Текст книги "Эртан. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Светлана Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 48 страниц)

… или наслаждения?

Две реальности сливаются в моем крике.

… Через несколько секунд я начала чувствовать свое тело – первыми отозвались запястья. Рана от кинжала снова заныла.

Дан все еще был не здесь, смотрел на меня – но пока не видел. Зрачки пульсировали, постепенно сужаясь, и с каждым толчком в его глаза возвращался разум.

Я шевельнулась. Он, спохватившись, отпустил мои руки. На его ладони отпечаталась узкая полоска крови.

– Я сделал тебе больно?

– Угу, – рассеянно мурлыкнула я, блаженно жмурясь. – Не волнуйся, так полагается. У меня ведь первая брачная ночь, м?

Дан улыбнулся. «Шутка бестактная, но я все равно тебя люблю», – говорили его глаза.

– Юля…

Я притянула его голову к себе, прячась в поцелуе от того, что он собирался сказать. После хорошего секса часто возникает искушение признаться партнеру в любви, вот только редко это бывает правдой. Мне бы не хотелось, чтобы он утром пожалел о своих словах.

– Юлька, – вывернулся, смеясь. – Дай отдышаться.

– Тогда помолчи.

Он покладисто умолк. Осторожно улегся рядом, примостив голову на согнутой руке. Вторая рука по-хозяйски устроилась на моем животе.

Мне стало немножко не по себе от его взгляда – такого беспредельно нежного, такого счастливого и вместе с тем – властного. «Моя, наконец-то», – говорил его взгляд. А я была ничья. Своя собственная – и то не до конца.

Я прикрыла глаза, отгораживаясь и от этой мысли, и от этого взгляда. Зачем портить мгновения блаженства бесполезной рефлексией?

Все у меня не как у людей, лениво думала я, перебирая пальцы Дана. В кои-то веки оказалась в постели с парнем, который мне нравится, – и то без приключений не обошлось. С другой стороны, могло быть и хуже: некоторые в порыве страсти чуть дворец не спалили, а мне всего лишь продемонстрировали серию веселых картинок из чужих воспоминаний. Кстати, мальчик был симпатичный. На кого-то похож. Очень. И с рыжей девицей я определенно где-то встречалась… А сцена с найрунгом уже утомила, честное слово. Я видела ее со стороны, видела своими глазами, видела глазами Вереска. Осталось только побывать на острие клин…

Глазами ВЕРЕСКА?!

Я резко села, уставившись на человека, который лежал рядом со мной. Ничего похожего. Другие глаза, другие волосы, даже форма черепа другая! Никакой пластический хирург не сделает из Вереска Дана. Но воспоминания были его – в этом я не сомневалась, ведь это мой дар выудил их из его сознания.

– Вереск? – неуверенно спросила я.

Он тоже сел, не удивившись вопросу.

– Я все объясню.

Это он сказал зря. В моем личном хит-параде Самых Ненавистных Мужских Фраз «Я все объясню» уверенно занимает первую пятерку. Где-то между «Это не то, что ты подумала» и «Давай останемся друзьями».

Он дотронулся до моего плеча, я увернулась.

– Юль… Я хотел, как лучше.

Угу. Тоже фраза из хит-парада. Мужчины всегда знают «как лучше», зачем им спрашивать мое мнение?

– Прости, малыш.

Все. Если до этого я была способна на иронию, то «малыш» лишил меня чувства юмора окончательно и бесповоротно. Я-то думала, что уже забыла про обиду, нанесенную Андреем.

– Ты еще скажи, что мы поженимся, заведем ребенка и назовем его Димой! – запальчиво выкрикнула я, вскакивая с кровати.

– Почему Димой? – опешил Дан.

– Значит, по первым двум пунктам возражений нет? – возмутилась я. – Ты уже все решил? Присмотрел домик с садом и гаражом, то есть, простите, с конюшней?

– Юль, ты чего? – спросил он с легкой тревогой. – Какой гараж? Какая конюшня?

– Ничего.

