Текст книги "Ахэрээну (СИ)"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10

В Сосновой работа кипела, созвали – а когда и согнали силой – мужчин со всех окрестных деревенек. Некоторые ворчали: мол, вместо своих огородов заняты чужими стенами. Другие одергивали их – если своим же защитникам не помогать, последние времена настанут. Третьи помалкивали, помня, что никого солдаты крепости не защитили. Были и те, кто думал – отряд рухэй разбился об эти стены, не то шли бы себе дальше, жгли и грабили.

Так или иначе, сейчас здесь царило оживление, какого не было уже давно, а уж столько женщин – стряпух и прачек – в Сосновой и вовсе никогда не водилось. Завалы уже разобрали, теперь часть стен по сути возводили заново, как и большинство зданий внутри. Да… раньше тут многое требовало ремонта. Крепость бы порадовалась преображению, случись оно по мирной причине.

Асума строго следил за порядком, благо, и пришедших с ним из Срединной наставлять и понукать не приходилось.

Посланных за налетчиками солдат скоро не ожидали, поэтому, когда разведчики донесли о возвращении двоих, командир весьма удивился. И почуял недоброе: такое возвращение могло значить только, что с отрядом стряслась беда.

Третьего человека, пришедшего вместе с солдатами, он в первый миг не признал, думал – кто-то из местных охотников, взятый проводником.

Асума подивился тому, как выглядели воины, словно не по горному лесу шли-торопились, а с неделю отлеживались на перинах. И не только свежим видом поразили, но и детски-счастливым каким-то выражением лиц. И выражение это было заразным, видимо – тут же начало появляться у некоторых солдат Срединной.

Впрочем, никто не мог подсказать, каким стало лицо у него самого, когда осознал, кто этот третий. Счастливым вряд ли, но вот глупым наверняка.

Это не мог быть Энори, и не мог быть никто другой. Асума, до крайности растерянный, постарался не выказывать этого слишком явно и задал много вопросов, ответы на которые не знал бы и брат-близнец. Услышанное его удовлетворило, но он заметил, что некоторые вещи обсуждать Энори не хочет. В прежние времена такое случалось и настаивать не посмел бы никто, кроме разве что генерала Таэна, однако сейчас Асума предпочел бы избежать недомолвок.

Но оставалось пока принять Энори и отправить письма генералу.

…На вороте у него красовалась серебряная застежка со знаком Рыси. Заметил, как на него уставился помощник Асумы, проследил направление взгляда.

– Ах да, я и забыл, – с немного растерянной улыбкой отстегнул пряжку, и последовал за провожатым сквозь толпу любопытных, большинство из которых не осознали пока, что произошло и кто это вообще, за что ему внимание всех офицеров разом.

– Он не имел права носить этот знак, – сказал помощник, проследив взглядом за нежданным гостем.

Асума потер переносицу:

– И все же он много лет жил в этой семье и верно служил ей. Скрываться в глуши и держать при себе знак как память – за такое осудят только неблагодарные.

Поскольку одежда его была невзрачной, достойной лесного охотника, за которого и приняли поначалу; Асума велел принести другую, но возникла заминка. Все знали, что Энори не носит цветного, хотя сам он сейчас не просил ни о чем таком. Тонкое серое сукно нашли в деревне у местного старосты, и новую безрукавку цвета грозовой тучи с серебряной вышивкой у ворота. Швеи мигом, хоть без особого мастерства изготовили наряд. Неярко по-прежнему, но никто не примет за простого жителя гор.

Его разместили в лучших покоях, насколько о лучшем можно было сейчас говорить в Сосновой. Десятки людей старались, возвращая ее к жизни, но следы пожара все еще бросались в глаза.

И в комнаты постарались принести хоть что-то, скрадывающее недавнее разорение.

Энори тронул занавеску с вышитыми на ней пчелами – массивные, они кружились над золотыми контурами цветов.

– Это принадлежало женщине, – послышался голос сзади. – И сундук с уточками. И вон та вазочка с янтарем тоже; смотри-ка, надколот край. Могли бы и выбросить…

– Женщине? – тихо откликнулся Энори. – Да, пожалуй…

Яаррин сидела на кушетке, поджав ноги.

