Текст книги "Повесть о Ферме-На-Холме"

Автор книги: Сюзан Алберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Натуралист, говорите? – Матильда пренебрежительно фыркнула. – А я вам скажу, этот ее кролик Питер не шибко-то натуральный. В синей-то курточке да в тапочках. Не приходилось мне видеть кроликов в куртках да тапочках, провалиться мне на этом месте.

Ханна все еще недоуменно качала головой.

– Ну и ну, такая дама – и покупает не что-нибудь, а ферму! Ума не приложу, зачем бы ей это.

– Вот и я в толк не возьму, – Матильда негодующе фыркнула. – Бекки Дженнингс, бедняжка, извелась вся, все переживает, куда им теперь податься, когда новая хозяйка объявится, а ведь на сносях она нынче.

– Да я уверена, что мисс Поттер вовсе не захочет, чтобы Дженнингсы съезжали, – сказала Грейс. Новый поворот беседы ей явно не нравился.

Ханна даже разинула рот от удивления:

– Ясное дело, не станет она гнать Дженнингсов. Не захочет же она сама землю пахать да коров доить.

– Надо думать, не станет, – охотно согласилась Матильда. – Крук всегда говорил, не для дамочек это дело, на ферме ломаться, и тут он в самую точку попал.

– Вот и я того же мнения, – заметил Плут, бросив лукавый взгляд на Пышку. – Кухня – вот место для женщины, так уж Бог распорядился.

– Твоего умишка только и хватает, чтобы такое ляпнуть, – надменно отозвалась Пышка и облизала лапку. – Если хочешь знать, женщина может управиться с фермой не хуже любого мужчины.

– Боюсь, это дело вот-вот станет неотложным, – Грейс заговорила быстрее, желая прекратить обсуждение планов мисс Поттер. – Поскольку мисс Толливер скончалась, мисс Поттер, со всей очевидностью, не остановится в Доме-Наковальне. И в «Гербе береговой башни» она не сможет поселиться – у Барроу дети подхватили ветрянку, оба. Скажите-ка мне, Матильда, а у вас в Зеленой Красавице для нее найдется место? Насколько мне известно, Бен Драйсдейл съехал в Эмблсайд и его комната пустует.

– Думаю, место найдется, – отозвалась Матильда, старательно показывая, как трудно ей дается такое решение, – хотя Круку это ох как не понравится. Очень он зол на нее – ведь она эту усадьбу перехватила у работящего фермера, а тот бы не дал земле пропасть.

– Может, вам стоит потолковать об этом с Джорджем, – сказала Грейс примирительно. Зная Круков много лет, она и сама давно научилась укрощать буйный нрав Джорджа. – Я не сомневаюсь, что неделю-другую он сможет держаться в рамках приличий.

– Но коли мисс Поттер не станет землей-то заниматься, – снова завелась Ханна, – на кой ей такая усадьба? Не дура ж она, право дело.

Грейс с улыбкой уклонилась от ответа, но Матильда уцепилась за тему.

– Вот и я в толк не возьму, чего ей там надо. – Она прищурилась и решительно закончила: – Но я-то эти тайны терпеть не могу, я-то до правды докопаюсь.

– Вот и славно, – одобрила Ханна. – Как докопаешься, так мне расскажешь.

И в ту же минуту, подумала Грейс, об этом узнает вся деревня.

2
Мисс Поттер приезжает в Сорей

Хоронили мисс Толливер в пятницу. По местным правилам каждого, кто пришел на похороны, угощали арвалом – традиционным поминальным хлебом, сыром и пивом. А в следующий понедельник Димити Вудкок переправилась на пароме через озеро в Уиндермир, чтобы провести денек со своей престарелой няней, которая уединенно жила там в небольшом доме. Возвращалась она ближе к вечеру. Ее шарабан подкатил к пристани в Боунесе как раз следом за экипажем, что привез пассажиров с железнодорожной станции. Паром в это время находился на противоположной стороне, поэтому всем пришлось ждать. Димити выбралась из шарабана и направилась к берегу.

