меня в шею, от чего я полностью сбиваюсь с хода своих мыслей. – Ты хотела знать, могу я ли взять тебя с собой в будущее.
– Мммм.
– Не могу. Хотя теоретически мог бы, наверное, но я никогда не делал этого прежде и совершенно не имею понятия, что может произойти, если все-таки так сделать.
– Почему? Ты боишься, что меня уже может не быть в 2012 году?
– Нет, об этом я не беспокоюсь. Просто обычно я могу путешествовать только во времени, которое уже прожил, а ты до этого момента еще не дожила. Я готов перенести тебя в любую точку земного шара, куда бы ты ни захотела, но только не раньше и не позже сегодняшнего дня.
– Правда?
Беннетт кладет подбородок на изгиб моей шеи и кивает. Ну и ладно, думаю, я это переживу. Никогда не мечтала попасть в другое время, только в другое место.
– Кроме того, тебе не нужно знать, что произойдет в будущем. Иначе будет неинтересно. – И он целует меня в плечо. – А теперь расскажи мне об Эмме.
– Об Эмме?
– Да. Расскажи мне о ней. Как вы с ней стали подругами?
Чувствую, что воспоминания вызывают у меня широкую улыбку.
– Я встретила ее в первый день моей учебы в Уэстлейке. – Смотрю на Беннетта, он явно ждет от меня продолжения.
Я хихикаю.
– Мама очень хотела, чтобы я произвела хорошее впечатление, поэтому заставила меня надеть джемпер. – Лицо мое на секунду искажает гримаса, как только вспомню про униформу. – А еще, согласно правилам школы, мы должны были носить уродливые платья в клеточку, хотя на самом деле никто и никогда их не носил. В довершении всего она заставила меня так же надеть колготки и нацепить кружевную тесемку на голову. Мне тогда казалось, что на улице не меньше 40 градусов, и все, о чем я мечтала весь день, – это поскорее переодеться в шорты и футболку. Мне было очень жарко, все тело чесалось, а волосы торчали во все стороны вот так. – Растопыриваю пальцы и подношу руки к голове, Беннетт смеется. – И вот после шестого урока ко мне подходит девочка в брекетах и спрашивает, не хочу ли я зависнуть с ней после школы. И хотя мне очень хотелось пойти домой переодеться, я все же согласилась. Как-то так. С тех самых пор Эмма и стала моей лучшей подругой.
Когда вновь смотрю на Беннетта, невольно представляю, как мы с Эммой будем завтра сидеть в кофейне, а я буду рассказывать каждую деталь сегодняшнего дня. Однозначно, приз за лучшее свидание выиграю я.
– Расскажи мне о своей семье, – прошу я, с полным правом меняя тему разговора.
Тут Беннетт тяжело вздыхает.
– Особо и рассказывать не о чем. С моей мамой немного… сложно разговаривать. Если я спрашиваю у нее, что нового, разговор обязательно приведет к докторам. Если спросить о погоде, разговор тоже обычно заканчивается докторами. Спрашивать ее о научных инновациях даже не пытаюсь, потому что разговор опять перейдет к докторам. Она думает, что я болен. Ей нужен нормальный ребенок.
Подтягиваю его руки к себе на талию и тихонько начинаю поглаживать подушечкой пальца его ладонь. Его руки сухие и шершавые после восхождения, и линии на ладонях забиты грязной меловой пылью.
– Отец же, наоборот, считает меня каким-то магическим существом. После того, как он узнал, на что я способен, он никак не может оставить меня в покое. В первый год он изучил все катастрофы, которые произошли по текущий день с 1995 года, и составил список, в котором были записаны эти события, а также менее значительные события, которые в итоге привели к этим катастрофам, чтобы я мог переместиться в прошлое и все исправить.
– И ты это сделал?
– Нет. Не думаю, что имею право изменять вещи, которые уже произошли, только потому, что могу это сделать. Ты же слышала про эффект бабочки? Одно малюсенькое изменение может оказать большое влияние на что-то другое. А уж о том, чтобы производить большие изменения, и говорить нечего.
И он замолкает, я лежу у него на груди и слушаю тишину.
– И тогда он нашел способ, чтобы использовать мой дар во благо. В том числе для себя.
Продолжаю водить подушечкой пальца по его ладони, мне кажется, это помогает ему продолжать свой рассказ.
– Когда мы с Брук были маленькими, особо больших денег у нас не было. Нет, конечно, у нас была приличная квартира и все такое, но мама всегда была немного избалована деньгами, ну ты и сама, наверное, догадываешься – видела же дом Мэгги, в котором она выросла. Папа ненавидел свою работу – он работал в банке в центре города, если честно, то точно даже не знаю, что он там делал, но зато он всегда был в плохом настроении, и родители постоянно сорились.
