Текст книги "В плену красной Луны"
Автор книги: Сьюзен Гастингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
У края оазиса, у подножия дюн, туареги хоронили своих мертвецов. Могилы – простые каменные круги, прикрытые ветками и колючим кустарником,– Дезире раньше вообще не замечала. Девушка услышала плач женщин, молитвы мужчин и однотонное пение знатока Корана. Она остановилась, когда увидела среди траурной процессии Аиссу и Тедест. Несчастная почти физически ощутила их враждебность.
Аисса отвернулась, когда увидела Дезире, а Тедест повернулась к ней. В глазах ее застыли горе, ужас, но вместе с тем и непреклонная гордость. Слезы заструились из глаз Дезире. Она подбежала к Аиссе и бросилась к ее ногам.
– Прости меня, Аисса, прости меня!
Туареги, стоявшие вокруг, отчужденно смотрели на нее. Аисса не шевельнулась. Тогда Тедест наклонилась к Дезире и обняла ее за плечи. Потом подняла ее. Дезире безудержно и отчаянно зарыдала. Тедест беспомощно обернулась в поисках Аркани. Он медленно подошел ближе и со своей стороны поддержал Дезире, затем отвел ее в сторону.
– Почему? – прошептала она бесцветным голосом. – Почему?
Аркани опустил голову.
– Они искали тебя, раскинув лагерь в двух днях пути отсюда.
– Значит, это чистая случайность, что они приехали сюда.
– Нет, этот оазис известен всем бедуинам.
Аркани замолчал. Она схватила его за руку.
– Скажи мне всю правду, Аркани, я должна ее знать.
Он снова поднял голову, его взгляд был обращен куда-то вдаль. Она видела в его глазах бесконечную боль, и это разрывало ей сердце.
– Несколько мужчин моего племени хотели получить за тебя выкуп.
– Я знаю это, – прошептала она. – Одни хотели оставить меня умирать от жажды в пустыне, другие – получить за меня выкуп, но никто не хотел, чтобы я оставалась здесь.
Он не ответил.
– Я не понимаю. Сопровождающие оставили нас в беде, потому что посчитали, что никто не вернется из гор снова, они думали, что нас заберут духи. Почему же они тогда потребовали выкуп?
Он напряженно смотрел вдаль.
– Они не поняли, что произошли изменения. Мир изменился, и эти изменения достигли и туарегов.
– Вы всегда требовали выкуп?
Он отвернулся.
– Нет, наши воины собирали лишь дань с караванов. Это нечто другое. Требования выкупа были духом зла, овладевшим головами некоторых мужчин. Они не сообразили, что тем самым повредят собственному племени.
– Ужасно, – прошептала она, вздрогнув.
– Солдаты подумали, что тебя прячут и хотели найти где. Мой отец, аменокаль, сказал, что ты уехала, они не поверили ему.
– И поэтому они его...
– ...застрелили, – закончил он. – Они застрелили и казнили многих, выбирая по одному: женщину, ребенка, мужчину. Потом снова женщину, ребенка... Затем жгли палатки, пока мы не приехали. Они, вероятно, продолжили бы и дальше, пока не осталось бы никого в живых.
Дезире с болью выпрямилась.
– Почему ты не борешься? Почему вы не обороняетесь?
– Борьба имеет смысл только тогда, когда силы равны, – возразил он.
Она крепко ухватилась за его гандуру и умоляюще посмотрела на него.
– Итак, вы признаете себя побежденными?
– Аменокаль мертв, оружие должно молчать.
– Как долго?
– До того, пока не выберут нового аменокаля.
Разочарованная, она отвернулась. Филипп ждал рядом с верблюдом, который встал на колени.
– Туарег никогда не расстается со своим мечом, а также с образом женщины, которую любит, – тихо произнес Аркани.
Дезире пыталась овладеть собой. Она заметила нетерпеливое движение руки Филиппа. Верховые верблюды под солдатами также пританцовывали и были явно обеспокоены. Лейтенант выкрикивал какие-то бессмысленные приказы. На одно мгновение ею овладело желание броситься на песок и превратиться в камень, у нее больше не было слез. Только свободные люди могут выжить в пустыне, люди, которые не знают никаких границ и никакого диктата. Все знание об этом враждебном жизни мире в пустыне объединилось в народе под голубыми покрывалами. Все остальное было здесь не к месту.