День клонился к закату, погода стояла безоблачная, и озеро Уиндермир, самое большое во всей Англии, являло собой изумительное зрелище. Свежий южный ветер морщил голубую гладь, деревья на западном берегу уже оделись роскошным золотом и пурпуром поздней осени. Димити нежилась под еще яркими лучами солнца, слушала крики чаек, а ветерок играл ее волосами – и вдруг дерзко сорвал с головы шляпу.

– Ух ты! – воскликнула Димити, тщетно пытаясь ухватить беглянку.

– Держу! – услышала она торжествующий голос женщины, стоявшей на берегу чуть поодаль. Шляпа была у нее в руках. – Как я ее изловила!

– Очень вам признательна, – сказала Димити, направляясь к ней, чтобы взять свое сокровище. – Увы, я не завязала ленты. – Она решительно нахлобучила шляпу на голову. Внимательно вглядевшись в спасительницу своего имущества, Димити ее узнала. – О, это вы, мисс Поттер! – воскликнула она, протягивая к ней руки. – Как я рада вновь вас видеть!

Женщина смущенно улыбнулась, неуверенно коснулась руки Димити и тут же отпустила ее. Среднего роста, лет под сорок, она была одета весьма просто, явно чураясь моды: серая саржевая юбка, черный жакет, черные же перчатки и серая шляпка с узкими полями, украшенная незамысловатой черной лентой и букетиком искусственных цветов из той же ленты. В ней чувствовалась какая-то прелесть, обычно свойственная юности, но ее каштановые волосы были стянуты назад без всякого намека на продуманную прическу, открывая круглое розовощекое лицо женщины, совершенно равнодушной к своей внешности. Довольно заметный нос, твердый подбородок, решительно сдвинутые брови и, наконец, острые и яркие голубые глаза, которые выдавали ум и проницательность. Однако в описываемый момент она была, по всей видимости, утомлена, и взор ее подернулся печалью, как у человека, переживающего потерю, тяжесть которой трудно выразить словами.

– Я знала, что вы сегодня приезжаете, – сказала Димити. И добавила после нерешительной паузы: – Наша встреча так неожиданна, но все же, коль мы уже встретились, хочу спросить: дошло ли до вас печальное известие?

– Печальное известие? – удивленно спросила мисс Поттер. Голос у нее был весьма приятным и довольно высоким.

– Увы, увы, мисс Толливер скончалась.

– Скончалась! – Мисс Поттер была потрясена. – Какая неожиданность! Не далее как две недели назад она мне писала, что ждет меня. И ни слова о какой-нибудь болезни.

Димити покачала головой.

– Она и не болела вовсе. Доктор Баттерс говорит, что у нее просто-напросто остановилось сердце. Бедняжку похоронили в пятницу на кладбище у церкви Св. Петра.

На глаза мисс Поттер навернулись слезы, и она отвернулась, кусая губы.

– Боже, Боже мой, – шептала она.

– Дорогая мисс Поттер! – сказала Димити, машинально протягивая вперед ладонь. – Не убивайтесь вы так. Она отошла быстро и без мучений, слава Богу, так сказал доктор Баттерс.

– Хоть какое-то утешение. – Мисс Поттер глубоко вздохнула и с некоторым усилием расправила плечи. – Такой скорый конец стоит благодарности. Спасибо, что сказали мне, мисс Вудкок. Похоже, мне придется искать другое место, где бы я смогла остановиться. Я предполагала пробыть в Сорее недели две, может быть, чуть дольше… Дом-Наковальня, полагаю, теперь отпадает.

– Боюсь, вы правы, – согласилась Димити и тут же продолжила: – Но у Круков сдается комната в Зеленой Красавице. Очень милая, выходит окнами в сад, довольно просторная – и никакого беспокойства. Круки с нетерпением вас ждут.

Не совсем так, сокрушалась про себя Димити, думая о том, как Джордж Крук отнесся к приобретению мисс Поттер Фермы-На-Холме. Впрочем, Джордж и мисс Поттер будут встречаться только за столом, а Грейс Литкоу заверила Димити, что Джордж не даст воли своему языку. Уж на две-то недели они как-нибудь поладят.

– Что ж, – мисс Поттер заставила себя улыбнуться, – значит, все улажено. Я очень признательна тем, кто об этом позаботился.

