Текст книги "Северный пес"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Надо же, подумала Джулия, его все же заботит моя жизнь.

– У меня все в порядке, правда. Просто…

– Настал момент такой?

– Что-то вроде. Да и устала я от Севера, сил больше нет.

– Привереда… – хмыкнул Пес и плеснул вина в кружки себе и Джулии. – Давай выпьем за тебя…

Эмоций на его лице отражалось не больше, чем обычно, и Джулия задумалась, оттого ли это, что он хорошо держит себя в руках, или ему просто безразлично.

Последнюю ночь под ставшим почти родным кровом Джулия приготовилась провести одна, ведь все чаще Пес предпочитал ее обществу ночные гулянки. Но не успела она накинуть на себя одеяло, как в дверь комнаты тихо постучали, и, не дожидаясь ответа, на пороге выросла высокая худощавая фигура наинца.

– Не возражаешь? – спросил он тихо, ступая в комнату. – Или хочешь как следует выспаться перед долгой дорогой?

– Заходи, – Джулия села на кровати. – Ты мне не помешаешь. Думаю, вряд ли я вообще усну.

Пес молча подошел, опустился рядом с ней на край кровати и потянул на себя одеяло, стаскивая его с Джулии. Та не стала возражать.

Никогда она не думала, что Пес может быть таким нежным любовником; Пес и нежность были для нее понятиями несочетаемыми. Кажется, она знала его еще меньше, чем полагала. В какой-то момент от неожиданной, невероятной нежности Джулии стало даже больно: ведь она, как ни крути, обманывала его, и неважно, что обман заключался в умалчивании. Если бы он еще раз спросил о причине отъезда, она ответила бы, не задумываясь, и испытала бы облегчение, освободившись от молчания, которое камнем лежало на душе. И будь что будет. Но он не спросил. Он вообще почти не говорил в эту ночь…

На рассвете он вышел проводить ее. В конюшне прислонился к стенке стойла и молча смотрел, как Джулия седлает свою кобылку. Лицо его в рассветных сумерках казалось необычайно мягким, и Джулия не могла оторвать от него взгляд, завороженная. Что это, просто иллюзия, игра освещения? Или сквозь огрубевшую маску солдата-наемника проглянул на минуту другой человек? Незнакомый Джулии? Юноша, каким был Пес до того, как попал в касотский плен? Кто знает…

В молчании она проверила снаряжение, закрепила у седла сумку, и только тогда повернулась к Псу. Пора было прощаться.

– Удачи, – просто произнес Пес. – Что бы ты ни задумала.

– Спасибо… Грэм. И тебе тоже… удачи. Прощай.

Он покачал головой.

– Нет. До свидания. Мне что-то подсказывает, что мы еще увидимся. Или, по крайней мере, ты обо мне услышишь.

Джулии ничего подобного ничто не подсказывало, но она согласно кивнула.

– До свидания.

Пес протянул ей руку, и они сцепились ладонями – крепко, по-мужски. Какую-то секунду Джулия думала, что он сейчас притянет ее к себе, сожмет в объятиях, но Пес быстро отпустил ее и отступил на шаг, освобождая проход. Джулия запрыгнула в седло и медленно выехала из конюшни.

Ей мучительно хотелось оглянуться, но она заставила себя смотреть вперед. Никогда она не оглядывалась на прошлое, и сейчас не собиралась. А за спиной у нее оставалось самое настоящее прошлое, завершенный отрезок ее жизни.

Часть вторая. Светлейший князь

Глава 1

Парк окончательно зарос. От широкой некогда дорожки, ведущей от ворот к замку, осталась тропинка, на которой не сумели бы разминуться два всадника. Грэм медленно ехал по ней, отводя рукой нависающие почти до самой земли ветви. Кое-где приходилось пригибаться; над головой нависал свод – арка, сплетенная из зелени. Грэм вдыхал чистый, прохладный воздух, наполненный слабыми ароматами осенних цветов.

Собирался дождь; тяжелое небо нахмурилось над притихшим парком, птицы попрятались. Стало так тихо, как бывает только перед бурей. Грэм знал, что вот-вот должны упасть первые капли, но и не думал торопить коня. Впервые за долгое время он чувствовал что-то вроде умиротворения, и не хотел нарушать это состояние спешкой.

