Текст книги "Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ)"
Автор книги: Стелла Странник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Он осторожно потянулся, ощущая в теле тепло и блаженство – видно, вчерашний отдых, да и еда тоже – сослужили свою службу. Голова была ясной, главное – никаких болей. Вытянул перед собой руки и окинул их внимательным взглядом. Кажется, все на месте, вплоть до каждого пальца. Разве только... кисти чуть поцарапаны да припухли немного... Видно, хватался ими за камни, пока летел, а может, и упал, на них опершись...
Попытался встать, но – не получилось. Не слушались ноги! Попробовал ими просто пошевелить и... понял, что тоже не может. Сначала жуткая догадка прострелила мозг, но тут же отогнал ее прочь, прислушиваясь к биению сердца. Главное – он жив! Потянулся руками к голове, ощупал ее и снова подумал: жив, и этим все сказано!
– Как ты, Ванек? – раздвинув полог, зашел дед Архип с котелком в руках.
– Спасибо! Сегодня уже намного лучше!
– Вот и прекрасно! Я тебе опять травку заварил... попьешь, а там и рыбка пожарится...
– Откуда ж ты ее, Архип Пантелеевич, взял?
– Как эт откуда? Наловил! Здесь до речки с полверсты... И клев особенно хорош перед рассветом... Я говорил тебе, что люблю рыбку-то! Да... ты лежи покуда, лежи... не вставай... надо сил еще набираться...
Сибирцев понял, что старик не хотел пока огорчать его по поводу ног. Поэтому тоже ничего не сказал ему о том, что их не чувствует.
– Дед Архип! А как мне по нужде-то сходить? Если, говоришь, вставать не надо?
– Да мы тебя сейчас сдвинем немного вниз, там щель большая меж досками, а я подставлю чего... Главное, Вань, отлежаться чуток... Так что силы-то береги...
– Да понял я... понял!
Рыбка на самом деле была отменная – с дымком, как и полагается на хорошей рыбалке! Сам-то Сибирцев этим не баловался, разве что когда еще в гимназии учился, как-то пришлось... А сейчас... Где уж там в городе по рыбалкам ходить, когда со своей геоморфологией как с молодой женой, надо постоянно нянчиться: то к симпозиуму готовиться, то статью научную писать, а то и в другие губернии выезжать, как вот сейчас. И это кроме того, что каждый день нужно к урокам подготовиться, сегодня студенты стали очень просвещенными, сами вопросы задают, и не всегда простые.
Старик тоже поел. Присел на краешек палатей да и навернул как следует, видно, хорошо аппетит нагулял. А потом развернулся лицом к гостю да и спросил:
– Так ты бы, Ваня, рассказал... кто да откуда... как в нашем медвежьем углу оказался?
Сибирцев ему в общих чертах и выложил, мол, сам из Санкт-Петербурга, пришел сюда с экспедицией изучать почву и растительность, чтобы отыскать в этих местах какие древние цивилизации. А если нет, то хотя бы следы переселенцев с других мест – скорее, с северных, а может, и с южных.
– Соколик ты мой! – прервал его речь старик. – Знал бы ты, сколь было здесь ученых всяких, даже из стран заморских!
– Неужели? – удивился Иван Викторович. – Насколько мне известно, в Пермской губернии давно не было экспедиций. Лет двадцать назад прошла в Перми выставка... Да, это было событие мирового значения... А так... Да, еще лет двенадцать назад побывал здесь с археологической комиссией известный ученый Спицын, знаменитый на весь мир собственной методикой полевых исследований. Он посещал эти места и раньше, путешествовал по деревням, кое-какие ценные предметы собирал, а потом описал их в книге «Шаманские изображения».
– Ну... милок... – старик хмыкнул себе под нос. – Так то, верно, по бумагам... А так, без бумаг, тоже приходят... И ведь рыщут туда-сюда, ищут золото да каменья...
– Дед, это, наверно, не археологи, а искатели сокровищ... Их по всему миру полно...
– Ты сам сказал, что Спицын ценные предметы скупал!
– Ценные – это не значит, что из золота! Это изображения животных... Мы их тоже видели, когда были на Гляденовском костище. Там Спицын много чего нарыл из земли-матушки... так много, что нам уже ничего не оставил... так что пришлось разглядывать жертвенники и любоваться фотографиями...