– А потом отцу пришла в голову замечательная идея. Он снова вернулся к исследованиям, но на этот раз уже изучал компании и положительные курсы их акций.
– Что? – Я перестаю гладить его руку и оборачиваюсь, смотрю на него. – Не может быть.
– Может. Я отправлялся в прошлое, в дату, которая была указана в его списке, как правило, за неделю или около того до важных событий какой-то компании, тогда я отправлял своему отцу письмо, содержащее нужную информацию об акциях. Он их покупал. Акции резко подскакивали в цене. Потом я возвращался и отправлял еще одно сообщение о том, когда их продавать. Так у отца появилась новая работа.
– А разве это законно?
– Формально ничего незаконного тут нет. Законы об инсайдерской торговле запрещают покупать и продавать акции, основываясь на внутренней информации компании. А та информация, которую использовали мы, всегда была в общем доступе.
Недоверчиво смотрю на него.
– Хорошо, да, все это несколько натянуто. Но по крайне мере они от меня отстали. Мы с Брук посещаем все концерты, какие только пожелаем. Мама получила ту жизнь, к которой привыкла и которой всегда хотела, а папа чувствует себя так, словно он все это ей дал. Все счастливы, никто не обижен.
– Я так понимаю, твой отец сделал на этом неплохие деньги.
– Ну…в экономике всегда много спадов и подъемов, и если ты точно знаешь, куда инвестировать, то…
– И много удалось заработать? – спрашиваю я.
– Миллионы.
– Миллионы?
– Ну, мы особо к этому не стремились.
– Ну конечно. – Говорю я со смехом. – И к этому ты тоже не стремился.
Беннетт случайно оказался не только путешественником во времени, но еще миллионером.
– А как ты получаешь доступ к этим деньгам?
– Это уже следующий вопрос.
– Я знаю.
Он мотает головой, но потом сдается и улыбается мне.
– Я меня есть наличные. Конкретно для этой поездки мы взяли банкноты, большая часть которых была выпущена еще до 1995 года, они спрятаны в моей комнате в доме у Мэгги.
– А Брук?
– У нее рюкзак с наличкой. – Беннетт высвобождает свою руку из моей, разворачивает меня к себе и берет меня за подбородок. Целует в нос.
– Ну, все. Тут я прервусь. Моя очередь.
Как бы мне ни нравилось сидеть, прислонясь к нему, но я устала поворачивать шею, чтобы заглянуть в его лицо. Поэтому сажусь, скрестив ноги, и поворачиваюсь к нему, придвигаюсь ближе и кладу свои колени ему на ноги.
– Привет.
– Привет. – Он улыбается, но пока я наблюдаю за ним, выражение его лица меняется, из игривого становится серьезным.
– Знаешь, очень не хотелось говорить это сейчас. Но тот факт, что я здесь… – Его голос срывается, и он замолкает. – Все это оказывает на тебя больший эффект, чем на меня.
Мне совсем не нравится его внезапный переход к серьезному тону, поэтому теперь я имитирую звук кнопки из телешоу.
– Пожалуйста, перефразируйте ваше утверждение в форму вопроса.
– Ты понимаешь, что все это для тебя означает?
– Нет, – знаю, что должна переживать по этому поводу, но не хочу, не сейчас. Не хочу думать, что он может делать, куда он может ехать и когда он может уйти, но сейчас он здесь, со мной – в этом месте и в это время. И прямо здесь и сейчас мне хочется его целовать.
Беннетт кладет руки на мои запястья.
– Это очень похоже на список моего отца со всеми мировыми событиями. Я могу возвращаться и менять какие-то вещи, чтобы повлиять на результат, но моя жизнь при этом не изменится. А вот жизни других людей – да. Может они станут лучше. А может хуже. Мое пребывание здесь, сейчас с тобой – это тоже изменение. Но не для меня – для тебя. Ты, как и я существуешь в 2012 году, но в твоем будущем нет меня. И то, что ты узнала меня здесь, в 1995 году, во времени, к которому я не принадлежу…
– Оказалось очень интересным, – прерываю я его.
– Изменит всю твою жизнь, – заканчивает он.
– И может быть к лучшему.
– Может быть. А может быть и нет.
– Что ж, но я уже узнала тебя, Беннетт. И какой у меня остается выбор?
– Помнишь, тогда у тебя дома я сказал тебе – я расскажу тебе все, но выбирать должна ты.
Я обнимаю его за шею и целую.
– Да. Давай послушаем, из чего мне нужно выбирать.
Беннетт тяжело вздыхает.