– Я не поеду, – сказала она твердо. – Я никогда не рассматривала себя в качестве твоей пленницы или заложницы.
– Они заставят тебя.
– Они не смогут, – резко возразила она.
– У них нет чести. Они убили женщин и детей.
– Я не хотела этого, я никогда не хотела причинить кому-либо горе.
Она повернусь к Аиссе, схватила ее руки и прижалась к ним лицом.
– Аисса, ты приняла меня в свою палатку, которую делила со мной до тех пор, пока я не выздоровела. Твоя забота, твой уход, твое понимание... Таниммерт. Тедест, ты была мне почти подругой. Я знаю, вы не понимаете меня, и у меня не было достаточно времени, чтобы выучить ваш язык. Я отдам остаток своей жизни за то, чтобы остаться с вами, делить вашу жизнь, понимать вас. Мне ужасно жаль. Мне очень стыдно. Эти люди пришли из моей страны, я полагала, они думают и чувствуют, как я. Но это оказалось неверным. Это не мой мир. Я не хочу снова возвращаться в него!
Ее отчаянный крик огласил дюны.
– Кемтелеллит. – Тихий голос Аркани разрезал ей сердце. – Ты свободна.
На одно мгновение она зашаталась. Народ Аркани мог обрести мир только тогда, когда она уйдет с солдатами. Стряслась слишком большая беда.
С опущенной головой, спотыкаясь, она подошла к терпеливо ждавшему верблюду. Филипп помог ей забраться в седло.
Выкрикивая громкие приказы, к группе подскакал лейтенант. Медленно сформировался караван. Темнокожие воины, служившие у французов в качестве наемников, пытались придерживаться какого-то порядка. Давалось им это с трудом. Отряд двинулся к гребням дюн, окружавших оазис.
Дезире не могла заставить себя обернуться. Она оставляла позади себя людей, которые спасли ей жизнь. Она оставляла позади себя людей, которые стали ее друзьями. Она оставляла позади себя людей, которых начинала понимать. Она оставляла позади себя людей, которые погибли из-за нее. Она оставляла позади себя свою любовь.
На западе виднелся последний кусочек плачущего солнца. Потом светило, полное стыда, скрыло свой лик в темной пропасти за горизонтом.
Внезапно Дезире выпрямилась в своем седле, обернулась и приставила руки ко рту, как рупор.
– Аркани! Терар кай!
Глава 34
С бесконечной монотонностью караван двигался на север. Мягкими экономными движениями вьючные верховые верблюды шли, как живая цепь. Они оставляли после себя следы в песке, быстро заносимые ветром. Если бы не лейтенант Пеллегрю, который постоянно выкрикивал какие-то приказы и нарушал с таким трудом поддерживаемый порядок в караване, вообще не было бы никакой смены событий. Солдаты часто ругались, проклиная жару, жажду, песок и непокорных дромедаров.
Вечером лейтенант присоединился к Дезире и Филиппу. Дезире и физически, и душевно было невыносимо. Лейтенант постоянно носил при себе короткую кожаную плеть, почти непрерывно стуча ее рукояткой по своей левой ладони. Маленькие голубые узко поставленные глаза придавали его лицу обезьянье выражение.
– Я и в самом деле любопытствовал, как выглядит та безумная мадемуазель, ради которой мы предприняли всю экспедицию, – проговорил он с кривой усмешкой. – Хотя я очень давно отучился от любопытства.
Дезире отвернулась, чтобы не видеть его. Ему, казалось, не мешало, что она не желает с ним общаться. Он без приглашения уселся около их маленького костра.
– Итак, вы одна из этих современных грабителей могил, которые ищут в песке давно сгнившие трупы. – Он снова ухмыльнулся. – Я не понимаю, что в них интересного, чтобы подвергать себя такой опасности. – Он слегка качнул головой, уставившись на огонь. – Смешно, но я делаю совсем противоположное: загоняю людей под землю.
