Текст книги "Мир богов. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Светлана Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

МИР БОГОВ – 2

Глава 1

Когда Сирин сбежала, Вифания, как стоглазый Аргус, следила за второй дочерью. Тем не менее, несмотря на боязнь, что Алконост тоже сбежит, она не давала ей никаких поблажек. Стоило избалованной принцессе провиниться – что происходило по нескольку раз на дню – и наказание следовало незамедлительно. Как правило, Вифания ограничивалась нотацией о том, как должны вести себя воспитанные девушки, но иногда она выходила из себя и тогда Алконост запирали в комнате, а в особо злостных случаях оставляли без питья и еды.

Около года мать и дочь испытывали друг друга на прочность. И вот однажды, когда за один лишь косой взгляд Алконост избила девушку-служанку, а затем в одном платье выгнала её на мороз, Вифания залепила дочери пощёчину, и приказала слугам запереть её в сарае, чтобы она на собственной шкуре прочувствовала, что такое холод.

Наутро Алконост, по-прежнему находящаяся в смертном теле, окоченела настолько, что не на шутку испугалась. Но когда Вифания потребовала, чтобы она попросила прощения у служанки, она снова взбеленилась. Обуреваемая обидой и гордостью (мать не хотела слушать, что она всего лишь выгнала служанку, а не убила) Алконост в порыве ярости обрушила на голову Вифании страшнейшее проклятие и сама до смерти испугалась, когда та исчезла. Спасаясь от гнева отца, она наобум переместилась.

Стража Золотого императора обыскала Небеса и Фандору, но поиски ничего не дали: Алконост будто в воду канула.

Спустя четыре месяца, когда Вифания уже потеряла надежду увидеть дочь, та вернулась сама, целая и невредимая. Когда Алконост появилась на пороге гостиной, она скользнула по ней отсутствующим взглядом и снова опустила глаза к вышивке, лежащей у неё на коленях, но тут же вскинула голову и замерла. «Алконост! Хвала Небесам ты вернулась!» – наконец вымолвила она дрожащим голосом и её пальцы судорожно стиснули пяльцы.

При виде лица матери злость своенравной девчонки вдруг бесследно испарилась. Алконост бросилась к женщине, которая перестала быть для неё чужой и, упав на колени, уткнулась лбом в её колени. «Мама!» – всхлипнула она, чувствуя, как её душит и рвётся наружу нечто, чему у неё нет названия.

«Слава Небесам, ты жива!» – произнесла Вифания окрепшим голосом и, протянув руку, пригладила растрёпанные волосы дочери, которую уже не чаяла увидеть живой. Заметив соломинку, застрявшую в выгоревших до бела прядях, она осторожно вытащила её и спрятала в носовом платке, после чего приподняла лицо Алконост и внимательно его оглядела.

– Кажется, по наследству тебе достались только мои веснушки, – улыбнулась она, при этом отложив в памяти следы царапин разнообразной свежести на сильно загоревшей коже и заметную желтизну от синяка под правым глазом дочери.

– Неправда! Отец сказал, что мы с Сирин унаследовали твою красоту, – запротестовала Алконост.

Распираемая беспричинной радостью она вскочила на ноги и потянула мать за собой.

– Идём в столовую! Я умираю от голода!

– Идём, дорогая! – обрадовалась Вифания её аппетиту.

Поднявшись с кушетки, она не выдержала и порывисто обняла дочь. «Слава Создателю!.. Девочка моя, ты даже не представляешь, сколько я пролила слёз, думая, что потеряла тебя навсегда», – подумала она, одновременно испытывая радость и раскаяние.

Не зная что делать, смущённая Алконост старалась не шевелиться. Порыв иссяк, и она никак не могла заставить себя обнять мать; для неё она вновь превратилась в строгую элегантную незнакомку, окружённую ароматом изысканных духов. И всё же, в глубине её души по-прежнему горел тёплый огонёк. Вспомнив Немезиду, свою бессменную гувернантку, Алконост презрительно фыркнула: «Эта стерва может сколько угодно пыжиться, строя из себя невесть что, но ей никогда не сравниться с настоящей матерью!»

