Текст книги "Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты"

Автор книги: Светлана Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

Алена холодно окинула взглядом веселых помощников.

– Вас, товарищ Брыль, я не просила ни о какой телеграмме. Напишите на мое имя докладную. Объясните свое отсутствие в рабочее время.

Брыль онемел.

– Ты что, Аля?.. – все еще улыбаясь, спросил Ковров, переводя взгляд с начальницы на плачущую Катеньку.

– Я вам не Аля! – повысила голос руководительница лаборатории. – Будьте добры называть меня по имени-отчеству! Билет сдайте, я никуда не лечу.

– А как же?.. – ничего не понимая, произнес Виктор.

– Вам разве неизвестно, товарищ Ковров, что распоряжением самой Киры Анатольевны Аполлон Митрофанович и я назначены готовить новогодний вечер? И вы оба нам будете помогать.

– Подождите, подождите, – встрепенулся Ковров. – Какой вечер? У нас в мастерской дел еще невпроворот.

Алена возмущенно уставилась на Коврова.

– Виктор Петрович, разве я неясно выразилась? Или вам что-то не ясно, товарищ Брыль?

Брыль молча выразил полную растерянность и покорность.

– А вам, товарищ Ковров, – продолжала Алена, – не мешало бы привести себя в порядок: постричься, надеть нормальный костюм. Хотя бы как у товарища Брыля.

Ковров побагровел, хотел что-то сказать, но в это время отворилась дверь, и в комнату заглянула секретарша Ольга.

– Все в порядке? – ласково обратилась она к Алене. – Подписала?

– А вот это, милочка, вас абсолютно не касается! – отрубила Алена.

И захлопнула дверь перед носом секретарши. Несколько мгновений Ольга стояла в коридоре с открытым ртом. Из столбняка ее вывел подошедший Сатанеев.

– Алена Игоревна у себя? – спросил он.

– У себя, но, кажется, не в себе, – резко ответила Ольга и пошла прочь.

Сатанеев вошел в лабораторию. Алена поднялась ему навстречу. Лицо ее озарилось приветливой улыбкой.

– Очень рада видеть вас, Аполлон Митрофанович! Заходите, садитесь… вот сюда, пожалуйста.

Ковров, Брыль и Верочка переглянулись, совершенно сбитые с толку. В углу всхлипнула Катенька.

– Перестаньте реветь! – зашипела на нее Алена. – Стыдно! Ступайте домой и переоденьтесь! Вечером вы мне понадобитесь. Обе.

Она перевела властный взгляд на Верочку. Катенька опрометью бросилась к двери. Сатанеев проводил ее недоуменным взглядом.

– Не обращайте внимания! – улыбнулась ему Алена. И перешла к главному: – А ведь я к вам собиралась, Аполлон Митрофанович!

– Приятно, приятно слышать! – осторожно улыбнулся Сатанеев.

– Можете радоваться, вам повезло, я никуда не еду!

Это сообщение произвело на Сатанеева большое впечатление.

– Очень рад, – сладко улыбаясь, заблеял он. – Очень, знаете ли… За вас, в первую очередь…

– А за себя? – усмехнулась Алена. – Мне, кажется, суждено встречать Новый год в вашем, дамский угодник, обществе!

– Я буду бесконечно счастлив… сотрудничать с вами, – сказал Сатанеев, показывая ей глазами на присутствующих.

Алена понимающе кивнула.

– Что вы намерены мне поручить?

Ансамбль, Алена Игоревна. И только отличный требуется. Кира Анатольевна строго предупреждала.

– Ковров! – позвала Алена. – Надеюсь, вы следите за нашей мыслью?

– Конечно, слежу, – мрачно сказал Виктор. – Я за всем слежу…

Алена внимательно посмотрела на него, словно предостерегая от дальнейших высказываний, и приказала:

– Так вот. Завтра утром доложите ваши соображения по поводу ансамбля.

– Да что же я доложить смогу! – в отчаянии воскликнул Ковров. – Откуда у меня за ночь ансамбль возьмется!

Алена гневно отвернулась от Коврова и обратилась к Сатанееву:

– И это говорится не только мне, но и заместителю директора! Да еще где? В лаборатории абсолютных неожиданностей! – Она снова обратила лицо к Коврову. – Вы магистр или не магистр? Надеюсь, вы все поняли, Ковров?

– Ну, магистр, – набычась, признался Ковров.

– Без «ну», пожалуйста!

– Хорошо, магистр. Без «ну» и без НУИНУ тоже, – дерзко заявил Виктор.