Он рассмеялся. Дезире неожиданно выпрямилась и тихо застонала.
– Вы же видите, что моей невесте нехорошо, лейтенант. Ей нужен покой.
Пеллегрю бросил на Дезире быстрый взгляд.
– Она все-таки прошла через голубой ад, – заметил он. – Тут нужно проявить большую выдержку. В любом случае, я рад, что мы нашли ее живой. Это принесет мне больше плюсов, чем мертвая француженка.
Дезире демонстративно закрыла лицо покрывалом. Филипп схватил ее за руку, зло взглянув на лейтенанта.
– Я прошу вас, оставьте нас в покое.
Пеллегрю поднялся.
– Тем не менее, она жива, – повторил он. – Не забудьте об этом, пожалуйста, когда будете благодарить моего генерала.
И пошел прочь.
Дезире пожалела, что у нее нет с собой кинжала, который она могла бы сейчас вонзить ему в спину. Девушка свернулась калачиком и натянула одеяло себе на голову.
Во время поездки она все время ощущала страшный запах сожженных палаток из колеи и видела окаменевшие лица людей в лагере. Закрыв лицо, девушка словно отделила себя от окружающих, как будто этим могла выразить свою обиду.
Сердце у нее заледенело. Она чувствовала себя бесконечно виноватой, с ужасом понимая, что изменить что-либо невозможно. Аркани был прав: она пленница своего собственного мира.
Девушка спросила себя, что ожидает ее в конце долгого путешествия. Сначала она представила себе ванну. Ей казалось, что она ощущает аромат розового масла в воде. Мягкий диван, обильная еда, которую ей сервирует служанка. Болтливые соседки, которые посетят ее за чашкой кофе.
Она подумала о прямых мощеных улицах. Мир, устроенный в определенном порядке, с углами, закоулками, стенами, светскими условностями. Все вокруг нее навязывают ей свою волю: каждая улица, каждый угол, каждая стена.
Воспаленными глазами она уставилась на Филиппа, сидевшего на качающейся спине верблюда. Он представлял собой жалкое зрелище. В пустыне ему было не место.
Филипп тоже был пленником своего мира, который он ценил превыше всего. Она не имела права его в этом упрекать: он не мог противоборствовать ему. Каждый был пленником своего мира. Но пусть он освободит ее!
Она бросила взгляд на пустыню, такую знакомую – с просторами, тишиной, суровой красотой. Пустыня сосредоточивалась на самом существенном. Она завышала заслуги и ухудшала ошибки, была садом Аллаха, из которого удаляется все лишнее. Здесь человек познавал самого себя. Все библейские отшельники шли в пустыню, чтобы получить облегчение.
– Освободи меня, – были первые слова Дезире вечером после шести дней их путешествия. Филипп втайне вздохнул. Казалось, она постепенно преодолевает свой шок.
– Ты свободна, – мягко напомнил он ей.
– Нет, я не свободна, – возразила она. – Ты поймал меня и увозишь в свой мир. Я не хочу туда.
– Дезире, у тебя шок, поэтому ты не понимаешь, что говоришь. Как ужасно, должно быть, жить среди этих дикарей.
– Ты говоришь так, как будто они совсем не люди, – с возмущением выдохнула она.
– Они не цивилизованны. С ними ничего не сделаешь, они не годятся даже для работы в рудниках или на железнодорожных путях. У них архаичный кастовый порядок, они непредсказуемы, и это делает их очень опасными.
– Они представляют собой народ, разве ты не можешь это понять?
Он покачал головой.
– Как ты думаешь, почему Алжир является французской колонией? Для того, чтобы страна и ее жители могли существовать в мире.
– Внешне Алжир может находиться в руках Франции, но никакой ассимиляции местного населения нет. Они живут по своим собственным законам и правилам, которые ты не понимаешь.
– Все это изменится, – возразил он. – Страна большая, а местные жители строптивы. Нужно создать инфраструктуру со строгой дисциплиной. Управление, обязательное школьное обучение, военная служба, религия – все это должно находиться под руководством французов. Тогда эти нецивилизованные варвары в пустыне скоро поймут, что их дело проиграно. Но ты не должна ломать над этим голову. Для политики есть политики.
