Текст книги "Ахэрээну (СИ)"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Пойдем, – видя ее колебания, но вряд ли правильно их расценив, он поднялся, подошел и подал ей руку. Не приказ – приглашение; в самом деле, не сидеть же весь век на краю этой поляны.

– Куда? С тобой?

– Здесь не лучшее место, скоро туман поползет. Хоть немного со мной наконец побудешь, так давно не было этого, – сказал он задумчиво и словно бы отстраненно. И капельку грустно. – Знаешь, мне тебя не хватало. Вышла не лучшая встреча, но я и ей рад…

– Ты меня не отпустишь?

– Я хочу поговорить, и не на бегу. Потом, надеюсь, и сама не будешь так торопиться. Нээле… ты очень многого не знаешь. Может, выслушаешь и меня? Я это не каждому предлагаю.

Упорно разглядывала жучка на травинке, пытаясь собраться с мыслями, но присутствие Энори ощущала, как и с закрытыми глазами чувствуют упавшую на лицо тень.

– А если бы она убила меня?

– Нет. И не думай больше о ней, теперь не у нее сила, а у тебя. Она только кошмар из прошлого. Это тебе повезло, а ей…

Только в лицо ему не смотреть, а то и вправду можно вообразить совсем не то, что на самом деле. Голоса и того довольно, такого искреннего, словно душа Энори чище родника, что бьет из пласта горного хрусталя. Нет уж, подумала она снова, и руки в ответ не дала, встала сама. Что ж, чем правдивее будут и ее чувства, тем больше надежды хоть на какой-то благополучный исход.

Пошла, не пытаясь запомнить дорогу – время убегать кончилось.

Глава 14

Если прикрыть глаза, мир не исчезает – напротив, его словно становится больше. Отчетливей проступают ощущения, запахи, звуки – не спрячешься.

Что делать дальше, было совсем непонятно. Первый порыв – сорваться в Осорэи – прошел, оставив вместо себя тоскливое бессилие. С ним сейчас десять человек, есть кого направить к верным Домам – ради Тагари и заслуг их рода верные окажут поддержку, и что? Бросить факел в костерок смуты. Молодец, ради этого, конечно, стоило возвращаться на родину…

В крупном селении, где остановились передохнуть, было людно – ярмарка в преддверии праздника. Вряд ли кто здесь мог узнать его в лицо, далеко все же от центрального округа, но мало ли. Надо бы подняться в комнаты, но он бродил у коновязей, разглядывая лошадей. Здесь сейчас не было никого.

Где-то в глубинах гостиницы пьяно смеялись, да упорно летала вокруг каменной лохани с водой красная стрекоза. Говорят, такие появляются возле домов к пожару…

Ариму возник за плечом, бесшумный и мрачный.

– За вами следят. Есть тут такой… хромает на левую ногу, глаза совиные. Помощник владельца гостиницы.

– Пусть следит. Смотри, какая интересная масть… не пятна, целые мазки – будто младенцу поручили покрасить лошадь. Белый и медный… Я бы такую завел, но получше статью, – он задумчиво и медленно провел рукой по конскому боку. – Лошади лучше людей. Говорят, по ту сторону морского залива, в глухих селениях золотых жеребят выращивают, как собственных детей, и нет вернее такого коня. И хозяин не расстается с ним. Из меня, к сожалению, хорошего хозяина не вышло.

– Да полно вам, в самом деле. Не все еще потеряно, – сказал Ариму, которого на куски разрывали сочувствие и бессилие. – Не время падать духом.

– Падать? Я как лист на реке в половодье – вертится то вправо, то влево, а все равно его несет течение. Знаешь, два века назад жил такой человек… он оставил свой прославленный род, богатый дом, отказался от почестей и пришел на берег реки, много дней смотрел на воду, не сходя с места, а потом умер. Он успел сказать тем, что пришли за ним, что даже простая река все время разная, и разное то, что плывет по ней, а весь мир и вовсе непознаваем…

Ариму глянул на господина и отвернулся. С ним рядом стоять – и то выть хочется, хотя вроде как улыбается даже. А уж он свои чувства скрывает как никто другой, что ж там на душе-то творится?

Краем глаза приметил темное, невольно подался в ту сторону.

– Что с тобой? Кого там выслеживаешь?

