Текст книги "В плену красной Луны"
Автор книги: Сьюзен Гастингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
И тут вперед выступили двое мужчин в арабской одежде. В одном из них Дезире узнала тучного торговца коврами, в другом – шейха с автомобилями.
– Нет! – хотела закричать она, но из горла у нее не вылетело ни звука.
У обоих арабов в руках были длинные палки, которые они угрожающе подняли. Аркани подошел к голове одного верблюда, Филипп – другого. Потом оба раба ударили палками животных. Безумная боль пронзила ее тело.
Дезире выпрямилась и проснулась. У ее постели сидел Филипп и тряс ее. Она взмахнула руками.
– Уходи, уходи!
– Дезире, приди в себя, это я, Филипп.
Она уставилась на него, как будто заставляя себя узнать его. Крошечные капельки пота выступили у нее на лбу и верхней губе. Филипп хотел промокнуть их платком, но Дезире отвернулась.
– Ты видела плохой сон, моя дорогая, – сказал он мягко. – Но я тут, тебе не нужно бояться.
Она тяжело вздохнула и опустила голову на подушку. Филипп смотрел на нее, и в чувствах его бушевали озабоченность и гнев. Хотя он никогда не порицал отца Дезире за то, как тот воспитал свою дочь, теперь стало видно, какие семена тот посеял. Филипп считал пагубным то, что тот, еще когда Дезире была ребенком, брал ее с собой в экспедиции и познакомил ее с восточной экзотикой. Дезире впитывала в себя культуры разных народов, и ей ничего не стоило кинуться в безумные и опасные приключения. Старый Этьен заразил ее тем, что во всем мире в земле зарыты нераскрытые сокровища. Нужно их только искать. Он обладал беспокойным духом и передал его девочке. Ее привычка носить порой мужскую одежду была достаточно безобидным отрицанием окружавшей ее обыденности, но, когда она при случае рассказывала о своих экспедициях и раскопках, Филиппа начинала наполнять серьезная озабоченность. Если бы только он не занялся этим проклятым горным проектом в колониях, они давно уже были бы женаты.
Он представил ее в длинном белом платье с романтической вуалью и венком из цветов. Да, будучи его женой, она не ухватилась бы за подобную авантюрную идею и не захотела бы в одиночку одолеть Сахару.
Он нежно обнял ее.
– Знаешь, мы скоро поженимся и вернемся в Париж, там у тебя снова будет налаженная жизнь, и ты забудешь обо всем, что здесь испытала. Конечно, никто не сможет вернуть твоего отца, но теперь у тебя есть я, и я буду о тебе заботиться, защищать и любить тебя.
Дезире подумала. Перед ее глазами засветилась обманчивая картина надежности, к которой она протягивала руки. Налаженная жизнь, за ней ухаживают, служанка гладит ее платья и рубашки Филиппа, а перед домом с грохотом проезжают экипажи, вечером Филипп возвращается домой и приветствует ее нежным поцелуем. Потом они садятся вместе в уютной гостиной, она вышивает подушку, а он листает газеты, которые купил на улице. Служанка приносит им сыр с печеньем и оливками и два стаканчика бордо. Они радуются, потому что долго друг друга не видели. Но откуда же возьмется радость, если все это происходит каждый день?
Девушка провела рукой по глазам, как бы желая стряхнуть с себя дурной сон.
– Ты не хочешь встать? – спросил Филипп. – Я заказал завтрак в комнату. Потом придет модистка и снимет мерку. Она принесет также платья, белье и аксессуары, чтобы ты снова могла выходить на улицу. Остальную часть твоего гардероба мы купим позже.
Она медленно подняла голову, веки у нее были тяжелыми.
– Ты стыдишься выходить со мной на улицу? – спросила она.
Он рассмеялся.
– Где твоя голова? Каждый мужчина завидует мне из-за тебя, а женщины удивленно смотрят тебе вслед. Ты красива и элегантна. В правильном гардеробе.
– А что ты имеешь против этой одежды? Только то, что она принадлежит туземцам?