– Прости, дорогая! – спохватилась Вифания. – Ты голодна, а я лезу к тебе со своими нежностями…

– Мама, я люблю тебя! – вырвалось у Алконост и она, испугавшись собственных слов, поспешно зажмурилась.

«Святые Небеса! Что за глупости я болтаю! – обескураженно подумала девушка. – Если она сейчас засмеётся, я её возненавижу!»

– Дорогая, мне сообщили, что стол уже накрыт, так что давай поторопимся. Ничего не делай, я сама перенесу нас в столовую, – донёсся до неё спокойный голос, после чего мелькнула вспышка переносного портала и хватка пальцев, сомкнутых на её запястье, ослабела. – Хватит уже жмуриться, глупышка! Я тоже люблю тебя.

– Это правда? – Алконост живо открыла глаза и повернулась к матери.

– Конечно, – усмехнулась Вифания. Подхватив подол утреннего светло-зелёного платья, расшитого серебром, она с достоинством королевы опустилась на стул, услужливо отодвинутый лакеем. – Я же твоя мать. Разве может быть иначе? Всё, дорогая, больше никаких разговоров! Садись и поешь, а после служанки приведут тебя в порядок. Не знаю, где ты взяла эти скверные обноски, но в них ты похожа на нищенку.

Алконост глянула на обтрёпанные рукава и подол ветхого грязного платья, которое было на ней, затем посмотрела на свои руки с траурной каймой под ногтями, обгрызенными в кровь, и на её лице отразилось растерянность.

– Ничего не понимаю! – пробормотала она и подняла глаза на мать. – В чём на этот раз я провинилась, что ты выгнала меня из дома?

– Не говори глупостей! – Вифания внимательно посмотрела на дочь, проверяя не обман ли это, и покачала головой. – Я так понимаю, ты ничего не помнишь?

– Нет, – наморщила лоб Алконост. – А что я должна помнить?

– Потом поговорим, садись ешь, – ответила Вифания и Алконост, позабыв обо всём, схватила булочку со стола и тут же отправила её в рот.

Глядя на то, как она жадно ест, Вифания всё больше расстраивалась, но внешне не показывала виду и вообще вела себя так, будто ничего не случилось. Впоследствии сколько они ни расспрашивала, Алконост твёрдо стояла на том, что не помнит ни своих похитителей, ни того, что отсутствовала целых четыре месяца.

О злосчастном побеге можно было бы забыть, если бы не одно обстоятельство. Спустя шесть месяцев после появления в родительском доме Алконост родила мальчика. Первое что она спросила после его появления на свет это смертный он или бог. Узнав, что смертный, она встала и, не оглядываясь на плачущего малыша, вышла из родильной.

Чантико, которая служила ей повивальной бабкой, лишь покачала головой, видя такое равнодушие; она была готова пожертвовать своим бессмертием лишь бы у них с Лиландом родился ребёнок.

К сыну Алконост даже близко не подходила и, вообще, делала вид, что не знает о его существовании. Поскольку после рождения она отказалась взять мальчика на руки, то формально у него не было ни отца, ни матери; так что имя ему пришлось дать Вифании, и она по подсказке мужа назвала его Кемом[1]1
  Кем – тайна, в переводе с индейского языка.


[Закрыть].

Спустя три месяца малыш исчез, причём среди бела дня и прямо на глазах у тех, кто был рядом с ним. Кормилица зашлась в истошном крике – сначала по причине исчезновения ребёнка, а затем от испуга, когда рядом с ней материализовались жуткие существа в огненно-красных доспехах. Когда они с рычанием стали требовать ответа, кто похититель, бедная женщина не выдержала и упала в обморок. Правда, это не помешало допросу, который, к разочарованию Огненной стражи, показал её непричастность к похищению.

Советник Гуань Чжун бросил лучшие силы на поиски внука Золотого императора, но мальчик будто канул в воду. Если верить донесениям шпионов, то его не было ни у олимпийцев, ни у индийского пантеона.

