Текст книги "Эпидемия. Начало конца"

Автор книги: Стив Альтен

Увидев жену, Паоло поспешил ей на помощь.

– Что случилось? С тобой все в порядке?

– За нами гонятся. Садимся в машину и уезжаем отсюда… Подожди остальных.

Маниша и ее муж помогли Патрику спуститься по ступеням винтовой лестницы. За ними шли Дон и Вирджил. Все забрались в автомобиль-фургон. Паоло на большой скорости повел «додж караван» на восток по туннелю, освещая себе дорогу только подфарниками.

Два армейских «хаммера» резко затормозили у моста. Получив инструкции через свой шлемофон, майор Дауни быстро нашел лестничный колодец, ведущий к туннелю 79-й улицы. – Черт побери!

Чугунная калитка не поддавалась, казалось, ее намертво заварили…

Потерянный дневник Ги Де Шолиака

Отрывок взят из недавно обнаруженных, но еще не опубликованных воспоминаний хирурга Ги де Шолиака, жившего во времена «черной смерти» 1346–1348 годов.

Перевод со старофранцузского.

18 мая 1348 года

Записано в Авиньоне, Франция

Я заразился.

Прежде я думал, что Всевышний намерен оставить меня в живых, чтобы я мог заботиться о его пастве, но я ошибался. Возможно, дав мне заболеть, Он хочет, чтобы я лучше понял симптомы чумы? Не знаю. В любом случае, сейчас я так слаб, что не поднимаюсь с постели. Меня мучает сильный жар. Один красный бубон вскочил под мышкой левой руки, другой, и это тревожит меня гораздо больше, в паху у гениталий. Кровотечения пока нет, но я уже чувствую, что мой пот воняет злокозненными миазмами смерти.

21 мая 1348 года

Тому, кто найдет этот дневник после моей смерти. Существует два вида смерти в зависимости от погодных условий. Зимой люди умирают за два-три дня. Летом, когда тепло, их страдания продлеваются. Кажется, я буду умирать долго. Не знаю, к добру это или ко злу, проклят ли я или в этом сказывается милость Господня.

25 мая 1348 года

Меня разбудили колокольный звон и пение на улице. Сначала мне почудилось, что где-то справляют свадьбу. Находясь в бреду, я подозвал слугу, который поведал плохую новость: в Авиньон прибыла процессия флагеллантов.

Я уже прежде слыхал об этих религиозных фанатиках. Они одеваются в грязные белые одежды и, взвалив на плечи большие деревянные кресты, ходят от деревни к деревне, проповедуя самобичевание как единственное спасение от великого мора. Они на виду у мирян секут друг друга усыпанными шипами хлыстами и железными прутьями, желая тем самым еще на земле заручиться спасением своих душ. По-моему, они превращают христианское таинство в нечто кровавое и непристойное.

И отчаявшиеся люди следуют за ними. Во времена чумы, мора и разложения страх лишает выживших остатков здравого смысла. Фарисейство и лицемерная набожность охватили жителей Авиньона. Фанатики изгнали единственного оставшегося здесь священника из церкви и, вытащив евреев из своих домов, сожгли их живьем.

Я ошибался. Грех и зло уничтожают человечество. Чума – лишь наказание за наши прегрешения.

Умирать тяжело. Я начинаю завидовать тем, кто заразился зимой.

27 мая 1348 года

Лихорадка. Боль в животе все усиливается. Меня морозит. Не могу есть. Диарея со следами крови. Теперь смерть близка. Климент, прежде чем покинуть Авиньон, отпустил мне грехи.

Пусть Жнец приходит…

(конец)

Круг седьмой
Насилие

 
Так мощно дрогнул пасмурный провал,
Что я подумал – мир любовь объяла,
Которая, как некто полагал,
 
 
Его и прежде в хаос обращала;
Тогда и этот рушился утес,
И не одна кой-где скала упала.
 
 
Но посмотри: вот, окаймив откос,
Течет поток кровавый, обжигая
Тех, кто насилье ближнему нанес.
 
 
О гнев безумный, о корысть слепая,
Вы мучите наш краткий век земной
И в вечности томите, истязая!
 

Данте Алигьери. Ад

21 декабря

Остров Говернорс

05:17

2 часа 45 минут до предсказанного конца света

Мешок на голове затруднял дыхание. Ее кровь превратилась в свинец, а тело стало трупом, который, держа под руки, вели на казнь.