– Ты действительно веришь в то, что говоришь? – спросила она и посмотрела на него, как на противное насекомое.
– Вера – это для религиозных людей. Я, конечно, так же верю в дело Франции, как любой настоящий француз, однако я не вмешиваюсь в политику, в которой ничего не понимаю. Я инженер и разбираюсь в рудниках, мостах и железной дороге, я хочу сделать что-нибудь для освоения этой страны.
– Но ты исключаешь из этого процесса людей этой страны, – возмутилась она.
Он с глубокой неясностью посмотрел на нее.
– Ты бежишь за мечтой, за утопией. Все люди никогда не могут быть равными.
– Но разве это не наш важнейший принцип? Свобода, равенство, братство?
– Конечно, так, но для Франции.
– Почему же не для всех людей?
Филипп прислонился к седлу верблюда и снисходительно улыбнулся ей.
– Никто не запрещает тебе мечтать о лучшем мире, но, пожалуйста, оставь его в мечтах, в действительности нужно быть реалистами.
Дезире расстроенно замолчала. Все ее аргументы отскакивали от Филиппа. Вероятно, можно было лишь мечтать о том, что Филипп освободит ее от своего давления. Это было так же далеко от его намерений, как линия горизонта.
Между солдатами разгорелась ссора. Чем дольше длилось путешествие, тем становилось хуже. Даже приказы, которые без конца отдавал лейтенант, мало что могли изменить. Вид винтовок все время болезненно напоминал Дезире о происшедшем в лагере кочевников. Она чувствовала себя ужасно. Лейтенант Пеллегрю был крайне неприятен ей.
– Разве эта военная экспедиция была необходима?
– Глупышка, – ответил Филипп, качая головой. – Туареги – опасные разбойники. Они нападают на караваны, накладывают налоги на работорговлю и сами превращают этих жалких созданий в рабов. Они не останавливаются даже перед людьми родственных племен, нападают на них, грабят их скот и убивают их женщин.
– Нет, никогда, – резко возразила Дезире. – Они не трогают женщин, даже жен своих врагов. Все, что они делают, носит печать благородства.
Филипп громко рассмеялся.
– Ты и в самом деле размечталась, маленькая глупышка. Каким образом нападение может носить печать благородства? Ты не должна позволить их манерам ослепить себя. Единственный язык, который они понимают, это сила.
– Что сделали тебе невинные женщины и дети, которых велел убить этот ужасный вояка?
Он бросил на нее непонимающий взгляд.
– Из каждого ребенка вырастет новый разбойник. Они знают только войну и набеги. Подобное зло необходимо уничтожить, как заразное животное.
Дезире сжала губы. Филипп говорил о туарегах, как будто они были вредными насекомыми. Боль охватила ее с новой силой.
– Именно к таким тебе и пришлось попасть в руки, – продолжил Филипп. – Я так рад, что с тобой ничего не случилось. С тобой ведь ничего не случилось, правда?
Он окинул ее недоверчивым взглядом.
– Что со мной могло случиться? – гневно спросила она. – Честь для них превыше всего, и их чести повредило бы, если бы они нанесли вред женщине.
– Это, вероятно, относится к их собственным женщинам, Дезире. Но ты ведь француженка, у тебя светлая кожа, ты блондинка. Они ведь как звери.
– Откуда ты это знаешь? Ты с ними знаком?
– Господи упаси! Я совсем не хочу с ними знакомиться.
С притворным интересом он наблюдал за тем, как погонщики верблюдов ухаживают за животными и чистят их седла и поводья, наполняют бурдюки водой и упаковывают продукты.
– Завтра мы поедем дальше до Бискры. Там, к счастью, мы снова ступим в цивилизованные области. Потом прокатимся по железной дороге. – Он тихо вздохнул. – У нас не было бы столько сложностей, если бы железнодорожная ветка была протянута дальше на юг. Каким благословением для этого района будет, когда железную дорогу приведут в Тимбукту!
– Ее придется проводить через область туарегов, – возразила Дезире.
