Текст книги "Северный пес"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Как-то раз Морган привел во дворик и Катрину. Девчонке было отчаянно скучно без компании, а тут вдруг она прознала о занятиях брата и напросилась посмотреть. Конечно, поклявшись страшной клятвой, что ни за что не проговорится.

– Тебе тоже нужен меч? – поинтересовался Грэм не без иронии, завидев Катрину, с независимым видом прохаживающуюся по двору.

Девчонка ответила не сразу, ее отвлекло рассматривание живописной картины, явившейся ее взору. А именно, шрамов и татуировок, хитро сплетающихся между собой на теле Грэма (он, несмотря на то, что уже прошел первый снег, продолжал заниматься по пояс голый). Мальчишки тоже постоянно пялились на них, но не так откровенно. И никогда не спрашивали, откуда они.

Любопытство же Катрины было воистину женским.

– Откуда это у вас? – поинтересовалась она без тени смущения.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – отозвался Грэм нелюбезно. – Ты слышала, что я спросил у тебя, княжна?

– Слышала. Нет, мне меч не нужен… Что я, сумасшедшая? Я просто посмотреть хочу.

– Ну смотри, – усмехнулся Грэм.

И отныне Катрина тоже каждое утро болталась по двору, но без оружия, и, в отличие от братьев, закутанная в теплый плащ. Тем не менее, наблюдала она с большим интересом, хотя и заявляла, что драка – занятие для мальчишек.

Нинель довольно долго не подозревала, чем занимаются ее отпрыски по утрам. Два месяца прошло, прежде она проведала, что Морган и Катрина, вопреки ее запретам, проводят время на заднем дворе с ее непутевым братом. И проведала только потому, что Морган заработал замечательный фингал под глазом, который сам же себе и поставил: не удержал удар, и приложился об свой собственный меч, деревянный, но увесистый. Конечно, Нинель захотела узнать, откуда у сына, который всегда был тише воды, ниже травы, такой огромный синяк. Последовал допрос с пристрастием, и в результате Морган признался во всех своих грехах. «Заложив» заодно и сестру.

На следующий же день Нинель отправила в мужнино поместье обоих своих отпрысков, а сама осталась в замке, чтобы, по ее словам, ухаживать за матерью. Грэма не особо расстроил ни факт отбытия племянников, ни факт дальнейшего пребывания в доме сестры. Дел у него хватало, чтобы не заморачивать себе голову еще и этим. А вот Мэнни был явно доволен, одним махом избавившись от врага и заполучив все внимание Грэма целиком.

Таким образом Грэм прожил в отцовском доме почти до конца ноября. Уже лежал снег, Мэнни бегал в близлежащую деревню играть с тамошними мальчишками в снежки, а Грэма по-прежнему снедал тот же внутренний огонь, и по ночам он видел во сне одно и то же: подвалы Северной крепости и Ванду. И неизвестно, что именно причиняло ему большие муки.

Иногда, проснувшись, он едва сдерживался, чтобы в этот же момент не рвануть в Медею, к Ванде. Но он заставлял себя ждать. А огонь разгорался все жарче. Когда становилось совсем уж невмоготу, он уходил в склеп, чтобы поговорить с Гатой. Тогда он просиживал там весь день, и становилось значительно легче.

И вот, когда однажды он снова пришел к склепу, пробудившись от очередного, особенно яркого кошмара, он еще из-за деревьев увидел, что там кто-то есть. Какой-то человек. Вряд ли это была Нинель, она боялась таких мест и почти никогда не приходила к склепу. Грэм удивился, но прятаться не стал. В своем собственном парке бояться ему было некого. Он подошел ближе и с удивлением понял, что нежданный посетитель – женщина. Высокая, статная, она стояла, слегка склонившись, у входа в склеп. Видимо, она пребывала в такой задумчивости, что даже не услышала скрипа снега под его сапогами. Грэм, остановившись в десятке шагов от нее, кашлянул. Женщина вздрогнула, выпрямилась и обернулась.

Из-под опушенного мехом капюшона на Грэма взглянули темно-зеленые колдовские глаза, изумрудами сверкающие на маленьком бледном личике. Тонкая рука в черной перчатке поднялась, прикрывая удивленно округлившиеся бледные губы. Грэм же застыл, словно в него попала молния. Вот уж кого он не ожидал увидеть в своем парке, так это ее… Камиллу. Он узнал ее сразу, невзирая на прошедшие почти десять лет.

