Текст книги "Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ)"
Автор книги: Стелла Странник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Глава 10.
Утро выдалось ясным, и земля быстро впитала влагу. Кое-где еще поблескивали лужи, но они были настолько мизерными... скорее, символически напоминали о ночной грозе. Наваждением казался не только проливной дождь, но и все, произошедшее этой ночью. Поэтому Арбенин легко расстался с гнетущими мыслями, как только сделал первый глоток ядреного летнего воздуха, не согретого восходящим солнцем.
Еще накануне решили позавтракать в чайной, которая занимала небольшое строение рядом с гостиницей. Удобно, что открывалась она в шесть утра, а значит, перекусив, можно выехать не позже шести тридцати. На счету была каждая минута – до кургана езды часа два, а, закончив обследование, нужно засветло вернуться домой. Поэтому Николай Петрович поспешил в чайную. Буквально следом вышел из гостиницы теперь уже «правая рука» Кондратьева – географ Скорожитовский и догнал его:
– Подождите, коллега! Как спалось?
Навряд ли он знал о полуночных посиделках Арбенина с Сибирцевым, скорее всего, произнес эту фразу чисто автоматически, соблюдая этикет. Однако тому стало немного не по себе, словно в его приоткрытую душу без разрешения заглянули и увидели потаенные желания. Причем, не первый встречный, а именно тот, кто не по правилам обогнал его на карьерной лестнице. Арбенин слегка приостановился:
– Доброе утро, Леонтий Иванович! Спасибо! Все отлично!
– А я вот взял в привычку по утром бегать! А здесь... даже и не знаю, как расценят такой поступок... Да и одному не интересно...
Николай Петрович представил, как он, облачившись в спортивный костюм, побежит спозаранку с этим ярким брюнетом, на лбу которого написано, что он именно из музея искусств и древностей. Побежит по тротуару с выдолбленными камнями, мимо вон того облезлого забора и мимо вон той кучи мусора, возле которой гуляет бродячий пес...
– Если вы по поводу моего мнения – какие проблемы? Бегайте на здоровье! Ну, а если по поводу компаньонства – увольте...
– Вот и Павел Ильич не захотел... – в интонации, с которой прозвучала эта фраза, читалось сожаление.
– Кто это обсуждает мою личность? – строгий голос Кондратьева, хоть и с шутливыми нотками, произвел на собеседников эффект неожиданности. Они на секунду остановились и замерли. Оказывается, руководитель группы приоткрыл дверь из чайной и наблюдал за ними. – Давайте, господа, побыстрее!
Подкрепившись пшенной кашей, омлетом и черным чаем, а для желающих – и кофе, исследователи вышли на улицу и остановились возле двух подвод. Груза, конечно, было и не так много, но воду и провиант пришлось взять, ведь обед предстоял в степи. Да и самый простой инвентарь – совки, скребки, лопаты, емкости для проб грунта... Как без всего этого? А что на лошадях... Для передвижения по проселочной дороге, а там, говорят, еще и по чистому полю – в самый раз. Лишь бы дождя не было, а то можно и в грязюке застрять...
– Подумал, что до поездки на курганы будет вам интересно заглянуть в одно любопытное местечко... – загадочно произнес «чичероне» Потапенко, когда они рассаживались на подводы, – не мог отказаться от жгучего желания сделать вам сюрприз...
– Какой же, Федор Алексеевич? – проявил повышенный интерес к его словам биолог Борисов.
– О-о-о, не пожалеете! Выдающийся культовый памятник раннего железного века! – публицист потирал ладони, словно готов был захлопать в них от радости. – Слышали, небось? Гляденовское костище... И главное, здесь совсем недалеко, верст десять на юг от города. Да... и я ведь захватил с собой кое-какие снимки...