– Наконец-то побуду в нормальной комнате, хоть и среди такого барахла. Даже хорошие вещи они навалили сюда как попало…

– Сгинь, – сказал Энори. – Сюда идут.

Солдат в головной повязке со знаком Срединной стоял не как положено, а переминался с ноги на ногу, и смущенно прочищал горло.

– Господин, тут такое дело… Простите, что не даем отдохнуть, но срочно требует командир.

Человек был маленький, щуплый, но выглядел очень решительно. Из соседней деревни, сейчас он трудится плотником. Правда ли, что он был здесь при штурме Сосновой? До сих пор не было оснований усомниться в его рассказе, все выжившие говорили примерно одно. Однако сейчас…

– Ты, верно, ошибся, – с глубочайшим недоверием сказал Асума. Он, поднялся, сам того не заметив, и наступал теперь на маленького плотника, а тот пятился, ежился, но глаз не прятал даже при поклонах, как уж ему удавалось.

– Господин, разве его можно с кем-то спутать? Только если видел мельком, давно, а сам был занят другими делами. Но я думал, что умираю – что может быть важнее такого? Крепость горела, а он стоял совсем рядом со мной. И на лице отсвет пламени… Все как есть в память впечаталось. Когда я видел его, он не участвовал в схватке, и ничего не боялся, похоже. Он посмотрел на меня. Ничего не сказал и не сделал, а я подумал – это не человек. Это сама воплощенная смерть посетила Сосновую…

Плотника допрашивали долго и тщательно, однако толком он сказать ничего больше не мог, а остальные выжившие вовсе не принесли новых сведений. Энори – Асума, как мог, постарался скрыть его личность, хотя слухи уже поползли – они не видели никогда. Ни в прежней жизни, ни в настоящей.

…Если он и вправду был в горящей Сосновой, то почему и зачем? Вместе с вражескими солдатами его не видел даже этот плотник. Не видел и вместе с воинами Таниеры. Но если он и впрямь находился в крепости до нападения, почему его не помнят другие? Тайна его и погибших офицеров? Такая, что и по возвращении о ней не упомянул?

Плотник, съежившийся на полу, еще больше сжался при появлении в комнате гостя своих кошмаров. Асума скользнул по работнику беглым взглядом и обратился к Энори, стоявшему на пороге с видом настолько спокойным и слегка удивленным, что и спрашивать было неловко:

– Доводилось ли вам встречать этого человека?

На лице Энори на какой-то миг возникло странное выражение, Асума не взялся бы объяснить, что оно значит. А потом молодой человек рассмеялся.

Чего-чего ожидал Асума, но только не смеха, и в первый миг растерялся. Велел Энори войти, сесть, а плотнику повторить сказанное, после спросил:

– Так доводилось ли видеть его?

Ответа не получив, повторил уже более строго:

– Я надеюсь, вы сумеете опровергнуть эти слова или дать какое-то объяснение?

Плотник начал понимать, что попал в какую-то сложную и скверную историю, еще когда опять увидел Энори – в новой одежде, совсем не похожего на горного охотника. Он забеспокоился пуще прежнего, все чаще поглядывал на стражу у двери. Но от показаний своих не отступил ни на шаг.

Асума внимательно наблюдал за обоими. Но вскоре понял, что можно ограничиться одним плотником – в его чертах страх сменял растерянность, а следом приходила решимость – разнообразно, как облака на небе. А Энори выглядел рассеянным и несколько даже грустным, и думал о чем-то своем. И следа улыбки на его лице не осталось.

Тихо было, только снаружи перестукивали топоры и молотки рабочих, спешащих закончить кусок работы до ливня, да порой редкие тяжелые капли, принесенные ветром, ударяли по черепичному карнизу над окном.

Загадок Асума не любил, он даже судейских всегда недолюбливал, считая, что они слишком привыкли вертеть события и слова в нужную сторону. Однако сейчас не помешал бы кто-нибудь из этой братии. А ему самому слишком давно не отказывались отвечать. Врать и юлить, бывало, пытались, но что делать с молчанием?

