Текст книги "Северный пес"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Наслаждаться мнимой безопасностью слишком долго не стоило, а потому был срочно созван военный совет, чтобы решить, как поступить дальше.

Обычно на военном совете присутствовали только лишь офицеры, однако в тот день среди сотников и десятников оказался и простой наемник. Изола, который был далеко не дурак, настоял, чтобы к офицерам присоединился Пес, который, как стало окончательно ясно после переговоров с касотцами, знает о врагах кое-что, чего не знают остальные. Пес воспринял приглашение на совет как нечто само собой разумеющееся, и чувствовал себя среди старших по званию вполне уютно. Джулия, наблюдавшая за ним на протяжении всего совещания, отметила, что в данных обстоятельствах он выглядит куда более естественно и уместно, чем некоторые из старших офицеров. Чего стоил один лишь поворот его головы! В нем непременно должна быть хотя бы капля дворянской крови, иначе непонятно, откуда эта манера держать себя. Джулии подумалось, что он мог быть незаконнорожденным сыном какого-нибудь знатного вельможи, подавшимся от несладкой жизни в наемники.

Совет длился до рассвета, ровно до того момента, когда в залу ворвался измученного вида человек в пропыленной одежде и, небрежно отсалютовав офицерам, выдохнул:

– Они едут, господин тан!

Глава 7

Порядком потрепанный отряд уже несколько дней с предельной скоростью двигался к границе Медеи; офицеры безжалостно подгоняли измотанных солдат, не делая различий между здоровыми и ранеными. После недавней битвы, позволившей медейцами вырваться из осажденной крепости Северной, они стремились убраться как можно дальше и как можно быстрее. Подошедшая после переговоров с касотцами подмога оказалась весьма кстати, но битва, последовавшая вслед за этим событием, была тяжелой и кровавой. По приказу тана Локе Северную подожгли, и отступать медейцам стало некуда, а потому они рубились, как в последний раз.

Джулия не чаяла выйти из той резни живой, настолько тяжко ей пришлось. И, наверное, случилось бы именно так, как она предполагала, если бы не нашелся вдруг человек, ревностно взявшийся прикрывать ее. Задачу эту взял на себя Пес, и пыл его граничил с самоубийством, настолько мало он пекся о себе. Джулия сначала не замечала ничего особенного, а потом как-то сразу поняла, что наинец постоянно крутится где-то рядом. Перед глазами мелькали то его черная косынка, то бледное лицо, то блестящий клинок. Времени разглядывать особенно не было, но и без долгих наблюдений становилось ясно, что бой он ведет с некоторым напряжением, что ничуть не уменьшало его ярости, а дикий оскал не сходил с лица. До сих пор Джулия не видела его в бою, не считая ежедневных упражнений, и теперь поняла, что зрелище это жутковатое. В любом случае, в льющейся крови, рассеченных костях и прочем подобном мало красоты, но то, как это делал Пес… Ему явно нравилось убивать, он получал от этого процесса наслаждение. Особого рода, конечно.

В какой-то момент Джулия увидела его немного в стороне, спешенного, но оттого ничуть не менее смертоносного. Сверкающая лента его клинка взлетала над головой и опадала раз за разом; уже через самое короткое время Пес проложил себе дорогу прямо к Джулии. Ухватился за поводья ее коня, прижался, тяжело дыша, к его морде, словно и не кипела кругом безумная сеча. В опущенной левой руке подрагивал окровавленный меч, и вся одежда и лицо Пса были залиты кровью.

– Ну как ты, в порядке? – спросил он, не поднимая головы.

– Вроде бы, – конь под Джулией не желал стоять спокойно, тревожно танцевал и фыркал, да и ей самой трудно было оставаться спокойной. – А ты как?

– Со мной-то что случится, – Пес хлопнул животное по морде и растворился в царящем вокруг хаосе.

Через несколько минут Джулия уже увидела его на пятнистом жеребце, но вскоре Пес снова оказался на своих двоих. Потом он рассказал, что под ним успели убить троих лошадей. Самое интересное, его самого даже не зацепило. Джулии показалось, что он слегка разочарован подобным стечением обстоятельств.

