Текст книги "Северный пес"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Грэм, не стесняя себя в выборе выражений, объяснил тану, куда тот должен пойти со своим требованием. Тана пробрало – он сначала побагровел, потом побелел, и совсем другим голосом сказал:

– Если вы не сойдете с коня, я прикажу своему человеку убить его.

Спутник его поднял арбалет. Заряженный.

А вот это было серьезно. Грэм, конечно, отомстил бы сполна за убийство Беса… только коня-то уже не вернешь. А ведь он ни капли не виноват в блуде своего хозяина.

Грэм медленно сошел на землю с седла, холодно взглянул на тана – тот спешиваться не торопился.

– Отойдемте на середину дороги. Даю слово, что не причиню вреда вашей животине.

Ничуть не сомневаясь, что дело нечисто, Грэм все же повиновался. Едва Бес оказался в пределах досягаемости, спутник тана шлепнул его ладонью по спине. Жеребец, не выносивший вольного обращения со стороны посторонних людей, взвился на дыбы и шарахнулся в сторону. И исчез в зарослях.

– Вам придется его ловить, – сухо сообщил Грэм. – Конечно, в том случае, если вы выживите.

– Жеребец вам уже не понадобится, князь, даю вам в том слово.

Человек с арбалетом коротко свистнул, и тут же со всех сторон из леса выступили люди, все с оружием, всего человек десять. Грэм с проклятиями выдернул из ножен меч и закрутился волчком, пытаясь удержать всех в поле зрения, но уже понимая, что бесполезно это – слишком много их. Он мог справиться с двумя, ну – с четырьмя, но десять… Да, все сразу они ни за что не нападут, поскольку будут только теснить друг друга, но ничто не помешает им атаковать одновременно с двух, с трех сторон…

– Если это называется поединком один на один, – сквозь зубы выдохнул Грэм, – то, должно быть, у меня множится в глазах…

Ему не ответили.

Церемониться с ним тоже не стали – нападали, как он и предполагал, по двое и по трое; удары наносили не слишком изысканные и беспорядочные, но так, чтобы каждый – наверняка. Они и были бы почти все – наверняка, если бы попадали в цель…

Но Грэм знал, что это – безнадежно. Один против десятерых, без возможности вырваться из круга, долго не проживет, даже если превышает мастерством всех противников скопом на порядок.

Сколько продолжалась схватка, он не знал, потеряв счет времени, и думая лишь о том, как бы успеть вовремя вскинуть меч, принимая очередной удар. Его одежду заливала кровь, он с трудом держался на ногах. Лишь краем рассудка отмечал, что глубокая рана в бедре не затронула, к счастью, артерии; а вот его полоснули по груди – самым кончиком меча, с оттягом, чтобы наверняка прорубить толстую кожаную куртку, а еще – распороли предплечье левой руки от запястья и аж до локтя. Жить ему оставалось всего несколько секунд, и он лишь успел подумать, что все же умрет, как и виделось ему, в бою, но тут всех его противников словно ветром сдуло. Так же неожиданно, как появились, они исчезли в лесу, а с ними вместе – и тан Лорейн со своим арбалетчиком. Грэм, шатаясь, отступил к краю дороги, привалился спиной к стволу дерева, и сквозь кровавую пелену в глазах увидел выворачивающие прямо на него сани, запряженные тройкой крепких лошадок. Он смотрел на них, не в силах сделать и шага, и в нескольких футах от него они остановились, на тропу спрыгнул человек в овечьей накидке и подбежал к нему.

– Князь! – услышал Грэм удивленный и почтительный грубоватый голос. – Что ж это с вами?!..

Отвечать сил не было; Грэму казалось, что разомкни он сейчас хотя бы губы, тут же повалится на землю замертво. Крестьянин понял, и вместо того, чтобы продолжать расспросы, обхватил его за плечи и повлек в сани.

Потом Грэму смутно вспоминалось, что он лежал в этих самых санях, закутанный в шкуры чуть ли не до глаз, и над ним неслись, как ему показалось, с бешеной скоростью, вершины деревьев. Зрелище будило неприятные ассоциации – точно так же, навзничь, лежал он на самодельных волокушах, когда Роджер вытаскивал его, проткнутого практически насквозь, из разбойничьего леса десять лет назад.

