Текст книги "Наследница Ингамарны (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Глава 3. Школа нумадов

В середине осени Таввин приехал поздравить Гинту с днём рождения. Ей исполнялось шесть лет. Он привёз из Валлондорна куклу. Большую – примерно два с половиной локтя, нарядную куклу-валлонку со светло-голубыми глазами и длинными серебристыми локонами. Нельзя сказать, что она была лучше тех, которые делал мастер Ким. Пожалуй, его куклы были красивее. Он вырезал их из лунда, красиво раскрашивал и покрывал макувой – прозрачным раствором, который, застывая, надёжно защищал деревянные изделия от повреждений. Девчонки из всех окрестных селений приносили Киму свои волосы. Приходится же иногда стричься, а чем выбрасывать отрезанные пряди, лучше отнести их мастеру – для новых кукол. В конце концов, для кого он их делает? Куклы Кима были как живые. У каждой своё лицо и свой характер. А Нага, жена мастера, шила им одежду. Для Гинты Ким сделал уже больше тридцати кукол. Среди них были девочки и мальчики, девушки и юноши. Таома нашила им всяких нарядов. А кузнец Гарам смастерил для кукол аттаны[1]1
  Аттан (жен. аттана) – древнее название вождя небольшой области, входящей в состав мина. Так называли и детей минаттана – правителя мина. Дети аттанов титулов не имели. Тот, кто после смерти отца наследовал основную часть угодий, наследовал и титул аттана. Его супруга тоже получала этот титул.


[Закрыть] множество маленьких браслетов, ожерелий, подвесок и прочих украшений. И даже выковал оружие для её игрушечных воинов и охотников.

К дню рождения Гинты Ким сделал ей игрушечных хортов. Он обтянул их шкурой занга, выкрашенной в коричневый, чёрный и серый цвета, копытца выточил из рогов айга. А кузнец изготовил сбрую. И ещё Гарам вместе с плотником Зумбаром соорудили маленькую повозку с крутящимися колёсами и упряжью.

Дед подарил Гинте настоящего хорта – молодого, недавно объезженного, редкой золотистой масти, с чёрной гривой, чёрным хвостом и тёмной полосой вдоль хребта.

– Ну вот, – смеялась Таома. – Теперь и у тебя, и у твоих кукол есть хорты. У них даже свой выезд есть. Боюсь, для кукол скоро понадобится отдельный дворец. Сколько их накопилось, да ещё Таввин привёз… Знаешь, она мне не нравится.

– Это потому что она валлонка?

– Да просто она хуже, вот и всё, – сказала старуха.

Куклы мастера Кима действительно были красивее этой пустоглазой девицы с застывшим, как будто бы мёртвым лицом. Куклы старого Кима казались живыми, только не умели двигаться. А эта, казавшаяся неживой, умела. Она могла ходить. В спине у неё была такая маленькая круглая штучка. Нажмёшь на неё, немного повернёшь, поставишь куклу на пол – и она шагает. Правда, больше двадцати шагов подряд не сделает, но можно же ещё нажать и подкрутить. Здорово!

«Вот бы остальные куклы могли ходить, – думала Гинта. – А хорты возили повозку…»

На следующий день она сбегала к старому Киму и спросила, не может ли он сделать своих кукол ходячими.

– Что ты, дитя моё, – сказал мастер. – Я же не нумад и не колдун. Я не умею заставлять предметы двигаться. Это ты уж деда своего проси. Или его мангартов. Разве они тебе в чём-нибудь откажут?