На полпути он и вовсе остановился, спешился и пошел в сторону от тропы, ведя коня в поводу. Где-то здесь, он помнил, лежал большой плоский камень, упрятанный так хитро, что с дороги его ни за что не разглядишь, а с него хорошо было видно всех проходящих. Они с Гатой иногда сидели на нем, никем не видимые.

Камень лежал все там же. Грэм обмотал поводья вокруг низкой ветки рябины и сел на камень, подвернув под себя ноги. На секунду ему показалось, что не было прошедших пятнадцати лет, что он снова юный мальчик, и сейчас из близрастущих кустов выглянет озорное личико Гаты. Наваждение оказалось так сильно, что он зажмурился.

И услышал шум.

Кто-то припрыжку шел по тропинке, напевая себе под нос веселую песенку, и понятно было, что голос детский. Грэм открыл глаза и выпрямился. Через минуту из-за сплетения ветвей он увидел девочку лет двенадцати, с двумя длинными черными косами, с синими глазами на заостренном личике. Она скакала по дорожке, поддернув немного кверху длинную юбку зеленого шерстяного платья, и беззаботно напевала. Странно, но с ней Грэм не увидел ни служанки, ни няньки. Если это дочь Нинели, то почему она разгуливает по парку одна?

Девочка, не подозревая о чужом присутствии, остановилась у куста, усыпанного красными ягодами шиповника. Грэм, не шевелясь, наблюдал за ней; почему-то ему не хотелось потревожить ее.

Послышался далекий женский голос; Грэму показалось, что звали Катрину. Девочка вздрогнула, вскинула голову, нетерпеливо дернула плечами, но никакого желания пойти на голос или обнаружить себя не выказала.

К сожалению, лошадь Грэма не имела намерений вести себя тихо. Она фыркнула и шумно переступила с ноги на ногу. Девочка обернулась, глаза ее стали огромными, но ничуть не испуганными.

– Кто тут? – спросила она на наи, и звуки родного языка, произнесенные детскими устами, отдались в ушах Грэма сладкой музыкой. – Эй!

Не получив ответа, она нахмурилась и решительно направилась прямо туда, где сидел Грэм. Он мысленно поаплодировал ей: девять из десяти девчонок ее возраста, оставшись в заросшем парке одни и заслышав подозрительный шум, улепетывали бы со всех ног к няне. Но встречаться с девочкой он сейчас не хотел, а потому, соскользнув с камня, взялся за поводья с тем, чтобы быстро размотать их и вместе с лошадью исчезнуть в густых переплетениях кустарника. Но поводья запутались и девчонка выскочила на него аккурат в тот момент, когда ему удалось, наконец, освободить их от ветки.

– Вы кто, сударь? – поинтересовалась девочка без малейшего испуга. – Что вы тут делаете? Это наш парк!

Теперь мой, мысленно поправил ее Грэм, а вслух сказал:

– Здравствуй, Катрина.

– Ой! – девочка прижала ладошки ко рту. – Откуда вы знаете мое имя?! А, знаю! Вы слышали, как звала меня няня.

– Умница. Впрочем, хотя ты и не помнишь, мы познакомились с тобой давным-давно.

Катрина окинула его взглядом, и на личике ее проступило явственное сомнение:

– Я не помню вас, сударь!

– Ну конечно, не помнишь. Ведь ты была совсем крошкой. Ты здесь одна?

– Нет… с няней и братом, – девочка нерешительно оглянулась. Похоже, до нее только сейчас дошло, что она оказалась наедине с незнакомым человеком, у которого на поясе висит меч, голова повязана наискось черным платком, как у пирата, а на губах змеится недобрая улыбка. Потрепанная одежда и золотые серьги в ушах завершали колоритную картину, которую являл собой Грэм.

Снова послышался женский голос, на этот раз уже ближе.

– Мне надо идти… сударь, – Катрина присела в не слишком изящном книксене и явно намеревалась сбежать, но Грэм быстро ухватил ее за руку. – Ох! Отпустите меня, сударь, мне надо идти!

– Ты сейчас и пойдешь, не бойся. Проводишь меня к своей маме… или бабушке.

– Но вы не сделаете им ничего плохого?!

Однако, храбрая птаха. Грэм невесело усмехнулся.

– Я настолько страшно выгляжу? Я не причиню им вреда. Как и тебе, княжна.