Двое военных полицейских практически стащили Ли Нельсон вниз по ступенькам в подвал.

Сердце женщины затрепетало в груди, когда из колонок зазвучала панк-рок-музыка. Она узнала песню «Блицкриг-боп» группы «Рамоунз». В темноте мешка ее чувства взбунтовались против какофонии звуков. Ее тело прижали вниз к невидимой, чуть наклонной плоской поверхности. Голова оказалась ниже уровня ног.

– О, нет! Боже мой! Господи! Пожалуйста! Не делайте этого! Я не имею никакого отношения к той женщине!

Ли Нельсон отчаянно лягалась, когда сильные руки мучителей привязывали липкой лентой ее ноги к деревянному щиту. Ей стянули грудь. Испуганная врач и мать двоих детей пронзительно завизжала в темноту надетого на голову мешка.

«Ого-го-го! А теперь подстрелим их в спину…»

Чья-то рука прижала ей голову к доске. Кто-то приподнял мешок, освободив нос и рот.

«Я не знаю, чего они хотят. Они собрались уходить…»

Ли Нельсон находилась в темном сыром подвале. Самый страшный из ее ночных кошмаров стал реальностью. Казалось, от нормальной жизни ее отделяют тысячи световых лет. Внезапно ей в ноздри полилась холодная вода. Тело женщины забилось в конвульсиях. Она задыхалась, не в силах глотнуть воздуха. Ужас, в сотню раз сильнее, чем тот, который бывает у тонущих в океане или бассейне, пронзил ее разум.

Доску приподняли. Музыку сделали потише.

Женщина выплевывала воду. Ее легкие обожгло болью, когда они сжались, вбирая живительный воздух. Наконец Ли задышала с громким присвистом.

Капитан Джей Звава говорил медленно и отчетливо ей на ухо:

– Вы помогали Клипот сбежать?

Ли всхлипнула и закашлялась, не в силах заговорить.

– Окуните ее еще раз…

Женщина, как сумасшедшая, замотала головой, выигрывая себе драгоценные секунды. Признание захрипело в ее горле.

– Я помогла… Я все спланировала…

– Это вы ввели ей вакцину?

– Да. Десять кубиков внутривенно.

– Что было в пробирке? – спросил капитан.

– Тетрациклин… а еще…

– Что еще?

– Я не знаю… Я не помню…

Доску начали опускать.

– Подождите! Проведите меня в лабораторию! Я выясню!

Капитан Звава подал своим людям знак перерезать путы и прекратить представление, на котором настояли подполковник Николс и чертовы «нацисты» из Пентагона, которые до сих пор верят, что пытки позволяют добыть нужную информацию. Ли Нельсон шла на сотрудничество и без этого, а значит, целесообразность подобного рода методов вызывала сомнения. К тому же испуганная женщина сейчас готова была признаться в чем угодно – от убийства Кеннеди до похищения сына Линдберга,[58]58
  Чарльз Линдберг (1902–1974) – американский летчик, первым перелетевший Атлантический океан в одиночку (20–21 мая 1927 года). В 1932 году похитили, а затем убили его полуторагодовалого сына. Хотя преступника поймали, многое в этом деле осталось невыясненным.


[Закрыть] – лишь бы избавить себя от очередного погружения под воду.

– Дайте ей чистые полотенца и теплую одежду, – распорядился капитан Звава.

– Сэр! Нам отвести ее в лабораторию?

Не ответив военному полицейскому, Джей Звава выбрался по лестнице из подвала.

Центральный парк

Верхний Ист-Сайд

05:24

Белый автофургон мчался на восток по проделанному в скальной породе туннелю. Даже всевидящее око «Жнецов» не проникало сюда. В туннеле стояла тьма, черная, словно смола. Паоло пришлось включить фары. Он выключил их в ту же секунду, когда показался выезд из туннеля. Колышущееся коричневое небо вновь нависало над ними, но розоватые отблески померкли, когда они достаточно удалились от Бельведерского замка.

Впереди была 5-я авеню. Восточную границу Центрального парка запрудила бесконечная череда автомобилей и автобусов.

Паоло свернул на тротуар, тараня все на своем пути на юг.

Повсюду царила темнота.

Бум!.. Бум!.. Бум!.. Бум!.. При каждом столкновении автофургон подбрасывало так, словно он прыгал на большой скорости через «лежачего полицейского». Франческа сидела впереди между мужем и Шепердом и, вытянув вперед руки, упиралась в приборную панель.