Дедовы ученики частенько развлекали маленькую аттану, показывая ей разные фокусы, но не будешь же приставать к ним каждый раз, когда захочется поиграть в куклы. Да у них и поважнее есть дела. Лучше им не тратить своё анх на всякую ерунду. Вот бы самой так научиться…

Гинта знала: если она и окажется в числе дедовых учеников, то произойдёт это нескоро. Не раньше, чем ей сравняется десять лет. До этого возраста человек должен слушать, запоминать, учиться владеть собой, в частности своим анх. Допустим только один способ воздействия на других – передача мыслей. Можно ещё, конечно, помочь приятелю залечить рану, но это в том случае, когда поблизости нет никого из взрослых. Перенапрячь своё неокрепшее анх ещё опаснее, чем перетрудить мышцы. Тиумиды, обучавшие детей в храмовых школах, присматривались к ним. Почти все они были колдунами и в своё время учились у нумадов, просто способности не позволили им попасть на третью ступень. Они учили ребятишек владеть своим телом и даже показывали им кое-какие упражнения, помогающие концентрировать анх. Когда очередная группа детей достигала десятилетнего возраста, нумады выбирали из них учеников для своих школ. Обычно они уже заранее знали, кого возьмут. Остальные оставались в храмовых школах, где продолжали образование лет до пятнадцати.

Иногда, как говорят в Сантаре, анх человека опережает его возраст. Такого ребёнка сразу отдают в руки опытного нумада – неуправляемая сила опасна. Но это случается редко. Даже у большинства самых знаменитых нумадов до девяти-десяти лет было обычное анх, то есть сильнее, чем у сверстников, но ненамного.

Гинта никогда не задумывалась над тем, какое у неё анх, а дед… Не будь он так занят школой и своими больными, он бы наверняка раньше заметил, насколько его внучка отличается от других детей.

Забавно, но всё началось с этой несчастной куклы. Через несколько дней после именин Гинта случайно обнаружила под одной из лестниц верхнего этажа маленькую обитую железом дверь. Она оказалась незапертой, и, отворив её, девочка попала в тёмную, пропахшую пылью комнатушку. Здесь явно давно уже никто не бывал. Гинта невольно вздрогнула, услышав голос деда. Он звучал где-то рядом. Громко, но Гинта не могла разобрать ни единого слова. Дед говорил на каком-то странном языке. Некоторые слова казались ей знакомыми, вернее, похожими на те, что она знала, но смысла она всё равно не улавливала. Когда дед замолчал, заговорил кто-то другой. Тоже на непонятном языке. Зато Гинта узнала голос Камбига, одного из дедовых учеников. Значит, за стеной диуриновый зал, где старый Аххан обычно проводит занятия. Вскоре Гинта поняла, почему так хорошо слышно – она заметила в стене маленькое отверстие. С тех пор она почти каждый день наведывалась в потайную комнату под лестницей. До чего же интересно было в школе нумадов, особенно на занятиях старших.

Младшие, ольмы, должны были научиться в совершенстве владеть своим телом и своим анх. Прежде чем управлять в доступных тебе пределах существами, предметами и явлениями окружающего мира, надо научиться управлять собой. Всеми теми силами, что в тебе сокрыты. Особое внимание на первой ступени обучения уделялось физическим упражнениям, которые развивали способность напрягать отдельные мышцы и группы мышц, концентрировать анх в любой части тела, словом, управлять своим телом так, чтобы оно стало одновременно и твоим послушным инструментом, и материалом, из которого ты сможешь лепить всё, что захочешь. Подобные занятия с детьми проводили ещё тиумиды в храмовых школах. Они учили их вырабатывать нечувствительность к боли, холоду, жаре. Но высочайшее искусство – сделать тело почти неуязвимым – доступно далеко не каждому. Даже не каждому нумаду. К концу первой ступени ольмы отличались потрясающей гибкостью, а силой превосходили любого взрослого мужчину со средним анх. Дед говорил ученикам: «Со временем вы сможете развить в себе даже гибкость гинзы и силу харгала».

Не так-то просто было научиться концентрировать своё анх в разных частях тела. Если лечишь, надо сосредоточить его в пальцах, если вызываешь нао – сначала в точке чуть повыше переносицы, потом в пальцах, если хочешь понять незнакомую речь – в темени и за ушами, если двигаешь предметы – сперва в середине груди, потом в ладонях…

Почти каждый урок начинался с физических упражнений. Дед, одетый, как и ученики, в одну лишь набедренную повязку, показывал им различные позы, которые они старательно повторяли. Его сильное, поджарое тело было стройным и красивым, словно у юноши. Ничего удивительного – тот, кто в совершенстве владеет своим телом, не даёт ему болеть и стареть. Недаром нумадов называют монхаммадами. Монхаммад значит «вечно молодой». Возраст деда Аххана выдавали лишь седина да спокойная мудрость взгляда. Впрочем, ни то, ни другое его не портило.

