Текст книги "Велик (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Конечно же то, что они просили. Хоть это и абсолютно идиотские пожелания, но они их четко и недвусмысленно сформулировали и были готовы за них заплатить… А что это ты так на меня смотришь? Что мне еще оставалось?! Ты сам повесил эту дурацкую доску мне на дверь!

Мокеле Мбебме утер глаза рукавом, внимательно поглядел в лицо своему приятелю – нет, зря надеялся, ни тени юмора, сплошная серьезность и негодование – и вздохнул.

– Ты знаешь, бвана… Конечно, ты можешь обижаться… хотя на твоем месте я бы не стал… Но мне кажется… теперь… в смысле, еще больше, чем раньше… что работа городского… а равно и сельского ведуна не для тебя.

Анчар поразмыслил, а не стоит ли ему и вправду обидеться, но вспомнил прошедший день – и передумал.

– А что же мне теперь делать, Мокеле? – потерянно глянул он на друга. – Ты же прав. Я не знахарь. Я ученый. Как ты думаешь, кстати, есть у меня шансы вернуться в училище? Не сейчас, я понимаю… Но может, когда всё подзабудется?..

– Лет через десять, ты имеешь в виду? – невесело хмыкнул завкафедры. – Да и тогда я бы не обольщался надеждами, бвана. По крайней мере, пока его ослепительное величество Абимбола Абиой Нкозана Тафари Мози Квеку будет сидеть на троне Соиры, я бы на твоем месте попытался все-таки переквалифицироваться в шептуны. Или уехать отсюда.

– Куда?!

– В свою Атланду, в Шатт-аль-Шейх, в Вамаяси, в Бхайпур – да хоть к гиеновой бабушке! Потому что пока он жив, обратно тебе в училище вход закрыт.

Прошло уже с полчаса, как закрылась дверь за Мокеле Мбембе.

Огонь в жаровне догорал, сонно рдея красными угольками. Цикады на улице затянули свою бесконечную скрипучую песенку, убаюкивая ночь. Звезды на высоком бархате неба стали из бледных ярко-золотыми, да и сам бархат, еще недавно прозрачно-индиговый, налился чернильной синевой… А Анчар все сидел неподвижно за столом, усыпанным останками креветок и шахматными фигурками, уронив голову на ладони, и думал, думал, думал…

Как ни крути, а Мокеле был прав. Узамбарского знахаря-шептуна из него, атлана, хоть и прожившего долгие годы в Соире, не получится. Если даже он и будет справляться с нелепыми просьбами клиентов, то морального удовлетворения – такого, какое он получал от исследовательской работы, от проектирования, строительства и отладки изделий на кафедре големостроения, пока каждый из них не становился идеальной бойцовой машиной – ему не получить никогда. Самое лучшее, что может случиться с ним сейчас – он привыкнет, смирится, и выносить бестолковых визитеров и их нелепые пожелания станет чуть легче. Но просыпаться каждый день, вспоминать, кто ты теперь такой и чем занимаешься… тоскливо желать, что лучше бы вчера настал конец света… – и терпеть дальше…

Ради чего?

Ради призрачной надежды, что вот-вот что-то изменится – негус отдаст душу Большому Полуденному Жирафу, или его одолеет приступ склероза или всепрощения – и можно будет вернуться к любимому делу?

И сколько ждать, давя себя, душа, выворачивая руки собственной мечте, шарлатанствуя – а потом за это же себя и презирая?

Но что еще оставалось делать?..

Заняться чем-нибудь другим?

Но чем?!

Кроме как быть магом, магом-исследователем, если точно – он не умел ничего. Конечно, можно было подметать дороги, охранять склады в порту или чистить на улице сапоги – тем, у кого они имелись при такой жаре. И это было, несомненно, лучше, чем морочить головы и без того не слишком разумным горожанам…

Но не намного.

Значит, оставалось одно.

Отъезд.

Собрать дорожный мешок, что не поместится – продать, подарить или просто оставить, на вырученные деньги присоединиться к каравану, идущему в Шатт-аль-Шейх, найти там училище профессиональной магии[22]… Хотя они и не строят големов, но занятие для ответственного, здравомыслящего и трудолюбивого экспериментатора там, несомненно, найдется. Даже без рекомендательных писем с последнего места работы.