Она тоже его узнала, но, в отличие от него, не стала стоять столбом. Сделала несколько маленьких неуверенных шагов к нему, остановилась, вопросительно и требовательно взглянула из-под темных загнутых ресниц.

– Грэм? Это вы?

– Конечно же, я, – буркнул Грэм, стряхивая с плаща снег, осыпавшийся с веток деревьев. – Не ожидал встретить вас здесь, Камилла.

– Ага! – обрадовалась она. – Вы меня помните!

– Помню, – еще менее приветливо ответил Грэм. Он поцеловал протянутую ему маленькую руку и сухо поклонился. – Здравствуйте.

– Здравствуйте… А почему же вы не ожидали меня увидеть? Нинель разве не рассказала, что я иногда захожу в ваш парк, чтобы… чтобы зайти на могилу Гаты?

– Мы с Нинелью не разговариваем.

– Вот как… – протянула она. Теперь Грэм понял, что она все же изменилась: мелкие морщинки у глаз и губ, совсем иное выражение в глазах. Еще бы, тридцать три года – это не двадцать три. – Понимаю. Она отзывалась о вас без восторга.

– Так вы знали, что я вернулся? – немного удивился Грэм. – Почему же не заглянули в гости?

Она улыбнулась. Впрочем, улыбка ее больше походила на гримаску.

– Я не знала, обрадуетесь ли вы мне. Боялась, что мой визит будет вам неприятен, что я чем-то обидела вас. Ведь вы так неожиданно уехали… ничего не объяснив.

– Это было давно.

– Да, – согласилась Камилла. – Очень. Помогите-ка мне выбраться из этого сугроба.

Молча Грэм протянул ей руку. Вдвоем они вышли на относительно широкую тропинку, расчищенную Николасом по настроянию Грэма.

– Вы приехали верхом?

– Угу. Лошадь я оставила вон там, – она махнула куда-то в направлении ворот. – Не стала беспокоить вашего конюха из-за получаса…

– Николас не перетрудился бы, – буркнул Грэм. – Гости у нас бывают нечасто. А говоря точнее, и вовсе не бывают.

– Я помню ваш характер, – бледно улыбнулась Камилла. – Вы и раньше были не слишком-то гостеприимным молодым человеком…

– И едва ли вежливым. Боюсь, сейчас мой характер стал только хуже.

– Это нестрашно, – она немного помолчала, неспешно ступая с ним рука об руку по заснеженной тропинке. Ее роскошные каштановые локоны выбились из-под капюшона, и наполовину скрывали точеный профиль. Грэм поймал себя на том, что не может оторвать от них глаз. – Как вы считаете, будет очень невежливо напроситься к вам на чай? Я ужасно замерзла.

Через двадцать минут они вдвоем сидели в голубой гостиной, и страшно удивленная Элис составляла на столик перед ними с подноса чайник, чашки и все остальное. Камилла жалась к камину, протягивая к пламени замерзшие руки. Грэм наблюдал за ней, пытаясь понять свои чувства. Когда-то он почти любил ее, но сумел сбежать до того, как она полностью прибрала его к рукам. Сейчас и речи не могло идти о прежних чувствах – все заслонила Ванда, – но Грэм не мог не признаться, что Камилла волнует его. Во всяком случае, он смотрел на нее вовсе не равнодушно.

Ее бледное личико раскраснелось в тепле, блестящие локоны отсвечивали золотом, простое светло-серое платье сидело, как на королеве. Грэм отвернулся. Еще не хватало, чтобы… Ну просто Безымянный знает что!

– Вы совершенно зря побеспокоили Николаса. Я долго не задержусь, с моей лошадью ничего не случилось бы. Какой вкусный чай! – сказала она. – Ваша кухарка, – ее, кажется, зовут Укон? – замечательно готовит.

– Угу, – неопределенно отозвался Грэм, раздумывая, как бы половчее узнать, замужем она или нет.

– Вы насовсем вернулись в поместье, Грэм? Нинель рассказала, что вы приняли титул, и теперь именуетесь князем Соло официально?

– Это так.

Она рассмеялась.

