Текст книги "Наследница Ингамарны (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

– Понятно. А тому старику, значит, показалось, что в нынешнем цикле бог какой-то не такой… Даарн, а как ты представляешь себе небесную ипостась бога?

– Я же сказал – это солнечный диск, который иногда меняет цвет.

– Солнце действительно сравнивают с диском, потому что отсюда, с земли, оно таким кажется…

– Так оно и есть диск. Небесный лик бога, излучающий свет.

– Я слышала, валлоны считают нас дикарями и гордятся своими знаниями, а выходит, что сами они не знают даже очень простых вещей.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Даарн. – А что же тогда, по-твоему, солнце?

– Ты когда-нибудь был в кузнице?

– Был. В приютской школе нас знакомили с разными ремёслами и водили в кузнечный цех…

– Ты видел кусок металла, раскалённый до голубовато-белого цвета?

– Да…

– Так вот солнце – примерно это и есть. Только гораздо больше.

– Что-о?

– Я говорю лишь о видимом солнце. О том, что состоит из плотной материи. Ну ладно, не будем… Всё это очень сложно, а я не нумад-амнитан.

Даарн ничего не сказал. Вид у него был не то утомлённый, не то расстроенный. Гинте вдруг стало стыдно. И очень жалко этого взрослого парня, который сейчас походил на ребёнка, заблудившегося в незнакомом месте. Она осиротела раньше его, но росла, окружённая любовью и заботой. А он с семи лет, возможно, не слыхал ни одного ласкового слова. Никто не любил его по-настоящему и никто не нуждался в его любви. А человек обязательно должен кого-нибудь любить. И Даарн любил живого бога. Такого же мальчика, как он сам, только исполненного совершенства, недоступного простому смертному. Этот мальчик помог ему не озлобиться на всех и вся. Юный бог, чьи серебристо-голубые волосы сияют, словно солнце…

– Знаешь, Даарн, мы с тобой кое в чём похожи… Ты не думай, у нас почитают солнечного бога. Но и других богов тоже. И Эйрин на нас не в обиде.

– Я бы очень хотел его увидеть, – вздохнул Даарн. – Хотя бы ещё раз.

– Это можно устроить. И не один раз. Переодеться, накраситься, надеть парик… Да и не всё же время ваши толкутся в этом храме.

– А ты позволишь мне остаться здесь?

– Здесь, в лесу? Извини, но не позволю, – рассмеялась Гинта. – Ты уже достаточно тут натерпелся. Я отвезу тебя в замок.

– Ты что?! Там же… – Даарн смешался и замолчал.

– Там люди, – спокойно сказала Гинта. – Они тебя не съедят. А вот здесь могут съесть. Ты же не захочешь целыми днями сидеть в пещере, а бродить по лесу тому, кто его совершенно не знает, небезопасно. Ну а у меня своих дел навалом…

– Может, я бы тебе пригодился… Всё же я воин и неплохо владею оружием.

– Вот и прекрасно. Я беру тебя в своё войско.

– А где находится твоё войско, аттана?

– В мирное время дружинники живут в своих домах, ведут хозяйство. А дворцовая стража живёт в Ингатаме. И ты там будешь жить. Тебе там понравится.

– А как там ко мне отнесутся?

Даарн был слегка растерян.

– Никто в Ингатаме не посмеет плохо встретить того, кого я привела. А дальнейшее зависит от тебя. Я думаю, всё будет нормально. Ты производишь впечатление хорошего человека. Ты говоришь по-нашему?

– Плохо… Но я быстро всё запоминаю.

– А в Лаутаме много смешанных семей? – спросила Гинта.

– Достаточно.

– Интересно, как они договариваются насчёт богов, если у вас такие строгости?

– Знаешь, когда я в Лаутаму приехал, даже удивился. В Валлондорне тоже есть такие семьи, в Нижнем городе их особенно много, а я ведь родился и вырос там. В Валлондорне все молятся только Эрину, и сантарийцы тоже, а здесь, далеко от центра… Если валлон женится на сантарийке, они оба должны ходить в храм Эрина, но она ещё может посещать и свои храмы. То есть вообще-то это нельзя, но… Сейчас на это смотрят сквозь пальцы. Но если кто-то из валлонов посещает ваши храмы, то у него могут быть неприятности.