– Она принадлежит не туземцам, а этим голубым разбойникам. Пока ты ее носишь, ты делаешь себя их сообщницей. – Голос его больше не был мягким и снисходительным, глаза его сверкали.
– Эта одежда более практична для здешнего климата, – тихо возразила Дезире.
Филипп сделал вид, что не слышит ее слов. Он просто должен дать ей еще немного времени.
– Я не хотел бы больше спорить. Вот тебе утренний халатик, который ты можешь сейчас надеть. Я не желаю видеть тебя в этих лохмотьях и прикажу их тут же выбросить.
Она ладонью оперлась о грудь Филиппа и оттолкнула его. Затем поднялась с кровати. Полотенце, которым она прошлым вечером обмоталась, упало. Обнаженная, она прошла через комнату к ванне, в которой все еще была холодная вода. Филипп растерянно смотрел на нее. Он видел изящный изгиб ее позвоночника, напоминавший ему молодую пальму, нежные округлости ее ягодиц, похожие по форме на грушу, длинные стройные ноги. Она наклонилась над грудой ткани, которую сбросила с себя вчера, нашла медальон и нежно погладила его, перед тем как повесить себе на шею. Затем взяла в руки пестрый расшитый кожаный пояс и повязала вокруг себя.
Филипп смотрел на нее горящими глазами. У Дезире была прекрасная грудь средней величины, крепкая, в форме шара, тонкая талия. Маленький треугольник между бедер скрывал ее самую большую тайну, о которой он тосковал все это время. Мужчина тяжело вздохнул и ощутил болезненную эрекцию.
– Дезире, что это такое? – спросил он едва слышно и сжал руки между коленями.
– Гри-гри, – ответила она.
– Гри-гри?
– Злой дух, духи, от которых нужно защищаться.
Он снова тяжело вздохнул.
– Подойти ко мне, – попросил он, корчась от боли.
Она стояла неподвижно.
– Дезире, я не дух, от которого ты должна защищаться. Я люблю тебя, но ты все так осложняешь. Я понимаю, что ты многое пережила, но здесь, со мной, ты в безопасности, пойми это наконец.
Она посмотрела на него и ощутила сострадание. Благодарность за то, что он заботился о ней, и сострадание. Она тщетно пыталась вспомнить чувства, которые прежде испытывала к нему в другом мире. Тем временем земля продолжала вертеться дальше. Сколько раз красная луна поднималась над горизонтом, сколько раз она становилась круглой? Сколько раз жгучее солнце двигалось по голубому небосводу? В пустыне не было времени. Часы, дни, ночи, недели, годы испарялись, как вода после бури в горячем песке пустыни. Оставалась лишь вечность.
Внезапно она почувствовала поражение. В ней поднимался холод, как будто теплое солнце превратилось в лед. Беспомощным жестом девушка подняла руки и опустила их. Голос ее звучал хрипло.
– Филипп, я больше не люблю тебя.
Глава 41
Филипп стоял у окна и смотрел на улицу перед отелем. Он чувствовал себя так, будто его ударили по лицу. Снова и снова он повторял себе, что слова Дезире не соответствуют действительности. Она упорно молчала о том, что произошло за недели ее одиссеи в пустыне. Он считал туарегов способными на все, о чем слышал, и даже больше, его пугало и поведение Дезире. Он был практичным человеком, твердо стоявшим на земле, который восхищался любым техническим прогрессом. Он сам работал на этот прогресс. Однако, когда речь шла о душе и тем более о душе женщины, он полностью капитулировал, ничего не мог поделать.
Собственно говоря, Филипп был рад тому, что Дезире такая жизнерадостная, открытая молодая женщина. Наверное, он не смог бы общаться с девушкой из хорошего дома: робкой и чуждой светского блеска, признававшей только традиционную роль женщины в браке.