Ольмы получали знания об Эрсе и её обитателях, о земных и небесных явлениях – разумеется, более полные и подробные, чем их сверстники в храмовых школах. Особенно тщательно на первой ступени обучения изучали свойства растений, способы приготовления лекарств, ядов и противоядий. Ольмам объясняли, как регулировать рост растений путём перераспределения нигмы и позволяли кое-что выращивать самим. Очень много времени отводилось на изучения таннума – тайного языка. И ещё – каждый ольм прекрасно знал, что ему не стать абинтом, пока он не овладеет простым и высоким анхакаром. Кар – в переводе с танумана «связь, соединение, проникновение». Простой анхакар – это соединение анх с пятью обычными органами чувств. Зрительный анхакар позволяет лучше и дальше видеть, слуховой и обонятельный – различать звуки и запахи, которые не уловит и зверь. При помощи наружного анхакара можно обострить или наоборот снизить кожную чувствительность, а также создать некоторую защиту от внешних повреждений. Чем сильней и натренированней твоё анх, тем надёжнее защищено твоё тело. Вкусовой анхакар позволяет быстро распознать любой яд, чтобы выплюнуть его, пока не проглотил, ну а если отрава уже попала в желудок, внутренний анхакар поможет организму обезвредить и отторгнуть её. Вообще-то простой анхакар считался делом несложным. Ему обучали и в храмовых школах. Охотники, которые почти всю жизнь проводили в лесу, как правило хорошо им владели, хотя, конечно же, хуже, чем нумады и колдуны.

Высокому анхакару учили только в школах нумадов. Для него требовалось действительно сильное анх. Высокий анхакар – это особое умение управлять своими и чужими чувствами, мыслями, ощущениями и настроениями, а точнее, соединяя их со своим анх, создавать чувственно-мысленный поток, который можно направить на кого угодно. Таннум не позволял проникать в чужое сознание, но разгадать дурной умысел иногда способен и обыкновенный человек, не знакомый с тайным учением. В совершенстве владеющий высоким анхакаром умеет одним взглядом отводить от себя злые побуждения и обращать их против того, от кого они исходят. Даже валлоны знали, как опасно нападать на сантарийских колдунов. Они ещё во время первой войны прозвали их «убивающие взглядом». Если владеешь высоким анхакаром, можно бродить без оружия по самым глухим местам, не боясь диких зверей. Главное – заглянуть противнику в глаза. Конечно, и человек, и зверь могут напасть сзади, но слишком уж трудно подобраться к нумаду или колдуну незаметно, даже сзади.

Существовал ещё и высший анхакар, но Гинта имела о нём весьма смутное представление. Она только знала, что владеют им даже не все нумады.

Ольмов с первого же года обучения знакомили с искусством врачевания. Гинте особенно нравились занятия, где дед объяснял, из чего состоят люди, звери, растения и вообще всё, что существует в этом мире. Приникнув к отверстию в стене своего убежища, девочка впитывала знания, как земля влагу. Она усваивала всё гораздо быстрее и лучше, чем десяти– и одиннадцатилетние ольмы. И самое удивительное – ей казалось, что когда-то она уже всё это знала, но забыла, а сейчас вспоминает. И ей ужасно хотелось вспомнить поскорее.