Я устремилась в гардеробную. Дан последовал за мной, остановился на пороге. Собственная нагота его, похоже, ничуть не смущала. Оно и понятно: будь у меня такой пресс, я бы тоже демонстрировала его при каждом удобном случае. Но сложно, согласитесь, сердиться на мужчину и при этом то и дело пялиться на его… гм… пресс. Неубедительно получается.

– Дан, сделай одолжение, – буркнула я, отворачиваясь. – Оденься.

Он не стал задавать вопросов – молча исчез и вернулся уже в брюках и рубашке.

– Я просто хотел знать, как ты относишься ко мне, а не к Вереску.

– Ты и есть Вереск!

– Не совсем. Вереск – это я в теле Кристофа белль Гьерра, с его воспоминаниями, умениями и навыками. Я не знаю, что произошло, случайно или по чьему-то умыслу я оказался в теле полуэльфа. Полагаю, сам Кристоф все-таки умер от лунной лихорадки, но это лишь мои догадки. Мы с ним были во многом похожи – возможно, потому я и прижился так прочно в его голове. Но в нем было слишком много эльфийского – такого, что я не мог бы принять, даже если бы очень постарался.

– Трогательная история. Пару месяцев назад цены бы ей не было, – пробормотала я, ожесточенно копаясь в стопках одежды на полках.

Рубашку я нашла на вешалке, но куда Лаисса могла засунуть джинсы? Смотреть уже не могу на все эти платья и побрякушки!

– Я хотел, чтобы ты видела во мне меня – настоящего меня, а не смазливого полуэльфа, которому красивые глаза и приятный голос достались от природы.

Черт, ну где они? Я широким жестом смахнула вещи на пол. Джинсы оказались закопаны в самой глубине. Вот поганка! Наверняка специально запрятала!

– Ты и так постоянно сравнивала меня с ним, и я в этом сравнении проигрывал, правда?

Неправда. Но теперь ты этого уже не узнаешь. Доволен?

– Если бы я сразу рассказал правду, я бы сошел с ума, ревнуя тебя к самому себе. Каждый поцелуй мучил бы меня вопросом, кому он предназначался: мне – или ему?

Я застегнула брюки, сунула ноги в туфли.

– Сегодня я целовала тебя, не сомневайся. Надеюсь, ты удовлетворен, потому что это был последний раз.

Дан посторонился, выпуская меня из гардеробной.

– Что мне сделать, чтобы заслужить прощение? – примирительно улыбнулся. Знал, паршивец, что нравится мне, и не верил, что я способна всерьез разозлиться из-за такой мелочи.

– Ты можешь делать все, что угодно, – заверила я, открывая входную дверь. – Но это не изменит того факта, что ты меня обманывал.

– Ты уходишь?

– Пойду скажу Фернанду, что согласна, – сквозь сарказм прорвалась горечь. – Он, конечно, тоже лицемер, но у него хотя бы нашлось мужество признаться в этом самостоятельно.

Еще одна бестактная шутка, ничего больше. Но Дан побледнел, будто на моем пальце уже красовался фамильный перстень белль Хорвелл. (Полцарства отдам за последние слова принца!)

– Ты ведь это не всерьез?

Он стоял передо мной – встревоженный, растерянный, с растрепанной прической и в растрепанных чувствах. И мне все еще хотелось поцеловать его в солнечное сплетение. Или хотя бы просто взять за руку. Или… Черт, он мне правда нравился. Но я разрывала отношения за меньшее, а у нас еще даже не было никаких отношений.

– Ключ на столе. Закрой дверь, когда будешь уходить.

* * *

Женька вошел без стука, ожидая застать друга торопливо приглаживающим волосы перед зеркалом. Но Дан не потрудился даже застегнуть рубашку. Он валялся на измятой Юлиной кровати, положив руки под голову, и флегматично созерцал потолок.

– Я смотрю, секс удался, – скептически хмыкнул белль Канто. – Юлька в ярости, ты в депрессии, все как полагается.

– Секс был потрясающий, – вздохнул Дан. – А потом Юля узнала, что Вереск – это я. И, что самое скверное, узнала не от меня.

Женька развернул стул спинкой вперед, сел рядом с кроватью. Разговор, кажется, предстоял долгий. И любопытный.