– Вы все так же неразговорчивы. Или все же я вам мешаю? Скажите, и я уеду. Мне не хотелось бы создавать помех.

– Не мешаете, – ответил Грэм. И неожиданно для себя добавил. – Даже наоборот.

– Ну просто фонтан красноречия, – Камилла снова засмеялась. – Не обижайтесь, Грэм. Или я теперь должна называть вас князем?

– Не говорите чепухи…

– Вот что! Вы должны приехать к нам в гости. Мой муж все время жалуется, что я слишком много говорю, вы как собеседник ему очень понравитесь…

– Вы замужем? – Грэм пропустил мимо ушей «шпильку».

– Да, – она подняла на него свои зеленущие глаза. – Я вышла замуж вскоре после вашего исчезновения. Мой муж немолод, но он хороший человек. Я не любила его, и сейчас не люблю, но мы… друзья.

Безымянный! подумал Грэм. Для чего она рассказывает мне все это?

Он чувствовал себя последним идиотом. Общение с прекрасным полом никогда не было его сильной стороной. Даже после того, как Джулия преподала ему кое-какие уроки.

– Знаете, Грэм, – задумчиво проговорила Камилла. – Есть кое-что, что мне хотелось бы сделать. Хотелось на протяжении всех десяти лет, – она аккуратно поставила чашку на стол, встала, подошла к Грэму, и взяв его за руку, тоже заставила подняться. – Вот… возвращаю вам ваш поцелуй.

И она его действительно вернула, да такой, что на минуту или около того у Грэма перехватило дыхание.

Глава 4

– Скажи мне, кто она такая, Грэм?

– Кто? – он лениво перевернулся со спины на бок, приподнялся на локте и намотал на палец длинный блестящий локон.

Камилла неожиданно резко высвободилась, откинула волосы за спину.

– Она. Та, чьим именем ты меня все время называешь.

– Что?!

Грэм порывистым движением сел в кровати, накинув на себя меховое одеяло, подбитое атласом. В спальне, несмотря на усилия, предпринятые артелью строителей, было все же прохладно. Пожалуй, даже излишне прохладно.

Уже два месяца они с Камиллой встречались, не слишком скрываясь от посторонних глаз, которых, впрочем, было не так уж и много в округе. Тот поцелуй, что Камилла пожелала возвратить Грэму, оказался вовсе не символическим, и чересчур многозначительным и пылким, чтобы им все закончилось. Конечно же, им ничего и не закончилось, а только началось. Незаметно для себя они переместились в спальню Грэма, на его широченную, заваленную мехом и атласом, кровать, и события пошли по нарастающей. Как десять лет назад Грэм был сдержан в отношении любви, так теперь оказался до нее жаден. В первый же вечер Камилла заявила, что он выжал ее, как лимон, и добавила, что он жесток в любви. Не только в любви, отозвался он, да таким тоном, что ей расхотелось продолжать этот разговор. Чему Грэм был только рад. О высших материях вообще и о чувствах в частности он разговаривать не хотел. Камилла была красива, страстна и умела (и где только научилась, со своим-то престарелым мужем), а большего ему не требовалось. Ей вроде бы тоже, и никаких разговоров касательно личности Грэма она не заводила и вопросов не задавала, даже ни разу не спросила про шрамы и татуировки.

И вот теперь, в разгар зимы, она вдруг задала этот странный вопрос. Грэм даже не понял, о чем она.

– Каким это именем я тебя называю?!

Она с грустью рассмеялась.

– Ты даже не заметил?.. Последнюю неделю ты постоянно называешь меня чужим именем, причем в такие моменты…

Грэм почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Если он и произносил чье-то имя, то это могла быть лишь одна женщина…

Чтобы Камилла не заметила его смятения, он отвернулся. Нехорошо, конечно, называть любовницу именем женщины, о которой ты мечтаешь и во сне и наяву. Камилла понимает все, но такого может не понять.

– Так кто она, Грэм? Я не знаю ни одной женщины с таким именем на десяток лиг вокруг.

Вопрос был задан вполне миролюбиво, и он понял, что скандала не будет; просто Камилла проявляет обычное женское любопытство. А значит, можно – и нужно – ответить, иначе ни за что не отстанет.

– Эта женщина – медейка.

– Тогда понятно. И ты ее любишь.

