Текст книги "Велик (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Народ нервно захихикал.

– Тебе. К. Лицу, – галантно пророкотал Каменный Великан.

Изваяние яростно грохнуло столбом о брусчатку и затрясло башкой.

– Сделай что-нибудь! – раздалось сдавленное шипение из-под помоста.

– Кабуча… Сейчас…

Из-под развалин выметнулась вереница белых искр, точно хвост кометы, и осыпала голову статуи. Покрывало вспыхнуло и умчалось в небо струйкой грязного дыма.

Шутки кончились[51].

Не отводя от Велика пугающе-ровных шаров глаз, похожих на бильярдные, статуя тяжело зашагала к нему, поднимая над головой свое оружие, способное смести одним ударом дом.

Голем стоял невозмутимо и неподвижно, опустив копье и чуть склонив голову набок.

– Защищайся! – глухо пискнул Делмар.

– Беги! – выдохнула матрона.

Но Великан, по сравнению с массивной фигурой Уагаду казавшийся ребенком, не шелохнулся, словно не понимал опасности.

Вид пятиметровой громады, остановившейся рядом с големом в два раза ее меньше, а еще больше – ее исполинской дубины, нависшей над его головой, заставил Оламайд зажмуриться.

– Она расколотит его вдребезги! – всхлипнул Делмар и закрыл лицо руками.

Страшный грохот секунду спустя ударил по барабанным перепонкам и болезненно отозвался в подошвах босых ног.

– Всё… – страдальчески охнул мальчик.

– Всё?.. – вопросительно прошелестела вокруг толпа.

– Вставай, вставай!

– Дерись!

– Задай ему, если ты Уагаду!

– Что?!..

Соирцы открыли глаза и увидели, что голем стоит, где стоял, даже поза его не изменилась ничуть, а в нескольких метрах от него, запутавшись в ногах, руках и обломках столба, возилась золоченая махина.

– Да-вай! Да-вай! – сначала тихо, а потом все азартнее принялась скандировать толпа, вместо жертвоприношения неожиданно оказавшаяся на бое големов.

Грохоча всеми пятью точками опоры о брусчатку, Уагаду неуклюже поднялась, ухватила обломок побольше, смерила противника невидящим взглядом и ринулась в атаку. Синь-малиновое копье и золоченое бревно замелькали перед глазами богомольцев, с оглушительным стуком сшибаясь и рассыпая щепу. Статуя металась по площади, размахивая своей дубиной так, что паломники едва успевали бросаться наземь. Град ударов сыпался на Каменного Великана… но не достигал цели. На пути разящего конца бревна неизменно оказывалось или древко копья, или пустота. В первом случае бревно соскальзывало и утыкалось в мостовую. Во втором соскальзывала и утыкалась в мостовую сама статуя. И с каждым падением хор добрых богомольцев становился все более похож на хор зрителей бойцовой Арены. Их рев «Го-лем! Го-лем! Го-лем!» начисто заглушали выкрики «У-а-га-ду!» чахлой торсиды жрецов, скучившейся вокруг помоста.

Сходство заведений довершило появление продавцов охлажденного кокосового молока, бананов в шоколаде и наспех перекрашенных и подпиленных деревянных фигурок, бывших Уагаду, призванных теперь изображать Каменного Великана[52]. И надо сказать, сейчас они пользовались спросом гораздо большим.

– Задай ей жару!

– Всыпь ей!

– Добей!

Крики летели со всех концов площади и даже стены – оттуда, где забыл таиться и вскочил в полный рост храмовый народец.

Словно услышав советы или решив, что представление длилось достаточно, Велик шагнул в сторону, сделал молниеносный финт копьем – и ринувшаяся вперед статуя налетела на встречный удар. Искры, позолота и куски штукатурки фонтаном посыпались на зрителей, изваяние взмахнуло руками, покачнулось, грохнулось на булыжник навзничь – и осталось лежать неподвижно.

– Нокаут? – нетерпеливо вытянул шею Делмар.

– На него. На каут. Чего бы это ни было, – задумчиво разглядывая отлетевшие куски, подтвердила торговка.

– Голем осмелился поразить великую Уагаду! – сипло возопил Кокодло. – Святотатство!