Материя, из которого состоит плотное тело живого существа, на древнем языке называется гинн. Об умершем говорили: «Он вернул своё гинн Матери-земле, чтобы она потом дала ему новое». Гинн состоит из маленьких частичек – монов. Они так малы, что увидеть их очень трудно, даже нумаду. Моны бывают разные, но из них состоит абсолютно всё – люди, животные, деревья, цветы… Нао, тонкое тело живого существа, его бесплотный двойник, состоит из особых монов. Ведь наома – тоже материя, просто такая тонкая, что её невозможно пощупать руками. Наома – это свет Эйрина, отражённый Сантой, в соединении с божественным анх и веществом ли, содержащим аллюгин. Гинта не совсем поняла, что такое ли, но не огорчилась. У неё ещё будет время разобраться во всём получше. Нао как бы пронизывает гинн. Его тонкие моны проникают сквозь моны плотного тела. Нао можно отделить от гинн и сделать проявленным, то есть видимым. В Сантаре все знают: отделять нао от плотного тела небезопасно. Ведь нао – обитель анх, поэтому, лишившись тонкого тела, человек слабеет. Есть выражение «вызвать нао». Но на самом деле нумады вызывают не нао, а всего лишь его часть, вернее, его тончайший слой – суннао. Это менее опасно для живого существа. Если человек без видимых причин вдруг начинал болеть и чахнуть, нумад-врачеватель в первую очередь проверял, на месте ли его тонкое тело. Похищение нао в Сантаре всегда расценивалось как покушение на жизнь человека. Вызвать суннао может каждый мангарт, но похитить само нао, к счастью, не так-то просто. Это под силу только очень искусному нумаду. Ещё труднее похитить нафф. В переводе с танумана это значит «душа». Из объяснений деда следовало, что человек, как, впрочем, и животное, получает нафф при зачатии. Когда отцовское семя оплодотворяет материнское яйцо, возникает новая жизнь. И новое существо получает нафф. Но при этом детёныш получает и частицу нафф каждого из своих родителей. Поэтому дети бывают похожи на родственников не только внешне, но и по характеру.

– Нафф – то, благодаря чему мы дышим, любим, ненавидим, желаем, боимся, – говорил ученикам дед. – Нафф развивается вместе с нум[2]2
  Нум – в переводе с танумана «разум».


[Закрыть]. Она усваивает всё, что нарабатывает нум. Благодаря нафф, которая кое-что помнит из прошлых жизней, у человека есть память предков.

Занятий с учениками второй ступени Гинта не видела. Они почти всё время проводили в лесу, изучая язык птиц и зверей. Абинт в переводе с танумана – «молчаливый», а точнее «неговорящий» (а – «не», бину – «говорить»). Считалось, что обычная человеческая речь не должна касаться ушей и уст абинтов. Им, конечно, приходилось общаться с людьми, не знающими тайного языка, но они всё же старались держаться особняком. Ни один сантариец, увидев подростка с чёрной повязкой на голове, не обратится к нему, если в этом нет острой необходимости. Чёрная повязка – знак абинта. Живя в лесу, ученики второй ступени совершенствовались не только в танумане, но и в изучении животного и растительного мира. Они продолжали работать с нигмой и даже пытались влиять на погоду – разумеется, в тех пределах, в каких позволил учитель.

На третью ступень попадал лишь тот, кто овладел тануманом, то есть научился достаточно хорошо понимать любой язык, включая язык птиц и зверей. Потому старших учеников и называли мангартами. Мангарт – «ловец мысли» или «умеющий ловить смысл» (гарт – «ловец», ман – «мысль, смысл, значение»). Одни становились мангартами в пятнадцать лет, другие позже – в зависимости от способностей. Тот, кто не сумел перейти на третью ступень к восемнадцати годам, покидал школу нумадов, но приобретённые им знания и умения позволяли ему стать колдуном, лекарем, служителем какого-нибудь бога, а также учителем храмовой школы. Впрочем, тиумидами становились не только ученики нумадов, но и люди с обычным анх, умеющие сочинять священные песнопения. Бывали случаи, когда, покинув школу нумадов, человек обращался к какому-либо ремеслу, ваянию, живописи. А иные просто занимались охотой или земледелием. Управляя нигмой, можно выращивать прекрасные сорта.

Тем, кто попал на третью ступень, предстояло добиться звания нумада. Каждый мангарт должен был овладеть наомой и окончательно определиться, кем именно он станет – саммином, амнитаном, инвиром или арканом. Саммин – в переводе с танумана «врачеватель». Дед Гинты был нумадом-саммином, причём самым лучшим не только в Ингамарне, но и вообще на севере Сантары.