Не отпуская руку девочки, он двинулся за ней к тропинке, ведя в поводу коня. Катрина снизу вверх недоверчиво косилась на него; а поскольку она не смотрела под ноги, то постоянно спотыкалась. Грэму это быстро надоело, и когда они вышли на дорогу, он подхватил девчонку и усадил ее в седло. Конь недовольно фыркнул, но Грэм не обратил на него внимания и сказал:

– Сиди тут. Да смотри не крутись, Бес не любит беспокойных пассажиров.

– Бес? – оживилась Катрина и потянулась потрогать жеребца между ушей. – Его так зовут?

– Да, его так зовут. Не трогай его, а то укусит.

Девчонка была не из пугливых и предупреждению не вняла. Жеребец, повернув к ней морду, еще раз фыркнул и потянулся с явным намерением укусить. Фамильярностей со стороны незнакомых девочек он не терпел. Грэм бесцеремонно хлопнул его по морде.

– Без пальцев остаться хочешь?!

Катрина сделала большие глаза и хотела сказать что-то, но тут вдруг в поле зрения появилась женщина, с растрепанными волосами, запыхавшаяся и раскрасневшаяся. За ней тащился мальчик чуть помладше Катрины, надутый и недовольный. Грэм предположил, что женщина эта – няня, и стал ждать, что будет дальше.

– Ох, – сказала женщина, увидев свою воспитанницу в седле здоровенного злющего черного жеребца, а рядом – не менее злющего и убийственно серьезного Грэма. – Княжна! Что вы там делаете?!

– Сижу, – резонно ответила Катрина и хотела спрыгнуть. Грэм удержал ее за колено. Женщина, увидев такую вольность, чуть не лишилась чувств. Мальчик смотрел круглыми глазами с явным восхищением, адресованным в основном статному жеребцу.

– Немедленно слезайте! Сударь! – это уже было обращено к Грэму. – Кто вы такой? Как вы смеете так обращаться с княжной?

– Как это – так? – поинтересовался Грэм. – Княжна любезно согласилась препроводить меня к своей матушке.

– Я не могу отпустить ее с вами!

– Почему? Я ее не съем. Она проводит меня к княгине, и мы распрощаемся. На время.

– Княжна не может уехать с незнакомым человеком!

– Мы познакомимся по дороге, – хмыкнул Грэм.

– Слушайте вы, проходимец! Я сейчас позову стражу, и вас отведут не к княгине, а в подвал! И закуют в цепи!

– Да сроду тут не было никакой стражи, – отозвался Грэм. Ему уже надоело препираться, и он заскочил в седло, потеснив Катрину так, что она оказалась впереди него. Тихо тронул коня, направляя его по тропинке в сторону замка.

– Немедленно остановитесь! – закричала ему вслед женщина. В голосе ее было больше страха, чем угрозы.

Грэм пустил коня рысью, чтобы она не вздумала плестись следом.

– Продолжайте с мальчиком ваш прогулку, – бросил он через плечо. – С княжной будет все в порядке.

Катрина беспокойно заерзала в седле перед ним. Он придержал ее одной рукой, чтобы случайно не упала. Впрочем, для своих лет она держалась в седле весьма уверенно.

– Мне, в самом деле, лучше пойти к няне… – неуверенно вымолвила Катрина.

– Она тебе еще не надоела? Княжна, разве так тебя учили встречать гостей? Убегать от них к няне?

– Кто вы, сударь? – снова спросила Катрина, но уже на полтона ниже, чем в прошлый раз.

Грэм усмехнулся.

– В самом деле, неудобно выходит: я тебя знаю, а ты меня нет. Но ты потерпи, мы приедем в замок, и твоя матушка все объяснит про меня. А, Безымянный! Она, пожалуй, наговорит тебе такого… Ну ладно. Я, видишь ли, намереваюсь стать хозяином этих владений.

– Как это?! – Грэм не видел лица девочки, но мог предположить, что глаза у нее размером стали с плошку. – Хозяйка поместья – бабушка!

– Была до вчерашнего дня.

– Не понимаю вас, сударь. Вы… купили наш дом?

– Еще чего! Просто получил то, что причитается мне по наследству. Я – брат твой матушки, княжна. То бишь, твой дядя.

– Не может быть! – Катрина заметно напряглась и вся вывернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. – Матушка никогда не говорила мне про братьев! Да вы и не похожи!

– Уверен, она тебе многого не говорила.

