Текст книги "Северный пес"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Хорошо, – поколебавшись, ответил Лал. – Я зайду к вам, князь.

– Спасибо. А на Мэнни не обращай внимания. Он еще не всегда понимает, что к чему.

– А я на него не в обиде, – неожиданно улыбнулся юноша. – Забавный у вас сынишка, князь.

Для того, чтобы поговорить с капитаном «Элизии», Грэму пришлось нарушить свои планы – а в них никак не входили трапезы за одним столом с офицерами судна. С большой неохотой он отправился в офицерскую кают-компанию. Хотя капитан в самом начале путешествия весьма настойчиво приглашал его разделить с ним и его помощниками пищу, он холодно, хотя и изыскано вежливо, отказался. Ничьего общества он не жаждал, и уж меньше всего – того, что мог найти на борту корабля.

Капитан, нестарый еще бородатый истриец, без особого удивления принял просьбу Грэма разрешить Лалу иногда заходить в его каюту. Он даже не стал слушать объяснений. Ему было все равно, что связывало одного из его матросов и богатого пассажира с материка. Главное, сказал он, чтобы парень не забывал про свои обязанности.

Так что, уже вечером Лал переступил порог каюты Грэма – несколько робко; вело его, похоже, по большей части любопытство. Грэм, одетый в одну только тонкую рубаху с закатанными рукавами и простые штаны, собирался ужинать в гордом одиночестве – Мэнни предпочитал есть вместе с офицерами, которые абсолютно ничего против его общества не имели.

Лал долго отпирался, прежде чем уступить Грэму в просьбе разделить с ним трапезу, но в конце концов последний, не слушая возражений, молча налил вина в кружку и сунул ее в руки юноше.

Тот, как показалось Грэму, чувствовал себя не совсем уютно в пассажирской каюте тет-а-тет с человеком, носящим громкий княжеский титул, которому противоречила затейливая татуировка на открытых по локоть руках, более подходящая для наемника с материка. Не говоря уже о сломанном зубе и шрамах, выглядывающих в вырез рубахи. Кроме того, Грэм не носил никаких драгоценностей, кроме золотых колец в ушах; а это украшение, опять же, было совсем не присуще представителям аристократии.

Видя неловкость Лала, Грэм решил самостоятельно приступить к беседе и для начала напомнил о том, что они уже были знакомы раньше. Юноша смутно припоминал Илис, довольно частую гостью в доме отца, и какие-то проблемы, связанные с ней. Ему было в ту пору семь или восемь лет, но тревожная атмосфера, царившая в доме, запомнилась. А в связи с этой тревогой запомнился и гость отца, высокий беловолосый человек с мечом, человек нездешний, говорящий со странным протяжным акцентом. Он рассказывал маленькому Лалу и его сестре фантастические истории про дикие леса Самистра. Теперь, правда, ему было трудно сопоставить того человека и Грэма сегодняшнего, так же как и Грэму сопоставить Лала взрослого и Лала маленького.

Грэма интересовало, как поживает Брайан и его маленькая Анастейжия. Лал рассказал, что с ними все в порядке, и отец, и мать здоровы и благополучны. Два года назад отец ушел из мастерской, где работал до тех пор, и открыл свою собственную, переманив несколько человек от своего прежнего хозяина. Тогда-то Лал, который вовсе не жаждал осваивать профессию плотника (на чем настаивал отец), и решил податься в моряки. Отец возражал, и между ними произошла ссора. Впрочем, не слишком шумная и без всяких там проклятий. Сохранению мира в семье немало способствовала Анастейжия. Ей было тяжело отпускать сына из дома в опасное море, но и против воли удерживать его она тоже не хотела. Она сумела смягчить гнев вспыльчивого супруга, и в конце концов Лал ушел из дома почти мирно.

Небольшим утешением его родителем служил тот факт, что Джем оставалась с ними и (пока) покидать дом не собиралась. Во всяком случае, так было год назад, когда Лал последний раз был дома. Жениха у нее не было, а тех парней, которые пытались ухаживать за ней, она отшивала с завидной ехидностью.