– Паоло! Мы что, переезжаем через людей?!

– Это трупы.

– Съезжай с тротуара!

– А куда? По проезжей части не проехать.

Маниша сидела на заднем сиденье. Головка Дон лежала на ее коленях. Дочь сильно кашляла. Из ее рта вылетали кровавые брызги. Некромантка повернулась к мужу. В ее глазах читались отчаяние и злость.

– Нам не следовало выходить из такси.

– Легче сказать, чем сделать, – резко возразил Панкай. – Сколько мы смогли бы высидеть там?

Автофургон вновь сильно тряхнуло. Людей подбросило вверх, но ремни безопасности выдержали.

– Паоло! Хватит!

– Они мертвы, Франческа, а мы пока живы.

– Извините, – прервала их спор Маниша. – Почему вы еще живы? Вы даже не выглядите больными.

Франческа кивнула в сторону Шеперда.

– У Патрика есть вакцина против чумы… По крайней мере была… Он выбросил все, что оставалось, в толпу.

Шеп попытался обернуться. Сильная боль жгла дельтовидную мышцу левой руки. Он находился на грани беспамятства.

– У меня осталась вакцина.

Ветеран криво улыбнулся сидящему позади него Вирджилу.

– Я запихнул содержимое коробочки в карман, прежде чем отправился на приступ Бельведерского замка.

Засунув руку в правый карман парки, он вытащил оттуда три маленькие пробирки с прозрачной жидкостью.

Прежде чем он успел отдать вакцину индусам, Вирджил остановил товарища.

– А что будет с твоей женой и дочерью? Ты забыл, куда мы пробираемся по Манхэттену?

Лучик надежды на лице Манишы угас. Ее губы задрожали.

– Ваша семья… Где они живут? – спросила женщина.

– В Бэттери-парке.

Боль исказила лицо ветерана, когда он вновь полез к себе в карман.

– Когда вы в последний раз?.. Вы уверены, что?..

– Маниша!

– Извините! Простите меня! Мой муж прав. Я не могу просить ценой вашей семьи спасти мою. Вы уже рисковали своей жизнью…

– Перестаньте! Все хорошо. У меня было одиннадцать пробирок. Сейчас осталось шесть. Две – для Беатрисы и моей дочери. Одна – для Вирджила. Может, ты ее сейчас и выпьешь?

– Пока не надо, – отказался старик.

Шеп передал три пробирки Манише. Она задрожала, принимая дар жизни.

– Благослови вас Бог, – поцеловала его руку женщина.

– Только будьте с ним поосторожнее. Лекарство вызывает ужасные галлюцинации. В парке мне почудилось, что нечто парило над вашей дочерью. Я мог бы поклясться, что оно было похоже на ангела.

Дон приподняла свою головку с колен матери.

– Вы ее видели?

– Кого?

Руки Манишы дрожали. Торопливо вытащив пробку, она протянула пробирку дочери.

– Дон! Выпей это. Тебе сразу станет легче.

Женщина влила жидкость в рот дочери, опасаясь, что однорукий человек станет задавать неудобные вопросы.

– Ее?.. Значит, то, что я видел, мне не почудилось? Ответь мне.

Дон взглянула на мать.

– Меня зовут Маниша Пател, а это мой муж Панкай. Я – некромант, человек, который может общаться с душами мертвых. Дух, которого вы видели парящим над Дон, имеет особую духовную связь с нашей дочерью.

Автофургон вновь тряхнуло. Амортизатор едва справился с силой удара.

Франческа взвизгнула, ударив мужа ладонью по руке.

– Что с тобой?! Она только что говорила, что может разговаривать с мертвыми. Перестань переезжать через них!

– Извини.

Заметив свободное место между двумя машинами, Паоло пересек 5-ю авеню и поехал на восток по 68-й улице.

– Маниша! Эта душа… Вы говорите, что она женского рода…

Индуска кивнула головой и выпила вакцину без вкуса и запаха.

– Она стала моим поводырем в мире потустороннего, когда наша семья переехала в Нью-Йорк. Она предупреждала, что надо скорее выбираться с Манхэттена, но мы, к сожалению, замешкались. Как вы смогли ее увидеть?

Автофургон занесло. Шеперд моргнул. Плечо ныло.