Еще вчера, когда проезжали по улицам города, Арбенин обратил внимание на то, что стоит он на всхолмленной равнине. Правда, особенно рассмотреть его не довелось, так как от вокзала до Пермской гимназии было совсем недалеко, и тем более – до гостиницы. Бросились в глаза лишь несколько старинных зданий, скорее всего – имперские учреждения, да пара-тройка мостов. Насчет мостов он понял, что их может быть гораздо больше, изучив карту губернского города еще до поездки. Тогда и подумал, что здесь по многочисленным городским оврагам может протекать множество малых рек и ручьев, может, сто, а может, и все триста. Это не считая таких известных как Кама, Чусовая и Сылва.
***
Подводы двинулись на юг города, и оранжевое солнце, уже поднявшееся над горизонтом, наблюдало свысока за странными путешественниками. Его теплые лучи мягко согревали утренний воздух и лишь иногда слепили глаза – когда под его прямой угол не попадали ни высокие строения, ни толстые древесные стволы. На первую повозку сел публицист Потапенко, так как был единственным, кто отлично знал дорогу, не считая, конечно, возчика, сам Кондратьев, «музейный» географ Скорожитовский и практикант Сиротин. На второй оказались Арбенин, геоморфолог Сибирцев – его новый друг, биолог Борисов и еще один возчик .
Оба возчика были уже в курсе изменения маршрута и направили подводы в сторону мыса левого коренного берега Камы, к правому берегу реки Нижняя Мулянка. Дорога поднималась на возвышенность, и открывался вид на пермские красные каменные дома, особо выделяющиеся на фоне разросшихся за многие годы деревьев. Отсюда, издалека, трудно было определить, клен ли это, а, может, дуб или осина... Их зеленые раскидистые ветки сверху походили на пышные головные уборы, плотно подогнанные друг к другу природным мастером.
– Мы уже почти на Гляденовской горе! – громко произнес публицист Потапенко, так, что его слышно было на обеих подводах и повел рукой в сторону окрестностей. – Вот, видите впереди – это площадка городища... Не что иное как жертвенное место... здесь нужно оставить лошадей и пройти немного пешком...
– Я еще никогда не видел жертвенников! – признался Богдан Сиротин.
– Какие твои годы! – вставил зам Скорожитовский. – Еще все успеешь посмотреть... Радуйся, что не сидишь в душной лаборатории, а в свет вышел...
– Спасибо, Леонтий Иванович, я радуюсь...
И уже обратившись к Потапенко:
– А здесь действительно приносили в жертву... животных?
– Да, здесь археологи раскопали множество миниатюрных сосудиков для жертвенной крови. Но главное – нашли черепа... медведей и лосей, останки жеребенка...
– А людей – тоже?
– Да, Богдан, и людей, так сказать, человеческое погребение, – произнес он настолько серьезно, что невозможно было понять – насмехается или нет над пареньком.
– А сейчас здесь уж ничто не напоминает, что когда-то был жертвенник... – вздохнул тот.
– Почему же? И сейчас земля метра на полтора-два смешана с костным пеплом... И кости еще встречаются, те, что не до конца сгорели... А кое-где – и не только зажаренные, но и сырые!
Богдан шмыгнул носом, приняв последнюю фразу «чичероне» за шутку. Но тот, почувствовав это, напротив, заострил тему:
– Не шучу я, они и уплотняют земляные пласты...
И уже, обратившись ко всем:
– Смотрите, господа, очень хорошо прокаленная глиняная поверхность площадки... Скорее всего, здесь и разжигали костер. А вот эти земляные валы с трех сторон остались еще с тех времен... Правда, немного осели...
Потапенко подошел к какой-то ямке и ковырнул в ней небольшой палочкой, которую, видимо, для этих целей и подобрал по дороге.
– Столбовая ямка от деревянных идолов... Смотрю, может, что-то осталось там...
–Да-да, конечно, осталось, Федор Алексеевич, вчера барана зажаривали.... – Кондратьев подошел сзади и тоже внимательно начал разглядывать эту выемку, хоть вслух и высказал сомнение. – Так что там за фото у вас? Похвастайте!
