Текст книги "Ахэрээну (СИ)"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

Последний месяц весны, проведенный в Срединной – зря потраченное время. Даже в богатых, утопающих в зелени кварталах Осорэи пыльно и душно, а уж тут… Суро предпочел бы не покидать загородное поместье возле реки, смотреть на цветение слив и глициний, и, разумеется, жить в комнатах, обставленных по его вкусу, а не по солдатскому.

Асума, хоть командир третьей ступени, в душе явно оставался простым солдафоном, которому для сна довольно деревянной лавки, спасибо хоть не голой земли.

Хотя ради дела можно и потерпеть. В конце концов, он еще не стар, чтобы удобство предпочитать действию.

Срединная была взята на удивление успешно, сами Небеса благоволили им. Если бы еще не эта девочка, дочь покойного Тори! Кой демон ее сюда принес, месяц жила себе спокойно под материнским крылышком, уже весь город поговаривал, что брак неудачен!

С ней было не совсем понятно, что делать. Всего-то девочка – но старшая дочь. Однако главенство перешло к другой ветви – и все-таки кровь одна. И замужество это клятое. Ругал себя за то, что, занятый подготовкой переворота, не разузнал, как к этому браку отнесся Кайоши Аэмара.

Не исключено, что она отрезанный ломоть, и хоть бы погибла здесь, никого из Аэмара это не взволновало бы – но столь же вероятно, что за нее этот ослабевший после смерти хитрого тритона, но все еще сильный Дом станет стеной.

Суро потянулся в жестком кресле, тщетно пытаясь устроиться поудобней. За окно, возле которого сидел, старался не смотреть – широченный каменный двор наводил тоску. А младший сын, кажется, и не замечает разницы – что тут, что дома. Сейчас во дворе толкует с командирами о чем-то. Порой с ним сложней, чем с Макори – слишком себе на уме, хоть внешне сама почтительность.

Слуга за дверью охнул в голос, и тут же отворилась дверная створка – так, без доклада, отпихнув коридорного, могли себе позволить зайти только Атога и Шимара. Первый был занят. Значит, второй – желчный, непочтительный, зато умный. Только простаки считают, что Суро больше всего ценит раболепие…

Хмурый, Шимара не поклонился – скорее кивнул, и, чуть сгорбившись, опустился на табурет рядом с креслом Суро.

– Добрался гонец из Ожерелья, от вашего сына. Все, больше нет времени. Как и раньше, нам верны крепости Черностенная, где сейчас Макори, и Шин. Северная все еще колеблется, с крепостью Сора тоже неясно, но, если мы будем сильны, тамошние командиры против нас не пойдут. Тай-эн-Таала и две южные верны генералу.

– Южными мы не занимались особо, пусть их – они ничего не решат. Но Крыло Лебедя… жаль. Это жемчужина всего Ожерелья. Я надеялся, Макори сумеет…

– Он же не волшебник. Там ваших людей раз, два и обчелся, – сказал Шимара скучным голосом. – Самых подозрительных отправили воевать. Остались ставленники Дома Таэна да еще от Нара немного.

– Не упоминай, – покривился Суро как от зубной боли. – Вон, сидит под замком… козленочек. Рогов нет, а туда же, пытается бодаться.

– А кстати вам и послание от козочки, – Шимара протянул ему запечатанный футляр. – Госпожа Майэрин от дядюшки привезла. Намекнула, что это он ее направил сюда.

Суро поспешно сорвал печать, отвернул крышку, прочел и вполголоса, со вкусом помянул рогатую скотину. И весьма извращенным способом.

Что ж, теперь по крайней мере насчет девочки нет сомнений. Относиться к ней, словно к принцессе, а еще лучше спровадить из Срединной со всем почетом.

Раз уж нельзя отделаться от всех Аэмара разом.

**

…Когда это началось? С того разговора на зимнем кладбище, вероятно. Когда юная девушка поразила его своей смелостью и откровенностью. Вероятно, именно в этот день было посажено семечко пусть не доверия, но внимания к ней.