Вот перед ним молодой человек, которого привык считать достойным доверия, и тут он находиться вообще не может. И вот заявление, которое звучит полным бредом. А Энори отказывается что-либо объяснять; при этом Асума знал, как хорошо у него подвешен язык. Больше всего похоже на то, что он… сильно задет таким отношением. Он вернулся к своим в час беды, помог отыскать налетчиков, сохранил знак рода, которому верно служил… а его встретили так.

Но что бы он там ни чувствовал, а ответить придется.

– Мне будет довольно слова, что вас не было в Сосновой в тот день.

Говоря это, Асума покривил душой, но он хотел получить хоть крупицу. К тому же, если прозвучит заверение, а потом всплывут новые обстоятельства, это может стать лишней зацепкой.

Энори отозвался тихо, так, что слушал один только Асума:

– Я скажу, только наедине.

Плотника отослали, вновь поместив под замок. Бедняга уже, видимо, прощался с жизнью, хоть ничего и не понимал.

Энори дождался, когда стихнут шаги, когда и стража покинет комнату, и обратился к Асуме.

– Я был в крепости. Не хочу говорить об этом, но придется. Вы, может быть, знаете, что у командира Таниеры была молодая подруга… Я приходил к ней, и о нашей связи не знал почти никто. Вас удивит, как это было возможно? Но госпожа Сайэнн обладала большим влиянием в Сосновой. А познакомились мы в деревне неподалеку, где она жила… случайно, когда она оказалась одна в лесу.

– Значит, нападение проходило на ваших глазах?

– Да.

– Но как можно было молчать о таком?

– Молчать? Проще простого. Не зная, выжил ли кто, и не желая пятен на памяти о погибших… Свидетелей много и без меня.

– Но как вам удалось остаться в живых, уйти?

Короткий взгляд – словно черный стриж мелькнул перед лицом Асумы.

– Я-то сумел, с тем даром, который имею. Знаю, что можно было остаться, помочь… Да, я знаю.

Не каждый останется, подумал командир. А уж после смерти любимого человека… Но приятней, когда встречаешь иное. Вспомнился тот парень, организовавший людей на развалинах. Жаль, что он выбрал покинуть Сосновую.

– Вам придется рассказать все о разорении крепости.

– Не хочу.

Асума нахмурился, сцепил руки в замок:

– Это не разговор.

– Спрашивайте других, очевидцев у вас довольно. Я хотел спасти госпожу Сайэнн, но это мне не удалось. Могу рассказать о ее смерти, если угодно.

Час от часу не легче, подумал Асума. Но говорить он и вправду больше не станет, похоже. И давить бесполезно, уж если в прошлые дни гнев генерала был ему как грибной дождик – а гнев этот был известен всем, имевшим счастье знать хозяина Хинаи. Не силу же к нему применять!

Выход все-таки был, такой, чтобы и непоправимого не совершить, и по возможности пресечь досужие разговоры.

– Что ж, я услышал довольно, чтобы доложить обо всем. И для всеобщего блага я прошу вас не выходить из покоев, пока не будет получен ответ. Я поставлю людей у двери. Если что-то понадобится, говорите им.

Энори холодно посмотрел на него; сейчас он, несмотря на умеренно-скромное одеяние, походил на сына высокого рода, а не на светлого, дружелюбного юношу-охотника с гор, каким явился в крепость.

– Как мило. Всё это называется другим словом, никак не просьбой. Вы ведь наверняка еще и оставите дверь незапертой; зачем, если охрана вежливо постарается не дать мне выйти? Но я не буду создавать вам лишних хлопот, я подожду, а со слухами среди солдат уж как-нибудь разбирайтесь.

Уже выходя, приостановился, и сказал, не оборачиваясь:

– Когда будете писать господину генералу, напомните, что он уже ошибся однажды. Не стоит вновь делать то же самое.