Он вспомнил о своей первой встрече с Дезире. Она сидела со своим отцом и двумя другими мужчинами в одном из кафе, которые посещали художники и другие творческие личности. Сначала спорили лишь мужчины, но, после того как отец Дезире, ворча, забился в угол, потому что его аргументы не находили поддержки, слово взяла его дочь. Он наблюдал за ней из-за соседнего стола и, так как она говорила довольно громко, слышал каждое ее слово. Он понятия не имел о греческой философии и поэтической обстановке в античном Карфагене. Он знал только, что Карфаген был разрушен. Однако Дезире спорила так, как будто сама жила последние две тысячи лет и непосредственно наблюдала за мировой историей. Это импонировало ему, очаровало его, и он влюбился в нее совершенно безотчетно. В его глазах она была совсем другой, чем те молодые дамы, с которыми он время от времени знакомился и которых его мать, если бы еще была жива, считала бы подходящими кандидатурами на место его жены.
Конечно, он никогда не ожидал, что Дезире ответит на его ухаживания, он не верил в это даже тогда, когда девушка тоже обратила на него внимание. Их как будто подхватила буря. Сначала Дезире его вообще не замечала, и его первые робкие попытки сблизиться уходили в пустоту.
Это произошло на маленьком приеме в египетском отделе музея. Филипп подкупил куратора, чтобы тот достал ему приглашение. Главной персоной был, конечно, Этьен Монтеспан. Он громко спорил с английским археологом о расшифровке иероглифов, и его нисколько не смущало то, что в комнате было много гостей, разговорам которых они заметно мешали своей дискуссией.
Дезире стояла между учеными. Темпераментный взрыв ее отца, казалось, не производил на нее никакого впечатления. Филипп подошел к ней. Когда он сказал, что он горный инженер, девушка удивленно приподняла брови.
– Ах, вы хотите посмотреть некоторые предметы из Древнего Египта.
Такой реакции он не ожидал и смущенно улыбнулся, чтобы скрыть свое смятение.
– Прошло несколько тысячелетий, уважаемая мадемуазель Монтеспан, человечество достигло громадного технического прогресса. Что могли оставить нам безграмотные египтяне, кроме нескольких нечитаемых письменных знаков?
В то же мгновение он понял, что совершил громадную ошибку, увидев выражение ее лица. Она схватила его за руку и потащила к макету погребальной камеры, ладонью благоговейно дотронувшись до косяка двери.
– Вот, – сказала она, с трудом подавляя волнение. – Совершенная форма косяка двери. Она может выдержать вес в тысячи тонн благодаря гениальной конструкции плоских углов, которые сами по себе перераспределяют вес. Пирамиды до сих пор являются самыми громадными строительными сооружениями на всем земном шаре, и архитекторы того времени – самые гениальные строители. Если вы примените подобные косяки дверей в ваших горных штольнях, то сможете проникнуть на большие глубины. Вот, – и снова хлопнула по дверному косяку, – он выдерживает над собой тысячу метров камней. – Девушка покачала головой и посмотрела на него, сузив глаза. – Они также пришли к идее с заключительным камнем в потолке, и гениальнее этого ничего нет, месье Дюваль. Можете ли вы что-нибудь этому противопоставить? Мы как раз спорим по этому поводу.
– Нет, но я охотно поговорил бы с вами об основополагающих законах статики, – возразил он.
Она минуту смотрела на него, потом снова наклонила голову.
– А я поговорила бы с вами о механике человеческих тел.
Он признал себя побежденным. Она его превзошла. Он был молод, неопытен, идеалистически настроен.
Дезире была молода, немного более опытна и еще более идеалистична.
Свободное воспитание, которое она получила от своего отца, давало ей возможность быстро ориентироваться в любой возникающей ситуации. Дезире не была подходящей хозяйкой для домашнего очага, так по меньшей мере подумал он тогда. С ней можно было завоевать мир. Что он и сделал потом. К своему счастью, он получил место во французской горнодобывающей компании, его жалованье стало регулярным.
Ее увлеченность произведениями Жорж Санд он воспринимал с веселым равнодушием. Когда она порой читала ему отрывки из ее книг, он был даже горд тем, что она немного похожа на эту необыкновенную писательницу.