Лал упомянул еще о младшем брате, который родился уже после того, как Грэм уехал из Карата. Саймон был на восемь лет младше двойняшек и унаследовал внешность и упрямство отца. Он был почти неуправляем, и мать и сестра немало с ним намучались. Слушался он исключительно отца и старшего брата.

Грэм сделал вывод, что дела у Брайана обстоят достаточно благополучно, а значит, можно нанести ему визит без опасений вляпаться в очередные неприятности. Он тут же мысленно укорил себя за эгоистичный подход – думать больше следовало о том, как не добавить проблем Брайану своим визитом.

– Скажи-ка, Лал, – обратился Грэм к юноше. – Ты собираешься заехать домой, когда мы придем в Истрию?

Лал пожал плечами. До сих пор в нем чувствовалась некая скованность, собеседник продолжал смущать его.

– Не знаю, господин князь. Хотелось бы, но я не уверен, что мы будем заходить в порт Карата, а длинный отпуск капитан едва ли мне позволит.

С капитаном, полагал Грэм, можно договориться без проблем, но он не хотел этого делать. Почему-то ему казалось, что юноша воспримет такое заступничество почти как оскорбление. Да и сам он лет пятнадцать назад, в возрасте Лала, ни за что не позволил бы, чтобы кто-то за него просил.

– Что ж, – сказал он как ни в чем не бывало, – если вдруг случится такое, что ты сумеешь попасть в Карат, я сочту за честь, если в дом твоего отца я приду по твоему приглашению.

Лал вспыхнул, но в глаза ему взглянул бестрепетно.

– Сочту за честь видеть в доме отца такого гостя как вы, князь! – он вдруг вскочил, со стуком поставив на стол кружку с вином, которое за весь разговор едва пригубил. – Простите, но меня ждут мои обязанности. Мне нужно идти.

– Конечно, иди, Лал…

Юноша поклонился и поспешно выскользнул за дверь. Грэм дождался, пока шаги его затихнут на коротенькой лесенке, ведущей наверх, на палубу, и со вздохом откинулся на спинку грубого стула, по его просьбе принесенного в каюту. Да, на людей он по-прежнему производит неотразимое впечатление… увы, вовсе не положительное. Он не знал, что можно с этим поделать, да и, по правде говоря, не очень-то и хотел меняться.

Как и следовало ожидать, за все плавание Лал ни разу не постучался в дверь каюты Грэма. Он вежливо здоровался в ответ на приветствия, когда им случалось встретиться где-нибудь на корабле, и охотно участвовал в беседах, которые заводил Грэм. Но сам первым разговор не начинал никогда. Грэм не знал, чего тут больше, робости или неприязни. На робкого юношу Лал вовсе не походил, равно как и неприязни в нем не наблюдалось. Скорее всего, он просто чего-то выжидал.

Грэм с нетерпением считал дни, оставшиеся до того мига, когда «Элизия» пристанет к истрийскому берегу, слонялся по палубе, не разговаривая ни с кем, кроме Мэнни, Лала и капитана. Он чувствовал спиной взгляды, которыми провожали его члены команды – взгляды, в которых любопытство смешивалось с неприязнью и опаской. Он знал, что матросы его побаиваются, хотя, вроде бы, он не сделал ничего, чтобы заслужить такое к себе отношение. Еще пару месяцев назад он посмеялся бы над этим, но теперь задумался. В последние годы ему нравилось, когда люди боялись его. Точнее сказать, не «нравилось», а просто без этого невозможно было выжить. Теперь же нужда в этом отпала, но поведение и манеру держать себя было не изменить.

На судне Грэм оказался единственным пассажиром, а потому ему не приходилось сталкиваться во время своих прогулок с другими такими же бездельниками, жаждущими общения. Его это устраивало; с другой стороны, у него появилось слишком много незанятого ничем времени. Мысли, приходящие к нему в эти дни, невозможно было прогнать ничем, ибо даже отвлечься ни на что он не мог – со всех сторон скорлупку корабля окружало лишь море, и глаз, не задерживаясь, скользил по его поверхности. Грэму ничего не оставалось, кроме как любоваться морскими пейзажами, и он изучил воду во всех ее проявлениях – и черную, как бездна, под пасмурным небом, и слепящую глаза солнечными бликами, и вздымающуюся многометровыми волнами, грозящую поглотить все, что неосторожно оказалось на ее поверхности. Ибо в этот раз Грэму «посчастливилось» попасть в шторм. Море его, очевидно, очень сильно невзлюбило и раз за разом готовило сюрпризы, один экстремальнее другого. Самое обидное, что до конечной цели путешествия оставалось всего-то четыре или пять дней пути.