– Вариант первый – я снова становлюсь странным новичком, держусь подальше от всех, пока не вернется Брук, и тогда мы с ней возвращаемся домой. Мы будем здороваться в коридоре, может быть даже обмениваться взглядами, как люди, которых объединяет какой-то секрет. И твоя жизнь с этого момента не будет больше меняться.
– Ну уж нет, – говорю я и снова целую его. – А какие еще есть варианты?
Он улыбается.
– Второй вариант – все время, которое у меня здесь есть, я провожу с тобой: мы встречаемся, как обычные люди, и путешествуем по миру как ненормальные. Когда появляется Брук, мы с ней отправляемся домой, но потом я снова возвращаюсь. И буду возвращаться до тех пор, пока совсем не надоем тебе.
Он отклоняется назад и пытается понять выражение моего лица.
До этого момента мне все казалось простым, но сейчас, когда он вынуждает меня задуматься над этим всерьез, начинаю понимать, насколько важно мое решение. Итак, у меня два будущих: первое – безопасная, но прозаичная жизнь, которая так хорошо мне знакома; и второе – заполненное приключениями, но в котором нет определенности. Он покажет мне мир, но уедет. Будет время, когда мы будем вместе, но будет и время, когда мы будем врозь – разделенные не только расстоянием, но и двумя десятилетиями. Мое разумное «я» говорит, что я должна выбрать безопасный маршрут, как бы непривлекательно это не звучало. И когда смотрю в его глаза, почти убеждаюсь в этом решении. Но остается еще одна вещь, которую мне нужно понять.
– Знаешь, чего я не понимаю. Зачем тебе менять свою жизнь, чтобы быть со мной?
– Потому что ты… – Беннетт замолкает. Делает глубокий вдох. И начинает снова. – Мне понравилась твоя тяга к приключениям. И я подумал, что было бы здорово, отвезти тебя туда, где ты еще никогда не бывала. Но сейчас появилось еще кое-что. Я просто хочу узнать тебя поближе.
Его слова заставляют мое сердце биться чаще, закрываю глаза и глубоко вдыхаю. А когда открываю их, он все еще внимательно смотрит на меня.
– Но разве ты не говорил как-то, что это плохая идея?
Он тихонько смеется.
– Думаю, да.
– И, пожалуй, ты был прав.
– А я говорил тебе.
– И, тем не менее, я выбираю второй вариант.
– Уверена?
– Да.
Беннетт расплывается в широчайшей улыбке, он крепче притягивает меня к себе и начинает целовать, его поцелуй теплый, сладкий и длящийся так долго, что кажется просто бесконечным, теперь я лишний раз убеждаюсь – вот то, чего я хочу.
И еще я помню папину просьбу, нужно пригласить его на ужин, потому что теперь сомнений больше не оставалось – это серьезно.
◄►◄►◄►
Мы продолжаем обмениваться вопросами и по дороге обратно, мы подъезжаем к дому, и у меня в душе появляется ощущение, что я достигла невозможного: теперь я хорошо знаю Беннетта Купера. Он припарковывает джип, я смотрю на свой дом, а в груди у меня все сжимается. Мы провели вместе одиннадцать часов, а я все еще не чувствую, что готова с ним расстаться.
Он заглушает мотор машины и наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я опережаю его и прикладываю палец к его губам.
– Подожди, у меня остался еще один вопрос. – Беннетт останавливается на полпути и ждет продолжения. – Так почему ты все-таки наблюдал за мной на треке Северо-западного университета в тот день, когда ты впервые появился в Уэстлейке?
– Ты опять об этом? – И он откидывается на сидении.
– Ну да. Я ведь так и не получила ответа.
– Но я, правда, не понимаю о чем речь – ни тогда, когда вы с Эммой допрашивали меня в столовой, ни сейчас.
– Это серьезно был не ты?
– Послушай, ты сейчас знаешь обо мне все. И я говорю тебе – меня не было там в тот день. Я до сих пор так ни разу и не побывал на территории Университета. И уж точно мне нечего там делать в 6:30 утра при погоде -30 градусов. Это просто игра твоего воображения. – И он смеется, я хочу верить ему. Все в его словах и взгляде говорит о том, что я могу верить ему. В конце концов, какие у него причины лгать мне сейчас, когда я знаю все.
– Так как я уже не раз отвечал на этот вопрос, то ты имеешь право задать еще один.
Я готова вернуться к нашей игре «вопрос-ответ», поэтому улыбаюсь ему в ответ и придумываю следующий:
– Какое у тебя самое любимое место в мире?
Его лицо расплывается в улыбке, а глаза светятся, когда он начинает рассказывать:
– Это просто. Вернацца. Маленькая рыбацкая деревушка на северо-западе Италии, в Чинкве-Терре, туда можно добраться на поезде – ну, по крайней мере, большинство людей делают именно так. Это самая живописная маленькая деревушка. Узкие мощенные улочки. Разноцветные лодки, пересекающие гавань. Ровные ряды крошечных, ярко выкрашенных домов, спускающихся по склону. Просто незабываемо.