Это было время бурной влюбленности, когда он терпел все ее капризы, иногда даже находя их очаровательными. Когда он смотрел на ее несколько огрубевшего отца, то ему не казалось чудом, что Дезире похожа на него: ведь она была намного женственнее и привлекательнее. То, что она была необыкновенно красива и изящна и с парижской элегантностью носила даже грязные рабочие брюки, опьяняло его.
Сердце наполнилось горечью, когда он вспомнил об этом. Что же произошло, если их отношения так переменились? Он все еще хотел на ней жениться, он все еще любил ее, однако Дезире полностью изменилась.
Связано ли это с тем, что он был занят горным проектом в Алжире и не мог больше ухаживать за ней так, как раньше? Но Дезире была достаточно самостоятельной, чтобы справиться со всеми делами сама.
А может быть, виной была экспедиция ее отца, в которой ей не позволили принять участие? Этьен, конечно же, знал об опасностях, угрожавших им в Сахаре.
Почему Дезире не уехала назад во Францию, а тайно отправилась на поиски? Почему обманула и обошла его?
Он не находил ответа на эти вопросы. Он долго размышлял и попытался сообразить, не изменился ли он сам каким-либо образом. Но и на это он не нашел никакого указания. Причина была в самой Дезире, и это вызывало у него и озабоченность, и необъяснимый гнев.
На все можно повлиять, как-то изменить, как-то переделать. Он копал глубокие шахты и штольни в скалах, которые существовали миллионы лет, строил мосты над глубокими ущельями, прокладывал железную дорогу в пустыне. Человек меняет окружающий его мир и приспосабливает его к себе. Почему же именно Дезире не стремится к этому?
Филипп уговаривал себя, что ей просто требуется больше времени.
В этот момент модистка показывала Дезире платья, в которых ей можно будет выйти на улицу.
Само собой разумеется, Филипп вышел из комнаты, подобные женские дела его не касаются. Он стоял у окна в отеле и смотрел сквозь полуоткрытые ставни на толкучку на улице.
На Бискре лежал восточный отпечаток, однако в архитектуре недавно построенных общественных зданий, отелей и жилых домов, в магазинах, обрамлявших улицы, в людях, двигавшихся по улицам, все больше и больше чувствовалось французское влияние. Он вспомнил, что во Франции молодых женщин приглашают ехать в колонии, чтобы выйти замуж за французских пионеров, живших там.
Однако Филипп снова хотел вернуться во Францию, закончив свои дела здесь. Алжир не казался ему домом, его домом станет Париж. Ради Дезире. Ее место было в Париже и даже не в Провансе. Свою страсть к востоку она может удовлетворять в парижском музее.
Со смертью отца, вероятно, будет покончено с ее злосчастными раскопками. Управляя наследием своего отца, она должна принимать участие в выставках, конференциях, научных диспутах, выступать в прессе, а не погребать себя в песке пустыни.
Эта мысль придала ему мужество и надежду на то, что с возвращением в Париж все снова встанет на свои места. Он отправил телеграмму в Алжир о том, что хочет получить отпуск, чтобы проводить Дезире в Париж. Может быть, его место отдадут другому инженеру, но, даже если он потеряет свою работу, Дезире для него важнее.
Он решил пойти в кафе, пока модистка будет обслуживать Дезире, так как знал по опыту, что может пройти довольно много времени, пока женщина решится купить то или иное платье, ту или иную шляпку. Он сможет не спеша выпить чашку кофе.
Филипп выбрал французское кафе на площади, сел за столик под навесом и велел принести официанту арабский мокко и французскую газету.
Уже на первой странице ему бросился в глаза большой заголовок. «Нападение на гарнизон в Уаргле».
С нехорошим чувством он пробежал статью глазами. Туареги объединились для нападения. В последние годы периодически случались кровавые нападения голубых разбойников, но никогда еще они не нападали таким большим войском. Они предпочитали открытую борьбу, что вызывало восхищение их мужеством даже у некоторых французов. Но это всегда были небольшие столкновения, во время которых французская армия одерживала победу.