– Это Грейс Литкоу устроила, – сказала Димити. – Она предложила…

Пронзительный свисток прервал ее на полуслове, и паром, открытая посудина с деревянным корпусом, нагруженная лошадьми, повозками и полудюжиной пассажиров, уткнулась в пристань, изрыгая черный вонючий дым.

– Увидимся в Сорее, – закончила она, стараясь перекрыть шум, и пошла к своему шарабану.

Мисс Поттер также вернулась к своей карете, где в багажном отделении, наряду с ее дорожным сундуком, чемоданом и большим ящиком с принадлежностями для рисования, были аккуратно уложены плетеная корзина миссис Тигги-Уинкль, коробка Джози и Мопси и клетка Мальчика-с-пальчик.

– Эти морские путешествия мне не по вкусу, – пискнул Мальчик-с-пальчик, серая мышь. Мальчик-с-пальчик недавно овдовел (его супруга, Ханка-Манка, минувшим июлем роковым образом упала с канделябра) и к переездам относился с опаской. – Ох, надо было остаться в Лондоне.

– Это всего лишь озеро, а не море, – презрительно отозвалась миссис Тигги-Уинкль, – к тому же довольно узкое. – Миссис Тигги-Уинкль, ежиха мисс Поттер, была искушенной путешественницей и на тех, кто не обладал ее опытом, смотрела сверху вниз.

«Путешествия весьма поучительны, – говаривала она. – Я рада, что мне не приходится коротать свой век в грязной норе, где по соседству не с кем перемолвиться словом, кроме пары невежественных кротов и придурковатой крысы. Или вы со мной не согласны?»

– Питаю надежду, что там, куда мы держим путь, будет приличный огород, – вступила в беседу крольчиха Джози, подергивая носом. – Доколе мне доедать салат, приправленный маслом с уксусом? Вожделею свежей зелени. Веточка петрушки, морковка-другая, тугой капустный лист!

Юность Джози прошла на воле. Мисс Поттер выручила ее из ловушки, в которую она угодила во время набега на огород, и в ней еще не угасла тоска по прежним денькам, когда она могла ходить где вздумается, хотя в то же время Джози была вынуждена признать, что зимой куда приятнее жить в доме – при условии, разумеется, что там нет недостатка в свежей зелени.

– Умоляю, не надо о еде! – простонала крольчиха Мопси. Она отодвинулась в угол клетки, которую делила с Джози, и прикрыла глаза. Мопси была капризна, страдала желудочными расстройствами и терпеть не могла переездов. Будь ее воля, она никогда не покидала бы дом номер два по Болтон-Гарденс в Южном Кенсингтоне, где жила с мисс Поттер.

Кому не покажется странным, что взрослая женщина путешествует в компании животных, особенно если принять во внимание отсутствие среди этих ее спутников привычных кошек или собак. Однако животные всегда занимали важное место в жизни – довольно одинокой жизни – мисс Поттер. Предоставленные заботам не слишком внимательных нянюшек и воспитательниц в огромном лондонском особняке, где они родились, Беатрикс с братом Бертрамом, пятью годами ее младше, утешали себя тем, что приносили немыслимое количество мышей, кроликов, змей, лягушек, птиц и насекомых в детскую комнату на верхнем этаже дома, куда родители заглядывали редко. Оба ребенка оказались заядлыми натуралистами, и все эти живые твари были не просто милыми сердцу друзьями, но и объектами научного интереса. Находя тельца мертвых животных, они вываривали их, отделяли плоть от костей и изучали скелеты.

Школьником Бертрам покинул дом, оставив своих питомцев. Что касается Беатрикс, то она занималась с домашними учителями в классной комнате на третьем этаже особняка, а животные – в шкурках, в перьях, в чешуе – заняли место и брата, и друзей, и одноклассников, которые у нее так и не появились. Конечно же, Беатрикс их рисовала, и когда родители проявляли беспокойство по поводу очередного приобретения дочери, она находила удобное объяснение: это модель для ее рисунков. Но правда заключалась в том, что Беатрикс их любила. Она любила даже тех, кого любить не принято, вроде Джуди (ящерицы) и Панча (зеленой лягушки); любила глубоко – такую любовь бесконечно одинокий человек питает к маленькому существу, которое, как кажется, отвечает взаимной преданностью, причем без каких-либо условий. Подобно множеству других одиноких людей Беатрикс нередко чувствовала, что подлинную любовь к ней испытывали только ее животные, – печальная истина, которая стала еще печальней за последние несколько месяцев.

