Текст книги "Повесть о Ферме-На-Холме"

Автор книги: Сюзан Алберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Стрелки часов приближались к семи вечера, когда викарий постучал в дверь Береговой Башни. Майлс Вудкок надел пальто и шляпу, сообщил сестре, что уходит, и вышел из дому. Было темно и довольно холодно. Они с викарием поднимались по Рыночной улице, направляясь к Замку. Тянуло дымком затопленных к вечеру каминов и кухонных печей, в воздухе висел запах жареных сосисок, откуда-то издалека доносился гортанный крик совы. Майлс рассказал викарию о безуспешных поисках денег в школе, предпринятых им с мисс Нэш, но этим разговор, по существу, и ограничился. Капитан без особенного энтузиазма ожидал предстоящей встречи с мисс Краббе и догадывался, что викарий, который отнюдь не отличался любовью к конфликтам и спорам, еще меньше радуется этой перспективе. Они оба слишком хорошо знали эту даму и не предполагали, что разговор с ней окажется приятным, однако таков был их долг, и они считали себя не вправе уклониться от его исполнения.

Когда они добрались до Замка, Майлс с удивлением увидел у входа кабриолет доктора Баттерса. Лошадь опустила морду в торбу с овсом и удовлетворенно помахивала хвостом. На ступеньке крыльца с трубкой в зубах сидел Джордж Крук, а у его ног пристроился Плут.

– Здравствуйте, Джордж, – сказал Майлс. Нахмурившись, он поднял голову и посмотрел на освещенные окна второго этажа. – Что стряслось? Почему здесь доктор?

Джордж встал.

– Вечер добрый, капитан, – ответил он. – Вечер добрый, викарий. Да уж, не без того, случилось. – Он понизил голос. – Старшая мисс Краббе плоха, ох плоха.

– Боже правый, Джордж! – вскричал встревоженный викарий. – Что такое, что с ней?

– Да ногу сломала, бедняжка, – ответил Джордж с ухмылкой. – Считай, повезло, что не шею. Уж больно лестница крута.

– Ай-яй-яй, – сказал капитан, нагибаясь и ласково теребя уши Плута. Он не мог отогнать от себя мысль, что если уж мисс Краббе суждено было сломать ногу, то она выбрала для этого самый подходящий момент.

– Да так сломала, не приведи Господь, – продолжал Джордж и добавил почти зловеще: – Повыше колена сломала. – Капитан выпрямился и вздрогнул, а Джордж повторил не без удовольствия: – Аккурат повыше колена. Я тут жду, может, доктору подсобить, чтоб вправить ее, ногу-то. Бывает, одному и не управиться. – Он мрачно покачал головой. – А коли выше колена…

– Ужасно! – бормотал викарий. – Это просто ужасно! Я поднимусь к ней, может, во мне есть нужда. – С этими словами он довольно решительно открыл дверь и исчез в доме.

Капитан достал трубку, набил ее табаком и закурил.

– Значит, сломала ногу, – тихо проговорил он, не разжимая зубов. – Как же это ее угораздило?

Джордж пожал плечами.

– Говорит, на кота наступила. На лестнице, мол, темно было, она и наступила. А две другие мисс говорят, что ногу подвернула. Кот там или не кот, да только она сковырнулась с самого верху и вниз головой до полу летела. Мы с Чарли Хочкисом на доску ее положили и наверх подняли, – добавил он. – Та еще работенка. Она, может, на взгляд-то и не больно тяжелая, а весит что твой воз с тыквами. Чарли, тот разогнуться не может.

В это время дверь отворилась, и на крыльцо упал свет.

– Капитан Вудкок! – окликнула мисс Виола. – Викарий сказал, что вы здесь. Заходите, прошу вас. – Она открыла дверь пошире. – Джордж, доктор Баттерс просил передать вам, что он вправил ногу. Вы можете идти, мы очень признательны вам за помощь, вам и, конечно, Чарли. Без вас мы ни за что не смогли бы уложить мисс Мертл в кровать.

– Да чего там, – сказал Джордж. – Пусть поправляется. Пошли, Плут, миссис Крук-то небось ужин сготовила.

Он легонько тронул шляпу и исчез в темноте. Плут побежал за ним.

