Текст книги "Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты"

Автор книги: Светлана Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Крепко спит Иван под колыбельную Вагонного. Мчится поезд сквозь снежную мглу… Спит Алена в своей постели. Спит на верстаке Виктор Ковров, подложив кулак под голову, и во сне его лицо все еще хранит хмурое выражение. Пошатываясь меж глухих белых стен с запертыми дверями, бредет по коридору гость с Кавказа.

Звучит песенка Вагонного. А на часах НУИНУ, выполненных в старинном стиле, с фигурками витязей по сторонам квадратного циферблата, стрелки показывают 12. И возникает новая дата – 30 декабря.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ СЕРИИ

Раннее утро. Заснеженный лес. Издали слышится гудок электровоза. Мчится поезд сквозь утренний зимний бор. В купе, где спят четверо друзей, заглядывает проводница:

– Просыпайтесь, пожалуйста! Скоро Китежград, остановка по требованию.

Иван вскакивает первым, оглядывает купе, медленно пробуждающихся друзей.

– Значит, все это не сон? – бормочет он разочарованно. – Значит, действительно… – И поворачивается к окну.

Яркий зимний пейзаж, проносящийся мимо, сливается в сплошное цветовое мелькание. Вступает музыка. На фоне проносящихся цветных пятен возникает название фильма:

ЧАРОДЕИ

Вторая серия

Продрогшая со сна четверка во главе с Иваном теснится у двери в тамбуре.

– Мы теперь ансамбль, понятно? – наставляет друзей Иван.

– Более понятливых на свете нет, Ваня, – успокаивает Андрей.

– Кем надо, тем и будем, – прибавляет Борис – Хоть балетной труппой.

Лязгнув буферами, поезд останавливается.

– Хватит трепаться, приехали, – говорит Иван.

– Они? – с неодобрением осматривая кучку людей на другом конце заснеженной платформы, осведомился Камноедов.

– Они самые, – подтвердил Фома Брыль.

– Непредставительные какие-то, – поморщился Камноедов. – Хлипкие…

– Так ведь музыканты, а не… грузчики, – ехидно напомнил Брыль. – По моде одеты, не в тулупах…

Он посмотрел на упакованного в огромный зипун Камноедова.

– А ведут себя тоже… по моде? – спросил Камноедов, указывая на группу приезжих, которые почему-то повернулись к встречающим спиной.

Перед Иваном, Борисом, Антоном и Павлом стояла Нина.

– Доброе утро, Боря! – сказала спокойно она. – Доброе утро, товарищи!

Борис открыл рот от изумления. Антон, глядя на него, засмеялся. Иван растерянно посмотрел вслед уходящему поезду, и только всегда невозмутимый Павел наблюдал эту сцену спокойно.

– Первым же поездом поедешь обратно, – начал было Борис – Чтобы духу твоего…

Прозвучавший с другого конца платформы начальственный голос перебил его:

– Товарищи ансамбль! – требовательно произнес Камноедов. – Что там у вас? Мы ведь ждем!

Друзья разом обернулись к встречающим. Нина резво выскочила вперед:

– А мы готовы! Здравствуйте!

Брыль и Ковров недоумевающе переглянулись.

– Здравствуйте, – уставясь на девочку, отозвался Камноедов. – Вы кто?

– Я? – Нина обвела всех удивленным взглядом. – Как, неужели вы меня не узнали? Нина Бойцова, лауреат международного конкурса, меня два раза по телевизору показывали!

– Во, дает! – восхищенно прошептал Антон.

– Теперь пропали! – пролепетал Иван и повернулся к Борису. – Уйми ты ее скорее!

– А зачем унимать? – вдруг спокойно отреагировал брат. – Она верно общественность информирует. Детский хор, в котором она поет с пеленок, действительно стал лауреатом.

Камноедов смущенно хмыкнул.

– Да, конечно, лауреатов мы знаем… только в жизни вы… немного другая. В общем, прошу за мной.

У дороги стоят двое саней, запряженные тройками. Откинув меховую полость, навстречу идущим из саней поднимается Алена, с любопытством разглядывая приезжих. Иван замер, глядя на Алену.

– Она? – тихо спросил тоже остановившийся Борис.

– Она! – одними губами произнес Иван.

– И действительно – ничего! – восхищенно уставясь на Алену, произнес Антон.

Иван яростно глянул на него и подошел к саням, где возлежала его невеста.

– Здравствуй!

Алена подняла недоумевающие глаза, томно улыбнулась.