– Смертная казнь, например.

– Да нет… Во всяком случае, здесь такого нет. А вот в Валлондорне…

– Но тебя же хотели казнить.

– Я – другое дело. Я из гвардии абеллурга. И всегда на виду у своих. А если какой-нибудь ремесленник, который живёт в глухом селе… Кто знает, что он там делает, кому молится. Блюстители, конечно, везде должны бывать, но не больно-то они любят сантарийскую глушь.

– Да, в Ингамарне ваши воины появляются редко, а в Улламарну, по-моему, вообще не суются…

– О, говорят, это страшное место! Там есть какие-то красные цветы, которые из всех пьют кровь и разрастаются. Тёмная роща, где бродят живые тени и обитают говорящие чёрные птицы… Или демоны, которые превращаются то в людей, то в птиц. А в Белых горах живут великаны, их жуткие голоса слышны даже в Ингамарне, а иногда они бродят по пустыне. Ещё я слышал, из пустыни приходят каменные демоны. Огромный каменный мангур выпил почти все реки и озёра Улламарны…

– И кто всё это говорит?

– Наши парни. Кое-что они от местных слышали…

– А кое-что домыслили сами, – засмеялась Гинта. – Оказывается, валлоны тоже не лишены воображения. Меня это радует.

– Но мы же видели чудовище. Наверное, это и есть каменный демон из пустыни. Я встретил его недалеко от дороги, которая разделяет Ингамарну и Улламарну. Мы там как-то проезжали отрядом, правда, в Улламарну не сворачивали.

– Ну мне-то туда придётся свернуть, – сказала Гинта. – И думаю, в ближайшее время.

Глава 4. Гости из пустыни

Появление в Ингатаме валлонского юноши вызвало заметное оживление среди молодых служанок. Дворцовая стража встретила его вполне дружелюбно, а после того, как Даарн объяснил устройство кесты, многие даже прониклись к нему уважением. Новые приятели тут же повели его в купальню. Гинта слышала, как они беззлобно шутили по поводу его наряда – зачем носить на себе столько лишнего?

Аххан сказал молодому валлону, что тот может считать Ингатам своим домом, но внучке он потом сказал совсем другое.

– Если ты встретила его недалеко от Улламарны, то не лучше ли было отвести его к Сагарану?

– Не лучше, – отрезала Гинта.

– Но почему? Сагаран приютил бы его у себя в домике. Место уединённое, валлоны туда не ездят. Мужчине с мужчиной нетрудно найти общий язык, и Сагарану, может, не было бы так одиноко. Гинта, я не считаю, что этот юноша у кого-то тут отнимет пищу и воздух. Я поселил бы здесь хоть целый отряд, в Ингатаме места много, но… На тебя и так косо поглядывают. И разговоры всякие ходят. Сначала она захотела служить водяным богам, потом притащила в замок валлона…

– На Сагарана тоже косо поглядывают, причём уже давно. Через четыре года я займу трон в Большом зале. Правителю не пристало перекладывать свои проблемы на плечи других.

В тот же день Гинта мысленно связалась с Сагараном и к вечеру уже была у него. Роща саганвира пламенела ярко-алым летним убором, но её праздничный вид никого не радовал. Даже неугомонные сагны, как обычно шныряющие под ногами, казались встревоженными.

– Выходит, их было по меньшей мере три, – сказал Сагаран, внимательно выслушав рассказ Гинты. – Я не видел той статуи, которая напугала твоего нового знакомого, но две появились в Улламарне ещё позавчера – мангур с головой женщины и четырёхрукая человеческая фигура с хвостом мангура. Выполнены они с большим искусством. Не представляю, какой надо обладать силой, чтобы заставить их так долго двигаться, да ещё и целенаправленно. Эти две появились в селении Катахин, разрушили дом, сломали изгородь, одна чуть не убила человека. Они с особой яростью набрасываются на всё, что движется. А та, третья, значит, дошла аж до Ингамарны… Она сама остановилась?

– Видимо, да.

– Мангур тоже остановился сам, а четырёхрукого остановил я. Знаешь, чего мне это стоило… Я до сих пор как пустой орех.

– Ясное дело. Ты же не аркан.