Скорее всего.

Конечно, если даже училище его не примет, Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, калиф Шатт-аль-Шейха, воплощение дружелюбия и доброй воли, немедленно предложил бы ему остаться при дворе. Даже зная его великолепное величество так недолго, как он, Анчар, в этом можно было быть уверенным… Но мнилось отчего-то, что карьера придворного чародея отличалась от карьеры деревенского шептуна лишь повышенной спесивостью высокорожденных клиентов.

С другой стороны, можно было бы податься и в Высшую Школу Магии Шантони или в бхайпурское или вамаяссьское училища, или даже предложить Ивану и Серафиме основать первое в Лукоморье училище профессиональной магии… Но вряд ли ему удастся собрать деньги даже на спокойное путешествие в Сулейманию – самую близкую из всех стран: ведь продавать ему придется отнюдь не золото и бриллианты.

И големов нигде, кроме Соиры, не строили все равно.

Анчар вздохнул, резким щелчком пальцев отправил под потолок белый светящийся шар и подошел к сундуку. Уснуть не получится никак – в чем-чем, а в этом он не сомневался – а значит, можно было начать делить имущество на четыре кучки. Взять, продать, подарить и оставить.

И будь что будет…

В Шатт-аль-Шейх – так в Шатт-аль-Шейх.

Взгляд его, потухший и почти безжизненный, упал на голема – в которую сотню раз за день, как будто в этой халупе можно было посмотреть куда-то без того, чтобы двухсполовиннойметровый истукан не попадал в поле зрения.

Вот первый предмет для кучки «оставить»… Очень большой предмет для самой большой кучи, как начинал он подозревать, вспоминая содержимое своего сундука.

Атлан бережно, словно каменный монстр мог рассыпаться, прикоснулся к руке величиной с корзину для сборки арбузов и провел кончиками пальцев по теплой неровной поверхности.

А ведь какая была идея…

А какой дизайн корпуса… какая архитектура схема!.. Выстраданная, вымученная, выжатая им, только им, им лично из последних наработок и открытий в современном големостроении! Никто не повторит такой еще лет двадцать – чтоб ему пожизненно тут гарпуны заговаривать!.. Ах, если бы только можно было ее достать… отремонтировать… заменить… Любой шанс лучше, чем это жалкое, душераздирающее зрелище мертвого изделия, его изобретения! Пусть не достать – пусть бы схем хотя бы поддавался диагнос… ти… ке…

– Идиот!!! – взревел чародей.

Хлопнув себя по лбу так, что едва не отправился в нокдаун, он бросился к кровати, под которой лежал генератор эхосигналов, задумчиво дымясь и распространяя вокруг себя блестящее сиреневое пятно.

– Кабуча… аберрации прогрессируют… – пробормотал атлан и тут же забыл об этом.

Не мешкая больше ни секунды, словно голем собирался уходить, маг на обратном пути подхватил забытое парнишкой ведро, мысленным приказом подтащил табуретку к ногам изделия и вскочил на нее почти с разбегу.

Дрожащими от возбуждения руками он нахлобучил на голову Каменного Великана деревянную посудину, а поверх нее – генератор, неестественно теплый на ощупь и почти полностью заросший глазастым лишайником с нервным тиком. По очереди вытерев о рубаху покрывшиеся липкой сиреневой жижей пальцы, он коснулся точек запуска, сосредоточился и соскользнул в диагностический транс.

Фиолетовый спектр… рокот отдаленный барабанов… горький запах дыма… словно военный лагерь на горизонте…

Синий… скрип гвоздя по стеклу… от прикосновения стекло плавится – будто песок горит…

Голубой… сипение кузнечных мехов… дух раскаленного железа…

Зеленый… тягучий плеск – точно патоку выливают… удушливое амбре благовоний…

Желтый… Перестук деревянных молоточков… аромат тлеющего сандала…

И желтая картинка угрюмого каменного лица, словно сделанного не из гранита, а из песчаника!