– Тетя Майда, – с видом врожденного мужского превосходства усмехнулся Делмар, – Нокаут – это…

– Святотатство!!! – подхватила жреческая торсида.

– Голем должен быть уничтожен!

– Голем… – эхом, потерявшим свою скалу, прокатилось по площади растерянное восклицание прихожан – и затихло. Хотели или не хотели они, но вспомнить, чем отличается бойцовая Арена от храма, пришлось.

Тем, что в последней заправляли не букмекеры.

– Этот голем должен быть… – набирая силу, понесся над головами глас Верховного жреца – и вдруг наткнулся на звучное:

– …Вознагражден!!! Посмотрите, ваши преподобия! Посмотрите, люди добрые!!!

Раздвигая толпу, как ледокол, к полю битвы устремилась Оламайд.

– Посмотрите на ее… то есть его! – лицо!!! – возопила она, тыча в поверженную статую. – Посмотрите на его… всё остальное! Это не Уагаду! Это самозванец – Большой Полуденный Жираф под ее пресветлой личиной! И этот голем разоблачил его!

Толпа и даже жречество подались вперед и впились взглядами в каменное лицо и прочие части тела, облупленные, лишенные позолоты и косметического ремонта полуторагодовалой давности. Ремонта, ловко и почти задаром для храмовой казны превратившего Жирафа в его конкурентку.

– Злокозненный Жираф притаился, как питон за пазухой! – указуя недрогнувшим перстом на подробности анатомии, открытые отвалившимся гипсовым брюхом – символом изобилия и плодородия, матрона театрально повернулась к останкам помоста. – Но он был побежден этим полезным големом! Правда Уагаду восторжествовала! Истина вырвалась на свет! Воля Уагаду восторжествовала!

– Слава Уагаду!!! Воля Уагаду!!! – выскочил и встал рядом Делмар, слегка изумленно косясь на вырвавшуюся на свет истину.

– Слава Уагаду! Воля Уагаду! – подхватили паломники.

– Воля. Уагаду, – торжественно изрек Велик. – Полезный. Голем.

Взгляды Кокодло и Оламайд встретились. Торговка с самым искренним видом пожала плечами:

– Воля Уагаду. Против нее не попрешь.

Верховный жрец отвел глаза.

В поисках Узэмика.

– Убери этот… мусор, – дернул он головой в сторону павшего истукана.

– А… другой? – поиграв бровями, кивнул старший жрец в сторону триумфатора и его группы поддержки.

– Другой… попозже, – процедил сквозь зубы Верховный. – Голема отправь на строительство.

– А остальных?

– Тоже, – мстительно усмехнулся Кокодло. – Рабов много не бывает. И позаботься о… Просветленной. Кажется, ее хватил солнечный удар.

Верховная жрица в тени единственного уцелевшего теперь столба слабо возилась, время от времени испуская придушенное рычание.

– Премудрая Уагаду учит, что выдавать желаемое за действительное – дурно, – усмехнулся старший жрец одними губами, отвернулся и почтительно склонился над Просветленной: – Мое нижайшее почтение… Разрешите предоставить себя в ваше полное распоряжение.

– Пол…ное?.. – глаза старухи мгновенно расширились и тут же хищно прищурились.

– Полное, – после секундного размышления кивнул Узэмик.

– Разрешаю, – лицо Просветленной перекосило.

Возможно, это была улыбка. Более добродушное и обаятельное выражение можно было увидеть лишь на морде крокодила.

– К…кабу… – простонал Анчар и пошевелил головой. В районе макушки немедленно что-то взорвалось, рассыпая мириады раскаленных искр под крышкой черепа. Не поместившиеся излишки посыпались из глаз прямо через опущенные веки, – ча…

Рука его метнулась – как черепаха через патоку – к больному месту, нащупала попытки с пятой и тут же отдернулась.

– Кабуча… – судорожно вдохнул атлан и закашлялся: такой вони ему не приходилось нюхать с тех пор, как… как… как… Короче, никогда.

Не понимая ничего, кроме того, что чем скорее он лишится обоняния или уберет от себя источник этого амбре – тем лучше, маг разлепил веки… и недоуменно моргнул. Над ним висел кусок полупрозрачного шелка цвета «взрыв в красильне».