– Мне, как всегда, не повезло, – заметил он уже позже, когда остатки отряда очень быстро продвигались на восток.

Но, пожалуй, он был не прав. Ему скорее повезло, в подобной свалке уже мало что зависело от умения обращаться с оружием; в толпе не пофехтуешь эффектно, нет места для маневра. Так что сработал уже фактор везения. Или невезения.

Очень многим не повезло.

Пленник, целый и невредимый, ехал в середине колонны в сопровождении многочисленной охраны. Вряд ли кто имел понятие, что делать с ним в данный момент, но на всякий случай глаз с него не спускали. Джулия видела пленника, когда проезжала мимо, направляясь к голове колонны. Все то же спокойное, слегка безразличное любопытство. Касотец как будто спрашивал: мол, ну что теперь будете делать, ребята? «Ребята» из конвойных косились на него без всяких признаков симпатии. Если бы не приказ не причинять пленному никаких повреждений, только боги знают, что бы сделали с ним озверевшие после тяжелого боя медейцы. А его эти мысли совершенно не беспокоили. Или беспокоили, но он мастерски скрывал тревогу под привычной маской. Выдержка все-таки у него была… Джулия помнила, что, пока он стоял на стене перед приготовленной для него виселицей, с петлей на шее, на лице его не дрогнул ни один мускул. Железный парень.

К сожалению, парни, находившиеся под командованием Джулии, были вовсе не такими железными. Бой сильно измотал их, и, хотя все они вышли из него живыми, многие были ранены. Десятку Хагена потрепало еще сильнее, он снова потерял двоих парней. Один из них был Дитрих, друг Хагена. Джулия видела его осунувшееся застывшее лицо, сжатые губы и потемневшие глаза, которые вспыхивали злым огнем, стоило только им обернуться в сторону Пса, целого и невредимого. Яснее ясного было: Хаген предпочел бы, чтобы полег именно он, ненавистный наинец, а не Дитрих. Пес на его злобные взгляды никак не реагировал. Сам он был задумчив и даже как будто печален. Джулия видела его мельком и удивилась. Такое странное выражение вовсе ему не свойственно. Интересно, о чем он думает?

Когда люди уже буквально валились с ног, офицеры, посовещавшись, объявили короткий привал. От Северной не успели уйти далеко, и оставалась опасность быть настигнутыми касотцами, но в дальнейшем продвижении уже не было смысла. Скорость снизилась чуть ли не до черепашьего шага, еще немного, и люди начали бы падать один за другим.

Джулия, уставшая ничуть не меньше своих подчиненных, все же нашла силы не повалиться сразу на землю; она заставила себя пройтись и узнать у ребят, все ли в порядке. Все парни были более или менее целыми, только слегка поцарапанными и дико уставшими. Вряд ли они даже понимали сейчас, что им удалось сделать.

Неподалеку Джулия заметила Хагена, неподвижно сидящего прямо на земле. Она подошла к нему и остановилась в паре шагов. Он заметил ее и медленно поднял на нее потемневшие до цвета штормового неба глаза.

– Я опять потерял ребят, Джули, – сказал он едва слышно.

– Это война, – осторожно заметила Джулия. Уж от кого, а от Хагена она не ожидала подобных душевных терзаний.

– Да, война, – согласился Хаген. – Но кто-то погибает, а кому-то везет… – он метнул куда-то в сторону ненавидящий взгляд; Джулия, проследив его, увидела Пса. – Эту наинскую собаку даже не поцарапало…

– Он получил свое в прошлый раз.

– Получил, да мало.

Неприязнь неприязнью, но желать смерти своим же солдатам… Хаген, пожалуй, хватил через край. Неудивительно, что он теряет людей.

– Видимо, Рондра придерживается на этот счет другого мнения, – суховато сказала Джулия. – Да и Борон тоже. Не тебе решать, кого ему забирать к себе, а кого оставлять здесь.