Майлс последовал за мисс Виолой в гостиную.

– Ну, как она? – спросил капитан.

– Как и можно было ожидать при таком переломе, – сказала мисс Виола, садясь перед камином. – Она мучается от боли и очень расстроена. Моя сестра любит быть на коне, сама управлять событиями, а этот несчастный случай нарушил ее планы. – Она помолчала. – Выпьете чашку чая, капитан? Или стаканчик портвейна?

– Портвейн будет весьма кстати, – сказал Майлс, все еще стоя. Он посмотрел на свою трубку. – Вы позволите мне курить?

– Разумеется, – ответила мисс Виола, встала и подошла к шкафу, откуда извлекла бутылку и стакан. – Мертл обычно не разрешает курить, – добавила она, наливая вино, – но мне нравится, когда мужчина курит трубку. Я вспоминаю нашего дорогого батюшку.

Майлс взял из ее рук стакан и сел.

– Мой вопрос может показаться неуместным в данных обстоятельствах, но все же, возможно, вам известно, удалось ли вашей сестре встретиться сегодня с констеблем Брейтуэйтом? Видите ли, она…

– Не удалось, – твердо ответила мисс Виола. – Она как раз направлялась к нему, когда произошел этот несчастный случай. – Виола слегка наклонила голову к плечу и взглянула на капитана. – По вашему вопросу я поняла, что вы знаете об исчезновении денег, а возможно – и о столкновении сестры с мисс Поттер и Джереми Кросфилдом.

– Знаю, – ответил Майлс, чувствуя огромное облегчение: ведь теперь ему не нужно вводить Виолу в курс дела. – Мисс Поттер и миссис Литкоу рассказали о случившемся и мне, и констеблю, а я обсудил создавшееся положение с викарием.

Виола вздохнула свободнее.

– Так констебль не станет преследовать мальчика?

– Нет, если не появятся какие-нибудь улики, – сказал Майлс. – Викарий и я поговорили также с мисс Нэш, которая присутствовала при этой якобы краже. Она убеждена, что у ребенка не было возможности взять деньги, да и будь у него такая возможность, он никогда бы этого не сделал. Она не знает никаких доказательств, которые могли бы свидетельствовать о его вине.

– Похоже, что деньги просто куда-то положили, что они вообще не были украдены, – сказала мисс Виола и сдержанно кашлянула. – Видите ли, капитан, в последнее время с моей сестрой творится неладное. Вполне возможно, она сама положила куда-то конверт с деньгами, а потом забыла об этом. Мы с Пэнси как раз думали, что теперь, когда Мертл в постели, одной из нас стоит пойти в школу и поискать пропажу.

Майлс покачал головой.

– Это не поможет. Не далее как сегодня днем мы с мисс Нэш весьма тщательно обыскали всю школу, но ничего не нашли. Впрочем, я думаю… – он сделал неловкую паузу, отхлебнул из стакана и продолжил. – Могу показаться невежей, но буду очень признателен, если вы сочтете возможным поискать деньги в комнате вашей сестры. Быть может, она принесла их домой, чтобы… чтобы хранить в надежном месте.

– Вы вовсе не невежа, капитан. – Мисс Виола тяжело вздохнула. – Увы, ваше предположение вполне вероятно. Доктор наверняка даст ей снотворное. Когда она уснет, я это сделаю.

Как бы услышав нужную реплику, в гостиную вошел доктор Баттерс. Общий любимец Сорея и его окрестностей, доктор был высок и строен, с худощавым умным лицом, рыжеватыми волосами, слегка поседевшими на висках, и того же цвета усами.

– Виола, – сказал он, кивнув. – Здравствуйте, Вудкок. Не думал вас здесь встретить.

Мисс Виола встала, нервно сцепив руки.

– Как, доктор? Она поправится?

– В свое время, – сказал доктор. – Перелом, надо признаться, довольно тяжелый. Пройдет не один месяц, прежде чем она встанет с постели. Думаю, в этом году она вряд ли сможет вернуться к работе. Зная, сколь трепетно ваша сестра относится к школе, могу предположить, что это обстоятельство само по себе чревато неприятностями. – Он устремил на Виолу пристальный взгляд. – Она была очень возбуждена. Твердила что-то о констебле, об украденных деньгах, о вороватом мальчишке. – Доктор вопросительно поднял бровь. – Может быть, следует принять какие-то меры?