Тут его взгляд падает на мои губы, и он наклоняется ко мне. На этот раз я просто закрываю глаза и жду.
– Тебе там понравится, – шепчет он, и мы целуемся.
◄►◄►◄►
– Я дома! – кричу в сторону гостиной и начинаю подниматься по лестнице, уставшая и ошеломленная. Руки и ноги у меня болят, от новых туфель у меня остались мозоли. Жду, не дождусь, когда попаду под душ, а потом лягу в кровать и усну, думая о Беннетте.
– Анни! Ты можешь подойти? – зовет меня отец, и я иду на звук его голоса. Заворачиваю за угол и вхожу в кухню, увидев меня, мама и папа встают со стульев и подходят ко мне.
Началось!
– Что случилось? – спрашиваю я, ожидая, что сейчас последует лекция о том, что я провела целый день с парнем, которого они даже не знают. Но когда они подходят ближе, я замечаю, что мама плачет.
– Что случилось? – повторяю я и смотрю поочередно то на одного, то на другого. – Что происходит?
– Джастин... – Мама пытается меня обнять, но я отстраняюсь от нее и делаю шаг назад.
– Что такое? Что случилось с Джастином?
Мама в ответ лишь снова плачет, тогда начинает говорить отец:
– Милая, он попал в аварию. Скорее всего, это случилось днем, но нам стало известно только час назад.
– В аварию? Вы уверены?
Мама пытается взять себя в руки, утирает слезы.
– У нас не слишком много информации, дорогая. Кажется, он ехал в город, а какая-то машина проскочила на красный свет. Рейли сейчас в больнице, уверена, что Джастин захочет тебя увидеть, поэтому мы ждали, когда ты вернешься домой, чтобы всем вместе поехать туда.
– А что Джастину в городе понадобилось? У него же даже машины нет.
И тут до меня доходит:
– Боже мой! Он же был с Эммой!
Папа ведет машину, мама сидит на пассажирском сидении, я сзади. За последние 15 миль ни один из нас не произнес ни слова.
Мы едем тем же маршрутом, каким Эмма обычно ездит в город, поэтому я старательно высматриваю на дороге осколки фар. Или крошечные кусочки каленого стекла. Или красный пластик задних фар. Ищу место, где их свидание приобрело новый оборот. Но ничего увидеть не могу.
Мы доезжаем до больницы, и папа высаживает нас у главного входа, а сам отправляется искать место для парковки. Мы с мамой быстро находим родителей Джастина. Когда мы входим в зал ожидания, они встают и идут нам навстречу, глаза у них заплаканные, опухшие, они благодарят нас за то, что мы приехали. Миссис Рейли начинает объяснять, что произошло, и хотя я стою рядом с ней, ее слова не задерживаются у меня в голове – я фиксирую только детали произошедшего. Несчастный случай произошел около двух часов. Они добрались сюда только к половине пятого. Родители девушки приехали сразу же, что очень хорошо, потому что ее состояние было намного хуже. Они сейчас на семнадцатом этаже в палате интенсивной терапии. Ее уже прооперировали, но состояние все еще остается критическим. С Джастином все будет хорошо, но его еще оставляют в больнице под наблюдением.
Видимо мне удалось найти стул, потому что в какой-то момент обнаруживаю, что сижу. Наблюдаю за мамой – она движется, словно в замедленном кино, обнимает миссис Рейли и что-то шепчет ей на ухо.
Внезапно голос миссис Рейли становится на октаву выше, и она произносит:
– Кто? Кто такая Эмма?
Люди, сидящие в приемном покое, поворачивают головы в ее сторону, – как они, наверное, сейчас рады, что здесь хоть что-то происходит, что-то, что позволяет им отвлечься от грустных мыслей, от того, из-за чего они вынуждены сидеть в приемном покое скорой помощи субботним вечером.
– Девушка, которая была с Джастином. Ее зовут Эмма, она лучшая подруга Анны.
Джастин. Эмма. И Джастин. Эмма и Джастин. Не могу дышать. Это не может быть правдой.
Мама продолжает разговаривать с миссис Рейли тихим шепотом, наверное, чтобы я не слышала. Но мне все равно. Все звуки сейчас мне кажутся глухими, словно доносящимися откуда-то издалека.
Спустя несколько минут мама подходит ко мне и садится рядом.
– Дорогая. – Она начинает поглаживать меня по спине. Какой знакомый, любимый жест. С тех пор, как мама использовала его для того, чтобы я заснула, прошло уже много лет.