– А вот тут вы, молодой человек, заблуждаетесь, – мягко, но решительно врезался в разговор Сатанеев. – Только в нашем штатном расписании числятся чародеи, так что без НУИНУ вы так… отдельная личность, не более. Простите, Алена Игоревна…

– Очень верное и своевременное замечание! – подхватила Алена. – Надеюсь, вы все поняли, Ковров?

Виктор смерил Сатанеева ненавидящим взглядом, потом внимательно посмотрел на Алену. Она сидела в кресле прямая, властная, совершенно непохожая на ту Алену Санину, которую он знал со студенческой скамьи.

– Кажется, понял, – превозмогая себя, сказал он.

– Мы поняли, поняли, – пролепетал Брыль, выглядывая из-под локтя Коврова и незаметно подталкивая его к выходу. – Можно идти?

– Идите и работайте! – величественно кивнула Алена. Брыль и Ковров вышли. Сатанеев осторожно приблизился к Алене.

– Очаровательница! Не надо волноваться! Ваше самочувствие – для меня главное…

Он попытался завладеть ее рукой, но Алена убрала руку. На этот раз она повела глазами в сторону сотрудников. Сатанеев встал. Провожая его до двери, Алена шепнула:

– Вы сегодня приглашали меня обедать. Позвольте компенсировать мой отказ приглашением на ужин. Прошу ко мне, в восемь.

У Сатанеева, что называется, «в зобу дыханье сперло». Он смог только молитвенно сложить руки и несколько раз быстро кивнуть.

– Я о вашей Саниной теперь слышать не желаю! – заявила Ольга.

И сурово посмотрела на стоявших перед нею Коврова и Брыля.

– Нам бы только узнать, что там произошло. – Ковров кивнул на закрытую директорскую дверь.

– Головокружение от успехов у нее произошло, вот и все! – собирая со стола бумаги, отрезала обозленная секретарша.

– Не похоже, Олечка, не похоже! – тихонько сказал Брыль, помогая Ольге. – Уж очень она изменилась, наша Алена Игоревна. И как-то сразу… Тут дело серьезное.

– Наверняка Сатанеев кашу заварил, – буркнул Ковров. Ольга призадумалась. Ковров и Брыль с надеждой смотрели на нее.

– А что? Вполне возможно. – Секретарша отложила бумаги. – Он сегодня целый день из кабинета не вылазит. И сейчас там сидит.

– Может, о ней говорят? – осторожно предположил Брыль.

– Оль, включи селектор, послушай! – сразу попросил бесхитростный Ковров, прежде чем Брыль успел наступить ему на ногу.

– Да что вы, ребята, как можно! – испугалась секретарша. – Вдруг у них разговор секретный!

– Конечно, нельзя, – сразу согласился Брыль, тесня Коврова к выходу. – Это он так, не подумавши, ляпнул.

– Я – ляпнул?! – возмутился было Ковров, но Брыль так выразительно глянул на него, что он притих, подчиняясь.

– Ничего, со всеми случается, – почему-то глядя на секретаршу, успокаивал друга Брыль. – Пошли, пошли. Тебе говорят!

Ольга подождала, когда за ними закрылась дверь. После этого она осторожно взяла трубку селектора и нажала сразу на две кнопки. В трубке послышались негромкие голоса.

– Я всегда восхищался вашим даром уговаривать людей, – почти искренне говорил Сатанеев.

– Тут уговорами не обошлось, – глухо сказала Кира.

– Власть применили?

– Силу.

– Неужто… – притворно испугался Сатанеев.

– Пришлось.

– Понимаю. – Он сочувственно закивал.

Кира обернулась.

– А раз понимаете – действуйте! – не скрывая своего отношения, резко произнесла она. – И помните – им нельзя встречаться. Если вдруг до наступления Нового года она его поцелует…

– Что же ты, Витя, неловкий такой? – упрекал Коврова Брыль в коридоре. – Разве может женщина открыть секрет сразу двум мужчинам?

– Хм, пожалуй, – усмехнулся Ковров и сверху вниз взглянул на открывшегося ему по-новому Брыля. – А ты, оказывается, знаток, Фома. Можно сказать, людовед.[17]17
  Следует, видимо, сообщить молодым читателям, что «людовед» и «душелюб» – непременные атрибуты писателя Евг. Сазонова, автора романа века «Бурный поток». Этот писатель – постоянный персонаж 16-й (юмористической и сатирической) страницы «Литературной газеты» в 60—70-х гг., плод коллективного творчества. – В. Д.