Грэм промолчал. О чем тут говорить? Да и тон, которым Камилла произнесла эту фразу, вовсе не был вопросительным. Она утверждала.

Не дождавшись ответа, Камилла тихонько вздохнула.

– И это тоже понятно. Не хочешь поговорить об этом?

– Не хочу, – он откинул одеяло и встал с кровати; в чем мать родила, прошелся по комнате. Камилла, усевшись и подобрав под себя ноги, наблюдала за ним. – Камилла, ты меня, конечно, извини… Не для меня такие разговоры.

– Я не обижаюсь. Хочешь – молчи, пожалуйста. Только, может быть, тебе стало бы легче, если бы ты…

Молчание.

– Если ты любишь ее, почему не поедешь к ней и не скажешь об этом?

– Я поеду, – с трудом выговорил Грэм, рывком повернувшись к ней. – Обязательно поеду. Но еще не время.

– И чего ты ждешь? Впрочем, не надо. Не говори. Не все ли равно?.. Мне будет грустно, когда мы расстанемся.

– Извини.

– Не извиняйся. Иди сюда, – когда Грэм подошел и опустился на край кровати, она склонилась и слегка коснулась губами сначала его поджарого живота, потом изуродованной груди, запустила пальцы в густую белую гриву сверх меры отросших волос. – Пока что ты мой.

– Очень самоуверенное утверждение, – заметил он.

– Да, да, я знаю, – она хмыкнула. – Ты – кот, который гуляет сам по себе…

– Вот котом меня еще никто не называл, – пробормотал Грэм. – Псом – случалось, и частенько… Ну-ка, иди сюда, выясним, я – твой, или ты – моя…

Он подмял ее под себя, довольно грубо прижал к простыням, заведя руки за голову. Камилла засмеялась, запрокинув лицо. Как-то она призналась, что ей нравится, когда он груб с ней. Мол, в этой грубости чувствуется какая-то первобытная сила. Грэм, как обычно, отмолчался. Впрочем, Камилла тоже не оставалась в долгу, и от ее ноготков оставались весьма глубокие кровоточащие отметины.

– Безымянный! – вдруг Грэм жестом велел Камилле молчать и, приподнявшись на локтях, повернулся к двери, в которую кто-то тихо, но настойчиво стучал. – Кого там принесло?

– Господин князь, – послышался робкий голос Элис. – Прошу прощения, но к вам пришел господин. Он очень хочет вас видеть.

– Я же сказал: меня не беспокоить! – прорычал Грэм. – Отправь этого господина, кто бы он ни был, подальше к Безымянному! Пусть убирается! Скажи ему, что меня нет!

– Я сказала, – еще более робко ответила служанка. – Но он очень желает вас видеть. Сказал, что не уйдет, пока не переговорит с вами; будет сидеть в холле до вашего возвращения.

Грэм выругался с таким чувством, что Камилла, в общем-то довольно спокойно относящаяся к крепким словцам, даже покраснела.

– Кроме того, – продолжила Элис, – княжна уже сообщила ему, что вы дома.

Если бы Нинель могла услышать те слова, что адресовал ей брат в эту минуту, с ней несомненно случился бы сердечный приступ.

– Будь она проклята, – добавил Грэм зло. – Вот даровали мне боги сестричку… Скажи этому господину, Элис, что я сейчас спущусь. И пусть молится богам…

– Кто бы это мог быть? – шепнула Камилла тревожно. Она натянула одеяло почти до самого носа, так что видными оставались только зеленые огромные глаза и каштановая шапка волос. – Ты не знаешь?

– Понятия не имею, – Грэм надел бриджи и присел на край кровати, чтобы натянуть сапоги. – Но сейчас узнаю. Как бы этому господину не пришлось пожалеть о том, что он выбрал такой неудачный момент для визита.

– Ты что, собираешься брать с собой оружие? – Камилла, выпростав из-под одеяла тонкую руку, указала на перевязь с мечом, которой опоясался Грэм.

– Я никогда не хожу без оружия.

– Но ты же в своем доме.

– Ну и что? – он поправил перевязь, накинул поверх рубахи тяжелый бархатный камзол и пригладил волосы. – Посиди тут и веди себя тихо. Я скоро вернусь.