Вновь оказавшись в карете, Беатрикс, к своему удовольствию, обнаружила, что второй пассажир, ее единственный спутник, дородный лысый господин в цветастом жилете, крепко спит. Карету втянули на паром, лошадей распрягли, и пока судно пересекало неширокое озеро, Беатрикс неотрывно смотрела в окно. Лысый господин поеживался и похрапывал, но продолжал спать.

Паром выглядел довольно хрупким средством переправы, и, оказываясь на нем в качестве пассажира, Беатрикс неизменно нервничала, особенно если дул южный ветер и через низкий борт этой посудины перехлестывали волны. Однако на сей раз и зыбь на озере, и густеющие сумерки остались ею не замеченными. В ее намерения отнюдь не входило показать мисс Вудкок, как сильно подействовало на нее столь неожиданное сообщение о кончине мисс Толливер, тем более что скорбела она в настоящий момент не из-за мисс Толливер. Хотя Беатрикс и была признательна за щедро предлагаемые ей кров и стол во время наездов в деревню, но саму даму, оказывающую мисс Поттер такую любезность, она едва знала.

Нет, истинным предметом ее скорби был Норман Уорн. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как весть о его смерти настигла ее в Уэльсе, где мисс Поттер гостила у своего дяди. Нежный, мягкий Норман – она любила его с пылкой, но сдерживаемой страстью, которой только и могут гореть сердца, давным-давно разуверившиеся в возможности полюбить или завоевать любовь. Добрый, исполненный сострадания к людям Норман знал ее такой, какой она была на самом деле, и любил вопреки всем ее изъянам и порокам. А всего лишь через месяц после их помолвки (приведшей в отчаяние родителей невесты) он внезапно умер. И вот теперь все планы, все надежды Беатрикс на безмятежное будущее оказались погребенными на Хайгетском кладбище, в свежей могиле, под свежей еще землей – и так же свежа была рана в ее сердце.

Паром издал свисток, и Беатрикс решительно прогнала мысли о Нормане и той жизни с ним, что так и осталась мечтой. Ведь и сюда она приехала не проливать слезы, а продолжать жить, погружаясь в каждодневные дела и хлопоты, – именно таким видел их будущее Норман, и к этому же понуждал мисс Поттер ее нрав, жизнелюбивый и оптимистичный. Она вынула платок, промокнула глаза и высморкалась. В этот самый момент лысый господин пробудился, икнул и встряхнулся.

– Ч-что это? – спросил он. – Где это?

– Мы причаливаем, – внятно ответила Беатрикс. – Приплыли в Сорей.

Через мгновение лошадей снова впрягли в карету, и та, стуча колесами, выкатилась на берег. Сердце Беатрикс забилось сильнее – цель близка, вот-вот она окажется там, где надеялась начать новую жизнь, пусть не сейчас, но когда-нибудь.

Деревня Дальний Сорей стояла как раз над пристанью, на вершине Паромного холма, а в полумиле за ней располагалась Ферма-На-Холме и начинались дома Ближнего Сорея. Эти названия деревушек-близнецов казались перепутанными и всегда сбивали с толку тех, кто прибывал сюда, переправившись через озеро. С какой стати деревня зовется Дальний Сорей, если она на полмили ближе к озеру, к парому, к железнодорожной станции? А ту, другую, почему ее назвали Ближний Сорей, когда она на самом деле дальше, да и вообще не такая уж заметная?

Однако все становилось понятно, когда гость уяснял, что «ближний» и «дальний» означали расстояние, измеренное не от озера, а от старинного городка Хоксхед, где был рынок. Хоксхед находился в трех милях к западу и сотни лет слыл самым важным селением во всей округе, а Ближний Сорей (сорей – это англо-саксонское название тростника, что рос по берегам Эстуэйт-Уотер) потому и стал Ближним, что оказался на полмили ближе к Хоксхеду.