Потапенко раскрыл простенькую серую папку, которую до этого нес под мышкой:
– Вот, полюбуйтесь, здесь несколько находок именно с этого костища...
На фото были фигурки животных, большей частью – фрагменты, с отколотой ногой или частью туловища – трудно представить, что столько веков пролежали они в земле и остались бы целехонькими. Но даже по этим кусочкам можно было легко восстановить, что именно за зверя хотел изобразить мастер.
– Это – мелкие металлические изображения животных, которых приносили в жертву вместо живых... Кстати, есть и человек... – он бросил взгляд в сторону Богдана Сиротина, высказывая тем самым свое мнение о том, что уж не столь жестоки были люди. – Вот здесь – лошадь, да, конечно, она... Это – летящая птица. А это – козел... И сколько, думаете, ему лет? – публицист сделал многозначительную паузу и завершил. – Посчитайте сами, если родился он не позже четвертого века после... Рождества Христова, но, возможно, даже и в третьем, а то и во втором... до Рождества...
Кто-то от удивления тихонько присвистнул, наверно, Богдан. Федор Алексеевич сделал вид, что не заметил:
– Самые ценные – бронзовые фигурки медведей в характерных «жертвенных» позах. Вот так выставляли убитого зверя во время «медвежьих праздников»... И вот еще что, господа... Вы читали работы Спицына о культе звериного стиля?
Арбенин с Сибирцевым молча переглянулись. Надо же, только вчера обсуждали эту тему... Но не стали ничего добавлять к рассказу известного краеведа и публициста. Другие участники экспедиции, а в это время все они вплотную стояли рядом с Потапенко и внимательно разглядывали фотоснимки, тоже молчали.
– Конечно, читали! – с опозданием произнес Кондратьев, заполнив тем самым паузу.
– Отлично! Возьмите эти снимки, Павел Ильич, пригодятся для отчета. Да, и обратите внимание, здесь есть и фото бус, железных и бронзовых наконечников стрел, наконечников копий и дротиков... Даже какой-то древней монеты, по-моему, китайской...
– А какому божеству поклонялись в те времена люди? – спросил Богдан Сиротин.
– Любой школьник тебе скажет, что верования были... языческими, так что, вполне возможно, что главным божеством была... скажем, вон та огромная ель!
– Ну и ну! – опять чуть не присвистнул практикант.
– Вы взяли пробы грунта, Павел Ильич? Отлично! Тогда продолжим путь.
***
От Гляденовского костища дорога шла на северо-восток, по каменистой почве, виляя между невысокими холмами и на некоторые из них поднимаясь. Но уже через несколько верст как будто бы успокоилась – глазам предстала равнина, покрытая лесом. И сразу же с востока пахнуло хвоей, словно перед Новым годом, когда в дом заносят молодые ели или хотя бы их мохнатые ветви. Справа от дороги оставался смешанный, а может быть, и чисто хвойный лес, и Арбенин повернулся к нему, чтобы рассмотреть хотя бы издалека. В это время первая подвода остановилась – видимо, такое же желание увидеть лес вблизи возникло у кого-то из пассажиров, а потом выехала с проселочной дороги на покрытую невысокой травой поляну.
– Эге-гей, господа, идите сюда! – махнул рукой в сторону «второго эшелона» Кондратьев, видимо, он и был «зачинщиком» привала. – Пять минут... не больше... Дорога еще долгая!
Ну и красота! За поляной росли несколько березок: словно девки в ситцевых платьицах водили хоровод, да так и замерли на месте. А за ними начинался живописный бор – из сосен, выстреливающих в небо высокими стволами, затянутыми в эллипсообразные коконы из пушистых игольчатых лап.
– О, какой здесь чистый и ароматный воздух! – воскликнул Арбенин, приближаясь к деревьям. – Может, потому, что бор довольно прореженный?