[Закрыть]

– Это ты у нас в магических сферах витаешь, – парировал Брыль. – А мне, грешному, по земле приходится… То мышкой, то зайчиком, а то и котиком ласковым прикинусь. Тоже свое волшебство, житейское…

Из-за поворота пустого коридора неожиданно вышел представитель Кавказа и с радостным возгласом бросился к ним.

– Товарищи, дорогие, помогите выход найти! Совсем заблудился! Шесть часов – сразу все исчезли. По волшебству, да? Спросить не у кого.

– По волшебству, – кивнул Ковров и обратился к Брылю: – Начерти ему план. Бумага есть?

Брыль достал из кармана мятый листок и сунул его в руки Коврова.

– Черти сам, некогда мне. – Он указал глазами на вышедшего Сатанеева.

– Думаешь, уже знает? – с уважением глядя на техника-исполнителя, спросил Виктор.

– Уверен. – Брыль мягко скользнул в неплотно прикрытую Сатанеевым дверь.

Ковров принялся чертить на листке, положив его на портфель, услужливо подставленный гостем. Тот напевал что-то веселое и то и дело поглядывал на часы.

– Торопитесь? – сквозь зубы спросил Ковров.

– Очень! – сразу откликнулся представитель Кавказа, которого распирало желание поделиться с кем-нибудь своими радостями. – Завтра дома буду! Наряд подписал! – Он выхватил из кармана мятую бумагу с печатями и помахал ею перед носом Коврова. – Думал, до Нового года просижу. Даже в кресле заснул. Вдруг – гром, озоном пахнет! Девушка вышла, директор вышла…

– Где вы слышали гром? – перебил его насторожившийся Ковров.

Кавказец кивнул на приемную.

– Там, за дверью. И молния сверкнула. Замечательный у вас институт, коридоров только многовато.

Он схватил исчерченную бумажку.

– Спасибо вам, спасибо! – И пошел, почти побежал по коридору.

Из приемной выскочил Брыль, прислонился к стене рядом с Ковровым.

– Заколдована…

– Знаю. Кем?

– Самой. Расколдуется, только если жениха до Нового года поцелует…

– За что ее?

– Неясно. Вроде Сатанеев накрутил: работника ценного теряем. А сам Алене проходу не дает.

Ковров свирепо выпятил челюсть.

– В прах обращу! В грязь, в слякоть!

Брыль безнадежно махнул рукой.

– Всплывет…

– Да, пожалуй, – неожиданно легко согласился Ковров. – А Кира-то? Умница, талант, разобраться не смогла…

– Что – Кира! – Брыль пожал плечами. – Тоже ведь женщина…

– Ладно, – решительно сказал Ковров. – Причитания отменяются. Будем действовать.

– Как действовать? – уныло возразил Брыль. – Ты Киру не переубедишь. Киврин бы мог, но он уехал…

– Жениху телеграмму дать надо, чтобы немедленно приезжал. Где адрес?

– Адрес… Адрес – Брыль принялся хлопать себя по карманам. – Слушай, я бумажку с адресом тебе отдал. Ты на ней план чертил.

Не сговариваясь, оба рванули по коридору в ту сторону, куда ушел гость.

Весело напевая и поминутно сверяясь с планом, представитель Кавказа уверенно шел по пустым переходам. Вдруг сзади послышался нарастающий топот, отдаленный крик: «Стой!» Вдали замаячили два силуэта, несущиеся что есть мочи.

– Стой! – донеслось уже явственнее.

– Что? – растерянно спросил набегающих гость.

– Отдай бумажку!

Представитель Кавказа слегка заметался и ускорил шаги.

– Ой, ой, ой! – пробормотал он, оглядываясь. – Зачем трепался! Наряд отнимут!

И перешел на рысь.

– Стой, тебе говорят! – срывающимся дискантом потребовал Брыль, с трудом поспевая за длинноногим Ковровым.

Фигура впереди поддала и скрылась за поворотом. Ковров на бегу по-разбойничьи свистнул. Представитель Кавказа понесся вовсю. Сзади его преследовал топот и неразборчивые крики.

– Обходи справа! – скомандовал Брылю Ковров. – Сейчас возьмем!

Кавказец выскочил из-за поворота и замер: впереди, расставив руки, набегала приземистая фигура. Гость метнулся назад, но тут его уже ждал Ковров. Преследуемый обмяк, прислонился к стенке и прикрылся помятым нарядом.

– Все, все, все! – быстро заговорил он. – Все объясню, где надо! Только без рук. Давайте действовать официально!