Нумад-инвир – значит «лесной нумад». Древнее название инвир, образованное от корня – вир– «растить, расти», считалось не совсем точным, но его продолжали употреблять – по традиции. Под опекой лесных нумадов был не только лес со всеми его тварями. Инвиры помогали гиннурам[3]3
  Гиннур – первоначально «земледелец» (др. – сант.). Позже это название стало общим и для земледельцев, и для скотоводов.


[Закрыть] выводить лучшие сорта и породы, лечили скот, регулировали рост полевых культур и плодовых деревьев, защищали урожай от вредителей, засухи или наоборот от избытка влаги. Правда, влияя на погоду, они обычно согласовывали свои действия с нумадами-амнитанами. Одни занимались делами земли, другие небом, но в конечном счёте и те, и другие старались для жителей земли.

Большинство мангартов мечтали стать амнитанами, однако мало кому это удавалось. Нумад-амитан – тот, кто может сделать мост к другим ангамам и звёздам, тот, кому звёздные боги открывают врата наомы.

Искусство управлять наомой имело две ступени совершенства. Первая – умение вызывать нао, вторая – умение делать мост. Из своего убежища Гинта видела, как мангарты на занятиях вызывали суннао людей и животных. Тонкое тело было такого же размера и цвета, что и его двойник из плоти. Правда, краски у нао немного ярче, но это заметно только в темноте. И одежда как бы слегка просвечивает. Ткань изготовлена из шерсти животного или из растительных волокон, но поскольку то, их чего она сделана, уже мертво, некое подобие нао у неё появляется лишь в соприкосновении с человеческим телом. А нумад уплотняет эту несуществующую одежду, при помощи своего анх сгущая наому. Ведь можно и просто лепить из неё образы. Их называют наомы. Наом менее стоек, чем суннао, но сделать его легче. Каких только картин ни создавали мангарты, упражняясь в искусстве управлять тонкой материей. А искусство это требовало мощного и хорошо тренированного анх. Опытные нумады умели вызывать суннао даже тех, кто находился на другом конце Сантары. Анх нумада копирует тонкое тело человека или животного и приносит его копию – суннао – своему господину. Такое часто проделывают саммины, если приходится лечить кого-нибудь на расстоянии. Правда, тяжёлую болезнь или очень опасную рану так не вылечишь, тут уж нужен непосредственный контакт. Вызывать суннао надолго не следует. В соединении с анх нумада оно постепенно как бы «высасывает» нао, и человек слабеет. Впрочем, полностью «перетянуть» к себе чьё-либо нао очень трудно. Дед говорил, что в смутную эпоху похищение нао было довольно распространённым явлением, теперь же, когда это расценивается как тяжкое преступление и отбор в школу нумадов, особенно в старшую группу, очень строг, случаи похищения тонкого тела – большая редкость.

Вторая ступень искусства управлять наомой – умение делать мост. Ещё это называли выходом в наому. Находясь в плотном теле, человек не может за короткое время преодолевать большие расстояния, а в наоме что один шаг, что тысяча скантиев – особой разницы нет. Здесь другие законы. Для того, чтобы выйти в наому, надо отделить свои нао и нафф от гинн – плотного тела. Соединение нао и нафф называется нафао. Ты остаёшься тем же человеком, только свободным от грубой, сковывающей тебя материи. Однако оставлять своё гинн надо в надёжном месте и желательно под охраной близких, чтобы никто не смог причинить ему вред.

– Если ты явился в этот мир человеком, – говорил дед, – то не пройдя своего земного пути, всё равно не поднимешься на другую ступень существования. Лишившись плотного тела, ты не сможешь вечно существовать как нафао. В конце концов твоё нао растворится в наоме, а нафф будет ждать следующего воплощения. Сделать мост можно только при двустороннем контакте. Если хочешь встретиться с тем, кто сейчас далеко, ты должен мысленно передать ему своё желание, и если он согласен, то позволит тебе появиться там, где он находится. Иначе говоря, откроет врата наомы. Вряд ли вы захотите, чтобы у нас в замке без нашего ведома бродили всякие нафао и наблюдали за нами. Хорошо, что боги не дали людям большей власти над тонкой материей. А то некоторые воспользовались бы выходом в наому, чтобы выведывать чужие тайны. Сделать мост к звезде или какой-нибудь ангаме ещё трудней, но нумады-амнитаны это умеют. Только благодаря им мы и знаем, как устроены солнце, луны и многие далёкие от нас миры. Амнитаны владеют наомой лучше всех. Звёздные боги и владыки ангам открывают им врата.