Он вышел в коридор. Что кто-нибудь из слуг заглянет в его спальню и обнаружит там, в его кровати, совершенно обнаженную Камиллу, он не опасался: слуги никогда не совали нос в его комнату, если только он не приказывал Элис прибрать там.

– Дядя! – навстречу ему откуда-то выскочил Мэнни. – Вас внизу ждет какой-то человек.

– Я знаю.

– Он очень сердит.

– Серьезно? – Грэм слегка удивился. Кто бы это мог быть? – Ну надо же. Беги к себе, Мэнни, я спущусь и поговорю с сердитым господином.

– Я лучше во двор! Поиграю в снежки.

Грэм кивнул и стал спускаться по лестнице, раздумывая, кто же такой этот сердитый господин, жаждущий его видеть? Бывало, конечно, что к нему являлись арендаторы, в том числе и сердитые, но такие настойчивые среди них не встречались.

Внизу, в холле стоял высокий полный человек и беседовал с Нинелью. Княжна, заслышав неровные шаги брата (почти всю зиму его донимала разболевшаяся покалеченная нога), очень быстро распрощалась и ушла, даже не взглянув в его сторону. Ее собеседник поднял глаза навстречу хозяину дома.

Гостю на вид казалось лет пятьдесят-пятьдесят пять; поредевшие, поседевшие волосы были заплетены в довольно жиденькую косу. У него было не слишком приятное, какое-то обвисшее лицо с кустистыми бровями, серые глаза и полные губы. Плечи его укрывал темно-зеленый плащ из богатого материала, под ним Грэм заметил перевязь с мечом, хотя гость явно скрывал ее и не желал, чтобы она была замечена. Похоже, что не с добром он пожаловал.

– Чего вы хотите? – не слишком вежливо спросил Грэм, останавливаясь на нижней ступеньке лестницы.

– Вы – князь Соло? – гость подошел к нему, глянул недобро в глаза.

– Он самый. А вы кто такой?

– Тан Ланс Лорейн.

Грэм сдержал удивление, надеясь, что ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Супруга Камиллы он ожидал увидеть в своем доме меньше, чем кого бы то ни было… и, как видно, напрасно. Во всяком случае, у тана Лорейна причин появиться здесь было не меньше, чем у его жены. Если даже не больше.

– Так что вам нужно в моем доме, тан? – Грэм небрежно оперся о резные перила лестницы.

– У меня есть разговор к вам.

– Слушаю, – он даже не и подумал предложить гостю пройти в другую комнату, более удобную для беседы. Ему было совершенно безразлично, отнесется ли тан как к оскорблению к тому факту, что его продолжают держать буквально в дверях, или нет. К тому же, он обещал Камилле вернуться быстро.

– Вы знаете мою супругу, князь?

– Знаю, – ага, подумал Грэм, значит, дело все-таки в Камилле. Никак тан прознал о неверности своей женушки? Ну надо же. Грэм готов был заложить голову, что тан сейчас предъявит ему обвинения, но решил валять дурака до последнего. Лично он скандала не боялся, но не хотел бы ни во что вмешивать Камиллу, не хотел, чтобы ее имя смешали с грязью. – А в чем дело?

– Дело в том, что поговаривают, князь, будто она очень часто бывает у вас.

Грэм весьма неприятно усмехнулся, продемонстрировав обломанный зуб.

– Ваша супруга, как мне кажется, много где бывает. Очень общительная женщина.

Тан явственно потемнел лицом.

– Так бывает она у вас?

– Разве моя сестра вам еще не рассказала? – равнодушно спросил Грэм. – Уверен, вы знаете, что бывает. Только я не понимаю, почему это так вас волнует.

– Скажите мне, князь… как мужчина мужчине… что связывает вас и мою супругу?

– Нежная дружба, – осклабился Грэм. – Воспоминания о годах юности и все такое.

– Я имею в виду, – тан мог поспорить сумрачностью с грозовой тучей, – есть ли между вами… интимные отношения?

Трудно было удержаться перед лицом такого наивного человека, и Грэм, конечно, не удержался, расхохотался безудержно и громко, отчего тан вконец почернел.

– Вы хотите спросить, сплю ли я с ней, не наставляет ли она вам рога со мной?! Если так, то почему бы вам для начала не поговорить с ней самой? Или вы уже говорили? Полагаю, что нет, иначе она съездила бы вам по физиономии, оставив заметный след на вашей внешности. Или, возможно, вы сначала хотите получить по зубам от меня?