– Вот она! – воскликнул Брыль, поднимая с пола мятую бумажку с адресом и планом.

Не обращая больше внимания на представителя Кавказа, оба понеслись в обратную сторону. Их топот и голоса растворились в глубокой тишине пустых коридоров. Гость с изумлением посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на помятый наряд в своей руке.

– Что, опять повезло? – изумленно спросил сам себя и огляделся.

Он стоял на пересечении двух тускло освещенных, казавшихся бесконечными коридоров. Крутом были только запертые двери и глухие, без окон, белые стены.

В кабинете Шемаханской большие напольные часы гулко пробили половину восьмого. Кира Анатольевна подняла голову от стола, за которым, видимо, долго сидела в одной и той же позе, встала и прошла через весь кабинет в угол, где только что стоял телевизор. Теперь телевизора нет. Вместо него стоит большое круглое зеркало – впрочем, не стоит, а как-то странно висит – ни на чем. Кира Анатольевна останавливается перед зеркалом, вглядывается в свое отражение.

– Вопрос первый, – говорит она. – Правильно ли я поступаю с Аленой?

Отражение отрицательно качает головой и грустно улыбается.

– Она сама виновата! – восклицает Кира. – Нельзя прощать вероломство! – Кира отворачивается. – Кроме того, Иван Петрович… тоже должен понять и почувствовать свое заблуждение… или наваждение, не знаю уж, что тут ближе к истине.

– Тобой владеет гнев, – тихо говорит женщина в зеркале. – Ты несправедлива.

– На моем месте каждая поступила бы так же! – запальчиво возражает Кира.

– Ты – не каждая и должна быть осторожной, – произносит отражение.

– Почему я все время должна жертвовать собой? Отражение укоризненно качает головой.

– Другими жертвовать легче…

– Хорошо, покажи мне… ее, – просит Кира.

Отражение исчезает. Вместо него в зеркале появляется Алена. Она открывает дверь своей квартиры Сатанееву. Он, противно жмурясь, припадает к ее руке, одновременно протягивая букет цветов. Кира делает брезгливый жест рукой. Сатанеев и Алена пропадают из зеркала.

– Теперь… его, – требует Кира.

В зеркале появляется Киврин. Он стоит возле трапа самолета и, поглядывая на часы, напряженно ищет кого-то в толпе.

– Убрать! – резко говорит Кира. – И пусть все остается, как есть!

Просто и неприветливо обставленная комнатка в однокомнатной квартире. За столом, покрытым белоснежной скатертью, сидят Сатанеев и Алена. У девушки вид слегка томный, но глаза смотрят зорко, выжидательно.

– Как видите, Аполлон Митрофанович, – говорит она, – живу я просто, незамысловато. Ничего, кроме самого необходимого, у меня нет.

– Такой бриллиант, как вы, – пылко произносит Сатанеев, – достоин самой лучшей оправы!

– Вы полагаете? – Алена кокетливо склонила голову набок.

– Несомненно! И я мечтал бы всю жизнь создавать для вас эту… оправу. Ну, если позволите.

Алена залилась русалочьим смехом.

– Старый шалун! Нет, серьезно, как-то грустно становится, если представить себе, что всю жизнь придется прожить в этой… обстановке.

– Очаровательница! – блеет Сатанеев. – Вам стоит только пожелать.

Он хватает ее руку и хочет поцеловать, но она вырывается и звонко шлепает его ладонью по лысине.

– Не спешите! Как вы не понимаете, что компрометируете меня! Девочки! – кричит она весело. – Как там наш кофе?

– Сию минуту, Алена Игоревна! – доносится из кухни голосок Верочки.

– Но меня удручает не только это, Аполлон Митрофанович, – продолжает Алена.

– Я весь внимание! – с энтузиазмом откликнулся Сатанеев.

– Мне вдруг надоела моя лаборатория. Знаете, сфера услуг… это все-таки что-то… непрестижное, правда?

– Н-да… Бездуховное, я бы сказал. Будем думать.

– Но есть еще и во-вторых, – хитренько взглянув на Сатанеева, прибавила Алена. – Мне осточертел весь этот Китежград.

Сатанеев несколько померк.

– С этим, доложу я вам, потруднее будет…

– Думайте, Аполлон Митрофанович, думайте, – становясь серьезной, призвала Алена. – Даром в нашем мире ничего не дается… даже дуракам… Я не о вас, конечно.

Сатанеев все-таки обиделся.

– Чего уж проще! – раздраженно сказал он. – Поезжайте к своему жениху – вот вам и Москва!