Шторм разыгрался нешуточный. Грэму стоило немалого труда запихнуть Мэнни в каюту. Мальчишка непременно желал остаться на палубе и наблюдать буйство стихий своими глазами от начала и до конца. Факт, что любая волна повыше может спокойно смыть его в море, его не волновал. Или просто Мэнни о подобном не думал. А Грэм думал, а потому велел ему сидеть внизу и носа не казать на палубу, пока не позовут. За себя же он не волновался. Кроме того, для себя он считал невозможным прятаться в относительно безопасной каюте, в то время как команда пыталась справиться с кораблем; поэтому он поднялся наверх и предложил капитану помощь.

В последующие годы, когда он вспоминал это последнее плавание, каждый раз по-новому поражался, как люди по доброй воле становятся моряками, зная, что настанет момент, когда они не будут властны над своей жизнью, а все будет зависеть исключительно от прихоти стихий. Самому ему показалось, что прошли дни, прежде чем он смог спуститься к себе и, обессиленный, завалиться в койку. За те несколько часов, что бушевал шторм, он устал так, как за целый день работы на каменоломне, да к тому же еще промок и замерз, поскольку вода, больно хлеставшая со всех сторон, по температуре приближалась ко льду. Грэм и раньше-то не слишком жаловал море, и теперь любви у него к морской стихии заметно поубавилось.

Во время шторма, который, по словам капитана, был одним из самых сильных в его жизни, «Элизию» изрядно отнесло к югу, и теперь она оказалась ближе к южной оконечности архипелага, чем к Латеру. Капитан, прикинув свое месторасположение, долго ругался – на Латере корабль ждали заказчики груза, а с доставкой запаздывали уже на пару дней. Грэм сначала молча выжидал, какое будет принято решение – ему-то в Минране ничего не было нужно, а до Карата оттуда пришлось бы тащиться через всю Истрию, – а потом решил пойти побеседовать с капитаном. Он долго думал, какие аргументы привести. Можно было сказать, что корабль здорово потрепало бурей и, прежде чем пускаться в мало-мальски далекое путешествие, его не помешало бы подлатать. А порт Карата был, бесспорно, ближе, чем порт Минрана. Можно было так же заметить, что, если «Элизия» развалится по пути, пользы от нее заказчикам груза будет немного. Но, поразмыслив, Грэм решил не приводить этих выводов. В конце концов, капитан свое судно знал лучше, чем он. И ему виднее, развалится «Элизия» или нет.

Грэм поступил гораздо проще – он предложил капитану такую сумму денег, что тому сложно было отказаться. Он и взял, посмотрев на Грэма, как на сумасшедшего.

А Грэму подумалось, что, видно, стареет он, ведь никогда раньше он не пытался управлять людьми с помощью денег. Правда, своего он все равно добился, «Элизия» разворачивалась на юг, так какая разница, как он действовал?

Возвращаясь в каюту, Грэм натолкнулся на Лала, который куда-то тащил свернутый кольцом канат.

– Приятная новость, парень, – сказал Грэм, когда юноша, кинув ему, попытался проскочить мимо. – Мы идем в Карат.

– Серьезно? – мальчишеское лицо Лала просветлело, но тут же между бровями пролегла складка. – Но как…

– Капитан решил, что «Элизия» нуждается в починке, – Грэм немного покривил душой, но настоящей подоплеки решения капитана открывать не собирался. – Так что, я полагаю, у команды будет время прогуляться по берегу…

– Я готов, князь! – юноша понимал все с полуслова. Голос его звенел такой радостью, что Грэм невольно улыбнулся. – Я… это будет честь для меня, князь, – сопроводить вас…

– Не болтай глупостей, Лал. Какая там честь. Я буду рад, если твой отец хотя бы пустит меня на порог… после того, как я бесследно исчез…

Глава 5

В Карате Грэм был около десяти лет назад, но город запомнился ему хорошо. Уж те места, где он бывал – а их набралось бы немало – он мог описать и с закрытыми глазами. До мозга костей городской житель и профессиональный вор, он запоминал все переплетения улочек и переулков с первого раза.