– У того, кто управлял этими фигурами, очень сильное анх. И сильная воля. Конечно, они не могут двигаться вечно и рано или поздно останавливаются, но иногда бывает слишком поздно. Не останови я эту статую, она бы весь посёлок разрушила.

– Надеюсь, теперь-то на тебя смотрят подружелюбней?

– Да как тебе сказать, – усмехнулся Сагаран. – По-моему, некоторые думают, что это я вызвал пустынных демонов. Старейшины той деревни благодарили меня, но смотрели в землю.

– А где статуи?

– Их разбили на мелкие кусочки. Жалко. Прекрасная работа. Я говорил, что они уже не опасны, но люди были так напуганы…

– Ты мог бы ничего и не говорить, – недовольно заметила Гинта. – Если про тебя и так всякую ерунду сочиняют. Скажут теперь, что ты хотел сохранить каменных демонов.

– Я объяснил им, что это не маррунги. Меня, вроде бы, даже поняли, но… Сейчас люди всего будут бояться.

Гинта решила задержаться в Улламарне на несколько дней. Первым делом она съездила в некрополь. Голубая звезда на могиле Саннида издали сверкала на фоне белой скалы. Увидев её, Гинта почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Здесь только его тело, дань земле, на которой он жил. А где его нафф? Достигла ли она того чужого и странного мира, где живёт золотоволосая красавица? Мужчины любят красавиц… Вряд ли она, Гинта, когда-нибудь будет счастлива. Лучше бы она родилась мужчиной. И зачем великий Диннувир решил воплотиться в женском теле? Или у него не было выбора? А может, он что-нибудь не рассчитал? Саннид же говорил – вернуться не так-то просто.

На этом кладбище уже почти не хоронили. Гинта осмотрела самые древние надгробия и не нашла никаких надписей. Только кое-где на могилах был начертан знак бессмертия.

За кладбищем начиналась пустыня. Изредка попадались сухие стволы и чахлые кустики. Когда-то здесь была роща, а сейчас дующий из пустыни ветер заносил бесплодную землю мелким, как пыль, белым песком…

Прикрыв ладонью глаза, девочка посмотрела на запад и едва не вскрикнула. На горизонте маячила фигура. Гинта сделала зрительный анхакар, и ею на мгновение овладел ужас. Тамир испуганно заржал и закрутился на месте. Гинта с трудом его успокоила.

– Будем надеяться, что это тоже не маррунг, – прошептала она. – Но кто бы это ни был, я должна его остановить.

Девочка привязала хорта к сухой коряге, некогда бывшей деревом, и пошла навстречу живой статуе. Пустынный гость имел облик человека – красивого длинноволосого юноши, только вместо ногтей у него были звериные когти, а изо рта торчали клыки. Как и те статуи, он реагировал на всё, что движется. А сам двигался довольно быстро, и Гинта с трудом увёртывалась от его страшных каменных рук. Воздействовать на предмет лучше с небольшого расстояния, но в данном случае подходить слишком близко было опасно. Диннувир родится снова, но будет потеряно время, а его и так осталось немного. Вот что хотел сказать Сифар. Зло наступает. Всё более решительно и упорно.

Эта статуя, пожалуй, дошагала бы до самой Ингамарны. Гинта еле её остановила. Та, которая напугала беднягу Даарна, шла через лес, и её больше никто не видел. И наложенные на неё чары были слабее. Эта вышла бы как раз к деревне Суаран. Люди уже заметили, что такие пришельцы из пустыни способны ходить только по прямой. То, что попадается на пути, ломают, что не могут разрушить, обходят. Но если поблизости движется что-то живое, они поворачиваются к нему и начинают преследовать. Сейчас нумады и колдуны охраняют каждую деревню, но лучше бы эти непрошеные гости вообще не появлялись возле населённых мест. В Улламарне и так паника. И скоро она перекинется на другие мины.

Гинту шатало от усталости, по щекам струился пот. Она попыталась вытереть его и только размазала по лицу грязь. На зубах хрустел песок. Ближайшее озеро за лаковой рощей. Озеро Сан. А сразу за ним начинается тот зловещий вирновый лес…

Забравшись на Тамира, Гинта оглянулась. Зверочеловек замер с вытянутыми вперёд когтистыми руками. Он казался живым. Он был красив и ужасен одновременно.