Иначе в голову бы не пришло поверять свои трудности ей, недавно вышедшей из детского возраста. Конечно, он разговаривал с женщинами. Уважалрассудительность матери, и даже Лайэнэ в первую очередь привлекла умом и талантом, а не красотой. Но они были взрослыми!

А Майэрин, верно, способна понять лишь то, что все очень плохо. Она сидела, еле заметно кивала в такт его словам – так, наверное, слушала учителя – и Рииши радовался, что она не может прочесть его мысли.

Согласиться с требованиями Суро значило не просто один раз сказать «да», но по-настоящему выступить на его стороне, и верных людей убедить. Иначе все равно никого не спасти, только запятнать честь Дома. При настоящем согласии эту честь тем более не спасти. Готов он на это? Вряд ли…

Только его готовность никого не интересует.

Лучше всего было бы здесь, сейчас умереть от своей же руки – заговорщиков бы это напугало, побоялись бы давить на оружейников. Если бы Майэрин была такой, как его мать, и он знал ее много лет… Он сказал бы тогда – прости, но это единственный выход, и взял бы с нее клятву рассказать все как было, что к его смерти не причастен никто, кроме него самого, и тем не допустить еще большей смуты.

Но достаточно глянуть на эту девочку, чтобы оставить подобные мысли. Даже если она сдержит слово, не сломается, все скажет, как надо, толку будет с того? Отвезут куда-нибудь в дальнее поместье и оставят под надзором, а решения станут принимать сами.

– У меня выхода нет, – сказал он, – Придется соглашаться. Только не очень понимаю, кого я смогу убедить, если сам себе не верю.

Майэрин слушала с неизменно серьезным лицом, и неожиданно напомнила лилию в черном пруду – вокруг тьма, под ней бездна, а она такая светлая, ровная и аккуратная.

– А почему ты так сильно уверен, что Суро неправ в своих доводах? – спросила она. – Только потому, что ты и твой отец были верны правящему Дому, и тебе нравится господин Кэраи?

Рииши не сразу нашелся с ответом: никак не мог привыкнуть к ее прямоте. И где научилась?

– Если бы Дом Таэна был только символом! Они выступают и против человека, много лет защищавшего наши границы, и это сейчас, когда он сражается за всех нас.

– Он герой, – кивнула Майэрин, – Но если он и вправду не справляется с делами Хинаи? Я многое слышала от отца и Кайто, хоть они всерьез со мной и не разговаривали. Не каждый даже великий воин способен править.

– Ты думаешь, Суро с Атогой способны? – горько спросил Рииши, – Уже убившие офицеров крепости, которые всего-то были верны долгу?

– Это всегда бывает при переворотах, – сказала девушка, словно сама устраивала по пять смен власти на дню. – Но все же они взяли Срединную почти без крови, и тебя просят о помощи, не хотят новых жертв.

Да что с тобой разговаривать, подумал Рииши, и сам устыдился этой мысли. Проще всего, когда ответить и нечего, объявить собеседника дураком… или несмышленой маленькой девочкой. Уж лучше девочка будет задавать такие вопросы, чем настоящий противник.

– Нечего мне ответить, – признался он, – Я бы хотел все понять, но не могу. Знаю, как поступил бы отец, и мне это ближе всего. Не потому, что отец… я сам выбрал сторону, выбрал, кому доверять. Не умею и не хочу подстраиваться под дующий ветер. А ты можешь выбрать другое, осуждать я не стану.

– И что же, ты выбрал одно, а делать намерен другое – как это связать?

– Предателем себя чувствовать, вероятно, – ему неожиданно стало смешно, – Пока не смогу что-нибудь изменить. Постараюсь.

Внезапно Майэрин встала, так резко, что заинтересовались охранники у двери. Но препятствовать ей было не в чем, и девушка несколько раз прошла по комнате туда и сюда, потом села на прежнее место. Караульные какое-то время понаблюдали за ней, потом, видно, решили, что просто беспокоится барышня, пусть себе мечется. Тогда Майэрин заговорила, тихо, кусая губя и вертя в пальцах шелковые кисточки пояса, по-детски совсем.