Теперь, сойдя по трапу «Элизии» и оглядываясь по сторонам, он никак не мог поверить, что прошло столько лет – все вокруг оставалось неизменным. Порт Карата ничуть не изменился, в нем так же кипела жизнь, и так же никто не обращал внимания на только что сошедших на землю пассажиров. Сновали отягощенные своими проблемами люди, и никому не было дела до чужеземцев с материка. Грэм подумал, что все же правильно сделал, выбрав Истрию конечным пунктом путешествия.

– Какой большой город! – Мэнни, разинув рот, вертел головой по сторонам, не зная, куда смотреть в первую очередь.

Мальчишку легко было понять. Самый большой город, который ему пришлось видеть до сего дня, да и то мельком, уступал Карату в размерах. Хотя и являлся столицей Медеи. Карат, шумный и огромный, очень отличался от небольших и тихих в своей массе городов материка.

– Погоди, ты еще не видал центральной площади, – со скрытым удовольствием произнес Лал. За последние дни мальчишки как-то незаметно сблизились, и Грэм с удивлением отмечал, что отношения их становятся похожи на братские. Лал уже совершенно позабыл не слишком приятные обстоятельства знакомства с Мэнни, а тот только сконфуженно опускал глаза, стоило ему вспомнить о том дне. – Я попрошу Саймона, он покажет тебе…

– Кто такой Саймон? А почему не ты сам? – ревниво поинтересовался Мэнни.

– Саймон мой брат. Тебе с ним будет интереснее, чем со мной.

– Почему это?

– Увидишь.

Грэм молча шел рядом с ними, почти не слушая беседу, полную полушутливых подначек. Он уже сомневался в том, что делает правильно, собравшись появиться в доме старого друга без приглашения и без предупреждения. Десять лет – немалый срок; неизвестно, каковы у Брайана обстоятельства, захочет ли он видеть его. И захочет ли Анастейжия принимать редкого и – чего уж там – не слишком приятного гостя. Может быть, лучше будет, пока не поздно, пойти и поискать комнату на одном из многочисленных постоялых дворов? И только потом, попросив Лала разведать настроения родителей, заявиться в их дом? Но Грэм понял, что потом решимость его может исчезнуть окончательно.

Да менять решение, пожалуй, уже было поздно – он узнал улицу, на которой стоял дом Брайана; вот уже и дом показался впереди. Лал ускорил шаг, и Грэму пришлось невольно приноровляться к нему.

Дом выглядел так, словно построили его только вчера – ухоженный, свежепокрашенный, чистенький. Брайан и его семья не бедствовали. Во дворе, где, как помнил Грэм, десять лет назад находилась собачья будка, теперь росли несколько кустов черемухи и сирени. Рядом с ними между двух деревянных столбов устроены были качели, на которых с совершенно похоронным видом сидел мальчишка лет девяти, чернявый и вихрастый. Сходство с Брайаном было несомненным, и Грэм сразу понял, что это его младший отпрыск.

– Кого хороним? – поинтересовался Лал, без церемоний распахивая калитку и входя во двор. Он словно бы и не отсутствовал дома целый год. – Смотри, Сим, еще немного – и твой нос воткнется в землю.

– Лал! – мальчишка явно обрадовался, но опять же, так, словно Лал отлучился из дома до ближайшей лавки, чтобы купить хлеба. – Хорошо, что ты пришел! Мама и Джем устроили стирку, и велели мне исчезнуть из дома, чтобы не мешался.

– И правильно сделали.

– Ага, правильно! Иди, говорят, погуляй… а к отцу в мастерскую запретили идти.