– Так да или нет, князь? – воистину, тан обладал ослиным упрямством.

– Отправляйтесь домой, тан, и спросите свою супругу. Не нарывайтесь.

– Я полагал, князь, что у вас хватит мужества ответить мне правдиво, – сквозь зубы проговорил тан Лорейн. – Но теперь вижу, что ошибался; а люди, отзывавшиеся о вас как о подонке и мерзавце, были правы. К прискорбию. Примите же мой вызов. Я не позволю позорить имя своей жены и мое имя.

С этими словами он стащил с руки перчатку и швырнул ее к ногам Грэма. Тот презрительно проводил ее взглядом и поднял горящие бесовским синим огнем глаза на тана.

– У вас что-то упало, – процедил он холодно, едва разжимая зубы. – Поднимите. На честь вашего имени мне плевать. А что касается имени вашей супруги, то позорите его вы. Не я.

– Трус! – окончательно потерял выдержку тан Лорейн, хватаясь за меч. – Обнажите ваше оружие, я убью вас!

– Мне жаль вашего сына, – медленно проговорил Грэм. – Конечно, отец вы дерьмовый, но лучше уж такой, как никакого. Убирайтесь из моего дома, и когда увидите свою супругу, на коленях молите ее о прощении, – он повернулся спиной к гостю и стал подниматься по лестнице.

– Подонок! – вслед ему хрипло выкрикнул тан. – Я ославлю тебя на все королевство! Каждый человек, встретивший тебя, будет плевать тебе в глаза!

– И пожалеет об этом, – не оборачиваясь, ответил Грэм. – Идите домой, иначе я прикажу слугам выставить вас силой.

– Я еще доберусь до тебя, – пообещал гость и, развернувшись на каблуках и оставив перчатку лежать у последней ступеньки, ринулся вон из холла.

Грэм даже не замедлил шаг и, как ни в чем не бывало, поднялся на второй этаж, прошел по коридору… и только у двери своей спальни смог, наконец, расцепить судорожно стиснутые зубы.

Камилла по-прежнему валялась в кровати, высунув из-под одеяла один лишь нос. Когда Грэм вошел и остановился в дверях, закрыв их за собой и привалившись к ним спиной, она приподнялась навстречу, явив его взору изумительной формы полные груди.

– Все в порядке? – поинтересовалась она без особого беспокойства.

– Да как тебе сказать, – Грэм смог, наконец, оторвать взгляд от ее груди и взглянуть ей в лицо. – Видишь ли, это был твой супруг.

– Ланс?! – непонятно, чего было больше в голосе Камиллы – страха или удивления. – Чего он хотел?

– Искал тебя.

– Здесь?!

– Здесь. И хотел знать, изменяешь ли ты ему со мной или нет.

– О боги! Что ты ему сказал?

Грэм криво улыбнулся.

– Я похож на идиота? Ничего. Он мне, кажется, не поверил, потому что хотел зарубить меня.

– И что?

– Да ничего. Я ему не позволил. Да не бледней ты, жив твой благоверный. Я его пальцем не тронул. Велел ему отправляться домой и просить у тебя прощения за идиотские подозрения.

– И он отправился?

– Угу.

Камилла слегка нахмурилась.

– Он угрожал тебе, да? Боюсь, что просто так Ланс этого не оставит. Будь осторожен, он может подловить тебя где-нибудь и попытаться убить…

– Ну пусть попробует, – Грэм снял перевязь, кинул ее в угол. – Сколько лет вашему сыну, Ким?

– Шесть, а почему ты спрашиваешь? Причем тут вообще наш сын?.. Грэм, нам надо подумать, что делать дальше!

– Я лично ничего не собираюсь, – пожал плечами Грэм. – Его это волнует, пусть он и делает… так? – он подошел с кровати и сдернул с Камиллы одеяло. – Я хочу тебя, Ким.

– Сейчас? – занервничала она. – Но как же?.. Может быть, лучше и мне тоже отправиться домой?

– Успеешь.

– Что ты делаешь? Мне больно! Пусти!

– Тебе же нравится.

