Текст книги "Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты"

Автор книги: Светлана Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

– Так, – молвила Кира Анатольевна голосом, не предвещающим ничего хорошего. – И кто же это… сотворил?

Сатанеев сделал шаг назад, на всякий случай выдвинув перед собой Камноедова. Алена умоляюще посмотрела на Киврина. Киврин ободряюще улыбнулся.

– Интересное решение! – громко сказал он.

– Вы думаете? – спросила Кира, оборачиваясь.

– А что? – Киврин обвел взглядом присутствующих, словно приглашая присоединиться к его высказываниям. – Просто, демократично.

Ученый совет пришел в движение, послышались одобрительные реплики:

– Удобно…

– Знакомо…

– Без выкрутасов…

Кира Анатольевна вздохнула, пожала плечами.

– Мне виделось что-то более… изящное, но если нет возражений… форма принимается. Приступим к проверке содержания.

Она обвела взглядом присутствующих.

– Напоминаю: волшебная палочка создана для того, чтобы ею мог воспользоваться любой работник сферы обслуживания, не являющийся чародеем.

– Доверенный работник! – тихо подсказал Сатанеев.

– И проверенный, – вставил Камноедов, – а то непроверенные такого натворят…

– Да-да… – кивнула Кира. Чувствуется, что ей не терпится скорее приступить к делу. – Что ж, друзья! – говорит она, с волнением глядя на волшебный предмет. – Нам остается только что-нибудь пожелать. Ваше слово, Алена Игоревна.

Алена лукаво и нерешительно смотрит на Шемаханскую.

– Что же вы, Аля? – ласково говорит Шемаханская, – Пожелайте что-нибудь самое прекрасное из того, что создано природой и человеком!

– Отпуск! – выпаливает Алена, – Целый месяц, с сегодняшнего дня!

– Сейчас не время шутить! – Шемаханская отворачивается, поджав губы.

– Самое прекрасное – это прекрасные женщины, – льстиво говорит Сатанеев. – Но они у нас уже есть!

Он смотрит на Алену и Киру. Кира слегка кивает. Алена отворачивается.

– Цветы! – вдруг тихо говорит секретарша Ольга.

– Молодец, Оля! – снисходительно улыбается Шемаханская и обращается к Совету: – Прошу внимания! Сейчас я взмахну рукой, – она демонстрирует изящный жест, – произнесу «букет цветов», и цветы должны появиться на этом столе. Как видите, палочка очень проста в обращении.

Указав на легкий столик, крытый зеленым сукном, на котором начерчен мелом магический круг, Шемаханская торжественно поднимает руку.

– Простите, Кира Анатольевна, – обращается к директрисе высокий мужчина из состава ученого совета, – вам не кажется, что в целях чистоты эксперимента надо бы… передать палочку в руки лица незаинтересованного, не знакомого с волшебством и современной магией?

Кира слушает говорящего с некоторым раздражением, но соглашается:

– Пожалуй… Но где же мы найдем такое… лицо?

– Я такое лицо! – раздается голос с кавказским акцентом.

– Кто это? – удивленно спрашивает Кира Анатольевна у Сатанеева, но тот не успевает ответить.

– Лицо я! Самое подходящее, – торопясь, говорит гость с Кавказа. – Волшебства не знаю! Даже в детстве сказок не читал! Я деловой человек, у меня наряд! Сейчас все сделаю, смотрите, пожалуйста!

Он ловко выхватывает палочку из рук ничего не понимающей Киры.

– Вот – раз, два, три! Букет цветов!

Повторяет жест Шемаханской, гость с Кавказа легко и плавно взмахивает палочкой. На столике появляются три гвоздики в целлофане с ценником: «Один рубль».

– Ага! Что я говорил! – торжествует представитель с нарядом. – Еще букет цветов? Или «Букет Абхазии»?

Но на него никто уже не обращает внимания. Все повернулись к Кире.

– Свершилось! – тихо говорит она. Раздаются вежливые аплодисменты. Кира направляется к выходу. За ней следует ученый совет, на ходу обмениваясь впечатлениями:

– Потрясающе!

– Какой успех…

– …скрижали…

– …академия…

– …все учебники…

– …за рубежом ахнут!

Тем временем гость с Кавказа в стороне от толпы осторожно открывает портфель. Появившийся рядом Ковров аккуратно берет его под руку.

– За помощь спасибо, а палочку, пожалуйста, сюда. – Он протягивает открытый ларец.