Оранжевый! Тонкий звон серебра и смрад испаряющегося дегтя!..

Оранжевая защитная капсула! Целая! Почти без трещин!

Красный!!!

Треск разрываемого молнией неба!

Красного!

Запах пылающих дубилен!

Красный!

Опасность!

Красный!

Выйти! Скорей!

Нет!

Схем, схем, схем, схем, где схем?!

Схем!!!..

Сиреневая вспышка ослепила на несколько мгновений даже внутренний взор волшебника, и мозг, метавшийся между выходом и желанием увидеть самое главное, пронзила дикая боль. Алое пятно залило мир от края до края и погрузило все в странную багряную ночь, пронизанную тончайшими артериями, по которым от самоцвета к самоцвету бежала холодная золотая кровь.

И в каждой ее капле был он.

Он видел и осязал каждую трещину схема, каждую выбоину там, где выпал или рассыпался самоцвет, каждый разрыв и каждую неровность дорожек, соединявших камни силы, словно не его магия, но его босые ноги бежали по ним.

Каждый пройденный миллиметр стоил ему невероятных усилий, точно он сам, во плоти, прорывался сквозь каменную оболочку головы изделия, чтобы сделать очередной крошечный шажок. Тело его было холодно и неподвижно, мозг же пылал огнем и сыпал искрами боли, а из сведенных челюстей вырывались невнятные хриплые звуки – не то крик восторга, не то рык, не то стон. Но ни выскользнуть, ни вернуть все, как было, ни остановить чудесный, восхитительный поток магии теперь он мог не больше, чем остановить биение собственного сердца.

Под сумасшедшими усилиями магии мутные доселе золотые дорожки начинали блестеть и светиться на перекрестках. Они огибали сколы, мостили мелкие трещины и змеились по дну крупных. Там, где золото было расплавлено и испарилось, магия вытягивала сохранившиеся участки навстречу друг другу или создавала новые пути, взамен старых или в обход невосстанавливаемых повреждений. Самоцветы, затронутые целительной силой и разбуженные, соединенные новыми дорожками, оживали один за другим – сперва робко, но с каждым отвоеванным у разрухи миллиметром все уверенней, и вот уже почти все уцелевшие камни пылали ровным ярким светом, разгоняя пунцовый мрак.

Анчар выдохнул – или всхлипнул, обессиленный – и остатки магического заряда вылились на изумрудное поле схема, закрепляя сделанное за эти долгие минуты.

Или часы?..

Омытые чистой магией, камни и дорожки торжествующе вспыхнули и засияли, словно огромный город в праздничную ночь. Атлан вздохнул слабо, но удовлетворенно, хоть не понимая и десятой доли того, что сотворил, почувствовал, что смеется – радость творца должна была немедленно отыскать выход, или осознание невыносимой красоты и совершенства созданного, казалось, разорвало бы его на части – и вдруг голова его закружилась. Или это обновленный схем завертелся, и всё, что вокруг него, и весь Белый Свет с ними заодно?..

Не переставая улыбаться – потому что на смех больше сил не осталось – он полетел в багровую бездну.

Яркое свечение буравило опущенные веки так, что хотелось сощуриться.

Анчар сморщился, удивляясь, отчего и какой болван посреди ночи сует ему под нос фонарь, прикрыл рукой глаза и повернулся на другой бок.

Болван с фонарем – то ли из врожденной противности, то ли от скудоумия – намека не понял и не отвязался, но напротив, поднес свой светильник еще ближе, и теперь дрянная лампа стала не только сиять как ошалелая, но и жечь.

Рассерженный маг замычал, рывком приподнялся, все еще не в состоянии разлепить веки – за прошедшие десять минут с того времени, как он заснул, они будто склеились – и свет, яркий, подобный солнечному, окрасил внешний мир в желто-оранжевый цвет.

– К-кабуча… – пробормотал атлан, яростно протер саднящие глаза – словно три дня без передышки прокладывал дорожки на микроскопических схемах повышенной сложности – и разлепил один.