На этот раз вышло по-иному. Кому-то из князей, казалось, удалось объединить отдельные племена. Они постоянно ссорились друг с другом, и этим разбойникам пустыни ничего не стоило напасть на соседние племена и похитить их стада и рабов. Они называли это почетными набегами, а теперь, похоже, объединились, чего не мог предположить ни один француз. Собственно говоря, даже большее число воинов пустыни не представляло проблему для хорошо вооруженной французской армии.
Но на этот раз туареги изменили свою боевую тактику. Они нападали ночью, постоянно отступали и снова нападали. Они боролись, как шакалы. Это было ново.
Статью заключали строчки о том, что песок пустыни стал красным от крови туарегов и французская колониальная власть держит ситуацию под контролем, но Филипп не мог успокоиться. Завтра утром он отправится с Дезире в Алжир. По железной дороге – это быстро и надежно. Он выпил кофе, пролистал газету и бросил монету на стол. Потом заторопился к вокзалу, чтобы удостовериться в том, что на следующий день в Константину идет поезд.
Модистка явно выложила все свои запасы. Комната Дезире выглядела как настоящий базар. Дама привезла с собой даже несколько манекенов и теперь, не прекращая, болтала с Дезире.
– Я утверждаю, что могу предложить последние французские модели. Только посмотрите вот на эту. Да-да, вы правильно услышали: это модель, потому что второго такого экземпляра нет. Сегодня гардероб изготовляется на фабрике, но мои – только ручной работы. Такую вещь вы и в Париже вряд ли найдете. А если и найдете, то там это будет невероятно дорого. Обратите внимание на эту низкую талию. Конечно же, все женские округлости подчеркиваются соответствующей набивкой и складками, выглядит все это действительно красиво, а вы еще такая молодая женщина, что вам не стоит скрывать свои прелести. – Она громко рассмеялась над собственной шуткой. – Посмотрите только на рукава. Это последний писк парижской моды. Рукава в форме булавы, как их называют. Плечи подчеркиваются, и к ним гармонично подходит эта форма рукавов. Ко всему этому широкий воротник с тончайшей вышивкой. Важна тонкая талия, само собой разумеется, ее зашнуровывают.
Женщина положила перед Дезире несколько корсетов.
– Юбка в форме колокола, позади собрана в складки. – Она достала из громадной коробки широкополую шляпу со страусовыми перьями. – Это последняя парижская мода. Благодаря нашим колониям мы можем посылать перья страусов на родину, но здесь, – она лукаво улыбнулась, – перья из первых рук. Шляпе далеко не пришлось ехать. Только посмотрите на качество. К ней еще светлый солнечный зонтик, вот.
Из горы картонок с обувью она выискала ботинки из тончайшей кожи.
– Вот это особенно красивая пара, – похвалила она.
Дезире молча смотрела на горы шляп, платьев, корсетов и белья, как будто все это она видела первый раз в своей жизни.
– Ах, я глупышка. – Женщина хихикнула. – Нам нельзя забывать те вещи, о которых не говорят вслух. Может быть, вам подойдут эти панталоны, которые внизу застегиваются на пуговичках? Конечно, они тоже украшены вышивкой, а этот клапан с пуговичкой – для определенных потребностей.
Она снова закудахтала, как суетливая курица. Одежда лежала на всех стульях и на кровати. В комнате стояли четыре манекена, на полу высилась гора коробок с обувью и шляпами.
Дезире сидела на краешке единственного незанятого стула и с удивлением следила за лихорадочной деятельностью модистки.
– Ну, что вы выбрали?
Дезире подняла глаза.
– У вас есть платье «реформ»?
На одну минуту стало так тихо, что было бы слышно даже падение булавки, затем мадам глотнула воздуха.
– Платье «реформ»? – выдавила она. Лицо ее выражало ужас. – Господи, как только вам в голову пришла эта мысль? Это же верх безвкусицы и безнравственности. Вы не хотите зашнуровывать талию?
– Нет, – ответила Дезире. – В этих широтах опасно для жизни, если легкие не смогут свободно дышать.