Спустя какое-то время от Тримурти пришло сообщение, в котором говорилось, что они ничего не знали о похищении Алконост (они действительно не знали, пока не зашевелилась шпионская сеть). Вдобавок могущественная троица ручалась, что никто из индийских богов не замешан в похищении принцессы. В конце послания говорилось, что мальчика нет ни на Фандоре, ни на Небесах, мол, от их всевидящего ока невозможно укрыться. Это утверждение вызвало ироничную улыбку у Золотого императора, но он вежливо поблагодарил Тримурти за искреннее беспокойство о его семействе.

Алконост было всё равно, что с сыном. Вифиния не успела привязаться к внуку, поэтому испытывала лишь сожаление по поводу его исчезновения. Ну а чувства Золотого императора вообще лежали за семью печатями. После безуспешных поисков он больше ни разу не вспомнил о мальчике, во всяком случае, в кругу семьи.

Единственно, кто по-настоящему расстроился из-за пропажи Кэма это была Чантико, которая, по сути, заменила ему мать. Правда, она целыми днями пропадала у бывших хозяев, поэтому её не покидало чувство вины перед мужем, которому, естественно, не нравились её частые отлучки. Так что мудрая богиня не стала выговаривать Лиланду, когда тот откровенно обрадовался, узнав, что вновь безраздельно завладел её вниманием.

Тем не менее поиски мальчика продолжались до тех пор, пока Золотой император не приказал их прекратить. На тот момент его куда больше волновала судьба дочери, чем внука.

Сирин пожертвовала собой ради матери, но этого было мало. Чтобы завершить процесс превращения Вифании в богиню, она должна была умереть – таков был обет, данный Золотым императором. Все его попытки сохранить жизнь дочери привели к тому, что он начал терять власть над созданным миром – тот начал терять стабильность, что могло привести к исчезновению Фандоры.

***

Советник Гуань Чжун ждал его в зале заседаний, причём с очень важным сообщением, но Золотой император всё расхаживал по тайной комнате и его взгляд будто магнитом притягивало трёхметровое овальное зеркало. Заключённое в чудесную золотую оправу, оно свободно парило в воздухе. Стоило Золотому императору обратить к нему свой взор, и оно услужливо поворачивалось к нему.

Настроенное исключительно на Сирин, магическое зеркало показывало, что она по-прежнему стоит у загона с лошадьми и, облокотившись на изгородь, с отстранённым видом смотрит на величественный закат.

Золотой император тоже глянул на пылающее багровое око, которое погружалось в грозовую синеву на горизонте, и в его душе проснулась застарелая боль. Он любил новый мир, в создание которого вложил всю душу, но ещё больше он любил землю своих предков, которая медленно умирала, и остатки веры смертных лишь продлевали её мучительную агонию.

«О мудрая Тонанцин! – Золотой император опустился на колени. – Мать, ты знаешь, я не хотел причинить тебе зло, но боги судьбы не оставили мне иного выхода. Так прими мою искупительную жертву. Я отдаю тебе лучшее, что есть у меня, свою прекрасную дочь», – воскликнул он в порыве раскаяния.

Багровое око мигнуло и, будто слеза на щеке, на прояснившемся небе заблестела ранняя звезда; затем тучи снова сгустились и поверхность магического зеркала пронзила гигантская молния. С шипением она ударила в сердце Золотого императора, и он зарычал от нестерпимой боли. Сожалеть о содеянном было уже поздно: Тонанцин подловила его на слове и приняла его жертву. Теперь Сирин была во власти древней богини и к чему это приведёт не знал даже он, самый могущественный из богов Фандоры.

***

Обстановка на Небесах осложнилась. Виной тому был Зевс, почуявший, что настал благоприятный момент. Громовержец перестал осторожничать и, подзуживаемый олимпийцами, объявил открытую войну азиатскому пантеону богов.