– Но вы совсем не похожи! – настаивала девчонка.

– Мало ли. У нас были разные матери.

– А! Так вы… – она запнулась. – Незаконный сын деда?

– Уже законный.

– Не понимаю…

– А и не надо. Подрастешь – поймешь. Ага, мы уже почти приехали! Скажи-ка мне, княжна, кто у вас распоряжается на конюшне? По-прежнему Николас?

– Да… Он совсем старый стал.

– Надо думать. Ну-ка, поедем, поздороваемся. А заодно посмотрим, узнает он меня или нет.

Посмотреть на реакцию Николаса не пришлось. Встречать гостя вышел совсем не он, а мальчишка лет семи или восьми – босой, растрепанный, с темными вьющимися волосами, которые постоянно лезли ему в глаза. Грэму почему-то показалось знакомым его бледное, с большим неулыбчивым ртом и серьезными темно-серыми глазами, лицо.

Спешившись, Грэм помог Катрине слезть на землю и передал поводья мальчишке. Его лицо почему-то притягивало взгляд, заставляло снова и снова возвращаться к нему. Грэм, несколько озадаченный, спросил:

– Тебя как зовут, парень?

– Мэнни, сударь, – отозвался мальчик. Он смотрел немного исподлобья, с любопытством.

– Кто твои родители?

– У меня их нет, сударь.

Грэм озадачился еще больше. Неужели Нинель начала заниматься благотворительностью и собирает по окрестным деревням сироток? На нее не похоже. Он собирался продолжить расспросы, но тут во двор вышел Николас; не глядя, цыкнул на мальчишку и, прищурившись, уставился на Грэма. За прошедшие годы он здорово сдал и выглядел совершенным стариком.

– Уж не врут ли мне мои глаза? – произнес он не слишком любезно. – Неужто молодой князь к нам пожаловал снова?

– Ты еще помнишь меня, надо же, – отозвался Грэм в том же тоне. Он стоял, удерживая за руку Катрину, которая явно хотела убежать куда-нибудь.

– До смерти не забуду, – подтвердил Николас. – Уж сколько вы неприятностей и бед причинили и старому князю, и дочерям его… Как же забыть?

Лицо Грэма дернулось, он упрямо сжал и без того узкие губы. Ну надо же, и конюх будет тыкать его носом в прошлое.

– И сейчас, полагаю, не к добру явились.

– Ты думай, как говоришь с хозяином, конюх, – резко сказал Грэм. – Распустились вы тут…

– Хозяином? Неужто решили-таки?..

– Не твое дело. Смотри лучше за лошадьми. Да если Беса не обиходят – узнаешь, что я решил. Пойдем, княжна. Мне не терпится поговорить с милой сестрицей.

Грэм ушел со двора, провожаемый хмурым взглядом Николаса. Да, слуги совсем уже распустились, чувствуется отсутствие хозяйской руки. Странно, что Нинель позволяет им так вести себя. Интересно, здесь ли Гата? Если да, то ей должно нравиться это. Она всегда была запанибрата со слугами.

– Княжна, что это за мальчишка в конюшнях?

– Мэнни, – неохотно отозвалась Катрина. – Мануэль…

– Это я и без тебя знаю. Он помощник Николаса?

– Не совсем. Его и на кухне гоняют, и во дворе… мальчик на побегушках. Всю грязную работу сваливают, в общем.

– Интересно. А откуда он взялся? Кто его родители?

– Да нет у него родителей, – с еще меньшей охотой ответила девочка. Грэм понял, что что-то тут неладно.

– Но ведь были же.

– Мама говорит, что он бастард.

– Еще интереснее. Ты знаешь, кто его мать?

– Ничего я не знаю! Сударь, я не могу идти так быстро! – взмолилась Катрина.

Грэм и впрямь шел не медленно, таща за руку девчонку, и не обращал внимания, что ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы выдержать такой же темп. Он замедлил шаг, глянул вниз, на Катрину.

– Так лучше? Хорошо. Что-то мне сдается, княжна, врешь ты. Не можешь ты не знать ничего про мальчишку. Тем более, раз ты знаешь, что он бастард… чей?

Катрина молча хлопала глазами и пыталась напустить на себя жалобный вид. Получалось у нее не слишком хорошо, выдавали упрямо сжатые губы. Сколько раз Грэм видел такое выражение упрямства на личике Гаты! Впрочем, воспоминания не слишком его растрогали. Он стиснул ручку девочки так, что Катрина даже всхлипнула.