Верхушки деревьев сменились каменными сводами, замельтешило лицо причитающей Укон. Она снимала с него окровавленную одежду, промывала раны, накладывала повязки. Потом ему показалось, что он находится в своей спальне; по крайней мере, балдахин на высоких стойках кровати был знакомым. Насколько раз заходила Укон, спрашивала, не нужно ли чего. Грэм был так слаб, что не мог даже повернуть головы и ответить ей. Страшно хотелось пить.

Вслед за слабостью пришла лихорадка, и уже почти в бреду Грэм увидел склоняющуюся над ним Камиллу. Кажется, она плакала. Она бросилась бы ему на грудь, если бы не повязки.

Потом Камилла и Укон, кажется, о чем-то спорили – вполголоса, но яростно, и появилась третья женщина – молодая, миловидная, и совершенно незнакомая. Она сняла повязки и наложила на раны какую-то вязкую массу, жегшую плоть словно огнем и причинявшую боль гораздо более сильную, чем сами ранения. Убедившись, что мазь производит нужный эффект (увидеть это было несложно по реакции Грэма), она дала ему выпить какой-то жидкости, от которой он сразу провалился во тьму, плавно перешедшую в сон.

Как ни странно, во сне этом его не доставали обычные кошмары, и проснулся Грэм совершенно обычно, а не подскочив на кровати в холодном поту. Он чувствовал дикую слабость, под вновь наложенными повязками жгло, но, в остальном, все вроде было в порядке. Лихорадка прошла.

Он ощутил чужое присутствие и, немного повернув голову, увидел рядом с кроватью свернувшуюся в кресле Камиллу. Она спала, по-кошачьи положив голову на простертую руку. Интересно, и как же давно она тут?

– Ким, – позвал он тихо.

Ее подбросило в кресле. Сонными, совершенно зелеными от слез глазами она уставилась на него.

– Грэм! Ты очнулся, слава Перайне! Хочешь чего-нибудь?

– Воды.

Она помогла ему принять полусидячее положение и сама напоила его из серебряного кубка водой с несколькими каплями вина.

– Давно ты здесь? – спросил Грэм, откидываясь обратно на подушки.

– Всего два часа… или три. Ночью я почти не спала, и поэтому… Скажи, Грэм, что случилось? Кто посмел напасть на тебя? Неужели это…

– Ты была права, Ким… твой благоверный способен на большее, чем я рассчитывал… и мне еще повезло, что парень решил выбрать именно эту дорогу, и никакую другую.

– Значит, это Ланс, – упавшим голосом сказала Камилла. – Он был один?

– Конечно, нет, иначе ты сейчас сидела бы у его постели, не у моей.

Камилла судорожно стиснула руки.

– Он хотел убить тебя?.. Я понимаю, он хотел отомстить, но натравливать на тебя сброд… Неужели мой супруг такой трус, что испугался поединка один на один?

– Ты все же плохо знаешь своего мужа. Он предлагал мне поединок – два раза. Я отказался.

– Но почему?.. – прошептала Камилла. – Ты ведь мог убить его…

– Вот именно.

Она молча смотрела на него, комкая в руках кружевной платок, и тогда он подумал, что, кажется, ничегошеньки не понимает в ее отношениях с мужем. Как-то слишком легко он поверил в слова о том, что ее и тана связывает дружба.

– Ким, – сказал он, – неужели ты хочешь остаться вдовой? Или, может быть, ты рассчитываешь, что, убив твоего мужа, я сам женюсь на тебе?

– Нет! – вспыхнула Камилла. – Я знаю, что ты не женишься. Но… эх, ничего-то ты не понимаешь.

– О чем ты? – озадачился Грэм.

– Мэнни несколько раз заглядывал, пока ты не приходил в себя, – быстро сменила тему Камилла. – Очень беспокоился… Представляешь, он сказал, что если бы был с тобой рядом, то никто не посмел бы напасть на тебя. А если бы кто и посмел, то плохо тому пришлось бы. Еще он сказал, что теперь всегда будет ездить с тобой.

– Парень перегибает палку, – пробормотал Грэм, немного смущенный таким выражением преданности.

