Текст книги "Велик (СИ)"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Можете осмотреть замки, – Кваку Квам Кваси Квези Квеку обвел видимую и невидимую часть своих владений зажатым в кулаке фонарем. – Передаю под охрану всё в целости и сохранности.
– Только это или с обратной стороны тоже что-то? – деловито закрутил головой Анчар.
– С обратной стороны тоже что-то, – хихикнул узамбарец, – ибо ваш большеголовый брат еще не придумал склады, состоящие только из одной стены, а настоящим, как ни крути, их нужно не меньше четырех. Но там нет ворот, а значит, нет и опасности. Пройдемте сейчас вместе до конца, порядок есть порядок, убедимся, что всё на месте, и я отправлюсь домой с чистой совестью. Убегался, как гепард, осой под хвост укушенный… Денек сегодня выдался суетный, честно скажу. В конторе с самого утра – как пожар в обезьяннике: то прибытия все сразу, то убытия, то споры какие-то нелепые, банановой кожуры не стоящие, то недостача в грузе, то пересортица, то порча обнаружилась… Пять раз неустойку взимать пришлось с опоздавших капитанов! А проще бывает с живого льва шкуру содрать, чем с их брата хоть павиана ломанного вытрясти – такой вот уж народ пошел непорядочный да алчный, да, ничего не говори… Под конец дня сидишь уже, как пыльным мешком по голове ошарашенный, тебе говорят что-то – а ты ничегошеньки не понимаешь, или понимаешь, но не то, и не так, и не туда, и не тем местом… Короче, как говорят вамаясьцы, сплошной дзен!..
– А. Что. Такое…
Удар локтем по локтю и испепеляющий взгляд Анчара не дали Велику закончить, но, к счастью, самодовольно разглагольствующий Кваку Квам Кваси Квези Квеку, подобно глухарю, не слышал сейчас никого, кроме себя.
– Дзен – это когда всё наоборот и ничего не понятно, – быстро прошептал атлан, неожиданно для себя пожалев сконфуженного голема, вспомнил, что его самого уже очень давно никто не жалел, и не удержался, чтобы не прошипеть: – И держи рот закрытым, когда не спрашивают, пока он не передумал тебя нанимать!
Обескураженный голем молча кивнул в ответ.
Под болтовню хозяина они прошагали еще метров триста, пока Великая складская стена неожиданно не кончилась, и они не оказались на дороге, ведущей из порта в центр города[38]. Тонкими ниточками разбегались от широкой желтой полосы и терялись между сонными домами улочки и переулки. Налево одиноким маяком сиял вход в бухту. Направо тусклыми огоньками на холме светились далекие дворцы и дома развлечений для столичной знати.
– Ну как, принимаешь? – обращаясь то ли к волшебнику, то ли к маячившему за его спиной Каменному Великану, устало вздохнул узамбарец.
– Да, всё в порядке, – сдержанно кивнул Анчар, тихо радуясь, что темно, и что так незаметно и вовремя удалось подать своему творению условный сигнал молчания[39].
Завскладами поднял голову, глянул на узкий осколок луны над океаном, на атлана, на голема и деловито уточнил:
– Кстати, он у тебя в темноте видит?
Анчар с душераздирающим мысленным стоном снова ткнул Велика локтем в бок, вызвал в памяти стандартные тактико-технические характеристики бойцового голема и покачал головой:
– Нет.
– За такие деньги, какие я тебе плачу, мог бы и видеть… – капризно пробурчал толстяк и указал на глубокую корзину с торчащими из нее палками, притулившуюся за углом. – Факелы вот.
Атлан достал один, щелчком пальцев поджег просмоленную ветошь и вручил факел Велику.
– Будет гаснуть – возьмешь из корзины новый и зажжешь от старого, – четко проговорил волшебник, не отрывая взгляда от синих глаз подопечного, и тот кивнул, в кои-то веки не пытаясь ничего сказать.
– Он понял? – обеспокоенно проговорил узамбарец.
– Понял, – уверенно подтвердил маг. – Пусть только попробует не понять.
– Ну вот и славненько. Пойдем, бвана белый шаман. Я тебя отсюда напрямую выведу, – хлопнул мага ладонью по плечу Кваку Квам Кваси Квези Квеку – точно большой мягкой лепешкой приложил – и направился к одной из узеньких улочек.