Ариму вздрогнул, ответил встревоженно-виновато:

– Вон, за углом притаился человек, о котором я говорил. И сюда заявился, так по пятам и ходит… Узнал, верно, негодяй эдакий. Нэйта не допустят вашего возвращения, и шпионы у них повсюду. Может, уедем прямо сейчас? Как бы всех не прирезали ночью.

– Пусть, если высшим силам угодно так. До утра я никуда отсюда не сдвинусь, пусть хоть сам Мэнго явится сюда с отрядом.

– Но лучше бы нам…

– Отстань уже, а? Нас десять.

– Достаточно что-то в воду добавить.

– Тебя бы моим врагам в советчики. И как ты хорошо думаешь о людях Тагари, совсем никого защитить не способны!

– А и не способны, – непреклонно ответил Ариму. – Они там, а вы тут, и толку в их защите?

– Я им велел остаться. Думаешь, не стоило слушаться?

– Эх, – слуга только рукой махнул. – Хоть певичку какую к себе позовите. Там, в зале, одна глазастенькая сидит, наигрывает для гостей, выглядит весьма хорошо…

– Себе забери, если хочешь. Но странный ты все же – то остерегаешь, то готов доверить меня незнакомой женщине. Вдруг у нее отравленная шпилька в рукаве?

– Да ну вас, – проворчал Ариму, отступая. – Какая там шпилька… я этих красоток перевидал, глаза честные, глупые, хлопают. Такую не подошлешь. И при ней не сунутся все же.

– Не подошлешь… – Кэраи метнул взгляд в сторону каменной лохани. Стрекоза исчезла, но красноватое зарево понемногу разливалось по небу, наползало на крыши.

Ариму бродил по комнате, опасаясь скрипнуть половицей, но и остановиться не мог. Господин уже, верно, видел десятый сон – и как может спать, зная, что каждый миг может стать последним? Не обязательно и убийц присылать, достаточно подсыпать яд в питье, или пропитать ядом ароматическую палочку, воткнув ее под дверь.

Господин изменился за время дороги, наметанный глаз это сразу ловил, а незнакомый ничего бы и не заметил. Далекий какой-то стал, чуть не полупрозрачный, хотя вот же, вполне живой, настоящий. Не надо было ему возвращаться из Столицы. Наверное, там мог бы уже подыскать себе хорошую жену, а в должности все и так хорошо было, и род остался бы по-прежнему в милости. Благое было намерение, что тут сказать… было, да.

Чуть задержавшись у окна, Ариму заметил: со двора, пригибаясь, проворно двигалась темная фигура. По легкой хромоте он опознал того самого любознательного помощника. Куда это мерзавец собрался ночью?

Ариму подался было к двери – проследить за подозрительным типом, но опомнился. Так выдать себя – проще некуда. Уж лучше остаться и быть наготове.

Ночью раздался стук в дверь. Охранник, спавший на пороге, вскочил.

– Кто там?

– Не гневайтесь, что побеспокоить осмелился, – из-за двери голос казался смазанным, – Только велели письмо передать, и не мешкая, не дожидаться утра.

В приоткрытую створку только письмо и пропустили; поднявшийся Ариму взял его из рук охранника, передал господину, лампу поближе поднес.

Тот мгновенно пробежал строчки глазами.

– Едем, – сказал Кэраи, вскакивая и одним движением приводя себя в подобающей для дороги вид. Наконец-то он вновь стал прежним, а то было… брр, лучше не вспоминать. Пусть лучше столкнется с врагами, с честью погибнет даже, хоть и негоже о таком думать, чем растает, потеряв смысл, стремления и волю к жизни.

А снаружи поднимался рассвет, посветлели и небо, и крыши, и дорога теперь лежала в рассветную сторону, хоть и по-прежнему опасная, но все же с какой-то надеждой.

**

Сказки кончились.

Словно пытаясь наверстать то, чего не успел в жизни, Тайрену расспрашивал ее о прошлом. Нет, не расспрашивал даже – велел говорить, и она вспоминала все, что могла рассказать, об уроках музыки, о том, как делали к праздникам цветы-фонарики, о том, какими становятся улицы с наступлением ночи. Только то говорила, что годилось для слуха ребенка, и, хоть старалась не открывать истинного рода занятий своих, это уже не имело значения. Он слушал ее с закрытыми глазами – наверное, представлял.