Озеро Сан находилось в глубокой низине, и, глядя на него с Велесовой горы, Гинта нашла, что оно действительно очень похоже на глаз, особенно сейчас, когда в нём отражалось ясное небо. Синий сантарийский глаз, обрамлённый густыми чёрными ресницами – травой шикур.

Вода была холодная и чистая. Гинта быстро ополоснулась и решила напоить Тамира, но хорт ни за что не хотел подходить к озеру. Он испуганно храпел и косился в сторону вирновой рощи.

– Да не бойся ты, – Гинта потрепала хорта по шее. – Мы туда не пойдём.

Она объехала рощу и через лаковый лес направилась к заброшенной деревне Вигане, о которой упоминала старая Мавина. Та сумасшедшая, что называла Диннара своим сыном, пришла оттуда. Тёмная это история, и вряд ли удастся в ней разобраться. Впрочем, сейчас Гинту больше интересовали развалины древнего святилища Двух Богов. Оно должно быть где-то недалеко от Виганы.

Вид заброшенной деревни привёл её в уныние, а засохшие заросли велеса производили и вовсе удручающее впечатление. Когда-то тут рос лучший в Сантаре велес, из которого местные жители делали знаменитое Солнечное вино. Его ещё называют Голубое пламя. Прозрачный, искрящийся нежно-голубой напиток, обжигающий, как огонь. От нескольких глотков начинает кружиться голова. В Ингамарне тоже делают велесовое вино, а времена, когда лучшим считалось вино из Улламарны, похоже, навсегда канули в прошлое.

Мёртвые заросли велеса плавно переходили в мёртвый лундовый лес. Древнее святилище из белого турма совершенно терялось среди сухих белых стволов.

«Скоро Улламарна станет краем не только белых гор, но и белых деревьев… И белой бесплодной земли», – подумала Гинта.

Знак над входом в святилище отвлёк её от грустных мыслей. Знак вечности… Здесь он был не совсем такой, как на храме Двух Богов в Мандаваре. Тоже две пересекающиеся прямые, но между четырьмя линиями – не точки, а какие-то фигуры:

Две пары знаков. Каждая представляет собой знак и его зеркальное отражение. Энна – вселенная… Дед говорит: вселенная – это единство времени и пространства, материи и создателя. Время на танумане – карн. Отсюда имя бога времени. Пространство – Жнн. Первого звука в современном сантарийском нет. Его трудно произносить. Что-то между [э], [о] и [у]. В древнем языке он чередовался со звуком [э]. Энна «вселенная» и Жнн «пространство» – родственные слова. – Энн-/-Жнн– один корень на разных ступенях чередования. В древнем языке для этого странного звука тоже должен был существовать свой знак. Вернее, своя буква.

Создатель на танумане – рамхад. Возможно, один из этих знаков – символ создателя. И начальная буква этого слова. Первая буква слова часто становится символом и наоборот. Один из четырёх знаков изображён на уллатиновой пластинке, найденной Гинтой в святилище водяных богов. Почему она решила, что это [р]? Почему она решила, что на пластинке написано эйр…? Ей это приснилось. Далёкой зимней ночью. Она пыталась открыть дверь. «Когда ты найдёшь ответ, дверь откроется сама…» Она лишь чуть приоткрыла её. Эйр – это призыв, а она должна найти ответ.

Если знак – символ создателя и начальная буква слова рамхад, то отражение этого знака должно быть символом материи. И начальной буквой слова со значением «материя». Но ведь живая материя – это гинн… Нет, что-то не то. Гинта сжала ладонями виски, стараясь сосредоточиться. Она знает, какая буква передаёт на письме звук [г]. Может быть, есть другое слово со значением «материя»? Гинн – это земля, это плоть, это твёрдая материя. Должно быть другое слово, которое начинается со знака

.