– Мы как раз занимаемся тем, что улаживаем это дело, – сказал Майлс. – Ей нет нужды тревожиться об этом.

Доктор Баттерс понимающе кивнул.

– Я дал ей снотворное, так что какое-то время она действительно ни о чем не будет тревожиться. Я и Пэнси отправил в постель, она слишком переволновалась. – Доктор повернулся к Виоле. – Хотите тоже отдохнуть? С Мертл сейчас сидит викарий, поэтому там в вашем присутствии нет необходимости.

– Конечно, – сказала Виола. Она подошла к шкафу и наполнила еще один стакан портвейном. – Доктор, посидите немного, прежде чем ехать в Хоксхед.

Доктор взял стакан.

– С удовольствием присяду, – сказал он. Когда мисс Виола вышла из гостиной, доктор устало опустился в кресло и положил ноги на каминную решетку. – Что скажете, Вудкок? Как идут дела?

– Черт ногу сломит, такая путаница, – огорченно заметил Майлс. – Пропали деньги на ремонт школьной крыши, третью неделю не могут найти приходскую книгу, кто-то унес из Дома-Наковальни весьма ценную картину, я уж не говорю о том, что деревня полня слухов о причине смерти мисс Толливер.

– Надо же, какой клубок, – сказал доктор. – Шерлок Холмс нам бы явно не помешал. – Он сделал глоток портвейна. – А что говорят о смерти мисс Толливер? Обычные сплетни?

– Похоже, они слишком целенаправленны, чтобы их можно было назвать обычными сплетнями, – осторожно ответил Майлс. – Якобы мисс Толливер умерла, отравившись наперстянкой, – то ли по собственной неосторожности, то ли по злому умыслу.

– Что ж, не знаю, как с другими вашими загадками, но эту я безусловно могу для вас решить, – сказал доктор. – Никаких признаков отравления дигиталисом у мисс Толливер не наблюдалось, а симптомы в таких случаях очевидны, можете мне поверить: тошнота, рвота, диарея. Это тяжелая, уродливая смерть. Мисс Толливер умерла быстро, без мучений, причиной смерти послужил сердечный приступ. И смерть эта не стала для меня неожиданностью.

– Вы предвидели такую возможность?

Доктор медлил, как бы размышляя, какую степень откровенности следует себе позволить. Наконец он заговорил:

– Не думаю, что после смерти мисс Толливер это нужно скрывать. Видите ли, у нее и раньше случались приступы, но она не желала, чтобы об этом кто-нибудь знал. Она была крайне замкнутым человеком, не делилась ни с кем своими делами, а это очень нелегко, если живешь в маленькой деревушке. Так что я ничуть не удивился, когда вы за мной послали. Я предполагал, что какой-нибудь неожиданный удар может стать для нее роковым.

– Неожиданный удар? – переспросил Майлс, подумав почему-то об исчезнувшей картине. Уж не застала ли мисс Толливер на месте преступления вора, который проник в дом? Или…

– Ну, к примеру, какая-нибудь плохая новость. – Доктор искоса посмотрел на капитана. – А теперь скажите мне, если можно, что вы знаете о поведении Мертл Краббе в последние месяцы?

Майлс тяжело вздохнул.

– Не так много, как мне следовало бы знать, – ответил он. – Не далее как сегодня возникла неприятная ситуация с деньгами – именно в этой связи она говорила о констебле Брейтуэйте и прочем. От мисс Нэш, второй учительницы нашей школы, я узнал, что этим случаем проблемы не исчерпываются. – Капитан озабоченно сдвинул брови. – Почему вы меня спросили об этом?

– Просто пришла в голову одна мысль. Мертл говорила довольно бессвязно, и кое-что в ее речи меня удивило. – Доктор улыбнулся уголками рта. – Такое не часто услышишь от дамы подобного происхождения и общественного положения. – Он залпом допил остаток портвейна и встал. – Пора возвращаться в Хоксхед. Не исключено, что сегодня миссис Форсайт будет рожать и не все может пройти гладко. Вы пришли пешком? Подбросить вас до Береговой Башни?

