Текст книги "Велик (СИ)"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Ритуал был в полном разгаре. Еще несколько минут – и Врата откроются, а обоз тронется, преодолевая расстояние в долгие десятки, если не сотни километров в считанные секунды.
Узэмик одним взглядом окинул всё, впитал, осмыслил, пришел к выводу, что всё идет спокойно – и медленно шагнул из проходной арки в полутьму площади. Перед ним, на уровни груди, висел, нож, покачиваясь, как стрелка компаса. На рукояти его и на лезвии развевались, крепко привязанные, две полоски грязной ткани.
Жрец сглотнул нервно пересохшим горлом, несколько раз обвел руками площадь, точно сгребая всё, что видел, к себе, набрал полную грудь воздуха, и затянул под нос прерванное заклинание. Монотонные бессмысленные слоги перетекали в слова – такие же бессмысленные и певучие. Нож повернулся вокруг своей оси, будто принюхиваясь или приглядываясь – и замер. Темп песни ускорился – и нож тронулся с места и неожиданно поплыл к обозу – не к воротам, как надеялся и боялся старший жрец. Значит, они не сбежали в город, и гоняться за ними по всей столице не придется. Но это же означало, что оба шпиона спрятались где-то в обозе, чтобы попасть к новому храму. Зачем, кто их послал, что они собирались делать, когда там окажутся, Узэмик не думал, и не только потому, что не по его мозгам и привилегиям было решать такие вопросы. Более насущная проблема беспокоила его гораздо больше: что может сделать один маг, специализировавшийся на поиске и сокрытии, против двух с неизвестной специализацией? Предположим, один из них – ученый, исследователь фундаментальной магии. Но второй… Как ни пытался Узэмик в порядке самоуспокоения, но представить Агафона за лабораторным столом или кучей книжек и свитков не мог.
«Надо принимать неприятности по мере их поступления», – вспомнил он изречение знаменитого философа древности Бруно Багинотского – и недовольно поморщился. Что-то у него не охота на предателей получается, а вечер «В мире мудрых мыслей»…
Брюзгливо фыркнув, маг усилием воли отогнал все сомнения и страхи и сосредоточился на заклинании. Нож, отклонившийся было к воротам в минуты невнимания, снова повернул к возам.
Послушники в синем, исполнявшие роли возчиков, удивленно таращились на него, провожая взглядами, но Узэмик смотрел строго перед собой, не теряя больше концентрации и не сбиваясь с ритма ни на мгновение.
Первый воз миновали… второй… третий…
Рядом с четвертым – будто магия на Белом Свете враз куда-то ушла, путеводный нож с тихим лязгом упал на мостовую. Синеробый послушник обернулся, едва не вывихивая шею – и Узэмик набросился на него, словно только и ждал этого момента:
– Почему тут стоишь? Почему не в хвосте? Что везешь? Муку?
– Никак не м-муку, ваше п-премудрие! Яичный п-порошок, ваше п-премудрие! Для неп-пищевых целей! То есть, в раствор сыпать! – побелев от яростного взгляда второго после Верховных лица, зазаикался паренек. – Я не виноват! Меня Верховный жрец К-кокодло сюда поставил! Вон он, у ворот! Спросите у него!
– С ним я поговорю, не волнуйся! Когда время выберу! Ишь – порядок следования нарушать! – дивясь собственной наглости и одновременно радуясь, что Верховного не случилось поблизости, глухо рявкнул старший жрец, развернулся и побежал.
– Это не я… я не виноват… у ворот… – неслось ему вслед дрожащее – но чародей не слышал, и не услышал бы, если бы даже парнишка не блеял полушепотом, а кричал в рупор.
– …нашел, где они спрятались! В одном из возов! Они хотят попасть к Храму Великолепного Синьоболокодване – я…
– Круг замкнут? – резко поднявшись, оборвала его жрица.
– Да, минут пять как, – закивал Узэмик. – Еще столько же – и врата от…
– Так чего ж ты метешь тут языком?! – черные глаза старухи сверкнули алым гневом. – Они знают, что ты их нашел?