Лёгкий стук вывел её из задумчивости. На пол святилище посыпались мелкие камешки. Это отвалился кусок рельефа, изображающего узколицего, бородатого бога. Кто это? Нэффс или Танхаронн? От второй фигуры почти ничего не осталось. Такое впечатление, что кто-то специально стесал её со стены. А эта была покрыта сетью трещин. Огромные продолговатые глаза смотрели на Гинту с насмешливым безразличием. Она заметила на месте глазных яблок дыры. Видимо, когда-то здесь были вставлены камни: у одного танариты, у другого наулиды[16]16
  Наулид – драгоценный камень голубого или синего цвета.


[Закрыть]. Интересно, какие глаза были у этого, сохранившегося? Что это за бог?

Ночью ей снился страшный сон. Статуя юноши, которую она встретила в пустыне, преследовала её верхом на каменном мангуре. Гинте никак не удавалось снять с неё чары, она только могла ненадолго её останавливать и старалась за это время убежать как можно дальше. Смертельно усталая, она укрылась в древнем святилище Двух Богов. Но каменный человек и каменный зверь принялись разрушать ветхое строение. Святилище содрогалось от тяжёлых ударов, со стен сыпалась каменная крошка, а покрытый трещинами бог смотрел на Гинту с таким презрением, что ей стало стыдно и страх улетучился. «Интересно, какие у него были глаза», – подумала девочка. И вдруг увидела перед собой статного, красивого мужчину средних лет, в длинном сером одеянии, с серебряным обручем вокруг головы. Худощавое синеглазое лицо показалось ей знакомым. «Не всё ли равно, какие они были, – сказал он. – Мы сделаем так, как нам хочется. Пусть тот, кого ждут, придёт». Последним видением была статуя зверочеловека, с мольбой протягивающего к ней свои когтистые каменные руки.

Проснувшись, она услышала тяжёлый топот, который звучал всё ближе и ближе, и на какое-то мгновение её холодной волной накрыл страх.

«Что за глупости! – пристыдила она себя. – Это всего лишь всадник».

Гинта поняла, кто говорил с ней во сне. А он был очень даже хорош собой, великий нумад древности. Наверное, женщины любили его. Возможно, она бы тоже влюбилась… В кого? В себя? Гинта невольно рассмеялась.

Всадник остановился около дома. Ну конечно, это за ней. Что там опять случилось… На пороге появился Сагаран. Вид у него был встревоженный. В последнее время он почти не жил в своём деревенском доме, полностью предоставив его в распоряжение Гинты. Эту ночь он тоже провёл в святилище.

– Меня сегодня разбудили ни свет ни заря, – сказал молодой нумад. – В Белый замок пожаловал гость.

– Из пустыни?

– Разумеется. Да ещё с такой помпой! Верхом на мангуре.

– Что-о?

Гинта почувствовала, как её бросило сначала в жар, потом в холод.

– Статуя – человек на мангуре. Прекрасная, кстати, работа. Нужна твоя помощь, Гинта. Акамину плохо. Одевайся, а я пока оседлаю Тамира.

По дороге к замку Сагаран рассказал, что на рассвете малочисленные обитатели Уллатама были разбужены страшным грохотом. Кто-то ломал ворота. А когда выглянули в окно, увидели статую – юноша верхом на мангуре. Каменный зверь повалил ворота, вошёл во двор и остановился. Видимо, сила, приводившая статую в движение, иссякла.

– Это не маррунг, – сказал Сагаран. – Наверное, его кто-то вёл. До самого замка. Или… Нет, в это трудно поверить! Заставить неживой предмет проделать долгий путь и прийти в какое-то определённое место… Это невероятно! Управлять предметом на расстоянии можно, но лишь в том случае, если хорошо представляешь место, в которое ты его посылаешь. В Сантаре было несколько нумадов, способных на такие чудеса, но они могли управлять неживой материей в пределах двух-трёх скантиев, не больше…

– Есть только один способ выяснить, откуда являются эти гости и кто их посылает.

– И какой же?

– Поход на запад. Возможно, придётся дойти до Каменного царства Маррона…

– У меня не хватит духу предложить такое на Совете.

– У меня бы тоже не хватило, – призналась Гинта. – Смельчаки всегда найдутся, но… Так ведь можно отвести людей на верную гибель, а удастся что-нибудь выяснить или нет – ещё неизвестно. Я никак не могу привыкнуть к мысли, что правитель имеет право рисковать не только своей жизнью, но и чужими.