– Я не знаю. Вакцина вызывает галлюцинации. По правде говоря, я счел это видение очередной галлюцинацией.

– То, что ты видел, – вмешался Вирджил, – было скрытым светом души. Помнишь, что я говорил в госпитале?.. Пять органов чувств лгут нам. Они похожи на занавесы, через которые не видна истинная реальность. Для того чтобы быть видимым, свет должен отражаться от предмета. Вспомни о дальнем космосе. В нем бесчисленное множество звезд, но он остается черным. Солнечный свет становится видимым только тогда, когда он отражается от предмета, подобного Земле и Луне. То, что ты видел, было скрытым светом души, отраженным от этой девочки.

– Почему от нее? – спросил Патрик.

– Потому что в этой девочке кое-что есть… Это у нее от матери…

– Что? – спросил Панкай.

Вирджил улыбнулся.

– Безоговорочная любовь к Создателю.

Маниша взглянула на старика. Ее глаза блестели от слез.

– Кто вы?

Воздух был пропитан тяжелым запахом ароматических свечей. Умирающие язычки пламени плясали по поверхности причудливо украшенных стеклянных подсвечников, выстроенных в линию на кухонном столе. Пламя отражалось от полированной стальной поверхности холодильника фирмы «Саб-Зеро» Без электричества он не держал холод.

Сорокачетырехлетний Стивен Меннелла тяжело шагал по квартире кондоминиума. Казалось, его тянет к земле тяжелый свинцовый бронежилет. Стивен был сержантом полиции, а его жена Вероника – медицинской сестрой; она только недавно нашла работу в госпитале для ветеранов.

Стивен взял ароматическую свечу с кухонного стола и понес подсвечник в спальню. Он поставил горящую свечу на ночной столик, снял с себя форму и аккуратно развесил ее в стенном шкафу. Во тьме он нащупал любимый серый костюм и недавно отглаженную белую рубашку. Быстро одевшись, он выбрал узорчатый галстук, который дочь Сюзанна подарила ему на прошлый день рождения, завязал узел шелкового галстука, застегнул кожаный ремень и обулся в подходящие по цвету туфли. Напоследок он бросил взгляд в зеркало.

Секунду он стоял, обдумывая, стоит ли убирать постель.

Выйдя из спальни, Стивен вернулся в гостиную. Квартира находилась на тридцатом этаже. С высоты открывался красивый вид на охваченный безумием город. Дул сильный ветер. Внизу, на расстоянии двадцати футов от балкона, простирались мрачные коричневые тучи, но звездное небо над пентхаусом оставалось чистым.

Стивен остался один на один с кошмаром…

Вероника лежала на кожаном диване. Лицо медсестры госпиталя для ветеранов стало белым как мел. Голубые глаза остекленели. Окровавленный рот застыл в немом крике. Стивен смыл кровь с губ жены и прикрыл шерстяным одеялом ужасную черную опухоль размером с теннисный мяч, что выскочила сбоку на ее длинной шее.

Нагнувшись, он поцеловал Веронику в холодные губы.

– Я оставил детям письмо… Все, как мы договаривались. Подожди меня, дорогая. Я скоро… через минуточку…

Стивен Меннелла задул свечи. Откашлявшись, он поплелся к открытой застекленной двери, ведущей на балкон. Полная луна спустилась низко к горизонту, осветив ползущие внизу грязновато-коричневые облака. Холодный ветер поприветствовал человека, когда он грациозно вскочил на свою любимую кушетку. Не утратив равновесия, Стивен ступил на алюминиевые перила и спрыгнул с балкона…

Ветер засвистел в ушах. Крошечные льдинки покрыли кожу на его руках и лице, пока мужчина пролетал через искусственное облако…

Все произошло неожиданно. Паоло как раз объезжал почтовый ящик, когда человеческий метеор упал с неба…

Капот смягчил силу удара, но блок цилиндров все равно разлетелся на куски, а две передние шины лопнули. Антифриз зафонтанировал на покрывшееся паутиной трещин лобовое стекло, словно разбился гигантский арбуз и забрызгал все вокруг своим соком.

Сирена взвыла и тотчас смолкла. Послышалось учащенное человеческое дыхание. Франческа ощупала свой объемистый живот.

– Что, черт побери, это было?

– Все из машины, – распорядился Шеперд.