– Слушай, только шапку зимнюю, можно? – нежно поглядывая на волшебную палочку, просит гость. – Уши мерзнут…

– Дома отогреешь! – грубо прерывает подоспевший Камноедов. – И вообще, как вы сюда проникли?

– У тебя свой секрет, у меня свой секрет! Все равно ваша В. П. нашей будет! – многозначительно обещает гость и выходит в сопровождении Камноедова.

Алена, Ковров, Брыль, Катенька и Верочка собрались в мастерской волшебной древесины. Все возбуждены удачей, общим ликованием, песенкой. У Верочки в руках гитара.

– Аль, хочу спросить, – понизив голос, говорит Ковров. – Что это за история у тебя с московской пропиской?

– Подслушал? Ладно, признаюсь, – улыбнулась Алена. – Замуж выхожу. В Москве. Завтра свадьба.

– Уезжаешь?! – ахнул Ковров.

– Неужто насовсем! – всплеснул руками Брыль.

– Алена Игоревна вернется! – радостно объявила Верочка.

– Она уже нам обещала, – добавила Катенька. – Правда?

– Правда, Катенька, обязательно вернусь. И его с собой привезу, – подтвердила Алена. Подумала и сама себя спросила: – Только что ж он будет здесь делать?

– А он у тебя кто? – с надеждой спросил Ковров.

– Просто… человек. Очень-очень хороший.

– Не чародей, значит, – печально уточнил Ковров. – Кира знает?

– Не хотела говорить до испытаний, сейчас к ней схожу. Ты, Витенька, мне билет на вечерний рейс возьмешь? А вы, Фома, пожалуйста, телеграмму по этому адресу…

Алена передала Брылю сложенную бумажку.

В кабинете Шемаханской продолжалось совещание. На маленьком столике перед директорским столом стоял резной ларец, и все время от времени на него поглядывали.

– А что, если пригласить комиссию для приема волшебной палочки не как-нибудь, в рабочем порядке, а торжественно, со значением, например, тридцать первого декабря? – говорила Кира Анатольевна, сама зажигаясь своей идеей. – Покажем, как говорится, товар лицом! Устроим настоящий новогодний бал, с музыкой, танцами, а главное – с демонстрацией нашего нового изобретения в действии?

Совет возбужденно зашевелился. Было видно, что идея понравилась. Особенно одобрительно отнеслись к ней женщины.

– Впечатляюще… и дальновидно! – произнес Сатанеев. Только Киврин ничего не сказал, настороженно глянув на Киру. Он ждал, что за этим последует.

– Значит, нет возражений? – спросила Кира.

– Какие возражения? – удивился Камноедов. – Не может быть возражений!

– Помолчите! – сквозь зубы зашипел на него Сатанеев и сразу включился в разговор: – Предлагаю программу: елка с противопожарными огнями, Дед Мороз из фирмы «Заря», скромное товарищеское застолье и танцы под трансляцию. В фойе – три телевизора в ряд!

Кира поморщилась.

– Необходимо пригласить хороший эстрадный ансамбль.

– А может, самодеятельностью обойдемся? – осторожно спросил Сатанеев.

– Не обойдемся! – твердо сказала Кира. – Ансамбль должен быть! Возьмите кого-нибудь в помощь и приступайте!

– Если не возражаете – Санину Алену Игоревну? – быстро предложил Сатанеев.

– Не возражаю! – кивнула Кира и обратилась к Киврину: – Иван Степанович, а вы что скажете?

– Ансамбль, конечно, хорошо, – откликнулся Киврин. – Но вот комиссия… Под Новый год… Поедут ли?

– Поедут. – Кира улыбнулась. – Этим займетесь вы.

– Что значит – займусь? – Киврин даже привстал.

– Съездите в Москву, поговорите, пригласите, попросите, – мягко, но настойчиво сказала Шемаханская.

– Но у меня… совсем другие планы! – Киврин поднялся во весь рост.

– Я знаю, Иван Степанович, – пристально глядя на него, продолжала Кира. – И все-таки… прошу.

– А нельзя ли мне отказаться? – сдержавшись, спросил Киврин.

Такой поворот событий не застал Шемаханскую врасплох. Она только грустно улыбнулась, слегка наклонив голову.

– Что ж, не хочу настаивать, но если вы откажетесь… я сниму свое предложение. Не скрою, мне очень хотелось, как руководителю… да и как женщине… Балы ведь в нашей жизни случаются не часто…

Она тряхнула головой, села, подвинула к себе бумаги.