– Народ в крепости бурлит, хотя пока они знают лишь о твоем появлении. Этого бедолагу тоже заперли, только куда в худших условиях.

Охрана не могла услышать голоса женщины – она умела говорить очень тихо, едва не уподобляясь летучим мышам, и для Энори сейчас это оказалось удобно.

– Ты не ожидал, что угодишь в ловушку? – она была весела и оживлена, порхала по комнате; сейчас, кажется, ее радовало и то, что недавно она облилапрезрением.

– Я знал, что Асума будет писать обо мне, и никак бы не смог избежать этого, – Энори устроился на подоконнике, смотрел через деревянную решетку, чудом не тронутую огнем.

– Но ты не ждал, что появится этот выживший и узнает тебя.

– Да, этого я не ждал… Но придется пока оставаться взаперти, вот и вся разница.

– И у тебя есть план? – недоверчиво спросила женщина.

– Есть. Действовать по обстоятельствам. Если им не достаточно будет сказанного. Это… всего лишь люди. А один плотник и вовсе не имеет значения.

– Может быть, мне убить этого… свидетеля?

– Уж точно не сейчас. И нет никакого смысла. Да, кстати… – он наконец отвернулся от созерцания рабочих на стене через двор напротив: – Если захочешь убить, чтобы навредить мне, тоже бессмысленно. Стража знает, что я не выходил из покоев. Они меня только скорее выпустят, найти убийцу.

Яаррин только хмыкнула.

– Я предложила… просто как помощь.

– Ты меня ненавидишь, откуда такая забота? – Энори вновь повернулся к окну.

– Меня увлекла твоя игра, – неохотно призналась женщина, вертя в руках бронзовую статуэтку в виде дракона. – Даже не думала…

– А вот это я дал тебе, – сказал он рассеянно.

– Что?

– Интерес. Тори-ай редко могут испытывать что-то, помимо голода, ненависти и короткого удовольствия.

– Мог бы и промолчать, – женщина со стуком поставила статуэтку на стол. – Ладно… как я сказала уже, люди в крепости гомонят, словно воробьи, – она на миг оскалила мелкие зубки в усмешке. – Не хочешь понаблюдать втайне? Пищи там тебе хватит надолго…

– Не хочу.

– Так и будешь тут сидеть? Ведь можешь уйти в любой миг. Даже через дверь – охрана не посмеет остановить. Вернешься потом, раз под надзором быть тебе нравится.

– Уймись уже… ты говоришь слишком громко, услышат тебя.

– Не о тебе беспокоюсь. Но ты и мне велишь голодать!

– Они мне нужны.

– Даже крестьяне, которых согнали сюда для подсобных работ? Их никто и не хватится.

– Все.

– О да… не поверила бы, – фыркнула женщина, – Ты готов на всё ради их обожания? А получив письмо, они, может, еще смертный приговор тебе вынесут, – сказала она мечтательно.

– Не надейся… Все еще повернется, как надо, а под замком несколько дней побыть мне не трудно.

– Несколько дней? Твоя самоуверенность все-таки запредельна. Ты знаешь ведь, что напишут в ответном письме!

– Что же? О моей смерти от руки генерала?! Но, скорее всего, меня сами выпустят раньше. Ты видела – они меня любят. Это не рухэй, которых нужно было каждый раз приручать заново.

– Ты потому и отпустил того недоумка? Что он в самом деле привязался к тебе? Я многое могла бы тебе рассказать о людях, – засмеялась она, – Только ведь ты никого не слушаешь. Но я полюбуюсь на то, как они обойдутся с тобой. Уже начали, ведь ты ожидал не этого? И не этого, – острым ноготком она провела себе по горлу.

Но заметила, что он снова отвлекся, и не как обычно – равнодушно к ее колкостям. Что-то произошло.

Энори застыл у окна, расширенными глазами глядя на край двора. Лицо побледнело, будто свежевыбеленный холст, и, похоже, дышать Энори перестал.

– Что с тобой?

Что-то произнес одними губами. Женщина не была уверена, правильно ли она расслышала.

Он очнулся не сразу.