– Здравствуйте…

– Ты меня не узнаешь? – бледнея, спросил Иван. Камноедов повернулся всем своим могучим телом к Ивану и нахмурился:

– А собственно, почему Алена Игоревна вас должна узнавать? Вы разве знакомы?

– Не припоминаю… – растягивая слова, кокетливо произнесла Алена, пристально разглядывая молодого человека.

– Ты что, не предупредил его? – прошептал Ковров, обращаясь к Брылю.

– Предупредил лучше некуда, – возразил Брыль. – Но ведь влюбленные все сумасшедшие.

– Тормози его! – приказал Ковров, исподтишка пнув Брыля ногой.

Брыль ахнул, но поспешил на выручку.

– Вы обознались, дорогой товарищ! У нашей Алены Игоревны лицо довольно типическое…

– Что?! – Алена чуть не выпрыгнула из саней, – Кто вам дал право на подобные суждения о моей внешности?

– Безобразие, товарищ Брыль! – рявкнул Камноедов. – Вы это прекратите!

– Так ведь я ничего не хотел, – забормотал испуганный Брыль. – Я только насчет того, что товарищ заблуждается…

– Сами вы заблуждаетесь! – перебил его Камноедов. – Берите вожжи. Командуйте лошадьми, это у вас лучше должно получиться.

Совсем затюканный Брыль забрался на облучок.

– Прошу рассесться! – продолжал руководить Камноедов. И обратился к Ивану: – Вы, пожалуйста, сюда.

Он усадил Ивана в пустые сани и, ревниво оглядевшись, сел рядом. С другой стороны быстро пристроился Ковров. Здоровенный Павел, кряхтя, опустился на розвальни в ногах у Ивана.

Лошади рванулись, взметнулся пушистый снег, и тройки помчались через лес. На первой тройке, которой управлял Брыль, ехали: Алена, Нина, Борис, Антон. Вторая, с кучером на облучке, везла Ивана, Камноедова, Коврова и Павла.

– Видишь, как красиво! – сказала Нина Борису. – И воздух чистый! И вообще, без меня вы пропадете.

Борис хотел что-то ответить, но не успел.

– Места у нас заповедные, – нараспев произнесла Алена, улыбаясь девочке той рассеянной полуулыбкой светской красавицы, которая появилась у нее после памятного посещения кабинета Киры Анатольевны. – Колдовские места… А как зовут молодого человека, который так странно со мной поздоровался? – Она посмотрела на Бориса.

– Пухов Иван Сергеевич, – ответил Борис, с надеждой вглядываясь в лицо Алены, – Может быть, слышали?

– Иван Сергеевич, – повторила Алена. – Как Тургенева… – На лице ее сохранилось безмятежное выражение. – Нет, не припомню.

Борис и Антон обменялись многозначительными взглядами. На второй тройке тоже затеялся разговор.

– Где же все-таки вы с Аленой Игоревной встречаться изволили? – светским тоном осведомился Камноедов, тщетно пытаясь развернуть свое погруженное в тулуп тело к собеседнику.

Иван открыл было рот, но вздрогнул от удара справа.

– В школе, говори, в школе! – прошипел Ковров, не разжимая губ.

– В школе, – покорно повторил Иван.

– В обыкновенной, средней? – продолжал допытываться Камноедов.

– Да, в средней.

Камноедов недоверчиво покосился на Ивана.

– Алена Игоревна специальную школу заканчивала. Для особо одаренных детей. Вы ведь не были особо одаренным?

– Не был…

– Значит, не она…

– Не она, – кивнул Иван. – Это точно не она…

– А где же ваши инструменты? – полюбопытствовала Алена, удивляясь полному отсутствию багажа у приезжих.

– А везде, – подмигнув Антону, бодро ответил Борис.

– Колокольцы под дугой видите? – принимая игру, спросил Антон.

– Вижу. И что же? – осведомилась Алена.

– А то, что сейчас музыка будет! – пообещал Антон, перебираясь на облучок и вынимая кнут из рук Брыля.

Он тронул кнутовищем колокольчики, они откликнулись чистым звоном. Лошади, мотнув головами, побежали быстрее.

– Э-гей! – крикнул Борис – Подтягивай!

– Э-гей! – отозвалось в лесной морозной тишине.

Подхватив с дороги палку, Борис провел ею по ряду проносившихся мимо берез. Белые стволы откликнулись задорным глиссандо.

– Э-гей! – сзади, оттуда, где шла вторая тройка, послышался раскатистый бас Павла.

Антон, выхватив из кармана расческу, заиграл на ней, весело поглядывая на Алену. Борис, уловив недоверчивый взгляд Алены, склонился к Нине, шепнул:

– Давай выручай, лауреатка!