– Так – уже нет! О-о-ох… ну пожалуйста… Грэм! О-о-о-о! Да…

Через час Грэм помог Камилле, с ног до голову закутанной в теплый плащ, сесть в седло (Николас, шатающийся вокруг, недобро косился на него), и проводил ее до парковых ворот, ведя лошадь под уздцы. За ними увязался Мэнни, они с Камиллой друг другу весьма симпатизировали, и весь путь до ворот Грэм слушал их веселую болтовню ни о чем. Сам он не принимал в ней участия, а молча наблюдал за Камиллой, которая под маской веселья прятала пусть небольшое, но беспокойство. Шел снег, но он еще не успел замести следы, оставленные конем тана Лорейна, и Грэм заметил, что Камилла старается не смотреть на них.

У ворот они расстались, уговорившись, что в ближайшие несколько дней Камилла воздержится от визитов, чтобы не будить подозрений. Она немного нервничала в ожидании объяснений с мужем, но вообще не слишком расстроилась и совсем не испугалась. Она лишь – по ее словам – немного тревожилась за Грэма; как бы Ланс, сочтя себя оскорбленным, в самом деле, не подстерег его где-нибудь со своими друзьями или слугами. Самого Грэма это вовсе не беспокоило.

Он в последний раз за сегодняшний день поцеловал Камиллу (весьма целомудренно, в щечку, ведь с ними был Мэнни), и они распрощались. Грэм медленно побрел обратно к дому; он снял капюшон, и огромные хлопья снега запутывались в его волосах, таяли на лице. Мэнни бежал за ним или, говоря точнее, вокруг него, то и дело ныряя почти с головой в очередной сугроб. Грэм рассеянно наблюдал за ним.

Ему было приятно чувствовать на коже холодные уколы снежинок, и он задержался ненадолго перед дверью, запрокинув лицо и ловя их губами. Мэнни не стал стоять с ним, унесся куда-то, взметая за собой клубы снежной пыли.

В холле Грэм снова наткнулся на сестру. Она холодно посмотрела на него и, поджав губы, спросила:

– Эта шлюха уже уехала?

Нинель стояла почти у противоположной стены, но Грэму хватило двух шагов, чтобы оказаться рядом; и он с силой ударил ее по лицу. Княжна пошатнулась и поднесла ладонь к щеке, на которой уже проступало ярко-красное пятно; вскинула на брата ненавидящие глаза.

– Попридержи язык, – хрипло сказал Грэм. – И не смей так говорить о Камилле.

– Разве я сказала что-то не то? Сказала неправду? Все знают, что ты и она…

– Ни слова больше, иначе… У меня просто чешутся руки, сестричка.

– Ну, так дай им волю, – скривилась Нинель. – Если тебя интересует, не я ли проинформировала тана Лорейна о ваших отношениях, могу тебе сказать – не я. Не в моих привычках совать нос в чужие дела, а это дело – твое и тана.

– Да что ты говоришь, – с издевкой произнес Грэм.

– Но в следующий раз, – продолжала княжна, словно бы и не заметив его реплики, – в следующий раз, если он меня спросит, я ему отвечу.

– Ну, ну.

Разговор продолжать смысла не было, и Грэм, развернувшись, направился в свою спальню, где кровать еще хранила тепло тел – его и Камиллы.

Глава 5

Хотя свои отнюдь не невинные встречи Грэм и Камилла возобновили буквально через неделю после визита тана Лорейна, Камилла еще довольно долго вела себя более беспокойно, чем обычно. Визит супруга к любовнику никак ей не аукнулся – тан так и не решился на серьезный и откровенный разговор с ней, и она за себя не беспокоилась. Опасения ее вызывали неясные намерения мужа, который, хотя и не сказал ей ни слова, и был к ней подчеркнуто внимателен, смотрел на нее мрачно и как будто все время о чем-то думал. Он был, по ее словам, человеком вообще незлобивым, но уж доведенный до крайности был способен на многое.

Грэма же возможная месть оскорбленного мужа ничуть не волновала. Он вообще о нем не вспоминал. Впрочем, нет, вспоминал, но в особенном контексте. Ему доставляло странное, прямо-таки извращенное удовольствие размышлять о том, что тан по вечерам ласкает в супружеской постели Камиллу, в которую еще час назад глубоко и яростно входил он. Если бы тан точно знал об этом, а не только подозревал, было бы еще более забавно, но пока оставалось развлекаться и такими мыслями.