– Тогда все это отменяется и мы возвращаемся к нашей повседневности.

В кабинете повисла напряженная тишина. Все смотрели на Киврина. Он, не поднимая глаз, спросил:

– Когда лететь?

– Сегодня, вечерним рейсом, – немедленно ответила Кира.

– Хорошо. – Киврин встал и пошел к выходу.

– Перед отъездом, пожалуйста, загляните ко мне, – провожая глазами его ссутулившуюся спину, попросила Шемаханская.

Он молча кивнул и скрылся за дверью. Шемаханская тихонько вздохнула и обратилась к секретарше:

– Олечка, закажите, пожалуйста, Ивану Степановичу билет, погоду я обеспечу…

В мастерской волшебной древесины Верочка и Катенька льнули к Алене.

– А вы его очень любите?

– Ужасно, Верочка!

– А он красивый?

– Не знаю, девочки… Мне нравится…

– А как его зовут?

Проходивший мимо Камноедов, услышав голос Алены, сбился с рыси и затоптался у полуоткрытой двери, как стреноженный.

– Иван Сергеевич, – сказала Алена, улыбаясь.

– Ой, как Тургенева! – обрадовалась Катенька. – А все-таки, какой он собой?

– Опишите!

– Не могу…

– Он веселый?

– Да!

– Добрый?

– Да!

– Нежный?

– Да, да…

– А еще, еще он какой? – приставали девушки.

– Я не сумею объяснить, – отбивалась Алена. – Лучше спою!

Алена задорно тряхнула головой, взяла гитару, тронула струны и запела веселую песенку о женихе, в которой подтверждается старая истина: любовь слепа, и очень хорошо, что это так, потому что представляете, что было бы, будь она зрячей? Как бы они выглядели, все эти мужчины, если критически на них посмотреть? Верочка и Катенька по ходу песенки задают Алене «каверзные» вопросы, на которые она тут же находит ответы, аккомпанируют ей, выстукивая ритм на остатках волшебного дерева, подтанцовывают, – в общем, веселятся вовсю.

Камноедов постучался в кабинет Сатанеева. Оттуда послышалось «войдите».

– Разрешите, Аполлон Митрофанович, – осторожно начал Камноедов, прикрывая за собой дверь. – Решил вот сообщить вам некоторые… соображения.

– Сообщай, – позволил Сатанеев.

– Я тут подключился… и узнал… Думал, вам сказать нужно…

– Да, да, – поощрил помощника Сатанеев.

– Алена Игоревна как бы замуж собирается…

Алена заглянула в приемную директора и вопросительно глянула на секретаршу.

Из директорского кабинета доносилась музыка.

– Занята. У нее самодеятельность, – сказала Ольга. – И товарищ вот ждет.

В углу на стуле сидел гость с Кавказа, не сводивший с Алены глаз.

– Жду! – подтвердил он. – Очень жду, у меня наряд!

– А у вас что? – спросила Ольга.

Алена быстро подошла к ней и зашептала на ухо. Секретарша расплылась в улыбке.

– Ой, как я за вас рада! Они поцеловались.

– Приходите после обеда, – посоветовала Ольга Алене.

– Я вам заявление оставлю. Как думаете, подпишет?

– Какие могут быть сомнения…

Алена вышла.

– Я тоже пообедаю, – глядя ей вслед, сказал гость. И быстро поднялся.

Ольга усмехнулась.

А в директорском кабинете, прямо перед столом, происходили танцы. Несколько молодых людей и девушек в очень открытых эстрадных костюмах демонстрировали Кире Анатольевне свое искусство. Парни играли и пели, девушки танцевали.

Кира молча и сосредоточенно смотрела на все это, сдвинув брови и строго сложив перед собой руки. Поглощенная зрелищем и оглушенная современными ритмами, она не заметила тихо вошедшего в кабинет Киврина. Осторожно прикрыв дверь, он стал в углу, с удовольствием глядя на молодых корифеев. Парни извлекли последний оглушительный аккорд. Представление кончилось. Исполнители непроизвольно сбились в кучу, ожидая приговора.

Кира сердито вздохнула.

– И это вы хотите продемонстрировать высокой комиссии из центра? Вы что, не понимаете, в какое время живем? Не ренессанс, кажется, на дворе! Нет, это решительно не годится… В таком виде!

– А мне, представьте, понравилось, – неожиданно заявил Киврин, выступая из угла и улыбаясь девушкам. – Весело, легко, грациозно…

Кира вскинула брови.