– Что-то ты чересчур печешься об этом псе, – Хаген, хотя и был погружен в пучины меланхолии, все же сообразил, что Джулия ведет речь вовсе не о Дитрихе. – Ходишь хвостом, смотришь на него вот такими круглыми глазами, – он показал, какими. – Уж не любовь ли вы крутите?

– А ты никак ревнуешь? – поинтересовалась Джулия невинным тоном.

– Я похож на идиота?

– Когда вот так плюешься от злости безо всяких на то оснований – очень…

Ответной реакции она дожидаться не стала, ушла. Вряд ли Хаген в таком состоянии мог сказать что-нибудь толковое. Скорее – продолжит плеваться.

* * *

Касот не желал отпускать незваных гостей. Несмотря на возросшую численность отряда, медейцам приходилось несладко; к границе с Медеей пробивались с боями, словно Рондра решила испытать их на прочность.

Джулия неоднократно ловила себя на том, что начинает бояться. Это она-то, никогда ничего не страшившаяся! Ее это обеспокоило, ведь страх в сражении не мог привести ни к чему хорошему. И если бы еще она боялась за себя, так ведь нет! Как только она замечала рядом с собой Пса (а он так и крутился неподалеку), она лишалась всякого покоя, потому что этот сумасшедший бросался в бой так, словно жил последний день, а каждый касотец был его личным врагом! Разумеется, о себе он вообще не думал и вел себя как настоящий берсерк. Мало того, он даже не носил доспехов. Да какие доспехи, он даже щит никогда в руки не брал, предпочитая орудовать своей бастардой, как двуручным мечом.

Причина всего этого безумия, как подозревала Джулия, была проста: Псу не терпелось умереть. И сделать он это решил, совмещая приятное с полезным, смерть в бою с помощью ближним. То, что у ближних каждый раз, когда они видели его перекошенную яростью физиономию и дикий оскал, все внутри обрывалось, его, конечно же, не занимало. Джулия боялась и злилась одновременно. Зря, что ли, она выхаживала идиота, что он так заторопился к Борону?

Она долго не решалась поговорить с ним. Ей казалось, все равно ответа не дождаться; кроме того, в эти дни они очень редко виделись. А если вдруг и снизойдет до ответа, что она может услышать такого, чего и так не знает? Можно было подойти к Галейну, у которого сложились с Псом отношения, похожие на приятельские. Но едва ли Галейн был в курсе всего, что творилось в сумрачной и непонятной душе новоявленного берсерка. Скорее всего, его так глубоко просто не допускали.

Наконец, представился удобный момент для разговора. Отряд пересек Серебряную, и с этой минуты как отрезало: касотцы отстали, словно бы река стала для них границей, пересечь которую они не смели. Медейцы не стали задумываться над причинами такой боязни, они просто вздохнули с облегчением и встали недалеко от Серебряной лагерем, выставив по всему периметру множество часовых.

Джулия, у которой впервые за несколько недель выдался свободный вечер, решила дойти до реки и ополоснуться. Вся грязь и кровь прошедших сражений словно облепила ее с ног до головы, и ей не терпелось смыть с себя всю гадость вместе с усталостью. Еще днем, когда разбивали лагерь, она приглядела местечко, как нельзя лучше подходящее для уединенного купания. Низкий берег был не слишком удобен для схода в воду, поскольку весь порос густым кустарником, но зато этот кустарник обеспечивал надежную защиту от посторонних слишком любопытных и наглых глаз.

Предвкушая удовольствие от купания в прохладной воде, Джулия подошла к реке, раздвигая руками густые гибкие ветки. Уже темнело, и потому она не сразу поняла, что облюбованное ею местечко уже кто-то занял. На темную фигуру, почти сливавшуюся с поваленным стволом, она обратила внимание только тогда, когда фигура эта распрямилась во весь немаленький рост и грубо поинтересовалась, кого и зачем сюда принесло. По голосу нетрудно было узнать Пса.

– А я могла бы и мечом тебя ткнуть, – заметила Джулия. – Надо предупреждать о своем присутствии.