– К какому жениху? – искренне удивилась Алена. – У меня нет жениха ни в Москве, ни… пока… в Китежграде.

В дверях, с дымящимся кофейником на подносе, застыла Верочка. За ней, с корзинкой, полной печенья, стояла Катенька. При последних словах Алены на их лицах появилось выражение ужаса.

– Несите, несите, милочки! – повернулась к ним Алена. – Что же вы встали?

Девушки робко приблизились к столу.

Иван Пухов с помощью Антона и Павла снимает с машины мебель и тащит в подъезд нового дома. Напрягаться им особенно не приходится – мебели прискорбно мало. Одновременно они напевают веселую песенку, которая складывается из отдельных реплик, шуток и полунамеков, а музыка рождается, как говорится, прямо на ходу – из звуков улицы, гулких ударов хлопающей двери парадного, шагов, в общем, всего, что в обыденности мы называем шумом. Особенно отличается Антон – ударник в этой сложившейся группе музыкантов «для себя». Из легкой тумбочки он извлекает лихую барабанную дробь, кухонный стол служит для него чем-то вроде ксилофона.

Потом в маленькой однокомнатной квартире, похожей на квартиру Алены, друзья расставляют мебель, передвигая все предметы по несколько раз с места на место. И звучит веселая песенка молодых холостяков, в которой говорится, что мужчине в наше время тоже приходится собирать приданое, и неизвестно, по какому обряду сейчас женятся: то ли жених обязан встречать невесту «калымом». Все перепуталось: женщины надели мужскую одежду, мужчины бегают по магазинам, пока жены «пропадают на работе». Но самое главное – женщины часто оказываются умнее мужчин – непонятно, как им это удается! Трудно стало с современными женщинами, очень трудно. Так что, пока не поздно, думай, холостяк!

Иван ставит на стол пустую молочную бутылку, втыкает в горлышко скромный букет цветов и, прислонив к импровизированной вазе фотографию Алены, удовлетворенно оглядывается.

– Все! – говорит он. – Поехали встречать.

– Куда так рано? – удивляется Антон. – Самолет через три часа прилетит.

– Лучше заранее быть, – объясняет Иван. – Она ждать не любит.

– Видал? – смеется Павел. – Еще не обженился, а уже под каблуком.

В дверь позвонили. Иван вышел открывать. В коридор ввалился заиндевевший Борис, заполнив собой сразу все пространство.

– Прости, опоздал. Все по ее милости! – Он вытащил из-за спины худющую девчонку, смешную, конопатую, с горящими любопытством глазами.

– Нина! – представилась девчонка.

– Сестра? – улыбнулся Иван.

– Понимаешь, пристала как банный лист – покажи ей ведьминого жениха! – улыбнулся, раздеваясь, Борис.

– Как не стыдно, Борька! – зашипела девчонка, исподтишка лягнув брата ногой.

Она вошла в комнату.

– Ой! – воскликнула Нина, увидав фотографию Алены, – Это она?

Иван кивнул.

– Какая красивая! – восхитилась Нина, быстро глянула на Ивана и прибавила: – Вы тоже ничего… Но она лучше.

Все улыбнулись, а Борис посоветовал:

– Прикуси язык!

Нинка хотела тут же что-то возразить, но в дверь опять позвонили.

– Телеграмма! – мрачно сообщил занесенный снегом человек, подавая бланк «молнии». На бланке значилось: «АЛЕНА ПРИЕХАТЬ НЕ МОЖЕТ ЗАКОЛДОВАНА СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ ВЫРУЧАТЬ ПОЕЗДОМ № 13 ДРУЗЬЯ АЛЕНЫ».

Павел, Антон и Борис, читавшие телеграмму через плечо Ивана, растерянно переглянулись.

– Что же это…

Нина присела на корточки, тоже прочла текст и ахнула. От ее «аха» все заговорили.

– Постой, тут разобраться надо. – Рассудительный Павел взял телеграмму и принялся ее изучать.

– Чушь. Бред. Такого не бывает! – уверенно заявил Антон, не веривший ни во что, чего нельзя потрогать руками.

– Просто розыгрыш! – успокоил Борис. Однако это не возымело действия.

– Куда ж теперь? – бормотал Иван, разглядывая сразу две телеграммы: одну с извещением о вылете, другую – только что полученную.

– Конечно – в аэропорт! – решительно предложил Павел.

– Правильно! – обрадовался Антон. – А «друзей» этих мы потом разыщем.

– Поговорим как следует, – пообещал Борис, демонстрируя увесистый кулак.