Хотя советники Золотого императора рассматривали такой сценарий развития событий, Зевс преподнёс им несколько неприятных сюрпризов. Во-первых, он сумел договориться с братом, и Аид выступил на его стороне. Во-вторых, он помирился с титанами, своими закоренелыми врагами, и привлёк на свою сторону большинство узников Тартара. Поскольку там находились далеко не последние из богов, то это была более чем серьёзная сила. В-третьих, громовержец не забыл о своих бывших союзниках, могущественных великанах гекатонхейрах; Котт и Гиес перешли на его сторону; лишь Эгеон остался верен Золотому императору. В общем, Лотико, сидя в Тартаре, не терял времени даром и провёл там успешную вербовку. К тому же в распоряжении олимпийцев находились полчища душ прославленных воинов, которые горели желанием вырваться из небытия и вновь ступить на земли реального мира.

Вдобавок к прочим неприятностям в небесных владениях Золотого императора обреталась обширная «пятая колонна», которая лишь на словах признавала его власть. И первой, кто пострадал от перебежчиков, оказалась Алконост. Перед тем как покинуть дворец, Немезида вознамерилась её убить. Момент был благоприятен ещё и тем, что у принцессы было всего лишь двое паладинов, и она не могла воспользоваться всей мощью кэма, чтобы дать ей достойный отпор.

С той поры как дезертировали Лижен Крид из дома Синего дракона и Артур Крид из дома Белого тигра, прошло три с лишним года, но Алконост никак не могла найти им достойную замену; да и претендентов на престижную службу было не так уж много, как можно было бы ожидать. Виной тому была дурная слава принцессы. Раньше, отбирая себе паладинов, она, в зависимости от настроения, либо убивала проигравших ей бой, либо сильно калечила, да и потом обращалась со своими защитниками не лучше, чем со слугами. Правда, пожив с матерью и сестрой, Алконост всё же изменилась; особо мягче она не стала, но теперь она искала не просто паладинов, а нечто большее. Не признаваясь в том самой себе, она хотела, чтобы они были такими же, как у Сирин, чтобы защищали её не из-за чувства долга, а по велению души, как это делали смертные мальчик и девочка, преданные её сестре до последнего вздоха.

Завидев богиню возмездия, горящую праведным гневом, Алконост закричала, зовя паладинов, но предатели из слуг сделали так, что никто из них её не услышал. Во всяком случае, Лиу[2]2
  Лиу – текущая, в переводе с китайского языка.


[Закрыть] Лун из дома Красного феникса и Кат Чен из дома Чёрной черепахи утверждали впоследствии, что не слышали зова принцессы.

Без помощи паладинов Алконост продержалась недолго, хотя сражалась не на жизнь, а на смерть; вот только бой без поблажек (которые она воспринимала, как сами собой разумеющееся) был для неё в новинку; к тому же противница была слишком могущественна и опытна для неё, ведь Немезида справлялась даже с изначальными богами. Дело кончилось тем, что плеть древнегреческой богини вырвала кэм из её рук.

Лишившись оружия, Алконост попыталась сбежать, но и здесь её поджидало предательство. Тьма, выступившая из стен, как упругий матрас, отбросила её внутрь комнаты. Несмотря на магические ухищрения, ей было не вырваться из чёрных полос, прижимающих её к полу. Поняв, что все усилия тщетны, Алконост яростно завопила, а затем приподняла голову и с ненавистью посмотрела на богиню, которая с холодным безразличием взирала на неё.

В душе Немезиды по-прежнему клокотала ярость, но, как истинный судия, она не показывала свои эмоции. И хотя у неё чесались ладони, так ей хотелось выпороть заносчивую девчонку, которая всю свою сознательную жизнь попирала её гордость, тем не менее она не давала гневу взять верх над собой.

Древнегреческая богиня монотонным голосом зачитала список прегрешений подсудимой и вынесла приговор. Он был суров. «Смерть через отсечение головы», – гласила кроваво-красная надпись на почерневшем свитке.

Когда в руках Немезиды появился карающий меч, лишь тогда Алконост испугалась по-настоящему; до этого ей не верилось, что та способна её убить, – ведь сколько она себя помнила, Немезида всегда была рядом с ней. Конечно, до матери ей было далеко, и всё же худо-бедно, но она заботилась о её благополучии.

– Мерзавка! Ты ещё пожалеешь о том, что посмела поднять на меня руку!

Пылающая обидой Алконост с такой силой рванулась из пут, что содрала кожу, и щупальца тьмы жадно присосались к выступившей крови.