– Ваш супруг сказал, что вы немедленно возвращаетесь в Париж, – с обидой возразила модистка. – Я предлагаю вам превосходный гардероб, в котором вы можете показаться в любом французском салоне.
Дезире удивленно качнула головой.
– Мой супруг?
– Я разговаривала с ним, до того как подняться к вам. Он объяснил мне, что он ценит.
– Что он ценит, – тихо повторила Дезире. – Это явно не то, что ценю я. Платье должно быть удобным, а корсет я вообще не ношу.
Модистка растерянно посмотрела на нее, потом решительно покачала головой.
– То, что вы хотите, безнравственно, – разозлилась она и схватила свои вещи. – Думаю, что не могу вам помочь.
В дверь робко постучали.
– Мне можно войти? – спросил Филипп.
Модистка распахнула дверь.
– Я собираюсь уходить, – разъяренно фыркнула она. – Я принесла все, что сшито по самой последней парижской моде, все ручной работы с прекрасными страусовыми перьями. – Слезы подступили к глазам. – Но вашей супруге ничего не нравится. Она требует платье «реформ». – Модистка всхлипнула. – Я, к сожалению, не могу его предложить. У нас приличный салон мод, – она сверкнула глазами на Филиппа, – да и вы при этом произвели на меня впечатление серьезного человека. Я не знала, что столкнусь здесь с извращенными нравами.
– Подождите, подождите, – попытался успокоить Филипп взволнованную женщину. – Здесь, безусловно, какая-то ошибка. Конечно, моя жена любит платья, а если она сама не выберет, так это сделаю я.
Он бросил на Дезире укоризненный взгляд, который та даже не заметила.
Филипп принялся торопливо рыться в куче платьев.
– Вот это в качестве дорожного платья, а это для прогулок, шляпы к ним вы можете выбрать сами. – Он повернулся к Дезире, неподвижно сидевшей на стуле. – Твоему детскому упрямству в этом случае больше не поможешь.
Мадам смущенно кашлянула.
– А как быть с корсетом и нижним бельем?
– О господи, выберите сами, – невольно вырвалось у него. – Вы же видите, что моя жена не в состоянии это сделать.
Модистка пожала плечами и вытащила выбранные ею вещи, несколько смущенно засунув между ними предметы дамского туалета, название которых не произносилось.
– Я пришлю вам счет, – пробормотала она и поторопилась выйти из комнаты. – Мои помощники заберут через час оставшиеся вещи.
– Дезире, ты можешь сказать, что я тебе, собственно говоря, сделал плохого и почему ты так со мной обращаешься? Я желаю тебе только самого хорошего, хочу, чтобы ты снова была счастлива, чтобы ты снова стала нормальной, потому что твое поведение сейчас ненормально. Ты не хочешь даже одеваться соответствующим образом.
Действительно, она до сих пор сидела в утреннем халатике, который принес Филипп.
Девушка подняла на него глаза. Он, не прекращая, шагал по комнате взад и вперед.
– Почему ты назвал меня своей женой? – спросила она тихо.
Он мгновенно остановился.
– Что?
– Почему ты называешь меня своей женой? – повторила она.
– Потому что в принципе ты и есть моя жена. Мы должны были давно пожениться, теперь я это понимаю. Тогда, вероятно, ничего бы такого и не приключилось. Мы поженимся в самое ближайшее время, как только приедем в Париж.
– В Париж?
– В Париж, – подтвердил он. – Мы едем завтра.
Глава 42
Филипп велел принести завтрак в номер. Конечно, он мог бы сейчас отправиться с Дезире позавтракать на террасе отеля, но девушке не хотелось выходить на люди. Он должен был помочь ей одеться, при этом настоял на том, чтобы она зашнуровала корсет. Сейчас наступил момент, когда он принял на себя полную ответственность за Дезире. Она была совсем одна на свете, как и он сам. Они еще не венчались в церкви, но ему это было безразлично, он считал Дезире своей женой.