– Ахэрээну…

Яаррин метнулась к окну, вгляделась, вытягивая шею, и так прижалась к узорной решетке, что выскочила одна из шпилек.

– Что может напугать Забирающего души? – спросила она. – Белый крылатый зверь… где же он?

– Тебя учили, что ахэрээну выглядит так. Но это… белая туманная бездна, из которой к тебе тянется множество рук…

– Ты ошибся, – она отодвинулась от окна. – Я вижу только горстку людей. Кто там Опора, по-твоему? Может, вон те рабочие скопом?

Энори молчал, покусывая нижнюю губу, и все смотрел во двор.

– Ты прямо как младенец во время грозы, – обронила Яаррин, – Вот уж не думала, что тебя можно так напугать…

– Дура! – оборвал ее Энори, – Сразу видно, мозги твои давно превратились в пыль! Приход Опоры может пошатнуть мироздание.

– Пока только ты шатаешься от страха, – сказала она недовольно; давно пыталась вывести его из себя, сейчас вроде и получилось, и что-то не так. Не на ее слова он злится. А и впрямь перепуган… Может, и ей стоило бы?

Асума скомкал начатый загодя набросок письма, встал, смерил шагами комнату взад и вперед. Мысли не шли. Верить ли бывшему советнику – или этому случайному человечку, утверждавшему, что Энори в тот страшный час был слишком спокоен и уверен в себе? За плотника поручилось несколько местных жителей, но сами-то эти порученцы что из себя представляют?

Объяснение прозвучавшее… оно и понятно, и странно. А с именем Энори связано многое. И та загадочная история с ранением, пожаром и нападением. И со смертью его. Мда, узелок. Может быть, ответ на письмо поможет его развязать.

Асума со стуком придвинул к себе тушечницу, сел за столик. Но он успел вывести лишь первый знак, как его отвлекли известием о захвате Срединной – оттуда не сумели даже вовремя отправить весточку – и перевороте в Осорэи.

**

Ливень к ночи пошел такой, что дорогу и дома по ее сторонам было видно с трудом. Фонари, закрытые колпаками, не гасли, но казались тускло-желтыми пятнами. Братья Ённа, выезжавшие вперед на разведку, нашли заброшенный дом на окраине городка Тай, туда сейчас направлялись пятеро всадников – Рииши и его приближенные.

Раненое плечо почти не болело, но рука плохо двигалась; ладно хоть левая, все же проще. Повязка промокла и от крови, и от дождя, вдобавок, кажется, сбилась и очень мешала. Ничего он не успел, разве что мать теперь в безопасности, это главное.

После того, как оставил Майэрин у родни, направился в сторону от Осорэи. Там, в долине, в предместьях столицы провинции жил давний товарищ отца с семейством, а неподалеку – одна из младших ветвей Нара. Решил – что ж, пусть самому в Осорэи ехать все-таки неразумно, есть, кого об этом просить. У друга отца четверо сыновей, и они всегда были верными. Пусть предупредят, кого следует, и мать его заберут из города, укроют в надежном месте. А сам он направился к другим семьям, верным знаку Жаворонка. Но время было потеряно…

– Господин, это здесь, – голос, еле различимый за шумом дождя, прервал мысли. Тут и вовсе не было света, непонятно, как разыскали этот заброшенный дом. Невзрачная серая черепица на крыше чуть поблескивала от воды, отражая свечение неба, невидное глазу. А под ней тьма непроглядная, фонарь в руке одного из спутников еле-еле отодвигает ее, но не пробивает. Приземистое, неуютное здание, верно, бывшая мастерская.

– Здесь по всей округе никого нет, мы проверили, – подал голос младший из братьев.

– А если засада?

– Вряд ли, они потеряли нас.

На них напали, когда с небольшим отрядом Рииши ехал к столице Хинаи. Он знал скрытые входы в город, думал пробраться; а не получится всем сразу, так разделиться и затеряться в толпе, ведь захватчики не закрывали ворота. Но кто-то их выследил. Напали земельные стражники, даже не стараясь выдать себя за простых бандитов. Удалось отбиться, потеряв двоих, и сбежать, встретиться с братьями Ённа в условленном месте. Они и поведали новости.