– Смотри в оба! – оглянулся Анчар на одинокую фигуру ростом почти до крыши, с факелом в одной руке и дубиной в другой, и вдруг то ли услышал тихое, то ли почудилось:
– А. Если. Я. Не. Справлюсь?..
– Ты не должен меня подвести ни в коем случае! – сурово бросил через плечо атлан и заторопился вслед удалявшемуся нанимателю: из лабиринтов прибрежных кварталов чужак без посторонней помощи мог выбраться разве что случайно, а возвращаться по большой дороге до знакомых мест – значит пропетлять по неизвестным районам лишних часа два.
Мерные шаги голема удалялись, глухо сотрясая землю и всё на ней расположенное в радиусе десяти метров. Неровный свет факела трепетал в смоляной тьме, как огненный махаон, приземлившийся в асфальтовое озеро, рвано озаряя маленькую каменную голову и покатые плечи сторожа, его могучую спину, короткие мощные ноги и жуткую дубину, зажатую в кулаке, огромном, как корзина для сборки арбузов.
– Третий раз пошел, – прошептала за углом темная, прижавшаяся к стене фигура. – И всё туда-обратно. Сказал же Ква-ква, что не будет он вкруговую проверять – чего еще на него пялиться. Пусть шарахается! У нас своих делов до кучи! Пошли, Изуба!
– Каменюка долбленная, – соглашаясь, фыркнула вторая фигура, притулившаяся за стопкой корзин, и презрительно сплюнула. – Хоть на заднице у него дырку проковыряй, но если не приказали ему оглянуться – не оглянется.
– Это точно. Ква-ква вообще мог каменщиков нанять для такого дела. Ему же дешевле бы обошлось!
– Ты хочешь, чтобы он отдал наши бегемоты каким-то каменщикам, Кашил? Которые тихо даже босиком по подушке ступить не умеют? Не говоря уже о том, чтобы не задавать глупых вопросов и не трепать языком? И не вспоминая уж про то, что ты отдаешь им наши бегемоты?
– Да я пошутил, Изуба, ты чего!.. Шуток не понимаешь?! Да за десять бегемотов я сам ему буду хоть каменщиком, хоть рыбаком, хоть подметальщиком! – возбужденно зашептал Кашил и уточнил быстро: – Если, конечно, недолго и делать ничего не надо.
– Пошли, каменщик Кашил, – хмыкнул Изуба и медленно встал, опираясь на лом и растирая кулаком затекшую поясницу.
– А послушай, Изуба! Как ты думаешь, сколько ходок мы успеем до рассвета туда сделать? – спохватился вор с крашенными ярко-рыжей хной косичками до плеч.
– Туда – это куда? – подозрительно прищурился его товарищ.
– В нашу дыру, конечно!
– Никаких ходок, Кашил! Не будь остолопом! – яростно прошипел подельник. – За что, по-твоему, Ква-ква доплатит нам утром еще по пятнадцать бегемотов?
– Сам ты остолоп, Изуба! – огрызнулся рыжий. – Когда мы уйдем, любой болван залезет в нашу дыру и вычистит всё до последней нитки… или чего у него там лежит? Так лучше это сделать нам, чем…
– Так вот чтобы болваны не лезли, куда не надо, мы до утра и будем ее охранять! – с тихим раздражением как двумя непривычными ролями, так и упрямой тупостью приятеля, прорычал Изуба. – Ты спал, что ли, когда мы с Ква-ква договаривались?
– Я думал, он так пошутил… – промямлил Кашил.
– Шутников таких крокодилам надо в детстве скармливать… – пробормотал Изуба, не уточняя, кого конкретно имел в виду. – Давай, пошли уже… хохотун…
– А я чего… я ничего… – разочарованно пожал плечами Кашил, поднялся беззвучно и, поигрывая долотом как кинжалом, скользнул за угол.