Кое-чему Тайрену улыбался, кивал – он знал это от Энори. И о праздничной россыпи огней ночью в летние праздники, и о цветочных лодочках на волне…

– Все привыкли, что это не для меня, и я думал также. А сейчас почему-то хочется, – пожаловался как-то, глядя в окно. Оно было темным, попробуй что-то увидеть через решетку через полкомнаты ночью, да еще если рядом лампа горит. Жизнь есть только в этой комнатке, думала Лайэнэ. Пока еще есть.

Стражников она уже не замечала, а те может и ждали, пока наконец мальчик умрет и женщина достанется им.

Присланный новый врач Тайрену ничем не помог. И он все время боялся – вдруг именно его обвинят в смерти ценного заложника? Лайэнэ он невзлюбил сразу, невесть почему. К счастью, ночевал этот человек не с ними.

– Спать пора, маленький господин, завтра дорасскажу. Поздно уже, – молодая женщина, задумавшись, поднесла руку к пламени лампы – точь-в-точь как делал Энори, и обожглась разумеется, отдернула пальцы, слегка даже вскрикнув. Охрана насторожилась; через миг Лайэнэ поняла, что не ее вскрик тому причиной. Какие-то люди вошли в коридор, и не скрываются, идут по-хозяйски.

В железе и доспешной коже, высокие, темные; увидела их, когда резко отошла в сторону створка двери. Гости с охраной не церемонились: те едва успели схватиться за сабли – все же свои в доме! – как уже повалились на пол, и Лайэнэ, хоть ничего доброго о них сказать не могла, от души пожелала, чтоб только ранеными, не убитыми.

– Забирайте, – велел один из вошедших. Другой переступил через лежащее тело, подхватил на руки Тайрену. Лайэнэ вцепилась и в мужчину, и в мальчика одновременно. Тот дернул плечом, пытаясь ее отбросить, но первый – он, видно, был главнее – велел:

– Да заберем эту бабу тоже, господин разберется.

Двор, в отличие от сада, освещен был отлично, сверху подвешенными на цепях фонарями, по бокам факелами. И почти никого, а Лайэнэ казалось, тут должен торчать едва ли не целый гарнизон. Или с ними поступили, как со стражей в комнате?

Нескольких лошадей держали под уздцы слуги. У лошадей стояли четверо в дорожном, о чем-то разговаривали. Один из них, самый высокий, ладно скроенный, в темно-алой головной повязке, резко повернулся ей вслед и, кажется, присвистнул. Она с содроганием поняла, что знает этого человека. Хуже того… похоже, и ее тоже узнали.

Сейчас их везли не в деревянном коробе, а верхом, но по ночи Лайэнэ все равно ничего не разобрала. И сами скачущие были тенями в темноте.

То справа, то слева поднимались склоны холмов, порой вдалеке виднелись огни поселений. Раз копыта коней прогрохотали по деревянным доскам моста. Маленькая какая-то речка, в округе немало таких. Хотя уже неважно, куда именно привезут, все равно для Лайэнэ теперь пойдет игра по другим правилам. Если ей вообще позволят играть.

У дома, куда привезли, оказалась массивная, мохнатая живая изгородь в человеческий рост. Приметное поместье. Хотела попристальней разглядеть – не успела; всадники въехали во двор, мальчика сняли с седла и унесли куда-то, пока она еще выдыхала после скачки и озиралась по сторонам.

А потом ее повели внутрь дома, не слишком вежливо, но и не так грубо, как она опасалась.

– Ну, привет! – сказал Макори. Он вошел следом за ней, казалось, заполнив собой не самую маленькую комнату.

Лайэнэ низко поклонилась, скрывая замешательство и страх.

– Высокородный господин хочет сказать…

– Да перестань уже. И тебя не узнали – они что, слепые? Хороших подручных набрал отец, ничего не скажешь. Давай, выкладывай все… а впрочем, сперва смой с себя эту мерзость и переоденься.