– Он просто тебя очень любит… Грэм, но ты хотя бы потребуешь суда над моим супругом? Ведь это было совершенно по-разбойничьи…

– Да как я докажу, что это был он? У меня нет ни одного свидетеля, а кто примет мои слова на веру? Да еще против слова твоего мужа, которого в округе знают и уважают?

– А тот крестьянин…

– Он появился позже и ничего не видел.

Камилла поднялась с кресла и, склонившись над Грэмом, поцеловала его в лоб, потом отошла к двери и там остановилась, обернувшись.

– Наверное, мне не стоит больше приходить к тебе. Я не хочу, чтобы Ланс еще раз попытался убить тебя.

– Будешь ты приходить или нет – это уже ничего не изменит, Ким. Тану хватит прошлых оскорблений, чтобы мстить за них.

– Наверное… – она немного задержалась, словно ожидая еще чего-то, каких-то других слов. И Грэм даже знал, чего именно – она ждала, надеялась, что он скажет что-нибудь вроде того, что будет скучать без нее, что ему будет грустно, если она больше не придет… Пожалуй, нечто подобное он чувствовал в душе, но словами выразить не мог.

Да и, откровенно говоря, не хотел.

Раны заживали медленно. Целый месяц Грэм пролежал в постели, и у него бывали лишь Укон, Камилла (не могла она удержаться от визитов к нему, несмотря на страх перед мужем), и та самая молодая женщина, которая, как оказалось, не пригрезилась в бреду, а была лекаркой, которую привела Камилла. Ни разу не зашла Нинель, хотя бы лишь для того, чтобы узнать, жив он еще или уже нет.

Дольше всего, несмотря на расцветающую за стенами старого замка весну, с ним просиживал Мэнни, которого гораздо больше волновало здоровье дяди, чем мальчишеские забавы с ровесниками. Грэм воспользовался моментом и заставлял его заниматься с книгами – чего уж время-то терять?

Мэнни же и принес ему весть, что Бес найден и пойман, и водворен в конюшни. Жеребец, в отличие от своего хозяина, совершенно не пострадал, вот только совладать с ним оказалось нелегко. Ловили его втроем – Николас, Мэнни и крестьянин, который отвез истекающего кровью Грэма в замок.

– Узнай, кто таков этот человек, – велел Грэм мальчишке, выслушав его рассказ. – Хочу отблагодарить его…

Шустрый мальчишка все узнал в точности – и как зовут крестьянина, и из какой он деревни. Грэм про себя решил, что как только сможет передвигаться, обязательно навестит человека, буквально спасшего ему жизнь.

Хотя, возможно, было бы к лучшему, позволь он зарубить себя…

Но тогда стоило поблагодарить крестьянина хотя бы за Беса.

Свою комнату, уже окончательно надоевшую, Грэм смог покинуть только в апреле, и еще пара дней ему понадобилась на то, чтобы выбраться во двор. Раненая нога все еще болела, и он старался опираться на нее с осторожностью; левую руку носил на перевязи. В первый же выход он наткнулся на Нинель; сестра с минуту молча понаблюдала, как он ковыляет по коридору, опираясь здоровой рукой о стены, а потом как бы про себя сказала:

– Кажется, усилия благородного тана Лорейна не принесли плодов…

Грэм вкинул на нее загоревшиеся волчьим огнем глаза.

– А тебе, конечно, хотелось бы, чтобы его мясники зарубили меня? Так что же может быть проще – попроси его повторить «поединок» еще раз; теперь у него будет гораздо больше шансов расправиться со мной, и твой сын останется единственным наследником…

Нинель ничего не ответила, только посмотрела так, словно сама с удовольствием убила бы его, будь у нее оружие.

На коня Грэм смог сесть только в конце апреля, а до этого каждый день по несколько часов разрабатывал заново руку. Занятие было не из легких, рука на каждое движение отзывалась болезненным толчком, но рана, к счастью, не открывалась. Лекарка свое дело знала. Она, кстати, считала, что Грэм спешит с упражнениями, и предлагала повременить, но он лишь отмахивался. Чем раньше он придет в форму, тем лучше, ибо, как ему подсказывала интуиция, конфликт с Камиллиным супругом отнюдь не исчерпал себя.