Ночь они провели раздельно: Дезире в постели, а Филипп на слишком коротком канапе. Дезире не могла вынести физической близости с ним, и он пришел к горькому выводу, что ее изнасиловали туареги. Надеясь, что это останется без последствий, он собирался упорно делать все, чтобы она оправилась. Как со всем этим справиться, страдалец еще не знал. Вероятно, надо просто заставить ее забыть о прошлом.
Раньше у них была богатая сексуальная жизнь и они проводили вместе очень волнующие ночи. Филипп не был пуританином, да и вообще не был человеком строгой морали. Он сможет простить ей все.
Дезире едва прикоснулась к еде. Корсет не давал ей дышать, сдавливал ребра и живот так, что все болело. Она не знала, как перенесет железную дорогу.
На мгновение у нее закружилась голова, и она вцепилась в край стола. Железная дорога унесет ее из пустыни. Это будет окончательное прощание. Все в ней противилось этому. Разве можно просто так уйти и все оставить позади себя, как будто ничего и не было?
Девушка встала из-за стола и подошла к окну. Надавила руками на высокие ставни, которые не давали дневной жаре проникнуть в комнату. Они мимолетно напомнили ей о ее хорошенькой квартире на рю де Вуазин в Париже. Там тоже были высокие узкие ставни.
На улице уже царило оживление. Арабские торговцы бойко предлагали свой товар, по-европейски одетые мужчины куда-то деловито торопились, другие прохаживались со своими супругами или искали кафе.
Кричал упрямый осел, отказываясь тянуть перегруженную повозку, и крестьянин непрерывно разговаривал с ним, как будто мог таким образом убедить его слушаться. Полностью закутанная в покрывало арабская женщина, держа за руки двух детей, торопилась пробраться сквозь толпу. Может быть, дети были больны, и она искала французского врача.
За спиной Дезире слуга убирал стол после завтрака, а горничная застилала постель. Филипп дал обоим чаевые, все это было совершенно нормально.
Девушка закрыла ставни, и комната погрузилась в сумерки.
– Что ты, собственно говоря, ощутил, когда солдаты стреляли в мужчин, женщин и детей? – тихо спросила Дезире.
Филипп беззвучно застонал.
– О господи, Дезире, у меня не было никакого влияния на солдат. Ими командовал лейтенант Пеллегрю. Он не допустил бы вмешательства гражданского лица в свои дела.
– Я спрашиваю тебя, что ты при этом ощутил? – повторила она.
Он беспомощным жестом поднял руки и снова опустил их.
– Ты имеешь в виду, хотел ли я этого. Я бы дал многое, чтобы этого не случилось, но боялся за тебя. Ты это понимаешь?
Она молча покачала головой.
– Нет, не понимаю, – проговорила она спустя некоторое время. – Ты действительно думал, что дети меня спрятали?
Он опустил голову.
– Нет, – признался он. Провел рукой по волосам и бросил на Дезире отчаянный взгляд. – Но что я мог сделать?
Она без слов отвернулась. Он опустился на стул.
– Пойми меня, Дезире, ты исчезла. В Алжире сказали, что ты искала караван, который мог бы отвезти тебя в земли туарегов. Я почти обезумел от страха. Твой отец пропал, а теперь еще и ты. Я расспрашивал всех людей, которые были знакомы с пустыней, но никто не советовал мне искать тебя. Потом я наткнулся на караван-сарай в Туггурте и нашел человека, который был готов отправиться в поисковую экспедицию со своими верблюдами и со своими людьми, но с условием, что нас будут сопровождать солдаты. Я телеграфировал в гарнизон в Уаргле, и они согласились. В Хасси Мессауде мы встретились. Лейтенант Пеллегрю рассказал мне о многочисленных нападениях туарегов и о том, что смертельно опасно появляться в местах их обитания. К сожалению, умиротворение пустыни еще не достигло той точки, чтобы можно было осмелиться на экспедицию в эту область.
– Умиротворение, – фыркнула Дезире. – Ты называешь это умиротворением?
– Пустыню нужно умиротворить, бунтовщиков туарегов необходимо поставить на колени, потому что они без конца нападают на нас.
– На нас? – насмешливо спросила Дезире.