Через полчаса она, смывшая с себя всю грязь заключения, входила в его комнату, шелестя розовым шелком подола. Хоть не до того было, все же промелькнуло любопытство – чье платье дала ей служанка? Постаралась причесаться как можно тщательней, и стерла остатки ореховой краски с лица – та сошла легко в горячей воде. Ничего сейчас не было на ее лице, не дарованного природой, это казалось немного странно, и, кажется, делало ее моложе.

Но красота сейчас не значила ничего – и в прежние дни Макори не интересовался Лайэнэ, разве что на дружеских пирушках мог хоть немного уделить ей внимание.

После комнатки, где провела взаперти почти две недели с несколькими людьми, эта показалась огромной, да и пустой была, словно половину мебели отсюда вывезли. Нет, это не дом Нэйта, те любят роскошь.

Странная картина висела на стене, рама в три шага шириной – даже сейчас, к чему угодно готовая, первым делом заметила полотно. Лисица держала за шею черно-белого журавля, глаза у обоих показались ей человечьими. Хорошее предзнаменование? Или плохое?

Смотря кто есть кто на картине…

Макори – он удобно устроился в кресле подле низкого столика, заставленного какой-то снедью, изменил обычному своему богатству наряда, сейчас на нем все было темно-серое, дорожное, лишь ворот и манжеты нижней блузы пламенели алым – заря над пепелищем. Глядел зло и весело, и словно бы наслаждался всей ситуацией.

Но Лайэнэ уже настолько измучилась, что и думать не могла о нем; пусть уж скорее решает.

– Смотрю, ты растеряла всю свою былую уверенность, – сказал Макори насмешливо. – Значит, и вправду так нужно обходиться с красотками, много мнящими о себе. – Сядь, поешь по-человечески. И говори, как ты там оказалась.

– Благодарю, я не голодна.

– Выпей хотя бы, ты вся трясешься.

Такое, хоть и грубоватое, участие показалось ей странным, но, в конце концов почему бы и нет? Она в его власти, а учтиво себя вести с ашриин высшего ранга считалось хорошим тоном.

Она взяла кубок, куда слуга налил вино, и сделала глоток. Проще было рассказать все как есть, сказав лишь, что опасались не Энори, а убийц-заговорщиков. Ну и сослаться на якобы повеление господина Таэна-младшего. Так и поступила.

Если Макори ей не поверил, он хорошо это скрыл. Слушал внимательно, опустив подбородок в ладонь, и что-то прикидывал. Тоже отпил несколько раз из своей чаши… будто в мирной жизни пригласил в дом Лайэнэ, развеять скуку.

– Что вы с нами сделаете?

– На тебя я совсем не рассчитывал, – сказал он. – С тобой пока даже не знаю.

– Меня больше волнует мальчик.

– Он всех волнует… Надо же, в десять лет, полуживой, а поставил на уши всю верхушку провинции. Если выживет, сможет собой гордиться. Вот что, – решил Макори, подумав, – Катись ко всем демонам. Поиграла в няньку, и хватит.

– Я никуда не уйду без него.

– Уйдешь, – он улыбнулся неожиданно ласково. – Возьмут тебя за ворот и вышвырнут за ворота, а захочешь караулить под забором – так мы все равно не останемся здесь.

– Чем я вам мешаю? – спросила она. – Тайрену ко мне привык…

– Ты еще поспорь со мной. Нет, тебя все же маловато держали взаперти.

Он пружинисто встал.

– Так. Либо ты уходишь сама, либо я решаю, что живая мне ты не нужна.

– Как вы поступите с мальчиком? – снова спросила она, уже умоляюще.

– Я и сам еще не решил. Но пока сам буду его защищать, а он послужит гарантией уже моей жизни. Мало ли как все еще повернется.

– Ему нужен покой и хороший врач, или все ваши игры не будут иметь смысла. Он не фигурка на доске.

– Найдем и врача… Сын он тебе, что ли? По годам, если вдуматься, может и подойти… Была бы отличная новость для всех в Хинаи.

От мысли, что такой слух и вправду могут пустить, ее бросило в жар и холод одновременно, одна половина лица, кажется, побелела, вторая стала пунцовой. Вот только этого не хватало Дому Таэна… Но нет, Макори только смеялся, а она, видно, вконец поглупела взаперти, раз хоть на миг поверила в такую возможность.

А он, поняв ее испуг, пришел в хорошее расположение духа.