– Тем больше оснований покорить их, а то они вместо караванов будут нападать на железную дорогу. К счастью, есть еще такие храбрые мужчины, как лейтенант Пеллегрю, которые знают, что от них требуется. – Он поднялся. – Я проверю еще раз проводника каравана. Он запросил довольно крупную сумму и согласился отправиться к туарегам только тогда, когда я заверил его, что нас будут сопровождать военные. Для лейтенанта Пеллегрю, конечно, было честью освободить француженку. Я думаю, подобный успех очень поспособствует его карьере.
Дезире посмотрела вслед Филиппу. Значит, он не имел ничего против того, чтобы лейтенант строил свою карьеру, убивая детей?
Спустя некоторое время Филипп вернулся и подсел к ней. Он нежно погладил ее щеку и улыбнулся.
– Это был кошмарный сон, – сказал он ей тихо, – но теперь он прошел.
– Филипп, можно тебя кое о чем попросить?
– Обо всем, что ты пожелаешь, – ответил он.
– Давай больше никогда не говорить об этом.
Он долго и задумчиво смотрел на девушку, потом кивнул.
– Не имеет значения: что бы ни случилось, все это уже прошло.
Она прислонилась головой к его плечу, внутренне борясь с собой.
– Спасибо.
В Уаргле солдаты, имевшие там квартиру, отстали от каравана. Дезире была рада этому. У нее вышла крупная ссора с лейтенантом, в которую должен был вмешаться Филипп. Девушка обозвала Пеллегрю мясником, а тот пожаловался Филиппу и потребовал, чтобы он держал свою безумную невесту под замком. За это Дезире жутко обругала его и даже ударила. Если бы у нее в руках было ружье, то она, вероятно, нажала бы на курок.
А потом она снова впала в меланхолию.
«Что я здесь, собственно говоря, делаю? – спрашивала она себя. – Зачем все это?»
Девушка ленивым взглядом окинула караван. Все это были неуклюжие вьючные верблюды с темной шерстью. Аркани объяснил ей, что чем светлее дромедар, тем он благороднее, белые принадлежали князю. Мехари были стройными и элегантными, быстрыми и выносливыми, они были достойны голубых воинов.
В четыре года верблюжонок начинал постигать всю серьезность жизни. Тогда его приучали к седлу, поводьям и веревке. Темных животных использовали только как вьючных, и то необходимо было воспитывать их, чтобы они могли бежать в караване. Самые молодые и менее приученные верблюды должны были идти позади, наиболее опытный верблюд был ведущим. Искусством составления караванов туареги владели в совершенстве. Но еще больше они разбирались в том, как воспитывать благородных животных. Дезире видела, как светились глаза Аркани, когда он говорил о своем стаде.
У туарегов имелось свое название для верблюдов с любым оттенком шерсти. Мехари Аркани назывался «абцав» – животное было почти белым, ацерраф – пестрый верблюд, алемлар – серый верблюд, эберим – желтоватый верблюд. Животное Дезире называлось «эгаде» – у него была чудесная шерсть светло-коричневого цвета.
Она удивилась, что запомнила все названия, бессмысленные для нее и жизненно важные для Аркани.
Аркани! Еще глубже закутавшись в покрывало, она погрузилась в воспоминания о времени, проведенном с Аркани. Первое, что предстало перед ее внутренним взором, когда она подумала о нем, – величественная внешность: развевающаяся верхняя одежда цвета индиго; искусно завязанный тюрбан, концы которого служили покрывалом для лица и окрашивали кожу в синий цвет; невероятно выразительные, необычные серые глаза с золотыми точками; узкие, но такие сильные, нежные, опытные, помогающие и защищающие руки, которые одновременно могли безжалостно взмахнуть красным мечом, чтобы одним ударом снести голову с плеч своего врага. Она слышала его мягкий приглушенный голос, глубокий и таинственный, песни на его родном звучном языке. Она вспомнила его стройное тело с твердыми мускулами в красном свете луны в том незабываемом заколдованном месте. Вспомнила, как омывали его воды таинственного источника. Дезире невероятно тосковала по нему, по его нежности, по его любви.