…Как только в крепости появились солдаты Атоги, Майэрин, очень испуганная, смекнула – пока всем не до нее, и побежала разведывать обстановку. Служанка пыталась остановить, но проще было совладать с ветром. Юная госпожа и ее отправила на разведку. А служанка-то была из дома господина Кайоши, и вот ее узрел один из доверенных людей Суро, на деле служивший Аэмара.

О двойной игре служанка не знала, но в покои госпожи, только-только вернувшейся из вылазки по Срединной, его провела.

Он не ожидал увидеть в крепости племянницу господина, и невольно выдал себя. Майэрин довольно было встревоженного голоса, поднятой брови, сторожкого взгляда через плечо, чтобы все понять. Так у зверя, попавшего в ловушку, чутье обостряется до предела. Она чуть ли не зубами вцепилась в мужчину; обычно тихая, не жалела ни уговоров, ни угроз. Мол, помогай, если понадобится, щедрой награды Аэмара не пожалеют, а если что с ней случится, то из него и его семьи дядюшка собственноручно наделает пирожков. И если сейчас ее выдаст, тем более.

Мужчина, растерянный, ушел, обещав подумать.

Успели вовремя – тут уже люди Атоги пронюхали, что Майэрин в крепости, и приставили к ней охрану.

Пока Майэрин это рассказывала, Рииши смотрел на нее, как на свалившегося с неба дракона. И без того чудо, так еще и без какой-либо торжественности, прямо ему на голову. Возможно, его этим драконом и убило, и все напоследок привиделось?

– Он обещал придти, помочь нам обоим, если будем в беде, – застенчиво поведала Майэрин, – Честью семьи обещал… Может и не получится, но я очень старалась.

– Ну ты даешь, – сказал Рииши, без изыска, словно дочке кого-то из оружейников. Никак не мог отвести взгляда от Майэрин, все рассматривал, словно пытался понять, на ком он все-таки женился.

А она сидела в своем сизом платье с серебряной вышивкой, с падающими на грудь косами, прямая, напряженная и испуганная, словно не о себе сейчас рассказывала, а о ком-то другом, смелом и предприимчивом.

Положил ей руки на плечи, притянул к себе крепко, не стесняясь, что охранники видят их. Что до них, в самом деле? А Майэрин не напряглась, не отстранилось, напротив, теснее приникла к нему. Сердце ее стучало часто, выдавая, как ей страшно на самом деле.

Впервые ощутил с ней настоящую близость – своя, родная. А волосы у нее – только сейчас заметил – оказались непослушными и пушистыми: из кос выбивались, щекотали его лицо.

Майэрин спросила прямо ему в плечо, не двигаясь:

– А теперь что нам делать?

– Если тот человек поможет нам отсюда выбраться, это будет чудом, – сказал Рииши с сомнением. – Но пусть он попробует.

Если удастся покинуть Срединную, оружейников не тронет никто – потом как бы не пришлось держать ответ. Наплести им, конечно, могут всякого – что бросил, или еще что-нибудь в этом роде, но они не поверят.

Стражники у двери хоть и не слышали разговоров, глаз не спускали с молодой пары. Где-то через полчаса пришли за Майэрин; расставаться не хотелось обоим, но кто бы их спрашивал. Остаток вечера и пол-ночи он чувствовал себя кем-то вроде хассы Макори, по ошибке запертой в человечьих покоях. Но с виду все выглядело благопристойно и даже скучно; наблюдая, как он читает трактат о военном искусстве, почти не меняя позы, охранники отвлекались все чаще, переброситься словом друг с другом.

За окнами перекликались солдаты, осваиваясь в крепости, звучали команды, слышался топот копыт по камням – кто-то приезжал и уезжал, фонарей и факелов горело столько, что ему казалось – светлей, чем днем, и сбежать из этого водоворота невозможно.

Караул у дверей за все время сменился дважды. Последняя смена показалась Рииши странной – постояв немного ровно, солдаты явно начали засыпать, и вскоре беззастенчиво клевали носом. Молодой человек гадал, что это значит и не пора ли ему выбираться отсюда, хотя понятия не имел, на кого наткнется уже в коридоре.

Когда было уже далеко заполночь, но и рассвет еще неблизко, пришел тот самый человек. Это он подмешал им зелье в вино, к которому солдаты приложились, заступая на караул.