Третий раз за вечер прозвучал дверной звонок. На лестничной площадке стоял парень в фирменной фуражке таксиста.

– Машина у подъезда. Спускайтесь скорее, а то опоздаете.

– Куда? – в один голос спросили все, стоявшие в коридоре.

– Как это – куда? – удивился таксист. – На поезд! Сорок минут до отхода…

Комната Алены. Сатанеева уже нет. На столе чашка с недопитым кофе, наполовину опустевшая корзинка с печеньем. Верочка и Катенька, потупившись, сидят за столом, Алена стоит перед зеркалом и рассматривает себя.

– По-моему, было очень мило. Вы не находите, девочки? – рассеянно произносит она.

– Да, Алена Игоревна, – не поднимая глаз, откликаются они. Алена садится перед зеркалом и распускает волосы.

– Ну, ладно, – говорит она. – Держитесь за меня, девочки, не пожалеете… Катя, душечка, убери со стола. А ты, Верочка, причеши меня на ночь… Ох, как я устала!

Лихо развернувшись, такси подкатило к зданию вокзала. Четверо друзей и Нина выбрались из машины и побежали по ступенькам.

– А вдруг билетов нет? – с ужасом предположил Иван.

– Как-нибудь посадим, – неуверенно пообещал Борис.

– Говорили тебе – не связывайся с ведьмами! – напомнил Павел.

В огромном вестибюле вокзала их встретило громогласное объявление:

– Пассажира Пухова и его товарищей, отъезжающих в Китежград, просим срочно подойти к четвертому окну, – сказал неожиданно разборчивый женский голос.

Иван опрометью бросился в указанном направлении. Антон, Борис и Павел переглянулись.

– Вот это фирма! – восторженно сказал Антон. – Действуют друзья Алены Саниной.

– Да, действительно – чародеи необыкновенных услуг! – усмехнулся Павел. – Билеты под Новый год!

– Подожди, подожди! – спохватился Борис – Они вроде и нас приглашают…

– А ведь верно. – Антон посмотрел на товарищей, – Не стоило бы Ваньку одного на такое дело пускать…

– Едем! – решительно заключил Павел.

Они заторопились к кассе. Нина печально посмотрела вслед. Иван пробивался сквозь толпу. Очередь шумела:

– Не пускать его!

– Куда лезешь?

– Объявление слышали? – огрызнулся Иван. – Пухов я. Меня вызывали.

– Пухов! Тоже мне фамилия! – оттирая Ивана, возмущался здоровенный дядя. – Становись в хвост.

– Немедленно пропустите товарища Пухова! – послышался строгий голос из кассы.

Очередь обмякла и попятилась, открывая Ивану дорогу. Кассирша встретила его ласковой улыбкой.

– Что же вы… задерживаетесь? Мы вас ждем. Вот вам четыре билета, до самого Китежграда, с постельками…

– Четыре? – удивленно переспросил Иван и обернулся: на плечо его легла чья-то рука.

– Бери! – сказал Борис – Мы с тобой. Иван протянул в окошко деньги.

– Тут не хватает немножко, – все с той же ласковой улыбкой сообщила кассирша.

– Подожди! – засуетился Борис и крикнул: – Нина! – Потом объяснил Ивану: – У нее есть. Она тебе на подарок собрала.

Нинка выросла, словно из-под земли. Пользуясь тем, что Иван благодарно пожимал руки, она тоненьким голоском попросила:

– Тетенька, дайте пять билетов, пожалуйста. Только один в другом вагоне.

– Пять? – нахмурилась кассирша, но тут же закивала: – Хорошо. Пусть будет пять…

И протянула девочке посадочные бланки.

Комната Алены освещена мягким, неярким светом ночника. Алена спит, лицо ее во сне безмятежно. Верочка и Катенька, сняв туфли, прибирают со стола и о чем-то перешептываются. Вдруг Алена забормотала что-то во сне, перевернулась на спину. Девушки замерли, прислушались.

– Ванечка, дорогой, – шепчет Алена. – Как я соскучилась. Нет, нет, я приеду… обязательно…

– Ой, Катя! – всплеснула руками Верочка. – Во сне-то она любит!

Девушки склонились над Аленой, прислушались, но ничего, кроме ровного дыхания спящей, слышно не было.

На вокзальных часах стрелка приближалась к десяти. По заснеженному перрону, лавируя между пассажирами и автокарами, бежит Иван со своей компанией.

– Нинка, марш домой! – на ходу крикнул сестренке Борис.

– Боренька, только до вагона, – с небывалой покорностью попросила Нина.