Да, она была уверена, что Аркани любит ее. Он любит ее, как мужчина любит свою женщину. Потом перед ее глазами возникли другие картины ужаса. Разрушенный лагерь, сожженные палатки, опустошенные поля, молчаливые люди с обвиняющими взглядами, могилы у подножия дюн.
Девушка зарыдала. Потом, выплакав слезы, тихонько уснула прямо на черном верблюде.
Ей снился Париж, рю де Вуазин. Она видела перед собой высокий многоэтажный дом, в котором они жили. Отец сидел в своем кабинете, склонившись с лупой над античными осколками глины, забыв о времени. Сама она стояла в дверях с подносом в руках.
– Отец, ты действительно не хочешь есть?
– Подойди, Дезире, и посмотри. Это и в самом деле один из кувшинов для масла, который египетские жрецы использовали, чтобы бальзамировать умерших. Видишь здесь черного шакала? Это Анубис, бог мертвых. А здесь молено даже рассмотреть остатки высохшего масла...
На улице по мощенной булыжником мостовой проезжали кареты. Одна из них остановилась перед домом, и из нее вышел Филипп. В руках у него был букет цветов.
– Отец, Филипп хочет просить моей руки, – сказала она.
Отец нетерпеливо отмахнулся.
– Да-да, начинайте. Я сейчас приду, только рассмотрю эту ценную вещь...
Дезире со стоном повернулась. Песок скрипел у нее на зубах, и что-то давило ей на грудь. Она должна открыть окно, широко, чтобы вдохнуть воздух, иначе она совсем задохнется.
Париж, бурлящий, живой, большой город, который никогда не спит. Но тут нет мира, нет простора и нет времени. Жизнь в мучительной тесноте и в постоянных ссорах с соседями была изнурительной. Там ее оглушали шум и спешка, крыши закрывали звезды, воздух в комнатах был затхлым и спертым. Никакой ветер не приносил жары или прохлады. Проблемы возникали как бы сами по себе – в переулках и на улицах, в домах и общественных зданиях.
Там не было ничего из того, что в изобилии имелось здесь, в пустыне: время, мир и возможность найти самого себя. Она могла здесь направить взгляд вдаль и наблюдать окружающую природу, странным образом сформированные ветром камни, движущиеся дюны с острыми гребнями или отдельные песчинки, видеть на песке след жука или змеи, подумать о себе самой и обо всем, что приносит душе счастье.
Девушка вздрогнула и уставилась в темноту. Солдаты на карауле сидели у костра и тихо беседовали. Караванщики удобно устроились около своих животных. Она почувствовала руку Филиппа.
– Ты видела плохой сон, малышка? – Голос у него был мягким и озабоченным.
Со стоном она снова опустилась на одеяло. Филипп был рядом с ней.
Она любила Филиппа. Она лгала Филиппу. Она обманула Филиппа. Здесь не было его вины. Он беспокоился о ней. Он оплатил караван, чтобы найти ее, и сам отправился в это опасное путешествие в неизвестное. Он захватил с собой солдат. В чем была его ошибка? В том, что он был французом.
– Мой отец умер, – сказала она без предисловия.
Филипп замер. Затем склонился над ней и погладил ее плечо.
– Может быть, тебе не следует думать об этом сейчас.
– Я видела, как он умер, – продолжала она твердым голосом. – На моих глазах он упал мертвым с дерева. Он сам застрелил себя последней пулей из ружья. Я почти добралась до него через сотни километров, через горы, море, пустыню. На скалах были картины. Животные, стада крупного рогатого скота, антилопы и люди, странные люди, которые танцевали или боролись. Я вижу отца перед собой на дереве. Кель эссоуф уже тянули его в свое царство. Они хозяйничают там, между черными скалами, где в давние времена однажды бушевал вулкан... Он находился на расстоянии вытянутой руки от меня... И вдруг он упал к моим ногам мертвый. Маленькая дырка во лбу... Может быть, духи снова вылетели из нее. Он выглядел таким спокойным, когда лежал там. Я похоронила его голыми руками. Теперь он сам стал духом, кочевником, который прибыл к концу своего путешествия. – Она взглянула на небо. – Там, наверху, – прошептала она, будто говоря сама с собой, и указала на звезды. – Вон у той большой звезды. Оттуда светятся его глаза, а звезда под ними – это его сердце.