Чуть брезгливо глянув на стражников, которые чудом еще держались на ногах, поманил за собой Рииши. Подручный, именем Миса, оказался громогласным, самоуверенным и любящим плохие шутки. Рииши он не понравился, молодой человек свою лошадь бы ему не доверил, но то что жизнь. Что ж, если это попытка выслужиться перед Нэйта, и они не уйдут дальше ворот, тоже какой-то итог. Майэрин жаль, она будет сильно расстроена.

Но внутренний голос не протестовал против затеи с побегом; впрочем, он не слишком-то доверял внутреннему голосу.

Миса отвел их в одну из многочисленных подсобок – Майэрин уже была там – и указал на загодя сложенную там форму стражников. Мысль переодеться почему-то девушку испугала, словно этим она совершила бы некий серьезный проступок. Она вся дрожала и озиралась при любом шорохе, а звуков вокруг было великое множество. Но не мешкала, к счастью, и не стала впадать в панику или лишаться чувств в самый последний миг. Поистине шкатулка с сюрпризами: то самообладание ее достойно воительницы Тионэ, впору колени преклонять, то робкий ребенок.

Из Майэрин мальчик вышел так себе, до первого пристального взгляда, больно уж лицо девичье, и движения, и голосок – но в платьях-юбках было бы еще хуже, женщины по захваченной крепости не разгуливают, особенно в такие часы.

А Рииши форма пошла – стражник и стражник. Осталось дойти до конюшни, а после выбраться за ворота.

Майэрин сроду не сидела на лошади, а теперь предстояло ехать верхом, да еще и галопом.

– Это лучше, чем рысь, – в утешение сказал ей Рииши, – И быстрее; отъедем подальше, и перейдем на шаг. Только держись крепче.

Майэрин кивала, особо не вслушиваясь, ей было, кажется, все равно, лошадь или дракон, все одно страшно. Но на предложение остаться она ответила твердым отказом. Да и не уверена была в том, что служащий ее Дому Миса не выдаст ее мужа сразу, как тот окажется за воротами – другое дело саму Майэрин.

Из крепости их выпускали якобы с поручением. Вот так просто оказалось сбежать, чересчур просто – это казалось ловушкой или даже ошибкой. Наверняка Суро уверен был, что Нара своих людей не покинет. Теперь уже молодой человек сомневался, но обратно поворачивать было поздно.

А недалеко от конюшни их всех троих поджидали; Миса этого мужчину знал явно хорошо, Рииши вспомнил – лицо и имя, а Майэрин просто ощутила угрозу, и совсем уж не по-мальчишечьи ойкнула, прижала руки к груди.

– Добрая ночь сегодня, – сказал Шимара. – И да, за оружие не хватайтесь, в ваших интересах все делать тихо.

От многодневных хлопот глаза у него запали, складки у рта обрисовались четче, придавая лицу сходство с черепом.

По Майэрин видно было – она уже считает всю затею пропащей. Одно дело хоть незнакомый, но все-таки человек дядюшки, другое – подручный Суро, которому они на один зуб.

– Сбежать, значит, хотите, – Шимара оглянулся по сторонам, потер пальцем давний шрам на щеке. – Ну, бегите, пожалуй.

Что-то не похож он был на желающего поднять тревогу. Мимо них прошла пара солдат, но Шимару и Мису они знали, на остальных не обратили внимания.

– Не понимаю, – сказал Рииши, а Миса воспрял духом, прикидывая, похоже, не ведет ли и этот человек двойную игру.

– Перестаньте смотреть на меня, как на призрака убийцы-людоеда. Куда вы направитесь?

Поморщился в ответ на молчание.

– Как несмышленыши, право. Вперед вас я все равно не успею выслать людей, а потом каждый камень узнает о вашем пути. Вот что, пожалуй, чтобы побег не был напрасным. Поезжайте-ка в Тай-эн-Таала, это верная и надежная крепость, – сказал Шимара, косясь на Мису. – В загородные поместья свои или друзей опасно, в Осорэи не думайте и соваться. Как и в Сосновую.

– Но там Асума, – неуверенно произнес Рииши, не решивший, лучше молчать и делать все по-своему, соглашаться или советоваться.