– Нет! Я был хитер и изворотлив!
– Жаль, что это быстро прошло, – сварливо бросила Верховная и почти вприпрыжку устремилась к двери.
– Но Просветлен… – Узэмик растерянно прижал руки к груди.
– Ты еще тут?! – обернувшись на пороге, прорычала она, и у старшего жреца мурашки помчались по коже скаковыми жеребцами и ушли в пятки: дольше, чем это было необходимо, общаться с Верховной в гневе не хотел никто.
– Но я… мы… – бледнея, прозаикался волшебник. – Мы… то есть, я… не смогу их задержать! Их двое, они сильны, особенно если объединятся, а все мои люди – в Круге! А лично моих умений… моим навыкам… мои таланты… кхм… э-э-э… лежат в иной…
Как не хотелось премудрому Узэмику признаваться в том, что его могущество не совсем могучее, чтобы не сказать совсем не могучее, но оказаться покойным Узэмиком ему жаждалось еще меньше.
– А вот это уже не твоя забота, – медленно приподнялись тонкие губы старухи, обнажая белые – острые?! – зубы.
Верховная встала в дверном проеме, касаясь вытянутыми руками косяков – и они набрякли черным и алым, как догорающие уголья. Узэмик закашлялся, подавившись советом бежать быстрее.
Старуха запрокинул голову и издала низкий звук, похожий на мычание. Дверной проем озарила багровая вспышка – и вдруг желтые отсветы костра заиграли на стенах.
– Веди, – не оборачиваясь, приказала она.
– Пресвятые титьк… очи Уагаду!.. – охнул жрец.
Ибо смотрел он более не в факельный полумрак коридора третьего этажа, а на храмовую площадь – от основания стены Святилища.
– Ну же? – раздраженно рыкнула жрица, и маг тремя прыжками преодолел разделявшее их расстояние и высунул голову из-под ее подмышки:
– Четвертый от головы воз, о Просветленная! – угодливо ткнул он пальцем, хотя на таком расстоянии дрожащий его перст захватывал как минимум шесть телег: – Они притаились на мешках или…
– Вижу, – усмехнулась Верховная, и Узэмик вытаращил глаза, ибо теперь и он ясно, как среди белого дня, увидел две съежившиеся фигуры.
И то, что между ним и ими было два ряда мешков, помехой отнюдь не служило.
Тем временем венок из искр, кружившийся над головами магов, стал наклоняться одним краем, поднимая второй вверх, пока не встал вертикально, не переставая вращаться. Литания жрецов-чародеев взорвалась крещендо, оглушая: вздрогнули даже волы, и словно испугавшись – или повинуясь воле создавших его магов – нижний край громадного сияющего колеса погрузился в булыжник.
– Начинается!.. – рванулся вперед Узэмик но, вспомнив, кому навстречу они спешат, остановился и пристыженно потупился: – Ох… проклятые манеры… Мне стыдно, о Просветленная… ничтожная деревенщина… я не достоин даже твоего презрения… Конечно же дамы идут первыми!
Пока он говорил, прозрачная середина круга помутнела, закрывая магов-жрецов от взглядов возчиков. Серебристая рябь побежала по его поверхности – и застыла звездами и далекими кострами, превращая огненное колесо в картину, обрамленную самой причудливой рамой на Белом Свете. Живую картину с мерцающим пламенем и коленопреклоненными фигурами в балахонах, бубнящими молитву Уагаду монотонно, но так, что было слышно по всей площади.
Как только плоскость колеса обрела новую прозрачность, принимающая сторона оборвала молебен на полуслове и повскакивала на ноги с деловитостью не священников, но прорабов.
– Хвала Уагаду! Скорее, скорее – а то будет как в позапрошлый раз! А нам потом до следующего каравана землю жрать! – нетерпеливо взмахнул руками самый толстый жрец.
– Ну не вам, конечно, а рабам… – насмешливо протянул его коллега с первого воза.