Протерев глаза, поворочав головой и поморгав еще для профилактики, он понял, что это не шелк, выкрашенный во все цвета радуги вамаяссьцем на психоделиках, а вечернее узамбарское небо. Слева, слегка расплываясь очертаниями и покачиваясь, возвышался плетень из бамбука. Справа расположилась груда очисток вперемешку с костями и обрывками тряпок и шкур. Снизу… Высланная на разведку рука принесла в кулаке банановую кожуру, черепок и нечто склизкое, покрытое кустистой серо-зеленой плесенью.

– Что за?!.. – Анчар дернул рукой, и собранные трофеи – кроме скользкой гадости, прилипшей к ладони – улетели прочь. Быстрый взгляд вниз и по сторонам под аккомпанемент крещендо головной боли в поисках, обо что бы вытереть руку – и новый шок за последние несколько минут.

– Мусорная куча?!..

– Кабуча… – промычал рядом знакомый голос, и из-за бруствера объедков и огрызков поднялась взъерошенная темно-русая голова, увенчанная, как короной, ананасной кочерыжкой. Под глазом сабрумайца растекался мутно-лиловый синяк на пол-щеки. Самого глаза видно не было. Взгляд второго был туманен, как утро на болоте, и беспорядочно блуждал по облакам и краю забора. – Где… я?

– Нас выбросили на помойку, – морщась от болезненного эха в голове, просипел Анчар.

– Чег… куд… зач… какого лешего?

– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – кисло уточнил атлан, попытался приподняться, но охнул, схватившись за бок – и ощутил под пальцами голую кожу. Быстрый осмотр показал, что из одежды на нем были только холщовые штаны и десяток синяков и ссадин. Агафон был одет приблизительно так же.

– …габата апача дрендец… репа гудит… проклятые шептуны… кипяток им в клизму… – слабо выдавил его премудрие, разглядев, наконец, своего товарища и окружение. – Дышать больно…

– Ребро?.. – атлан осторожно вдохнул и выдохнул несколько раз, но хоть это у него было в порядке.

– Ага… кажется… – сабрумай скривился, пошарил под собой и вытащил обломок грудной клетки размером со щит. – З-зараза… От бегемота, что ли…

Брошенная кость просвистела у атлана над головой, ударилась об ограду и огрела его по шее.

– Извини, промахнулся, – хмуро буркнул его премудрие и, не глядя на коллегу, стал неуклюже подниматься, морщась, кряхтя и изрыгая ругательства в адрес грабителей[53].

– Идти сюда ты придумал, кстати, – мстительно напомнил Анчар, потирая зашибленный загривок.

– Если у тебя имелась мысль получше, умник кабинетный… – яростно начал было Агафон, но осекся и уставился на товарища: ни с того, ни с сего атлан закрыл лицо руками и согнулся пополам.

– Э-э-эй… Ты чего? Тебе плохо?

– Мы же пришли сюда… за расстройством здоровья… легкой тяжести… или как ты там выразился… Не забыл? – содрогаясь всем телом, просипел чародей.

– И что?

– И нас побили и ограбили! – давясь смехом, закашлялся атлан.

– А ржешь-то ты чего? – сердито фыркнул его премудрие.

– Ты что, не понимаешь? – маг прекратил смеяться – но не улыбаться во всю чумазую поцарапанную физиономию. – Вот смотри! Ты привел нас сюда, чтобы заполучить неприятности – и мы их заполучили! То есть мы достигли, чего хотели, но только не тем путем, каким думали! Но самое смешное, что это была твоя идея – и ты же теперь больше всех злишься! И ищешь виноватых!

– И дальше что? – голосом Агафона можно было готовить лед.

– И… ну… всё?.. – перестал улыбаться Анчар.

– Я всегда подозревал, что у тебя чувство юмора примитивное, как амеба, – гордо зыркнул на него сабрумай, вскинул голову и направился туда, где, по его мнению, находился центр города – и Храм. Но, сделав несколько шагов, остановился, оглянулся – и расплылся в улыбке.

– Ты чего? Тебе плохо? – забеспокоился атлан.

– Да ты знаешь… я тут подумал… и понял – а ведь действительно смешно! Представляешь, что скажет Оламайд, когда мы заявимся в Храм – и она увидит тебя такого! У тебя же вся спина белая! И волосы розовые! А на боку… А штаны… Ой, не могу!.. Она ж решит… решит… решит… что… – не в силах продолжать, его премудрие заржал, болезненно приойкивая и хватаясь за побитые места.