– И с ним всего полторы сотни человек, включая знаменосцев и конюхов? И все это в разоренной крепости? Вас оттуда достанут за милую душу. Бегите в Крыло Лебедя, это далеко и не слишком-то очевидно; если повезет, по дороге не перехватят, будут потом искать возле Осорэи. А окажетесь под защитой крепостных стен, там уже сидите накрепко.

Меж тем для молодой пары конюхи вывели лошадей и снова скрылись в глубинах конюшни – можно было не опасаться подслушивания. Майэрин с ужасом смотрела на смирнейшую кобылку, на широкой спине которой, вероятно, мог бы отлично выспаться непривязанный младенец.

Девушку подсадили на лошадь, она взяла поводья, но сразу ухватилась за луку седла.

– Молодая госпожа, постарайтесь хотя бы из крепости выехать, не сжимаясь в комочек, – сказал Шимара, – Вас заподозрят сходу.

– И вот еще что, – добавил с видимой неохотой, придержав Рииши за рукав, – Пусть твоя жена, раз уж у Аэмара шпионов, что мышей в погребе, через родственников отследит, если с севера будет возвращаться господин Таэна-младший. Если люди Нэйта его перехватят в дороге, за его жизнь я гнилой нитки не дам.

– Почему ты нам помогаешь?

– Сволочь я редкостная, – ответил Шимара. – Ну и не нравится мне, когда честных людей подставляют на ровном месте. Они, конечно, дураки, но стараются на благо родины. Так хоть шансы поровней будут, а кому суждено, все равно умрет.

Двое всадников-беглецов скрылись за воротами, а помощники их направились к конюшням – задворками, стараясь больше не попадаться никому на глаза, благо, в ночи, даже факелами освещенной, это нетрудно было.

– Выцветает небо уже, – заметил Шимара, – Как сонное зелье-то, действует? Караулу скоро пора меняться.

– Не скоро еще, через пару часов. Как раз сменщики их и разбудят, – ответил Миса.

– Что ж, хорошо. У детишек, выходит, довольно времени. Ну, может, и получится что-то. Сам-то куда?

– Да уж продумал, как дальше быть, – ухмыльнулся Миса, – Но ты удивил. Я-то думал, ты для Суро вернее тени. Что ж, получается, ты не ему служишь, а…

Не договорил – захлебнулся кровью, осел, сполз по стене, глядя на спутника удивленными и уже неподвижными глазами.

– Извини, друг, – сказал Шимара, вытирая клинок о его рукав. – Сам понимаешь – я рисковать не могу. Придется все на тебя свалить, да и конюхи, опять же, от тебя приказ получили. А ты обещал помочь, и помог, слово сдержал. Зачтется на Небесах.

Шимара позаботился о том, чтобы о побеге стало известно не сразу. А потом отвел душу, в три слоя покрыв ругательствами сбежавших – ведь они не просто перехитрили Суро, они еще и обвели вокруг пальца и убили одного из его подручных!

Разумеется, семья Мисы получит неплохую сумму в утешение. Погиб, исполняя свой долг.

Суро же отправил верных людей с приказом задержать беглецов, предупредить шпионов в Осорэи и окрестных селениях, а потом опал в кресле, сжимая виски:

– Идиоты, и почему я не прикончил обоих сам – они так развяжут нам тут вторую войну! А ведь я предлагал ему стать орудием мира!

– Трудно говорить о мире, когда над твоей головой занесли саблю, – заметил Шимара. – Но, может быть, как раз теперь он станет разумней?

– Остается на это надеяться, – вздохнул Суро, – Нам для успеха нужно все сделать как можно аккуратней, а не устраивать тут бурлящий котел. Этого Столица не потерпит…

**

Искать человека в горах, да еще в теплое время – все равно что крупицу соли в ведре воды. Искать нескольких человек, да еще не местных – занятие менее безнадежное; чужаки будут держаться вблизи известных троп, чтоб не сгинуть. Но сотник, отправленный на поиски, уже не так был уверен в успехе, как в начале пути – понял, что рухэй каким-то чудом знают этот путь лучше него, да еще разделились, чтобы оставлять меньше следов. Что делать? Разделить и свой отряд натрое? Он не решался. Поделил пополам, а за третьим направил лишь следопытов, чтобы не упустили чужаков и отмечали дорогу. А сам направился почти наудачу, по каменистой осыпи; часть рухэй свернула в сторону Кривого ущелья, показалось – именно их будет проще найти. Там глухие места, зато по сторонам особо не побегаешь, слева склон, справа откос.