Резким движением он открыл дверь, впуская в салон свежий, не отравленный парами антифриза воздух. Пару секунд он смотрел на лежащего на капоте лицом вверх сержанта Стивена Меннеллу, а затем отвернулся.

– Нам надо найти машину на ходу.

Не ожидая, пока из автофургона выйдут остальные, Патрик поплелся по 68-й Восточной улице. Когда он добрался до перекрестка с Парк-авеню, его ноги по икры погрузились в холодный, несущийся куда-то поток.

«Должно быть, где-то прорвало пожарный гидрант».

Вдруг ужасная картина предстала его взору, и Патрик взмолился, чтобы это была галлюцинация под действием вакцины.

Шесть полос движения Парк-авеню напоминали картину, словно сошедшую с гравюр, изображающих ад. Небоскребы офисов и кондоминиумов образовывали зловещий коридор, над которым нависал потолок темных, медленно ползущих по небу туч. На этом зловещем фоне горели десятки автомобилей. Выделяемый при этом жар, сдерживаемый рукотворным «потолком» коричневых туч, растапливал снежные сугробы у бордюров. Они таяли, превращая одну из главных транспортных артерий Манхэттена в подобие реки. Талые воды подхватывали горящий бензин и несли его дальше, к нетронутым огнем машинам. Пожар вызывал ужас.

Бум!..

От далекого звука падения волосы зашевелились на голове Шепа.

Бум!.. Бум!..

Глаза мужчины выхватили из полутьмы тело, которое, вылетев из облака дыма, понеслось вниз. Патрик не видел, как тело коснулось земли, но услышал скрежет металла, звон битого стекла и истошный вой автомобильной сирены.

Еще один человек удал сверху… Дотом еще двое…

Только сейчас Шеперд понял, что происходит, и остолбенел.

На Манхэттене шел град из покойников.

Впрочем, не все падающие вниз были мертвы. Умирающие от чумы люди выпрыгивали из освещенных свечами окон своих квартир, неслись в свободном падении к тротуарам и разбивались о крыши, капоты, багажники неисчислимого количества оставленных на Парк-авеню машин. От удара автомобили сплющивались.

К ветерану подошел Паоло. Мужчины застыли в немом изумлении.

– Это галлюцинация? – спросил Патрик.

– Нет.

Течение стало быстрее. Паоло и Патрик увидели, как какой-то предмет плыл по Парк-авеню, а затем его понесло по 68-й улице. В свете горящего автомобиля они рассмотрели, что это тельце мертвого ребенка.

Шеп пошатнулся при виде малыша. Лавина образов из прошлого обрушилась на него. Сердце забилось часто-часто. Мир закружился перед его глазами и пропал…

Манхэттен исчез, а он снова был в Ираке.

Патрик Шеперд стоял на берегу реки Шатт-эль-Араб. Смеркалось. Небо на западе окрасилось в оранжевый цвет. Дневной зной спал, и теперь его тело обвевала приятная прохлада. Рядом с ним стоял Дэвид Кантор, военврач, помогающий иракским медикам. Доктор Фарид Хасан вытащил обезглавленное тело из прибрежных камышей.

Дэвид осматривал труп.

– Похоже по почерку на аз-Заркауи. [59]59
  Абу Мусаб аз-Заркауи (1966–2006) – международный террорист, иорданец по происхождению, руководитель созданной им организации «Единобожие и джихад». Убит американскими военными.


[Закрыть] Доктор Хасан! А вы как считаете?

– Да. Согласен.

Патрик Шеперд, который второй месяц пребывал в Ираке, желчно заявил:

– Что бы я только не отдал, чтобы поставить всех этих ублюдков к стенке.

Иракский врач обменялся многозначительным взглядом со своим американским коллегой.

– Доктор Кантор сказал мне, что вы впервые в Ираке?

– Да.

Шеп осматривая камыши в поисках новых тел.

– Он говорил, что вы были профессиональным бейсболистом, – продолжал доктор Хасан. – Мой сын Али тоже любил спорт… Настоящий атлет…

– Лады. Я научу его бросать скользящий мяч.

– Али умер четыре года назад. Ему было только восемнадцать лет.

– Мне жаль, – сказал Патрик.

– Это всего лишь вежливые слова. Не думаю, что вы по-настоящему сожалеете. Как вы можете почувствовать горечь в моем сердце?

Внезапная боль пронзила грудь Патрика. Он скривился, но врачи, кажется, не заметили этого.