Едва Грэм оказался в силах выдержать несколькочасовую конную прогулку, он отправился в деревню, указанную ему Мэнни – в гости к крестьянину. Мальчишка увязался за ним, отговорить его оказалось невозможно, взыграло семейное упрямство. К поездке он отнесся с полной ответственностью, взял с собой меч, и не позволял своему пони отходить от Беса далее нескольких шагов. Грэму было забавно наблюдать за ним. Восьмилетний пацан со всей серьезностью играл роль телохранителя при своем не оправившемся от ран опекуне.

Деревня располагалась недалеко от замка, буквально за той самой рощицей, где произошло столкновение с таном. Дорогу до нее после последних дождей изрядно размыло, и кони увязали в грязи по самые бабки.

Привычный путь (Грэм бывал в этой деревне иногда, проездом), занял времени больше, чем обычно. Грэм не рисковал пускать Беса рысью и уж тем более галопом, и двигались через рощицу шагом. Дорога была пуста, по обеим сторонам зеленела прозрачная лесная дымка. Щебетали птицы.

Искомый крестьянин – его звали Арен, – был в поле, но жена его оставалась дома с младшей дочерью. Она очень удивилась и, пожалуй, испугалась, когда прямо к двери ее подъехал молодой князь на своем злобном жеребце, известном на всю округу, в сопровождении юного воспитанника. Грэм быстро объяснил, зачем пожаловал, она не слишком успокоилась, но предложила подождать мужа в доме. Грэм взглянул на небо – ему вовсе не хотелось возвращаться домой в темноте, а солнце уже заходило. Впрочем, не ехать же обратно ни с чем. Он согласился подождать.

В результате, он и Мэнни остались ужинать с Ареном и его семьей – крестьянин, в отличие от своей супруги и детей, был человеком отнюдь не робким, и пригласить князя разделить с ними скромную трапезу ему было, как говорится, не слабо. Арен, конечно, удивился, с чего это князю вздумалось приехать и поблагодарить его скромную персону, но ничуть не растерялся, а от благодарности только отмахнулся. По его словам, ничего особенного он не сделал, а что помог человеку в беде – так что ж тут такого?

Грэм подивился такому бескорыстию – другой бы если не потребовал, то попросил бы у князя награды, – и поинтересовался, не видел ли Арен лиц людей, убежавших при его появлении. Нет, с сожалением ответил тот, не видел… А жаль. Грэму было не жаль, потому что обращаться за справедливым судом он не собирался, а для того, чтобы отомстить – если вдруг возникнет такое желание – ему чужие свидетельства не нужны.

К тому времени, как скромная трапеза была завершена, совершенно стемнело. Грэм немного поколебался, но принял приглашение Арена переночевать у него. Откровенно говоря, ему не очень-то и хотелось возвращаться в замок, тем более, в такую чудесную весеннюю ночь.

Кроме того, ночевать на широкой скамье в крестьянском домике оказалось гораздо приятнее, чем в огромной спальне с застоявшимся воздухом. Жаль, что сейчас не лето, думал Грэм, засыпая. Как хорошо было бы устроиться на сеновале… Совсем как в юности. Как ни странно, в эту ночь кошмары его не преследовали, и спал он не менее безмятежно, чем Мэнни.

После этой ночи он окончательно решил: мстить он не станет. И не только потому, что не желает оставлять сиротой сына Камиллы. Просто… не хотелось марать руки. И Грэм не искал встречи с таном Лорейном, а тот, к его огромному удивлению, не искал встречи с ним. И лето прошло спокойно и лениво, без особых происшествий. Можно было ни о чем не думать и наслаждаться любовью Камиллы. Он и наслаждался, но до поры, до времени. Потому что Ванда не переставала ему сниться, и с наступлением осени Грэм понял: тянуть больше нельзя. Нужно ехать в Медею.