– Даже не знаю, что тебе сказать, друг, – с плохо скрываемой иронией протянул он. – То ли посочувствовать, то ли последовать Юлькиному примеру. Мне-то ты тоже ни в чем не признался.

– Ты давно уже сам догадался, – отмахнулся Дан, проигнорировав шпильку. – А она – нет. Я так увлекся конспирацией, что сам себя перехитрил… Ладно, давай знакомиться заново, – он стремительно и плавно поднялся с кровати, протянул Женьке руку:

– Позволь представиться: Данил Сергеевич Милославский. Можно просто Дан.

Глава 12

– Евгений Борисович Старцев, – в тон приятелю произнес Женька, пожимая протянутую руку.

– Ты не удивлен, – констатировал Дан. – Давно догадался?

– Давно. Когда ты бежал вместе с Васькой, а потом загадочным образом исчез, Милославский приходил ко мне в надежде выведать информацию о твоем местонахождении. Я видел, что пропавший ему очень нужен, хотя было непонятно, зачем. Стал копаться в прошлом Милославского и узнал, что у него был брат Данил, который семь лет назад пропал без вести. Я бы, может, и не обратил на это внимания – мало ли у кого какие скелеты в шкафу – но время совпадало с точностью до месяца. Я сложил два и два и понял, что якобы пропавший брат все эти семь лет был у Президента под боком. Ну а для достоверности нашел фотоархив кого-то из твоих одноклассников. Ты, конечно, очень изменился с момента выпуска из школы, но узнать можно.

– Подожди, Жень, я, кажется, что-то упустил в твоих рассуждениях. Ты сказал «время совпадало» – совпадало с чем?

– Ну со всей этой историей – с флэшкой, игрой, профессором. Ты мне по телефону сказал, что попытаешься исчезнуть, чтобы игра не досталась Герману, помнишь? Я тогда ничего не понял, конечно, – какой Герман, что происходит? А потом… Что с тобой?

На лице обычно сдержанного Дана было написано такое потрясение, что Женька в первое мгновение перепугался за друга. Но уже в следующую секунду до него дошло:

– Ты не знал, что я – Даго?

– Конечно, нет! – Дан медленно опустился на кровать и покачал головой, словно пытаясь уложить в ней ошеломляющую новость. – Откуда? Клайд не называл твоего настоящего имени, а потом мне стало не до того.

– Ну… я просто привык, что ты всегда все знаешь.

Женька улыбнулся с затаенной гордостью. Если задуматься, гордиться особо нечем: в сохранении инкогнито его заслуги не было. Но он радовался, как мальчишка, всякий раз, когда ему удавалось хоть в чем-то поставить в тупик всеведущего Вереска. («Дана, – мысленно поправился Женя. – Данила. А интересно, как он сам себя воспринимает? Кристоф белль Гьерра, Данил Милославский, Слайдер, Дан – так и до шизофрении недолго.»)

– Ну что ж, это упрощает мою задачу. Я могу пропустить начало истории, – Дан выудил из-под кровати сброшенные второпях сапоги и снова сел. – Ты ведь помнишь, как я познакомился с профессором?

– Помню. Ты сказал, что его убили. Это сделал твой брат?

– Не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Но давай по порядку, ладно?

* * *

В тот день профессор так и не пришел: позвонил уже в десять вечера и, извинившись, попросил перенести встречу на утро.

– Нет проблем, – сдержанно ответил Данил. – Завтра в одиннадцать.

И с досадой отбросил телефон на кровать. Завтра в одиннадцать! Да за это время можно умереть от любопытства! Искушение снова надеть шлем и попасть в игру было велико, но Данил ему не поддался – удержало природное благоразумие. Работать не хотелось, сон не шел (какой уж тут сон!), и Данил сидел на подоконнике, бездумно наблюдая за ночной дворовой жизнью: вот влюбленная парочка обнимается на скамейке; компания подростков, оккупировавшая качели, над чем-то громогласно хохочет – похоже, дает влюбленным советы; вот местный бомжик по-хозяйски поднимает крышку мусорного бака… Именно это простое действие натолкнуло Данила на неожиданную мысль разобрать оставленное профессором устройство. Забавно, от каких мелочей порой зависит судьба человека…

Флэшка была толстая, пузатая, широкая, сделанная в нарочито грубой манере – этакий привет от советского военпрома: не изящно, зато надежно. Данил никогда не мог понять дурацкой моды и удивлялся, что подобной безвкусицей пользуется уважаемый профессор. Но теперь он взглянул на этот «плевок из прошлого» по-новому: широкий уродливый корпус мог скрывать помимо основной микросхемы еще много интересного.