Велик шагал вперед и бдительно крутил головой по сторонам: ворота слева… замки… два… целые… справа ворота… замки… целые… слева ворота… замки на месте… справа ворота…
Он проходил вверенный ему участок уже в пятый раз, и пока всё оставалось точно так же, как и четыре раза назад. Конечно, при таких горах хлама, местами добиравшихся до крыши подобно второй стене, трудно было сказать, не прячется ли в них кто-нибудь, желающий покуситься на чужую собственность, но если замки были на месте и ворота целые, это означало, что он свою задачу выполняет на отлично. Потому что где бы ни прятались злоумышленники, в склад можно попасть только через ворота, а в ворота – только открыв замки.
Или сломав.
Эта мысль заставила голема остановиться и моментально наполнила мозг-схем, сосредоточенный на максимально безупречном выполнении задания, целым роем озадачивающих вопросов.
Если замок можно разбить и таким образом попасть внутрь склада, то следовательно, можно разбить и стену? И крышу? И пол? Или пол нельзя? Но если сделать подкоп – тогда можно? А если пола нет? Как в доме отца? Можно ли разбить пол, которого нет? Или это уже бздым… дзынь… дзен?
Нет, не так. Это не мышление настоящего сторожевого голема.
Он ведь настоящий сторожевой голем?
Теперь?
Хорошо, остановимся на компромиссе: просто настоящий голем, потому что ненастоящие големы называются статуями, а он определенно не статуя.
Настоящий голем должен думать рационально, то есть следующим образом: если пола нет, то и разбивать нечего, а значит, доступ к охраняемому имуществу облегчается прямо пропорционально величине усилий, не приложенных к разбиванию пола.
Кажется, отец в таких случаях говорил «кабуча»?
Но отсюда вытекает, что при любом только что упомянутом способе проникновений внутрь злоумышленник получает возможность лишить хозяина склада его имущества! И он, Каменный Великан, будет виноват!
Или не виноват?
Ведь хозяин склада приказал ему следить только за воротами!..
Значит ли это, что хозяину склада не пришло в голову, как можно иными путями попасть внутрь?
Или пришло, но он не сказал об этом?
Но, в таком случае получается, что он сознательно обрекал сам себя на материальные потери. Следовательно, этот вариант исключается, и остается первый.
Но если расставить приоритеты, то самый важный вопрос из вновь возникших таков: возможно ли, что другим людям, от которых его поставили склад охранять, такая идея тоже может прийти в голову?
Но если они придумают такой способ проникновения вовнутрь, и если он, Велик, будет следить только за воротами, то это будет означать, что выполняя в точности приказ, он сам себе не позволит достигнуть поставленной перед ним цели!
Это опять трень?.. дрынь?..
Кабуча.
Рука Кашила дернулась, долото сорвалось и с глухим стуком упало на обломки кирпича.
– Он идет сюда!!! – едва не подвывая от страха, пискнул воришка.
– Да никто никуда не идет! – сердито прокряхтел Изуба, налегая на лом, едва проникший в щель между кирпичами.
Кто бы мог подумать, что на ограбление – и тем более, на ненастоящее – может уходить столько же сил, как на работу!..
– Он идет! Перестань пыхтеть и разуй уши!
Изуба оставил неподатливый кирпич в покое, откинул со вспотевшего лица длинные, до середины спины косички, затаил дыхание, и действительно услышал, как из самого дальнего конца складов, утопленного в непроглядном мраке, донесся непонятный стук и треск.
– Чего это он там? – нервно прошептал вор.
– Почем я з-знаю, – дернулась щека Кашила. – Тоже стену курочит?
Изуба вспомнил про свои мозоли, перенапряженные мускулы, ноющую поясницу, и с языка невольно сорвалось:
– Я бы ему спасибо сказал.
– Тс-с!.. – палец метнулся к губам Кашила.
Воры замолкли и прислушались.
Шум как будто бы прекратился.
– Ушел? – неуверенно проговорил рыжий.
– Кажись, да… – отозвался длинноволосый.
– А чего он там делал все-таки?
– Сходи, погляди, если интересно, – буркнул Изуба.
– Сам сходи… – вяло огрызнулся Кашил и принялся нащупывать на земле уроненное долото.