– Так и быть, оставайся тут до утра. Это возьми, – швырнул ей мешочек с монетами. – Доберешься до Осорэи, или куда там еще подашься. В этой комнате и переночуешь.

– Дайте нам хоть попрощаться.

– Нечего. А дверь я велю запереть, утром тебя выпустят.

Он поднялся, потянулся, как его любимая хасса – и вышел, на Лайэнэ не глянув.

Кровать тут была, хоть не слишком мягкая, но после спанья на полу великолепная. Со стены Лайэнэ сверлили недобрыми взглядами лиса и журавль. Проверила, сколько масла в светильниках: не хочется быть под этими взорами в темноте.

Ничего не понятно с Макори, а он не из тех, у кого можно просить объяснений. Спасибо хоть отпустил… если не передумает. Делать-то что теперь? Тайрену она больше не помощник.

Энори бы найти, но проще отловить сетью ветер. И если он и вправду их бросил… Нет, надо искать помощь более реальную. Рииши… Дом Нара перешел ли на сторону Нэйта? Даже если и так, разыскивая Рииши она вряд ли рискует.

Кто же навязал узлов на ее жизни… с этими двумя ее вечно сводит судьба.

**

Как же он походил на человека… пока жила в монастыре, Нээле нередко вспоминала, каким его видела раньше, но сама незаметно придумала кучу отличий. Некоторые ему бы польстили, наверное, или посмешили.

Да живой он был, настоящий просто до жути, страшнее тори-ай в их обличьи нежити – тем, что в голове не укладывалось, как он вообще кому-то способен причинить зло, даже по-человечески.

Таких любят и люди в возрасте, и ровесники – за свет, за острый и необидный ум, за готовность и умение понимать собеседника. Не надо и дорогих одежд, высокого ранга, к такому девушки сами пойдут, будь он хоть из деревни, а они – богатые горожанки.

Эх…

Вокруг места, где обосновались, высился завал из кустарника и бурелома. Ни одной тропинки, непонятно, сюда-то как пробрались?

Словно давно повелось у них, Нээле занялась костерком из веток, которые он сложил у вздыбленных корней сухой сосны. Пламя занялось не сразу, от дыма в глаза слезы лились в три ручья, и он принес для нее воды – отлучился всего на пару мгновений, и то умирала со страху, вдруг нежить вернется. Постепенно смеркалось: тут, среди высоченных стволов куда быстрее, чем на открытом месте. Небо пыталось было заалеть, только вечер быстро стряхнул с него яркий отлив – нечего красоваться…

Костер наконец загорелся, устроились подле него на траве. Нээле сообразила, что, убегая, потеряла дорожную сумку – Энори достал ее, похоже, из воздуха, молча протянул и настоял, чтобы девушка поела.

Невольно держалась к нему поближе, чересчур близко – но в темноту отодвинуться было страшно, вдруг розово-черная женщина стоит за плечом? Да еще осины светлели неподалеку, вразброс, из все густеющего мрака, и пугали их бледные силуэты.

Сейчас, сидя с ним, украдкой поглядывая из-под ресниц на разделившего с ней свет и тепло костра, Нээле вспоминала ту зимнюю хижину, и порой, стоило прикрыть веки, словно опять возвращалась к очагу среди хлипких стен. И по-прежнему рядом был Энори, пламя и тень то скрывали, то проявляли его черты. А он выглядел усталым, и обеспокоенным, и немного растерянным – когда задумывался о чем-то своем. Безобидней с виду, чем Лиани год назад, у схожего костра. Куда опасней и тори-ай, и того чиновника, желающего ее смерти, и даже рухэй. Но страха перед ним – не перед женщиной – она не ощущала, и это было хорошо – утаить испуг бы не удалось. И не в какой-то там смелости Нээле дело, просто – он был разумен и готов говорить и слушать, хотя неизвестно еще, чего ждать от этого разговора.

– Ты все это время провела в монастыре Эн-Хо?

Чуть поколебавшись, кивнула.

– Но раньше ты считала меня призраком или вроде того. Кто тебе обо мне рассказал? – он спрашивал будто даже рассеянно, на допрос совсем не похоже.

– Я не могу ответить.

– Я и так легко догадаюсь. Тот, кто тебя забрал из хижины, верно? Если бы он просто приехал тебя выручать из ссылки, не оставили бы амулет. Вы после виделись?