Сейчас за уцелевшими шла погоня; неизвестно, Суро это приказал или Атога, да и хотят его убить или привезти к заговорщикам, проверять желания не возникало.

Все равно уже было, окажется ли крыша над головой – и нитки сухой не осталось. Если здесь и таилась засада, нападать она не спешила.

– Отпусти лошадей, – велел Рииши, спрыгивая наземь – движение отдалось острой болью в левой половине тела. – Негде их прятать. Выйдем пешком, как дождь кончится, лошади привлекут внимание.

– Вы никуда не дойдете сейчас.

– Это всего лишь плечо.

– А крови-то сколько было! И вряд ли толком остановится, в такой-то дождь.

– Здесь нас найдут, – сказал, и подивился равнодушию в своем голосе. Еще много что можно было сделать, но смерть Айю, двоих спутников и части городской стражи выбила почву из-под ног. Казалось, уже все бессмысленно. Может быть, сейчас они идут не в укрытие, а в мышеловку.

Отпустив повод коня, Рииши направился к дому.

– Свет, с фонарями кто-то, – быстро проговорил один из спутников. – Их несколько.

– Ну, значит, не спрятались.

– Придется им показать, – пробормотал другой спутник, вытягивая саблю.

– Не нужно, их, кажется, там с десяток или больше. Хватит погибших. Попробуем укрыться порознь…

– Я рядом побуду, – буркнул старший из братьев Ённа, пряча свой фонарь за спиной.

Лошадь заржала, выдавая присутствие беглецов.

– Скотина, – прошипел Ённа.

– Здесь они, давайте сюда! – из-за ливня голос раздался, уже слышался стук копыт. Конные были ближе, чем казалось, окружили Рииши и спутников; из тех никто не стал прятаться, даже нырнувшие было под крышу разведчики выбежали наружу.

– Сабли убрать, – велел Рииши своим, хмуро глядя на окруживший отряд. Всадники тоже не спешили взяться за оружие.

– Трудновато было вас найти, – сказал главный, довольно еще молодой мужчина, державший в руке фонарь. – Госпожа Майэрин с ума сходит от беспокойства, да и остальное семейство тревожится.

**

Когда голубь принес послание о захвате Срединной людьми Нэйта, ясно было, что следующей станет столица провинции. Можно и не ждать новой весточки. Вдруг стало легко – вот оно, наступившее. Предчувствие всегда больше пугает.

– Я выезжаю, – сказал Кэраи. – Жаль, люди пока не умеют летать.

– Куда и зачем? – Тагари с тех пор, как войска его все уверенней оттесняли рухэй, стал относиться к брату куда дружелюбней. – Сейчас наша задача здесь – прогнать чужаков. Мы уже близки к победе, и солдат я тебе выделить не могу.

– Поеду один.

– Зачем? – снова спросил старший. В дрожащем теплом свете от ламп лицо его выглядело моложе, почти как двенадцать лет назад, а морщинки казались случайным рисунком теней. – Убьют тебя, и все. Потом вместе вернемся, и клятые Нэйта за все ответят.

– А затем, дорогой мой полководец, что войска Окаэры уже на середине пути, и они окажут помощь здесь, но не там. А Столица спросит потом – где вы были, почему не препятствовали перевороту? Почему не только генерал, но и брат его, даже близко не воин, сбежал на север? Да, это несправедливо, но ведь именно несправедливо с нами и хотят поступить. Зачем давать лишний повод?

– И что же, поедешь и дашь себя убить?

– Постараюсь выжить. Слухи расходятся быстро, я в дороге буду знать, как поступить. Дай мне человек десять, больше не надо. Столько-то можно? И хороших лошадей.

Вспомнил Энори, ночной разговор, и на сердце стало куда тяжелей. Еще и потому не хочется уезжать, что где-то неподалеку бродит эта тварь, и одни демоны знают, что еще удумает.