– Вот он, тринадцатый! – объявил Иван.

У вагона их поджидала чуть ли не вся поездная бригада. Начальник поезда с моржовыми усами и физиономией, тоже напоминающей кого-то из морских млекопитающих, сделал шаг навстречу.

– Товарищ Пухов, если не ошибаюсь? – сиплым капитанским голоском осведомился он.

– А откуда вы знаете? – опешил Иван.

– Как же, ждем, беспокоимся даже… Предупреждены и наслышаны! Прошу!

Он взял билеты из рук Ивана, передал их проводнице и вежливо подсадил его в вагон под локоть.

– Волшебные услуги продолжаются! – шепнул Антону Павел, следуя за Иваном. Последним поднялся Борис.

– Как только тронемся, вам чайку горячего принесут, для сугрева подадут! – пророкотал им вслед начальник поезда и строго прибавил, обращаясь к проводнице: – С вафлями!

Та кивнула.

– Иди домой, – еще раз строго приказал из тамбура Борис, обращаясь к сестренке, оставшейся на перроне.

Нина помахала рукой вдоль состава.

В мастерскую волшебной древесины, держась за голову и постанывая, вошел Ковров. Брови его удивленно вздернулись. На верстаке, свернувшись калачиком, спал Брыль. Виктор грубо потряс его. Брыль сел и уставился на друга еще не совсем осмысленным взглядом.

– А?

Ковров наклонился, понюхал его.

– Не-е! – замотал головой Фома. – Ни капли. Тебя ждал. Удалось?

– Едут! – однословно ответил Ковров и опять взялся за голову.

– Сейчас, сейчас – Брыль засуетился, принялся массировать виски Коврову. – Сейчас мы тебе облегчение сделаем. Слушай, а почему ты сказал «едут»?

– С ним целая компания, – сквозь зубы процедил Ковров. – Заодно мы, кажется, проблему ансамбля решили.

– Музыканты? – обрадовался Брыль.

– Вроде того. Завтра Сатанееву доложим.

– Молодец ты, Витя! Трудно было?

– Друзья у него недоверчивые оказались, – вздохнул Ковров. – Пока внушил им – чуть не помер.

– Да, народ сейчас тяжелый пошел, – сочувственно закивал Брыль, – Внушению плохо поддаются.

– Все, полегчало, – сказал Ковров, отстраняя руки Брыля. – Надо бы с этим… Иваном по душам поговорить. А то без информации да с перепугу он много дров наломать может.

– Когда ж теперь говорить, – пригорюнился Брыль.

– А сейчас самое время, – усмехнулся Ковров, пристально глядя на собеседника.

Брыль поежился от его взгляда.

– Ты чего это, Витенька, так на меня смотришь? – недоверчиво спросил он.

– Соображаю, прикидываю…

– Знаешь, я, пожалуй, домой пойду, – скоренько засобирался Брыль.

– Чуть погодя, – остановил его Ковров. – Вот поговоришь с Иваном – и баиньки.

– Сам поговоришь! – взвизгнул Брыль, порываясь к двери. – Ты чародей, ты больше получаешь!

– Кто сколько получает, одна бухгалтерия знает, – смеясь, ответил Ковров, удерживая за плечи рвущегося Брыля. – У меня болит голова. А в разговоре этом волшебство нужно… житейское. Чтоб и котиком, и зайчиком… Главное, парня успокоить, ты это сумеешь. Понял? Так что приготовься, сейчас в купе очутишься.

– Ты что, с ума сошел? – по-заячьи заверещал Брыль. – Меня ж за вора вагонного примут. Арестуют! Побьют!

– Не боись… Вагонный! – гулко хлопнув по спине Брыля, засмеялся Ковров. – Я все устрою!

Мастерская озарилась жутковатым сиреневым светом. От дружеского хлопка Брыль как-то сразу сжался, затих и начал стремительно уменьшаться в размерах…

Поезд стремительно мчался сквозь зимнюю ночь. Иван сидел в купе на разостланной постели и думал, облокотившись о столик и подперев кулаком щеку. У локтя его тихо дребезжали четыре пустых стакана в подстаканниках. Товарищи уже спали. Ритмично тараторили колеса. Неожиданно послышался мягкий стук. Иван повернул голову.

В проходе между полками лежал тощий рюкзак, который он прихватил с собой. Иван поднял глаза кверху и застыл с открытым ртом. На краю багажной ниши, свесив ножки на дверь, сидел маленький человечек, весь покрытый серым пухом.