– Это сын покойной маминой сестры! – сдалась она.

В глазах у Грэма потемнело, словно от удара по голове. Он остановился, едва удержавшись на ногах.

– Покойной?! Ты говоришь про Гату, княжна?!

– Да…

Грэм отпустил руку девочки и прислонился спиной к тяжелой входной двери. В голове стоял звон, взгляд застилала пелена. Он прижал руку к груди. Сердце вело себя так, словно собиралось вот-вот остановиться.

– Вам плохо, сударь? – Катрина осторожно приблизилась и коснулась его руки.

– Все в порядке, – Грэм выпрямился, встряхнул головой. Грудь жгло невыносимо; он прерывисто вздохнул. – Все хорошо…

– Простите… я… я не знала…

– Да ты тут причем? Скажи, и давно… Гата мертва?

– Шесть лет прошло…

Грэм покусал губы. Шесть лет… Через два года после того, как он в последний раз ее видел. У нее уже родился сын… От кого? Замужем она, скорее всего, не была, просто не успела бы выйти и забеременеть. Так неужели?..

Свои подозрения он озвучивать не стал, не до того пока. Успеется. К тому же, кто бы ни был отцом мальчишки, матерью его была Гата, а значит, он – племянник Грэма, да и Нинели тоже. И со стороны последней просто подло и бессердечно держать ребенка на черной работе. Уж я поговорю с ней, подумал Грэм мрачно.

– Похоронена Гата где? Здесь, в склепе?

– Да, – едва слышно шепнула Катрина.

– Хорошо… ну ладно, пойдем в дом.

Каменные плоские ступени замшели. Картина общего запустения и развала вдруг проступила отчетливо, словно весть о смерти Гаты, единственного живого человека здесь, пробудила ее к жизни. Грэм заметил, что каменная кладка стен крошится, и замок выглядит так, словно вот-вот покосится и рухнет. Это было странно. В распоряжении княгини находилось более чем достаточно денег, чтобы содержать хозяйство в порядке, так почему же она не делает этого? Или ей стало все безразлично после смерти мужа и дочери?

Тяжелая дверь открылась не без труда, и Грэм ступил в знакомый сумрачный холл, вслед за ним тихо проскользнула Катрина. Холодно и тихо… как в склепе. Вовсе не так было при князе, да и потом, когда жива была Гата – не так. Неужели – дом? подумал Грэм с горечью. Это – мой дом теперь? Как странно. Я выбрался из одного склепа, чтобы опочить в другом?

– Живой кто-нибудь есть? – спросил Грэм как бы про себя и повернулся к Катрине. – Невесело тут. Где твоя матушка?

– В это время она обычно отдыхает в своей комнате наверху. Она не любит, чтобы ее беспокоили.

– Придется потерпеть. Кроме того, она не видела меня так долго, что… – он не договорил, усмехнулся. – Проводи меня.

Очень неохотно, еле волоча ноги, как осужденный на плаху, Катрина направилась к лестнице. Грэм с любопытством наблюдал за ней. Похоже, девчонка боится матери, и не хочет показываться ей на глаза. Это она-то, бестрепетно разговаривающая в запущенном парке с незнакомцем при оружии. Он мог бы найти комнату Нинели и сам; Катрину можно было и отпустить, но Грэм не хотел. Ему было интересно, что скажет Нинель, когда увидит дочку с ним рядом.

– Вот здесь, – Катрина остановилась у двери материной комнаты и подняла на Грэма прозрачные синие глаза. – Можно мне уйти, сударь?

– Подожди. А бабушка где?

– В своей спальне. И почти не выходит оттуда. Она очень больна, сударь.

Грэм кивнул. О болезни княгини Мирали он знал, поверенный рассказал ему, когда передавал официальные бумаги. Странно, правда, что он не упомянул о смерти младшей княжны. Впрочем, он мог и забыть от страха; Грэм немного перестарался с запугиванием.

– Тогда все-таки поговорим с твоей матушкой для начала. Пойдем, сообщишь обо мне.