Упрямое устройство не желало делиться тайнами – миниатюрные винтики сидели крепко, отвертка то и дело соскакивала с насечки – но человек оказался упрямее. Под дешевой пластиковой крышкой тускло поблескивал кусочек бесцветного стекла в форме правильного восьмигранника. Данил подцепил его пинцетом, внимательно оглядел со всех сторон. Нет, пожалуй, первое впечатление было ошибочным: это не стекло. Хрусталь? Алмаз? Какой-то искусственный минерал? В камнях Данил не разбирался, да и, правду сказать, его в последнюю очередь волновало название. Важнее другое: зачем он здесь? Какова его функция? Новый носитель информации?

Дух захватывало от прикосновения к тайне. Сейчас Данил был даже благодарен профессору за то, что тот не пришел и тем самым вынудил измученного любопытством парня открыть флэшку. Теперь дожить бы до утра…

Он почему-то не сомневался, что перед лицом фактов профессор не устоит и будет вынужден рассказать правду. Тем горше было его разочарование.

– Простите, Данил. Это не моя тайна. Если бы не трюк с подменой флэшки, вы бы даже не узнали о существовании кристалла. В конверте – ваша оплата. Я понимаю, что вы ждете не денег, но это все, что в моих силах.

Если бы заказчик предложил расплатиться фантиками или кленовыми листьями, Данил и то обиделся бы меньше. О деньгах речи не шло с самого начала – профессор прекрасно знал, что молодым человеком двигал исключительно интерес к задаче. Но роптать было не на кого: он обманом отхватил кусок чужого пирога, так кто виноват, что ему не спешат скормить все остальное?

– Буду признателен, если вы никому не расскажете о том, что узнали, – попросил профессор напоследок. – Я очень рассчитываю на вашу порядочность. И, в свою очередь, обещаю, что открою вам тайну кристалла, как только это станет возможным.

Данил молча кивнул. А что еще оставалось делать? Не кататься же по полу, как капризный ребенок в магазине игрушек…

Недели две он не находил себе места – и не только от любопытства. Смешно сказать, но игра никак не шла из головы. Ему хотелось снова оказаться в мире, который казался едва ли не реальней окружающей действительности, побродить по лесу, поболтать с тем смешным мальчишкой-драконом. Наконец, Данил не выдержал и набрал номер профессора. Может, все-таки удастся его уговорить – если не открыть тайну игры, то хотя бы позволить снова побывать в ней? Мобильник оказался вне зоны доступа, а по домашнему…

– Отец погиб, – глухо сообщил девичий голос. – Неделю назад. Несчастный случай на работе. Я не знаю подробностей, позвоните в лабораторию…

Девчонка продиктовала номер и, не попрощавшись, положила трубку. Ошеломленный Данил машинально записал на клочке бумаги семь цифр и долго сидел с телефонной трубкой в руках, вслушиваясь в короткие гудки. Несчастный случай… был ли он таким уж случайным?

Лаборатория оказалась не опечатана (по правде сказать, опечатывать было нечего: дверь вынесло взрывом). Данил прикинулся журналистом колонки происшествий, и его без проблем впустили, хотя и проехались на тему фантастической оперативности местной прессы. В помещении было пусто: следственная бригада унесла все, что посчитала нужным, и администрация здания распорядилась убрать беспорядок. Рассматривать там было нечего, однако легенда обязывала, и Данил сделал несколько снимков: зубастые провалы окон, узоры копоти на стенах, вырванные взрывом дверные петли…

Он уже собирался уходить, когда его внимание привлек кусок стекла, торчавший из-под плинтуса возле двери. Вообще, под плинтусами и батареями было полно мелкого мусора. Данил и сам не знал, что заставило его наклониться и подобрать именно этот осколок – должно быть, глаз подсознательно зацепился за знакомый предмет.