И тут же, ойкнув, закрылся ладонями: солнечный свет ударил, слепя, и лучи его, словно острые колья, пронзили глазницы и застряли в мозгу.

Но не головная боль, ставшая в последние дни его суровой подругой, повергла атлана в растерянность и гнев, а банальное жульничество ушлой природы.

Утро?!

Как утро?!

Откуда?!

Когда?!

Какого шакала лысого на этот раз?!..

Кривясь от рези в глазах, словно наполненных песком, и боясь лишний раз пошевелить головой, чтобы та ненароком не отвалилась и не разбилась о доски кровати, Анчар раздраженно выглянул сквозь пальцы на белый свет.

Которого было слишком много, так как крыша его избушки отсутствовала как данность.

– К-кабуча… – прошептал волшебник, сощурившись и утирая рукавами отчаянно заслезившиеся очи. – Кабуча горбата… гробата… габата…

Будучи не в состоянии, к стыду своему, даже вспомнить окончание древнего магического ругательства, он торопливо перешел от риторической части к экзистенциальной.

– Что… Что было вчера? Неужели опять Мокеле приходил… приносил… привозил…

События прошедшего дня, а потом и вечера, быстрой чередой промелькнули пред внутренним взором атлана: его бенефис в роли околоточного шамана, визит Мбембе, традиционная партейка в шахматы, разговор… Разговор тяжелый, неприятный, гнетущий душу безнадежностью и унынием… но определенно безалкогольный и ни в коей мере не объясняющий текущее отсутствие крыши[23], горящие, точно набитые красным перцем крупного помола глаза и голову, раскалывающуюся под ногами невидимого слона, танцующего в ней чечетку.

И странный пепел на полу, мебели и вещах, как подсказали ему страдальчески моргающие очи.

Может, у него ночью был пожар?

Или молния ударила в крышу во время грозы?

Или какой-нибудь завистливый колдун из округи предпринял шаги по устранению конкурента?

Анчар со стоном закрыл глаза, осторожно нахмурился, всерьез опасаясь, что это усилие расколет его многострадальный череп по швам, и попытался выскрести из дальних уголков памяти ускользнувшие от его внимания подробности или факты. Но кроме непонятного тревожного сна, чтобы не сказать кошмара, трал его не принес ничего.

Изуродованный генератор эхосигналов в критическом состоянии… Попытка диагностировать схем, заблокированный в голове изделия… Некорректная аудиоиндикация при переходах на последовательные уровни… Непонятно откуда взявшиеся запахи… ведь там были запахи, да, мне же не приснилось?.. Или приснилось? И монохромные проекции на стенке экранирующего устройства… в смысле, ведра… при вхождении в гамма-диапазон приснились тоже?.. Или… или… и…

Дальнейшее терялось в каком-то странном багряном тумане и ощущениями напоминало не то бег с барьерами по огненному полю, не то нескончаемые попытки пробить череп изделия своей головой.

Волшебник пощупал лоб – на всякий случай – но повреждений не обнаружил: источник боли определенно располагался внутри.

Чушь какая-то…

Отгоняя нелепые образы, Анчар фыркнул, сердито покосился на неподвижную каменную громаду в углу комнаты – словно застывший навеки голем был виноват в чем-то[24] – и замер.

Даже самый реалистичный сон – и тем более, самый фантасмагорический кошмар – не могли оправдать вдавленную в земляной пол обугленную щепу.

Щепу, на которой отдельно взятыми фиолетовыми пятнами лиловело что-то сиреневое.

Или сиреневело что-то фиолетовое?

Или фиолетовело что-то…

Перед лицом такой улики Анчар не мог больше делать вид, что последние воспоминания оказались всего лишь сном, а ведро и самомодифицировавшийся генератор эхосигналов были похищены конкурентом или втоптаны удачным попаданием ночной молнии.

– Кабуча… – потрясенно выдохнул он, не находя других слов, чтобы выразить все обуревавшие его чувства и мысли. – Значит, изделие… значит, схем… значит…

Не тратя время на продолжение мысли, атлан скорее свалился, чем встал с кровати, вскочил с пола и, шатаясь, кинулся[25] к голему.