– Ну ему только тебя там не хватало…

– Лал! А теперь-то, наверное, можно? – на скуластой физиономии Сима появилась широченная хитрющая улыбка. – Ну, он же должен знать, что ты дома…

– Вот хитрюга, – хмыкнул Лал. – Беги, чего уж там. И прихвати с собой вот этого парня, – вопросительно взглянув на Грэма и получив от него согласие в виде молчаливого кивка, он подтолкнул вперед неожиданно оробевшего Мэнни. – Заодно покажешь человеку город. А мы пойдем пока удивим маму и Джем.

Явно обрадовавшийся компании Сим убежал, утащив за рукав бедного Мэнни. Грэм подумал, что до мастерской мальчишки доберутся не скоро, особенно если Сим и впрямь возьмется показывать новому приятелю местные достопримечательности.

– Я загляну на задний двор, сударь, – Лал вдруг снова стал серьезным, как смерть. – Мама и сестра наверняка там. А вы, если хотите, можете подождать в доме.

– Я пойду с тобой, если не возражаешь.

Задний двор напоминал шхуну с развернутыми парусами – стирка подходила к концу, и белоснежное белье занимало изрядную часть пространства. Между колыхавшимися на ветру простынями кто-то расхаживал, напевая под нос веселую песенку на истрийском. Лал, услышав ее, заухмылялся и жестом попросил Грэма молчать. Он бесшумно подкрался к одной из простынь, ловко поднырнул под нее и издал звук, смахивающий на рык самистрянского тигра. Из-за простыни раздался девичий визг, что-то упало, после чего на Лала обрушилась лавина отнюдь не любезных истрийских слов, большую часть которых Грэм не понимал. Среди мокрого белья произошло какое-то движение, визг сменялся хохотом, и через минуту перед Грэмом появился донельзя довольный Лал, волокущий в охапке некое растрепанное хохочущее существо. Существо это, поставленное на землю, оказалось невысокой девушкой, такой же рыжей и веснушчатой, как и Лал, из чего Грэм сделал заключение, что это его сестра Джем. Она, оказавшись вдруг перед незнакомым человеком, смутилась, покраснела и одарила брата убийственным взглядом. Грэм же, воспользовавшись замешательством девушки, смог хорошенько рассмотреть ее.

Маленькое скуластое личико, вовсе не такое смуглое, как у Лала, несколько терялось в окружении языков пламени… то есть, в окружении непослушных огненных прядок волос. Задорные зеленые глаза, золотые ресницы, пухлые губы – и все это озарено сиянием веснушек, особенно заметных на очень светлой коже. Простое платье девушки имело довольно глубокий вырез, и Грэм увидел не менее густую россыпь веснушек и на белых, как мрамор, шее и груди. На мгновение все это золотое мерцание ослепило его, и он увидел совсем другую девушку, и комок подкатил к горлу… но видение быстро исчезло. Джем вовсе не была похожа на Ванду.

Девушка смущенно улыбнулась ему, и, чуть отвернувшись, попыталась убрать с лица волосы.

– Прошу простить меня за мой вид, сударь, это все братец… – снова негодующий взгляд в сторону Лала, и следом, заинтересованный и быстрый, из-под золотых ресниц, – на Грэма. – Я, конечно же, не так должна встречать гостей…

Да, Анастейжия явно не ленилась прививать своим отпрыскам правила хорошего тона.

Грэм склонился в поклоне, с некоторым удивлением обнаружив, что ему не хочется отводить глаза от юной особы. Нужно было сказать что-то в ответ, но почему-то ему не приходила на ум ни одна подходящая к случаю фраза. Такое с ним случалось весьма редко. К счастью, вмешался Лал.

– Не беспокойся, Джем, ты прекрасно выглядишь. Сударь, позвольте представить вам мою сестру Джемайму. Джем, наш гость – князь Грэм Соло.

– Лал, давай обойдемся без титулов, – с досадой сказал Грэм, видя, как округляются глаза девушки. Она готова была уже опуститься перед ним в реверансе, но он осторожно взял ее за локоть и удержал от подобного проявления почтения. От его прикосновения девушка совсем смутилась. – В прошлую нашу встречу, милая леди, мы прекрасно чувствовали себя и без них.

Он понял, что не знает, как с ней разговаривать. Ему еще не приходилось вести бесед с хорошенькими девушками, которые годились бы ему в дочери. Да и любезности говорить ему в последнее время нужды не возникало. Да вообще – просто быть вежливым!