– Это матушка-природа его таким создала! – пояснил геоморфолог Сибирцев. – Я бывал в густых елово-пихтовых лесах, так там под навесами угрюмых великанов – полумрак и влага... Через густую хвою с трудом пробиваются лучи солнца.... поэтому такой... застоявшийся воздух... А сама обстановка настолько мрачная, не приведи, Господь, одному остаться.
Он замолчал, видимо, вспомнил какой-то курьезный, а может, и печальный случай.
– Так вы бывали в этих краях? – переспросил Арбенин.
– На самом севере губернии... – ответил тот. – И причем, очень давно, еще будучи студентом... Кстати, по лесным насаждениям легко можно определить характер почвы... Вот здесь, например, она должна быть песчаной и каменистой. И очень скудной...
– Это вы свои профессиональные качества раскрываете, господин Сибирцев? – биолог Борисов, который ушел на несколько метров вперед, поправил на переносице очки и продолжал что-то разглядывать под довольно старой сосной, кора ствола которой стала такой морщинистой, что в некоторых местах потрескалась.
– Да, я изучал науку о рельефе земной поверхности и стараюсь всегда использовать накопленные знания, – сухо ответил тот. – Но здесь, скорее, личные наблюдения...
– Понятно... – Тихон Павлович опять поправил очки – они постоянно съезжали с переносицы, потому что тот низко нагнулся, чтобы увидеть что-то очень важное у себя под ногами. «Небось, божью коровку... – подумал Арбенин. – Или кузнечика какого! Любят они охотиться за всякими букашками!»
Именно в этот момент биолог выпрямился и огляделся по сторонам. Потом обошел вокруг старой сосны и еще двух-трех ее подружек и только после этого восторженно воскликнул:
– Вот он, «ведьмин круг»! Идите сюда!
– Да что же это такое? – проворчал Сибирцев. – Вы, Тихон Павлович, ученый или... кабацкий мужик? Чертыхаетесь там... На муравейник наступили?
– Не угадали, уважаемый... Да идите же... ко мне!!! – довольно громкий голос переходил уже в крик.
Вокруг древнего дерева и еще трех сосен помоложе словно кто-то нарисовал ровный правильный круг из рыжиков. И был он диаметром метров пяти, а то и семи. Конечно, бросалось в глаза, что такая композиция не могла быть создана искусственно: кому это нужно – рисовать на траве круг, а потом, по этой линии, закапывать в землю ножки грибов одного и того же вида! Но ведь появиться этому кругу самому – такая идея казалась еще более фантастической! Ярко-оранжевые, переходящие в медно-красные тона, грибы на крепких ножках и с плоскими круглыми шляпками, а некоторые – и со сдавленными, особенно выделялись на ярко-зеленой луговой траве. Точнее, эта трава была такой насыщенной по цвету только снаружи окружности, внутри же ее она немного пожухла, как будто выгорела. Словно гномики с факелами побегали там и так подпалили растительность, что в некоторых местах появились плешины!
– Смотрите, это и есть «ведьмин круг»! – биолог Борисов не на шутку разволновался. – Столько слышал о таком чуде, столько читал, а вот вижу – впервые! Подождите! Так для рыжиков еще не наступила пора! Я точно знаю, что они зреют в августе! Ну, а если в июле, то... в конце... Откуда такая скороспелость?
Биолог усиленно жестикулировал, отчего его сухая фигура начала напоминать пугало огородное, заколыхавшееся под резкими порывами ветра. Почему-то именно такая ассоциация и появилась в сознании Арбенина, когда он увидел эти отрывистые движения Тихона Павловича. «Глупо! – подумал он. – Очень глупо...»
– «Ведьмин круг»? Странное название... – пробормотал Сибирцев. – Как будто и вправду дело рук нечисти...
И уже после маленькой паузы, как бы размышляя вслух:
– А если гриб сорвать? Он не ядовитый? А может, заколдованный?