Подхватив по пути табуретку, он взобрался на нее, схватился за голову, покачнулся, падая – но наткнулся спиной на что-то надежное и удержался.

Навалившись на нежданный, но весьма своевременный упор и расслабившись, насколько это было возможным, маг приложил к вискам Каменного Великана ладони и торопливо зашептал заклинание упрощенной диагностики – единственное средство, оставшееся теперь в его арсенале после гибели генератора.

Опустив веки, он сосредоточился и открыл сознание для поступающей в мозг картинки-схемы: разноцветные сияющие точки камней… мерно пульсирующие дорожки связи – непонятно как расположенные и напоминающие, скорее, план лабиринта… дорожки силы, источающие почти ослепительный для мысленного взора свет – и тоже петляющие и пересекающиеся самым причудливым образом…

Стоп.

Дорожки подачи силы.

Почему они светятся?!

Неужели он вчера исправил схем – если это слово можно применить к совершенно новой архитектуре, в которой ему разбираться хватит месяца три – активировал изделие, а отключить забыл? Но в этом случае энергетический запас должен был быть исчерпан к этому времени: диагностирующие заклинания – одни из самых слабых в этом отноше…ни…и…

Кабуча!..

Кабуча габата – и как там дальше!..

Этого не может быть!

Этого не может быть по определению, потому что этого определенно не может быть!!!..

Не верящий своим глазам, мозгам и прочим органам, наперебой подсказывающим ему очевидное, Анчар усилием воли стер изображение, вызвал его снова, еще раз пробежал мысленным взглядом по хитросплетению дорожек и светящимся точкам камней – и выдохнул потрясенно.

Самозаряжающаяся схема! Генерирует слабое возбуждающее магическое поле, которое активирует фоновое магическое поле Белого Света и подпитывается от него по мере надобности! Но это означает…

Взволнованный атлан покачнулся, табуретка встала на дыбы, подняла в воздух две ножки, потеряв равновесие, и другие две ножки – ее седока – поехали, увлекая за собой всю остальную анатомию…

И повисли в воздухе.

Потому что две руки, похожие на корзины для сбора арбузов, стремительно подхватили человека…

И поставили на пол.

– Гха-агх-акх-хкха-кхххх… – согнувшись пополам, только и успел прокашлять сдавленный, как оловянный кубок, чародей – и рухнул плашмя в грязь.

Так как одна из гранитных лап заботливо и старательно похлопала его по спине, а низкий глухой голос – словно эхо далекого камнепада – медленно и неуверенно проговорил:

– Будь. Здоров. Отец.

«А вроде и не головой ударился…» – только и успел подумать атлан, прежде чем громадные руки сгребли его с пола – вместе с половиной кубометра земли, вознесли под отсутствующий потолок и принялись трясти, словно тряпичную куклу.

– От! Пус! Ти! – в пространство хижины вместе с зачерпнутой землей и камушками, мелочью из карманов, ботинком и парой пуговиц вылетели три хриплых слога.

Голем мгновенно повиновался, каменные пальцы разжались, и волшебник с двухметровой высоты грохнулся в свежевыкопанную яму.

– К-кабуча… – приподнявшись на локте, Анчар свободной рукой выковырял остатки земли из глаз, рта и ушей, уставился на гранитного исполина, нависавшего над ним подобно аварийному утесу, и прошептал: – Это же… искусственный интеллект!..

– Это. Каменный. Великан, – вежливо поправил низкий грубый голос, похожий на гул оползня.

– Нет, это… – не обращая внимания на слова, продолжил атлан, потрясенный открывавшимися – а точнее, разверзшимися перед ним перспективами, – это качественный прорыв!..

– Это. Каменный. Великан, – терпеливо проскрежетал голос – будто камнем провели по камню.

– Нет, это – провозвестник будущего! – выпалил чародеей, не дожидаясь новых возражений, вскочил на ноги и бросился к своему подопечному.

Если бы на големе была одежда, маг ухватил бы его сейчас за грудки и подтянул к себе – несмотря на разницу в весовых категориях.