– Клянусь, я устрою тебе такое, что ты позавидуешь участи Прометея!

– Сила и Власть[3]3
  Слуги Зевса Сила и Власть заставили Гефеста, который был другом Прометею, приковать его к скале.


[Закрыть] всегда идут рука об руку. В своей гордыне они считают, что им всё дозволено, пока их не настигает заслуженное наказание, – последовал спокойный ответ.

Немезида опустила меч; она явно медлила с казнью. Несмотря на сильнейший гнев и чувство оскорблённого достоинства, она была справедливой богиней и знала, что далека от беспристрастности в отношении подсудимой. Ведь она была её воспитанницей и в том, что она стала такой, была немалая доля её вины.

– Что, совесть проснулась? – усмехнулась Алконост, уловив её колебания. – Теперь я понимаю, ты намеренно поощряла во мне всё самое плохое. Боялась, что привяжешься ко мне и не сможешь убить, когда тебе прикажут?

– Да… я боялась полюбить тебя, – призналась Немезида и, помедлив, добавила: – Но я убила бы тебя в любом случае. Моим долгом является предотвращение грядущих преступлений.

– Ты лжёшь! Я не патологическая преступница! Если бы ты добросовестно выполняла свои обязанности, я бы стала такой, как Сирин! – запальчиво выкрикнула Алконост.

– Вы обе жестоки, но Сирин сильна духом и справедлива, а у тебя нет ни того ни другого, поэтому тебе никогда не стать такой, как твоя сестра.

К удивлению Немезиды, её слова задели Алконост, куда сильней, чем она ожидала. Богиня снова заколебалась, чувствуя, что не права в своём приговоре, а когда она превозмогла минутную слабость, у её воспитанницы появились защитники. На её пути встали Артур и Лижен Крид, в полном боевом облачении. Немезиду тоже облекли сияющие белые доспехи, и она пошла в наступление.

Бой был коротким, но жестоким. Артур остался без руки, а Лижен поплатилась ногами, но они сумели продержаться до появления стражи, привлечённой магическим всплеском во дворце принцессы.

Немезида воевала до последнего; лишь чудом ей удалось ускользнуть от Золотого императора, который не замедлил с появлением, как только узнал о нападении на дочь.

С лебединым криком древнегреческая богиня выпрыгнула в окно и её колесница, запряжённая грифонами, мгновенно растворилась в непроницаемой живой тьме, окутавшей дворец принцессы и его окрестности. На помощь Немезиде пришла богиня ночи Ньюкта; ради дочери она отринула нейтралитет, которого придерживалось большинство изначальных богов.

Пока стража прочёсывала дворец на предмет неприятных магических сюрпризов и отлавливала предателей, Алконост подошла к беглым паладинам. Глядя в бледное обескровленное лицо Артура, сидящего рядом с сестрой, она небрежно пнула отрубленные ноги Лижен.

– Вам обоим стоило бы отрубить головы, – «порадовала» она своих спасителей.

– Ваше высочество, нам арестовать предателей или сразу убить? – поинтересовался капитан стражи после её слов.

– Пошёл вон! – рыкнула Алконост.

Не обращая внимания на усердного служаку, который моментально ретировался, она бросила беглый взгляд на Лижен, которая была без сознания, а затем пытливо заглянула в глаза воина-тигра.

– Скажи, почему вы вернулись? – требовательно спросила она и предупредила: – Солжёшь, и я без промедления убью твою сестру.

– Не знаю, – честно ответил Артур. – Наверное, дело в клятве верности, что мы вам принесли.

– Вызовите лекаря, – распорядилась Алконост. – Спасибо, – неохотно уронила она, прежде чем исчезнуть.

– Святые Небеса! – окровавленные губы Лижен скривились в слабой улыбке. – Неужели это правда, она действительно нас поблагодарила?

– Сам бы не поверил, если бы ни услышал собственными ушами, – отозвался Артур и облегчённо глянул на лекаря, который материализовался рядом с ними. – Я остановил кровотечение, но ноги Лижен…

– С ними будет всё в порядке; будут бегать, как новенькие, – успокоил его мистер Тофус. – Давайте я сначала восстановлю вашу руку, – предложил он, но Артур покачал головой.