– Вы здесь? – И, обернувшись к танцорам, махнула рукой, – Исчезните!

Группа молодежи с ропотом растворилась в воздухе. Киврин даже руками развел.

– Ну, зачем же так-то, Кира!

– А затем, чтобы ты глаза не пялил, куда не надо! – Она отвернулась.

– Это что-то новое, – усмехнулся он. – Первая вспышка ревности за семь лет…

– Ты появился неожиданно.

– Прости… Зашел попрощаться.

– Сердишься? – Она вышла из-за стола и приблизилась к нему.

Осторожно покосившись на дверь, взяла за руку.

– Пойми, Ваня, обстоятельства… Но это в последний раз! Иван Степанович покачал головой.

– Сфера услуг, Кира, не имеет конца. Она беспредельна, как Вселенная. И так же вечна, в отличие от нас…

Строгое «директорское» выражение исчезло с лица Киры Анатольевны. Оно стало мягким, нежным и даже, страшно сказать, ласковым.

– Обещаю тебе… Как только ты вернешься – обещаю… Киврин грустно улыбнулся и предостерегающе поднял руку.

– Не надо! Я устал ждать, надеяться, разочаровываться и снова – ждать. Как видишь, волшебники тоже бывают в заколдованном кругу. Пусть все идет своим чередом, без дат, чтобы мне хоть не считать дни.

Кира печально посмотрела на него.

– Трудно ведьму любить?

– Трудно, когда тебя не любят, – возразил он.

– Любят…

И, приподнявшись на цыпочки, Кира Анатольевна неожиданно крепко поцеловала Ивана Степановича. Сделала она это так самозабвенно и решительно, что Киврин даже слегка отпрянул и выпучил глаза, потому-то он и заметил нечто, ускользнувшее от затуманенного искренним порывом внимания Киры Анатольевны.

Дверь в кабинет тихо приоткрылась, и в щель просунулась физиономия Сатанеева. Увидев застывших в поцелуе Киврина и Шемаханскую, он сначала зажмурился, потом отшатнулся. Дверь в кабинет бесшумно закрылась.

– Гм-кхм, – произнес Сатанеев, бессмысленно глядя перед собой.

– Будьте здоровы, – не поднимая головы от бумаг, пожелала ему Ольга, приняв невнятный звук за чихание.

– Что? – повернулся к ней не совсем очнувшийся Сатанеев. – Ах, да! Спасибо… Здоровье здесь нужно железное…

Он вышел, задумчиво поглядывая на директорскую дверь.

Кира и Киврин, улыбаясь, стояли друг против друга.

– Не знаю, успею ли повидать тебя до Нового года в спокойной обстановке. Поэтому… Вот, это для тебя…

Он протянул ей изящный кулон на тонкой цепочке. В центре кулона сверкали миниатюрные часики. Кира сделала протестующее движение.

– Только не это, прошу тебя!

– Но почему? – искренне удивился Киврин.

– У меня дома уже лежит тринадцать подаренных тобой часов. Давай остановимся на этой волшебной цифре.

Киврин растерялся.

– Но я не приготовил другого подарка.

– Знаешь что, привези мне вот это. – Она быстро чиркнула что-то на листе бумажки, протянула ему. Он прочел и неожиданно рассмеялся.

– Нет, на тебя, действительно, сердиться нельзя… Ты все еще дитя, Кира!

Она тонко улыбнулась.

– Я – женщина. Этим сказано все!

Гордо подняв голову, Иван Степанович вышел из кабинета. В приемной он заметил Сатанеева, победоносно улыбнулся ему и вдруг – неожиданно, совершенно по-гусарски подмигнул, приложил к губам палец. Сатанеев вздрогнул, попытался изобразить ответную улыбку, но у него это получилось плохо.

Оказавшись в коридоре, Киврин улыбнулся еще шире.

– Так! – сказал он сам себе. – Сплетня гарантирована! Очень хорошо! Да здравствует сплетня!

В прекрасном настроении, напевая знаменитую арию о клевете, Иван Степанович спускался по лестнице в вестибюль. В некотором отдалении за ним следовал Сатанеев, упорно наблюдая сутулую спину зама по науке. Он мучительно пытался осмыслить увиденное и приспособить для своих целей.

Через стеклянные двери с улицы в вестибюль вошла Алена. Следом тащился разочарованный гость с Кавказа.