– Это было бы как нельзя кстати, – сказал Майлс. – Думаю, викарий не захочет, чтобы я его ждал.

– Разумеется, – сказал доктор Баттерс. – В таком случае едем.

Тем временем наверху, у постели засыпающей Мертл Краббе сидел глубоко встревоженный викарий. Тонкие худые пальцы мисс Краббе недвижно покоились на стеганом одеяле, в свете масляной лампы, стоявшей на прикроватном столике, ее бледное лицо казалось умиротворенным. Сэмюэль Саккет погрузился в привычные для него размышления о загадке человеческой натуры. Еще несколько минут назад мисс Краббе была крайне возбуждена, голова ее металась по подушке, пальцы лихорадочно теребили простыню, а из уст ее доносились невнятное бормотание: констебль, деньги, Джереми Кросфилд… И вот тревоги как не бывало, суровые черты лица разгладились, она погружена в безмятежный счастливый сон. Сон освежающий и исцеляющий – причем не только тело, но и душу.

Это особенно радовало преподобного Сэмюэля Саккета. В последние полчаса он испытал сильнейший страх, полагая, что душевное равновесие мисс Краббе подвергалось серьезной опасности. Он допускал, что причиной тому могла быть боль в сломанной ноге, но чудовищный поток брани, изливавшийся из ее уст, буквально ошеломил викария и, как ему показалось, поразил даже доктора Баттерса, который, несомненно, всякого наслышался от своих пациентов за долгие годы врачебной практики.

Когда доктор уже ушел, викарию довелось услышать еще больше. Мисс Краббе, похоже, была рада смерти Абигайл Толливер, поскольку та отказалась подписать письмо, а без этого письма Мертл не могла уехать в Борнмут и избавиться от своих сестер, вечно сующих нос в ее дела, и от этой мерзкой школы, и от всей этой жалкой деревушки. Да, речь мисс Краббе была довольно бессвязна и путана, и он не смог бы вникнуть в ее смысл, не знай он об этом письме раньше. И все же яд этих слов, ярость мисс Краббе ужаснули викария, и он был рад, что ее сестры при этом не присутствовали. Разумеется, речь не шла о том, чтобы осуждать Мертл, ведь она была явно не в себе и заслуживала лишь сострадания. Викарий лелеял надежду на исцеление и мир в ее душе. Он положил ладони поверх ее рук, склонил голову и облек эту надежду в слова горячей искренней молитвы, прося у Господа скорейшего и полного избавления мисс Краббе от недуга телесного и душевного.

Немногим позже, услышав, как скрипят по гравию колеса докторского экипажа, викарий встал и посмотрел на часы. Почти девять. Капитан Вудкок конечно же уехал с доктором, да и ему пора. Только скажет несколько слов мисс Виоле и мисс Пэнси – и пойдет домой.

Он прикрутил фитиль лампы, оставив слабый огонек, и отодвинул ее, чтобы свет не падал на постель. Затем склонился над спящей, тронул ее неподвижные руки и прошептал последнюю молитву. Уже повернувшись к двери, он вздрогнул: из темного пространства над комодом, который стоял рядом с дверным проемом, на него смотрела пара зеленых демонических глаз.

«Боже, – подумал викарий, задохнувшись от испуга, – что это может…»

Тут зеленые глаза прищурились, послышалось тихое «мяу», и он с облегчением перевел дух, поняв, что перед ним Макс, кот сестер Краббе, – черная шкурка сделала Макса невидимым в темноте, и только блеск глаз выдал его присутствие. Викарию уже приходилось встречаться с Максом во время прошлых посещений Замка, и кот вызывал у него глубокую симпатию. Сэмюэль Саккет протянул руку, чтобы погладить жесткий мех.

– Макс, – прошептал он, – ах ты разбойник.

– Здравствуйте, – дружелюбно ответил кот, встав и выгнув спину. – Очень рад встрече. – Он не хотел привлекать к себе внимание, ведь никто не знал, что он лазает по лестницам. Однако викарий был одним из немногих мужчин, посещавших эту женскую обитель, и Макс питал к нему самые теплые чувства. Игривым жестом он протянул лапу и зацепил когтем обшлаг викария.