Под крики кучера, щелканье бича и скрип упряжи четверка лошадей тянула громыхающий экипаж вверх по извилистой дороге на Паромный холм и затем через Дальний Сорей. Слева по ходу кареты и на некотором отдалении Беатрикс разглядела церковь Св. Петра, стоявшую на зеленом холме, и кладбище, на котором упокоилась мисс Толливер. Мисс Поттер отвела взгляд, но не смогла совладать с охватившей ее печалью. Норман лежал в свежей могиле на Хайгетском кладбище под сенью высокой ели. Единственным человеком, с которым Беатрикс могла говорить о своем горе, была Милли, сестра Нормана; что до родителей, то они весьма энергично противились их союзу, по каковой причине лишь самые близкие родственники знали о том, что Беатрикс и Норман обручились.

Все случилось так внезапно – слишком внезапно, чтобы она могла это осознать. От несказанной радости до нестерпимой боли – за такой короткий, такой малый срок, за считанные дни: двадцать пятого июля Норман попросил ее руки, двадцать пятого августа он умер. А новые сведения о Ферме-На-Холме только добавили трудностей. Вскоре после того, как Норман сделал ей предложение, Беатрикс узнала, что эта ферма (еще в начале года купленная неким лесоторговцем из Хоксхеда) снова выставлена на продажу. Цена была по-прежнему непомерно высокой, однако на сей раз ей это оказалось под силу, поскольку площадь угодий сократилась со ста пятидесяти одного акра до тридцати четырех. Беатрикс дала телеграмму, уведомляя продавца о своем намерении приобрести ферму.

Ее родители, разумеется, первоначально возражали против такой покупки. В этом не было ничего удивительного, поскольку любые действия, позволяющие предположить, что дочь желает вести независимую жизнь, вызывали их недовольство, приводили в дурное расположение духа и нередко встречали с их стороны неприкрытую враждебность. Но Беатрикс удалось настоять на своем, и теперь она была рада этому. Ферма позволит ей освободиться от несбывшихся грез о счастливой жизни, от тяжелого нрава отца, от вечных придирок матери.

Кучер издал громкий крик, и карета резко остановилась перед «Гербом береговой башни», единственной гостиницей в Ближнем Сорее. Беатрикс вышла из экипажа, извлекла оттуда миссис Тигги и других и проследила, чтобы все их коробки и клетки были аккуратно уложены на деревянную телегу, которую прикатил Спагги Причард.

– Отвезите все это в Зеленую Красавицу, – сказала Беатрикс, когда Спагги присоединил к поклаже ее сундук, чемодан и ящик, и вручила старику шестипенсовик. – И предупредите, пожалуйста, миссис Крук, что я скоро приду.

– Осторожней! – скомандовала миссис Тигги-Уинкль. – Не толкай мою корзину. И что тут делает этот пес, отгони его!

Маленький светло-коричневый терьер приплясывал у телеги и весело лаял на неведомых зверюшек.

– Пес? – простонала Мопси. – Кто-то сказал «пес»?

– Пес? Пес? Горе нам! – заверещал Мальчик-с-пальчик. Весь путь на пароме он пролежал, забравшись с головой под кучу стружек на полу своей клетки. – Куда, Бога ради, мы попали? Что за дыра? Ох, не по мне эта сельская жизнь, ох, не по мне. Я мышь городская, уж можете мне поверить.

– Мы прибыли в деревню Сорей, малыш, живо отозвалась Джози. – А по поводу собаки нет причин для беспокойства, очень дружелюбный песик.

Позади кареты остановился шарабан, и из него вышла Димити Вудкок.

– Добро пожаловать в Сорей, мисс Поттер, – сказала она. – Могу я проводить вас до Зеленой Красавицы?

Беатрикс колебалась. Она вовсе не чуралась общества мисс Вудкок, ни в коей мере, но ей хотелось полюбоваться милым деревенским пейзажем в одиночестве, не отвлекаясь на вежливую беседу. В прежние времена она, боясь обидеть мисс Вудкок, скорее всего приняла бы это предложение. Но за несколько месяцев, миновавших с того дня, когда она согласилась стать женой Нормана, Беатрикс пережила тяжелую размолвку с родителями и научилась понимать, до чего приятно говорить людям то, что ты действительно хочешь сказать, а не то, что они хотят от тебя услышать.