– Ах, девушка! Что за девушка. Только «нет» говорит!

– Почему же, – весело возразила Алена. – Один раз я сказала «да».

– Когда? – встрепенулся гость.

– Вы спросили, хорошо ли я слышу…

Гость сразу несколько поотстал. Чтобы окончательно от него избавиться, Алена подошла к одевавшемуся у гардероба Киврину.

– С наступающим, Алена Игоревна, – живо приветствовал девушку Иван Степанович. – Рад видеть вас, особенно с такими сияющими глазами… Что-то здесь нечисто, а? – добавил он лукаво.

– Чисто, чисто, – улыбнулась она. И тихо добавила: – Замуж выхожу.

– Да ну! – Киврин искренне удивился, обрадовался, чуть не уронил уже надетую в один рукав шубу. – От всей души! Примите самые сердечные поздравления.

Он подозрительно покосился на топтавшегося в стороне кавказца.

– Ой, да что вы! – рассмеялась Алена, помогая ему поймать второй рукав. – Он в Москве меня ждет. Сегодня вылетаю.

– Вечерним? – спросил Киврин. Алена кивнула.

– Вы представить себе не можете, как мне сегодня везет, – воскликнул Киврин. – Я тоже лечу этим рейсом!

– Вот здорово! – Алена протянула ему обе руки. – Вы будете на моей свадьбе. Свидетелем с моей стороны!

Киврин осторожно и бережно взял протянутые руки девушки.

– С величайшей радостью принимаю приглашение. – Он неловко поклонился и даже чуть шаркнул ножкой.

Сатанеев, наблюдавший с лестницы эту сцену, до предела вытянул шею, чтобы ничего не пропускать.

– Примите и вы, чтобы, так сказать, не мешкая… – Киврин повесил на шею Алены кулон с часами на цепочке. – Надеюсь, вам понравится. – Он сделал ударение на слове «вам».

Алена даже покраснела от удовольствия.

– Большое спасибо, Иван Степанович! – растроганно проговорила она и, привстав на цыпочки, поцеловала Киврина.

Он ласково погладил ее по голове.

– Жду вас в аэропорту. Надеюсь, не опоздаете?

– Теперь нет! – сияя сказала Алена и посмотрела на часы.

– Так… – сказал сам себе Сатанеев. – Так-так-так! Мне, кажется, тоже наконец повезло…

Алена вошла в кабину лифта, автоматические двери сомкнулись. С неожиданной резвостью Сатанеев несется вверх по ступенькам. Плавно движется лифт, чуть отставая от него. Сатанеев, сопя, наддает и… опережает медленно ползущую кабину. С трудом переводя дыхание, Сатанеев входит в приемную директора, быстро пересекает ее и открывает дверь кабинета. Двери лифта открываются. Алена выходит и направляется к приемной.

– Все делается, Кира Анатольевна, – чуть запыхавшейся скороговоркой докладывает в директорском кабинете Сатанеев, преданно глядя в глаза Шемаханской, – Заявки в Госконцерт уже посланы… но вот… Алена Игоревна улетать собралась. А я ведь в музыке не силен. Могут подсунуть что-нибудь… неподходящее…

Бросив пробный шар, он ждал реакции.

– Когда улетает? Зачем? – Кира нахмурилась. – Вы сказали ей про распоряжение?

– Конечно, конечно, – преданно соврал Сатанеев. – Только она и слышать не хочет…

– Что ж ей так… не терпится? – с нарастающим раздражением спросила Шемаханская.

Сатанеев замялся, всячески изображая тяжкие муки внутренней борьбы.

– Да говорите же! – прикрикнула на него Кира.

– Тут, понимаете ли, такое обстоятельство… Бракосочетание, в общем. Свадьба завтра у нее…

Грозовые морщинки на лбу Шемаханской разгладились.

– Да, это несколько меняет дело, – задумчиво произнесла она.

– …с Кивриным Иваном Степановичем, – осторожно продолжил фразу Сатанеев.

– Что?!

Кира вскочила. Сатанеев тоже немедленно встал, соболезнующе опустив голову.

– Что за вздор вы здесь говорите? – гневно воскликнула Кира. – Как это вам в голову взбрело?!

– И не взбрело бы, но факты, – невозмутимо ответил Сатанеев. – Как говорится, упрямая вещь… И потом что же здесь такого… Он человек видный, свободный… Она тоже… Так что имеет полное право. И в Москве пожениться умно придумали – все-таки в одном институте работают, разговоров меньше будет.