– И дальше что? – голосом Анчара можно было вымораживать бородавки.

– И… ну… всё?.. – кое-как остановился Агафон.

– Я всегда был уверен, что когда Бог раздавал людям чувство юмора, ты, как всегда, прогулял! – прорычал атлан, обогнал приятеля, задев плечом, и быстро зашагал прочь.

Практически без приключений[54] чародеи добрались до неприметной калитки в переулке. На стук выглянул привратник, замахнулся, прогоняя наглых белых попрошаек – и узнал жрецов.

– Ананас тебе в глаз!.. – выдохнул он, глядя на физиономию Агафона, и закашлялся в запоздалом приступе тактичности: похоже было, что кто-то уже принял его присказку за руководство к действию.

– Еще чего скажешь? – угрюмо зыркнул единственным доступным пока оком его премудрие, и бедняга прикусил язык.

Не глядя на храмовый народ, ошеломленно разинувший рты, волшебники, поддерживая друг друга, пошатываясь и спотыкаясь при каждом шаге, потащились в сторону административного здания. Там, на первом этаже, располагались апартаменты старшего жреца.

Ступая по раскаленным плитам дорожек, приятели снова порадовались, что после прогулки босиком по трущобам их ноги были покрыты толстым слоем не понять чего, мерзкого, но с низкой теплопроводностью. Ибо в глазах старшего жречества хуже послушника, вернувшегося из города ограбленным и полуголым, мог быть только ограбленный полуголый послушник, подпрыгивающий при каждом шаге как тушканчик на потеху прислуге. Хотя, заметив краем глаза в окне лицо Узэмика, Анчар тоскливо решил, что хуже, пожалуй, быть уже не могло.

– А еще ты забыл сказать, как будет смешно, когда нас увидит старший жрец, – ни с того, ни с сего пробормотал Агафон перед тем, как постучать.

– Думал, это само собой разумеется, – буркнул атлан и безжизненно повис на плече товарища – как договаривались: вруном он был еще более никудышным, чем актером.

Не дожидаясь ответа, его премудрие толкнул дверь и переступил через порог. Атлан с блаженным – и только наполовину наигранным – стоном подогнул колени и сполз из объятий коллеги на пол, с досадой заметив, что промахнулся мимо ковра на какую-то пару сантиметров.

– Анчар, Анчар, только не умирай! – бросился ему на грудь сабрумай.

– Что это за… клоунада? – тихо, как кобра из засады, прошипел из-за стола старший жрец.

– На нас напали в городе, – метнув в босса отчаянный взгляд, мутный от слез[55], простонал Агафон.

– Что?! – Узэмика подбросило. – Кто осмелился?! Кто смог?! Кто смешал людей Уагаду с грязью… причем в буквальном смысле?!

– Мы не успели их разглядеть… Они подкрались незаметно. А иначе мы бы… Они бы… Все бы…

– Погоди! Что у него с волосами? – только теперь дошло до Узэмика. – Вы что, в лупанарий ходили? Или… Что вы вообще делали в городе – в таком виде? Неужели этим нельзя тихо заняться у себя в комнате, не привлекая внимания половины столицы?!

Атлан дернулся и захрипел, сжимая кулаки.

– Судороги начались! – скрипнул зубами Агафон и, тщательно избегая смотреть на жреца – от греха подальше – яростно ущипнул друга: – Надо расслабить мышцы… спокойно… спокойно… Только бы искусственное дыхание делать не пришлось!

Пациент испуганно замер.

– И ничем мы не занимались, ваша просветленность… Мы на рынок ходили, а в переулке на нас напали грабители. Нас застигли врасплох, иначе бы!.. Анчар пробовал защищаться… но вы же знаете, какой он неумелый… и неуклюжий… со своим даром…

Умирающий издал противоестественный хрип и руки его содрогнулись в странных конвульсиях – точно душили кого-то, но пинок коленом под ребра исподтишка быстро купировал приступ.

– …заклинание дало осечку… срикошетило на волосы… а дальше… Дальше мы ничего не помним.