В лесной тишине возникла, организовалась и разнеслась окрест веселая песня, которую повела первым голосом Нина, а вторили ей Антон, Борис и Павел. Пелось в песенке о холодном снеге, о горячем сердце, о живых ключах подо льдом, которых не заморозить самой лютой стуже. В общем, о чем-то таком, зимне-веселом, лихом и радостном.

Быстро помчались лошади. Заулыбались, щуря глаза от ветра, люди. Одна за другой понеслись тройки неширокой просекой среди заваленного снегом леса. Вырвались на опушку, на покрытый снегом простор. И тут перед ними, словно сам собой, из туманной морозной мглы возник обозначенный каменными приворотными столбами белый от инея Китежград.

С шиком развернувшись, тройки затормозили у странного сооружения. Это была старинная, из неохватных бревен, резная изба с вывеской, на которой значилось: «Музейный склад НУИНУ». Сбоку виднелся огромный инвентарный номер. Дверь избы распахнулась, на крыльцо вышел Сатанеев и широким жестом пригласил:

– Прошу!

После чего бросился помогать Алене выбраться из саней. Иван непроизвольно потянулся к Алене и хотел было опередить Сатанеева, но его задержал Ковров.

– Аполлон Митрофанович, – забубнил Камноедов, провожая Сатанеева с Аленой. – А может, в гостиницу их все-таки, а?

– В гостинице бронь. Для комиссии, – отрезал Сатанеев.

– Да как же я их в музей оформлять буду? – продолжал Камноедов.

– Оформляйте как экспонаты.

– Живых?!

– Условно, условно…

– А потом списывать как?

– По акту, как пришедших в негодность.

Антон, Борис и Павел весело переглянулись.

Топая ногами и спотыкаясь о высокий порог, все вваливаются в большую комнату. Стену слева занимает огромная русская печь с многоместной лежанкой. На лежанке в солдатском порядке разложены постельные принадлежности. У противоположной стены – стол, покрытый груботканной скатертью. Под потолком сверкает многосвечовая лампа с абажуром… Повсюду в ярком свете переливаются инвентарные номера.

– Вот-с! – с видимой гордостью произносит Сатанеев. – Здесь и располагайтесь. Простота и, как видите, чистота. Скатерть у нас – самобранка, для служебного пользования. Меню скромное, но питательное.

Метнув взгляд в сторону безмятежно улыбающейся Алены, он понижает голос:

– Ванна и прочие… удобства за углом, в гостинице. Завтра вам оформят пропуска.

– В удобства? – тихо съехидничал Антон.

Сатанеев серьезно посмотрел на него, ехидства не понял, кивнул:

– До 23.00, конечно, как положено.

Пока он говорил, Иван не спускает глаз с Алены и все время порывается приблизиться к ней. Алена тоже искоса поглядывает на Ивана. Сатанеев, заметив эти взгляды, начинает нервничать и старается встать так, чтобы загородить Алену от Ивана. Иван, в свою очередь, почти бессознательно маневрирует, переходя с места на место. Ковров и Брыль с двух сторон, приперли Ивана и теснят его в угол.

– Стой на месте! – шепчет Брыль.

– Не хочу! – отвечает Иван тоже шепотом.

– Себя погубишь! – цедит сквозь зубы Ковров.

– Ну и пусть! – рвется вперед Иван.

– Ее погубишь! – предупреждает Брыль.

– Стою… – шепчет Иван, обмякая.

Вздох облегчения вырывается одновременно из груди Коврова и Брыля.

– Сейчас мы вас оставляем, – объявляет Сатанеев. – Располагайтесь, отдыхайте. А потом милости просим на ученый… Простите, на этот раз художественный совет.

Взяв Алену под руку, он идет к двери. Иван провожает Алену глазами. Ковров и Брыль с нетерпением ждут, когда за Сатанеевым закроется дверь. Словно почувствовав это, он оборачивается и, окинув подчиненных строгим взглядом, напоминает:

– Рабочий день еще не кончился, прошу за мной.

На крыльце, пропустив вперед Коврова с Брылем, Сатанеев в сердцах хлопнул дверью.

– Совершенно невоспитанный молодой человек!

– Вы это о ком? – наивно полюбопытствовала Алена.

– Сами знаете, – обиженно пробурчал Сатанеев. – То-то вы с ним кокетничали!

В избе царило молчание. Только Нина с любопытством посматривала по сторонам, знакомясь с новой обстановкой.

– Нет, это просто немыслимо! – Иван хлопнул ладонью по столу. – Она действительно меня не узнает! Чертовщина какая-то!