Видимо, гость был не равнодушен к какому-то там Спицыну, о котором он упомянул, и в словах его прозвучала обида, поэтому старик его успокоил:
– Да ладно, Вань, я ведь не знаю, кто ученые, а кто – кладоискатели... Так вы, значит, были на Гляденовском костище?
– Конечно! И пробы грунта взяли... И на курганах... в Ельниках...
– А как сюда попал?
– Мы в Дивью пещеру пошли...
– Вот оно что? – лицо старика Архипа стало серьезным, он даже чуть нахмурился, не то вспомнив о чем-то, не то выражая свое недовольство тем, что незваные гости пожаловали в места рядом с его вотчиной. – И что? Ты упал откель? Иль провалился? Я ведь тебя подобрал из запруды... Разлилась нонче, видно, подземная река... много там воды накопилось...
– Из запруды? – переспросил Сибирцев. – Помню, что шли мы втроем в этой самой пещере и... шли очень осторожно, на карту смотрели, я – впереди, а мои товарищи сзади... И вот я сделал шаг, а под ногами почва заходила ходуном... не успел схватиться за стену – не дотянулся до нее, как рухнул вниз. Помню, слышал жуткий рокот бегущей воды, да, тогда еще и подумал, что лечу в пропасть, а там внизу – дно подводного океана...
– Ты один упал аль еще кто?
– Думаю, что один, мы шли не тесно друг к другу...
– А почему ж тогда я подобрал два вещмешка?
– Как два? – на лице Сибирцева застыл ужас. – Не может быть!
– Вот они, Ванюша, держи! – и старик подкинул ему сначала один, потом – другой. – Намокли сильно, так еще вчера я немного разложил вещицы-то на полу, да и просушил... а сёдни собрал...
Иван Викторович настолько был шокирован новостью, что первый вещмешок не успел поймать, и тот упал ему на грудь. Второй он перехватил на лету и судорожными движениями начал его развязывать.
– Да не торопись ты... успеешь... – старик понимал его нетерпение, как же, печется о своих товарищах, но и думал еще о том, что Бог его знает, сколько этому человеку придется у него гостить... может, и зимовать вместе будут. – Ну? Узнаешь вещички-то?
– Узнаю...
И узнал бы он их и с завязанными глазами... хоть на какой другой планете... Это были личные вещи Арбенина. Консервы и немного вяленого мяса – это, конечно, есть у всех... Но вот металлическая плошка... и кружка – такие были только у него... и вязаный свитер... да, его... А это – книга... Его книга! Он перевернул сгорбившиеся от влаги страницы и поднес их к глазам:
– Дед Архип! А где мои очки? Вблизи я совсем плохо вижу.
– Очков не было... – вздохнул тот, покосившись на привередливого гостя. О чем эт он? Скажи спасибо – сам жив!
– Ладно... не было – так не было! А фляжки – тоже?
– Все что есть... зачем мне чужое?
«Значит, фляжка у него осталась с собой... – подумал Сибирцев. – Уже хорошо, что вода при себе...»
– Думаю, мой товарищ обронил вещмешок... – задумчиво проговорил он, скорее даже, не старику, а себе – убедить в том, что Арбенин остался там, наверху, что с ним все в порядке.
***
Он крепко зажмурился и сжал до боли губы. Перед глазами стояла картина того самого вечера, когда он, Сибирцев, пришел к Арбенину и сказал фразу, как накаркал: «Но... сейчас я говорю об особых обстоятельствах, так сказать, непредвиденных... Если что, имейте в виду – на меня можно положиться!» И какие ж это обстоятельства имел он тогда в виду?
О чем они тогда говорили? Ах, да – о ложках! О ложках с головой лося. Интересно, что в то время, когда все были уверены в том, что ложки эти прибыли из Сасанидской Персии или Византии, только он и Арбенин посчитали их предметами культа местного населения еще... железного века. И как убедительно тот говорил о зверином стиле! А если эти ложки даже и не с Пермской губернии, а с нашей общей прародины, которая в давние времена была где-то здесь? Или – совсем близко отсюда...
К черту ложки! Лезут в голову! Главное – именно в тот вечер он с Арбениным заключил кровный союз... а это гораздо важнее ложек и больше, чем дружба или деловое партнерство! Это... означает, что нужно своей кровью заплатить за смерть друга.