Глава 6

Народу все-таки собралось видимо-невидимо. Очередь выстроилась такая длинная, что Грэм, обернувшись, не смог увидеть, где же она заканчивается. Он стоял тут уже минут тридцать, и хотя двери, украшенные золоченой резьбой, виднелись впереди на расстоянии вытянутой руки, радости по этому поводу он не чувствовал, а чувствовал одну только злость и усталость. Его раздражала вся эта толпа разодетых высокородных болванов, от смешанного запаха духов мутило, а от приглушенного гула голосов звенело в ушах. Окружавшие его люди постоянно перешептывались между собой; они хорошо знали друг друга, он же держался особняком, и не раз и не два ловил на себе откровенно любопытные взгляды. Он делал вид, что не замечал их.

Взгляды некоторых дам по-настоящему веселили Грэма (веселье это, впрочем, было довольно злое). Они оценивающе разглядывали его роскошное платье из белого атласа, шитого серебром и мелкими рубинами, и быстро отводили глаза, встретившись с Грэмом взглядом. Отворачиваться их заставляло не какое-то явное уродство, а всего лишь выражение смуглого, узкого, хищного лица.

Одна или две молодые дамы все же осмелились взглянуть на него вторично, и даже улыбнулись. Грэм смотрел равнодушно. К интересу женщин он привык удивительно быстро.

Даже таких роскошных женщин, какие собрались здесь, в Стеклянном дворце, резиденции медейского короля.

Привык и к тому, что интерес их длился ровно до того момента, пока он не улыбался в первый раз. Улыбка его к себе не располагала.

Наконец, Грэм преодолел последние несколько футов, едва не наступая на длинный шлейф идущей впереди дамы, и оказался перед сине-золотым церемониймейстером. Грэм небрежно протянул старикашке с медейским грифоном на плаще свой золоченый пригласительный билет, и, не глядя, стал ждать, пока его изучат. Через минуту церемониймейстер распахнул перед ним дверь, ударил черным жезлом в пол и неожиданно громким для такого тщедушного тельца голосом объявил:

– Светлейший князь Грэм Соло, Ваандерхелм, Наи!

Грэм шагнул в залу, щуря глаза от яркого света миллиона свечей.

Всей своей шкурой он чувствовал всеобщее внимание, прикованное к нему – а здесь, в огромной длинной зале, присутствовало несколько сотен человек. Имя было никому незнакомо, и поэтому Грэма разглядывали особенно пристально. Он, не оглядываясь по сторонам, быстро пошел по проходу, образованного живыми стенами людей справа и слева. Он видел впереди возвышение с троном, спинка которого была сделана в виде раскрывшего крылья грифона, и его интересовали только лишь люди, находившиеся там, на возвышении.

Зала казалась бесконечно длинной, но все же он шаг за шагом приближался, чувствуя, что сердце колотится все сильнее и сильнее. В какой-то момент он подумал, что сейчас оно выскочит из груди, даже почувствовал сильную боль, и замедлил шаг, невольно поднеся руку к сердцу, но почти сразу отпустило. Нелепо было бы упасть именно сейчас…

Ибо Грэм уже выделил глазами фигуру на помосте, которая интересовала его более всего. Именно при взгляде на нее у него захолонуло сердце. Он с трудом оторвал от нее взгляд, чтобы рассмотреть остальных людей.

Сейчас, подойдя ближе и с трудом опустившись на одно колено, Грэм впервые в жизни увидел короля Медеи Тео Первого Тира, за которого он сражался без малого два года. Это оказался крепкий мужчина с волосами того непонятного цвета, какого они становятся у рыжевато-белокурых людей, когда седеют. Грэм поискал в его чертах сходство с дорогим лицом, и нашел без труда. Такие же большие, прозрачные серые глаза. Выражение их, впрочем, было совсем иным. Тео был воин, это чувствовалось даже сейчас, когда он облачился в обычное платье; казалось, что ему гораздо привычнее носить доспехи.

Слева от него, на троне поменьше, сидела королева Даньела, женщина потрясающей красоты. Черноволосая, белокожая, в платье цвета красного вина, она была обворожительна, и мило улыбнулась Грэму, когда он склонился в поклоне.

Наследный принц, по правую руку от Тео, не улыбался. Дэмьен Кириан во все глаза смотрел на Грэма, и краска медленно сходила с его смуглого лица. Его сестра Ванда, побледнела еще быстрее. Казалось, она с трудом сдерживала крик. Она подалась вперед, словно хотела подбежать к Грэму, но осталась на месте, только пальцы ее плотно сомкнулись на подлокотнике маленького кресла. Грэм отвесил ей отдельный поклон, при этом пристально, без улыбки, взглянул ей прямо в глаза. Тут уж у нее даже губы побелели.