– Так ведь и вправду чертовщина, – осторожно напомнил Борис.

– А я вот никакой чертовщины не заметил! – безапелляционно заявил Антон и тоже хлопнул по столу. – По-моему, тут просто…

Но договорить ему не удалось…

– Что угодно, граждане? – осведомился вдруг неприязненный женский голос.

Все вздрогнули. Оглянулись. В комнате никого лишнего не было.

– Так что угодно? – повторил Голос.

– Это вы… нам? – осторожно спросил Антон, убирая руку со стола.

– Вам, а кому ж еще? Что будете заказывать?

– Не понимаю… – Антон беспомощно обернулся к товарищам.

– Я ведь, кажется, русским языком спрашиваю: что заказывать будете?

– То есть в каком смысле? – почему-то заглядывая под стол, осведомился Борис.

– В обыкновенном! – ворчливо ответил Голос – Стучат, требуют, а чего – сами не знают. Потом еще жалуются… Ну, чего будете есть?

– Ребята! – спохватился Павел. – Это же скатерть-самобранка!

Нина взвизгнула от восторга.

– Да, да, самобранка я и есть! Делайте заказы, что ли, раз позвали!

– Сию минуту! – засуетился Антон.

– Не сразу сообразили, – уточнил Павел – самый спокойный, самый молчаливый и самый голодный из всех. – Кому чего, говорите быстрее!

– Мне пирожное, эклер с кремом! – скоренько говорит Нина и даже закатывает глаза от предвкушения.

– Нет пирожных, – категорически заявляет скатерть. – Крем прокис. Дальше.

Нина растерянно умолкает.

– Что ж, – рассудительно говорит Борис, – тогда всем по яичнице… с ветчиной.

– Ветчина кончилась.

– Тогда можно просто, из трех яиц, верно, ребята? – предлагает Павел.

– Из двух будет!

– Хорошо, из двух, – соглашается заметно приунывший здоровяк.

– Так, дальше.

– Тебе чего, Иван? – участливо спрашивает Борис.

– Все равно, – откликается несчастный влюбленный. – Давай чаю.

– Точно, всем чай с лимоном! – подхватывает Антон.

– Вы что, граждане, белены объелись? Какие вам зимой лимоны?

– Ладно, просто с сахаром, – мрачно говорит Павел.

– И по бутерброду с сыром, можно? – робко добавляет Нина.

– Сыра нет.

– А что же есть? – желчно вопрошает Антон.

– Портвейн есть – «Акстафа», «Солнцедар»,[18]18
  По наличию в меню скатерти-самобранки «Солнцедара» можно довольно точно определить подразумеваемое Авторами время действия фильма: 1970–1973 гг. Этот дивный напиток был изобретен на Московском межреспубликанском винзаводе. Несортовое красное сухое вино, поставляемое из Алжира взамен нашей нефти, крепили дешевым спиртом и услаждали сахарком, после чего разливали почему-то в шампанки, по-тогдашнему – «бомбы». Эффект был убойный. В 1973 г., после того как достаточное количество народу потравилось, напиток стали дополнительно очищать, а получившийся продукт назвали «Портвейн-73», он тоже быстро приобрел славу бича городов, но прежней силы уже не имел. – В. Д.


[Закрыть] плодово-ягодное.

– Этого пока не надо, – вздохнул Борис – Не с чего…

– Тогда все, да, ребята? – Антон обвел приятелей глазами.

– Все?! – изумилась скатерть. – Тоже мне – клиенты!

На стол в беспорядке брякнулась кучка чайных ложек, солонка без соли и пустая сахарница.

– М-да, – раздумчиво произнес Борис – Что-то здесь у них тоже еще не отлажено.

– А есть хочется, – тихонько вздохнула Нина.

Борис грозно глянул на сестру. Она умолкла. Иван вдруг вскочил на ноги, с грохотом уронив тяжелую табуретку.

– Все у них отлажено! Чародейство… волшебство… Видали, что они с Аленой сделали? Я к ним не на худсовет, я в прокуратуру[19]19
  Очень разумное разрешение этой глупой интриги. Подать заявление в прокуратору и копию в КПК (Комитет партийного контроля при ЦК КПСС). То-то забегали бы, чар-родеи! – В. Д.


[Закрыть] пойду!

– И чего шумят, чего шумят, – снова раздался сварливый голос – Нервы только портят! Вот вам заказ, успокойтесь! Было бы из-за чего шум поднимать…

На столе возникают пять сковородок с дымящейся обугленной яичницей и оловянная тарелка с грубо нарезанными ломтями усохшего хлеба.