И только когда его губы побелели от боли, он слегка их расслабил и открыл глаза. Где же ты сейчас? Как бы я хотел, чтобы остался там, в пещере...
Глава 26.
Прошла неделя с того дня, как старик Архип подобрал в запруде незнакомца, оказавшегося вполне приятным молодым человеком с хорошим русским именем Ваня и с очень полезной для здоровья фамилией – Сибирцев. Думал – не будет жить, поначалу совсем плох был, но уже на следующий день стал разговаривать, да так хорошо рассуждать о житье-бытье, что деду это понравилось. В тот день он немного помучил Ивана, обследовав его ноги – уж больно не нравилось ему, что лежат они плетьми на досках, без дела-то, когда можно бы и по округе пошастать, то мелкого зверя какого в силок поймать, а то и до речки дотопать, за рыбкой. Мысль о том, что когда Ванек встанет, сразу и уйдет куда подальше, деду на ум пока не приходила. Видно, отгонял такую мысль прочь.
Так вот, старик Архип тогда ноги Ивана осторожно ощупал да и подумал, что не сломаны кости-то, иначе совсем бы взвыл от боли. А что тогда? Вывих? Растяжение? Взял да и пожал-помял немного – лучше иль хуже станет, это уж как Бог пошлет. А потом накрепко обмотал вроде гипсовой повязки – пусть сами-то потихоньку и заживут. Иван сказал – хуже не стало, так что дед начал каждый день ему ноги растирать. Еще он приготовил настой из цветков календулы, пижмы, чистотела и череды. Это его распрекрасная Елена научила. Заварил, подержал полчаса, потом намочил тряпочку да приложил к ногам, в первую очередь к стопам, что припухли немного да кровоподтеками пошли, а потом и к коленкам. Как высохла тряпица – еще раз смочил. Достал из заначки и мазь на отваре кедровых шишек. Очень ценная вещь от любой ломоты в костях.
– Видно, ты, Ванек, когда упал, на стопы навалился, а может, пока летел, какие камни задел...
– Не помню я... Упал – и все!
– Ничего, не серчай, заживет...
И вот, уже через неделю, кровоподтеки почти исчезли, знать, сосуды очистились, кровь начали гонять, да и опухоль почти спала.
– Как ты, Ваня? Проснулся? А я вот тебе леща пожарил...
И как это успевал старик Архип спозаранку то рыбки принести, то зайца!
– Дед Архип! Не голодно-то одному в лесу жить?
– Да что ты, Ванек! Знал бы ты, какие у меня есть припасы в погребке! Вяленые окуньки, лещи... щука... а еще и сом! Из зверей – заяц, барсук и утка... Есть грибы сушеные – белые, грузди, рыжики и маслята. А из ягод – малина, черника да смородина, еще и брусника... А сколь кедровых орешков!
– А как ты мясо сушишь?
– Тонко режу да держу в рассоле, как Елена показала... С листьями там, с травами всякими... а потом у костра подсушиваю. Много чего впрок делаю... Пока солнышко греет да нет дождей, можно и заготовить того-сего на зиму – оглянуться не успеешь, как она подступит.
– А что еще кроме живности? Неужели травы какие?
– И сколь трав-то! И клевер есть сушеный для супа, и корни лопуха, даже... заквасил листья одуванчика... А многие травы так, свежими ем... Конский щавель, когда молодой, листья одуванчика и лебеды... И заячью капусту, само собой... А если в суп – то хорошо идут птичий горец да листья медуницы, а для каши – семена лебеды... Все-то и не перечислишь... Еды тут много, в лесу да в реке...
Он замолчал, а потом ласково провел рукой по ногам гостя, прикрытым полушубком:
– Ну-ка, Ваня, пошевели пальцами! Вишь, как хорошо! Скоро поправишься, мне помогать будешь...
– Мне домой надо, дед Архип! Проводишь меня куда до селения?
– Нет, Ваня! И не надейся! Я к людям раз в год хожу, и то к тем, кого знаю... Меняю заячьи шкурки на соль да спички... Иль еще на что... Так что не пойду с тобой... Лучше расскажи о себе. Я ведь люблю слушать, ты знаешь...
– Да я уже все тебе рассказал! Что еще хочешь послушать?
– Ну, к примеру, ты не сказал, что до Дивьей пещеры в Ныроб заходили...