– Ты сюда пришла позже, ты и предупреждай, – нелюбезно отозвался Пес, остановившись в тени дерева. Джулия совсем не видела его, только слышала. – Тебе чего здесь надо?

– Искупаться хотела.

– Иди отсюда. Купайся в другом месте.

– А ты что, реку купил?! – возмутилась Джулия. – Я тебе мешаю?

– Мешаешь.

– Интересно, чем?

– Шуму от тебя много.

– Я больше не буду шуметь, – Джулия продолжила раздеваться. – Я тихо-тихо…

Из тени донесся сдавленный вздох сквозь зубы, и ничего больше. Джулия, восприняв молчание как знак согласия, сбросила с себя последнюю одежду и поспешно вошла в воду.

Погрузившись в прохладные струи Серебряной, она испытала такое удовольствие, что даже забыла про оставшегося на берегу Пса и о том, что хотела поговорить с ним. Она думала только о том, как хорошо было бы никогда не выходить из воды, и плавать вечно… вечно… И никогда больше не держать в руках оружие, не видеть крови. Когда, наконец, она с сожалением направилась к берегу, прошло довольно много времени, совсем стемнело. Джулия вспомнила про Пса и подумала, что он, должно быть, уже ушел.

Он сидел у самой кромки воды, опустив руки между колен и задумчиво изучая блики света на поверхности реки. Когда Джулия ступила на землю, он поднял к ней лицо, и она увидела, что щека его снова нервно дергается. Он смотрел словно бы сквозь Джулию, и не замечал ее наготы.

– Не верится – так давно это было, – сказал он негромко. – Я сидел здесь, спиной к реке, и не смел обернуться; а они плескались позади меня, и смеялись…

– Ты уже был тут? – Джулия, поежившись, присела рядом с ним на корточки. Ей было прохладно, от воды тянуло холодом, но одеваться она не спешила.

– Вот в этом самом месте. Мы остановились недалеко отсюда; Оге и Ив ушли к мосту, – он коротко кивнул вверх по течению реки, указывая направление. Там находился мост, по которому отряд недавно пересекал Серебряную. В течение войны мост уже несколько раз переходил из одних рук в другие. В данное время его удерживали медейцы. – Девчонки захотели искупаться, но я не мог отпустить их одних…

"Девчонки" – это он, наверное, имел в виду медейскую принцессу и ее подругу. Что ж, четыре года назад они и впрямь были девчонками. Во всяком случае, для него.

– Скажи, Джули, – все так же тихо сказал Пес, глядя на воду, – тебе приходилось когда-нибудь предавать проклятию имя человека, которого ты любила больше всего на свете?..

– Как можно проклинать любимого человека?

– Можно… Я думаю иногда, что понес наказание за те слова, что мой язык повернулся сказать, и продолжаю расплачиваться до сих пор…

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила Джулия.

– Иногда мне кажется, я не смогу умереть, что бы ни случилось, – Пес то ли не слышал ее, то ли просто не намеревался давать объяснений. – Что бывает с человеком, когда Борон отворачивается от него?

– Он вряд ли даст бессмертие в наказание.

– Это смотря кому, – он вздрогнул и посмотрел на Джулию так, словно только что заметил ее. – Оделась бы ты, что ли…

Джулия почувствовала себя немного уязвленной. Любой другой мужчина на его месте сейчас пялился бы на нее во все глаза, вывесив язык, а этот…

– Я еще не высохла.

– Ты будешь сохнуть полночи.

– Нет – если ты мне поможешь…

Он усмехнулся так, что стало понятно: он видел насквозь все ее уловки. Но вместе с тем была в его усмешке какая-то растерянность. Он сам никогда не сделает первого шага, с досадой подумала Джулия. Что это – принципиальность, рыцарство? Или обычная робость?..

…Они никуда не торопились. Давно уже спустилась непроглядная ночь, а они все лежали на берегу, укрывшись одним на двоих широким походным плащом. Джулия не видела лица Пса, слышала только его дыхание, рваное и хриплое. Он и в любви оставался таким же, как и в бою. Как будто в последний раз…

– Зачем ты делаешь это?..