– Корень кубический из трех тысяч сорока семи – это сколько?! Кто был правителем Соланы при Шарлемане Третьем?! Чья территория больше – Вамаяси или стран Песчаного Блока?! Чему равна сумма квадратов диагоналей параллелограмма?! Выкусень и покусень – это родственные виды?! Назови самое известное творение архитектора Куллигана! – вопросы сыпались на бедную каменную голову как горох из порванного мешка, но с каждым неотвеченным энтузиазм Анчара таял, а физиономия разочарованно вытягивалась.

– Сколько богов Эзира насчитывает пантеон Отрягии? Сколько пальцев я показываю?.. Ты… понимаешь… что я говорю?..

Голем молчал, и сердце атлана болезненно пропустило такт – неужели это всё-таки не прорыв в будущее, а удар по голове?

Ответ – хоть и неспешный, медленный и единственный – пролился как ведро бальзама на царапину:

– Понимаю.

Волшебник облегченно выдохнул. В конце концов, в начале главное – не содержимое, а сосуд. А уж наполнить его важными и нужными данными он сумеет.

А пока начнем с чего-нибудь еще более простого.

– Когда ты научился говорить?

– Всегда. Умел. Но. Не. Мог.

– Всегда?.. – растерянно нахмурился Анчар, представляя – и теряясь при одной мысли о том, что все построенные за сотню лет големы теоретически могли говорить – бойцовые, рабочие, сторожевые – но молчали, многозначительно переглядываясь[26] за спинами своих хозяев.

Но ведь их схемы не поддерживают речевой вывод информации! Потому что это никогда не было нужным – ибо что полезного или интересного может сказать какой-то кусок железа или камня? А, во-вторых, это технически невозможно!..

Было.

Но…

Но он сам спроектировал несколько схемов, и абсолютно точно мог сказать, что там имелось, а что нет, и свою хромую жизнь он готов был поставить против очисток от вчерашних креветок, что про какую-либо речь там речи не шло даже близко!

Но, с другой стороны, «Вспышка Джеро», остановившая тот позорный бой, разрушила схем Каменного Великана – новаторский сам по себе, а после этого он прошлой ночью исправлял и дополнял его топологию – сам не понимая, что творит и зачем, так что…

– Когда ты понял, что умеешь говорить? – осенило Анчара.

– В. Большом. Круглом. Доме, – каменные губы, никогда не предназначавшиеся для речи, с усилием зашевелились, и атлан задохнулся от возбуждения, как гончая, напавшая на след.

Значит, все-таки, «Вспышка Джеро»!..

Усилием воли он сосредоточился, вызвал в памяти структуру поврежденного схема – какой увидел ее вчера, вспомнил новую архитектуру, потянулся к голове голема…

И только тут вспомнил, что единственное приспособление для полевой диагностики, остававшееся у него, пребывает сейчас в виде гадковатых лиловых пятен на обгорелых остатках ведра – и досадливо сжал кулаки.

Иметь под руками такое сокровище и быть не в состоянии его исследовать, восстановить и описать процессы, приведшие к революционной модификации поврежденного схема – худшего мучения для экспериментатора не мог бы придумать даже ведущий палач негуса!

Но вот если бы провести изделие в лабораторию училища… хоть ненадолго… хоть на недельку… или две… но не больше трех… четырех, на самый крайний случай… максимум пять… с половиною… а лучше с двумя…

Надо поговорить с Мокеле! Может, удастся как-нибудь незаметно?..

И тут же Анчар представил, как незаметно протаскивает на территорию училища через заднюю калитку полторы тонны ходячего гранита… потом так же незаметно прячет их в лаборатории площадью метров в двадцать – между ажурными хрупкими приборами и стеллажами, загроможденными оборудованием и книгами… причем так, чтобы при этом не попадаться под ноги снующим туда-сюда, как голодные тараканы, аспирантам и студентам… не менее незаметно прячется сам… и проводит – незаметно тоже! – свои опыты по ночам, деликатно стараясь не мешать вспышками, взрывами и вибрациями второй смене за соседними столами…

– Кабуча… – стало суровой эпитафией отвергнутому плану.

Но что тогда делать?!