– Да…

Все равно ведь поймет.

– Хорошо, – откликнулся тихо и, как ей показалось, удовлетворенно. – А как ты здесь оказалась?

Иэх! – сердце заложило такой вираж, что охотничий сокол бы позавидовал. Забыла… Гадала, как будет с ним разговаривать, если встретит, что не подумала – нельзя все свои фигуры сразу ставить на доску. А врать нельзя, он поймет.

– Лучше ты сначала скажи, зачем выпускаешь нежить за мной гоняться.

– Ладно.

– Что? – растерялась девушка – не ожидала согласия.

– Я говорю – ладно, – покладисто согласился он. – Ты до сих пор не в себе, может, это тебя успокоит…

И рассказал про переворот.

Нээле сидела, как пришибленная. Нет, только не Нэйта, пожалуйста!

– Жалеешь? А ведь тебе от обоих Домов досталось.

– Не от обоих… если бы только не ты…

Он переплел пальцы.

– Если бы не я, вышивала бы ты сейчас где-нибудь в мастерской подле Осорэи, и цветы носила на могилу своего приятеля. Кстати, где он теперь?

– На войне, – ответила она сухо. Не уточнила, какой. – А ты почему здесь, вдали от… самого интересного?

– Из-за тебя, – вздохнул он. – А там я сделать сейчас ничего не могу. Меня не должны считать участником заговора – потом, когда все утрясется. И пока пришлось бы играть по их правилам.

– Чтобы ты да не сумел правила нарушить, – пробормотала девушка, чуть отвернувшись.

– Смогу, но будет уже поздно – люди узнают не то, что я хочу им сказать.

Сова надрывно и гулко вскрикнула над головой; Нээле невольно еще подалась к Энори, ухватила его за рукав.

– Со мной тебе нечего бояться.

– Кроме тебя…

– Нет, – сказал он. – Но просто заверениям ты не поверишь, а поверишь ли, если я опять повторю – ты отмечена редким даром?

– Верю, – вздохнула Нээле. Отстранилась от Энори, обхватила себя руками.

– Тогда слушай дальше. Тебя испугал приход к власти Нэйта? Они вряд ли надолго. Столице надоела независимость севера, во многих провинциях главами назначаются люди, верные трону. Так будет и здесь. Нэйта никогда не станут на колени перед правителем… да если и захотят – не смогут. Хинаи ждет еще одна сильная встряска; сюда уже прислали войско из Окаэры, думаешь, только для помощи генералу? Не знаю, кто из прежних Домов уцелеет… – он задумчиво поднял глаза, проводил что-то невидимое девушке – сову или летучую мышь. – Я не знаю, как все пройдет. Но потрясения будут большими… А у тебя есть дар предвидения. У каждого человека, похоже, бывают вспышки его, но по сравнению с тобой – это капли рядом с глубоким озером. Кажется, ты до сих пор не научилась с ним управляться, я чувствую твое сомнение. Но обучить тебя будет несложно.

– О нет! – Нээле сжалась и чуть подалась назад, в страшную темноту, где бродила мертвая женщина. – Я помню твое обучение!

– Это не было обучением, что ты. Только проверка, попытка вытащить дар из глубин. Если захочешь сама, я найду более легкий и безопасный способ.

– Хочешь, чтобы я предсказывала для тебя?

– Нет, конечно. Ты нужна будешь людям. Молодая красивая девушка, отмеченная Небесами, которая появилась на волне больших перемен… но одна ты не выплывешь, слишком многим станешь интересна, и этот интерес не всегда будет добрым.

– И поддержку ты предлагаешь свою… и что с этого будешь иметь ты?

– С твоей помощью я сумею вернуться.

– Тебя считают мертвым.

– Уже не все, теперь по-любому что-то делать придется.

– Тебе нужна власть над провинцией? – удивилась Нээле.

– Не говори ерунды, это последнее, что могло бы придти мне в голову. Но я… привык к этим людям. Я хочу продолжать жить среди них. А значит, надо сделать это удобным для себя. Я повторю – жить по чужим правилам для меня невозможно.

Что-то в лице Нээле, видно, подтолкнуло его пояснить:

– Я не хочу убивать. Но, чтобы не делать этого, мне понадобится замена, такая, как людская любовь.