Не мог же он разговаривать с этим юным созданием, как с Джулией или Камиллой.

– В прошлую встречу? – озадаченно переспросила Джем, и ее зеленый изучающий взгляд буквально прилип к лицу Грэма.

– Я тебе объясню, – пообещал Лал, поскольку Грэм молчал, как немой. – А где мама? В доме?

– Да. Вы идите, а я соберу то, что ты разбросал, негодник! – девушка, одарив брата и гостя милейшей улыбкой, скрылась за своими простынями.

– Прошу вас, сударь!

Грэм с некоторой неохотой развернулся и пошел вслед за Лалом в дом. Ему очень не нравилось то, как заколотилось его сердце, когда улыбнулась Джем. Не вздумай заглядываться на нее, сказал он себе с тихой яростью. Она так юна, она – дочь твоего друга, а ты сам… В общем, не тебе должны предназначаться улыбки подобных девушек. И не тебе отвечать на них.

– Мама! – крикнул Лал, закрывая за собой дверь. – Я дома, мама!

– Ах негодник! – голос Анастейжии раздался совсем рядом, а спустя секунду, говоря на ходу, показалась и она сама. – Целый год домой носа не казал, и сваливаешься, как снег на голову!

В гораздо большей мере слова эти могли относиться к Грэму, и он отступил немного назад, в сумрак коридора, не спеша показываться на глаза Анастейжии. А то еще огреет за подобные сюрпризы мокрым скрученным полотенцем, которое держит в руках. Да и пусть сначала порадуется сыну.

Несмотря на сердитый тон, глаза у Анастейжии были радостные, и сына она бить, конечно же, не стала, а заключила в горячие объятия. И оказалась ниже не очень-то высокого Лала на полголовы. Ну и ну, подумал Грэм, да я уже, выходит, забыл, как она выглядит!

А выглядела она неплохо и совсем не постарела; выглядела так же свежо, как ее юная дочь.

– Ну, рассказывай, сынок!.. Ой, а кто это с тобой? Кто-то из твоих друзей?

Через плечо Лала она таки рассмотрела прячущегося в тени Грэма.

– Это я, – сказал тот, шагнув вперед, и остановился. – Я, Грэм.

Реакция Анастейжии оказалась несколько неожиданной и пугающей. Она побледнела и невольно отшатнулась, словно увидела призрака.

– Мам, что такое? – встревожился Лал.

– Живой! – Анастейжия словно и не заметила вопроса; смотрела она только на Грэма. – Живой…

– Живой, – подтвердил Грэм без восторга. Реакция Анастейжии несколько обескуражила его. – А в чем дело?..

– Мы-то думали, ты давно уже у Борона…

Пожалуй, дело не обошлось без общих знакомых, подумал Грэм. И кому же быть этим самым знакомым, как не Илис? Других вроде бы не имелось. Но для того, чтобы стать вестником новостей с материка, она должна была вернуться в Истрию. Значит…

Значит, разговор предстоит долгий, решил Грэм. И не в коридоре вести его… если, конечно, Анастейжия пожелает пустить его дальше в дом. А с лица ее уже исчезла мертвенная белизна, щеки порозовели, из глаз ушел страх и недоверие. Она взглянула на Грэма уже скорее сердито.

– Вот тебя бы огреть этим! – она встряхнула в руке скрученное полотенце. – Где это видано – пропасть на столько лет, что уже и за призрака тебя принимают!

– Огрей, – слабо улыбнувшись, согласился Грэм и даже подошел поближе, чтобы Анастейжии легче было осуществить свое желание. – Огрей, да не стесняйся. Я и впрямь заслужил.

– Ты заслужил порки почувствительнее, чем этим несчастным полотенцем! Но я, пожалуй, оставлю тебя на суд Брайана. Кстати, Лал, отец ведь ничего не знает о вашем появлении!

– Я уже отправил за ним Сима, – отозвался юноша и с улыбкой добавил. – Не знаю, правда, как скоро они с Мэнни доберутся до мастерской…

– С Мэнни? Кто это?

Не успел Грэм и рта раскрыть, как Лал ответил (и кто только за язык тянул?):

– Мэнни – сын его светлости князя.