– И всё равно – чего хорошего? От этого они снова передохнут, а работать кто будет? Ты, Джама?
– Просветленная Уагаду в своей мудрости отвела каждому человеку его место, старший жрец Нбонго. И моё – не на стене с грязью и лопаткой, – ханжески прогундосил Джама.
– С раствором и мастерком, невежа!
– Вот видишь, старший жрец Нбонго, я и слов-то таких плебейских не знаю…
– Кончайте трепаться! – сердито вмешался из-за его спины второй возчик. – Время идет!
Но и без его окрика Джама уже щелкнул кнутом, как заправский погонщик. Его вол напряг могучие плечи, подался вперед, и груженая до хруста в осях телега со скрипом тронулась с места. Несколько десятков метров по мостовой – и конец пути. Если бы вол мог думать, он решил бы тогда, что попал в рай для тягловой скотины. А пока, не раздумывая и не гадая, он поплелся вперед, и отблески огненной карусели, ставшей воротами, играли в салочки на его гладкой матовой шкуре и отражались в глазах.
– Ну, наконец-то… – еле слышно выдохнул Анчар, когда сквозь толщу яичного порошка для непищевых целей донесся скрип головного воза.
– Первый пошел, – прошептал Агафон, стоически перенося назойливую судорогу в лодыжке: провести почти час сложенным втрое оказалось сложнее, чем он предполагал[57]. Хотя в чем-то он был ей благодарен: когда пот, заливавший лицо, попадал в глаза и щипал их – аж слезы лились, а пыль от мешков лезла в нос так, что нестерпимо хотелось чихнуть или закашлять, стоило лишь пошевелить ступней – и резкая боль делала все предыдущие проблемы мелкими неприятностями.
– Второй пошел… – отметил полминуты спустя атлан, когда к скрипу первой телеги присоединился второй – пониже тоном и поближе.
– Третий… – спустя еще полминуты до их слуха долетел новый скрип, такой же приглушенный, как все остальные звуки, доносившиеся снаружи.
Совсем рядом, почти над головами, щелкнул бич погонщика, и телега дрогнула при первом шаге вола.
– Неужели прорвались? – шепнул Анчар. – Не поверю, пока не выберемся отсюда на той сторо…
Что-то мягкое навалилось на него, притискивая руки к туловищу и выжимая дыхание, но не успел он подумать, что величайшей подлостью Белого Света было бы сейчас, если бы попадали мешки, как неведомая сила потащила его вверх.
– Кабуча… – просипел он сквозь стиснутые зубы и понял, что не в силах не только пошевелиться, но и открыть рот.
Заслышав подозрительные звуки у себя за спиной, возчик-послушник оглянулся – и рука его непроизвольно дернула вожжи так, что вол остановился:
– Жираф Всемогущ… ой…
Но на его оговорку никто не обратил внимания, потому что были у них дела позанятнее юного еретика: Верховная жрица стояла перед его возом, словно молилась – запрокинув голову и вытянув руки вперед и вверх, старший жрец замер за ней в позе бегуна перед стартом, а над рассыпавшимися по мостовой мешками – мешками с его воза, пресвятые титьки Уагаду! – висели в воздухе два человека. И то, что присмотревшись, он узнал в них магов-жрецов, хоть и без малиновых балахонов, душевного спокойствия парню не добавило. И словно для того, чтобы окончательно лишить его сна на неделю вперед, справа донесся разъяренный рев Верховного жреца:
– Идиот и сын идиота, да сожрут мокрицы твои вонючие мозги!!!..
Узэмик, выступавший в роли тылового охранения своей патронессы[58], встрепенулся:
– Кокодло идет!
И был неправ. Кокодло не шел – он бежал, как не бегал с тех пор, когда тридцать лет назад жертвенный лев вырвался из клетки в двух метрах от него. И точно так же умудрялся орать на ходу.