Он галантно открыл перед девочкой дверь, пропустил вперед. Катрина остановилась на пороге комнаты, сцепив руки за спиной. Вид у нее был несчастный. Грэм зашел вслед за ней, опустил на пол свою дорожную сумку, быстро огляделся. Кажется, в комнате не произошло никаких изменений за долгие годы. Так же чисто, прибрано… и неуютно. И шторы плотно задернуты, отчего в комнате царит сумрак. Грэм разглядел женскую фигуру, полулежащую на кушетке у дальней стены; он был уверен, что она его не видит.

– Мама! – позвала Катрина. – К тебе пришел… человек. Он хочет с тобой поговорить.

– Что за человек? – послышался холодный, тягучий голос Нинели. – Ты же знаешь, Катрина, я не люблю, чтобы меня беспокоили в эти часы… Если это кто-нибудь из арендаторов, пусть подождет.

– Это не арендатор, мама.

– Глупая девчонка. Неважно, кто это. В любом случае, он может подождать.

Катрина с надеждой взглянула на Грэма, ожидая, что он ей поможет. Но он молчал, сжимая и разжимая кулаки, как перед схваткой. Впрочем, именно схватка, хотя и особого рода, его сейчас ожидала. Каждый разговор с сестрой всегда походил на сражение.

– Этот господин… мама, он утверждает, что он – твой брат, – обреченным тоном сказала Катрина в темноту.

Пауза. В полной тишине послышался тихий шелест платья, и Грэм увидел, как темный женский силуэт приподнимается с кушетки.

– Брат? – слово это, судя по всему, далось Нинели с большим трудом. – Какой еще брат? О чем ты говоришь, глупая?

– А ты уже успела забыть о том, что у тебя есть еще и брат? – тихо проговорил Грэм, не двигаясь с места. – Впрочем, неудивительно. Думаю, тебе не пришлось прикладывать усилий для этого.

– Грэм?! – голос Нинели не казался уже ни холодным, ни тягучим, а истеричным. Знакомая интонация, иначе она с ним и не говорила. – Откуда ты взялся?! Ты же обещал, что никогда не вернешься!

– Жестокое разочарование, – усмехнулся он. – Не правда ли, сестрица? Ты только не паникуй. Я сейчас присяду, и мы с тобой спокойно поговорим.

– Мне не о чем разговаривать с тобой, – Нинель удивительно быстро взяла себя в руки. – Если только это действительно ты, а не какой-нибудь проходимец, присвоивший себе чужое имя.

– Ну так подойди и посмотри, убедись. Катрина, беги по своим делам. Мы с твоей мамой хотим поговорить.

Девочка охотно выскользнула за дверь. Тем временем, Нинель поднялась с кушетки, отдернула плотные шторы, впуская в комнату свет неяркого осеннего дня, и подошла к Грэму. Долго-долго рассматривала его. Грэм старался хранить невозмутимое выражение лица.

– Пожалуй, это и впрямь ты, – проговорила Нинель через минуту. – Хотя и несколько изменившийся. Не в лучшую сторону. Вид у тебя дикий.

– Я знаю. Ну так что, присядем, поговорим?

– Не знаю, о чем с тобой можно говорить. Все уже было сказано много лет назад, разве нет? Я предлагаю тебе уйти и забыть, что ты приходил сюда. До истечения десяти лет осталось всего ничего.

Не обращая внимания на постную физиономию сестры, Грэм прошел в комнату и вольготно устроился на кушетке, откуда не так давно поднялась Нинель. Потом вынул из-под одежды пакет с документами и небрежно бросил его на стол.

– Что это? – с подозрением спросила Нинель, подходя.

– Это имеет прямое отношение к тем десяти годам, о которых ты только что упоминала. В самом деле, я обещал, что наследство достанется твоему сыну. Но, видишь ли, обстоятельства изменились. Я официально вступил во владение титулом, землями и прочим состоянием, – Грэм проговорил это даже с некоторым удовольствием. Его забавляла вытянувшаяся физиономия сестры. – Вот здесь – бумаги, подтверждающие это. Я теперь князь Соло, сестрица.

– Нет, – сказала Нинель.

– Да. Посмотри. Все бумаги заверены отцовским поверенным и вступили в силу со вчерашнего дня.

Нинель опустилась в низкое кресло так, словно ее вдруг перестали держать ноги. Взяла со стола стопку бумаг, бегло просмотрела их. Грэм заметил, что руки ее дрожат. Жалости он не испытывал – по крайней мере, к ней. Вот сын у нее симпатичный, конечно, но… пацану хватит и отцовского наследства. Зачем ему старый осыпающийся замок, в котором больше мертвых, чем живых?