– Нет! Я справлюсь сам. Прошу вас, сначала вылечите Лижен.

– Как скажете, юноша, – пожал плечами мистер Тофус, и девушку-дракона окутало целебное магическое облако, из которого фейерверком брызнули разноцветные искры.

Глава 2

Пока его дочь разбиралась со своими защитниками, Золотой император тем временем разбирался с теми, кто её предал. Первой, кто попал под его удар, была богиня ночи Ньюкта, которая задержалась, прикрывая побег дочери, а потом было уже поздно. Не давая ей сбежать, Золотой император заставил её принять человеческий облик и теперь она заранее трепетала, не зная, что её ждёт. Ну а то, что её не ждёт ничего хорошего, Ньюкта чуяла по настрою Золотого императора – от него исходила такая тёмная злоба, что растения в самом дворце и окрест него чернели и сохли на корню, а птицы и животные замертво падали на землю.

Оправдывая страхи провинившейся богини, в руках всесильного владыки вспыхнул карающий огонь. Перепуганная Ньюкта упала на колени, но взбешённый Золотой император был глух к её униженным мольбам. К богине ночи ринулись золотые цепи и распяли её на жертвеннике, который начал нагреваться, пока не раскалился добела.

Извиваясь как уж на сковороде, Ньюкта закричала от невыносимой боли. Но это было лишь началом её мук: огонь в руках Золотого императора превратился в огненный бич, секущий не хуже меча. Собравшись с силами, богиня ночи призвала защитную магию и охладила жертвенник. Ожоги и страшные раны тут же затянулись, и она облегчённо всхлипнула. Вот только её венценосный палач, как никто другой, был искусен в истязании себе подобных.

Огненный бич не давал ни секунды передышки и вскоре Ньюкта, потеряв всякое достоинство, завывала на все голоса – это были голоса боли и ужаса всех живых существ, что когда-либо звучали в ночной темноте.

Когда реальность поплыла, разорванная несогласованным временем, Золотой император яростно сверкнул глазами. Разозлённый тем, что ему помешали, он занёс пылающую огнём руку, чтобы вырвать сердце богини ночи, лишь тогда незваный посетитель соизволил заявить о своём присутствии.

«Хватит, Чак! Ты переходишь всякие границы!» – раздался бесцветный скрипучий голос, при звуках которого Ньюкта встрепенулась и приподняла голову, а затем снова уронила её на жертвенник. Прося о помощи, она жалобно заскулила; на большее у неё не хватило сил.

Хаос, обретший материальную форму, внимательно глянул на Золотого императора и подавил тяжёлый вздох. Он не любил брать на себя роль судьи, – ведь по большому счёту все боги были ему родными, в той или иной степени. И вообще, его абсолютно не волновало творят они добро или зло, но, как у всякого родителя, у него были свои любимчики. Слабостью демиурга были олимпийцы, да и Ньюкта была одной из его первых детей. Он до сих пор помнил, как черноволосая красавица открыла глаза и просияла радостью при его виде.

Поскольку в человеческом облике Хаосу были свойственны человеческие чувства, он, чтобы гнев не затуманил ему голову, старался не смотреть на истерзанную дочь. Тем не менее он не оставил её в бедственном положении и слегка повёл ладонью. Цепи и жертвенник тут же исчезли и Ньюкта, плача от облегчения, забилась в тёмный угол. Уйти она не посмела, боясь гнева уже двоих – отца и Золотого императора.

– Давай поговорим.

Хаос уселся в кресло, созданное Золотым императором, и бросил на него насмешливый взгляд: подушка под его задом не уступала по жёсткости камню.

– Вижу, ты ещё не до конца освоил магию созидания, – заметил он.

– Тебе показалось, – буркнул Золотой император и, сев в кресло, внутренне поморщился. Когда он пребывал в раздражённом состоянии, ему действительно плохо давалась магия созидания.

– Тебя что-то беспокоит? – забавляясь, поинтересовался Хаос, который не остался в долгу и постарался, чтобы сиденье под императорским задом было не просто каменным, но и крайне неудобным.