Вдалеке показалась небольшая лодка. На носу стояла одинокая фигура, завернутая в плащ. Силуэт человека был ясно виден на фоне заходящего солнца.

– Если бы вы на самом деле жалели моего сына, то вы бы остались дома, играли себе в бейсбол и говорили своим американским поклонникам, что война – это зло. Вместо этого вы с автоматом наперевес вторглись в Ирак и строите из себя Рэмбо. Зачем вы в Ираке? Зачем у вас автомат, сержант Шеперд?

Внутренний переключатель встал в исходную позицию. Шеп успокоился.

– Если вы позабыли, то на нас напали первыми, – сказал он.

– И кто напал на вас? Воздушные пираты, угнавшие самолеты одиннадцатого сентября, были из Саудовской Аравии. Почему вы сейчас не там? Почему вы не убиваете их детей?

– Американские солдаты не убивают детей. Я хочу сказать, что ни один американский солдат не хотел преднамеренно причинить вред ребенку. Помогите мне объяснить ему, доктор Кантор.

– Извини, парень, но настало время посмотреть правде в глаза. На свете нет Санта-Клауса, а пасхальный кролик давно сдох. Все, что ты знаешь о войне из голливудских фильмов и от Дядюшки Сэма – чушь собачья. Ты думаешь, что Чейни и Рамсфелд беспокоятся из-за оружия массового поражения и болеют душой за иракскую демократию? Последнее известие, Шеп: эта война ведется ради денег и власти. Наша задача состоит в контроле над населением страны, чтобы Вашингтон смог распоряжаться нефтью и делать богатых людей еще богаче. А что происходит с деньгами, которые выделяются на реконструкцию? Их тратят на возведение военных баз, набивая карманы частных подрядчиков вроде Халибертона, Брауна и Рута: Корпорация «Бектэл» получила контракт на распределение запасов воды рек Тигр и Евфрат. В результате она заработала состояние, а местные жители остались без питьевой воды. Деньги и власть, сынок… Настоящими жертвами войны являются дети… Не думаю, что мои слова когда-нибудь передадут в телевизионных новостях.

– Вернемся к детям. Сэр, со всем уважением… О чем вы говорите?

– О пятистах тысяч мертвых детей, если уж быть точным, – в темных глазах иракского врача вспыхнула ярость. – Когда вы начали вторжение в нашу страну в тысяча девятьсот девяносто первом году, ваши военные преднамеренно уничтожили объекты социальной инфраструктуры. Это была очень умная, но глубоко аморальная стратегия, противоречащая Женевской конвенции. Вы уничтожили плотины, которые мы использовали для ирригации. Вы разбомбили наши водонасосные станции и водоочистительные заводы. Вы уничтожили нашу канализационную систему. Мой мальчик не погиб от пули или бомбы, сержант Шеперд. Он умер от дизентерии. Лекарства, которыми я мог бы его вылечить, не ввозились в страну благодаря США и Великобритании. Они входили в список товаров, запрещенных санкциями ООН.

Плоскодонка приблизилась. Теперь Шеп четко видел фигуру в плаще с капюшоном. Человек стоял на корме и медленно греб.

– Мы – не отсталая нация, сержант Шеперд. До американского вторжения Ирак обладал одной из лучших в мире систем здравоохранения. Теперь мы страдаем от холеры, тифа, диареи, гриппа, гепатита А, кори, дифтерии, менингита и так далее. Список можно продолжать и продолжать. Начиная с тысяча девятьсот девяносто первого года, умерло пятьсот тысяч детей. Каждый день сейчас умирает несколько сотен детей, и все из-за того, что у нас нет чистой питьевой воды. Отходы человеческой жизнедеятельности множатся, а это способствует распространению инфекционных заболеваний.

Шеп увидел тело в камышах.

– Один из восьми иракских детей сейчас умирает, не достигнув возраста пяти лет. Один из четырех хронически недоедает.

Сержант поднял трупик семилетней девочки. Его тело содрогнулось, когда он узнал ее.

– Так что, пожалуйста, не говорите мне, что вам жалко моего сына. Вы понятия не имеете, что значит терять детей.

Мертвой девочкой была Большие Глаза.

– Патрик! Берегись!

Разлившееся на воде пятно бензина вспыхнуло маслянистым пламенем. Шеп отшатнулся, прикрывая лицо рукой.

– Ты не пострадал?