– Конечно, заколдованный! – шутливо произнес Арбенин, который тоже подошел к рыжиковому кругу и внимательно его разглядывал. – Вот зажарите его – и попадете под особое влияние лесных духов. И как повезет: может, наградят они каким кладом, а может, и оставят навечно в своих владениях...
– Да что вы, Николай Петрович, типун вам на язык! Оставят навечно... Тоже сказали!
– Шучу я, шучу!
Сибирцев, на всякий случай, отступил от круга, тем более что со стороны поляны послышались приглушенные крики: «Ау! Господа! Поезд номер один отправляется с перрона...»
– Поехали! Кондратьев зовет! – голос биолога Борисова вернул всех в реальный мир.
– И все-таки непонятно, кто здесь важнее – ведьма или лесные духи? ... – эти слова Сибирцев произнес настолько тихо, что его услышал только стоявший рядом Арбенин. Но тот тоже не мог ответить на этот вопрос, поэтому оставил его без внимания. Хотя про себя подумал: «Нужно будет поговорить с Борисовым! Явно, он что-то знает...»
Глава 11.
До «конечной станции» – кургана близ маленькой деревеньки с чудесным названием Ельники доехали без приключений. Это местечко находилось за рекой Чусовой, на востоке от проселка, окруженное слева – холмами, а справа – хвойным лесом. Начинался он с лощины, где почва была более каменистой, а потом переходил в открытую равнину, отчего напоминал гигантский стол, застеленный темно-зеленой бархатной скатертью. Это если смотреть оттуда, с холма... А если в самом лесу... Интересно, что когда стоишь под деревом с запрокинутой головой – почти не видно неба, лохматые ветви елей загораживают его. И кажется, что все они одной высоты. Но это ведь не так! Одни деревья взрослеют, другие – только нарождаются...
Подводы оставили в подлеске, в тени – пусть лошади отдохнут как следует без привязи, под присмотром возчих. О настоящем привале и речи не могло быть, прохлаждаться в палатках – дело туристов, а не научных работников.
– Вот здесь очень удобно брать пробы грунта, видите, пласты земли как ножом срезаны, будто торт слоеный... – публицист Потапенко нежно провел рукой по крутому склону холма, словно погладил его. – Уж несколько лет, как здесь покопались археологи, может, поэтому восточный склон стал более крутым, чем другие... А может, ветер-проказник набедокурил...
– Действительно, здесь даже проглядываются совершенно разные по структуре слои почвы... – Кондратьев быстро подхватил тему. – Леонтий Иванович, возьмите, пожалуйста, здесь пробы!
– Да, я уже начал... Вот здесь какой-то камень с желтыми прожилками, даже скребок не берет... – его зам Скорожитовский сосредоточенно пытался набрать хоть немного из этого самого «слоеного пирога».
– Как вы думаете, Федор Алексеевич, – обратился Кондратьев к местному публицисту, – возраст этого рельефа очень древний? Если судить, конечно, по тем находкам, что откопали археологи. Навряд ли они занимались анализом почвы...
– Вы ведь видели в музее все предметы, Павел Ильич... Помните рубящие орудия, так называемые чоппинги? Так вот это отсюда! Примитивные, конечно, сделаны из галек кварцита... но все же... Они как раз и свидетельствуют, что здесь жили люди триста тысяч лет назад!
– Да, видел, и все же верится с трудом, что еще в эпоху палеолита в этих краях ступала нога человека! Насколько помню, природные условия были не самыми благоприятными...
– Это в позднем палеолите климат начал меняться! – осторожно высказался Арбенин. – А в раннем был вполне пригодным... И с потеплением даже появилась в тундро-степи пыльца дуба, липы, вяза, граба... Может, и других деревьев...
– Да-да, конечно! А с похолоданием – трав, березы, сосны, ели... – Кондратьев с легкостью поддержал своего коллегу. – Видимо, потому и слои почвы отличаются, что климат менялся... И не один раз.