Кристалл был в точности таким же, каким он видел его две недели назад, – даже не поцарапался. Впрочем, надо признать, выглядел он довольно невзрачно – неудивительно, что следственная бригада его пропустила. Данил и сам всерьез опасался потерять ценную находку, поэтому из разрушенной лаборатории прямиком направился в ювелирную мастерскую: приделал к камню цепочку.

Кристалл теперь сопровождал его везде: на улице, в душе, в постели. Как человек не привыкший к украшениям, Данил справедливо полагал, что стоит ему снять подвеску – и она тут же вылетит из памяти. А оставлять камень без внимания он боялся. Пусть уж болтается на шее – так надежнее.

Неделю он с трепетом ожидал вызова в прокуратуру, но тревожного звонка все не было. Данил понимал, что положение весьма зыбко и ему стоит держаться подальше от сотрудников следственной бригады, а также коллег, друзей и родственников покойного – словом, всех потенциальных источников информации. Но хакера Слайдера это не смущало: чтобы выведать чужие тайны, личный контакт не обязателен.

Впрочем, собственное расследование продвинулось немногим дальше, чем официальное. По всему выходило, что Данил – единственный, кому внезапная смерть профессора казалась подозрительной. По версии следствия, трагедия произошла из-за нарушения техники безопасности: взорвался кислородный баллон. Прискорбно, конечно, но ничего удивительного: для реакции с кислородом достаточно даже капли масла, а эти ученые – такие рассеянные. Ни о кристалле, ни о виртуальном шлеме в материалах дела упоминаний не было. Официально лаборатория занималась исследованиями электромагнитной активности в коре высших приматов – это было частью какого-то более крупного проекта, имевшего отношения скорее к медицине, чем к информационным технологиям. Правда, сотрудники отмечали, что шеф частенько задерживался по вечерам, но он всегда был трудоголиком, а в последнее время у него появился дополнительный стимул для столь упорной работы: по слухам, он рассчитывал получить грант на самостоятельные исследования. Если и существовали какие-либо свидетельства внеурочной деятельности профессора – документы, файлы, опытные образцы – они были уничтожены взрывом и пожаром.

В целом, как отмечали свидетели, ничего необычного в поведении профессора не наблюдалось: никаких звонков с угрозами, тайных свиданий, подозрительных визитеров. И в тот злополучный вечер, как уверял охранник, покойный был совершенно один.

Даже убитая горем дочь ученого полностью приняла версию несчастного случая: «Папа в последнее время был рассеян. Я убеждала его отдохнуть, но он только смеялся и говорил, что привык много работать…»

Данил порой и сам был готов смириться с этой версией. Но восьмиугольный камень холодил кожу под рубашкой, напоминая: все не так просто.

А еще ему снились сны – яркие, ошеломляющие, наполненные звуками и запахами – но наутро он помнил только бесконечные вересковые пустоши. Ускользающий терпкий аромат еще долго преследовал его после пробуждения.

Герман появился спустя неделю после того, как Данил узнал о смерти профессора.

– Данька, ты чего такой… зашуганный? – от Германа не ускользнуло, что брат окинул взглядом лестничную площадку прежде, чем закрыть дверь.

– Да так… Мальчишки хулиганят.

– Ты их в лицо знаешь? Я могу звякнуть куда надо. Придет участковый, припугнет колонией – будут тебя за пять километров обходить.

– Да вот еще, ради такой ерунды с ментами связываться! – Данил от души надеялся, что это получилось небрежно, а не испуганно.

Между ним и Германом давно уже не было братской дружбы. По правде говоря, дружбы – равного с равным – между ними не было никогда. Самоубийство отца разделяло их куда надежнее, чем двенадцатилетняя разница в возрасте. В тот день, когда окончательно свихнувшийся Сергей Милославский отравился газом, попытавшись прихватить с собой пятилетнего Даньку, Герману пришлось занять место главы семьи. Формальным опекуном Данила считалась бабушка, мать отца, но она предпочитала заниматься хозяйством, переложив заботы о младшем внуке на плечи старшего.