Завершив поклон и поднявшись, Грэм отступил. Мельком окинул взглядом тех, кого он не знал: молодая беременная женщина рядом с Дэмьеном, вероятно, его жена; и молодой человек лет двадцати пяти, стоящий за креслом Ванды с таким видом, будто имел на это право. Грэм внимательно вгляделся в него: высокий, широкоплечий, черноглазый, настоящий красавец. Его пышные пепельные волосы удерживал в относительном порядке золотой обруч с зубцами в виде виноградных листьев. Видимо, это была какая-то особа королевской крови, хотя и не медейской – в медейской короне зубцы были выполнены в виде лезвий мечей. Грэму совсем не понравилось, что виноградный тип стоит именно за Вандиным креслом.

Ну ничего, еще будет время выяснить его личность.

Он протиснулся сквозь первый ряд гостей и смешался с толпой, постаравшись, впрочем, встать так, чтобы помост с троном оставался в поле зрения.

Церемониймейстер продолжал объявлять гостей, но Грэм видел, что Ванда уже не слушает. Она нервно оглядывалась по сторонам, и он был уверен: она ищет именно его, и никого другого. Выражение ее лица стало просто-таки страдальческое. Он отступил еще на шаг назад. Ничего, пусть поищет, помучается. Что значит ее нетерпение по сравнению с четырьмя годами в могиле?

В свою очередь, он прекрасно видел ее, и пожирал ее взглядом. Оказывается, за прошедшие семь лет он не забыл ни единой черточки; конечно, она изменилась, но только к лучшему, она буквально расцвела. Вандины огненные волосы, уложенные сегодня в сложную прическу, стали еще ярче, глаза – прозрачнее, а светло-зеленое парчовое платье шло ей, несомненно, гораздо больше, чем рубаха и мужские штаны, в которых запомнил ее Грэм. Низкий вырез открывал соблазнительно пышную грудь, а вышитый золотом пояс подчеркивал тонкую талию. Не выдержав, Грэм отвернулся, закусил губу. Она прекрасна… захочет ли она смотреть на него теперь? И когда только закончится этот поток гостей, чтобы он мог беспрепятственно приблизиться к ней?

Внезапно он почувствовал, что кто-то бесцеремонно тянет его за рукав. Грэм обернулся и увидел очень знакомую круглую веснушчатую физиономию молодого человека лет двадцати пяти – двадцати шести. Изумленные карие глаза по размеру могли поспорить с Вандиными.

– Оге, – сказал Грэм.

– Да, это я, – согласился тот. – А ты откуда взялся?

Оге был при полном параде; его волосы, обычно встрепанные, были тщательно расчесаны и лежали на плечах красивыми, слегка подвитыми прядями; драгоценная вышивка на дублете сверкала во все стороны, тяжелый плащ удерживали на плечах золотые пряжки в виде медвежьих голов.

– Не надо так на меня таращиться, – посоветовал Грэм. – И рот закрой, а то муха залетит…

Усилием воли Оге уменьшил размер своих глаз и стал выглядеть почти как обычно.

– И, ради богов, тан, отпусти мой рукав. Оторвешь.

– Вроде, он у тебя крепко держится, – отозвался Оге, но от рукава отцепился. – Так в самом деле… ты жив?

– Как видишь. Мне кажется, привидение не так просто схватить за рукав.

– Да уж… мы тут сами чуть не загнулись, когда твое имя услышали. Думали, ты давно мертв…

– И так крепко были в этом уверены, что даже не вернулись посмотреть, где я застрял, – сухо отозвался Грэм.

Оге потупился.

– Мы ждали тебя…

– Не оправдывайся.

– Но мы в самом деле ждали! Как было условлено, два дня! Когда ты не появился, Ванда хотела вернуться к форту, узнать, что с тобой случилось, но Ив удержал ее…

– Я сказал – не надо.

– А что с тобой случилось? Почему ты появился именно тут, и только сейчас?

Грэм скривился.

– Вот об этом я хочу поговорить с Вандой.