– Да? – Сибирцев искренне удивился. – А что, это так важно? И почему ты подумал, что мы туда заходили?
– Ты сказал, что были вы в Чердыни. А оттуда до Дивьей пещеры далеко... Привал надо сделать... Так что подумал я...
– Верно, дед Архип! Были мы в Ныробе...
– И что там еще-то видел ты? Рассказывай...
– Мы в бараке одну ночь ночевали... Приехали еще засветло, так что кое-что осмотреть успели...
– И что видели, Ваня! Говори!
Старик проявлял нетерпение, знать, ему Ныроб чем-то в душу запал.
– Дома там стоят деревянные, все бараки в основном, без всяких излишеств, резных наличников... и обнесены они заборами из жердей... таких... покосившихся, вроде и не оградка – а так, одно название. И почему их никто править не хочет? А рядом с домами – и деревья большие не растут, разве что молодая поросль... Хотя... со всех сторон селенье обступают леса хвойные... Сдается мне, что народ там невеселый живет...
– А церковь-то, церковь, Ванюша? Как она? Стоит?
– Стоит, красавица! За столько верст видна! Три яруса, пять золотых куполов! Или семь? Что-то сбился я со счета... И вся отделана причудливыми резными украшениями! Да, и часовенка рядом – тоже стоит.
– А близко к ней подошел? Или не удосужился зайти да к иконам приложиться?
– Дед! Я ведь приметил, что у тебя в красном углу нет ни одной иконы. А меня хочешь попрекнуть?
– То, что здесь нет образов – на то есть причина и говорить ее тебе не намерен. А в самое святое место наших краев не зайти – это преступление! Да... и еще... Ты вот мне много говорил о фигурках зверей, а знаешь хоть, что в этой церкви есть изображение Святого Христофора... с пёсьей головой?
– Так я видел такую икону в Чердыни!
– То икона! Да, и знать, древняя, давно уж так не рисуют... А эт прям на стене роспись... Вот встанешь на ноги – пойдешь сам в Ныроб и поклонишься Святому Христофору!
Дед посмотрел на Ивана таким строгим взглядом, что тот съежился под шинелью. Что это с ним? Как болезненно такой пустяк воспринимает...
– А-а-а... – протянул Сибирцев, – видимо, настенная роспись? А почему именно Христофору? Он что, в этих краях самый почитаемый?
– Ну, самый – не самый, эт как посмотреть... Просто именно тебе он смог бы и помочь...
– Именно мне? – насторожился гость.
– Да. Тебе, – спокойно ответил тот и устроился поудобнее на своей лежанке. – А что эт я стою у твоих ног? Так заговорился...
– Так почему именно мне? – переспросил Сибирцев, чувствуя, как дед уходит от темы.
– Потому как он соспешествует путешественникам, а ты, мил человек, оным и будешь... Пришел с котомкой... – дед кивнул в сторону вещмешков, что притулились у стены. – Да еще и не с одной! Так же? А Святой Христофор-то сколь людей перевез на своей спине! Ой-ё-ёй! И ведь – через воду! Эт как я тебя тащил! И еще я тебе скажу Ваня...
Дед призадумался, вроде свое что вспомнил, и перешел на шепот:
– Кто верит в этого святого, тот... не загнется никогда в чужих краях-то! Как ни болел бы... Ты понял меня, сынок?
– Как не понять! – воскликнул тот и испугался своего громкого голоса.
Старик тяжело вздохнул:
– Ладно... Я тебе сказал... а ты сам смотри... Да! Коль не был в Никольской церкви, то и Богоявленскую, небось, не видел? Она, конечно, поскромнее будет, без особых там... закрас... Но есть в ней, Ваня, очень важная вещь... Гробница с чем? А-а-а, не знаешь! И это – главная святыня Ныроба! Что пялишься-то! Вижу по глазам – что был в Ныробе – что не был – один...
Сибирцев молчал. Надо же, так захлестнула их эта экспедиция, что некогда было не только по сторонам, но и под носом посмотреть.
– Ладно уж... – снисходительно проговорил старик Архип. – Главная наша святыня – цепи Михаила Никитича Романова, дяди будущего царя Михаила Федоровича!
– Неужели? Да, слыхал, что в этих местах нашел он свою смерть... Но ведь гробницы-то здесь и в помине не было, его тело сразу... выдолбили из мерзлой земли да увезли...