– Мне бы только до директора этого НУИНУ добраться, – продолжает свой монолог Иван, рубя воздух руками.

– А вот этого совсем не надо, – негромко произносит Ковров, появляясь в дверях. За спиной его топчется Брыль. – Извините, что без приглашения. Еле вырвались. Что тут у вас происходит?

– Словно бы пожар начинается, – вертя головой и принюхиваясь, сообщает Брыль.

Взгляд Коврова падает на стол.

– Ах, вон оно что… – Не раздеваясь, он с размаху бьет кулаком по скатерти.

– Чего шумите, граждане? – сейчас же отзывается сварливый женский голос.

– Ты что себе позволяешь? – свирепо рычит Ковров, выпячивая челюсть. – Ты чем гостей потчуешь?

– Сейчас, сейчас, сию минуту, – испуганно шепчет Голос, и жуткие яичницы с ископаемым хлебом исчезают со стола, а скатерть переворачивается чистой расписной стороной. – Чего прикажете?

– Если еще раз себе позволишь такое… – гремит Ковров, раздеваясь.

– Виновата, виновата, зазевалась…

– Давай фирменную посуду, самовар и все, что к нему полагается! И быстро! Одна нога… или что там у тебя… здесь, другая там!

– Сию минутку! – Перед изумленными москвичами на скатерти с молниеносной быстротой появляются: яичницы с ветчиной, пузатый кипящий самовар с заварочным чайником на конфорке, россыпь пузатых чашек на блюдцах, вазочки с вареньем, корзина дымящейся сдобы, сахарница и расписные деревянные ложки.

– Вот так! – удовлетворенно говорит Ковров и принимается с привычной сноровкой разливать чай.

– Здорово! – искренне воскликнула Нина.

Взрослые засмеялись, задвигались, подставляя чашки. Даже Иван присел к столу, выжидательно поглядывая на Коврова.

– Как вы это с ней ловко! – восхищенно сказал Борис.

– Нас она совершенно не слушалась, – признался Антон.

– Потачку ей давали, вот и не слушалась, – объяснил Ковров. – А у нас разговор короткий: чуть что не так – в нафталин, на вечное хранение. В сфере услуг, знаете ли, пока еще характер требуется. Не докажешь – не получишь!

– Теперь, наверное, полегче будет, когда палочку-выручалочку в строй введем, – вступил в разговор Брыль.

– Палочку-выручалочку? – переспросила Нина. – Что это?

– По номенклатуре – волшебная палочка, – объяснил Ковров, – незаменимая вещь для сферы услуг.

– Она действительно все может? – насторожился Иван. Брыль, потягивая чай из блюдца, утвердительно кивнул.

– Не все, но очень многое, – уточнил Ковров.

– А где она, где? – не утерпела Нина.

– Как и положено – в ларце, – хитро прищурился через блюдце Брыль.

– А, знаю, – разочарованно протянула девочка. – Ларец на дереве, дерево на острове… В общем, разыгрываете, да?

– Ничего подобного, – улыбнулся Брыль. – Ларец в кабинете директора…

– Того самого, которого мне видеть не надо? – спросил Иван, глядя на Коврова.

Тот отодвинул чашку в сторону и сразу стал серьезным.

– Не которого, а которую. Кира Анатольевна Шемаханская. Крупнейшая величина в нашем деле, доктор наук, маг первой статьи. К ней ходить нельзя. Неизвестно, чем это может кончиться. И никому себя объявлять не надо. Алену спасать надо.

– Но как, как это сделать? – сдерживаясь, спросил Иван.

Ковров оценивающе посмотрел на него.

– Есть одна идея, но она требует хладнокровия…

Шемаханская стояла у окна, спиной к Сатанееву.

– Ансамбль, может, и неплохой, только странные они какие-то, – докладывал Сатанеев, сидя в кресле.

– В чем эта странность? – не поворачиваясь, осведомилась Кира.

– Без инструментов… и вообще… – Сатанеев пожал плечами.

– А хорошо поют?

– Алене Игоревне понравилось. Говорит – недурно.

– Ладно. Послушаем. Как она там?

Этот вопрос был задан с видимым трудом.

– Алена Игоревна? – сразу сладко запел Сатанеев. – Удивительно мила. Удивительно! После того… сами знаете… еще очаровательнее стала.

– Понятно, – резко прервала его Кира. – У вас все?

– Гм-гм, – прокашлялся зам по общим вопросам. – Еще вот… Телеграмма от Киврина. Просит встретить завтра. Приезжает восьмичасовым.