Но сомнения тяготили сотника: рухэй, словно лисы в сказках, видно, умели заметать следы – они вдоль проходили ручьем, каменной полосой, и все, ищи, где хочешь.

– Потеряли мы их, похоже, – выдохнул он в вечер, когда за много часов не удалось найти даже обломанной чужаками веточки.

Тягостно было на сердце.

– Подвел я командира Асуму, – пробормотал он, глядя, как солдаты обустраивают походную стоянку на небольшой поляне

– Брось, если уж ты упустил… – приятель был ниже званием, но много лет прослужили они с сотником в Ожерелье; думали, из Срединной уже никуда, настала мирная жизнь.

– Да какие у меня проводники – крестьяне! – с досадой отозвался сотник. – Всех настоящих следопытов, знавших эти горы, зарыли возле Сосновой. – Не ту мы дичь выбрали, надо было идти за другим отрядом.

– Командир! – окликнули его вполголоса. Отозвали в сторону.

– Там человек, – шепнул один из солдат, всматриваясь в прогалы между ветвями. Светлое пятно, едва различимое за подлеском.

Чего шептать-то? Только глухой или полный дурак не услышит отряда на привале, пусть даже солдаты стараются не шуметь.

– Проверить, – велел командир, и двое разведчиков скользнули вперед. Вскоре раздался их подзывающий свист.

…Неподалеку оказалась еще одна полянка – скорее, проплешина. Посреди нее торчал пень, а на нем сидел человек, одетый по дорожному, в темно-серое, только верхняя полотняная куртка светлая. Солдаты подняли луки, нацелили на него, он же повеления встать и назваться будто не слышал. Даже когда они подошли совсем близко, только смотрел спокойно и доброжелательно, а потом попросил позвать сюда командира. Солдаты сами не поняли, почему один остался, а второй побежал назад, звать сотника, и ведь не знал еще, что ему скажет.

А вот сотник его сразу узнал – в свое время не только видел, но даже разговаривал с ним. Солдаты были не просто удивлены – ошарашены тем, что командир, пред самим генералом державшийся с достоинством, преклонил колено и позволил слезам по щекам катиться.

Не много понадобилось времени, чтобы и солдаты сообразили, что к чему, а потом на какое-то время весь отряд позабыл о цели пути. Со стороны, верно, они выглядели слегка безумными, слишком сильные и противоречивые чувства владели ими, и обращены были не то к предводителю, не то к высшей силе, не то к потерянному и обретенному младенцу, которого следует оберегать как зеницу ока.

А Энори…

Сотник никогда не видел такого счастливого человека. Он был как растение, которое достали из погреба, и полили, и вынесли к солнцу. Казалось, свет исходит от него, и сам старый воин начинал наполняться этим светом, как отражение. Готов был сделать все, что Энори скажет. Но тот ничего не велел, и просто был, воплощение лучшего в мире, и, казалось, радовался им, как родным.

– Для всего мира меня не было в живых, и правды люди не знают. Я не хочу говорить о том, что случилось, не моя это тайна. Я стал жертвой чужих наветов и подлости, – пояснил он, когда наконец прозвучал вопрос.

– Но почему тут, в чащобе?

– В этих местах дом, где я жил до того, как попасть в Осорэи… Куда же мне было еще идти? Здесь глушь… Кто мог представить еще недавно, что война докатится и сюда?

– Сосновая пала, – глухо сказал сотник. – С вашей помощью никогда бы… мы лишились вашей поддержки. Все пошло прахом, это нам всем наказание.