Нельзя сказать, чтобы Данил не любил Германа, но это была любовь скорее сыновняя, чем братская: почтительная, с толикой снисходительности – так подросшие сыновья откликаются на материнскую опеку. Герман действительно иногда проявлял чрезмерную заботу о брате. Подростком Данил бесился, обзывал его клушей, грозился уйти из дома. Повзрослев, понял, что брат панически боится потерять его, снова и снова переживая ужас того ноябрьского дня: пять шагов от порога до кухни, тухловатый запах газа и – два тела на грязном линолеуме… Понять – понял, но это не добавило доверительности их отношениям. Кто же в здравом уме станет рассказывать отцу (а тем более – матери!) о своей противозаконной деятельности?

Герман пребывал в прекрасном расположении духа: он, наконец, разошелся со своей последней пассией. Младший брат полностью одобрял этот поступок. Лерка была ровесницей Данила, и в конкурсе на самую злобную стерву, не напрягаясь, вошла бы в тройку победителей.

– Напоследок устроила концерт под окнами, – смеясь, поведал Герман. – Кричала, что у нас вся семейка придурков и импотентов. У тебя с ней что-то было, что ли?

– Приперлась ко мне ночью, – с досадой вспомнил Данил. – Пьяная. С тобой поссорилась, искала утешения. Я ее в кухне запер, чтоб не приставала. Ты, Гер, зачем пришел-то?

– Ну ты даешь, – обиделся Герман. – Полтора месяца от тебя ничего не слышал. Я что, к брату зайти не могу?

Данилу стало стыдно. В самом деле, со всеми этими заморочками он ни разу не позвонил Герману.

– Ты бы предупредил хоть, – виновато пробормотал он, пропуская брата в кухню. – У меня к чаю ничего нет. И бардак в квартире.

– Можно подумать, ты бы прибрался ради меня.

Данил рассеянно крутил в пальцах чайную ложечку и вполуха слушал Германа. Разговор не клеился. Обычно младший брат с интересом принимал участие в обсуждении новых проектов старшего, восхищаясь его предприимчивостью, но сейчас мысли то и дело соскальзывали к смерти профессора.

Герман не выдержал первым.

– Ладно, пойду я, – он отодвинул кружку и резко поднялся, едва не опрокинув табурет. – Все равно из тебя слова не выжмешь сегодня. Влюбился, что ли?

– Нет, с чего ты взял?

– В облаках витаешь. И цацку на шею нацепил, явно девчачью. Можно взглянуть?

«Проклятье, надо было рубашку под горло застегнуть,» – спохватился Данил. Но было уже поздно. Попытка демонстративно спрятать камень породит новые вопросы и подозрения.

Впрочем, Герман не особо заинтересовался «цацкой»: небрежно покрутил в пальцах и вернул обратно с вежливо-равнодушным: «Занятная вещица». Закрывая за братом дверь, Данил испытал облегчение.

На следующий день Герман позвонил.

– Дань, слушай… тут такое дело… Ко мне в квартиру пытались влезть – не успели, к счастью, соседи вспугнули. Но ты же знаешь, у меня куча дорогущей техники, а я целыми днями в разъездах. Ты не мог бы у меня пожить? Места навалом, Леркино барахло я выкинул. А тебе ведь все равно, где за компьютером сидеть…

– Найми охрану, – сухо посоветовал Данил. – Сигналку поставь.

– Данька, ну имей совесть. Ты брат мне или одно название?

Попрощались довольно резко, и три дня от Германа ничего не было слышно. Данила начали мучить угрызения совести. Конечно, история с попыткой ограбления – бездарная ложь, квартира на пультовой охране. Но зачем-то ведь Герман ее выдумал. Что если ему нужна братская поддержка, а напрямую попросить постеснялся? Мало ли, вдруг тоскует по этой белобрысой дуре – с Герки станется…

Но прежде, чем чувство вины вынудило Данила взяться за телефонную трубку, страдающий старший брат объявился собственной персоной. Только теперь он выступал в амплуа заботливого отца, обеспокоенного поведением непутевого чада.