– И они могут подняться к солнцу? – спросил один из учеников.

– Конечно. В плотном теле к нему не приблизишься. Звёзды очень горячи. А иные ангамы покрыты льдом, и над ними носятся холодные вихри. Но ведь жар, холод и физическую боль ощущает только гинн. Нафао ничего этого не боится.

– Учитель, а ты сможешь сделать мост к солнцу?

– Может, и сумею, если очень постараюсь, – ответил дед. – Но я потрачу на это слишком много сил, а я должен беречь своё анх для своих больных. Ведь я саммин. У меня лучше всего получается лечить, и я не имею права растрачивать силы на то, что гораздо лучше получается у других.

Да, нумады не имели права растрачивать свою силу впустую. Гинта это знала. Они вообще берегли своё анх. Именно поэтому многие из них были одиноки, а если и имели детей, то не больше двух.

Трудно сделать мост на большое расстояние. Ещё сложнее сделать мост во времени. Дед считал, что люди, наделённые такой способностью, рождаются раз в двести-триста лет. Но сейчас такой человек в Сантаре был. Нумада-инкарна[4]4
  Инкарн – «входящий во время» (от карн «время»).


[Закрыть] Айданга жила где-то в Хаюганне, а где именно – не знал никто. Айданга была служительницей Камы, бледной луны. Она сторонилась людей и редко соглашалась отвечать на вопросы о будущем. Гинту это удивляло. Однажды она спросила у деда, почему инкарна не хочет предсказывать будущее.

– Потому что некоторым лучше его не знать, – ответил старый Аххан. – Иные, желая что-то предотвратить, начинают такое вытворять…

– Но если человек хочет, чтобы не было плохого…

– Для этого не надо совершать ничего плохого. И стараться делать хорошее. Наверное, других путей для человека просто не существует. Нумада-инкарна больше всех молчит, потому что больше всех знает. Только глупец, стремясь выглядеть умным, быстро выбалтывает всё, что узнал. Мудрый осторожен. Иногда даже одним единственным словом можно навлечь на себя и на других очень много зла. Будущие нумады недаром учатся молчать. Таннум – тайное знание. С ним не выходят на рыночную площадь.

– А это правда, что у Айданги нет учеников?

– Правда. Ей уже не раз приводили юношей и девушек из разных школ Сантары. Она так никого и не выбрала. Способность к инкарнату – большая редкость. Говорят, кое-кто из чёрных тиумидов тоже умеет делать временной мост, но ты же знаешь, люди боятся слуг Танхаронна. Огненные тиумиды занимаются любовными гаданиями, некоторые даже берутся предсказывать судьбу, но к их пророчествам мало кто относится серьёзно.

Способность двигать предметы при помощи анх развивали в течение всех трёх циклов обучения, но как правило уже на первой ступени было ясно, из кого можно сделать нумада-аркана. От этих учеников даже не требовали безупречного знания тайного языка. И наомой они обычно владели хуже других. Без нумадов-арканов не обходилось ни одно большое строительство. Ведь благодаря им огромные глыбы поднимали на любую высоту, мало заботясь о прочности верёвок. Рабочие при помощи простейших устройств только регулировали движение каменных блоков, чтобы они ложились точно куда следует. И хотя искусство аркана считалось не таким сложным, как искусство саммина или амнитана, оно было не менее нужным, а следовательно, не менее почитаемым.

Гинта видела, как дед учил ольмов двигать предметы при помощи анх. Она давно уже запомнила все длинные и трудные заклинания арканата.

Дед говорил:

– Слово – это тоже сила. Мы произносим заклинание, потому что оно помогает концентрировать и направлять поток нашего анх.