– Не совсем так, иначе меня бы сейчас здесь не было, – голос был тих, как шуршащий в траве ветерок. – Раньше, будучи советником господина генерала, я многое мог, а сейчас кого сумею предупредить, если вынужден прятаться? Куда и как доберусь вовремя? Но, встретив ваш отряд, наконец сделаю то, что нужно. Вы послушаете меня? Ведь приказа Асумы нет…

– Но почему не раньше? – спросил один из солдат, новобранец, уже во время войны пополнивший гарнизон Срединной и лишь по слабому здоровью не отправленный на север. – Разве птицы и ветер не рассказали вам, что рухэй неподалеку, в горах?

Ответить Энори не успел, хотя собирался – на солдатика ополчились все остальные, и тот понуро затих, единственный уже не радостный среди всех.

– Хватит, – попросил Энори, – Он ведь прав на свой лад, – и добавил тихо: – Я виноват перед вами. Все это из-за меня…

– Не смейте так говорить! – воскликнул сотник. – Вина того, по чьей милости вы столько времени были вынуждены скрываться в глуши. И по-прежнему готовы делать что-то для нас! Но нельзя рисковать – вам нужно идти в Сосновую, и как можно скорее. Я дам провожатых…

– Не уверен, – откликнулся Энори по-прежнему еле слышно, – Не знаю…

– Прошу вас. Мы не можем себе позволить снова лишиться удачи.

Лицо Энори оставалось светлым, но словно легкие облачка его затянули.

– Я хочу вернуться, – признался он, – Но мне… нужно подумать. А пока я должен помочь в ваших поисках, – он очень осторожно, будто опасаясь потревожить, снял паутинку с ветки, ее тут же подхватил едва ощутимый ветерок и унес. Все взгляды устремились ей вслед, будто улетал голубь с посланием, а Энори продолжал:

– Я следил за каждым их шагом. Их отряд разделился. Две группы в стороне от вашего пути, но с третьей вам повезло – они довольно близко, хоть вы и потеряли след. Именно они опасней других – с командиром, который и привел в эти горы. Я могу провести туда, а потом, если еще будет нужно, отыскать остальных…

– Нет, – подумав, – сказал сотник. – Покажите нам этих, а больше рисковать вами нельзя. И мне никто не простит, и сам я себе не прощу, даже если все будет благополучно.

– Я же не хрупкая барышня, – улыбнулся Энори.

– Все равно, шальная стрела… И к этой кучке бандитов вам лучше не приближаться, нам достаточно направления.

– Недостаточно. Вы упретесь в гору, и без меня будете три дня ее огибать. А я покажу расщелину. И не пытайтесь оставить меня снаружи – на той стороне все не так просто, – на сей раз не улыбка была, а намек на нее, как у мальчишки, задумавшего шалость.

**

Словно укололи иглой в бок, проснулся, вскинулся. Нет никого, и часовой переминается с ноги на ногу у дерева, и бледно светится россыпь гнилушек на коряге.

А на траве будто иней дорожкой, прямо посреди лагеря. Проморгался – да нет, какой иней! Почти лето уже, и тепло лежать на земле, не подложив ничего.

– Карта пропала, – сказал Вэй-Ши поутру, и устроил в лагере обыск. Только осознание того, что их и без того мало, мешало ему лично убить караульных. Ка-Ян дрожал от страха – ординарцу было бы проще всего похитить бесценные листы, он знал, где искать.

Командир успокоился быстрее, чем ожидал молодой человек – все же отменно умел собой владеть; лишь порой с губ его еще срывались ругательства.

– Что ж, остается надеяться, это не предатель у нас завелся, а какая-то случайность, сказал он, пристально оглядывая отряд. Кого не досчитаются вскоре, кто сбежит, надеясь в одиночку воспользоваться картой?

Ка-Ян думал о том же, ему не было нужды в умении читать мысли.

– У меня хорошая память, – сказал Вэй-Ши ему лично. – Я ожидал подобного и выучил все рисунки. А ты?

Застигнутый врасплох, Ка-Ян не сразу нашелся с ответом. Сказать «да» – навлечь на себя подозрения, сказать «нет» – выставить себя дураком, ведь именно он и срисовывал карты…

– Может быть… увидев приметное место, я разберусь, – наконец он сообразил, что ответить.