Тридцать лет назад лев, оглушенный воплями, забрался обратно в клетку и закрыл уши лапами, решив, что лучше мгновенная смерть от ножа жреца, чем долгие муки от его ора.
– …да отсохнут твои руки и прирастут к заднице!!!..
Сейчас же Просветленная даже не шелохнулась, сосредоточенно вперившись невидящим мутным взглядом в свою добычу. И лицо ее было не безмятежно улыбающимся, как минуту назад, но перекошенным, будто сведенным судорогой от крайнего напряжения.
– … Да чтоб ты жрал до конца жизни один яичный порошок и запивал воловьей мочой!!! Чтоб тебя… – обогнув вола и бесхозный полуразваленный воз[59], Кокодло остановился, словно налетел на стену. Взор его, горящий человекоубийственным огнем, обежал представшую картину – и вспыхнул в три раза яростнее: – Чтоб тебя!!!.. Ты задерживаешь обоз! Убирайтесь! Убирайтесь отсюда все! Узэмик! Гони отсюда эту скотину!
– Верховная жрица – не скотина! – выступил на защиту патронессы чародей.
Старуха затряслась, пленники шевельнулись, руки их соприкоснулись…
– Я вола имел в виду, – фыркнул Кокодло – не слишком убедительно.
Просветленная, забыв на мгновение про засланцев, побагровела от гнева, руки ее дернулись, а пальцы скрючились, словно устремляясь к чьему-то горлу[60].
Между захваченными послушниками проскочила крошечная искра, они слабо двинулись, опускаясь на пару сантиметров – и Старуха вздрогнула и покачнулась. Из-за зубов ее вырвался сдавленный рык, и Узэмик, шестым чувством и пятой точкой почуяв, кому он предназначался, вступил в бой.
– Просветленная только что схватила двух изменников, о Верховный. И сразу после того, как…
– Если схватила – так пускай убирает отсюда[61]!
– Возьмется поудобнее – и всех уберет, – многозначительно огрызнулся жрец.
– Если не надорвется, – ядовито оскалил зубы Кокодло. – И вообще, какое право она имела нападать на послушников без разрешения Совета Наставников – и моего? Она здесь – никто! Приживалка! Это мой храм!
Взгляд жрицы на мгновение сфокусировался, ожег Верховного – и тот схватился за задымившееся плечо балахона, взвизгнув от боли. Но секундное удовлетворение стоило ей дорого: тела пленников вспыхнули золотым – точно молния ударила, озаряя на несколько секунд половину площади – и словно гром загрохотал с ясного неба: гулкие раскаты загремели, эхом отдаваясь между древних стен.
И крик.
Отчаянный, не то женский, не то детский.
– Пусти-и-и-и-и!!!..
Из полумрака выскочил мальчишка лет четырнадцати, обогнул вола и накинулся на жрицу:
– Пусти их!!!
Легкий жест Узэмика – и невидимый кулак ударил подростка в грудь, отшвыривая под телегу.
– Пусти их!!! – и полутьма исторгла из себя женщину с цветастым платком на голове, задыхающуюся от быстрого бега.
Ее старший жрец ударил об колесо с особым удовольствием.
– Пусти! – гром раскатился совсем близко – и точно молния ударила в мостовую: вол отлетел в одну сторону, воз в другую, мешки брызнули веером, будто пустые кошельки – и на том месте, где только что стоял почти груженый воз, возник голем.
Узэмик вскинул руки, быстро забормотал заклинание – но Каменный Великан бережно сгреб его в кулак размером с корзину для сборки арбузов, посмотрел задумчиво вдаль… и бросил. Удаляющийся крик оборвался далеким бульком. Велик удовлетворенно кивнул: координаты бассейна, расстояние, высота стены, угол и ускорение были рассчитаны верно.
Просветленная издала утробный рык, повернулась к новому противнику – и оба мага, оставшись без ее внимания, рухнули наземь. Глаза жрицы загорелись яростным алым, зубы – острые! – оскалились в гримасе ненависти – и камни под ногами Великана стали плавиться, превращаясь в тошнотворно-зеленую склизкую массу.