– Что?

– Прикрываешь меня, – Джулия, наконец, решила, что наступил подходящий момент.

Последовала длинная пауза. Пес лежал неподвижно и вроде бы не собирался отвечать. Потом вдруг проговорил неохотно:

– Мне страшно смотреть на тебя…

– Что? – растерялась Джулия.

– Ты – женщина… – еще менее охотно сказал Пес. – Да, я знаю, знаю, ты – солдат. Но все равно женщина… тебе не место здесь. Сидела бы дома, вышла замуж, воспитывала детей… Зачем тебя понесло на войну?

– Не твое собачье дело! – взъярилась Джулия. Она ненавидела подобные разговоры – мол, женщине место на кухне, со стряпней и детьми. – И если только из-за того, что я баба… Подумаешь, рыцарь какой нашелся! Я и без тебя неплохо управлюсь!

– Да я не сомневаюсь, – совсем похоронным тоном отозвался Пес. – Не в этом, в общем-то, дело. Джули, я… – он запнулся на секунду и продолжил с тихой яростью. – Безымянный, не умею я говорить о таком, да и не хочу. Просто – знай: я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Джулию, в которой все еще кипела злость, так и подмывало спросить, можно ли считать его последние слова признанием в любви; но она не стала спрашивать. Она понимала, что Пес говорил о другом… но уже то, что он заговорил о подобных вещах, признался, что есть, по крайней мере, один человек, небезразличный ему, было чуду подобно.

– Не хочешь… – буркнула она. – Зато, как я понимаю, хочешь убиться сам?

– Борон не примет меня…

– А тебе не терпится попасть к нему?

– Тебя когда-нибудь допрашивали с пристрастием? – вдруг совершенно обыденным голосом, хотя и очень тихо, спросил Пес. – Надеюсь, что нет. Может быть, это можно пройти, оставшись собой. Мне не удалось. Я сломался, Джули, и довольно быстро. Все, что от меня осталось – это развалины, которые еще ходят и говорят. Мне нечего делать на этом свете, но, как я уже говорил, Борону я не нужен. Это наказание за необдуманные слова, брошенные в минуту отчаяния…

– Какое дело Борону до людских проклятий? – Джулии не нравился такой поворот в разговоре. С одной стороны, она была рада, что Пес разговорился; с другой стороны, на душе у него оказалось так черно, что она не имела понятия, как может помочь ему.

– Кроме Борона, есть и другие…

– Но…

– Нет смысла говорить об этом, – оборвал ее Пес. – Зря я начал.

– Не зря! – возразила Джулия. – Нельзя молчать бесконечно. Когда-нибудь нужно выговориться…

– Не нужно, – он зашевелился и приподнялся на локте, откинув плащ. – Пора возвращаться в лагерь, не находишь?

Джулия охотно осталась бы здесь и до утра, но он уже поднимался. Вероятно, он досадовал на то, что дал себе волю и разговорился, его злость всегда проявлялась в излишне резких и нервных движениях. Джулия чувствовала его напряжение даже в темноте. Она тихонько вздохнула, вылезла из-под плаща и тоже стала одеваться. Продолжать разговор, пожалуй, не имело смысла, а ведь у нее появилась масса новых вопросов!

По периметру лагеря шаталось такое множество часовых, что не наткнуться на одного из них было просто невозможно. Джулию с Пса окликнули из темноты и сразу после этого ткнули им под самый нос факел.

– Кто такие? – не слишком любезно поинтересовался подошедший человек в шлеме. Говорил он с сильным медейским акцентом. – Назовитесь.

– Свои, – в тон ему отозвался Пес, прикрыв глаза ладонью от света. – Дай пройти.

– Назовитесь! – на полтона выше повторил часовой. Он был из отряда, присоединившегося недавно, и поэтому не понял, кого на него вынесло. Свои уже предпочитали не связываться с Псом, если только на их стороне не было заметного численного перевеса.

– Мы из вольной сотни Даниэля Изолы, – Джулии не хотелось раздувать конфликт, и она поспешила опередить Пса.