– Господи, чепуха какая-то! – Кира вышла из-за стола и принялась ходить по кабинету. – Да я сама только что Киврина в Москву отправила!

– Вот видите! – тут же подхватил Сатанеев. – Он же мог отказаться, но не стал этого делать. Зачем? Лишнее удобство для него. Вашими руками создано…

Киру передернуло от его слов. Она остановилась у окна спиной к Сатанееву.

– Может, мне уйти? – дипломатично предложил он. – А то вы чего-то расстроены…

– Изложите факты, – бесцветным голосом потребовала она.

– Извольте. Их отношения давно в глаза бросались. Хотя бы сегодня, во время испытаний, ведь это он вас карандашик-то принять убедил. Без него вы бы эту… демократичность ни за что бы не одобрили.

– Дальше. – Кира прижалась лбом к холодному стеклу.

– То, что жениха Иваном зовут, вся лаборатория знает. Она только фамилию скрывала. Что на свадьбу в Москву летит – хоть сейчас убедиться можно – заявление у секретаря, одним рейсом, между прочим…

Кира резко повернулась, рывком открыла дверь и спросила привставшую навстречу Ольгу:

– У вас есть заявление Саниной?

– Да, вот. – Секретарша протянула бумагу. – Кира Анатольевна, можно мне пойти обедать?

– Да, – кивнула Шемаханская, впившись глазами в бумагу. И закрыла дверь.

– Продолжайте! – бросила она Сатанееву, занимая прежнее место у окна.

– Да что там говорить! – воскликнул тот, словно тяготясь взятой на себя ролью. – Только что сам видел, как они в гардеробе целовались и кулон с часиками он ей на шею повесил…

– Врете! – крикнула Кира, резко поворачиваясь к Сатанееву и глядя на него так, что он попятился. – Насчет кулона это вы врете! Не может быть!

– Да за что же вы меня так, Кира Анатольевна! – воззвал не на шутку перетрусивший Сатанеев. – Вызовите Алену Игоревну – сами убедитесь – кулон у нее на… простите… на груди висит!

С перекосившимся лицом Кира бросилась к столу и принялась давить на кнопку селектора, повторяя про себя:

– Пакость… Какая пакость!

– Вы секретаря обедать отпустили, – осторожно напомнил Сатанеев.

Кира бешеными, непонимающими глазами глянула на него.

– Привести!

– Киврин уже ушел! – быстро сказал Сатанеев.

– Санину! – потребовала Кира.

– Слушаюсь! – отрапортовал Сатанеев и опрометью выскочил из кабинета.

В пустой приемной он по-собачьи встряхнулся, пригладил венчик волос вокруг лысины и, крепко вытерев о штаны вспотевшие ладони, отпустил себе комплимент, впрочем, весьма своеобразный:

– Ай, да, Сатанеев! – сказал он. – Ай да, сукин сын!

Алена в нетерпении прогуливалась неподалеку от директорской приемной. Увидев Сатанеева, она облегченно вздохнула.

– Вы все решили с Кирой Анатольевной? Мне можно войти?

Сатанеев тоже облегченно вздохнул, заметив, что девушка не сняла кулон.

– Позволю себе задержать вас на несколько минут.

– Вы знаете, я очень тороплюсь, – попыталась отделаться от него Алена.

– В Москву? – не теряя времени, спросил Сатанеев, – К жениху, надо полагать?

– К жениху, – удивленно подтвердила Алена. – А откуда вы знаете?

– Я знаю и более существенное – то, что мы с вами назначены в комиссию по устройству новогоднего бала, которому Кира Анатольевна придает особое значение.

Алена непонимающе посмотрела на Сатанеева.

– Но я же не могу!

Сатанеев быстро глянул по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, начал уже другим, менее приторным тоном:

– Как это понимать, Алена Игоревна? Я к вам всей, можно сказать, мужской душой, а вы? Предпочли мне какого-то мальчишку?

Алена, оторопевшая от такого вступления, растерянно заморгала.

– Простите, я вас что-то не пойму, Аполлон Митрофанович…

Но Сатанеев в этот момент способен был слушать только себя.

– Я вам кое-что дарил на праздники… Цветы, например. Вы ничего не говорили! Я имел право, так сказать, думать… надеяться!

Вдруг Алена все поняла и рассмеялась.

– Ах, Аполлон Митрофанович! Шутник вы все-таки…

– Я вовсе не шучу! – возмутился Сатанеев.