– Беги! – силясь подняться – и падая, прохрипел оглушенный Анчар. – Это… тебе опасно!.. Беги! Приказ!
Голем торжественно кивнул, шагнул вперед… сгреб Старуху в кулак и отправил по накатанной траектории охладиться.
– Кабуча! – расхохотался Агафон, почти безуспешно силясь оторвать себя от мостовой. – Не надо вырывать… крокодилу… зубы! Возьми его… за хвост… и…
– Стража! Стража! Ко мне!!! – Кокодло, отбежав на безопасное расстояние, решил напомнить о себе – и не только подозреваемым в измене. – Взять предателей!!!
Крик его подхватили голоса жрецов и послушников-возчиков, нервно переминавшихся рядом со своими телегами, желая одновременно и разглядеть, что происходит, и опасаясь оставить порученный пост.
– Стража!!! Сюда!!!
Из темноты от ворот донесся топот десятков подкованных сапог и лязг оружия.
– Надо убираться! – спохватился Агафон, попытался встать – и снова в изнеможении рухнул на колени, мыча от боли и досады: падение ничком с высоты в два метра бодрости еще никому не добавляло.
– Куда? – спросил Великан.
– В портал, к храму! – мотнул головой Агафон за неимением свободных конечностей для махания – и снова растянулся на камнях, потеряв ориентацию.
– Стоять!!! Ложись!!! Руки вверх!!! Пли!!! – полетело из темноты вместе со стрелами. Возчики прыснули в разные стороны, внося суматоху, с десяток стрел с сине-малиновым оперением упали рядом с беглецами, отскакивая от камней и высекая искры. Пара попала в Велика – точно с таким же эффектом.
– Оламайд? Делмар? – Анчар разглядел невдалеке слабо шевелящиеся фигуры и потянулся к ним. – Вы целы? Надо бежать!
– Бежать, – согласно кивнул голем и, не вступая в дальнейшие дискуссии, подобрал и сунул подмышку Агафона, за ним – атлана, свободной рукой подхватил одним движением матрону и Делмара – и быстро зашагал к огненной карусели ворот, прижимая людей к груди. В спину ему ударил новый залп, и новый вопль резанул по ушам:
– Я – Верховный жрец Кокодло!!! Разорвать Круг!!! Я приказываю!!! Немедленно!!! Быстро!!! Срочно!!! Я приказываю!!!
Огненное колесо помутнело…
Велик ускорил шаг, переходя на бег…
Искры замедлили свою круговерть, бледнея, мельчая…
Голем рванулся вперед…
Пространство внутри обода колеса потускнело, пошло рябью – и стала прозрачной, демонстрируя упавших без сил чародеев в септограмме.
Каменного Великана и его людей между ними не было.
Пояснения
[1] То есть о точном составе которого маг боялся даже помыслить.
[2] Хотя мозг так и чесался повспоминать что-нибудь подходящее для потопления грузовых галер.
[3] Хотя некоторое время раздумывала, а стоит ли.
[4] А так же крика и ора.
[5] А в первую очередь – для себя.
[6] Хотя никто не думал, что это было возможно.
[7] У людей светских именуемые «семейными».
[8] Запах курений в храме зависит от характера бога.
[9] Сухопутные люди назвали бы их многоэтажными.
[10] Хотя, в основном, на опыте гребцов внизу.
[11] Не исключено, что на геостационарную орбиту.
[12] Вернее, предпочитая не думать, чтобы ненароком не придти к выводу, что происходящее под ее руками не может происходить никоим образом и ни при каких обстоятельствах, и не побежать с точно таким же воплем – но в другую сторону.
[13] А навстречу ему из-под палубы вылетел его только что провалившийся сотоварищ.
[14] Если можно было таковым назвать две вертикальные балки с огрызками досок и просевшую крышу над ними.