Словно в изнеможении, его премудрие медленно осел рядом с товарищем, опираясь о пол готовыми подломиться руками.

– Ничтожества… дешевый сброд… размазни… – белый от гнева, зарычал старший жрец сквозь сведенные зубы.

– Да… да… виноваты… – скорбно и мужественно встретил обвинения Агафон. – Но всего больнее то… что мы не сможем встать в Круг… сегодня ночью… как полноправные единицы… что будем слабым звеном… подвергнем опасности остальных…

– Тряпки! Слабаки! Убожества! Слюнтяи! – впервые осознав последствия дневных приключений парочки, взревел Узэмик.

– Да… да… ох… Все тело ломит… Голова… кружится… – сабрумай закачался, как пальма под натиском самума, но Узэмик будто не замечал:

– Сдохни, слизняк! Жив останешься – всё равно шкуру спущу! Уши отрежу и скормлю собакам! Все кости перело…

– …о-о-ой, тошнит-тошнит-тошнит… – одна рука Агафона метнулась к желудку, вторая – ко рту, тело подалось вперед, склоняясь над роскошным шатт-аль-шейхским ковром, из глубины организма исторгся специфический звук…

– Пошли отсюда вон! Чтобы глаза мои вас больше не видели! Сегодня! – испуганно взвизгнул жрец.

– Но Круг… – невинный взор его премудрия устремился на Узэмика.

– Вон, я сказал!!! И забирай эту шушваль!!!

– Как ты думаешь, – промычал в ухо атлану его премудрие, кантуя того по ступеням вниз. – «Вон, забирай эту шушваль, и чтоб сегодня я вас больше не видел» можно расценивать как официальное разрешение забить на Круг?

– Мне кажется, да, – из уголка рта промычал Анчар. – Мы где, кстати? Куда ты меня тащишь? Вокруг кто-нибудь есть? Может, мне уже начать поправляться?

– Рано, терпи.

– Ты мне все ноги обступал!

– А мне, думаешь, сладко такую тушу переть?

– Сам ты – туша! И если тебе тяжело, я тебя могу понести!

– С ума сошел?!

– Ну можно я хоть глаза открою? – жалобно взмолился маг.

– Ну… можно, – оглянувшись по сторонам, разрешил сабрумай. – Вроде, пусто. А то утонешь сослепу…

– Мыльня?!..

Атлан вдохнул влажный воздух, обежал взглядом сероватый мрамор бассейна и скамей, пузатые лохани из гевеи, увешанные ковшиками, полки с солями, маслами, притираниями и разноцветными кубиками мыла, стены с чистыми полотенцами и полотнищами для заворачивания – и расплылся в блаженной улыбке:

– Агафон… ты – добрый дух… Вода и мыло… Что может быть прекрасней после полудня лежания на помойке?!

Его премудрие честно задумался и ответил:

– Чего-нибудь пожрать?

Потом потянул носом, скривился и признал:

– Но вода и мыло всё же вне конкуренции. Приятное с полезным. А то нас по запаху ночью найдут.

– Кабуча… Всего часа два ведь осталось! – спохватился атлан.

– Нормально, успеем.

– Я должен еще Оламайд предупредить, чтобы она не беспокоилась!

Агафон замер.

– И объявление на храмовой площади повесить?

– Какое объявление? – не понял Анчар.

– Что мы собрались делать и где нас искать, вот какое!

– Она не проболтается! – вскинулся волшебник.

– Если не будет знать того, о чем можно проболтаться! – пылко возразил сабрумай. – Меньше знаешь – дольше живешь! Но если, конечно, тебе на нее вообще наплевать – иди, расскажи!

Атлан возмущенно хватанул воздух ртом – и медленно выдохнул.

– Чтоб им всем провалиться…

– Угу, – поддержал его Агафон, не уточняя адресатов. – И давай поспешим. До темноты час остался, до начала ритуала – два, а нам не только отмыться, но и спрятаться надо успеть. Лучше ближе к голове колонны – был случай, когда силы круга не хватило, и прошел не весь обоз. А мы должны наверняка. Когда еще второй транспорт будет…

– Спрячемся у головы, если нужно. Я двойной отвод глаз наложу, – хмуро проговорил атлан. – Только надо подготовиться.

– А успеешь? – забеспокоился сабрумай.

– Успею.