– Данил, – Герман укоризненно покачал головой, – почему ты не сказал, что участвовал в проекте «Эртан»?

– В каком… проекте? – севшим голосом спросил Данил.

Но короткое слово – «Эртан» – откликнулось пульсом в горле. Так называл свой мир золотой драконеныш Лэйо.

– Компьютерная игра «Эртан», – спокойно пояснил Герман. – Виртуальный мир нового поколения. Я же тебе говорил в прошлый раз, что собираюсь вложить деньги в любопытный проект – это вот он и есть. Мы планировали открыть публичное тестирование игры через месяц-другой. Уже обо всем договорились, осталось только официальные бумаги подписать. А потом случилась эта трагедия… Кристалл пропал. Я поручил своим людям найти его, они вышли на тебя. Оказывается, ты работал на профессора Гордиенко – я и не знал.

– Как же ты вел дела, если не знал, кто участвовал в проекте? – из всех вопросов этот был наименее важный, но почему-то именно он пришел Данилу в голову.

– А какая мне разница? Он пришел ко мне с готовым к запуску проектом – я увидел коммерческий потенциал и, разумеется, заинтересовался. А программисты у меня и свои есть.

– В таком случае, чего ты от меня хочешь?

Герман посмотрел на младшего брата снисходительно, словно тому было не двадцать четыре года, а максимум шесть.

– Кристалл. Он ведь у профессора в единственном экземпляре был. Кстати, а как он к тебе попал? Надо думать, не самым законным образом? – брат заговорщицки улыбнулся – совсем, как в детстве, когда они уговаривались скрыть очередное Данькино деяние от суровой бабушки Вали.

Отдать кристалл?! Данил машинально нащупал камень под рубашкой.

– Ты же видел его, когда приходил в прошлый раз. Почему не сказал?

– Плохо разглядел, темно было. Подумал – просто похожая стекляшка. Брось, Данька. Ты что, не веришь мне? Когда я тебя обманывал?

Он не испытывал заблуждений насчет безукоризненной честности Германа: не раз наблюдал, как старший брат вешает лапшу на уши своим подружкам, коллегам, научному руководителю, да той же бабе Вале (хотя обычно хитрец Герман предпочитал не врать, а выложить выгодную для себя часть истины). Но брату он всегда говорил правду, какой бы горькой или постыдной она ни была.

– Я прикинул: проект начнет окупаться через год, – невозмутимо продолжал Герман, словно передача кристалла уже была делом решенным. – Тебе пять процентов, заслужил. Мне сорок, семье профессора – пятьдесят пять. По-моему, честно.

Если бы брат попросил отдать камень без всяких условий, Данил бы отдал – ну разве что выклянчил доступ к исходникам игры. Но упоминание о деньгах резануло фальшивой нотой.

– Я пока придержу кристалл у себя, если не возражаешь, – сказал он как можно небрежнее. – Отдам, когда бумаги будут подписаны. Возьмешь меня на переговоры с профессорской дочкой?

Герман возражал, да еще как! Его брови возмущенно взлетели… и тут же опали – лицо снова стало по-деловому доброжелательным.

– Знаешь, ты прав, пожалуй. Хорошо, что ты это предложил. Я сегодня договорился с ней о встрече, но появились срочные дела. Ну, из-за Лерки, понимаешь, – Герман поморщился. – Съездишь вместо меня?

– Вот так, сразу? – опешил Данил.

– Ну да, ты же сам хотел. Я ей сейчас позвоню, предупрежу. Твоя задача проста: никаких переговоров – только разведка. Потреплешься с ней за жизнь, поулыбаешься, расскажешь, какой я замечательный. Идет?

И, не давая брату опомниться, Герман набрал номер.

– Добрый день. Да, это Герман. Узнали? – его лицо расплылось в улыбке. – Номер определился? Ну вот, а я-то губу раскатал… Мы с вами договаривались встретиться сегодня в восемь, но, к сожалению, я не смогу. Не возражаете, если я вместо себя брата пришлю? Отлично. Его зовут Данил, и я доверяю ему как себе.