Но не успели они отыскать свои отметины на стене, как с дальнего конца склада снова донеслись тяжелые шаги, остановившиеся метрах в ста от них, затем – подозрительный хруст, и снова шаги…
– Я не могу работать… то есть, грабить в таких условиях! – швырнул наземь только что обретенный инструмент рыжий вор. – Он это специально делает! Потому что он – каменюка долбленная!
– Поменьше трепись, побыстрее руками шевели! – рыкнул тихо Изуба, хотя в глубине души придерживался точно такого же мнения.
– Еще один умник нашелся!.. – на грани истерики прошипел Кашил, но долото принялся нащупывать с удвоенной скоростью.
Через пять минут тяжелая поступь каменного гиганта донеслась снова, и на этот раз останавливаться поодаль, кажется, не собиралась.
– Он идет сюда!!! – пискнул Кашил, сжимая долото как нож – и его соучастник, в кои-то веки, спорить с ним не стал.
– Чтоб его термиты съели… Бежим!!!
И две фигуры, пригибаясь и проклиная окаянного истукана на чем Белый Свет держится, рванули через пустырь в ближайший переулок.
То, что произошло дальше, жуликам не смогло бы привидеться и в страшном сне.
При свете недогрызенной Большим Полуденным Жирафом Луны они увидели, как из темноты выступило нечто, больше всего напоминающее ходячую гору, и внезапно обрушилось у стены. Но не полностью. Третья часть горы мало того, что осталась стоять вертикально, но еще и начала подгребать сваленные на землю кучи чего-то, что принесла, к стене, распределяя вдоль желтого кирпича ровным высоким слоем.
– Это… Это же мусор изнутри! Это он специально так делает! – охнул Изуба.
– Теперь мы до стены не доберемся!
– Добраться-то доберемся, но когда будем этот хлам разгребать, это ж все посыплется, и треклятая каменюка услышит и прибежит в два счета!
– Проклятый голем!!! Какой идиот ему это приказал?! Ква-ква ведь говорил, что…
– Похоже, кроме него там никого нет. Кто ему прикажет?
– А что он, по-твоему, сам это придумал?!
– Чтоб его гориллы драли…
– Сто лишайных бабуинов… – уныло поддержал приятеля Кашил. – Может, он сломался?
– Почини сходи, – саркастически кивнул Изуба на долото приятеля.
– Да лучше я сразу с утеса брошусь!
– Им, кстати, нельзя на людей руку поднимать.
– А еще они должны делать то, что им говорят!
– Н-дысь… – кисло протянул длинноволосый грабитель. – Может, ему сказать, чтобы убрал все обратно?
– Скажи иди, – ответил советом на совет рыжий.
Изуба покосился на подельника, но грубить не стал.
– Что делать будем? – не дождавшись ответа, спросил рыжий вор.
– Может, попробуем расковырять другую стену?
Но другая стена оказалась уже одетой в корзинно-ящичную броню, а проходы между складами надежно забаррикадированы.
Голем теперь ходил не внутри, а снаружи, кругами, с каждым шагом поднимая пыль и утрамбовывая в сухую землю камни и траву. После третьего круга в свете месяца уже можно было разглядеть кольцевую дорогу.
– Дурацкий истукан… – морщась, точно от зубной боли, простонал Кашил.
– А главный дурак у нас – Ква-ква, который этому идолу непонятно чего наговорил, – мстительно произнес Изуба.
– А мы, умные, чего теперь делать будем? – уныло скривился рыжий. – Если мы стену не проломаем, Ква-ква нам и утром не заплатит, и то, что уже выдал, заставит вернуть!
– Есть у меня одна мыслишка… – поскреб в затылке кончиком лома длинноволосый.
Час спустя, дождавшись, пока тяжелые шаги пропадут за углом, из темноты вынырнули трое и помчались к баррикаде, преграждающей проход к складам.
Вернее, помчались только двое из них, а третий, надежно связанный, с кряхтением бился и мотал головой, пытаясь вырваться.
Иногда ему это почти удавалось, и тогда темнота оглашалась разъяренным шипением пленившим его воров:
– Зараза…
– Чтоб тебя…
– Это твоя идея была!
– Не нравится – придумай сам что-нибудь другое!
– Я не могу думать в такой обстановке!