– Благодарю вас, – ответила мисс Поттер, – но я не хочу причинять вам беспокойство. Скоро стемнеет, а у вас наверняка немало домашних хлопот.

Похоже, Димити Вудкок поняла ее правильно.

– Конечно, конечно, – сказала она дружеским тоном. – Но, прошу вас, загляните завтра в Береговую Башню на чашку чая. Поздние розы все еще великолепны, но первый же морозец с ними покончит.

– С радостью приду, – ответила Беатрикс. Ее характер не отличался общительностью, но она подумала, что мисс Вудкок ей понравится.

– Замечательно, – сказала Димити Вудкок и рассмеялась. – Ваше согласие может подвигнуть меня на какое-нибудь сумасбродство, скажем, я выполю весь крестовник по краям дорожки. А уж если я решусь на такой подвиг, то заодно приглашу несколько друзей, чтобы вы могли с ними познакомиться. Впрочем, обещаю, мы не будем вам сильно досаждать. Четыре часа для вас удобно?

– Да, да, конечно, – сказала Беатрикс. Ей пришлись по вкусу легкая манера общения и дружелюбие мисс Вудкок. Если не считать кузину Кэролайн Хаттон и сестру Нормана Милли, у нее не было друзей в общепринятом смысле этого слова. Возможно, ей будет приятно – позже, не сегодня, не в первый день – поболтать с этими людьми. К тому же Димити Вудкок, без сомнения, знает все о деревне и ее обитателях – ведь они с братом живут здесь с давних времен.

С этими мыслями Беатрикс пустилась в путь по деревенской дороге мимо усадьбы Бакл-Йит с чудным садом и огородом за забором из сланцевых пластин, поставленных вертикально. Смеркалось. Деревня выглядела точь-в-точь как мисс Поттер помнила ее по прежним своим визитам. Она смотрела на крытые сланцевой плиткой домики, приткнутые к нежно-зеленому склону холма, и пейзаж этот веял покоем, вселял чувство чего-то родного – ну как объяснить это другим, а в особенности ее родителям, которые делали вид, что находят ее решение совершенно необъяснимым. Они наведывались в Озерный край с не меньшим удовольствием, чем в любое другое место отдыха, но, изведав все местные развлечения, неизбежно заявляли, что в Сорее можно умереть со скуки. И хотя отец, пусть и неохотно, признавал, что приобретение фермы может стать неплохим вложением для растущих доходов Беатрикс, мать приходила в ужас от одной мысли, что ее дочь поселится вдали от Болтон-Гарденс.

В сущности, ничего особенного в этой деревушке не было. Свернув с главной дороги на Рыночную улицу, Беатрикс справа от себя увидела Луговой Дом, где помещалась деревенская лавка, и – через открытую дверь – Лидию Доулинг в расшитом переднике. Та сидела за чаем со своей племянницей Глэдис, которая обычно дважды в неделю приходила помочь по хозяйству. Неширокий проход отделял от Лугового Дома Дом-Наковальню, принадлежавший мисс Толливер, и там на крыльце сидела безутешная черно-рыжая кошка. Чуть выше по склону холма стояла ферма Зеленые Ворота, а сразу за ней – Береговая Башня. По соседству с лавкой стоял Розовый Дом, в котором после смерти викария Литкоу, приключившейся десять лет назад, обитала его вдова Грейс Литкоу; дальше располагалась кузница Джорджа Крука, а еще дальше – столярная мастерская Роджера Доулинга, мужа Лидии. Если пройти по узкой дорожке направо, то окажешься у дома под названием Зеленая Калитка (не путать с фермой Зеленые Ворота), где помещалась почта. Кругом не было ни души, только Спагги Причард в конце улицы, пыхтя, толкал свою тележку. Какой-либо лужайки или парка в деревне не было, а школа и церковь находились в десяти минутах ходьбы в Дальнем Сорее. Суммируя сказанное, можно смело утверждать, что ничем особенным Ближний Сорей не отличался, хотя и был по своему уютным и сохранил атмосферу селения чуть ли не восемнадцатого века.