– Наемники, – фыркнул солдат, перебивая. – Ваша принадлежность к вольному отряду не дает прав находиться за периметром лагеря с наступлением темноты. Назовите имена, я должен сообщить их начальнику караула. Таков приказ.

Пес, продолжая прикрывать лицо, сообщил, что он думает о приказе начальника караула и обязанностях часового, причем в таких выражениях, что Джулия даже почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. А он сказал и пошел себе в лагерь, как ни в чем не бывало. Но не сделал и двух шагов, как обнаружил у своего носа клинок разозленного солдата.

– Стоять, собака! – прошипел медеец.

Пес притормозил, коротко глянул оружие у своего лица, небрежно отвел его в сторону, словно ветку дерева, даже не взглянув на солдата.

– Я не собака, я – Пес, – сказал он через плечо. – Можешь жаловаться командованию, сколько хочешь.

И пошел дальше. Часовой не стал его останавливать, даже и про Джулию позабыл. Та, решив не дожидаться, пока он оклемается от подобной потрясающей наглости, устремилась вслед за Псом.

– Нарываешься, – сказала она ему в спину.

– Плевать.

– Донесет Изоле, неприятностей не оберешься.

Он только плечами пожал. Джулия вздохнула и не стала больше ничего говорить. А медеец теперь, пожалуй, и впрямь нажалуется начальству. А ведь можно было бы уладить все по-хорошему, если бы не вмешался Пес. Теперь же Изола, и без того уже выведенный из себя его выходками, вполне может назначить наказание по полной программе. Кроме того, в отряде наверняка поползут слухи о том, что Джулия нашла-таки любовника себе по вкусу и прогуливается с ним по ночам за пределами лагеря. Джулии было глубоко плевать, что говорят о ней (она знала – более половины сплетен родится от обыкновенной зависти тех, кто хотел оказаться с ней в одной постели, да случая не выпало), но кто знает, как отреагирует неуравновешенный Пес?

Больше всего Джулия боялась теперь, что он может навредить себе, дав волю бешеному характеру. Но как предотвратить неприятности? Пока она не знала.

Впрочем, и неприятности оставались пока лишь гипотетическими.

Полночи, проведенные вне лагеря наедине с Псом, повлекли за собой сразу несколько последствий, чего и опасалась Джулия. Во-первых, о незаконной отлучке и хамском поведении наинца узнало командование, а во-вторых, по лагерю поползли слухи, сопровождающиеся смешками наполовину завистливыми, наполовину злобными. Джулию огорчали и заботили оба обстоятельства, Псу же, казалось, было плевать на все. Даже когда Изола вызвал его к себе для разговора, он разговаривал так, словно провинился не он, а офицер, и вообще вел себя крайне вызывающе. Джулия, которая тоже не избежала выговора, старалась помалкивать. Она отделалась лишь строгим выговором и угрозой лишения офицерского звания в случае повторения проступка; Псу же пообещали веревку без суда и следствия. Изола заявил, что у него нет ни времени, ни желания разбирать причины проступков своих солдат, и по случаю военного времени наказание будет жестоким и быстрым. Наинец, выслушав угрозу, посмотрел на сотника отсутствующим взглядом и попросил разрешения удалиться.

– Пошел вон! – рявкнул Изола, вмиг распрощавшийся со своей невозмутимостью. – Я еще переговорю с Хагеном, чтобы он шкуру с тебя спустил! – напутствовав таким образом выскользнувшего из палатки Пса, он повернулся к Джулии. Взгляд его прищуренных глаз не предвещал ничего хорошего. – Молчишь? Правильно делаешь, что молчишь. Я помню, что просил тебя глаз с него не спускать, но это не значит, что ты можешь нарушать дисциплину! Кроме того, с этой минуты отменяю приказ. Занимайся своими делами, Джули, а Псом пусть займется его непосредственный командир.