Собеседник его хотел было сказать, что по его мнению, не изобрели на Белом Свете еще такую обстановку, в которой Кашил мог бы думать, потому что изобретение сие противоречило бы природе вещей, как сухая вода, но не успел. Цель их похода внезапно выступила из темноты, встречая их обломками корзин и едва не роняя, и грабители остановились.
– Держи его хорошо! – прошептал Изуба, бросил наземь свой конец ноши и полез в глухо звякнувший заплечный мешок.
Через полминуты последнее, самое важное действо над пленным было произведено, веревки, спутывающие его ноги, разрезаны, и последний аккорд – «Раз-два-взяли!..» – завершил коварный план злоумышленников.
С пронзительным бряком, словно перевернулся воз с оловянной посудой, переброшенный через баррикаду пленник хлопнулся на землю между складами, вскочил и помчался вдоль пустынного коридора, гремя и дребезжа, на чем свет стоит.
– Этот… сын навозной кучи… напоследок меня достал! – хлюпнул разбитым носом рыжий вор.
– Пусть теперь развлекается, – хмыкнул Изуба, имея в виду то ли охранника, то ли родственника большого объема органических удобрений, доставшего Кашила по носу.
– Хотелось бы мне поглядеть!..
– Факел зажги – и поглядишь, – хмыкнул длинноволосый и дернул приятеля за рукав: – Пошли.
– Побежали, – уточнил Кашил. – Осторожно.
Велик дошел до дальнего конца левого склада, когда из пространства между фасадами раздалось неистовое бряканье и дребезжание, словно кто-то перевернул вверх дном сундук с жестяной посудой и теперь играл ею в футбол.
Воры?!
Выносят товар?!..
Мгновенно он перешел на бег, завернул за угол[40], проломился сквозь нетронутую баррикаду, ворвался в широкий коридор, разделяющий два ряда хранилищ, и лихорадочно огляделся – дубина наготове.
Если снаружи слабый свет осколка месяца позволял видеть хотя бы очертания предметов, то в мрачном ущелье, до краев наполненном тьмой, различить что-либо было уже невозможно.
Голем вспомнил о давно погасшем факеле, позабытом в пылу возведения противожуликовой обороны, и пожалел, что он не человек и не может покраснеть[41].
– Воры? – пророкотал низкий глухой голос, заполняя тоннель.
Дребезжание резко прекратилось.
– Воры?.. – повторил Каменный Великан, растерянно придумывая, что бы еще такого, приличествующее случаю, сказать.
Уходите?
Выходите?
Подходите?
Что-нибудь еще?
Что?
Не дожидаясь, пока трудное решение будет принято, из темноты донеся сначала осторожный бряк, потом – словно ручей побежал[42].
И побежал этот ручей к нему.
Велик растерянно отступил.
Конечно, он знал о том, что сторож должен охранять склады от любителей легкой поживы, не допускать, предотвращать, пресекать и глядеть в оба. Но, как ни парадоксально это звучало, мысль о том, что этот сторож – то есть, он – должен делать, если воры все-таки появятся, до сих обходила его стороной.
Несомненно, поджидая самого подходящего момента для эффектного появления.
Одновременно с ворами.
Нужно ли было их бить?
Убивать?
Звать кого-то на помощь?
И зачем? Ведь и то, и другое он мог превосходно выполнить сам – хоть и не стал бы, даже если бы нечистые на руку узамбарцы вынесли всё добро Кваку Квам Кваси Квези Квеку вместе с самими складами…
Или, может, сторож был обязан воров ловить?
Но что с ними делать, когда поймает?
Или когда не поймает?..
Лязг умыкаемой посуды на миг прекратился, и вдруг темнота взорвалась заполошным бренчанием, и что-то невидимое, но яростное налетело на него, топя в сумасшедшем дребезжании…
И ударило в колено.
Застигнутый врасплох, голем среагировал так, как велели ему дорожки и самоцветы его схема, и гранитная рука размером с корзину для сбора арбузов рассекла воздух, зачерпнув из него источник грохота – груду оловянных мисок и кружек.
Кулак немного сжался.
Бряканье сменилось легким скрежетом сминаемой жести.
Каменный Великан склонил голову набок, настороженно прислушиваясь к ощущениям в ладони.
Вроде бы ничто не шевелилось.