– До чего ты забавный, Макс, – сказал викарий и усмехнулся. Затем он освободил обшлаг и почесал кота за ухом. И тут же сосредоточенно нахмурился, заметив, что Макс сидит на книге – книге в кожаном переплете с застежкой, размером и формой точь-в-точь… – Макс, – голос Сэмюэля Саккета стал строже, – а ну-ка давай вниз. – Он без церемоний поднял кота и опустил на пол. Потом взял заинтересовавший его предмет.

В руках у викария была приходская книга.

21
Крысы!

Когда Табиса Дергунья повстречалась с Пышкой и Плутом в кустах за пабом, было почти девять вечера. Доктор Баттерс только что высадил капитана Вудкока у Береговой Башни. Стук колес кабриолета затих в темноте, и тишину нарушали только крик козодоя да хриплые взрывы смеха, доносившиеся из паба, где с полдюжины мужчин шумно играли в дротики и болтали за кружкой пива.

Псу и кошкам было что обсудить. Табиса (на правах старейшей кошки Сорея она председательствовала на этом собрании) сообщила Пышке и Плуту сведения, которые добыла нынче днем на кухне Берты Стаббс: Берта оставила свой пост в школе из-за того, что мисс Краббе несправедливо обвинила малыша Джереми Кросфилда (все животные его знали и любили) в краже школьного фонда для ремонта крыши. Пышка и Табиса рассказали Плуту, что они узнали о мисс Барвик, когда прятались за диваном в гостиной мисс Толливер – теперь уже гостиной мисс Барвик. В свою очередь, Плут, еще не отдышавшись после пробежки по Рыночной улице, ввел Табису и Пышку в курс самых последних событий в Замке.

– Мисс Краббе сломала ногу?! – воскликнула пораженная Пышка. И тут же рассказала о плане, который предложила мрачному Максу, чтобы не допустить встречи мисс Краббе с констеблем Брейтуэйтом. – Должна признаться, – добавила она, – я и не думала, что Макс сможет преодолеть себя и сделать это. Ведь он боится высоты.

Плут одобрительно похлопал Пышку по плечу.

– Отличная мысль, Пышка! Она теперь носа из дому не высунет, будет лежать трупом. – Он помолчал, пытаясь осознать, что сказал. – Ну, не трупом, ясное дело – в общем, вы меня понимаете.

– Я не думала, что она сломает тогу, – недовольно сказала Пышка. Она была сторонницей быстрых и решительных действий, но калечить людей в ее планы не входило. – Мне жаль, что она пострадала.

– Попробуй посмотреть на это под другим углом, Пышка, – предложила Табиса. – Остановить эту женщину не было иной возможности, кроме как скинуть ее с лестницы. А если бы не пострадала от падения она, то пострадали бы Джереми Кросфилд и его тетушка, да еще как! При любом раскладе кому-то пришлось бы страдать.

Пышке пришлось признать правоту Табисы. Ну какой ребенок смог бы противостоять учительнице и директрисе в одном лице? Ведь в Сорее авторитет мисс Краббе был почти так же велик, как авторитет викария и мирового судьи.

Плут сел на задние лапы и вскинул голову.

– Вот что я думаю, – сказал он. – Если деньги никто не украл, значит, их потеряли, верно? А поэтому нам надо пойти в школу и поискать их. Если деньги в школе, мы их найдем и очистим Джереми от всех подозрений.

– Но разве это уже не сделали? – хмуро спросила Пышка.

– Может быть, и сделали, – сказал Плут, беспечно тряхнув головой. – Да только бьюсь об заклад, что у тех, кто искал, не было моего носа. Помните, как я нашел кожаный кошель с монетами, который Джордж Крук обронил в поле за Зеленой Красавицей? Я знаю, как пахнут монеты, и, если только они там есть, я их почую, будьте уверены.

Табиса придвинулась к Пышке и прошептала ей на ухо:

– Плут не врет про свой нос. У него и на самом деле больше шансов найти эти деньги, чему любого человека. Они могут полагаться только на свое зрение, да и оно у них не блещет. Я думаю, пусть попробует.

– Ясное дело, надо попробовать, – протявкал Плут. – Девушки, вперед! Идет охота за сокровищами!