– А со мной?

– Нет.

Некоторое время Оге, к великому облегчению Грэма, молчал. И, судя по нахмуренным рыжим бровям, о чем-то усиленно размышлял. Грэм продолжал разглядывать Ванду, все глубже утверждаясь в мысли, что она – единственная женщина, которая нужна ему.

– Хочешь поздороваться с Ивом и Корделией? – Оге, к сожалению, был не из тех людей, которые способны молчать больше пяти минут. – Они знают, что ты тут.

– И горят желанием засвидетельствовать свое почтение. Особенно Ив. Нет, Оге, не сейчас. Потом.

– Они будут рады увидеть тебя, – настаивал Оге.

– Отвяжись, – отмахнулся Грэм. Никто его сейчас не интересовал, кроме Ванды. – Я сказал – потом. Скажи-ка лучше, кто этот тип позади Ванды?

Оге проследил направление его взгляда и хмыкнул.

– Этот «тип» – не про нас с тобой. Ричард Гум, наследник Лигии.

– А почему наследник Лигии торчит за креслом Ванды, как у себя дома?

– Потому что прибыл он сюда по ее душу. Свататься, то бишь…

– Свататься, говоришь… – Грэм потемнел лицом. – А она – как?

– Кто? – Оге напоролся на мрачный взгляд Грэма и сразу сообразил. – А, Ванда? Да кто ж ее знает… Помнишь сам, какой у нее характер. А ты… случаем… не свататься ли к ней тоже собрался?

– Не твое дело.

– Ну… – ничуть не обиделся Оге. – Если да, то сильно не огорчайся, если она тебе от ворот поворот даст.

– Оге, – потерял терпение Грэм. – Не выводи меня из себя! Замолчи, сделай одолжение.

Гости все шли. Грэм прикинул, сколько еще людей стояло за ним, и мысленно застонал. Этак можно прождать до ночи, а ожидание невыносимо. Может быть, подойти прямо сейчас? Да, это дерзко, не по этикету… но плевать он хотел на этикет.

Уже совсем было решившись, Грэм сделал шаг вперед, но тут же его окликнул чей-то голос. Очень знакомый голос; его невольно передернуло. Значит, Ив не дождался, пока Грэм соизволит подойти, потерял терпение и решил прийти сам.

Он сделал вид, что не слышит. Вот уж с кем ему меньше всего хотелось разговаривать, так это с Ивом. Но его уже крепко ухватили за локоть. Он резко вырвался, но был вынужден обернуться.

Ив был великолепен. Действительно, великолепен. Богатое придворное платье делало его совершенно неотразимым. Роскошные черные волосы обрамляли гордое смуглое лицо с безупречно правильными чертами; их прекрасно оттенял серебристо-серый плащ. Рядом, держа его под руку, стояла Корделия – нежная, бледная, и, вопреки заверениям Оге, отнюдь не радостная.

– Соло, – сказал Ив, сощурив черные глаза. В его голосе тоже не слышалось радости. – Живой, надо же. И при титуле. И рожа еще более паскудная, чем была.

– Уж какая есть, – сухо ответил Грэм. – Корделия, – он повернулся к девушке, с поклоном галантно поцеловал ей руку. – Ты ничуть не изменилась.

– А ты очень изменился, – отозвалась Корделия. – Но я рада тебя видеть.

– Надеюсь. Правда, подозреваю, что радости твоей никто не разделяет.

– Призракам лучше оставаться в своих склепах, – сообщил Ив.

– В склепе я уже побывал. Мне посчастливилось выйти оттуда, и возвращаться нет желания. Так что – извини.

– Про какой это склеп ты толкуешь?

– Про касотский. Тот, что в Северной крепости. Касотцы, кстати, тоже разделяли твое мнение о том, что мне место под землей… К их сожалению, я так не думал.

– Хотел бы я поговорить с тобой как следует, – поджал губы Ив. – Но, увы, сейчас не время и не место. Кстати, позволь спросить, каким ветром тебя занесло сюда?

– Все тем же, Ив, все тем же.

– То есть, ты хочешь сказать, что по-прежнему намерен таскаться за Вандой? Учти: стоит тебе прикоснуться к ней или хотя бы приблизиться на расстояние вытянутой руки, ты будешь иметь дело со мной.