Промахнулся?
Или вор оказался таким маленьким, что в огромной гранитной лапе его было не ощутить?
Или большим, но пальцы сжались слишком сильно, и он не почувствовал, а вор?..
Испуганный Велик дернул рукой, точно мальчишка, избавляющийся от змеи, внезапно показавшей ядовитые зубы. Тарелки, захваченные при попытке нападения на представителя охраны чужой собственности, с надтреснутым бряканьем посыпались наземь.
И тут же с грохотом плошечного водопада метнулись вбок.
В последний момент они свернули – у самой стены склада, не иначе – и рванули вперед. Но не успел голем сделать и шагу, как вдруг они снова развернулись и понеслись на него…
И налетели на другое колено.
На этот раз боевые рефлексы сработали еще скорее, громадная лапа снова сцапала грохочущую массу и взметнулась вверх. Посуда, сминаемая, как яичная скорлупа, хрустнула в кулаке, испуганно сжалась…
И опять тишина.
Поймал?
Не поймал?
И если поймал, то что?
И зачем?
И если не поймал – то что?..
Велик на всякий случай напрягся в ожидании нового нападения, дубина в одной руке, пригоршня кухонной утвари – в другой, но нарушитель спокойствия и установленных сторожем границ коварно затаился.
Голем попытался прислушаться, но необъяснимое дребезжание тарелок в каменной пятерне звучало в ночной тиши оглушительней хора цикад.
Неужели это то, что люди называют «нервами»?
Сердито фыркнув, он разжал пальцы, высыпая трофеи на землю – и в следующую же секунду истошное бренчание возобновилось с новой силой, метнувшись от него…
И снова к нему.
Очередное молниеносное движение руки – и назойливая коллекция металлолома снова оказалась стиснутой в его кулаке еще до того, как успела напасть на него.
Хотя через долю секунды что-то коротко ударилось ему в бедро и пропало.
Или показалось?..
Озадаченный не на шутку, Велик отложил дубину, наклонился, поводил перед собой освободившейся рукой, нащупывая хоть что-нибудь, что могло бы сойти за неизвестного агрессора – контуженного или мертвого – но не обнаружил ничего, кроме собственных ног.
– Кабуча, – вспомнил волшебное слово голем и расстроенно отшвырнул искуроченные миски.
Которые ожили в тот же миг, что коснулись земли, и вновь помчались с надтреснутым сиплым бряком.
Но на этот раз не в бок и не к нему, а от него.
И голем побежал.
Что с того, что охранником он побыл всего пару часов?
Что с того, что он не знал, что делать с пойманными – или не пойманными ворами?
Что с того, что голем его модели был предназначен для бега, как кит для полета?
Инстинкты тысяч, а может, и миллионов сторожей, проживших жизни до него и оставивших свои следы на пыльных ночных улицах и дорогах Белого Света, словно выкристаллизовались в одну секунду и вспыхнули на дорожках его схема одним непреодолимым желанием.
Догнать.
– Стой! – прогремел каменный голос в тишине, и испуганные цикады сбились на полутреске. – Руки! Вверх!
Но звяканье умыкаемого посудного запаса уносилось прочь.
Велик надбавил ходу, не обращая внимания на дрожащие, как при землетрясении, стены вокруг, и через несколько секунд в свете чахлого месяца перед его взором вырисовались очертания дальней баррикады, судорожно подергивающейся, потрескивающей и позвякивающей от попыток неизвестного то ли разбросать ее, то ли взять штурмом.
– Стой! – выкрикнул Каменный Великан и бросился в отчаянном рывке за ускользающим злоумышленником, как вратарь за ввинчивающимся в девятку мячом.
Под натиском полутора тонн отборного узамбарского гранита баррикада брызнула в стороны, словно городошные фигуры под битой, и руки голема сомкнулись на тускло блеснувшей россыпи искореженного олова.
– Попался! – торжествующе пророкотал Каменный Великан, встал и, не разжимая кулаков, поднес их к лицу, силясь разглядеть между пальцами свой улов.
Похрустывание многострадальной посуды было единственным звуком, донесшимся из полусжатой горсти.