Однако стоило Беатрикс повернуться и посмотреть на запад, на величественную цепь холмов Конистона, вздымающихся на фоне закатного бледно-лилового неба, подсвеченного золотом, как она с особой ясностью почувствовала, что же привело ее в эти места. Стоял октябрь, Кукушкин лес сиял богатством многокрасочного убора, как старинный восточный ковер, луга вдоль Эстуэйт-Уотер, все еще зеленые, были усеяны безмятежно пасущимися овцами и черно-белыми коровами. Тут же щипали траву белоснежные гуси. Когда лет десять назад она впервые приехала сюда с отцом и матерью, это место показалось ей почти идеальным, как и здешние люди, что жили по старинному укладу и в поте лица трудились на земле. Весь облик деревни как будто взывал к сокровенному и непобедимому чувству дома, родного очага, живущему в глубине ее сердца. Вот и сейчас она испытала то же чувство – и глубоко вздохнула, с радостью подумав, что наконец и она обрела свой дом.

Поднимаясь по Рыночной улице к Зеленой Красавице, Беатрикс подумала, что радость ее в значительной степени может объясняться и тем, что здесь ее никто не знает. Да, конечно, она приезжала сюда, и не раз, делала зарисовки домов и свела знакомство кое с кем из местных обитателей – но за исключением того, что она писала и иллюстрировала книги для детей, им почти ничего не было о ней известно. После всего пережитого – смерти Нормана, углубляющегося разлада с родителями – мысль начать все заново влекла ее все сильнее. Начать новую жизнь – вот что ей нужно, и еще место, где можно укрыться от матери и отца, от большого города, от крушения прежних планов, от несбывшихся грез. Пусть она утратила любовь, с которой были связаны прежние надежды, но осталась ее работа, у нее есть Ферма-На-Холме, есть Сорей. «Этого достаточно, – думала Беатрикс, не отрывая глаз от колдовского пейзажа, расстилавшегося вокруг. – С этим можно жить дальше».

Вскоре Беатрикс уже была в Зеленой Красавице. Комната на втором этаже, предоставленная ей хозяйкой, оказалась чистой и вполне удобной, а еще приятней ее новое пристанище делал красивый вид из окон на сад, куда еще до наступления полной темноты Беатрикс вывела на короткую прогулку миссис Тигги-Уинкль и обеих крольчих. Затем она распаковала свой сундук и чемодан, разместила коробки и корзинку со зверюшками на невысокой полке и с удовлетворением оглядела белоснежные занавеси, кровать, покрытую стеганым одеялом, старинный дубовый комод и слегка потускневшие эстампы с пейзажами, развешанные по стенам. Она предполагала остановиться у мисс Толливер в Доме-Наковальне, но Зеленая Красавица оказалась достойной заменой.

Совсем другое дело – семейство Круков. Матильда Крук, недалекая женщина средних лет с пронзительным взглядом и лицом, похожим на хорька, довольно беззастенчиво интересовалась планами Беатрикс. Что касается Джорджа Крука, то он, как выяснила Беатрикс, когда они все сидели в просторной удобной кухне за ужином, был к ней весьма не расположен, хотя она не могла понять, в чем тут причина. Он бросал на Беатрикс сердитые взгляды и недовольно бормотал что-то в черные усы. Чарльз Хочкис, помогавший мистеру Круку в кузнице, был так же нелюбезен, как его работодатель, а второй гость Зеленой Красавицы, Эдвард Хорсли, оказался куда приятнее – когда их представляли друг другу, он робко улыбнулся и обменялся с мисс Поттер рукопожатием.

На ужин миссис Крук подала тейти-пот – большую сковороду с запеченными в духовке бараниной, черным пудингом и картофелем, а к этому блюду – маринованную капусту, пюре из репы и свежий хлеб. Несмотря на усталость, Беатрикс ела с куда большим аппетитом, чем в Лондоне, где еда превращалась в тяжелое испытание, особенно в те минуты, когда мать была чем-то раздражена, а отец погружен в свои мысли. В этот вечер застольная беседа состояла в основном из различных предположений касательно завещания бедной мисс Толливер (каковое еще не было найдено). Кроме того, прозвучал рассказ о корове, сбежавшей с фермы Зеленые Ворота, и подверглось обсуждению известие, что паром завтра работать не будет из-за ремонта парового котла, а потому если кому надо попасть в Уиндермир, то ехать придется окружным путем через Эмблсайд. Мысль о том, что между ней и Лондоном лежит озеро, подействовала на Беатрикс успокоительно. Если родители потребуют ее возвращения, она сможет сослаться на неудобства, связанные с неисправностью парома.