Глаза Анастейжии стали как два блюдечка:

– Его светлости? Сын?

– Не совсем светлости и вовсе не сын, – возразил Грэм. – Нэсти, я расскажу все, что тебя интересует, но, если ты позволишь, не прямо здесь…

Анастейжия, конечно, позволила. Грэм и Лал расположились в большой комнате, а Нэсти, сдержав любопытство, мобилизовала со двора дочь, и они вдвоем принялись хлопотать на кухне.

– Простите, сударь, – заговорил Лал, когда они с Грэмом остались одни. – Но я действительно считал, что Мануэль – ваш сын.

– Неужели мы хоть немного похожи?

– Что-то общее в вас есть.

Вот как. Грэм был несколько удивлен – лично ему со временем все больше казалось, что Мэнни – вылитый отец, а от матери ему достались только несколько сглаженные черты лица.

– Если вы позволите, сударь, я пойду узнать, не нужна ли маме какая-нибудь помощь.

– Лал, ты у себя дома, зачем спрашивать разрешения?.. Я – твой гость, а не ты мой.

Юноша ушел. Грэм проводил его взглядом, покусал губы. Ему было не слишком удобно сидеть без дела, в то время как все обитатели дома были заняты, но он понимал, что своим появлением нарушит уютную и радостную семейную атмосферу, которая наверняка царила сейчас на кухне. Поэтому он, пройдясь по комнате, вышел из дома во двор и осторожно, опасаясь что-нибудь сломать, опустился на качели, где около часа назад грустил младший отпрыск семейства Эрков.

На тихой улочке царило полное умиротворение. Порывы легкого ветра приносили едва заметный запах моря, смешанный с ароматом цветов. Грэм закрыл глаза и запрокинул голову. Немного в его жизни выпадало минут, когда не надо было никуда спешить, не надо ничего делать; и уж совсем немногие из них были такими мирными. Вот если бы наконец знать, что это – конец пути. Но Грэм сильно сомневался. Этот дом гостеприимен и весел, но это дом его друга (если, конечно, Брайан все еще остается другом), не его…

– Вот так-так, – услышал он вдруг хрипловатый мужской голос. – Вот так гость!

Грэм открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как в калитку входит невысокий черноволосый мужчина лет сорока с небольшим, в сопровождении Мэнни и Саймона. Брайан мало изменился, разве что складки у рта стали глубже, да поблескивала редкая седина в черных волосах. Грэм встал с качелей и шагнул навстречу другу.

– Здравствуй, Брай.

Брайан не собирался пугаться при виде старого знакомца, как Анастейжия, и это радовало. Наоборот, в его непроницаемо-темных глазах зажглись веселые огоньки. Он приблизился к Грэму, протягивая ему обе руки.

– Жив, негодяй! Я так и знал. Не зря я не верил, когда рассказывали про твою смерть. Не так-то просто свести тебя в могилу, при твоем-то упрямстве!

Они крепко обхватили друг друга за предплечья крест-накрест, – таким всегда было их обычное рукопожатие, – потом обнялись. Грэму сразу почудилось, что он вернулся домой, и его обнимает старший брат (которого на самом-то деле у него не было).

– Кто рассказывал, Брай? – Грэм отстранился и пристально взглянул на друга. – Когда?

– Да Илис же! Кто ж еще?

– Она что же…

– Вернулась в Истрию, – подхватил Брайан. – Года два назад. А у меня она была этой зимой. Да что ж мы тут разговариваем! Пойдем в дом…

Застолье получилось шумным и веселым. В основном все расспрашивали Лала – где был, да что видел, да как жил целый год. Лал охотно рассказывал, сильно жестикулируя; Саймон и Мэнни требовали подробности очередной схватки с пиратами (большая часть этих красочных баек, скорее всего, была выдумками), Анастейжия ахала, Брайан улыбаясь кивал, Джем посмеивалась и почему-то очень часто посматривала на Грэма. Тот почти все время молчал, наблюдая веселье со стороны. Его совершенно не коробило то, что о его присутствии почти забыли (в том числе и Мэнни). В конце концов, домой вернулся любимый сын и брат! Разумеется, ему причитается гораздо больше тепла и внимания, чем забредающему раз в десять лет Грэму. Тем более, что он не сомневался – до него еще дойдет очередь. А пока ему по уши хватало и внимания Джем; он поймал себя на том, что уже ждет в нетерпении мгновения, когда смеющиеся глаза девушки снова обратятся на него, и он сможет встретиться с ней взглядом.