Опытному нумаду достаточно произнести нужные слова про себя. Дед и некоторые мангарты вызывали суннао и двигали небольшие предметы молча. Лёгкий взмах руки – и готово. Зато на бедных ольмов Гинта порой не могла смотреть без смеха. Иной, делая отчаянные жесты, выкрикивал заклинание несколько раз подряд, в результате сдвигал на два пальца какой-нибудь башмак или мячик и гордо улыбался, вытирая вспотевший от напряжения лоб.

«Что если и мне попробовать», – подумала однажды Гинта.

Очень уж ей хотелось, чтобы куклы мастера Кима ходили не хуже, чем эта бледная валлонка с рыбьими глазами, которую привёз дядя Таввин.

Как дрожал её голос, когда она первый раз произносила заветные слова. Ничего не вышло. Гинта не особенно огорчилась. А ночью ей приснился удивительный сон. Она видела странное место – дворцы, высокие башни, площади, снова дворцы… Наверное, это то, что называют городом. В Ингамарне городов не было, и Гинта знала о них только понаслышке. А может, не только… В какой-то момент ей стало казаться, что она уже была в этом месте. Ну конечно! Она узнала и широкую, вымощенную белыми плитами площадь, и дворец. Золотые узоры на его стенах сияли в лучах полуденного солнца, а у высоких ворот сидел сингал. Огромный, как гора. Это была статуя, но Гинта знала: стоит ей захотеть – и статуя оживёт. Стоит только произнести заклинание… Она даже не удивилась, когда золотой гигант спрыгнул со своего постамента и, гулко ступая огромными лапами по каменным плитам, направился к ней.

Утром Гинта вспомнила, где она его видела. Недалеко от Хаюганны среди зарослей колючего кустарника одиноко возвышалась старая аркона. Говорили, что ей не меньше трёх тысяч лет и что посадил её незадолго до Великой Войны сам Диннувир. И он же оставил здесь Золотого Зверя – огромную статую сингала, сделанную из золотистого зиннурита. Когда-то она украшала вход во дворец правителя в городе Сингатаме. Нумады древности умели оживлять статуи, вселяя в них человеческие и звериные души. Диннувир не занимался такими вещами, но он умел укрощать маррунгов, как называли живые статуи. Это гигантское изваяние до сих пор внушало людям страх. Все знали – заключённая в каменное тело нафф давным-давно уснула крепким сном, но мало ли… Вдруг проснётся. Никто не подходил к Золотому Зверю ближе, чем на десять каптов. Гинта тоже видела его только издали, когда ездила с дедом и двумя мангартами в Хаюганну. Но где она могла видеть тот город? Она же узнала его!

Гинта хотела рассказать свой чудесный сон деду, но он целый день был занят в дворцовой лечебнице, а вечером уехал в Лаутаму. Зато в этот вечер Гинте удалось осуществить задуманное. Она почему-то верила, что у неё получится. И получилось. Сперва она заставила пройтись по комнате свою любимицу, куклу Амниту. Потом зашагали и другие. Гинта была вне себя от гордости. Заставить куклу шагать трудней, чем просто сдвинуть её с места. Ведь тут надо воздействовать не на весь предмет, а на его части, в данном случае – на ноги. Гинта поставила рядом Амниту и куклу-валлонку, последнюю завела, и когда она пошла, произнесла заклинание. Дед говорил на занятия: принцип подражания и уподобления хорошо срабатывает, даже если имеешь дело с тем, что не имеет нафф.

Вообще-то ей было немного страшно – ведь она делала то, что ей пока делать не дозволено. В Сантаре ходило выражение «заниматься недозволенным колдовством». Впрочем, это говорили не про маленьких девочек, которым не терпится поскорее научиться колдовать.

«Я же никому не причиняю зла, – думала Гинта. – Я просто играю».

– Какая ты бледная, детка, – заохала однажды вечером Таома, укладывая Гинту в постель. – По-моему, ты заболела…

– Да ничего я не заболела, – сердито сказала девочка. – Тебе вечно кажется, что я заболела.