Кроме того, миссис Крук удалось задать Беатрикс несколько вопросов – как неуклюже завуалированных, так и совершенно откровенных. Что навело ее на мысль купить Ферму-На-Холме? Что она собирается с ней делать? Предполагает ли она там жить? Что теперь будет с Дженнингсами? Останутся они на ферме или нет? Беатрикс не хотела показаться грубой, но и отвечать на эти вопросы у нее не было желания. Когда ужин наконец завершился, она была рада подняться к себе.

Оказавшись в своей комнате, Беатрикс первым делом принялась устраивать зверюшек на ночлег. Она погладила миссис Тигги-Уинкль, почесала за ухом крольчих и чмокнула Мальчика-с-пальчик в дрожащий носик.

– Знаю, знаю, не все вы любите путешествовать, – ласково шептала она, – но я так рада, что вы рядом. А ферма эта, Ферма-На-Холме, мне очень-очень нужна, и вот, когда она, можно сказать, уже почти моя, я могу ее потерять – как уже потеряла… – С минуту она молча гладила мышиное тельце. – Ты-то понимаешь меня, правда? Каково это, терять любимое существо.

– Это она о Нормане, – сказала миссис Тигги. Неизлечимый романтик, ежиха всегда говорила очень искренно: – Она очень тоскует по Норману.

– Трудно не согласиться, миссис Тигги. – Мопси лизнула переднюю лапу и пригладила серые усики. – Ужасная трагедия, и так быстро после помолвки.

Мальчик-с-пальчик засопел.

– Она никого уже не сможет полюбить. Вот и мне никто не заменит мою милую, мою нежную Ханку-Манку, мою мышку, женушку мою любимую!.. – И он зарыдал в голос.

– Не болтайте вздор! – воскликнула Джози и пристукнула задней лапой. – Да найдет она себе другого, и будет он ее любить не меньше, чем Норман. – Она повернулась к Мальчику-с-пальчик и ободряюще сморщила нос: – Это и к тебе относится, надо только подождать, уж ты мне поверь.

– Никогда! – с жаром воскликнул Мальчик-с-пальчик. – Никогда, ни в коем случае! Мое сердце принадлежит Ханке-Манке!

– Что за беседу вы ведете меж собой! – с улыбкой сказала Беатрикс. – День был трудным, пора вам спать. Завтра нас ждет множество приключений.

И снова перецеловав зверей, она села за – дочерний долг! – письмо родителям. Не то чтобы ей так уж этого хотелось, но Беатрикс прекрасно знала: не получи родители от нее известия о благополучном прибытии на место, они засыплют ее телеграммами. Покончив с неприятной работой, она достала тетрадь, в которой вела свой дневник, подкрутила повыше фитиль в лампе и начала писать.

Беатрикс вела дневник с четырнадцати лет. Была она очень замкнутым подростком, и чтобы ни брат, ни воспитательницы не смогли прочесть ею написанное, придумала свой собственный секретный шифр, нечто вроде цифровой стенографии, и писала очень мелко. Будучи уверенной, что никто не прочтет эту тайнопись, она всегда вела дневник с предельной откровенностью, не скрывая своих чувств и переживаний. В этот вечер она писала о том, сколь утомительным оказалась поездка, о прискорбной кончине мисс Толливер, о неловкости, которую она ощутила за ужином, – но и о своих надеждах на будущее и волнующих планах на следующий день.

Закончив писать, Беатрикс отложила перо, убрала тетрадь и приготовилась лечь в постель. Но, повременив со сном, раздвинула занавески: лунный свет лег на деревянный подоконник и плетеный половичок. А потом она еще долго не спала, наблюдая игру теней и размышляя.