– А как же получилось, что вы приплыли вместе? – спросил Брайан, когда Лал начал выдыхаться. – Грэм, ты что же, снова неожиданно решил прогуляться в Истрию, и случайно попал на корабль Лала?

– Не так уж и неожиданно, – усмехнулся Грэм невесело. – Пришлось хорошенько подумать…

– Из тебя, как всегда, придется все тянуть клещами. А что насчет Лала? Как вы узнали друг друга?

– А мы не узнавали. Я просто спросил его имя.

Некоторое время Брайан молчал и смотрел на Грэма; тот не отводил взгляда, не обращая внимания на возобновившийся шумный разговор. Такая игра во взгляды продолжалась между ними несколько минут, потом Брайан кивнул:

– Ты тяжелый человек, Грэм. Но все-таки, ты здесь, в Карате, а не где-нибудь еще, и это дает надежду, что со мной ты будешь более откровенным, чем с другими. Кроме того, мне тоже есть, что рассказать тебе.

– Я еще хуже, чем ты думаешь. Много лет прошло с нашей последней встречи, и мне кажется… мне кажется, ты не узнаешь меня, Брай.

– За десять лет можно сильно измениться, – согласился Брайан. – Вот Илис, например. Ее трудновато опознать даже внешне. Она стала настоящей великосветской дамой, просто глазам не веришь.

Грэм попытался представить Илис великосветской дамой – и потерпел неудачу. Да, какие-то намеки на светскость были, когда они виделись в последний раз, но все равно Илис выглядела скорее озорным подростком.

– Не могу вообразить, – усмехнулся Грэм.

– Точно тебе говорю! Красавица, нос кверху, платье роскошное, вся в камушках.

– А каким же ветром ее в Истрию занесло? Как же Крэст?

– Я вижу, нам предстоит долгая беседа, – отозвался Брайан. – А потому – давай начнем по порядку…

Они устроились на заднем дворике, как раньше. Джем освободила уже большую его часть от высохшего белья, и места теперь хватало. Рядом с поленницей дров, аккуратно сложенной под навесом, была вкопана в землю невысокая скамейка, на ней и расположились Грэм и Брайан. А Лал, увязавшийся за ними, плюхнулся прямо на землю рядом с отцом.

Честно говоря, Грэму стало неохота беседовать. Тихий вечер, проведенный в маленьком доме друга, подействовал на него расслабляюще и умиротворяющее. Хотелось просто сидеть неподвижно, и молчать, и слушать звонкие голоса мальчишек, доносящиеся с улицы, и смотреть в медленно гаснущее небо. Сейчас Грэму даже стало неинтересно знать, как Илис опять оказалась в Истрии, и что она рассказала про него. Но зато Брайану было очень интересно, и он немедленно приступил к расспросам.

– Брай, расскажи сначала ты, что тут у вас было, – предложил Грэм, которому хотелось как можно дольше не раскрывать рта. Ведь тогда пришлось бы рассказывать и о Ванде, и о Северной крепости, и о войне, а он до сих пор не мог вспоминать о прошедшем, не испытывая горечи и отчаяния.

– Это надолго, – предупредил Брайан и вдруг усмехнулся. – Хочешь отмолчаться, парень? Не выйдет. Не на один день приехал…

В первый вечер Грэму все же удалось отмолчаться. Новостей у Брайана накопилось столько, что ему оставалось только слушать. Рассказывал Брайан, как всегда, неторопливо – и о том, как ушел от старого мастера, и о своей мастерской, и о детях, и о происшествиях в Карате и в Истрии. Для простого плотника он знал поразительно много, и Грэм заподозрил, что тут не обошлось без Илис, которая всегда была в курсе всего, что творилось в мире. Он оказался прав; и довольно скоро речь зашла об Илис.