Порешив на этом, две кошки и пес припустили по узкой дороге, соединяющей Ближний Сорей с Дальним. Крупный диск полной луны плыл над самыми верхушками лиственниц, превращая тропу в ковровую дорожку, сшитую из черных и светлых лоскутов. Вокруг сновали, скрипели, пищали и верещали мелкие ночные твари. Ручей Уилфин-бек, спрыгнув с холмов Клайф-Хайтс и миновав Кукушкин лес, вздулся и грозил выйти из берегов, по темным лугам посверкивали серебристые нити, ночной воздух был напоен столь милыми всем животным осенними запахами – сырой земли, торфа, увядающего мха, палых листьев. И если меж корней огромных дубов в роще Пенни-Вуд в такой вечер замешкается пара-другая эльфов, разве это кого-нибудь удивит? Во всяком случае – не наших кошек и собаку, которым хватало ума признать, что в мире есть место вещам и событиям, не вполне объяснимым. Да и большинство обитателей Озерного края все еще верило в эльфов, ведьм, колдунов, фей – и вообще во все сверхъестественное. Викарию Саккету за истинную правду выдавали историю о том, как феи стащили с лошади одного прихожанина, который поздно ночью возвращался в Сорей из Хоксхеда. Мужчина божился, что феи как пить дать протолкнули бы его через дверь в свое жилище в холме, не окажись у него в кармане странички из Библии – он-де всегда носил ее как амулет против подобных похищений.

Однако животным отлично известно, что феи и эльфы не любят переправляться через ручьи и реки, а потому Табиса, Пышка и Плут поспешили к каменному мосту через Уилфин-бек, чтобы поскорее убраться от них подальше. Добравшись до моста, они услышали шуршание и шипение в траве. Эти звуки издавал живший у моста хорек Фриц – некогда домашний, он сбежал от хозяина, который натаскивал его на кроликов. Мелкой живности, которой надо было переправиться через ручей, Фриц доставлял массу хлопот. Пищу себе он добывал, совершая набеги на места обитания кроликов в Сорейской пади. Иногда Фриц брал себе в помощь Плута – тому нравилось носиться за зверюшками, которых хорек выгонял из нор, и он всегда с восторгом встречал предложение поохотиться в компании с таким опытным и заинтересованным в результате напарником. Увидев своего приятеля во главе отряда, хорек сел на задние лапы и дружелюбными взмахами передних проводил всю троицу, которая прошла по мосту и нырнула в прогал между кустами зеленой изгороди, за которой начиналась тропа через открытую местность Сорейской пади.

Здесь ночной воздух был напоен запахами таволги и дикого чабреца, лунный свет, неверный из-за плывущих по небу облаков, заливал застывшее в немом молчании пространство. Впрочем, друзья не успели сделать и нескольких шагов, как их ушей достиг едва различимый вздох. Последующие вздохи звучали громче, затем к ним присоединилось хлопанье тяжелых крыльев и скрежет когтей, и на ветку ивы, стоявшей у самого ручья, опустился рыжий филин. В лунном свете плоский круглый диск его лица наталкивал на мысль о привидениях, немигающие глаза горели свирепым огнем. Он пребывал в крайнем раздражении.

Все трое нырнули под куст лещины. Они повстречали профессора Галилео Ньютона, д-ра философии, самого крупного и самого старого рыжего филина Озерного края. Профессор жил в полом стволе огромного бука в Кукушкином лесу и все часы от полуночи до рассвета проводил за изучением небосвода с помощью телескопа, сидя в обсерватории, которую оборудовал на верхушке своего дерева.

Помимо обширных познаний в небесной механике, профессор Галилео Ньютон имел репутацию серьезного исследователя в ряде прикладных отраслей естественной истории; в частности, он был крупным специалистом по ночным повадкам, предпочтениям и вкусам мелких пушистых животных – мы имеем в виду его пристрастие к экспериментальным работам, позволяющим выяснить, каковы упомянутые животные на вкус. Вечерние охотничьи вылазки профессора сделали его экспертом по всем вопросам, имеющим отношение к окружающим Сорей лугам, полям и лесам, и от его бдительного ученого ока не могло укрыться ни одно сколько-нибудь значимое событие. Галилео Ньютон был преисполнен глубочайшего уважения к собственной персоне и не терпел ни малейших проявлений дерзости в свой адрес, однако, что именно профессор может счесть проявлением дерзости, не было известно никому.