Слезы беззвучно бежали по ее щекам.
– Аркани рассказал мне одну историю. Знаешь ли, туареги рассказывают много историй. Иногда они их придумывают, один начинает, другой продолжает и так даже. В историях речь идет о жизни в пустыне, об уроках, которые преподносит им пустыня, о любви и смерти. О девушке, которую хотели выдать замуж за другого, а не за того, кого она любила. Ее привязали между верблюдами, однако любовь дала ей силу, и верблюды не смогли ее разорвать. Любовь сильнее смерти... слышишь? Сильнее смерти... «Никогда не забывай этого, Дезире». Так говорил Аркани.
Филипп молча отвернулся.
Глава 35
Собрание благородных началось. На этот раз в необычной обстановке. Тут были не только мальчики-подростки, которые почтительно прислуживали старым членам совета, готовя им чай. Присутствовали также женщины, которые напряженно вслушивались в диспут мужчин.
Аменокаль был мертв. Нужно было выбрать нового князя племени.
– Мы послали гонцов ко всем лагерям кочевников, – сказал Махмуд. – Когда прибудут посланцы от других племен, будет выбран новый аменокаль.
Он поднял глаза и проницательно посмотрел на Аркани.
– Ты, конечно же, будешь участвовать в выборах.
Аркани сидел неподвижно, положив руки на колени.
Никто не мог понять по его лицу, о чем он думает.
– Кала кала[22], – произнес он внезапно.
Это слово, собственно говоря, не употреблялось в повседневном языке туарегов.
Собравшиеся оцепенели от ужаса, и минуту царило гробовое молчание. Через мгновение тишину взорвал шквал возмущенных голосов.
Аркани повелительно поднял руки и потребовал, чтобы присутствующие замолчали. Постепенно ропот членов совета и зрителей смолк. Они только что стали свидетелями чудовищного события: Аркани сошел с ума.
Он оглядел всех по очереди. Глаза мужчин были прикованы к нему. Он не терял своих величественных манер, в нем не было признаков неуверенности.
– Я не могу продолжать жить просто так, как будто ничего не случилось, – проговорил он. – Я не хочу более прятать мой позор и мой гнев под своим тугулмустом. Теперь я знаю, что нам необходимо преодолеть нашу гордость.
Он вышел из круга и подошел к своей матери. Ее взгляд, исполненный боли, встретился с его взглядом.
– Если ты просто так уйдешь, ты пропадешь, мой сын.
– Это случилось, потому что она была здесь, – вставил Махмуд. – Разве ты это забыл?
Аркани снова огляделся.
– Я ничего не забыл, совсем ничего. Я не забыл ничего из того, что каждый из вас подумал, сказал, сделал.
– Ты не забыл, что приходили солдаты и убили мужчин, сделав женщин вдовами, а детей – сиротами?
– Я ничего не забыл, моя мать тоже стала вдовой.
– Тем не менее ты хочешь уйти?
– Эоулла, мое решение твердо.
– Это не решение для нашего племени, а только твое собственное. Ты хочешь иметь эту женщину, больше ничего.
– Нет, я должен вести борьбу. Ты скоро это поймешь.
– Это твоя борьба Аркани, не наша. Ты не хочешь ничего, кроме мести. Если ты снова приведешь сюда эту женщину, ты приведешь с ней несчастье.
Аркани в гневе воскликнул:
– Не эта женщина принесла несчастье, а ваша жадность к выкупу. Это было бесчестным, только это и вызвало несчастье. – Глаза его гневно сверкали. – Это не было волей аменокаля.
– А теперь ты боишься взять на себя ответственность, – насмешливо проговорил Махмуд.
– Ни в коем случае, – возразил Аркани. – Есть достаточно подходящих кандидатов. Вы точно знаете, что преемник аменокаля должен происходить по материнской линии. Так как у моего отца нет больше младших братьев, то следующим будет Моусса.
Это вызвало смех. Моуссе только что исполнилось пятнадцать лет. Он был красивым мальчиком, но еще должен был показать себя во всех испытаниях.