– Когда в музее я проходил мимо вас, Павел Ильич, вы разглядывали кости древнего трогонтериевого слона. Помните, в центральном зале? – продолжал рассуждать Потапенко. – Так вот, эти кости – тоже найдены в этом кургане!
– Да что вы говорите?
– Да-да! Именно в этом! Вот вам и доказательство наличия ранних стоянок человека! Да, и кстати... вы ведь не будете возражать, что уже после трогонтериевого слона появились мамонты и шерстистые носороги? А еще позже – северные олени, бизоны, сайгаки, наконец, лошади?
– Конечно, не буду, Федор Алексеевич, – Кондратьев смиренно сложил руки лодочкой, словно уже собирался давать клятву.
– Эх, откопать бы скелет такого слона! – задумчиво произнес Арбенин.
– Если где-то найдены кости, то, думаю, и до скелета недалеко! – оптимистически ответил Потапенко. – Не мы – так наши потомки раскопают, вот вспомните мое слово!
– Федор Алексеевич, – Арбенин так не хотел менять тему, – а вы ничего не сказали о таком необычном животном эпохи палеолита как... тигролев. Водился ли этот зверь здесь?
– Конечно! Как и пещерный медведь... Или вы в этом сомневаетесь?
Незаметно за разговором, Потапов, Кондратьев и Арбенин медленно двигались вокруг холма. И вот, почти обогнув его, когда уже приближались к южной стороне, довольно пологой, в отличие от восточной, услышали возглас биолога Борисова:
– Господа, смотрите, что я нашел!
«Опять «ведьмины круги? – промелькнуло в голове у Арбенина. – Вечно он на что-то натыкается...»
Когда они втроем подошли к биологу, возле него уже собралась вся группа. Окружив Тихона Павловича, они внимательно разглядывали что-то очень маленькое, лежавшее на его ладони.
– Покажите же, что там у вас? – Павел Ильич слегка раздвинул круг, взяв под локоток практиканта Сиротина. – Богдан, дай пройти!
– Вот, смотрите, камешек вывалился, когда я скребком работал... Прямо от затвердевшего слоя почвы...
На его ладони лежал размером с ноготок нежно-зеленый камешек, и когда на него попадали лучи полуденного солнца, его шелковистый зеленый цвет казался нежно-голубым.
– Красивый! – выдохнул Павел Ильич.
– Явно драгоценный! Смотрите, как играют блики! А еще... он излучает какое-то тепло! А если и обработать, то тогда цены нет! – продолжал рекламировать свою находку биолог.
– Нет, не похоже, что драгоценный! – сделал заключение Скорожитовский, «правая рука» Кондратьева.
– Неужели это... – начал Арбенин, но потом передумал высказывать свою мысль.
– Нет уж, говорите, Николай Петрович, – зацепился за его фразу Леонтий Иванович. – Я вот, например, думаю, что этот камень не драгоценный, потому что у моей Натальи есть несколько украшений с топазом и аквамарином, и они более прозрачные... А этот – матовый... Так вы где-то видели такой камень?
– Да! В... минералогическом кабинете нашего университета...
– Неужели? – в голосе пермского публициста Потапенко появилось крайнее удивление. – Да, я наслышан о том, что у вас очень богатая коллекция камней... И что же, как он называется?
– Если не ошибаюсь, конечно, это... амазонит... Полудрагоценный поделочный камень. Из него делают самые разные ювелирные изделия – бусы, подвески, серьги, брошки... А еще – шкатулки, табакерки, вазы...
– Вы так прозаически говорите, Николай Петрович, – вставил реплику в паузу биолог Борисов. – Но, чувствую, знаете нечто такое...
– Какое? – переспросил Арбенин.
– Такое... мистическое... Почему камень назвали амазонитом, а? Его явно носили амазонки! Думаю, вы не просто так заглянули перед экспедицией в минералогический кабинет... Наверно, почитали какую-то литературу обо всех экспонатах? Или хотя бы о тех, которые... ну... очень интересны... – Тихон Павлович сделал заговорщическое лицо. А в его глазах светилось явное желание поднять как можно выше статус своей находки.