[15] Главным образом, себе и друг другу на ласты. Потому что ласты семьдесят девятого размера, если даже их оснастить когтями, шипами и острыми зазубренными пластинами, при перемещении по пересеченной местности в первую очередь будут оставаться ластами семьдесят девятого размера.
[16] Агафон – из-за прямого попадания на спину полутора центнеров живого веса с высоты в три метра.
[17] Фирменный рецепт белого шамана.
[18] Хотя, разглядывая ожерелья девушек, Агафон обращал внимание не только и не столько на украшения…
[19] Как все боги, которые хотят сэкономить.
[20] В смысле, еще больше. Жрецы и послушники Уагаду привлекали к себе внимание, даже ничего не делая. Малиновые шаманы, как называли местные белокожих наемников храма Уагаду, привлекали внимание в два раза большее. Отвлечь же внимание от малиновых шаманов, стучащих кружками по столу и рычащих друг на друга, могло только появление самой Уагаду – и то вряд ли надолго.
[21] Или тот, кому первому надоест. И если насчет «самого умного» он сомневался, потому что самые умные в это время сидели дома на любимом диване, а не за тридевять земель в вонючем кабаке, то насчет «самого нетерпеливого» был уверен вполне.
[22] Даже в мыслях он избегал думать о ней как жертве его магии: в понимании атлана такая терминология была давно и накрепко зарезервирована за его премудрием Агфоником Великолепным, но никак не за членом ученого совета – хоть и бывшим.
[23] Атлан торопливо отвернулся с заалевшими щеками.
[24] Первая степень – специальные знаки и символы. Вторая – самый ужасный почерк из когда-либо виденных.
[25] Вернее, бесшумно они ступали босыми ногами, пока не сделали первый шаг за порог. Каждый последующий из семи сопровождался болезненным шипением, охами и стонами, пока на восьмом шаге экстренное заседание Совета Магов не решило, что обутые в сандалии они произведут гораздо меньше шума, даже если будут идти в ногу строевым шагом.
[26] Или уха, поскольку в темноте видно не было абсолютно ничего, и вся информация воспринималась исключительно на слух.
[27] Потому что, как правило, черный слон переходил дорогу вместе с путешественником, стоящим на ней. Черные слоны в Слоновьем королевстве, в отличие от своих собратьев тигровой или клетчатой, к примеру, окраски, были довольно редки, но иногда попадались, и славились отвратительным характером. Ученые Королевского института слонологии и слонографии (КИСС) объясняли это тем, что черный слон, на самом деле – обыкновенный узамбарец, превращенный в сие почтенное животное злым колдуном. Невежественные же крестьяне говорили, что это – простой слон, только черный, и поэтому ему всегда очень жарко, а тот, кому постоянно жарко, хорошим настроением похвастаться не может по определению.
[28] Они и вправду не дрожали. Они тряслись.
[29] Или стариком, не знающим дорогу.
[30] Но, принимая во внимание, что у него было всего два варианта ответа: «Главное, чтобы нас откопали из сугробов до утра» и «Постарайся, чтобы провалился только этот этаж – до первого нам не спуститься» – может, оно и к лучшему.
[31] А еще лучше отобрать таз и колотить им звонаря, пока не заречется звонить. Или придушить его этими подушками.
[32] «Завтрак, обед и ужин», опять же по словам Агафона.
[33] При этих словах Анчар невольно поежился, заново ощущая недолгое, но запоминающееся стояние босиком в сугробе по пояс.
[34] И, как слабо надеялся Анчар, единственной.
[35] Не при Анчаре будь сказано.
[36] А для начала сложить пазл из дюжины элементов.
[37] Подразумевая вполне конкретного идиота.
[38] На всякий случай.
[39] «И не дамся», – договорил он мысленно.
[40] То есть, еще более подозрительного, чем любой из присутствующих в этом переулке: паранойя – болезнь хроническая.