– А если всеобщая ненависть?

– Это сузит мои возможности, – ответил он с мягкой улыбкой. Так удивительно было сидеть сейчас с ним… и уже волноваться не больше, чем в своей комнатке в Эн-Хо. Сон наяву… странный, но не кошмарный.

– Тебе нравилось вызывать разные чувства.

– Да, как приправу к блюдам. Но нельзя питаться одними приправами.

– Но тебя и без меня любили, и сильно. Тут я ничего не смогу прибавить. Сама-то не слишком умею… – вздохнула невольно.

– Если бы я мог просто вернуться, не вызывая никаких подозрений! Но переворот дает шанс… только нужно показать, что им я необходим, а не желая считаться со мной они прогадают.

Нээле отвернулась от огня, дождалась, пока едва уловимый ночной ветерок овеет разгоряченное лицо, стряхнула побежавшего по запястью муравья. Такого разговора не ожидала. Она настолько ему нужна? О таком подарке Нээле даже не мечтала. Значит, она может попытаться ставить условия… Думала предложить обмен… но он сам нуждается в ее согласии! Да, это и впрямь настоящий подарок. Только с чего же вдруг всему телу стало так зябко, ведь у костра сидят…

А Энори продолжал, неторопливо и чуть отрешенно, по прежнему глядя то ли в огонь, то ли в ночь:

– Мне в общем-то все равно, кто здесь будет править. А ты нездешняя, в тебе нет впитанной с молоком верности местным Домам, какой бы знак они ни носили.

– Думаешь, люди Столицы потерпят твое влияние?

– Э, я сумел управиться с войском рухэй, а они – другие, не здешней крови. Нескольким сановникам и их свите, которых сюда пришлют, не с руки будет поднимать против себя весь народ, – и, без перехода: – Ты дрожишь. Замерзла? Ложись лучше спать. Утром здесь будет прохладно, устраивайся возле костра, я оставлю лишь угли.

И добавил:

– Ты подумай. Слово, сказанное вовремя, вера во что-то могут свернуть горы. Уже очень много крови пролилось, на войне и не только… стоит ли продолжать?

Хорошо, что в одеяло можно было закутаться с головой. А еще лучше было бы, приди ночью та женщина…

Его слова звучали разумно. Мало того, они звучали заботой о людях. И было, с чего поверить – ведь раньше его поступки и впрямь несли благо.

Нарочно ли он попал в самое уязвимое место?

Так мечтала о знаке судьбы, о том, чтобы исполнить волю Небес…. И вот он, желанный знак? Бедная девочка из мастерской спасет от смуты провинцию. Куда уж просить о большем!

По лицу покатились слезы, и она, чтобы не всхлипнуть, не привлечь его внимания, уткнулась в согнутую руку.

Когда рассвело, Энори ее разбудил, присел рядом.

– Здесь неподалеку отряд, – сообщил он. – Мой знакомый сотник со своими людьми уничтожил остатки рухэй. Я отправлю тебя с солдатами в Сосновую, потом заберу. Ты успела подумать?

Нээле села, растерянно пригладила волосы, вдыхая утреннюю прохладу. Она разве спала? Видимо, да… Подняла глаза на Энори: вот он точно не спал, он не спит никогда, если не ошиблась Лайэнэ.

Самый серьезный, самый страшный противник был сейчас перед ней. Его не одолеешь с помощью словесных уловок, сегодня, во всяком случае. Но он хочет развить ее дар, возможно, подпустить к каким-то своим делам… вот тогда, может быть… только о том и стоит молиться. А если нет, остается последний выход. Уж умереть-то она сумеет… наверное.

– Я согласна, – сказала она, – Но у меня есть условие.

– Говори, – улыбнулся, а глаза стали слишком внимательными, и, кажется, посветлели.

– Дай слово, что исполнишь мою просьбу.

– Какую?

– Сперва пообещай…

– Нээле, милая, не пытайся переиграть меня на этом поле. Просто скажи, что тебе нужно. Я обещаю, что постараюсь, если это не принесет вреда уже мне.