– Чьи там уши? – выкрикнул профессор сердито. И повторил свой вопрос, покрутив головой: – Чьи у-у-у-ши, у-у-у-у-ши?

– С вашего позволения, сэр, это я, Плут, – вежливо протявкал пес. – А со мной Табиса и Пышка. Мы из Нижнего Сорея.

– У-у-гу, понимаю, – сказал Галилео Ньютон еще более сердито. – Вы забрались на чужой берег Уилфин-бека, ваш берег – другой!

– Да-да, профессор, мы знаем, – согласился Плут, изо всех сил стараясь не обидеть филина: профессор Галилео Ньютон был крупной птицей с острым как бритва клювом и мощными когтями. Все кролики и мыши в ужасе разбегались при виде тени от широких крыльев профессора, его боялся даже хорек Фриц, хотя и старался не подать виду и скрыть свой страх за беззаботной усмешкой. – Видите ли, сэр, у нас тут весьма важное дело, – продолжал Плут. – Мы направляемся в сорейскую школу, чтобы найти пропавшие деньги.

– Пропавшие деньги? – переспросил профессор, недовольно разглядывая Плута. Он был крайне раздражен тем, что не ему первому стало известно о случившемся в округе. – У-у-у кого пропали деньги?

– Табиса, – попросил Плут, чувствуя, что находится на грани нервного срыва, – лучше ты расскажи.

Табиса Дергунья была прекрасной рассказчицей: ее мастерство заставило профессора проникнуться к услышанной истории величайшим интересом. Больше того, он был уязвлен до глубины души, ибо не раз имел возможность наблюдать, как Джереми Кросфилд в сумерках трудолюбиво и безропотно загоняет в хлев овец своей тетушки. Галилео Ньютон считал Джереми весьма благоразумным и почтительным юношей.

– Я отправляюсь с вами, – объявил он. – Если и есть в мире нечто, вызывающее у меня большее отвращение, чем дерзость, так это отсутствие чести и совести. Я категорически не одобряю людей, которые выдвигают обвинения без достаточных на то оснований. А о Джереми Кросфилде могу сказать лишь одно: он славный парень.

С этими словами он хлопнул широченными крыльями, с шипящим звуком вознесся в темное небо, и черная его тень грозно повисла меж луной и землей.

Обе кошки и песик помчались через луг, пересекли дорогу и по крутому склону устремились вверх. Здание сорейской школы одиноко и печально стояло в неверном лунном свете на вершине холма за невысокой каменной оградой. Казалось, ему так не хватает веселых детских игр и задорного смеха.

– Как мы туда войдем? – спросила Табиса, когда они остановились под деревьями вблизи школы. – Все двери заперты.

– Какой-нибудь способ наверняка существует, – сказал Плут, озабоченно отметив про себя, что профессор опустился на ветку соседнего вяза и не сводит с них глаз. – Доверимся нашим носам.

И доверились. Они обошли вокруг дома и обнаружили небольшую пристройку – подсобное помещение для учителей, где мисс Краббе и мисс Нэш могли оставить пальто и шляпы и приготовить себе чай на газовой плитке. На уровне земли в том углу, где это крошечное помещение соприкасалось с оградой, они обнаружили круглое отверстие и проход – узкий, но все же пригодный для того, чтобы в него могли по очереди протиснуться Табиса, Пышка и Плут. Проползая, Плут сморщил нос – он учуял очень сильный и очень неприятный запах: омерзительный, тошнотворный, проникающий во все поры запах крыс.

Выйдя из прохода, они оказались в дальнем углу темной кладовки. Собаки не отличаются способностью видеть в темноте, зато кошки в этом преуспели. Пышка и Табиса без видимых затруднений провели Плута мимо кип старых газет и журналов, наваленных как попало пустых ящиков, куч сломанных зонтов и непарных резиновых сапог. Затем они оказались в школьном вестибюле, откуда можно было войти в две комнаты – большую и поменьше.

– Начнем с маленькой, – предложила Табиса.