Силясь понять, кто же – или что – нападало на него, Каменный Великан наморщил лоб и склонил голову набок, прислушиваясь и раздумывая, стоит ли разжать пальцы, или увертливый вор упорхнет снова. И вдруг до его слуха донесся какой-то странный звук, не принадлежавший ни хору цикад, ни далекому городу, отправляющемуся на покой после ночного разгула, ни жителям и их псам, потревоженным запоздавшими гуляками…
И долетел он откуда-то слева и сверху.
С крыши.
Не раздумывая ни мгновения, Велик метнулся влево, прислушался, снова сделал несколько шагов, остановился там, откуда странный шум, вроде бы, долетел в первый раз… Но напрасно. Подозрительный звук не возобновлялся.
Каменный Великан, взволнованный мыслью о том, что пока он тут бегает, как мальчишка, непонятно за кем, воры умыкают вверенное его заботе имущество, в отчаянии поднял руки и, быстро рассчитав траекторию, забросил на крышу пригоршню мятых тарелок, захваченных им в плен минутами раньше.
Может, это спугнет злоумышленников, и они выдадут себя?..
Шаря настороженным взглядом то по контрольно-мусорной полосе, то по утонувшим во мраке окрестностям, голем прошествовал мимо притаившихся воров и скрылся из виду.
– Завернул? – вопросительно прошипел Кашил.
– Наверное, да, – отозвался Изуба. – Если не видно.
– Да тут вообще ни гиены лысой не видно! – пожаловался Кашил.
– Тем более пора! – решительно скомандовал длинноволосый вор.
Не отвечая, рыжий вскочил, подхватил с земли свежеукраденную лестницу и бросился к стене, будто на штурм вражеской крепости.
Несколько секунд – и воры забрались на крышу и втянули лестницу за собой.
Изуба присел на корточки и выглянул за противоположный край крыши в утопленный во мраке проход между складами. Как тонко подметил чуть ранее Кашил, не было видно ни гиены лысой, не говоря уже об их сюрпризе для проклятого истукана, но надтреснутый жестяной бряк то вступал, то пропадал.
Оставалось только надеяться, что голем услышит, когда будет проходить мимо.
– Ну, что? И где? – рыжий опустился на колени, положил рядом долото и принялся ощупывать доски под собой – неровные, широкие и занозчатые.
– Да какая разница, – так же тихо отозвался Изуба и повернулся к подельнику. – Хоть здесь же. Только подождем, пока…
– Воры? – докатилось гулко из дальнего конца складов.
– Есть! Сработало! – хихикнул Кашил. – Давай быстрей, пока он там веселится!
И воры принялись за работу.
Нащупав пальцами стык, Изуба выпрямился. Отступив на полшага, он прислушался к происходящему внизу, довольно ухмыльнулся, размахнулся – не спуская глаз с того места, где, по его мнению, только что найденная точка располагалась – и ударил изо всех сил.
Лом отскочил, словно доска была резиновой[43], и едва не вырвался из рук, отбрасывая грабителя и разворачивая на пол-оборота.
– Сто плешивых попугаев!.. – прошипел он, заканчивая пируэт широким взмахом орудия труда и воровства, словно ретивый косарь, дорвавшийся до работы.
Кашил успел броситься плашмя – и только это спасло его от второстепенной, но неблагодарной роли в балете «Сенокос».
– С ума спятил?! – просипел он, выглядывая из-под сплетенных над головой рук.
– Если бы я знал, что придется отдирать доски, я бы прихватил что-нибудь другое! – огрызнулся Изуба.
– Залезть на крышу была твоя идея, забыл? – брюзгливо уточнил рыжий, поднимаясь на четвереньки. – Вот и прихватили бы по дороге что-нибудь, чем доски ломать сподручнее! Или ты думал, что крыша тоже сделана из кирпича? Или из соломы?
– Ты-то вообще ни о чем не думал, – буркнул Изуба, еле удержался от второй попытки – только чтобы доказать всем, кто сунет свой нос, что ему всё равно, и прошипел:
– Загони долото в щель, расковыряй, а я потом поддену!