[41] Вообще-то, два пижона могли выйти из лавки минут на семнадцать раньше, но один из них потратил это время на то, чтобы убедить второго, что крашеные волосы, торчащие в разные стороны – самый писк моды в Забугорье в этом сезоне, а если даже и нет, то кто в Слоновьем королевстве об этом знает, а если кто-то не хочет быть модником, то может стать модницей, ибо покрывало на голове забугорской женщины смотрится гораздо естественнее, чем куфья из дерюжного полотенца на голове забугорского же мужчины, ну а на совсем крайний случай на шпоре имелось простенькое заклинание иллюзии… Надо ли говорить, что второй модник ответил в том духе, что пока на него не наступила Уагаду или ее братец, случай не настолько крайний.
[42] Полтора года назад изображавшей Большого Полуденного Жирафа, а теперь, после небольшого косметического ремонта – Уагаду. Причем косметического – в буквальном смысле: одежда и тело статуи были оставлены прежними, а было изменено лишь лицо и прическа – ловкими гипсовыми нашлепками, покрытыми после золотой краской, как весь истукан.
[43] По его словам. По понятным причинам Велик, если бы даже и захотел, не смог бы отличить на вкус половую тряпку, политую чернилами, от антилопьего рагу под соирским соусом.
[44] Посыльному со счетом от ремесленника, который это чудо смастерил. По законам королевства, сакральные символы государственной религии мастеровые должны были изготовлять бесплатно. Законопослушные служители богини пользовались этим безбожно, хотя иногда им составляло немало труда объяснить, в чем именно проявляется сакральность партии кресел, морепродуктов или комнатных туфель для верховного жреца. Впрочем, в конце концов, им это удавалось. Убойным аргументом теологического спора становилось предложение упрямому горожанину лично явиться к Уагаду и изложить ей свою точку зрения.
[45] Редкой пальмы, приносящей синие ягоды с малиновой мякотью размером с кокосовый орех, по вкусу напоминающие черный хлеб с селедкой и луком. Мужские деревья имеют синий окрас древесины, женские – малиновый. Если бы на сооружение помоста пошло черное и красное дерево с отделкой из слоновой кости, он стоил бы раз в пятнадцать дешевле.
[46] Ветки, не долетев, упали на двух караульных. Коллективный выдох сочувствия заглушил даже не прекращавшийся речитатив жрецов.
[47] Или, скорее, в свободный полет.
[48] Свидетелями чему стал не один десяток послушников и слуг, получавших наказания за неосторожно брошенное поодаль от нее слово.
[49] Карабкаться по выступам и занимать места.
[50] Три человека. Причем один из них, ушибленный камнем, просто перепутал направление.
[51] По крайней мере, жрецы на это надеялись.
[52] Конечно, для полного сходства не хватало букмекеров, но в толпе их не возникло по единственной причине: никто не поставил бы на взбесившийся монумент и гнутого фируна.
[53] Как класса – и как супового набора: по специально изобретенному проклятию на каждый орган и конечность.
[54] Если не считать несколько медяков, полученных по дороге в качестве милостыни, и арест городской стражей у стен храма за осквернение святыни неприличным видом. Чтобы доказать, что они – жрецы Уагаду, а не развратные нищеброды (интенсивно-розовый цвет волос Анчара едва начал становиться просто розовым), им пришлось превратить в крокодила стол начальника караула и перекрасить волосы схватившего их патруля во все оттенки голубого. Хотя вернее было бы сказать не «пришлось», а «дорвались с удовольствием» – но это уже детали.
[55] Несколько секунд разглядывания солнца – пусть заходящего – и актерское мастерство отдыхает.
[56] «Не только всё живое не любит жару», – отстраненно подумал Узэмик.
[57] Втрое.
[58] Ежесекундно готовый в случае неприятного развития событий превратиться из арьергарда в авангард. При условии, что движение будет осуществляться в сторону, противоположную опасности.
[59] Послушник, не выдержав психической атаки, удалился вприпрыжку еще на «прирастут к заднице».
[60] Никто из присутствующих не сомневался, к чьему. Каждый подумал, что именно к его.
[61] «…и убирается сама» – читалось между строк.