– Встречать не надо.

– Но он может сам добраться… до 24 часов.

– Примите меры, чтобы до этого срока он не появлялся в институте.

– Может быть, приказ об увольнении? – быстро спросил Сатанеев, раскрывая принесенную с собой папку. – Я готов взять на себя обязанности вашего зама по науке. Мне это будет нетрудно.

Кира, не оборачиваясь, покачала головой.

– Я не сомневаюсь, что науку вы легко победите, но не стоит вам обременять себя ею. Идите.

Сатанеев молча направился к двери. Уже выходя, обернулся и, увидев у окна строгий силуэт стоящей к нему спиной женщины, пробормотал еле слышно:

– У, ведьма!

Кира не обернулась. Только отражение ее лица в оконном стекле чуть дрогнуло в презрительной усмешке.

В избе завершается трудный разговор.

– Вот так-то, милый Ваня, – говорит Ковров, – Надежда, как видишь, только на тебя.

– Один всего поцелуй у нее выпросить, – проникновенно произносит Брыль. – Только один!

– Замолчи, Фома! – обрывает его Ковров.

– Фома в какой-то степени прав, – раздумчиво говорит Павел. – Действительно, один поцелуй…

– И все же непросто это, – вздыхает Борис. Нина смотрит на всех любопытными глазами.

– Для нее это единственное спасение, – тихо напоминает Ковров.

– Я на все готов, – говорит Иван.

– Тогда пошли. – Ковров поднимается с места. – Худсовет скоро.

– А как же мы без инструментов? – спрашивает Антон.

– У нас в мастерской одна гитара есть. И потом, вы же на всем играть можете, – хитро улыбается Брыль, собирая со стола деревянные ложки.

Ковров аккуратно стучит согнутым пальцем по скатерти.

– Чего изволите? – немедленно отзывается укрощенный Голос.

– Сколько с нас?

– Четыре восемьдесят девять.

Ковров бросает на стол пятерку. Она мгновенно исчезает.

– А сдача где? – сурово произносит Ковров.

– Я думала, вы уже ушли, – обиженно произносит Голос. На столе появляются десять копеек.

– Копейку давай! – неумолимо требует Ковров.

– А «пожалуйста» разве ничего не стоит? – робко спрашивает Голос.

Однако копейка появляется, правда, решеткой вверх.

– «Пожалуйста» у нас в ассортименте. – Непреклонный Ковров забирает копейку.

Дверь в директорский кабинет широко распахнулась.

– Пожалуйста, – радушно приветствовала «артистов» Кира. – Мы вас ждем.

– Давно, – счел необходимым добавить Камноедов. Сатанеев недовольно завозился в кресле и повернулся к Кире, сидевшей рядом.

– Опять – без инструментов! – Он погрозил пальцем Коврову. – А ведь я распоряжение отдал!

Не слушая его, Кира слегка кивнула Алене.

– Что вы нам исполните? – любезно осведомилась Алена. Иван, не отрывавший глаз от девушки, облизнул пересохшие губы.

– Одну песню, которую, возможно, вы вспомните…

– Обратите внимание, как он на нее смотрит, – возмущенно забубнил Кире Сатанеев. – Прямо даже… неприлично как-то!

– А мне молодой человек нравится. – Кира усмехнулась.

– Здесь мы с вами не совпадаем, – сердито буркнул Сатанеев.

Кира ничего не ответила. Иван откашлялся и, по-прежнему глядя на Алену, произнес:

– Песня о Снегурочке.

– Очень хорошо, – улыбнулась Алена и посмотрела на Киру. – Прямо для Нового года.

Неожиданно секретарша, сидевшая за спиной Киры, подалась вперед.

– Простите, можно спросить? Это для протокола…

– Да? – Кира недовольно обернулась.

– Как называется ансамбль?

Этот вопрос оказался для ансамбля явно неожиданным. «Артисты» начали шептаться.

Брыль и Ковров переглянулись.

Нина, оттесненная шепчущимися мужчинами, вдруг повернулась к Кире и громко объявила:

– Ансамбль «Пятеро смелых»!