– Тогда поплыли бегом. Время идет.

Нервно пригладив клочок колос на темечке, Узэмик откашлялся, чтобы голос в начале речи не подвел, поправил балахон и деликатно постучал в косяк.

– Войди, – долетел до его слуха грудной, с хрипотцой голос.

– О Просветленная, – старший жрец одновременно склонился и нежно потянул дверь на себя.

Результат оказался предсказуемым: лысеющая макушка со стуком встретилась с синь-малиновой доской. Дверь захлопнулась. Будь Узэмик посмелее – и первый его доклад Верховной жрице закончился бы, не начавшись – контузией.

– Входи, я сказала! – нетерпеливо повелела старуха, и жрец, нервно икнув, повторил маневр – но на этот раз вовремя отскочив в сторону.

Интерьер, полный черного мрамора и тяжелых малиновых с золотом тканей – занавесей, покрывал, чехлов – открылся перед старшим жрецом во всей своей угрюмо-торжественной красе. Узэмик поежился: поручи ему кто-нибудь оформить ритуальный зал морга или склеп – он остановился бы на точно таком сочетании цветов. Черное – смерть, малиновое – кровь и золотое – вечность. Неуместным пятном, единственным диссонансом с аскетичной мрачностью кабинета, белела аба Старухи, развалившейся в кресле у окна. Рядом на низком столике черного дерева стоял хрустальный бокал с золотой ножкой, наполненный красным вином. Черное-малиновое-золотое – угнетающее сочетание, выбранное больным разумом. Или его разум болен еще более, если решился встать на сторону Просветленной?.. Но все инстинкты не говорили – кричали ему, что старый Кокодло не жилец на Белом Свете, а значит, особого выбора не существовало: сторона была одна, та, на которой стояла Старуха, какой бы она ни была…

– Просветленную Верховную жрицу, – склонился он почти до пола, – коей подвластны…

– Что нового? – не дожидаясь, пока Узэмик пройдет через все формальности приветствия, потребовала старуха, неторопливо поднимаясь, и тяжелая ткань ее одеяния зашуршала, словно большая змея проползла по сухой траве, заставляя жреца вздрогнуть. – Всё готово?

– Всё, ваша просветленность, – выпрямился жрец и перешел к докладу. – Круг соберется в назначенное время. Весь запланированный к отправке груз на возах. Обоз уже втягивается на храмовую площадь. Рабы закованы и пойдут последними – как всегда.

– И эти… двое? – злобно прищурилась Верховная.

– Эти пока не в цепях – может быть проблема с големом. Но надсмотрщики получили указания: на стройке голем и они будут отправлены на разные участки, и ничто не помешает…

Просветленная раздраженно фыркнула:

– Мне ничто не может помешать, когда я… Уагаду, то есть… войдет в полную силу! Но этот тупой булыжник!..

– Я поднял специальную литературу по теории големостроения, ваша просветленность, – осмелился вставить Узэмик, – и узнал, что големы защищены от воздействия магии – как средство предотвратить возможное жульничество во время схваток на их Аренах. Поэтому, если сравнить собачьи или лошадиные бега и…

– Это мне не интересно! – раздраженно оборвала его старуха. – Я хочу знать, кто его настроил на эти действия!

– Но ваша просветленность… – развел руками старший жрец. – Кто его настроит? Мне кажется, это дурацкая случайность, каких в жизни бывает… Бывает больше, чем хотелось бы, да. Но бывает!

– И то, что этот истукан может говорить – тоже случайность?

– Мне кажется, да. Я уже думал про возможность заговора, но не увидел корней, – торопливо заговорил жрец. – Хозяин голема – мальчишка, иноземец. Зачем ему предпринимать что-то против Храма и Уагаду? Он – ничто, червяк, тля, нищий поденщик!

– Кто еще был на корабле с этим големом?

– Ваша служанка, которая кормит книги. Но эта бестолочь дальше своих… своего бюста… не видит ничего, и мозгов у ней еще меньше, чем у этого сопляка.

– Всё?

– Нет. Еще был новый послушник, маг, Анчар. Но он к голему не имеет никакого отношения.

– Специально плыл, чтобы наняться?

– Нет. Если не врет, то бежал от долгов.