– А как же Джераб, Умелькир, Сиди, Элиас, Ибрахим, Катабу, Измарель, Бахир, Каду? Они все происходят по материнской линии аменокаля.
Махмуд отмахнулся.
– Мы предложим подходящих кандидатов, Аркани, но ты сам знаешь, что ты самый подходящий. Ты один доказал себя как в борьбе, так и в поэзии. Твоя красота и твоя смелость, твоя величавость и твое мужество прославлены и известны далеко за границами нашего племени. Твои ум, щедрость и скромность, выдержка и красноречие опережают ветер. Кто равен тебе?
– Но теперь вы не со мной. Вы не одобряете то, что является моей волей. Как я могу тогда быть вашим аменокалем?
Внезапно из рядов молчаливых слушателей выступила женщина. Это была Аисса.
– Не принято, чтобы женщина возвышала свой голос и вмешивалась в диспут членов совета, – скромно сказала она. – Тем не менее я осмеливаюсь на это, потому что есть важные вещи, которые должны быть приняты во внимание. Вы говорите, виновата чужая женщина, вы говорите, Аркани бежит за этой чужой женщиной, вы говорите, она принесет несчастье, вы говорите, это дело Аркани, вы говорите, он повредит этим своему племени и своему роду. Ненависть ко всему чужому мутит ваш взор. Это французы достойны проклятия. Они убили наших мужчин, женщин и детей. Это дьяволы, с которыми нужно бороться. Однако они сделали еще и нечто другое: они опозорили наше гостеприимство – одну из наших важнейших добродетелей.
– Никто и не рассматривал их как гостей, – прервал ее Акамук, и тут же присутствующие негодующе посмотрели на него.
Аисса не позволила сбить себя с толку.
– Под нашим гостем я понимаю не французов, а Дезире.
Удивленный ропот пробежал по кругу. Аисса приложила руку к своей груди.
– Это была моя палатка, в которой я приютила Дезире, она спала на моей постели. Я заботилась о ней, она ела мой хлеб и пила мою воду. Была моей гостьей, пока жила в нашем лагере, и была моей гостьей, пока скакала рядом с Аркани. Эти французы вырвали ее у нас, вынудили ее поехать с ними. Они попрали ногами гостеприимство, уведя нашу гостью. Поэтому они должны быть наказаны. Они заслуживают смерти, потому что они дьяволы.
Одобрительный шепот перешел в бурю.
Аисса возвысила голос:
– Разве вы забыли, что мой отец тоже был аменокалем? Только потому, что его материнская линия вымерла из-за ужасного голода после нашествия саранчи, аменокалем был избран член рода Алхави. Я знаю, что нельзя произносить имя мертвого, но я должна вам напомнить, какие дела составили славу Ахитареля, какие дела создали славу моему отцу Оузме. Разве Аркани не объединяет в себе всех этих предков? Врагом не является одна-единственная женщина, которая жила среди нас и была готова обучаться, уважать и впитывать в себя наш язык, нравы и обычаи. Враг в головах тех дьяволов, которые хотят сломить нашу гордость, унизить нас и убить, обрезать наши крылья, как у пойманных соколов. Они хотят отнять у нас наши традиции, провести по пустыне свои железные пути и тем самым ранить ее, искалечить, обесчестить. Они направляют на нас оружие трусов и думают, что правы, приходят, как прожорливая саранча, и отбирают все себе, отравляют нас духом своего понимания жизни, своей цивилизацией, языком и своими нравами. Если мы поднимемся против них, то остановим их в бесчестном разбойничьем походе на наши области! Отомстим за позор и бесчестье, которые они причинили нам! Выбирайте аменокаля, который поведет вас в этой борьбе.
Аисса замолчала, ей не хватало воздуха. Затем она повернулась и снова заняла место в рядах слушателей.
Присутствующие туареги молча внимали ее пламенной речи. Молчание царило до тех пор, пока она снова не заняла свое место. Потом разразилась буря. Даже самые старые члены совета никогда еще не переживали подобного воодушевления. До молодых постепенно доходило, что произошло нечто, имеющее историческое значение, последствия чего они еще не могли правильно оценить.