– Неужели тебя понизили до телохранителя? – скривился Грэм и отвернулся. Он не намерен был продолжать этот глупый разговор.

Краем глаза он видел, что Ив сделал попытку развернуть его обратно, но его оттащил в сторону Оге (не без помощи Корделии, надо сказать), и между ними завязался тихий спор. Грэм не стал прислушиваться. Разговор медейцев его, в общем, не интересовал.

Хотелось бы, правда, знать, почему Корделия расхаживает под ручку с Ивом, а рядом с ее ненаглядным Дэмьеном стоит совершенно посторонняя беременная женщина.

Но и это тоже может подождать.

Старичок-церемониймейстер замолк, и Грэм нетерпеливо взглянул в его сторону. Кажется, поток гостей иссяк, по крайней мере, тех, о которых стоило бы сообщать августейшему семейству. Черный жезл перестал грохотать по полу, а старичок – надрываться.

– Очень хорошо, – сказал себе Грэм и направился к помосту с троном.

Гости, тем временем, распределялись по залу более равномерно, живой коридор рассыпался; откуда-то с верхней галереи полилась музыка. Потихоньку стали образовываться пары для танцев. Грэм понял, что должен поспешить, если не хочет, чтобы Ванду кто-нибудь пригласил вперед него, и ускорил шаг. Конечно, с его покалеченной ногой танцор из него не слишком хороший, – хромота стала заметна, лишь только он пошел быстрее, – но сейчас главным было просто оказаться с Вандой в паре, а тогда можно будет и уединиться где-нибудь для разговора. В танце все равно не очень-то поговоришь.

Он успел вовремя. Виноградный наследник Лигии уже вышел из-за кресла и склонился над Вандой, галантно предлагая ей руку. Девушка же не спешила вставать и, выдавив из себя вымученную улыбку, нервно оглядываясь по сторонам.

Грэма она заметила, когда он был уже в нескольких шагах от нее, и рывком поднялась из кресла, не слишком много внимания обращая на недоумевающего Ричарда. Грэм небрежно поклонился королю и королеве, взирающим на него в удивлении, и криво улыбнулся Дэмьену, который подался к нему, словно желая что-то сказать. Дорогу заступили стражники с алебардами, до того стоявшие неподвижно, как статуи, по обе стороны от помоста.

– Оставьте его! – властно крикнула Ванда и повернулась к родителям. – Отец, матушка, позвольте представить вам князя Грэма Соло. Он…

– Разрешите пригласить вас, ваше высочество, – прервал ее Грэм, нарушая все правила этикета. Ему вовсе не хотелось никаких объяснений. Потом. Все потом. – Один только танец.

– Князь! – это заговорил виноградный лигиец. – Ее высочество Ванда уже приглашена мною на весь вечер, так что соблаговолите найти себе другую даму. Здесь так много прелестных девушек…

Король молчал и, нехорошо прищурившись, изучал Грэма. Даньела рассеянно улыбалась.

– Князь, – вступил Дэмьен. Видно, он решил каким-то образом спасти ситуацию, но Ванда его опередила.

– Принимаю ваше приглашение, князь. Ричард, один только танец! – она спорхнула с помоста, оперлась на предложенную Грэмом руку. И вздрогнула.

Этикет и элементарная вежливость требовали, подавая даме руку, снимать перчатки. Грэм, в основном пренебрегающий правилами и условностями и почти никогда не снимающий перчаток, все же не мог хамить открыто даме. Особенно – этой даме. Поэтому он стянул тонкую белую перчатку, являя взглядам изуродованные искореженные пальцы.

И Ванда заметила их, не могла не заметить.

– Что у тебя с руками? – шепнула она.

– Касотцы пытались их укоротить, да не преуспели, – отозвался Грэм хмуро.

Среди присутствующих, рядом с помостом, наблюдалось некоторое смятение. Люди расступались перед Грэмом и Вандой, провожали их взглядами, перешептывались.

– Заинтриговал ты всех, – тихо сказала Ванда.

– Плевать.

– Отец захочет узнать, кто ты такой и почему ведешь себя так нагло. Как будто мы знакомы давно.