– Насчет легендарных амазонок есть расхожие версии...
– А лично вы склоняетесь к какой-нибудь? – не унимался любитель всего таинственного
Борисов.
– Конечно! У каждого человека, тем более – ученого, должна быть своя точка зрения. Так вот, очень интересно, что амазонит обнаружили при раскопках скифских курганов от Нижнего Дона до Южного Приуралья... Получается, что именно там, где, по преданию, и жили амазонки...
– Откуда вы об этом узнали? Читали труды Геродота? Или же Птолемея? Или Плиния? – пермский публицист Потапенко явно владел этим вопросом не хуже. – Ну же, не скрывайте от нас такую интересную информацию, Николай Петрович!
– Хорошо-хорошо, Федор Алексеевич! Согласно преданьям, амазонки, отправляясь на битву, украшали себя именно зелеными камешками... Об этом говорится в легендах, не я это придумал... Поэтому, думаю, и зеленому минералу дали такое название. Хотя... он ведь и не совсем зеленый...
– А я считаю, что амазонский камень был еще и раньше, до амазонок... – задумчиво добавил пермский публицист.
Арбенин молчал. Он окинул взглядом участников экспедиции и словно чего-то ждал. Кондратьев и Потапенко стояли рядом с ним и напротив биолога Борисова – центральной фигуры круга, за его спиной – геоморфолог Сибирцев, чуть дальше – практикант Сиротин, как его отодвинули, так и отошел в сторонку. «Правая рука» Скорожитовский присел на гладкий камень аккурат справа Кондратьева, надо же, такое совпадение! Солнце уже прошло более половины дуги, и площадка возле склона холма оказалась в тени. Слабый ветерок шелестел листвой деревьев, стоящих поодаль, словно перелистывал страницы древней книги. Мол, читайте и цените древние сказы, ну, а сила воображения никогда не покинет тех, кто попытается сделать устный пересказ истории, ставшей легендой.
– Вы, Федор Алексеевич, видимо, имеете в виду находки этого камня во время археологических раскопок? – после затянувшейся паузы, наконец, произнес Арбенин.
– Да, читал в журналах...
– Вы правы! На самом деле бусы, ритуальные амулеты, серьги и перстни из амазонита в серебряной оправе обнаружили в Египте... в гробнице Тутанхамона...
– Да что вы говорите! Вот вам и «поделочный камешек»! Так это наидревнейший самоцвет! – биолог Борисов не мог сдержать эмоций и крепко зажал свою находку в ладони.
– Только, скорее всего, в те времена называли камень по-другому, – закончил свою мысль Арбенин.
– Да, все это – пока лишь догадки, – заметил Кондратьев и на правах руководителя группы обратился к биологу Борисову:
– Тихон Павлович, давайте сюда ваш минерал, отдадим на экспертизу пермским... специалистам, а потом уж будем решать, что с ним делать дальше. Да, кстати, давно пора и пообедать... Подкрепимся как следует, затем закончим осмотр кургана и через пару часов двинемся в Дивную.
Весь день Арбенина не покидала мысль: «Почему месторождения амазонита, первые в Российской империи, нашли именно на Урале? Почему не в Курской или Ярославской губерниях? Или даже... в Московской?» На этот вопрос ответа пока не было. «Есть здесь какая-то неотвязно-манящая тайна! – рассуждал он. – И может быть, разгадать ее как раз и помогут пробы местного грунта и заключение специалистов по минералу! А если соберем сведения о возрасте ландшафта, то и сможем узнать, когда же здесь появились первые поселения людей».
Больше на кургане не было ничего примечательного. Разве что с северной стороны холма, к которому почти вплотную подступал подлесок, на несколько мгновений показалась куница. Серый зверек с острой мордочкой и короткими ушами, словно разделенными на две части, грациозно пробежал на глазах всей группы и спрятался за выступом. Его стройное тело с длиннющим хвостом еще раз показалось буквально на доли секунды и снова исчезло. А затем послышалось воркование... Кто его издавал – куница-мама или же ее детеныши – так и осталось загадкой.