Показалось – темно в походном шатре; зажег еще с десяток свечей, неторопливо, словно не говорил о спешном отъезде. И словно эти маленькие огоньки могли развеять другую тьму или защитить от чего-то.

– Мы больше не увидимся, – неожиданно сказал Тагари. – Не знаю, кто из нас переживет другого, но так будет. Береги себя, что ли.

**

Следующие два дня уже не Лиани, а Нээле изводилась, а он пропадал у монахов. Лицо и взгляд у него были как небо осенью, пустые, прозрачные и холодные. Девушку при редких встречах избегал столь явно, что она почти собралась прижать его к стенке и спрашивать, спрашивать, пока не ответит.

Но не успела, прибежал молодой монашек, позвал и ее к отцу-настоятелю.

У самого входа чья-то рука перехватила ее за локоть. Лиани, словно из-под земли взявшийся, смотрел на монашка так, что тот съежился и на шаг отступил.

– Вот ее вам уж точно расспрашивать не о чем, – тихо сказал молодой человек.

– Но ты уж это зря, она может помочь, – брат Унно возник столь же внезапно. Стоя меж этими двумя, Нээле ощутила себя как на промозглом ветру. Как странно, еще недавно они выглядели друзьями. Монашек, видно, тоже что-то такое почувствовал, и сдуло его этим самым ветром.

– Братья Эн-Хо раньше знали только про бегство с амулетом. Я сделал глупость, даже подлость, упомянув о том, что было в Осорэи, – Лиани смотрел на нее. – Но потом они обещали тебя не спрашивать.

– Думали, хватит того, что ты услышал от той красавицы, – подтвердил брат Унно. – Только сам понимаешь, не было еще случая, чтобы подобная нечисть столь долго обитала среди людей. Небывалая это история. Любое слово может оказаться подспорьем. И не кидайся ты на защиту, никто милую девушку не обидит.

– Я и сама охотно все расскажу, – откликнулась Нээле. – Не надо меня совсем уж держать в неведении. Даже про пояс не стали упоминать, а ведь это меня напрямую касается.

– Хм… тут уж точно решили не беспокоить, – смутился брат Унно. – Но языки у кого-то из братии длинные…

– Длинные, а об остальном я сама догадалась. Как видите, цела, не плачу и не убегаю. А уж рассказать, как я у Энори жила, смогу без труда. Даже будь он здесь, только посмеялся бы над моими словами.

Сидя в длинном темном зале, освещенном многочисленными лампами, вдыхая сладковатые ароматы смол, она рассказала отцу-настоятелю и братьям высшей ступени почти все, стараясь припоминать и малые детали. Только одно утаила – что он говорил ей о скрытой в Нээле силе, о тайном даре. Странно бы такие слова прозвучали здесь, да еще после всего, что было – странно и неуместно.

Будто хвалится тем, что даже Забирающий души отметил ее…

Что ж, раз он жил, как человек, нет ничего удивительного в том, что забрал к себе девушку. Была же у него Лайэнэ, в конце концов. И не только она.

Но и эти ответы неожиданно привели к неприятному. Будь между ней и Энори что, может и не решилась бы рассказать, а так-то скрывать зачем?

– Вот лишнее свидетельство ее душевной силы и чистоты, – обратился к настоятелю один из братьев. – Даже нечисть не смогла совладать с ней. Недостойному кажется, хватит уже сомневаться – девушка послана монастырю свыше.

Еще чего не хватало, чужих заслуг мне не надо! – едва не крикнула Нээле.

…Негромкий мягкий голос, повествующий о дальних странах. Кисть, порхающая над бумагой, белые листы, обретающие форму птиц и корабликов…Уж она-то знала цену своей стойкости в ту ночь.

Но – промолчала, смотрела в пол и вскоре покинула темный зал, полный переливчатых ароматов.

Стала на крыльце, щурясь – с неба в глаза сыпанули светом. Лиани нарисовался в этом свете, словно статуя из черного оникса. Верно, бродил все это время неподалеку, беспокоился за нее. Что-то начал ей говорить.