– Да, на нас – французов, арабов, караваны, своих собственных соседей. До тех пор, пока в пустыне туарегов не будет спокойствия, прогресс, который мы приносим в пустыню, будет давать сбой. Я видел проект орошения пустыни, которое заставит ее расцвести, поля с зерном, с хлопком, цветущие сады и, конечно, пастбища для скота. Этим туарегам нужно только работать: провести оросительные каналы, построить цистерны. Тогда им не нужно будет снова передвигаться от одного оазиса к другому.
– Они кочевники, Филипп, и это продолжается много столетий. Ты думаешь, что сможешь сделать их оседлыми, приставив им курок ко лбу. Благородным сословием туарегов являются воины, они не созданы и не готовы к физической работе.
– Прогрессу до этого нет никакого дела, иногда человека нужно принуждать к его счастью.
– Так же, как ты хочешь меня принудить к моему счастью?
– Тебя никто не хочет принуждать, моя дорогая. Раньше мы были очень счастливы друг с другом. Я полагаю, как только мы вернемся в Париж и эта несчастная история останется в прошлом, мы снова будем любить друг друга. – Он подошел к ней и положил руки ей на плечи. В его карих глазах мерцала отчаянная надежда. – Между нами ведь ничего не стоит, Дезире.
– А мертвые туареги? – прошептала она.
– Господи, за что же ты делаешь меня ответственным за действия солдат? Как иначе они могли разузнать, где ты? Эти синие дьяволы прятались за своими покрывалами, смотрели на нас так, что становилось не по себе. Ты знаешь, как они думают, чувствуют, действуют. В любую секунду они могут вытащить свои проклятые мечи, и твоя голова будет лежать рядом с тобой.
– Это тебе рассказал лейтенант Пеллегрю?
– Да, и он привел мне десятки примеров. Он сам присутствовал в Бир эль Гарене. Стычки с туарегами заканчивались всегда одним и тем же.
– Тогда наступило время, когда он может отрапортовать наконец о своем успехе.
– Он и отрапортовал, – сообщил Филипп.
Она приподняла брови.
– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
Она заметила у него в кармане свернутую газету и хотела ее схватить. Он удержал ее руку.
– Нет ничего важного, что тебе необходимо было бы знать.
Она посмотрела на него.
– В таких отношениях, как наши, должно царить доверие. Филипп, о чем ты замалчиваешь?
– Ты разрушила доверие, – невольно вырвалось у него, – но я прощаю тебе это, ты должна теперь думать о будущем, а не о том, что было в прошлом. Забудь обо всем, что было связано с пустыней и туарегами. Я тоже забуду это.
Она отступила на шаг, отвернулась и снова уставилась на окно.
– Как можно забыть того, кто обучал тебя? – произнесла она тихо.
Филипп смотрел на ее прямую спину. Ее зашнурованная талия выглядела такой хрупкой, накладные плечи были неестественно широкими, и высоко поднятые волосы открывали сзади ее белую шею. Теплое чувство охватило его. Он обнял ее и наклонился к ее уху.
– Все прошло, Дезире, все прошло. С сегодняшнего дня для нас начинается новая жизнь. Я оставил свою работу в Алжире, мы вернемся с тобой в Париж и никогда его больше не покинем. Может быть, совершим небольшое путешествие в Прованс, полюбуемся цветущей лавандой или виноградниками. Я уже заранее радуюсь этому.
Она вздрогнула.
– Ты оставил свою работу?
Он, улыбаясь, кивнул.
– Из-за меня?
– Для тебя, – поправил он ее. – Мы никогда больше не расстанемся.
Она прикусила нижнюю губу.
– Ты меня действительно еще любишь, Филипп?
– Да, моя дорогая.
– Будешь ли ты меня любить, если ты узнаешь, что я…
Он приложил свой палец к ее губам.
– Ты не должна мне ничего говорить. Ты многое пережила, и на некоторые ситуации приходится взглянуть по-иному, чем может судить человек со стороны. Ты знаешь, что твой отец поехал в Хоггар через Гадал, ты же отправилась совсем по другому пути.