***
Дорога домой показалась совсем короткой. Немного уставшие, но с полным багажом впечатлений, участники экспедиции больше молчали, раздумывая над тем, что довелось увидеть. И только иногда перебрасывались мнениями.
– Не ожидал, что в этих местах так много курганных могильников и погребений! Помните, Потапенко назвал трехзначное число? – размышлял вслух геоморфолог Сибирцев. – И каждый холм может поведать свою историю...
– Да, неплохо бы отыскать самый древний! – поддержал его Арбенин. – Интуиция мне подсказывает, что где-то здесь и кроется та самая тайна...
Он словно побоялся произнести самые важные слова вслух, чтобы не сглазить, и добавил несколько размыто:
– Тайна, которая и подтолкнула нас к этой экспедиции...
Когда проезжали мимо соснового бора с «ведьминым кругом», в груди у Арбенина что-то кольнуло. «Глупости, какие предрассудки!» – подумал он, но невольно прислушался. Лес молчал, разве только ветер пробегал волнами по его листве. И только дятел продолжал свое любимое дело: «Стук-стук по жукам-короедам и прочим паразитам». Кто еще позаботится лучше него о здоровье этих вечнозеленых красавиц с длинными пальцами-иглами, украшенными кольцами-шишками?
***
А вечером Николай Петрович опять долго не мог уснуть: перевозбуждение от избытка информации и впечатлений сделало свое дело. Он порой даже прислушивался к звукам шагов – не постучится ли в дверь Сибирцев? И хотел, чтобы постучался. Но тот, видимо, утомившись с дороги, давно уже спал сном младенца. «Да, очень странно, что вот так, запросто, сковырнули не какой-то там камешек, а именно амазонит... – рассуждал он. – Что это? Совпадение? Или знак свыше? Да, кстати... а ведь об этих амазонках упоминается еще в „Повести временных лет“... С другой стороны, может быть, и нет никакой связи между самоцветом и амазонками?»
Наконец, сон начал склеивать веки. Арбенин будто провалился в пропасть, в какое-то пространство, наполненное полумраком. И там... навстречу ему... ехала, обуздав лихого скакуна, молодая женщина довольно воинственного вида. В кожаном корсете, подчеркивающем невысокую грудь, в накинутом на плечи плаще, который мягко ниспадал, едва прикрывая колени. Была какая-то мужественность натуры, однако, не вступающая в противоречие с тонким профилем, напротив, гармонирующая с ним. Но главное, что бросалось в глаза – украшения из ярко-зеленого матового камня. Кулон на короткой кожаной подвеске напоминал модный ныне в Санкт-Петербурге эсклаваж – жемчужину на бархатной ленте, а на безымянном пальце руки, которая натягивала... тетиву лука, светился «зеленый глаз» перстня.
«Неужели тот самый амазонит? – первой была именно эта мысль, и только второй – «Да она же целится в меня!»
Притормозив, всадница остановила коня и посмотрела свысока на одинокого путника.
– Кто ты? – не выдержал он ее пристального взгляда. – Я где-то видел эти кофейные глаза!
– Как же ты так быстро забываешь своих возлюбленных! Я – Вера Арзамасцева!
– Верочка? Не может быть! Ведь ты... не из античного мира! Это папа твой... спец по величественной... Византии, а ты-то – персиянка!
– Ошибаешься, Николя, все мы одной крови... А тот, кто забывает о кровном родстве, кровью и поплатится!
– Неужели ты... выпустишь в меня стрелу?
– А почему бы и нет! – расхохоталась она.
И вместе с этим хохотом словно кастрюли загремели на кухне, или, на худой конец, алюминиевые чашки. Арбенин с трудом открыл глаза и увидел... противно дребезжащий... будильник.