– Ты… – выговорила Нинель непослушными губами. – Ты – подонок… негодяй! Ублюдок! Почему тебя не убили до сих пор? Почему Борон не забрал тебя?! Будь ты проклят!

– Спасибо на добром слове, сестрица, – сказал Грэм. – Не представляешь, как приятно, вернувшись в место, которое ты хочешь назвать своим домом, услышать ласковые приветствия. Верни мне бумаги, пожалуйста. Ты в них так вцепилась, что, боюсь, порвешь.

Вместо того, чтобы отдать документы, Нинель действительно сделала такое движение, словно хотела порвать их. Грэм, быстро наклонившись, схватил ее за запястья и вытащил из сжавшихся пальцев бумаги.

– Осторожнее, сестрица. Мне не хотелось бы ехать к уважаемому господину Клайссу за копией. Он и так перенервничал. Вот так. Спокойно. Тебе дать воды?

– Убирайся к Безымянному!

– Что-то не хочется. Да без истерики! Возьми себя в руки. Разве тебе и твоим детям мало оставил твой опочивший супруг? Так выйди замуж второй раз.

– Ты ничего не понимаешь! Этот замок – мой дом. Мой, понятно, а не твой, безродный приблуда! Я не позволю тебе выгнать меня и моих детей отсюда!

Грэм расхохотался, откинувшись на спинку кушетки.

– Да кто говорит о том, чтобы выгонять тебя?! Оставайтесь, мне-то что… Хотя, – он стал серьезным. – У меня есть большой соблазн прогнать тебя на конюшни. Как ты поступила с этим мальчиком…

– С каким мальчиком? – Нинель подозрительно быстро успокоилась. Можно было подумать, что ее истерика – напускная и хорошо продуманная.

– Здесь так много мальчиков на конюшнях? Я говорю о Мэнни. О своем – и о твоем, кстати, тоже – племяннике.

Глаза Нинели прищурились, тонкие изящные губы некрасиво скривились, и Грэм подумал, что сейчас она стала похожа на него самого так, как никогда не походила. Не слишком приятное зрелище.

– Племяннике? Никогда не назову его так! Он – ублюдок, и порождение ублюдка! Гата опозорила себя и меня, и всю нашу семью, прижив ребенка от этого грязного наемника, которого ты притащил с собой! Его следовало удушить в колыбели или отдать крестьянам в деревню, но Гата так вцепилась в него, словно он был величайшим сокровищем.

– Он был ее сыном. Странно, что ты этого не понимаешь, у тебя же самой двое детей, – процедил Грэм сквозь зубы. Он с трудом удерживался, чтобы не ударить сестру, пальцы его сжимались и разжимались; но, несмотря на обычно отрезвляющую боль, он чувствовал, что понемногу теряет контроль над собой. – А если кого-то и следовало удушить в колыбели, так это тебя. Так-то ты чтишь память умершей сестры? Помыкая ее сыном? Будь твоя воля, ты и ее запихнула бы на конюшни, не так ли? Между прочим, как она умерла? Ты подсыпала ей яду в вино?

– Думай, что говоришь, бастард! – вспыхнула Нинель. – О боги! Я… я не желаю больше слушать тебя! Если бы не болезнь матери, я не осталась бы здесь ни секунды долее! – она вскочила и стремительно направилась к двери. – Надеюсь, когда я вернусь, тебя уже не будет здесь. Я имею в виду – в моей спальне. Из дома, боюсь, тебя уже не прогнать.

Нинель вышла, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла. Грэм с полминуты сидел неподвижно, потом медленно сгорбился на кушетке, уткнул лицо в ладони. Мало того, что разговор с Нинелью не принес никакой радости, – а он этого и не ждал, – но не оставил и чувства удовлетворения. Он надеялся насладиться злостью Нинели, ее бешенством, но вместо этого чувствовал какую-то… пустоту, что ли. Так было в первые дни после освобождения из подвалов Северной – полное безразличие и равнодушие…

И зачем мне дом, если в нем нет ни одного человека, которому я был бы нужен? – подумал Грэм. Это не дом, это и впрямь склеп… Да в склепе, пожалуй, будет даже уютнее, ведь там лежит Гата. Для которой я был братом, а не остался незаконнорожденным ублюдком и выскочкой.