– Маг? Из Альгены? Столицы големостроения всего Белого Света? И совершенно случайно на борту того же корабля оказывается голем? Необычный голем? И какой-то бездомный шкет называет себя его владельцем? – старуха застыла, как пантера, почуявшая добычу, и прищурилась. Под ее взглядом Узэмик нервно отступил на шаг. – И ты всё еще веришь в случайности, Узэмик?

– Я… – во рту жреца пересохло: проклятая старуха выговорила его имя так, словно раскаленный нож поворачивала в ране. – Я… Еще я собирался вам сказать… что Круг будет сегодня неполный… без двух… которые себя плохо чувствуют… И один из них – он. Анчар из Альгены.

И, не дожидаясь следующей фразы от Верховной жрицы, Узэмик спешно выпалил:

– И я собирался за ним следить сегодня! За ними обоими!

Старуха улыбнулась тонкими бескровными губами, и сердце жреца пропустило такт.

– Хорошая мысль, Узэмик. И главное, своевременная. Постарайся, чтобы каждую секунду сегодняшней ночи – и остальных дней – ты знал, где он, с кем и что делает. Случайностей не бывает, Узэмик, – казалось, ей доставляет странное удовольствие произносить его имя – и видеть его реакцию. – Бывают идиоты, которые не в состоянии увидеть большую и сложную закономерность. Ты ведь не хочешь доказать мне, что ты идиот, Узэмик? Извини, но в услугах идиотов я не нуждаюсь.

– Я сделаю всё, что от меня зависит – и больше. Я выслежу его. Считайте, что он – труп.

– Труп – слишком рано, пока я не поговорю с ним. По-своему, – усмехнулась старуха.

– Заготовка для трупа, – быстро согласился старший жрец.

– Я на тебя рассчитываю, Узэмик.

– Я оправдаю! – горячо воскликнул маг и кинулся к выходу – словно его ткнули в пониже спины раскаленным ножом.

После его ухода в воздухе повис слабый запах горелой ткани и плоти.

До начала отправки оставалось пятнадцать минут.

Перепрыгивая через три ступеньки и с содроганием ожидая, когда прыть отправит его к подножию лестницы ускоренным темпом головой вперед, Узэмик несся на улицу. Может, конечно, он и идиот – но только один раз. Если ему недвусмысленно объяснили, что нужно делать – он это сделает, даже если свернет себе шею, пытаясь.

«Заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибет», – вспомнилось отчего-то присловье Агафона, второго подозреваемого – и старший жрец со злости удвоил скорость, как будто услышал не отголосок случайного воспоминания, а слова, брошенные ему в лицо нагловатым послушником.

– Я им устрою… Я им покажу… – прорычал жрец, на полной скорости заворачивая за угол и выходя на финишную прямую перед домом послушников. – Они у меня узнают… Они меня узнают!

Сбив с ног припозднившегося служку, Узэмик распахнул дверь и влетел под низкие жаркие своды бывшей келейной.

Лихорадочно оглядевшись и не увидев в темноте не то, что табличек на дверях, но и самих дверей, маг вызвал светошар, размером и цветом похожий на арбуз-рекордсмен, и двинулся по коридору, крутя головой и едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Надпись «Анчар» обнаружилась почти в самом конце ровного ряда дверей. Узэмик потушил свет и приложил ухо к древней доске – чуть ниже таблички. Кроме собственного бешено колотящегося сердца и рваного пыхтения, как будто кого-то душили, слышно не было ничего. Жрец попытался затаить дыхание, но несколько минут бега и волнения в его возрасте не проходили бесследно, по крайней мере, не за полминуты…

И тут его осенило.

Зачем прятаться? Зачем подслушивать? Зачем хитрить? Он – старший жрец, и по доброте душевной пришел проведать больного послушника! И пусть хоть одна нахальная морда попробует уличить его в иных намерениях!

– Анчар? – срывающимся от неровного дыхания голосом позвал Узэмик и звонко стукнул в косяк костяшками пальцев.

Ответа не было.

– Ты спишь? Ты в сознании? Тебе плохо?

«Выдавать желаемое за действительное, как учит Уагаду, дурно» – снова всплыло в памяти, и волшебник раздраженно скрипнул зубами.

– Анчар, раздери тебя гиена! – нетерпеливо возвысил голос маг и снова постучал – но на этот раз ногой.