Его взгляд и голос выражали одно – ты мне нужна, я хочу и готов идти тебе навстречу. Теплый такой голос. Нээле стало тоскливо, словно она малышка и заблудилась в тумане. Сорока села на ветку, вроде бы ту, откуда вчера кричала сова, завертелась, вспорхнула – и нет ее. Одиночество подступило, будто сорока могла чем-то помочь. Готов, да… но как его обязать? А она уже здесь, никуда не деться. Не скажешь «согласна», иначе ведь добьется своего.

– Я хочу, чтобы ты не причинил вреда моим друзьям, брату Унно и Лиани. Или ищи другую провидицу.

– Ага, все-таки он отыскал тебя… Он и забрал тогда на севере, верно? – Имя Энори не удивило. Он ласково выпутал ее руку из складок одеяла, накрыл своей ладонью. – Нээле, подумай сама, я не могу вслепую поставить их благополучие выше своего. С чего тебе понадобилась эта сделка? Расскажи больше. Не бойся говорить, я же сказал – постараюсь.

Не видела его таким. Очень серьезным… нет, не то слово. Были моменты, когда хотел ее убедить, но теперь… словно действительно принял ее желания.

– Мои друзья охотятся за тобой, – запнулась, не решаясь продолжить. Руку не отняла. – Они знают, кто ты, и о твоей связи с рухэй…

– И о том, что я же и навел на остатки их отряда наших воинов?

– Нет… это правда? – девушка растерялась. Ах, да, он же только что сказал про знакомого сотника… Но нет, вряд ли знают, и это неважно.

Произнесла это вслух.

– Попытаются убить? – спросил Энори с интересом.

– Нет… не совсем, это им не по силам.

Отчаянно вскинулась, но он ничего не сказал, внимательно слушал. Обреченно продолжила:

– У них есть освященные монахами стрелы. Ты, если вдруг попадет к тебе такая стрела, не сможешь ни спрятать ее, ни сломать, даже прикоснуться не выйдет. Если на ней останется твоя кровь, монах возьмет ее и отнесет снова в Эн-Хо. Ты придешь следом. Против целого братства тебе не выстоять.

– И как они намерены меня отыскать? – удивился Энори.

– Гребень. С ними… муж этой женщины. Он ради нее дал согласие…

Помянутый гребень появился в руке Энори словно из воздуха, блеснув камешками. Хрустнула резная кость.

Нээле ахнула.

– Что тебя испугало?

– Так… быстро…

– Незачем ждать, чтобы они нашли мой след.

Девушка не сводила глаз с обломков, упавших в траву.

– Она… умерла?

– Более-менее. Тебя это так потрясло?

– Я просто…

– Вижу, – с коротким вздохом он подобрал обломки и бросил на погасшие за ночь угли. – Ты же сама сделала то же самое год назад.

– Я спасала свою жизнь.

– А я нет? Но хорошо, как бы ты поступила с нежитью-людоедом? Что ж, я ведь смогу ее вызвать опять, если понадобится.

– Не надо! – воскликнула девушка. – Оставь уже ее душу в покое!

Он медленно склонил голову, словно в знак почтения… или скорби по той, кто в очередной раз умерла.

Нээле молчала, избегая смотреть на костровище – и тянуло посмотреть на них, туда, где поблескивало черное костяное кружево. Он же прав. Но Энори с этой женщиной… были союзниками? Или нет? Но он прав…

– Ты сдержишь слово? – спросила онемевшими губами. – Мои друзья…

– Я сделаю так, чтобы они не мешали мне, но постараюсь устранить помеху без вреда для них. Такое тебя устроит?

– Пообещай, что в любом случае… не тронешь их души.

Тишина повисла, кажется надо всем лесом, только невдалеке сорока потрескивала и где-то захлебывалась тонкой трелью неведомая птичка.

– Хорошо.

И снова тишина, сорока и птичка. Так бы всегда.

– Возможно, тебе тоже придется что-то им объяснить. Ты к этому готова?

Нет, разумеется. Как им в глаза-то смотреть?

– Да, готова.

Так быстро – еще кажется, и не было ничего. Было… Слово – как упавший с дерева лист, еще земли не коснулся, но, каким бы ни оставался зеленым, жизнь для него закончилась.

– В Сосновую ты направишься без меня, я выведу тебя на солдат и научу, что сказать. Так будет лучше для всех, и я подумаю, как поступить, и ты.