– Как вы мне все надоели, ожидать, какой я должна быть и что делать, – выкрикнула она, и пробежала мимо.

Ночью не спала долго, слезы текли и текли, и сама не смогла бы сказать, отчего. Успокоилась, сообразив – теперь, раз монахи и ее расспросили, ей все станет известно о плане. Завтра она сумеет найти того, кто расскажет, и перед Лиани извинится, уж ему совсем напрасно досталось. Нээле знала, как могут монахи вроде случайно задать вопрос, и по нему словно за ниточку клубок размотать, а он устал очень и в хитростях не искушен.

До последнего пытался ее уберечь…

Уже начала задремывать, как почудилось – кто-то есть в комнатке. Странное чувство возникло, знакомое и неприятное. Вроде ни запахов новых не принесло, и луна светит по-прежнему, и холоднее-теплее не стало. Но что-то в тенях неправильное, недоброе. Впервые подумалось – а насколько сильна защита монастырских стен от угрозы потусторонней? Ведь сама девушка среди простых паломников и поселенцев живет, и отдельное обиталище сейчас показалось ловушкой. Разбудила бы сейчас какую-нибудь женщину, чтобы не лязгать зубами от страха…

В этот миг поняла, что нет, она не одна. В заострившихся черно-белых тенях стоял человек. До конца времен, на Небесах ли, в других рождениях перед ней всегда будет всплывать это лицо. И неважно, что сейчас обычное мужское, а не страшной твари с длинными зубами.

– Ты меня узнала, – отметил он с удовлетворением. – У меня мало времени… еле удалось выбраться к тебе – монахи сильны, но самоуверенны, они считают, я не могу думать.

Нээле вжалась в стену, прижав к груди колени и холщовое покрывало.

– Увы, и коснуться тебя не могу… Я сейчас исчезну, – продолжал гость. А ты расспроси получше, что затеяли твои друзья. И насколько святы здешние обитатели. Даже Забирающий души вряд ли сумеет одолеть служителя храма. А вот удастся ли защитить и второго…

– Что… ты…

– Можешь сыграть в непонимание, отсидеться здесь. Это ведь всё чужие дела. Мои даже больше, чем твои – мы с твоим приятелем, можно сказать, товарищи, – тори-ай нехорошо усмехнулся. – А охоту он затеял опасную.

– Это значит… до конца времен исчезнет душа, если что?!

Потому и остерегал его брат Унно – не соглашайся… А она, какая же дура! Ведь расспрашивали ее не просто из любопытства.

Позабыла, что ее сейчас могут убить, подалась вперед, откинула покрывало… а в комнатке уже не было никого, только чуть зеленоватая струйка воздуха утекала под дверь.

Нээле вскочила, услышав жаворонка за окном; сейчас уж точно не вернется нежить. Опомнившись после короткой вспышки, всю ночь продрожала в своей каморке. Небо светлело, монахи уже подметали двор, чистили коренья к завтраку. Скоро созовут на молитву.

Не думая, как Лиани и другие воспримут ее появление, Нээле прибежала в крыло, где он ночевал среди еще десятка мужчин. Но там его не было, и во дворе не нашла, хотя куда он мог подеваться в такую рань?

Нээле кинулась к подметальщику – он-то уж точно видел, если поутру кто-то вышел. Знаю, знаю, подтвердил тот, важно кивая. Он и брат Унно еще до зари ушли из Эн-Хо, отец-настоятель благословил.

– Лучше брата Унно горы здешние никто не знает, – прибавил монашек с уважением. – Он собирался было оставить служение, но тогда и защиту потеряет, какую сан дает. А кроме него, выходит, идти некому. Ну, а второй – воин, его никто не заменит, да он и сам не хотел.

Уже не думая о почтительности, Нээле вцепилась в монашка и вытрясла все, что тот знал. Он опешил от такого напора всегда кроткой девушки, превратившейся в разъяренную росомаху, и почти не сопротивлялся.

Все, что хотела услышать, она услышала. Уже не думая о нежити, о защите священных стен, она выбежала за ворота, упала лицом в колкую траву и разрыдалась.