Данил сам не понимал, как дал себя уговорить.

Герман явно что-то темнил, и стоило бы послать его подальше хотя бы из благоразумия. Но… ведь это Герман. Человек, который заменил ему отца. Человек, который его вырастил. Человек, который спас ему жизнь, в конце концов. Он может быть занудным или высокомерным, может надоедать до печеночных колик своей заботой, но он никогда не причинит Данилу вред. Это… как если бы солнце встало на Западе.

Вот только почему кажется, что у него сегодня чужие глаза?

…В метро ему, как ни странно, полегчало. В ярко освещенном, наполненном людьми вагоне, да под любимую музыку в наушниках недавние размышления стали казаться смехотворными. В общем-то, понятно, откуда у паранойи ноги растут: слишком невероятным выглядело то, что два брата независимо друг от друга оказались связаны с одним проектом. Но, если задуматься, то ничего сверхъестественного в этом нет. Он ведь говорил профессору, что у него есть брат-бизнесмен, который охотно инвестирует в высокие технологии. Профессору понадобились деньги – вот он и обратился к Герману.

Шагая по узким улочкам Петроградки, Данил уже улыбался. В конце концов, у этой головоломки есть и светлая сторона: будет повод поближе познакомиться с симпатичной дочкой профессора.

От приятных размышлений его оторвали весьма бесцеремонно: двое схватили за руки и плечи, один ударил в живот. Данил согнулся от боли, хватая ртом воздух. Бандиты принялись стаскивать с него рюкзак, и хватка немного ослабла. Извернувшись, он выскользнул из куртки и бросился наутек. За спиной раздались разгневанные вопли и тяжелый топот.

– Да брось его, Бивень! – крикнул хриплый голос. – Здесь куча бабла в сумке. И мобильник.

– В задницу стекляшку, – подхватил другой. – Пусть этот хмырь сам ее добывает.

Данил бежал, не разбирая дороги, пока у него не кончился воздух в легких. На всякий случай он нырнул в одну из темных подворотен, которыми изобилуют переулки Петроградской стороны, и остановился. Долго стоял, уперевшись руками в колени, восстанавливая дыхание и глотая вязкую слюну. Погоня вроде отстала. Данил возблагодарил небеса за то, что в рюкзаке была наличность – и за то, что грабители оказались достаточно жадными, чтобы на нее клюнуть. Телефон, конечно, жалко, ну да ладно, восстановит как-нибудь. А вот кредитка и водительские права в кармане джинсов – это удачно.

К себе домой идти нельзя, к профессору – тоже глупо. О том, что Данил будет здесь в это время, знали только двое: Герман и профессорская дочь. Но гопники кричали «пусть этот хмырь сам ее добывает», значит, заказчик был мужчиной.

Бред какой-то.

В предательство Германа не верилось, должно быть какое-то простое объяснение. Но пока оно, объяснение это, ищется, лучше держаться от брата подальше.

Данил пересчитал рассованную по карманам наличность. Как раз хватало на самый дешевый билет до Москвы. Пару дней можно перекантоваться у Юрки, осмотреться, а потом уже решать.

Юра Краснов был институтским приятелем Данила – познакомились на вступительных экзаменах. На третьем курсе Юрка неожиданно для всех перевелся в Бауманку – оказалось, что в наследство от бабки ему досталась крошечная квартирка, где-то у черта на рогах, зато в столице. Близкими друзьями они с Данилом не были, но крышу над головой и продавленный топчан в кухне Юрка предоставлял охотно и без лишних вопросов.

– Жратва в холодильнике, – только и сказал взъерошенный Краснов, конвульсивно позевывая в кулак. – Интернет на кухне. Меня не кантовать.

И ушлепал в комнату. Глухой звук падающего на кровать тела известил о том, что хозяин в отключке. Данил разулся и прошел на кухню, где стоял антикварный «пень», служивший сервером, а по совместительству – и гостевым компьютером. Личный Юркин ноутбук был неприкосновенен. «Я даже зубную щетку никому не даю, – оправдывался Краснов. – А ноут – куда интимнее!»