Разбираться ему не пришлось: на них напали под вечер, когда воздух был уже золотым, но времени до темноты оставалось довольно. И не в ельнике застали, где легко скрыться, где даже днем сумерки, а среди высоких кедров, стволами полыхавших, как свечи; и не было здесь почти никакого подлеска.

Ка-Ян не был в этот миг со всеми, волей командира он отошел в сторону, глянуть, нельзя ли здесь спуститься со склона. Нельзя, понял он, едва выйдя к обрыву; не было плавного спуска, граница между лесом и ущельем начиналась внезапно, и мощные корни торчали в воздухе, будто под ними внезапно исчезла земля. Внизу, на расстоянии шагов пятидесяти, не меньше, бурлила река.

Шум потока сперва заглушил лязг железа и крики; Ка-Ян обернулся, не то наконец разобрав их, не то от тяжелого взгляда в спину. Энори – не ожидал, обрадовался ему – стоял невдалеке, у самого края обрыва, прислонившись к дереву, будто лишь на несколько мгновений приостановился. Но радость вмиг пригасла. Ка-Ян часто охотился в родных горах, и, рысь или волка заметив, сразу понимал, готово ли животное броситься. Сейчас вспомнил такие встречи. Сам не понял, с чего бы: ведь столько ночей сидели у одного костра. И снова ветер донес крики: молодой рухэйи рванулся было мимо бывшего проводника, на шум схватки.

– Нет, – сказал Энори, и тело перестало слушаться, ноги подогнулись, будто стали соломенными.

– Ты слышишь?!

– Пускай.

– Что… ты… – голос подвел. Не потому, что испугало поведение собственного тела, тем паче не вызывал страха человек напротив, неважно, владел ли он волшебной силой. Но предательства – не ожидал.

– Лучше не говори ничего, твои чувства мне и так понятны, – закатное солнце высветлило глаза былого приятеля, сделало желтыми, как у рыси. И ветка колышется у лица: из-за движения тени то светлее оно, то темнее.

– Ты их привел, – сказал ординарец, и лишь после этого сам осознал – это правда.

– Да, я.

– Но зачем?

– Они мне ближе, чем вы.

Слова эти неожиданно почти успокоили. Что ж… это было не удивительно. Предавший один раз может предать и другой.

– И что будешь делать?

– Я сам не знаю, – сказал Энори, будто пожаловался, – Было уже два раза – обрыв и человек, которого я не хотел убивать, но казалось нужно.

– Тогда почему бы не дать мне пройти?

Он, кажется, даже обрадовался:

– Что ж, хорошо. Если выберешь вернуться к своим, иди по этой тропинке. Но вряд ли ты выживешь, очень злы на вас люди, – видно, он ощутил колебания Ка-Яна, прибавил: – Если хочешь на волю – прыгай. В другую сторону краем обрыва я тебя не пущу.

– Но тут высоко.

– Высоко, и все же достаточно глубины, если на камни не попадешь. Умеешь плавать – выберешься, или течение вынесет. Больше я ничего не могу предложить. И за нож не хватайся, – посоветовал даже грустно, но почему-то Ка-Ян поверил, как верил ему всю дорогу, даже когда сомневались все остальные.

– Не боишься, что я все расскажу? – обронил он, ощущая, как ползет холодок по коже, и чувство это неожиданно придавало сил.

– Было бы кому, – отозвался Энори будто бы даже с укором. – Крестьянам из деревенек – некто провел вас? Да и не поверят тебе, если даже дадут говорить.

Звон железа и крики вдалеке стихли. И не понятно ведь, чья победа… Трусость выбирать или глупость?

Когда раздался плеск воды далеко внизу, человек сверху его бы не расслышал.

В схватке с рухэй погибли только двое солдат Хинаи, слишком уж неожиданным было нападение. Одним из погибших оказался тот парень, что спросил Энори про Сосновую; это сочли наказанием за непочтительность. Из рухэй живыми взяли одного, его хотели направить под охраной в Сосновую, но, когда его, привязанного к дереву, ненадолго оставили без присмотра, нашли – непонятно с чего – уже мертвым. Поэтому в крепость охранников отрядили сопровождать только Энори – не как пленника, разумеется.