– Значит, вы человек с фантазией, – уже строже сказала она. – Я и не подозревала… Вам стихи писать надо. Не пишете стихов?

Сатанеев вновь сменил тон. Он опять был сладок.

– Стихов, к сожалению, не пишу, музыки тоже. Поэтому Кира Анатольевна вас и назначила. Надо включаться, Алена Игоревна. Все равно ведь работать придется.

Алена вспыхнула.

– Это мы еще посмотрим!

И быстро пошла к приемной, дробно стуча каблучками.

– Посмотрим, посмотрим, – усмехнулся ей вслед Сатанеев. – Но какая женщина! Ах, какая женщина!

Посланец Кавказа блуждал по коридорам, рассматривая таблички.

– Девушки, скажите, где кабинет директора? – обратился он к двум молодым особам, остановившимся поболтать в укромном уголке, каких здесь было немало. – Совсем заблудился!

– Первый поворот направо, – ответила одна из девушек.

– Потом второй налево, – прибавила другая. И они вновь занялись беседой.

– Первый – направо, второй – налево, – повторил гость и пошел в указанном направлении.

В пустой приемной он подошел к директорскому кабинету, открыл дверь в маленький тамбур, но, услышав за второй дверью громкие голоса, осторожно попятился.

– Опять занята, – вздохнул он, опускаясь в кресло. – Эх, зачем обедал…

В кабинете атмосфера была уже накалена.

– Почему вы не хотите меня понять? – говорила Алена, упершись кулачками в директорский стол. Щеки ее пылали.

– Это я должна вас понимать? – Кира, сидевшая за столом, даже приподнялась навстречу. – Я?!

– Неужели вы никогда не любили? – продолжала Алена, сверкая глазами.

– Удивительное бесстыдство! – Кира даже руками всплеснула от негодования.

– Бесстыдство? – Алена растерялась на какой-то миг. – Да ведь я замуж выхожу. Понимаете, замуж!

– Почему же так скоропостижно? – ехидно спросила Кира.

– Откуда вы взяли? – парировала Алена. – Мы с Иваном давно все решили!

– С Иваном… – скептически усмехнулась Кира. – Решили, значит, поставить меня перед фактом. Не выйдет!

– Как это – не выйдет?! – Алена сдерживалась из последних сил. – Вы просто… не имеете права!

– Ах, так! – нервно засмеялась Кира. – Теперь вы о правах вспомнили… Имейте в виду – у вас еще обязанности есть!

– Я вовсе не обязана готовить какие-то… концерты!

– Вы обязаны выполнить все мои распоряжения!

– Поймите наконец, меня ведь ждут!

– И на здоровье, подождут… Остынут немного…

Алена стиснула руки, стараясь удержать подступившие слезы.

– Кира Анатольевна, я вас очень прошу… У меня просто нет больше сил… и времени. Посмотрите на часы!

Она протянула на ладони свой кулон к лицу Шемаханской. Та резко отшатнулась.

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– Нет, это вы издеваетесь! – не выдержала наконец Алена. – Плевать мне на ваш концерт. Я все равно улечу!

Она быстро пошла к выходу. Кира вскочила.

– Санина, стойте! Я запрещаю!

И загородила Алене дорогу.

– А я полечу! – тихо, но уверенно сказала Алена, не отводя глаз от гневного лица своей директрисы.

– Я вам… выговор объявлю! – тяжело глядя на девушку, пообещала Кира.

– И зря это сделаете… Я все равно улечу!

– Нет, не полетите!

– Полечу!

– Молчать! – негромко и поэтому как-то особенно странно приказала Кира.

В комнате сразу резко потемнело, по углам сгустились сумерки, и там, в этих таинственных сумерках, возникло какое-то движение. Тень Киры со стены вползла на потолок и переломилась.

Сама она неожиданно увеличилась в размерах, угрожающе нависла над Аленой, та стала пятиться, выставив перед собой руки.

– Все равно… полечу… полечу… полечу! – тише, но все также настойчиво продолжала твердить девушка, опускаясь в кресло.

– Никуда ты не полетишь, девчонка! – гневно бросила Кира, страшная и прекрасная в этот момент.

Тьму, сгустившуюся в комнате, вдруг озарила ослепительная молния, воздух потряс громовой удар. Кира распростерла руки над скорчившейся в кресле Аленой и произнесла с мрачной торжественностью:

– Изымаю весну из сердца твоего! Вкладываю туда зиму!