Может, временно похитить некоторые инструменты и приборы? Самые необходимые, хотя бы? То есть, все?

В другое время и при иных обстоятельствах Анчара покоробила бы даже мысль о подобной уголовщине, но теперь распаленного перспективами и нацеленного на получение необходимых материалов ученого мог остановить лишь конец света – но и то только пока не зажжет свечку.

Но как их вынести?

И снова разыгравшееся воображение нарисовало, как он тайно проводит в училище своего голема, втихомолку скрывает его и себя в лаборатории, а после неприметно утаскивает из-под носа исследователей одно работающее устройство за другим и, не привлекая внимания, грузит их на Каменного Великана, чтобы так же исподволь унести прочь…

Этот план не удостоился даже сакраментального «кабуча».

Атлан яростно нахмурился и сжал губы: вот если бы у него были деньги, то все, что нужно, можно было бы просто купить или заказать!..

Деньги…

Не обращая внимания на голема, снова замершего, точно неживого, атлан кинулся к сундуку, потом к столу, на котором все еще была складирована часть вчерашних подарков, мысленно разделил всё на две кучи – «продастся» и «не продастся» – и раздраженно ругнулся.

То, что могло продаться, умещалось даже не на столе – на сиденье табуретки.

А если разделить это добро еще на две категории – «продастся быстро» и «возможно, продастся когда-нибудь», то на табуретке образовывалось место, чтобы присесть и задуматься самому волшебнику.

Деньги…

Деньги, деньги, деньги…

Даже когда он собирался уезжать, потребность в золотых и серебряных квадратиках с изображением священных животных Соиры не была так насущна, как сейчас. Естественно, речи о том, чтобы покинуть Альгену теперь, не шло: где еще он купит все нужное для исследований, а при необходимости возьмет справочную литературу, получит совет или наймет знающего ассистента?

Значит, деньги нужны были здесь и сейчас…

Предательская мыслишка о том, что можно было бы возобновить частную практику, была изгнана с позором, едва осмелилась высунуть нос из глубин подсознания. Но не успел атлан приняться за поиски следующего варианта, как самое очевидное решение вспыхнуло в его мозгу подобно фейерверку, поражая своей простотой и доступностью.

Сдавать изделие в аренду одной из городских Арен! Что могло быть проще и выгоднее?!

Конечно, на ту, где они дебютировали с таким фурором, вход им был закрыт, но ведь были и другие, небольшие, где количество големов было незначительным, и хозяева которых с радостью уцепятся за шанс расширить контингент своих бойцов!

И если он ничего не путал…

Анчар поднял голову и глянул на небо: солнце почти в зените[27]. Это значит, что первые бои в Аренах начнутся не раньше, чем через два-три часа.

Дрожа от нетерпения, он вскочил, протянул по привычке руки, чтобы активировать точки самостоятельного перемещения голема и задать конечные координаты или режим следования за ведущим, но заколебался.

Какого шакала!.. Изделие теперь должно было реагировать на все голосовые команды – вот и посмотрим!

Горящий взор экспериментатора, оказавшегося лицом к лицу с великим открытием, устремился на голема:

– Слушай внимательно. Сейчас ты пойдешь со мной. За мной. Ты меня понимаешь?

Маленькая каменная голова кивнула один раз:

– Да…

Губы Анчара растянулись в победной улыбке.

Просто, как всё гениальное. Беспрекословное подчинение голосовым командам – еще одна функция, заслуживавшая изучения в первую очередь.

– …А. Зачем?

Глаза волшебника недоуменно расширились, точно о цели похода спросил сундук или шкаф.

– Что – зачем? – повторил он, еще полагая, что неправильно расслышал.

– Зачем. Пойдем.

– Чтобы заработать деньги, – нетерпеливо бросил маг, натягивая вместо домашних соломенных тапочек ботинки.

– А. Зачем?

– Чтобы я мог купить то, что мне надо.

– А. Зачем?

Анчар, раздраженный повторяющимся вопросом, смысла которого, кажется, изделие не понимало, дернул шнурок – и тот остался в руке.

– Кабуча… Запомни правило: големы не должны задавать человеку дурацких вопросов! Понял?