– Ничего такого, с чем бы я ни справился, – процедил сквозь зубы Золотой император, чувствуя, как каменный шип, который упирался ему в самое уязвимое место мужского организма, с каждым мгновением становится всё острей. Взяв себя в руки, он убрал неровности кресла и мрачно воззрился на могущественного гостя.

– Так о чём ты хочешь поговорить? – он поднял руку в упреждающем жесте. – Прото, даже не начинай! Я достаточно прощал твою олимпийскую банду, но они воспринимают моё миролюбие как слабость. На этот раз твои любимчики получат сполна. Кто глух к доводам разума, тот всегда получает по зубам.

Хаос внутренне поморщился: дела обстояли хуже, чем он ожидал. Судя по настрою, Золотой император не собирался идти на уступки, и просить его о снисхождении было бесполезно.

– В таком случае, давай поговорим о тебе, – демиург слегка подался к властителю Фандоры и вперил острый взгляд в его каменно-неподвижное лицо. – Чак, что тебя беспокоит? И давай без отговорок! Моя дочь тебе не собака, чтобы вымещать на ней свою злобу.

– Пусть скажет спасибо, что осталась жива! – Золотой император с глухим рычанием оскалил зубы. – Я уничтожу любого, кто тронет мою семью, так и передай подлым выродкам, что кусают руку, которая их кормит. Знал бы, что с олимпийцами будет столько проблем, оставил бы их на Земле. Пусть бы загнулись от людского неверия.

Под влиянием гнева Золотой император не вполне владел собой, и Хаосу удалось проникнуть внутрь его сознания. Эпизод со смертной дочерью, отданной богине земли Тонанцин, открыл ему истинную причину его дурного настроения: «Вот оно что! Чак хочет, но не может вырвать девчонку из сердца. Странно! Раньше он не отличался сентиментальностью».

Хоос пытливо глянул на своего непростого собеседника: он искал скрытые мотивы за его поступком, но ничего не увидел, кроме яростного желания спасти дочь. Именно это обстоятельство вызвало у него тревогу. Слишком уж могущественным существом был Золотой император, чтобы безнаказанно нарушать собственный обет, который, вплетясь в основу созданного им мироздания, стал одним из его непреложных законов.

Сам Хаос, как один из изначальных богов, не зависел от людских верований; просто ему нравилось на Фандоре, к тому же он не хотел терять Аэллу и Лотико, которые исчезли бы вместе с Фандорой. «Жаль, что Кецалькоатлю не удалось убить девчонку, это было бы решением всех проблем», – вздохнул демиург, одновременно стараясь придумать, как уговорить Золотого императора до конца исполнить обет. Он не входил в его близкий круг, тем не менее тот всегда прислушивался к его советам, во всяком случае, так было раньше. «Послушает ли он меня сейчас? Боюсь, что нет. Слишком уж сильна и удачлива его смертная дочь, чтобы Чак остался равнодушным к её судьбе. Что ж, тогда придётся действовать через Тонанцин…»

– Нет! – сразу же отреагировал Золотой император, догадавшийся, какое направление приняли его мысли. – Тронешь Сирин, и я уничтожу твоих олимпийцев! – прорычал он и вокруг него разлилось кровавое сияние. – Прото, я не желаю тебе зла. Уходи, пока цел!

Это переполнило чашу терпения Хаоса, которого и так уже порядочно раздражала роль миротворца, заставляющая его лавировать между враждующими сторонами.

– Вы, творцы, слишком высокого мнения о себе, – сухо проговорил демиург. Он встал, и вокруг него заклубилась тьма первородного хаоса. – Имей в виду, тронешь олимпийцев, и я уничтожу тебя самого.

Угроза лишь раззадорила Золотого императора.

– Ну давай! Покажи, чего ты стоишь в бою!