Камилла оказалась мудрее него, и ему пришлось признать это спустя буквально месяц. Она не одобряла его легкомысленного отношения к угрозам тана, считая их достаточно серьезными, чтобы к ним прислушаться. Несколько раз она заводила речь о том, чтобы Грэм, который к тому времени стал выезжать за ворота парка во время длинных и чаще всего одиноких прогулок, брал с собой хоть кого-нибудь. Грэм отвечал ей усмешками и неизменно вопрошал – кого? Мэнни? Или может быть, Укон? Камилла сердилась и указывала на то, что вокруг полно наемных охранников, которые только и ждут предложения от богатого князя; он смеялся и говорил, что охранному псу не нужен телохранитель.

И, в конце концов, как и следовало ожидать, он нарвался-таки на неприятности.

Март в Наи – это еще зима, с вьюгами, сугробами, морозами и прочей зимней атрибутикой. Редки годы, когда снег сходит к концу апреля. Но и в марте иногда случаются дни, когда в воздухе, несмотря на холод и снег, ощутимо веет весной.

Такие дни Грэм любил. Ему нравилось само состояние предвкушения, ожидание, которое находило на него, хотя чего именно он ждет – сказать он не мог. Но он, хотя и родился поздней осенью, осень терпеть не мог (тем более, что все неприятности валились на него в это время года, как из рога изобилия), а любил весну – с первого и до последнего ее дня.

И в один из подобных мартовских деньков Грэм в очередной раз отправился на прогулку по окрестным рощам – верхом и в гордом одиночестве. Мэнни с утра пропадал в деревне; еще вчера вечером он сообщил дядюшке, что тамошние мальчишки собираются строить гигантскую снежную бабу, и он будет участвовать в забаве. Грэм с легкой душой отпустил его. В деревне с ним ничего плохого случиться не могло, все местные знали, что мальчик – племянник молодого князя, и если кто обидит его, то будет иметь с тем дело. А с лютым нелюдимым князем связываться никто не хотел.

В своих собственных владениях опасаться было некого, но Грэм все равно брал с собой оружие – крепкая привычка прошедших лет, когда он, просыпаясь утром, не знал, будет ли еще жив вечером. Кроме того, он, понимая, что при подобном образе жизни оружие никогда более ему не понадобится, как-то все не решался расстаться с ним и повесить клинок на стену в спальне. Это было бы равносильно тому, что распрощаться с собой… С той частью себя, которая была настоящим Грэмом Соло, а не сиятельным князем Соло.

Сегодня небольшая рощица была необычайно тиха. Бес медленно ступал копытами по наезженной тропе – здесь часто бывали крестьяне и арендаторы, и Грэм, ссутулившись в седле, раздумывал над тем, что могло вызвать подобное затишье. Заслышав мерный постук копыт, он встрепенулся. Кто-то ехал ему навстречу; и судя по звуку, это вовсе не была крестьянская тягловая лошадь, тяжеловоз. И впрямь – из-за поворота тропы показались двое всадников, оба на хороших конях.

В одном их всадников Грэм без труда узнал тана Лорейна. Он натянул поводья и заставил Беса отойти в сторону, уступая дорогу. Ни говорить, ни – тем более – вступать в распри с соседом ему не хотелось.

Но тан, поравнявшись с ним, остановился сам, и в этот момент Грэм заметил у второго всадника в руках арбалет.

– Вот и встретились, князь, – холодно проговорил тан Лорейн. – Не правда ли, великолепная погода?..

Грэм молчал и разглядывал его, прищурившись. Рука его словно сама собой поползла к рукояти меча. Тан заметил движение и усмехнулся.

– Вы сегодня не очень разговорчивы, но горите жаждой деятельности, как я посмотрю. Может быть, сегодня вы согласитесь на поединок?

– Я думал, недоразумение улажено, – холодно заметил Грэм. Интересно, и как это Камилла позволяет ему целовать и ласкать себя? Совершенно отвратная рожа…

– Вы изволите называть это так? Недоразумением? – в голосе тана отчетливо зазвучала сталь. Сегодня он держал себя в руках и истерику устраивать очевидно не собирался. – Сойдите с коня, князь, и мы с вами решим это… недоразумение.