Следующие дни Джулия наблюдала, как Хаген занимается своим подчиненным. Приказ Изолы дал ему возможность, наконец, выместить кипящую в нем злобу и ненависть к Псу, и он взялся гонять наинца, выражаясь фигурально, в хвост и в гриву. Тот не знал больше ни одной свободной минуты: Хаген или изводил его часами в тренировочных спаррингах, или отправлял на самые тяжелые и грязные работы. Днем Пес постоянно был чем-то занят, а ночами валился без сил на одеяло в своей палатке, и Джулия довольно долго не могла выбрать момент, чтобы сказать ему хотя бы пару слов. В конце концов, произошедшее между ними уже два раза не могло оставаться просто случайностью и стечением обстоятельств. Один раз еще куда ни шло, но никак не два! Джулия чувствовала потребность поговорить с Псом по душам.

Потом произошел случай, после которого она начала всерьез бояться, что веревки ему не миновать.

Слухи, которые пошли гулять по лагерю чуть ли не на следующую ночь после прецедента, ее раздражали и немного злили, но она ничего не предпринимала. Поскольку знала: людей не заставишь силой или уговорами держать язык за зубами, а рано или поздно им самим надоест. Она делала вид, что ничего не знает. Особого труда, по совести сказать, ей это не составляло, поскольку при ней никто и никогда не делал грязных намеков. Пес же был не настолько терпелив и благоразумен. Довольно долго до его ушей ничего не доходило, но уж когда дошло, последовал самый настоящий взрыв. Джулия не знала, что именно было сказано при нем, в форме насмешки ли или, может, шутливо выраженного одобрения или зависти, да это было и неважно. Важно то, что, по рассказам очевидцев, через несколько секунд после того, как опрометчивые слова сорвались с языка говорящего, тот уже лежал на земле с выбитой челюстью; а Пес возвышался над ним с перекошенным лицом, безжалостно придавив сапогом пальцы бедняги. Пострадавший – один из парней Харальда – говорил потом, что все произошло так быстро, что он не сразу понял, как и почему оказался на земле. Пес набросился на него как сумасшедший ("Как! – фыркнула Джулия про себя. – Да он и есть сумасшедший, неужели эти болваны еще не поняли?!"), и оттащить его смогли только втроем. Он сопротивлялся и исключительно мерзко ругался на наи; произошла драка, Пса довольно зло и жестоко избили. Ему даже не дали достать оружие. К счастью, обошлось без переломов и прочих травм, но целый день после драки он отлеживался в палатке, а когда вышел оттуда, вид у него был, только детей пугать. Джулия видела его опухшую физиономию, но видела так же и злобный огонь в заплывших глазах: Пес только еще более обозлился и не сделал никаких выводов из произошедшего. А офицеры сделали. Теперь можно было ожидать чего угодно, вплоть до обещанного скорого суда, окончившегося бы показательным повешеньем, но тут как нельзя кстати на лагерь обрушились касотцы (которые кстати вообще-то никогда не бывали). Пса оставили в покое. Не заниматься же дисциплинарными проблемами, когда лагерь кишмя кишит врагами.

Когда нападение было отбито, про Пса тоже никто не вспомнил, все спешно сворачивались и собирались в путь. А потом уже было поздно и как-то ни к чему, тем более что больше он на рожон не лез. Пока, по крайней мере.

Но отношения между наинцем и остальными солдатами испортились окончательно. Единственным, кто по-прежнему привечал его, как будто ничего не произошло, оставался Галейн со своими ребятами. Довольно часто Джулия видела Пса и Галейна вместе, причем вовсе не обязательно они разговаривали. Они могли просто молча сидеть рядом, по очереди подбрасывая ветки в костер. Безымянный знает, какие разговоры происходили между ними в мыслях, и происходили ли вообще. Джулия со временем пришла к выводу, что понять северян весьма непросто; может быть, именно поэтому они старались держаться вместе. Джулия немного завидовала Галейну, к ее костру Пес никогда вот так запросто не присаживался. Он вообще почти не обращал на нее внимания, словно ее не существовало. И только изредка она ловила на себе его странный, словно бы изучающий взгляд. И это было несколько обидно, как будто бы для него не имело значения то, что произошло между ними.