Ничего.

– Кабуча… Анчар, отзовись!

Тишина.

Жрец молча порадовался, что сейчас время Круга, и на этаже, где жили только послушники-маги, не осталось ни одной живой души, и некому было выглянуть и злорадно похихикать над нелепыми усилиями своего начальника.

Кроме Агафона.

Узэмик резко оглянулся, будто ожидал застигнуть бесстыдного послушника насмехающимся за своей спиной – но снова его ожидало разочарование: коридор оставался темен, тих и пуст. Тошнотворное и холодное предчувствие неприятностей шевельнулось в районе желудка.

– Чтоб вас всех… – прошипел он, вызвал к жизни светошар, притушенный до размеров и яркости болотной гнилушки, приложил ладонь к замку, и зашептал быстрые колючие слоги заклинания. Механизм заскрипел, приходя в движение, засовы и язычки защелкали, сдаваясь – и дверь, оставшаяся без запора, подалась.

– Анчар? – уверенный, что не встретит ни ответа, ни Анчара, всё же выкрикнул маг и быстрым взглядом обежал комнату.

Остатки септограммы на полу. Раскиданные компоненты какого-то заклинания. Одежда, небрежно сваленная в ногах кровати. Перевернутая табуретка.

Желудок волшебника сжался и пополз к горлу.

– Кабуча…

Узэмик метнулся в коридор, нашел комнату Агафона и уже не теряя времени на вопросы и сложные заклинания ударил по замку огненным сгустком. Не дожидаясь, пока вспыхнувший алым металл остынет, он пинком распахнул дверь.

Никого – и такие же следы торопливых сборов и старых заклятий.

– Ах, так… – раскаленная ярость, круто замешанная на страхе, ударила по глазам, застя всё. – Ах, так…

Маг схватил грязные штаны Агафона, свисавшие со спинки стула, и бросился в комнату атлана. Из ношеной одежды первыми на глаза попались точно такие же штаны, и даже запах – вернее, вонь – от них исходила такая же.

«Яблоня от яблока недалеко падает», – вспомнил он поговорку Шарлеманя Семнадцатого из прочитанного когда-то сборничка его афоризмов, и нервно хихикнул. Недалеко – так недалеко. Ему же лучше. Проще искать. Не зря же он в юности зарабатывал на жизнь поиском пропавших людей и животных – и отлично зарабатывал…

Крупные холодные звезды блестели над головами, как алмазы, рассыпанные по чернозему. Лунный круг, разрезанный пополам Седоусым Звездным Термитом, казался размытым из-за налетевших вместе с тьмой облаков[56]. Ветер, доносивший до центра города запах моря и порта, овевал, не охлаждая. Вездесущие цикады вразнобой пиликали скрипучую сонату, нагоняя умиротворение и сон. И даже голоса людей, стук колес и ржание лошадей не могли заглушить резкую рваную песню ночных птиц, решивших, что другого такого времени поведать друг другу о своих чувствах, им не найти.

Широкий круг света из факелов у подножия пустого пьедестала, где еще днем восседала статуя, побежденная и разжалованная в строительный мусор, выхватывал круг поменьше. Круг, состоящий из полусотни взявшихся за руки жрецов и послушников в малиновом. Воздух над их головами дрожал, словно над раскаленной сковородой, золотые искры то и дело прочерчивали тьму, будто маленькие кометы, сплетаясь в подобие огромного венка у них над головами. Монотонные звуки речитатива усиливались и реверберировали в кругу света, точно в концертном зале.

Метрах в пяти от Круга стоял головной воз с впряженным в него флегматичным волом. На передке, искоса наблюдая за ритуалом, сидел послушник в синем: возчики, поставленные перед выбором сопровождать свою телегу и остаться на стройке рабами, или подождать за стенами храма порожняка, как один выбирали последнее.

Еще несколько десятков возов растянулись поперек площади. Хвост обоза уходил за ворота и терялся на подступах к Храму, окруженный стражей с факелами и мечами наголо. Толпа рабов – настоящих и будущих – сгрудилась вдалеке у ворот под острыми взглядами и не менее острыми пиками надсмотрщиков. Там же возвышалась, неподвижная и пугающая в своей громадной неподвижности фигура голема.