– Надеюсь, что ты никогда не привыкнешь к этой мысли, – усмехнулся Сагаран. – Иногда приходится идти на риск, но пока спешить не надо. Думаю, ближайшие события дадут нам какую-нибудь подсказку.

– Мы могли бы сходить на запад вдвоём… Ну, хотя бы до тех скал. Мы ведь давно уже собираемся взглянуть на них поближе. А что с Акамином?

– Когда он увидел статую, ему стало плохо. У него отнялись руки и ноги. Сначала он даже говорить не мог. Сейчас с ним нумад Акбар, но он не саммин. Я поехал за тобой. Вряд ли у нас тут найдётся целитель искуснее тебя. К тому же ты знакома с Акамином и даже побывала у него в гостях. Такой чести давно уже никто не удостаивался.

– Зачем было ехать? Разве ты не мог со мной связаться?

– Представь себе, не мог. Что-то всецело владело твоим сознанием. Или кто-то… Я никак не мог пробиться и начал беспокоиться. Мне захотелось поскорее тебя увидеть и убедиться, что с тобой всё в порядке. Что это было, Гинта?

– Сон. Не просто сон, а… Я потом тебе расскажу. А сейчас Акамин что-нибудь говорит?

– Он повторяет только одно слово – «Диннар».

Это изваяние тоже свидетельствовало о высоком мастерстве его создателя. Огромный мангур из серебристого зиннурита казался живым. Его вид внушал ужас. Но ещё более зловещее впечатление производил всадник – красивый юноша, выточенный из желтоватого хальциона. Белки глаз неизвестный мастер сделал из белого хальциона, для зрачков, бровей и волос использовал танарит. На шее всадника сверкало ожерелье из ирридов и санаритов[17]17
  Иррид – драгоценный камень красного цвета; санарит – в пер. с др. – сант. «огненный камень», чаще золотисто-оранжевого цвета, реже – жёлтого и оранжевато-алого.


[Закрыть], а узкие бёдра охватывало некое подобие многоярусных бус из таких же камней. Юноша сидел, гордо выпрямившись и сжимая в правой руке серебряный жезл, увенчанный крупным танаритом.

– Тан, – прошептала Гинта. – Полубог… С глазами, чёрными, как танарит, как крыло ванга, как беззвёздная ночь…

– Что? – обернулся к ней Сагаран.

Он привязывал к столбу хортов, которые, шумно дыша, косились на сверкающее в лучах утреннего солнца изваяние.

– Так, ничего… Я вспомнила ваших Близнецов.

Вспомнила она и вчерашнюю статую, которую остановила недалеко от старого кладбища. Такое впечатление, что этого всадника и зверочеловека делали с кого-то одного. Или он сам…

– Мавина, рада видеть тебя в добром здравии.

– Да пошлют тебе боги счастье, юная госпожа, – поклонилась старуха. – Я-то здорова, а вот наш повелитель…

– Веди меня к нему.

Гинта провела в Уллатаме три дня. Ей довольно быстро удалось снять паралич, но успокоить старика было непросто.

– Это Диннар, это мой Диннар, – без конца повторял он, и по его морщинистому лицу катились слёзы. – Он вернулся ко мне. Я сразу его узнал. Ты видела, как он красив? Да-да, прошло столько лет, и он уже взрослый. Теперь я могу умереть спокойно…

– Тебе не время умирать, Акамин. Кому ты оставишь трон? Ведь статуя не может править Улламарной.

– Почему не может? – Минаттан зашёлся хриплым, полубезумным смехом. – Ею уже столько лет правит мертвец. Я давно уже мёртв, дитя. А сейчас сюда каждый день заявляются статуи, приводя в трепет живых. Так пусть правит статуя! Здесь всё равно скоро будет обитель смерти. Я не очень-то любил его, но я без него тосковал. Ведь это мой внук. Единственный внук. И я так мечтал его увидеть. Я всегда знал, что он не простой смертный, мой Диннар… Он пожелал вернуться в виде статуи… Что ж, я рад ему! Я сегодня же устрою пир…

– Акамин, твой внук действительно не простой смертный. Судя по всему, он умеет управлять камнями. Возможно, он послал сюда это, чтобы напомнить о себе. Статуя действительно на него похожа?