Он несколько раз глубоко вздохнул и выпрямился. Нет, не для того он заполучил наследство, чтобы теперь сидеть и киснуть. Есть дом, а чтобы в нем появились любящие люди, это уж его забота. Ведь он стал князем для того, чтобы получить возможность приблизиться к Ванде, значит, о ней и надо думать. А есть еще и Мэнни, которого, конечно же, нельзя оставлять среди слуг. Не хватало еще, чтобы он стал таким же, как его отец.

Грэм встал, взял со стола бумаги и вышел из комнаты, прихватив с пола сумку и прикрыв за собой дверь. Постоял немного в коридоре, раздумывая, куда направиться теперь. Стоило бы поставить в известность о своем появлении старую княгиню, но он не хотел сейчас разговаривать с ней. Кроме того, Нинель обязательно расскажет ей, а значит, нужды торопиться нет. Да и не играет уже старая княгиня никакой роли…

Коридор был пуст и темен. Грэм огляделся в поисках слуг, не увидел никого и медленно пошел в сторону своей комнаты. Точнее, в сторону той комнаты, где жил раньше, когда жив был отец. Он намеревался занять ее, пусть даже она заросла пылью и паутиной. Позже можно найти слуг и заставить их все вычистить.

Комната оказалась запертой, но Грэма это не остановило. Пальцы слушались плохо, но все-таки простой замок он вскрыть еще мог. Через минуту дверь распахнулась перед ним, и он увидел знакомую комнату: большая кровать, старый, но все еще пышный ковер на полу, стол темного дерева у окна, полускрытого темно-синими портьерами. Никакой пыли и паутины, но вид совершенно нежилой. Грэм бросил сумку на пол у кровати, бумаги сунул в запирающийся ящик стола, ключ забрал с собой и снова вышел в коридор. С одной сестрой он уже поздоровался, теперь хотел поздороваться со второй. Рассказать ей, как умер отец ее ребенка.

Глава 2

Нельзя сказать, чтобы посещение склепа принесло Грэму успокоение, хотя он и просидел там до темноты, мысленно беседуя с мертвой сестрой. Это было чистой воды безумие, но не раз и не два он уже слышал о себе: «он тронулся умом». Еще раз сказать это было некому, а если бы и нашелся кто… что ж, снова повторенные слова ничего не изменили бы. Грэм и сам знал, что мозги у него после Северной не совсем в порядке, и не нуждался в подсказках.

В склепе было темно, хоть глаз выколи, но Грэм не взял с собой ни свечи, ни фонаря. Ему, проведшему в могильной тьме четыре года, света вполне хватало, чтобы различить очертания надгробий, а большего и не требовалось. Он, правда, не знал, где лежит его сестра, но на камнях были вырезаны имена покоящихся здесь людей, а пальцами он умел читать не хуже, чем глазами. Во всяком случае, раньше умел, да и сейчас, к счастью, пальцы его, переломанные и плохо зарубцевавшиеся, не утратили чувствительности полностью. Так что надгробие Гаты он разыскал.

Когда он выбрался наружу, была ночь. Осенью в Наи, когда садилось солнце, становилось темно и холодно, но сентябрьская ночь показалась днем после склепа. Что до холода, то Грэма научила не замечать его та же Северная крепость.

С минуту он стоял рядом со склепом, размышляя, куда же ему теперь пойти. В душе царило полное опустошение, усугубившееся еще безумным разговором с мертвой сестрой, и он был близок к тому, чтобы вернуться в склеп, лечь среди покойников и лежать так, пока… Он не знал, что кроется за этим «пока».

А потому в склеп не вернулся.

Почти ни одно окно в замке не горело, что и понятно – время позднее, все уже спят. Свет Грэм увидел только лишь в некоторых хозяйственных помещениях, в том числе на кухне, и невольно улыбнулся. Ну конечно же, Укон. Она всегда ложилась спать позже всех, и не изменяла своей привычке и теперь, когда из хозяев замка не осталось в живых, считай, почти никого. Грэм, вспомнив про Укон, тут же понял, что хочет есть, что не ел со вчерашнего вечера, не до того было. Что ж, значит, стоит пойти на кухню. Толстая жизнерадостная Укон привечала его раньше, так может, и сейчас не прогонит?