– Нет.

Опустив руку, ветеран ободряюще кивнул Паоло головой и застыл на месте. Кровь в жилах похолодела…

По Парк-авеню медленно плыла плоскодонка из его видения. Одинокая фигура стояла на корме. Мрачный Жнец, держаком косы отталкиваясь от дна, вел свое судно по затопленной водой авеню.

Шеп посторонился, когда течение вынесло плоскодонку на 68-ю улицу. Ангел Смерти повернул к Патрику свое наводящее страх лицо и кивнул головой, словно приглашал ветерана следовать за ним. Когда лодка проплыла мимо Шепа, мужчина развернулся и пустился вслед за ней бегом, шлепая ногами по воде.

Кормчий ударами держака косы подтолкнул плоскодонку к бордюру. Перевалив через бордюрный камень, лодка причалила к тротуару. Напротив зиял чернотой вход в неоклассическое четырехэтажное здание из известняка. Дом был построен около века назад на северо-западном углу 68-й Восточной улицы. Большие арочные окна первого этажа прекрасно гармонировали с восьмиугольными окнами верхних этажей. Крышу украшали карниз и балюстрада.

На табличке перед входом было выгравировано:

СОВЕТ ПО МЕЖДУНАРОДНЫМ ОТНОШЕНИЯМ.

Воды паводка у края тротуара с шумом низвергались в сток канализации, унося с собой все, включая и останки.

Мрачный Жнец посмотрел на Шепа. В пустых глазницах его черепа теперь мелькали десятки человеческих глаз, отдаленно напоминая пчел, копошащихся на медовых сотах. Ангел Смерти взмахнул позеленевшим лезвием косы над стоком канализации. Затопленная расщелина расширилась, превратившись в огромный сточный колодец. Грязная талая вода полилась вниз по овальному расширению, словно по канализационной трубе. Расширение все увеличивалось и увеличивалось, достигнув двадцати футов в диаметре. Лужи бензина запылали, осветив черноту подземных глубин жутким оранжевым сиянием.

Жнец указал костяшкой пальца на отверстие в тротуаре, молча приказывая Шепу заглянуть в бездну.

Патрик не тронулся с места.

Ангел Смерти поднял косу и ударил концом держака по асфальту затопленного тротуара. Послышался глухой звук удара. Во все стороны вдоль 68-й улицы побежали волны высотою в один фут.

Шеп оглянулся. Паоло, Франческа, Вирджил и семейство Пателей застыли, словно статуи. Казалось, они находятся в другом измерении.

«Это вакцина. У меня опять галлюцинации».

Патрик подошел к краю провала. По колено в ледяной воде, он изо всех сил напрягал мышцы ног, борясь с сильным течением, которое тянуло его вниз.

Мужчина заглянул в бездну.

– О, Боже!.. Нет! Нет!

Патрик Шеперд смотрел прямо в зев ада.

Район Бэттери-парка

05:27

Стоун-стрит – узкий проспект в районе Бэттери-парка, вымощенный булыжниками. В первых и цокольных этажах домов располагается много популярных ресторанов и кафе.

Семнадцать часов назад местные жители и туристы заказывали обед в пиццерии «Адриано» и покупали пирожные в «Сладостях финансиста». Через пять часов они толпились в пабе «Стоунстритская таверна», в одном из многих общественных мест, в которых собрались те, кому некуда было пойти и пересидеть комендантский час.

К семи часам вечера льющийся рекой алкоголь превратил Стоун-стрит в место проведения шумной вечеринки. Музыка гремела из плееров для компакт-дисков, которые питались от батареек. Предчувствие дня Страшного суда вызвало к жизни старую максиму: «После нас – хоть потоп». Женщины уединялись с незнакомыми мужчинами на задних сиденьях припаркованных у обочин машин.

Семьи с детьми ушли со Стоун-стрит к Бродвею и церкви Троицы.

К десяти часам ночи смолкла музыка, а через полчаса пьяная толпа разгулялась в дебоше. То тут, то там вспыхивали драки. Люди разбивали вдребезги стекла витрин и громили кафе и рестораны. На женщин, которые еще недавно сами соглашались на секс, теперь нападали и насиловали. Не было полиции. Не было закона. Осталось только насилие.

К полуночи «Коса» вынесла свой приговор дебоширам.