Мужская группа разом вздрогнула, распалась и непроизвольно выстроилась, поняв, что название у них уже есть. Исполнители выхватили деревянные ложки. Только Борис вытащил из-за спины старую, чудом склеенную гитару. Прозвучал сильный аккорд. Ударили ложки, потом вступили голоса. И зазвучала мелодия. Та самая, которую пели по телефону друзья Алене, которую слышал и сразу узнал Сатанеев, отчего он вздрогнул и поежился, внимательно следя за Аленой. Но на этот раз мелодия звучала не так дробно и весело, в ней слышалась грусть, тревога. Потом вступила Нина, и полилась песня о Снегурочке – холодной, прекрасной, гордой и недоступной, которая живет в самой глубине заповедного леса. Но почему по вечерам ее холодное сердечко сжимает тоска? И тогда она тихо выходит на опушку, таясь от лесных обитателей, от старого Деда Мороза, чтобы полюбоваться далекими россыпями огней человеческих городов, послушать голоса пролетающих самолетов и помечтать о ком-то, кого она еще и сама не знает.

Поют, слагая мелодию, мужские голоса, ведет песню Нина, и все участники этой сцены по-разному и с разными чувствами поглядывают на Алену. С надеждой и трепетом смотрит на невесту Иван. Подозрительно шарит глазами по лицам присутствующих Сатанеев, наливаясь злостью, косится на Киру – придет ли она ему на помощь в критическую минуту, если такая наступит. Ведь должна прийти, просто обязана!

Задумчиво смотрит перед собой Кира, лишь изредка вскидывая глаза на Алену, к которой обращена песня. И весь ансамбль смотрит на девушку. Смотрят Ковров и Брыль, ожидая ее реакцию, смотрит Нина. И только Камноедов ни на кого не смотрит. Он спит.

А Алена безмятежно и заинтересованно слушает. Лишь раз, в конце песни, пробежало по ее лицу легкое облачко, такое же неуловимое, как при встрече с Иваном у станции. Пробежало и исчезло.

Ковров отвернулся. Сатанеев облегченно вздохнул. Песня кончилась. Воцарилось молчание. Иван неотрывно глядел на Алену, а она повернулась к Кире. Но та сидела, задумавшись. Камноедов спал, и в наступившей тишине стало слышно, как он мерно посвистывает носом. Первой решила нарушить молчание Нина. Она шагнула вперед, оказалась рядом с Аленой и тронула ее руку.

– Вам не понравилось?

Алена обернулась к девочке.

– Нет, нет, очень… мило. Во всяком случае, ты просто молодец!

И, привстав с кресла, она поцеловала девочку. Глаза Нины расширились. Схватив Алену за руку, она потащила ее за собой, к Ивану.

– Не меня, не меня! Его поцелуйте! Это он, он песню придумал, скорее, ну, прошу вас, очень прошу!

Ошарашенная таким напором, Алена сделала несколько шагов к Ивану. Мужчины в «ансамбле» даже подались вперед. Иван замер. Но, сделав несколько шагов, Алена опомнилась, остановилась и вернулась назад. Привставший было Сатанеев снова, со вздохом облегчения, уселся в кресло. В неожиданно возникшей тишине прозвучал негромкий голос Киры:

– Спасибо. Мы сообщим вам свое решение.

В коридоре все обрушились на Нину.

– Тебя кто просил? – осведомился Борис.

– Ты нам все, наверное, испортила! – упрекнул Антон.

– Детям нельзя лезть не в свое дело! – рассудительно заметил Павел.

– Я… Я хотела, как лучше! – защищалась Нина.

– Оставьте ее, – встал на защиту Нины Иван. – Она ведь от чистого сердца…

В кабинете директора Сатанеев метался от стены к стене, свирепо поглядывая на дверь.

– Как вам это нравится? – обратился он к Кире. – Неслыханно! Просто неслыханно! Ребенка явно подучили.

Кира пропустила эту реплику мимо ушей.

– Мне, в общем, нравится, – спокойно сказала она. – Оригинально, как вы правильно заметили. Не у всех на слуху. Надо, конечно, снабдить их инструментами и пригласить на завтрашний бал.

– После всего, что произошло? – возмутился Сатанеев.

– А что произошло? – слегка нахмурилась Кира. – Разве было что-нибудь недостойное, Алена Игоревна?

– Нет, – спокойно ответила Алена. – Я не знаю, почему наивный поступок девочки вызвал такую реакцию у Аполлона Митрофановича.

Сатанеев подошел вплотную к директорскому столу.

– Она не знает, – конфиденциальным тоном заговорил он. – Но мы-то! Ансамбль этот надо гнать в шею.

– И не только в шею, – уточнил Камноедов.

– Пригласите их на завтра и обеспечьте все условия. – Кира склонилась к лежащим на столе бумагам, давая понять, что разговор окончен.

Сатанеев развел руками. Члены худсовета начали расходиться. Сатанеев задержал Коврова и Брыля.

– Поручаю вам… Проследите за этими… артистами. Особенно за… Плюховым или как его там.