Однако старая Таома никогда не тревожилась понапрасну. Гинта и сама чувствовала, что в последнее время её часто клонит в сон. Она совсем перестала гулять в саду и даже не выглядывала, когда подружки звали её под окнами замка. Она с утра до вечера сидела в своих покоях, забавляясь тем даром, которым забавляться нельзя. Внучка нумада знала это, но ведь ей было всего шесть лет…

Гинта заставила двигаться даже игрушечную повозку. Сначала пустую. Потом посадила в неё куклу. Потом ещё одну… А в тот злополучный вечер она затеяла игру в гости. «Гостей» было так много, что они еле уместились в повозке, и сдвинуть её с места оказалось делом нелёгким. И когда наконец нарядная повозка с разодетыми куклами тронулась в путь, Гинта почувствовала, что пол у неё под ногами тоже куда-то поехал. А в следующее мгновение её как будто бросили в холодную воду. Вокруг потемнело. Она тонула в этой темноте и мечтала только об одном: скорее бы дно. Нельзя же вот так тонуть до бесконечности… Она слышала какие-то голоса. Испуганные… Или весёлые? Потом стало светлее. Красивые белокожие мальчики с серебряными волосами резвились в голубой воде. Они смеялись и манили Гинту за собой. Наверное, там дно. Как хорошо, а то она ужасно устала…

Таома и сама не могла объяснить, зачем она вдруг заспешила в покои аттаны. Не иначе как Великая Мать надоумила. Или ещё кто-нибудь из богов. На крик няньки прибежали двое мангартов и слуга. Они так и обмерли на пороге. Маленькая аттана без чувств лежала на ковре, а мимо неё игрушечные хорты катили игрушечную повозку с куклами. Мангарты, конечно, сразу поняли, в чём дело.

Когда Гинта очнулась, возле её кровати сидел дед Аххан. Девочка приготовилась к выговору, но дед и не думал её ругать. Он смотрел на неё внимательно и немного печально.

– Я вечно занят то больными, то учениками и не знаю, что творится с моей собственной внучкой. Но с этого дня ты моя ученица. Ты больше не должна пользоваться своей силой без моего разрешения, пока полностью не осознаешь, что это за сила. Ты ведь уже убедилась, как она опасна.

– Я буду твоей ученицей? – обрадовалась Гинта. – Выходит, моё анх опережает мой возраст?

– Выходит, что так, – ответил дед. – Только это ещё не повод для гордости. Тебе предстоит многому научиться. Обещай впредь вести себя благоразумно.

Гинта пообещала, но через несколько дней после этого разговора ей пришлось нарушить запрет. Не могла же она допустить, чтобы её двоюродный брат скончался у неё на глазах!

Зимир, Тамах и Суран были сыновьями аттана Сахима и Зиллы, родной сестры покойного минаттана Ранха. Все трое часто гостили в Радужном замке и дружили с местными ребятишками. Старший, Зимир, был совершенно несносным существом. Он вечно ко всем задирался и обожал дразнить девчонок, не делая исключения и для Гинты. В тот день он чуть не довёл её до слёз.

«Ладно, – подумала Гинта. – Когда-нибудь я тебе всё припомню».

Её злость мгновенно улетучилась, едва она увидела Зимира лежащим на земле с распоротым животом. Он полез на акаву, оступился и налетел на сук. Когда мальчишки сняли его с дерева, он был бледен, как мертвец, из глубокой раны текла кровь. Все перепугались. До ближайшего селения полтора скантия, до замка ещё больше. Сын колдуна Тиоль, конечно, послал сообщение своему отцу, но успеет ли тот доехать… И угораздило же их убежать так далеко. Теперь взрослые об этом узнают, и всем попадёт. А главное – что делать с Зимиром?!

Если бы не Гинта, Зимир бы попросту истёк кровью. Она сумела не только остановить кровотечение, но и частично затянуть рану. Лечебные заклинания в Сантаре знали все, даже дети. Их можно было произносить и на танумане, и на всеобщем языке. Но ведь дело не столько в заклинании, сколько в силе того, кто лечит. Слово лишь помогает концентрировать анх. Кто бы мог подумать, что у шестилетнего ребёнка хватит силы справиться с такой тяжёлой раной!