В пустой приемной вспугнутый громовым раскатом представитель Кавказа, вскочив с кресла, непонимающе оглядывался.

– Что такое? – бормотал он, принюхиваясь. – Горим – не горим? – И выглянул в коридор.

Мимо деловито сновали сотрудники. Никто волнения не проявлял. Кавказец на цыпочках подошел к двери в кабинет. Прислушался. Все было тихо…

Мгла медленно рассеивалась. Сдвинув брови, угрюмо глядя перед собой, сидела за столом Кира Анатольевна. В глубоком кресле перед ней Алена с растерянной улыбкой терла пальцами лоб.

– Извините, Кира Анатольевна. У меня голова что-то… – неуверенно произнесла она.

– Ничего, ничего, – все так же мрачно откликнулась директриса.

– Кажется, я погорячилась, да? – неожиданно заискивающе спросила Алена.

Шемаханская отвела глаза.

– Возможно, я тоже погорячилась…

– Честно говоря, – продолжала Алена, ловя директорский взгляд, – я даже не припомню сейчас, с чего все началось… Наверное, чепуха какая-то… с моей стороны…

– Не трудитесь вспоминать, – поморщившись, молвила Шемаханская.

Алена отняла пальцы от лба, постепенно осваиваясь со своим новым состоянием. Лицо ее стало отрешенно-спокойным, вся она как-то выпрямилась, подобралась, сделалась собранной, внимательной и одновременно покорной.

– Позвольте заверить вас, Кира Анатольевна, что я приложу все усилия, чтобы под руководством нашего уважаемого Аполлона Митрофановича и под вашим личным контролем организовать хороший вечер во время приема волшебной палочки. Ведь это может иметь для вас большое, даже особое значение! Я правильно рассуждаю?

– Теперь совершенно правильно, – одобрила Кира.

– Благодарю за доверие! – Алена встала и пошла к двери. Кира тоже поднялась, последовала за ней. У дверей…

<…>[16]16
  В таких рабочих сценариях бывают не только часты опечатки, но и такие вот пропуски в текстах, ибо издание это не предназначается для широкой публики и печатается наспех. – С. Б.


[Закрыть]

Они вместе вошли в приемную.

– Наверно, каблук подвернулся, – оправдывая неожиданное недомогание, сказала Алена.

– Да, да, – подтвердила Кира. – Это скоро пройдет. Алена вышла. Стоявший за дверью представитель Кавказа сделал шаг и вежливо кашлянул.

– А? – Кира резко обернулась. – Что вы здесь делаете?

– Понимаете, – быстро заговорил представитель. – Мне подписать… секретаря нет… А тут – гром, молния, как в горах! Опять испытания, да?

– Да, да, – нетерпеливо сказала Кира. – Кроме вас тут никого не было?

– Никого! – заверил кавказец. – Совсем никого!

– Где ваш пропуск? Я подпишу…

– Пропуск? – переспросил он разочарованно. И тут же засуетился: – Пропуск, пропуск, где пропуск…

Он извлек кучу бумажек, положил перед Шемаханской на стол. Она взяла ручку.

– Где?

– Что?

– Расписываться где? – уже раздраженно спросила Шемаханская.

– Вот, вот. – Преданно глядя в глаза, он подсунул ей свой наряд.

Кира, не глядя, поставила подпись.

В лаборатории абсолютных неожиданностей стояла напряженная тишина. В углу горько всхлипывала Катенька, беспрестанно оттягивая вниз короткую, выше колен юбочку.

– …Раз и навсегда запомните, Катя, – стальным голосом наставляла девушку Алена Игоревна. – Я не потерплю в своей лаборатории таких вызывающих одеяний. Здесь не мюзик-холл!

Из другого угла на Алену с ужасом смотрела сквозь запотевшие очки ничего не понимающая Верочка.

– А если не хотите, милочка, уважать нашу нравственность, – продолжала Алена. – Что ж… Я никого не удерживаю!

Это было сказано нарочито громко. Сотрудники лаборатории ошеломленно притихли, стараясь не глядеть на начальника. В комнату входят чуть запыхавшиеся, румяные с мороза Ковров и Брыль.

– Все в порядке! – с порога весело докладывает Ковров, – Вот билет. Рейс триста тринадцать, место тринадцать, билет в восемь ноль две.

– И телеграмму послал, – объявляет, подмигивая, Брыль. – Встретит вас адресат, честь по чести. И дай вам бог, как говорится…