Половина шестого утра. Двадцать первое декабря. Зимнее солнцестояние. Стоун-стрит походит на европейскую деревушку времен «черной смерти».

Свет нигде не горит. Только тлеющие в стальных мусорных баках угли отбрасывают оранжевый отсвет. Темные, грязно-коричневые облака низко нависли над домами, производя прямо-таки сюрреалистическое впечатление. Мощенные булыжником улица и переулки завалены телами мертвых и умирающих. Тающий снег заливал останки людей водой. Оттаявшая кровь вытекала из носов и ртов мертвецов, привлекая крыс.

Крысы превосходили числом мертвых и умирающих людей раз в шестьдесят. Пребывая в крайней степени возбуждения из-за укусов инфицированных «Косою» блох, грызуны не брезговали даже своими мертвыми сородичами. Их острые зубы и когти грызли и рвали на куски крысиную и человеческую плоть. Они сражались друг с другом, доходя до бешеного неистовства, но не могли насытиться.

Черный «шевроле» медленно повернул на Стоун-стрит. В течение последних пяти часов водитель Бертрана де Борна проявлял чудеса изобретательности, лавируя и протискиваясь между бесконечными рядами брошенных автомобилей, хотя скорость движения «шевроле» при этом не превышала шести миль в час. Когда очередная машина перегородила ему дорогу, Эрнест Лозано свернул на тротуар. Толстые шины «шевроле» переехали через мертвого человека, раздавив в лепешку замешкавшихся у еды крыс.

Шеридан Эрнстмайер сидела возле Лозано с оружием наизготовку. Она убивала каждого, кто приближался к «шевроле» ближе, чем на десять футов.

Бернард де Борн пошевелился на заднем сиденье. Гланды министра обороны болели. Его знобило. Температура явно повышалась. Де Борн сидел, прикрыв глаза, и его веки мелко дрожали.

– Мы приехали? – прохрипел он.

– Нет, сэр. Мы в квартале от цели.

– Какого черта…

Де Борн раскашлялся и кашлял никак не меньше полуминуты. Его тошнотворное дыхание распространилось по салону автомобиля. Оба телохранителя поправили маски своих ребризеров.

Лозано посмотрел направо. За Брод-стрит виднелась Нью-Йоркская гавань. Не только проезжую часть, но и пешеходные тротуары перегораживали автомобили.

– Сэр! Дорога перекрыта, но нужный нам дом недалеко… вон там, направо…

– Приведите ее ко мне… и дочь Шеперда тоже…

Агенты переглянулись.

– Что-то не так? – спросил де Борн.

– Нет, сэр.

Эрнест Лозано дернул рычаг переключения передач и заглушил мотор. Он вышел из машины и последовал за Шеридан Эрнстмайер по заваленному трупами тротуару, где бегали зараженные чумой крысы, к дому, в котором жила Беатриса Элоиза Шеперд.

Верхний Ист-Сайд

Для Патрика Шеперда время остановилось. Воды паводка, огонь, его товарищи по исходу – все, что имеет отношение к физическому миру, который Вирджил называл Малхутом, застыло.

Внизу, на расстоянии в несколько сотен футов под тротуарами Парк-авеню находилась другая реальность.

Все расширяющийся подземный туннель открывал взору Патрика три из семи кругов ада. Первый представлял собой реку крови, которая текла под зданием Совета по международным отношениям. Она была широка, как Миссисипи. Воды, стекающие в провал с 68-й улицы, вливались в нее водопадом.

От кровавой реки скверно пахло. Шеп ужаснулся судьбе тех, кто попал в ее бурные воды. Каким-то загадочным образом Патрик мог видеть их ауры – темные, пульсирующие сгустки энергии, вызывающие у него удушье, как от адской вони.

Мужчины и женщины. Обнаженные, истекающие кровью.

При жизни они совершали насилие над другими.

Бесконечная череда тысяч проплывающих по реке тел. Их лица то появляются, то исчезают, словно гнилые куски мяса в бурлящей ярко-красной похлебке. Очутившись на поверхности, они жадно хватают ртами воздух, а затем вновь погружаются в кровь. Заботясь только о себе, они взбираются друг на друга. Мысль, что можно вместе попытаться добраться до берега, не приходит им в головы.

Вдоль берега и по мелководью расхаживают кентавры – наполовину люди, наполовину кони. Каждого выбравшегося из реки эти существа колют вилами, и люди сами прыгают обратно в кровавые воды.