– Проследим, – коротко пообещал Ковров.

– Все сделаем в лучшем виде! – заверил Брыль. – Вы и знать ничего не будете… неприятного.

В коридоре Сатанеев остановил Алену.

– Очаровательница, я умоляю вас о свидании!

– Когда? – деловито осведомилась она.

– Сегодня вечером я мечтал бы видеть вас у себя. Нам ведь нужно закончить разговор, от которого зависит вся наша жизнь!

– Значит, это важный разговор?

– И вы еще спрашиваете!

– Заходите, – говорит Алена, решительно распахивая дверь своей лаборатории. – Я не люблю откладывать важные дела на вечер.

В мастерской волшебной древесины Брыль помогал Борису отбирать дерево для инструментов. Все участники ансамбля придирчиво осматривали материал.

– И чтоб сухое было, и волокна ровные, – наставлял Борис.

– Да у нас здесь все высшего качества! – кипятился Брыль. – Древесина экстракласса! Из нее волшебную палочку делали, а не то что ваши балалайки!

– Дядя Фома, а я в кабинете ларец на столе видела! – подскочила к Брылю Нина. – Палочка-выручалочка там прямо и лежит?

– Там и лежит, – рассеянно ответил Брыль.

– А увидеть ее можно будет? – сгорая от любопытства, допрашивала Нина.

– Завтра увидишь, – рассеянно отвечал Брыль, наблюдая, как Антон и Павел отбирают необходимые инструменты.

Иван со стороны внимательно прислушивался к этому разговору.

– Это вот на барабан пойдет, – показывая Ивану кусок кожи, сказал Борис.

– Разорите вы меня, – горестно вздохнул Брыль. – Чистый шагрень! На барабан… Потом хоть верните, что останется.

– Не ной, – оборвал его Ковров, ходивший по мастерской из угла в угол. – Переживай молча! Думать мешаешь!

– Мы пошли, – объявил Борис, нагруженный деревянным хламом. – Всю ночь мастерить придется.

– Идите, – кивнул Ковров. – А ты, Ваня, останься. Борис с товарищами направились к двери, навстречу им пошли, почти вбежали девушки-лаборантки из Алениной лаборатории, Верочка и Катенька. Катенька всхлипывала, утирая покрасневший носик крохотным платочком, превратившимся в мокрый лоскуток.

– Опять, – горестно всплеснул руками Брыль.

– Она нас выгнала, – объяснила Верочка. – Пришла… с этим… Сама как сатана… У меня сразу все из рук валиться начало… Я ее боюсь!

– Перестань, хватит, ты же знаешь, почему она такая, – успокаивала подругу Верочка.

– Все равно я не могу! – снова заплакала Катенька. – Она мне… говорит… безрукая!

– За что? – спросил Ковров.

– Она колбу разбила, – объяснила Верочка.

– Да-а. – Брыль истово почесал в затылке. – Прижмет нас Аленушка, если жениха не поцелует.

Ковров подошел к Ивану.

– Вот что, пойдешь на свидание с Аленой.

– Когда?! – встрепенулся Иван.

– Сегодня ночью. Но для этого надо тебе один трюк освоить…

В пустой лаборатории абсолютных неожиданностей Алена сидела на столе, а перед ней, нависая пылающим носом над ее прекрасными коленями, млел Сатанеев.

– …Я еще не сказала вам «да», а вы уже разрешаете себе сцену ревности. Что же будет дальше?

– Вы разрываете мне сердце, прелестница! – стонет Сатанеев. – Я не могу смотреть, как он на вас смотрит!

– Фи, какой слог!

– Это от искренности и волнения.

– На меня многие смотрят.

– Но ведь и вы… Вы тоже смотрели на него.

– Что ж, должна вам сказать, в нем есть нечто привлекательное.

– Но что, что? – заламывая руки, вопит Сатанеев.

– Это я скажу вам позднее.

– Он проходимец! И ноги у него кривые.

– Разве? – улыбнулась Алена.

– Ну, может быть, не ноги, но все равно, он недостоин вас.

– Это другое дело, – соглашается Алена.

– Очаровательница! – почти всхлипывает Сатанеев и пытается обнять ноги Алены, но она ловко убирает их и грозит ему пальцем.

– Да, я согласна быть вашей женой, но при соблюдении определенных условий.

– Готов! Заранее готов на все!

– Во-первых, если вы не будете шалить…

Сатанеев поспешно принимает смирную позу.

– Во-вторых, нам нужна квартира из четырех комнат. Ваша годится только на первый случай. Потом мы должны посмотреть… Париж, Рим, Токио…