Зато больше, чем хотелось бы, пристального внимания к своей особе Джулия получала от Хагена. Он почему-то постоянно оказывался на ее пути, несмотря на то, что она, как могла, старалась избегать встреч. После того, как избили Пса, а Хаген, его командир, не вмешался и даже не попытался разобраться, Джулии совершенно не хотелось с ним разговаривать и даже встречаться. Поэтому она делала вид, что не замечает его, и всегда молча проходила мимо.

Игнорировать бывшего приятеля долго ей не удалось. Как-то Хаген особенно решительно заступил дорогу и крепко схватил ее за руку.

– Ты почему меня избегаешь? – поинтересовался он зло, и не подумав понизить голос.

– Избегаю? – Джулия сразу начала нервничать и злиться, но старалась говорить спокойно. – Не придумывай глупостей, Хаген.

– Что ж я, по-твоему, глупец? – ровный тон не обманул Хагена и он, вместо того, чтобы успокоиться, еще больше раздражился. – И мне мерещатся всякие вещи, как твоему любимому?

Хаген в этот момент был вовсе не похож на себя, от его обычного дружелюбия и доброжелательства по отношению к Джулии не осталось ничего. Перед ней стоял злобный незнакомец с перекошенной физиономией. На какую-то секунду Джулия даже испугалась, а потом сказала себе: да он же пьян! О-хо-хо. А если его увидят старшие офицеры?

– Хаген, – еще спокойнее сказала Джулия. – Успокойся, пожалуйста. На тебе лица нет. Я…

– Скажи, – перебил он ее. – Это правда?

– Правда – что?

– Что ты спишь с Псом.

Вместо «спишь» Хаген употребил другое, гораздо более неприличное слово, и Джулия окончательно потеряла терпение. Что бы там ни происходило между ней и Псом, никому не позволено обсуждать это в подобном тоне. Она крутанула руку, вырываясь из крепких пальцев собеседника, и, освободившись, отскочила на шаг.

– Еще слово, Хаген, и ты пожалеешь, что у тебя вообще есть язык! Поберегись!

– Поберечься тебя? – на его губах проскользнула нехорошая усмешка. – Или твоего дружка?

– Остерегайся, в первую очередь, себя, и того, что ты можешь ляпнуть. И вообще, с каких это пор ты стал совать нос в мою постель?..

– С тех пор, как туда забрался этот хромой выродок. Предупреждаю, ради твоего же душевного спокойствия, Джули, долго он не протянет, получит в конце концов веревку на шею.

– Или нож в спину? – ядовито поинтересовалась Джулия. – Я знаю настроения твоих парней и настроения людей в лагере. Не понимаю только, чего ради вы накручиваете себя. И вообще, с этими разговорами мы идем в никуда, а у меня много дел.

На самом деле, Джулия понимала, почему парни себя «накручивают». Пес вел себя так, что ни один нормальный человек не мог проникнуться к нему симпатией. Но он прикрывал ей спину, а долг платежом красен. Кроме того, теперь, помимо боевого сотрудничества, их связывали и другие узы. Во всяком случае, так казалось Джулии.

* * *

В середине лета Пес на несколько недель покинул отряд. История с захваченным в касотском лагере пленником получила продолжение. Еще только когда отряд пересек границу Медеи, касотца под усиленным конвоем отправили в столицу для дальнейшего разбирательства. Через некоторое время в отряд примчался гонец на взмыленной лошади и потребовал немедленной встречи с командованием. На гонце были королевские цвета, а потому никто и не подумал спорить с ним, и его провели прямиком к тану Локе.

К вечеру все уже знали, что по дороге в столицу касотец сбежал. Как ему удалось улизнуть, когда его неусыпно охраняло два десятка отборных медейских солдат, осталось неясным, не иначе как магические штуки, передавшиеся по наследству от предполагаемого папаши. Конвойные всеми богами клялись, что не сводили с парня глаз, и это было похоже на правду. Но, так или иначе, пленный исчез, практически растворился в воздухе.