Рыжий грабитель, не теряя времени, попытался просунуть инструмент между досками, но толстый кусок металла вошел в щель на полсантиметра и застрял. Кашил навалился на него всем телом, пыхтя и кряхтя, но проклятые доски, уложенные так, чтобы не пропускать ни природу, ни человека, даже не дрогнули.
– Дай помогу, – наклонился Изуба.
– К-к-как?.. – просипел Кашил, подергиваясь то ли в агонии, то ли в очередной попытке преодолеть сопротивление материалов.
– Подержи его вот так, а я по ручке ломом стукну.
– По чьей? – настороженно покосился на подельника рыжий вор.
– По чьей подвернется… – процедил Изуба и, закончив на сей многообещающей ноте, опустился на колени и поднял над головой лом. – Готов? На счет «три». Раз, два…
При слове «три» рука Кашила отдернулась, долото упало, а лом опустился туда, где только что было запястье.
– Попробуем еще раз, – не комментируя происшедшее из опасения, что финальный счет будет не в его пользу, буркнул длинноволосый.
– Думаешь, на этот раз я не успею? – кисло промычал Кашил, но исходное положение принял.
Если бы было возможно одновременно держать долото над щелью, а руку за спиной, Кашил, не задумываясь, это бы сделал[44].
Вторая попытка завершилась так же, но с той лишь разницей, что лом отскочил от доски и едва не задел Кашила по носу, после чего рыжий грабитель сказал, что спасибо, и что хватит, и что – исключительно для разнообразия, конечно – не соблаговолит ли многоуважаемый Изуба лучше подержать эту треклятую железяку?
Когда длинноволосый уяснил, что под треклятой железякой подразумевается долото, а под «лучше» – указание на его нового держателя, а отнюдь не совет ему, Изубе, крепче удерживать лом при третьей попытке, возмущению Изубы не было предела. Пока Кашил не напомнил ему, что время идет, и что они не ближе к цели, чем были до захода солнца.
Скрипя зубами, длинноволосый принял из рук товарища инструмент, прошипел несколько инструкций и предостережений и приготовился спасать руки и прочие части тела. И возможно, это ему даже бы удалось, но тут в порыве самосохранения в голову ему пришла идея.
– Стой!!! Я придумал!!! – успел он прошептать перед тем, как орудие взлома вознеслось над головой Кашила.
– Что? – тот опустил ломик, неохотно расставаясь с мыслью о справедливом возмездии.
Но длинноволосый не стал терять время на объяснения. Не говоря ни слова, он содрал с ноги сандалий на каучуковой подошве, положил сверху на поставленную вертикально рукоятку долота и прошипел:
– Возьми лом обеими руками и бей – но не с размаху!
Последние слова спасли ему жизнь.
– Дурошлеп!!!.. – рявкнул Изуба под аккомпанемент разбегающейся внизу посуды. – Держи сам!!!
– А я ч-чего… т-ты же с-сам с-сказал!.. – испуганный не меньше приятеля, бормотал рыжий вор.
– Я тебе потом скажу… что я сам сказал… – прорычал длинноволосый.
Дождавшись, пока Кашил отыщет долото и сандалий и займет исходное положение, Изуба могучим усилием воли заглушил искушение быстрого возмездия[45], встал на колени, взялся за лом, широко расставив руки, прицелился – насколько позволяло освещение и заплывающий глаз – и ударил плашмя.
С сухим треском кромка долота вошла промеж досок.
Еще несколько глухих ударов, отдающихся в костях, но почти не слышных за вакханалией наведения правопорядка внизу – и между досками образовалась дыра – небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы просунуть ломик.
Изуба ощупал результат трудов неправедных, приподнялся, согнувшись – из опасения, что силуэт его обрисуется на фоне неба – и приналег на лом. Доска затрещала, но не поддалась.
– Помогай! – прошипел он, и рыжий моментально вскочил.
– Раз-два!..
Под двойным усилием гвозди заскрежетали, покидая насиженные места, доска затрещала, Кашил замер, прислушиваясь к грохоту изувеченной посуды внизу, Изуба отчаянно схватился за доску руками и потянул, что было мочи…
И едва не свалился на землю.
– Дети мартышки!!!.. – еле удержав равновесие на краю щербатой теперь крыши, выругался он.
– Что случилось? – встревоженно кинулся к нему соучастник.