Глаза Каменного Великана моргнули – так же медленно, как открывался и закрывался рот – и уставились в пол.

– Понял. Отец.

«Есть… есть еще тут над чем поработать…» – предвкушая недели и месяцы исследований, мысленно потер ладони атлан, бросил шнурок под кровать и бодро поднялся, забыв на время даже про зудящую головную боль.

– За мной! – строго и четко скомандовал он – чтобы не было больше ни вопросов, ни недопонимания и, не оглядываясь, вышел на улицу.

И поэтому не увидел, как дверной косяк и большая часть стены вышли за ним – вместе с Каменным Великаном.

Услышав треск и хруст позади, Анчар моментально развернулся – и взору его на фоне стены с проломом в форме огромной человеческой фигуры предстал покрытый щепками, глиняной пылью и штукатуркой подопечный.

– Ты что, не мог пригнуться?!

Под гневным взглядом творца голем втянул голову в плечи, и без того сутулые, и стал похож на нашкодившего мальчишку – если бы существовали мальчишки ростом под три метра и шириной с двух богатырей в полном снаряжении. Но Анчару, в одно утро лишившемуся не только крыши над головой, но и стены за спиной[28], было не до педагогических наблюдений.

– Запомни еще одно правило! Голем не должен портить имущество человека! Понял?!

– Понял. Отец, – пробормотал Каменный Великан.

– И это – существо, у которого я спрашивал про сумму квадратов диагоналей параллелограмма!.. – дивясь собственной наивности, сокрушенно покачал головой атлан и зашагал к калитке.

Открыв как можно шире плетеную из побегов молодого бамбука дверь, он обернулся и сурово зыркнул на подопечного.

– Следуй за мной. Не отставай. Пойдем! Понял? – тщательно проговорил он старый новый приказ

– Понял. Отец.

– И не называй меня «отец»! – спохватился волшебник.

– «Почему». Это. Дурацкий. Вопрос?

– Чрезвычайно! – убежденно ответил маг, и голем умолк.

То ли жалость, то ли сочувствие неожиданно шевельнулись в душе Анчара при виде огромной понурившейся фигуры, и, следуя порыву, он добавил:

– Не называй меня так при людях, по крайней мере. Ни к чему подпитывать лишний раз сомнительные слухи о научных сотрудниках нашего факультета. Кхм… Понял?

– Не. Понял. Но. Не. Буду. Называть, – пророкотал голем и покорно двинулся за волшебником.

Который, если бы потрудился оглянуться еще раз, смог бы прочитать по натужно шевелящимся каменным губам: «Сумма. Квадратов. Диагоналей. Параллелограмма. Равна. Сумме. Квадратов. Его. Сторон».

Седой узамбарец лет пятидесяти, одетый в длинную пеструю рубаху, увешанную золотыми цепями и амулетами – Буру Ганджу, хозяин портовой Арены – еще раз глянул вниз из окна своего кабинета, и веки его поспешно опустились, прикрывая восхищение и зависть, заново вспыхнувшие в глазах.

Какой экземпляр, какая мощь, какой дизайн!..

Неохотно, словно расставаясь с кровно заработанным, узамбарец отвернулся и физиономия его сморщилась, тщательно выражая высшую степень сомнения – на тот случай, если посетитель окажется недогадливым и не поймет простой тонкий намек. Губы, покривившись с сожалением пару раз, издали короткий неприличный звук.

– Больно здоров, – изобразив всё, что считал нужным, сокрушенно покачал головой Буру Ганджу. – У меня его не с кем поставить в пару. Самый большой – два двадцать пять в высоту, класс четыре. По массе – пятый. И боевое искусство – тоже класс три самый сильный. А твой два-один-один, небось?

– Три-один-один. Высота – два пятьдесят. И ростовки на высоких уровнях, по большому счету, не имеют решающего значения, как и масса, – упрямо произнес Анчар. – В схватке главное – искусство, помноженное на скорость. Маленький рост, как и высокий, может быть использован бойцом как преимущество. И десять серебряных бегемотов за бой плюс двадцать процентов со ставок…