– Ну, если тебе так неймётся…

Хаос, преобразившийся до неузнаваемости, перешёл к делу; в его руке возник витой чёрный жезл, на верхушке которого вспыхнула белая звезда. Она взорвалась ослепительно ярким светом и Золотого императора вынесло в безвоздушное пространство, где не было ничего, кроме звёзд. На своё счастье он инстинктивно принял форму дракона, и это спасло ему жизнь; многомерные деструкционные иглы, выпущенные Хаосом, были страшной силой. И всё же, несмотря на неуязвимую драконью шкуру, боль всё равно была такая, что у Золотого императора потемнело в глазах. С яростным рёвом он рванулся к демиургу, который хладнокровно ожидал, когда он придёт в себя, и тогда с руки Хаоса сорвались сдвоенные чёрно-белые змейки; они несли в себе энтропию, губительную для всего живого.

На этот раз Золотого императора спас щит, но это была его лебединая песня. Огненные письмена на его поверхности потускнели, и он превратился в обычную деревянную кругляшку, обтянутую человеческой кожей. Верный друг, который служил ему даже после своей смерти[4]4
  Тлалок, названный брат Шолотля, заплатил жизнью, чтобы освободить его из плена потустороннего мира. Не желая расставаться с другом даже после смерти, Тлалок попросил снять с него кожу и обтянуть ею щит Шолотля.


[Закрыть], оставил его навсегда, и это был самый чувствительный удар, нанесённый ему Хаосом.

Охваченный гневом и печалью, Золотой император пустил в ход такоту. Это был его основной козырь в борьбе с Хаосом, который по своей сути был олицетворением разрушения, поэтому бороться с ним его же методами было бесполезно.

Заключённый в Круг Созидания Хаос зарычал так, что взорвались несколько ближайших звёзд. От его человеческого облика остался только громадный череп, в глазницах которого горели жуткие красные огни. На руке Золотого императора возникла специальная перчатка-ловушка и он, не дожидаясь, когда монстр вырвется на свободу, швырнул череп в зев ближайшей чёрной дыры.

Несмотря на предосторожность, Хаос всё же успел добраться до его руки, и Золотой император, не колеблясь, обрубил её по самое плечо. Остановка кровотечения окончательно истощила его внутренние резервы. Лишь несгибаемая сила воли позволила ему отогнать подступающее беспамятство, и он переместился на Фандору. Потоки сырой магии позволили ему восстановить физические силы, и он без промедления связался с советником Гуань Чжуном, но тот сказал, что на Небесах всё тихо, мол, войска Зевса пребывают на своих позициях, а он сам восседает на Олимпе и, по слухам, пирует в преддверии будущей победы.

***

Вечером за ужином в кругу семьи Золотой император упорно молчал. Он даже не принял облик мистера Вейса и это было странное зрелище, когда еда проваливалась сквозь драконью маску.

Все мысли самодержца Фандоры занимала предстоящая война с олимпийцами. У него больше не было уверенности в победе. Слишком уж большой урон нанёс ему Великий Хаос, уничтожив его такоту и защиту, которую он привык считать непробиваемой. Главное, после массового предательства в Золотом дворце, нападения Немезиды на Алконост и Хаоса на него самого, он начал сомневаться в верности советника Гуань Чжуна, своей правой руки, – ведь за его личиной скрывался не кто-нибудь, а сам Арес, древнегреческий бог войны, прославившийся коварством и жестокостью. «Зевс ему отец, а кровь, как говорят смертные, не водица. Если Гуань Джун предаст меня и ударит в спину, Золотой город будет не удержать. Не спасёт даже Огненная стража. Конечно, каждый шолоицкуинтли стоит десяти тысяч, но их мало, а врагов много и это всё могущественные боги. На этот раз нам не поможет численное превосходство, – Золотой император окончательно помрачнел, вспомнив о соглашении, заключённом с Кецалькоатлем. – А тут ещё брат-предатель, который спит и видит, как бы занять мой трон». Расстроенный он потянулся к бутылке с вином и, не заморачиваясь с бокалами, приложился к её горлышку.

Вифания озабоченно посматривала на мужа, но не спешила с вопросами. К тому же с ними ужинала Алконост. Как и было обещано, после двух лет смертной жизни ей вернули статус богини, но она не забыла дорогу к матери, которая категорически отказывалась переселяться в Небесный дворец.