Судя по неуклюжим рисункам, развешанным по стенам, это был подготовительный класс мисс Нэш, где детишки пяти, шести и семи лет учились читать, писать и спокойно сидеть на уроках. В помещении было одно окно, и в полутемном классе Плут различил ровный ряд пустых деревянных парт с откинутыми сиденьями. Он удовлетворенно отметил про себя, что среди рисунков оказалось несколько красочных изображений собак и только одно – кошки.

– Ну, Плут, – требовательным тоном сказала Табиса. – Есть тут деньги?

– Не торопи меня, – проворчал Плут. – Я не волшебник, в конце концов. Такая работа требует навыка и сосредоточения.

Пока кошки вели поиск своими силами (не сравнимыми, разумеется, с возможностями Плута), пес опустил нос к самому полу и, чутко принюхиваясь, начал методично рыскать по классу, как обычно делал в поле, когда искал след лисы. Десять минут он потратил на тщательное обнюхивание пола вдоль всех четырех стен, вокруг учительского стола, под партами, а также перед книжными полками и шкафчиками с учебными принадлежностями. Он обнаружил несколько гладких камешков под столом, пару кусков мела и дюжину пожелтевших листьев бука, принесенных на чьей-то обуви – их не вымели, возможно, потому, что Берта Стаббс покинула свой пост. Кроме того, его добычей стали желтая бусина, голубой стеклянный шарик и красная ручка от скакалки. Деньгами не пахло.

– Здесь нет ничего интересного, – доложил он. – Пошли в другой класс.

– А чем все-таки пахнут деньги? – пожелала узнать Табиса, когда они вошли в более просторное помещение, классную комнату мисс Краббе.

– Они могут пахнуть как золото, или серебро, или бронза, или медь, – сказал Плут. – И еще они пахнут потом и человеческими руками. У них запах, – добавил он тихо, – жадности.

Через окно в комнату глядела луна, освещая пол и развеивая сумрак. В передней части класса располагался стол мисс Краббе, за ним на стене висела школьная доска, а над доской – ряд картинок, показывающих, как следует писать буквы алфавита. Вдоль одной из боковых стен стояли шкафы с книгами, угол занимало фортепиано с пожелтевшими клавишами слоновой кости, изящным держателем для масляной лампы и прихотливыми завитушками, украшенными зеленым шелком, на лицевой стороне. Парты здесь были большего размера, чем в комнате мисс Нэш, – ученикам этого класса исполнилось от восьми до одиннадцати лет, – и на каждой имелись чернильница и углубление для карандашей. Столешница парты складывалась, одна ее часть откидывалась и открывала доступ к ящику для книг и тетрадей. Хранить еду в парте, разумеется, запрещалось, но Плут унюхал соблазнительные запахи промасленных хлебных корок, подсохшего сыра, имбирного печенья, спелых яблок и груш.

И еще он чуял крыс – они пахли еще сильнее и отвратительнее. Кроме того, Плут услышал странное металлическое позвякивание.

– Что это? – с тревогой прошептала Табиса на ухо Пышке. Табиса, кошка весьма рассудительная, отличалась, однако, склонностью впадать в беспокойство, когда оказывалась вдали от родной деревни.

– Словно кто-то что-то перекатывает с места на место, – озадаченно заметил Плут. Он наклонил голову набок, прислушался и снова уловил этот звон.

– Звук идет из-за стола мисс Краббе, – авторитетно сказала Пышка. – Плут, заходи справа, я зайду слева, а ты, Табиса, полезай под стол.

Пышка прижалась к полу и начала осторожно красться вперед, подергивая усиками. Пусть ее обоняние и не столь острое, как у Плута, но любая кошка, которая не даром ест свой хлеб и пьет молоко, мгновенно распознает этот запах. Омерзительный крысиный дух был так силен, что, казалось, вот-вот захлестнет ее тошнотворными волнами. Хотя кошкам и нет равных в ловле мышей, они терпеть не могут крыс, вкус которых еще хуже, чем их гнусный запах. А если говорить уж совсем откровенно, то следует признать, что большинство кошек и котов (за исключением самых крупных и воинственных) просто-напросто боится крыс – зубы и когти у них как стальные иголки, и они никогда не дерутся честно.