– Да. Он должен был стать таким. Я же хорошо его помню. И эти глаза… Его невозможно забыть. Я не позволю его уничтожить! Пусть стоит во дворе. Скажи моим глупым слугам, чтобы не боялись. Оно ведь больше не опасно, это изваяние?

– Не опасно. Запас силы, приводившей его в движение, иссяк. Связь оборвалась. Чтобы разбудить его снова, хозяин должен воздействовать на него непосредственно, с близкого расстояния. То есть он должен появиться здесь. Кто он – неизвестно. Может, это и не Диннар. Не пускай в замок незнакомых людей. Пусть твои слуги будут начеку.

За три дня, что Гинта провела в Белом замке, в Улламарну пожаловало ещё девятнадцать статуй. Это были огромные мангуры, некоторые с человеческими головами. Весть о нашествии каменных чудовищ быстро облетела северные мины. В Улламарне опустело ещё несколько деревень. Люди бежали в Ингамарну, в Лаутаму. Или просто селились подальше от границы с Бесплодными землями. Одни переезжали к родственникам, другие наспех строили временные жилища. Направляясь верхом в пустыню, Гинта и Сагаран то и дело встречали нагруженные скарбом повозки. Угрюмые мужчины раздражённо погоняли гунов и хортов, следом плелись испуганные женщины и дети. Гинта поймала на себе несколько неприязненных взглядов.

«Слабый вечно обвиняет сильного», – вспомнила она.

– Сейчас бегут из Улламарны, – сказал Сагаран. – А через год-другой придётся вообще бежать из Сантары? Только вот куда? Может, за горы? Сначала они сюда, потом мы туда… Но они-то хоть знали, куда шли. Бежать – не выход. Если вдуматься, Эрса не так уж и велика.

Следы статуй терялись в пустыне. Ветер заносил их песком. Гинта и Сагаран проехали примерно шесть скантиев и повернули назад. На обратном пути они хорошенько рассмотрели пять гигантских фигур, вернее, скал, которые полтора больших цикла назад таинственным образом изменили форму.

– Ничего не могу понять, – говорил Сагаран, объезжая каменных великанов. – Ведь это же не диурин, а турм. Обыкновенный турм. Вблизи они ещё больше похожи на людей.

– Да, – согласилась Гинта. – А эта – на статую в моей купальне. Думаю, скоро мы во всём разберёмся. Это же явно связано с периодами особой активности Камы. Её стопятидесятилетний цикл подходит к концу.

– Всё рано или поздно приходит к концу, – задумчиво произнёс Сагаран. – И жизнь каждого существа…

– Жизнь кончается, чтобы начаться вновь.

– А мы узнаем друг друга в той, следующей, жизни, – Сагаран не то спрашивал, не то просто размышлял вслух.

Гинта не нашлась, что ответить. Её смутил тон Сагарана. Он вообще в последнее время был какой-то странный.

Созвать Совет предложил эрг-нумад Улламарны Айтавин. Следовало обсудить, как получше организовать охрану селений от непрошеных гостей. По традиции, Совет должен был собираться в замке правителя, который обычно и возглавлял такие заседания. На этот раз нумады, аттаны и приглашённые на Совет старейшины деревень собрались около святилища Эйрина. Минаттана из-за его болезни решили не тревожить. Впрочем, его уже давно не тревожили. А с нумадами аттаны и старейшины советовались всё реже и реже. Всё равно им не остановить наступление бесплодных земель. В Улламарне давно царила безнадёжность.

Теперь перед людьми стояла конкретная и в общем-то выполнимая задача. Гости из пустыни – не маррунги, а значит, защититься от них можно.

Айтавин пригласил старого Аххана, но дед не смог поехать – его очень тревожило состояние одного тяжёлого больного.

– Ты поедешь вместо меня, – сказал он Гинте. – Я имею право послать на Совет кого-нибудь из учеников, а ты к тому же будущая правительница. В Улламарне ты бываешь часто и тамошнюю обстановку знаешь лучше меня. Ради всех богов, не горячись и не перебивай старших.