– Простите, – сказал человечек скрипучим голоском. – Я нечаянно уронил. – И он показал крошечной рукой на рюкзак.

Иван опустил взгляд на пол и снова уставился наверх.

– Э-э-э… – произнес он с трудом. – А вы, собственно, кто такой?

– Я вагонный…

– Кто-кто?

– Ну, как бы вам сказать это… Про домовых слыхали?

– Да.

– Про леших там, про водяных? Иван кивнул.

– Вот. А я – вагонный. Временно… По специальной надобности.

Слова о «специальной надобности» почему-то совсем доконали и так перетрусившего Ивана.

– Вот я сейчас разбужу ребят, тогда узнаем, какая у вас надобность.

Человечек усмехнулся, но, впрочем, на всякий случай подобрал ноги.

– Не получится. Они будут спать теперь, пока я не уйду. Только тогда… возможно.

Вагонный начал ерзать на краю ниши и спрыгнул вниз. Но упал не сразу – сначала как бы повис в воздухе, смешно растопырив маленькие руки и ноги.

– Вот и все! – удовлетворенно сказал он запыхавшимся голоском. – Позвольте присесть?

– Конечно! – поспешно ответил Иван, отодвигаясь на всякий случай к окну.

– Я к вам по делу, – начал Вагонный, удобно устраиваясь. – Вы ведь точно Пухов Иван Сергеевич?

Иван облизнул губы и молча кивнул головой.

– Ну так вот, – продолжал Вагонный. – Вашу знакомую Алену Игоревну крепко заколдовали. Весну, то есть любовь и все такое прочее, из сердца ее вынули, а зиму вставили! – Он вздохнул. – Вот такие дела. – И посмотрел на Ивана.

– Вы что это, серьезно, что ли?

– Вполне. Теперь по порядку… Поскольку Алена Игоревна заколдована, сами понимаете, узнать вас она никак не может… потому что знакомство ваше только с любовью было связано. Так?

– Так.

– Вот. А в остальном она все понимает, оценивает… Только не как раньше, а иначе… Почти наоборот. Так что вы уж с ней поосторожней, пожалуйста…

– Что же мне делать? – с отчаянием спросил Иван. – Ведь я люблю ее!

– Понимаю, что любите! – охотно согласился Вагонный. – Это и хорошо! Потому что вот такой отыскался зигзаг волшебный: если она вас до новогодней полночи поцелует, так сразу и расколдуется.

– Как же она меня поцелует, если узнать не сможет?

– В том-то и вопрос! Но первым делом, Иван Сергеевич, надо вам в Институт под каким-нибудь видом проникнуть.

– Под каким же? – с надеждой спрашивает Иван.

– Вы ведь все музыканты, правильно?

– В некотором роде, – осторожно подтверждает Иван.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Вагонный. – Мы вас ансамблем представим! Годится?

– Да, но ведь мы без инструментов…

Вагонный хлопнул себя ладошкой по лбу.

– Эх, незадача! Недосмотрели… Ладно, приедем, тогда и дорешим задачку. А теперь должен я вас оставить. Ложитесь-ка спать, Иван Сергеевич, сил набирайтесь, пригодится.

– Да какой там сон, помилуйте! – воскликнул Иван.

– Ай, ай, ай! – укоризненно покачал головой Вагонный. – Вы ведь мужчина! Вас любила сама Алена Игоревна! А вы сразу раскисли… Смотреть неловко.

Иван исподлобья взглянул на Вагонного, и ему в самом деле стало неловко за свою слабость. Он подобрался, выпрямился.

– Вам действительно нужен сон, – сказал Вагонный и пристально посмотрел на Ивана.

Тот вдруг широко, с прискуливанием зевнул.

– Спите! – свистящим шепотом произнес Вагонный. – И запомните: ничему там не удивляйтесь и не делайте ничего серьезного самостоятельно, не посоветовавшись с Виктором Петровичем Ковровым или Фомой Остаповичем Брылем… особенно.

Иван повалился набок, закрыл глаза и начал засыпать, бормоча:

– Да, да… Не удивляться… Понимаю…

Вагонный посмотрел на него, улыбнулся и тихо запел колыбельную, мелодия которой временами сливалась с воем ветра за окном да перестуком колес. В песенке поется о том, что где-то, на глухой лесной тропинке вот-вот встретятся два года – Новый и Старый. Они пожмут друг другу руки и разойдутся навсегда – один в прошлое, другой в будущее. И каждый что-то понесет с собой, один – обретаемое, другой – утраченное. Как угадать, в каком мешке твои надежды?..