Гинту в Улламарне знали не хуже, чем её деда, но кое-кто из старейшин всё же с удивлением вскидывал брови, увидев среди сидящих полукругом нумадов худенькую девчоночью фигурку в просторном сером одеянии, из которого смешно торчала тонкая шея. Круглый медальон с вирилловой звездой – знак нумада – красовался у Гинты не на груди, а скорее на животе. Она то и дело незаметно поправляла увесистую серебряную цепочку, стараясь поднять его повыше. Вместе с этим медальоном дед как бы временно передал Гинте свои полномочия. Она слышала, как старейшина деревни Битумара недовольно сказал:

– Ну, допустим, Аххан не смог приехать сам. Но разве в Ингамарне мало нумадов? Насколько я знаю, эта девочка ещё даже не мангарта. В конце концов, это просто неуважение к…

– Насколько я знаю, эта девочка уже могущественней взрослых нумадов, – перебил его сосед, тоже какой-то старейшина. – Наш эрг-нумад пригласил Аххана, а Аххан имеет право послать вместо себя того, кого сочтёт нужным. А уж он-то знает, что делает. И не забывай, эта девочка – будущая минаттана.

– Да-а, правительница-нумада…

– Ну и что тут плохого? У нас в Улламарне уже была такая, и мин при ней процветал. Кстати, говори потише. Она может нас слышать. Мы вечно забываем, что они видят и слышат гораздо лучше нас.

Гинта действительно сделала слуховой анхакар, но, глядя на её непроницаемое лицо, эти двое так и не поняли, слышала она их или нет.

Несмотря на большое количество собравшихся, совет был недолгим. Высказывались только по делу. Аттаны и старейшины пообещали организовать круглосуточные патрули между деревнями и на границе с пустыней. Кузнецы Улламарны уже получили заказ на оружие. Кто знает, может, вслед за каменными гостями с запада скоро двинутся полчища маркангов. Вдоль всей границы и возле посёлков было решено установить ядрометатели. Лучше уничтожать статуи на расстоянии. На всякий случай каждый нумад брал под свой контроль какой-нибудь участок границы, а мангарты, абинты и колдуны вместе с воинами патрулировали между селениями. Нумады взяли на себя освещение. Сейчас в Улламарне и ночью должно быть светло, как днём. Чем больше света, тем меньше лазеек для служителей тьмы.

Всё шло гладко, пока не заговорили об Уллатаме.

– Судя по всему, там рады каменным гостям, – язвительно заметил аттан Канхаир. – Так стоит ли вообще защищать этот проклятый замок? Мои люди давно уже обходят Иргинтам подальше. Стража оттуда почти вся разбежалась. И прислуга. У правителя больше нет войска, наследника тоже… Будем откровенны хотя бы сейчас, перед лицом опасности. Сколько можно притворяться? В Улламарне давно уже нет правителя. И Улламарне нужен правитель. Нужен!

Гинта невольно сжала кулаки. Ей стоило большого труда сдержаться и промолчать. Она догадывалась, куда клонит Канхаир. Его род – один из самых могущественных в Улламарне. Канхаиру под шестьдесят, но он здоров и полон сил. У него большое войско. Бесплодие ещё не коснулось его земельных угодий, расположенных у границы с Ингамарной. Его люди сыты и не так напуганы, как жители западной части Улламарны, которая, судя по всему, скоро опустеет совсем.

– Людям надоело безвластие, а в такое трудное время оно просто неприемлемо! – говорил Канхаир. – Кто-то из нас должен взвалить на себя тяжёлое бремя власти!

«Тяжёлое бремя власти…» – мысленно передразнила его Гинта. – Такие, как ты, ничего на себя не взваливают. Такие только берут. Готовое. Трудное время – это не сегодня и не вчера. В Улламарне давно уже царят хаос и запустение. И всё это время ты бездействовал, а сейчас… Решил, что легче стать вождём под шумок? Ты будешь красиво говорить, а чёрную работу сделают другие? Не ты первый…»

Говорил Канхаир действительно красиво. И убедительно. Чувствовалось, что многие здесь считаются с его мнением, и Гинту это злило.

– Уважаемый Канхаир, – обратился к нему эрг-нумад, – речь идёт не только о защите замка правителя. И даже не столько о ней. Уллатам и его окрестности – большая территория. К сожалению, совершенно безлюдная. Покинутые деревни, заброшенные поля…