– Может, и увезли, – не сдавался старик, – но ведь люди-то верят в то, что здесь он лежал... Так что все равно – если могилки не было – яма, где он смерть свою нашел, сохранилась. И на ее месте церковь поставили, не эту, Никольскую, а другую – Богоявленскую...
Сибирцев покосился на деда и спросил уже вполголоса:
– Так ты о боярине Романове печешься?
– Да хошь о нем?
– А что так? Почитаешь его или... кто из родичей твоих был с ним знаком?
– Как хошь, так и думай!
– Да ладно, дед... я ведь ничего такого не сказал... Чем же задел тебя?
– Сказал ты – в Ныробе народ невеселый, а с чего ему веселиться-то, когда сгноили в яме такого человека!
Старик, до этого прогуливающийся по комнате туда-сюда, словно заведенный, присел на краешек самодельной кровати и стащил с головы шляпу, которую снимал разве когда спать ложился. Провел пятерней по седым взъерошенным волосам, приглаживая их, сделал паузу, а потом добавил:
– Церковь Никольскую в честь боярина Романова строили и не мастера, а слуги Божии...
– Как это?
– Да так! Потому никто не помнит этих мастеров и сказать не может, сколь они за свою работу взяли. А у смертных людей всегда отчеты есть по деньгам... Да какой по деньгам? Даже по времени никто тебе не скажет, когда церковь-то появилась...
– Как это не скажет? – переспросил Сибирцев.
– Говорю тебе – слуги Божии ее строили – так не веришь... Переоделись в мастеров, спустились с небес да начали фундамент класть... Утром народ просыпается – ан нет фундамента.... Ночью опять они спустились, уже стены начали ставить... А наутро и стен опять не видать!
– Да что ж за стены такие, неужель невидимыми были? – не удержался, спросил Иван Викторович.
– Нет, под землю уходили... Так вот, слухай дальше... И когда золотые маковки уже появились с крестами святыми... тогда... в один день и вышел храм из земли... Народ много денег собрал для мастеров, но те их не взяли: как появились в один миг, так в один миг и исчезли...
– А почему так они поступили – великолепие построили именно здесь, да еще и бесплатно?
– Потому что земля здесь окроплена кровью великомученика боярина Михаила Никитича Романова... Эт как же мог Бориска Годунов обвинить его в колдовстве да сослать сюда, в глухомань... да сковать кандалами и – в яму, и чтобы голодом морить...
– Никак, твои родичи ему помогали? – осенило Сибирцева.
Дед усмехнулся и только головой покачал:
– Сколь раз втихаря кусок хлеба да мяса бросали... Да что с того? Все равно помер боярин... Как можно почивать в яме в студеный мороз да почти без еды-питья? – старик тяжело вздохнул и снова пригладил седину. – И только уж после Бориски-то, приехали в Ныроб именитые гости да благодарили народ за помочь боярину. Сказали, отменят все налоги. Да так и сделали! Только никто этому не радовался, все в печали были за Романова... И уж три века как в печали...
Старик замолчал, видимо, вспомнил еще и личное. То, о чем еще не успел своему гостю рассказать.
– Ты скажи, Ваня... – поднял голову старик. – Бывал ведь в разных местах... А вот видел ли церковь краше нашей Никольской?
«Хороша церковь! – подумал про себя Сибирцев. – Великолепие несомненное... Но есть ведь и в Санкт-Петербурге...» А вслух произнес:
– Нет, краше не видел!
– Вот и я тебе об этом толкую, милок...
– Архип Пантелеевич, а что ты знаешь еще о здешних местах? Ты ведь давно здесь живешь, да и отец твой, и дед, и прадед...
– Эт смотря что! В чем интерес-то твой, Ванек?
– Мы думаем, с каким народом дружили местные много веков назад и откуда сами пришли? Может, с земель каких чужих или с нашей общей родины...
– Мы с тобой сейчас, Ванек, возле Мировой оси! Деды говорили, что Уральские горы вроде как земной каменный пояс, и тянется он по всему пространству... И где-то здесь недалеко есть еще и земные ворота... Правда, не могу сказать, как они выглядят, может, каки и невидимые... И вот вроде они открываются, когда в других краях бедствие какое случается, и народ здесь спасается... Да... Вот так-то, Ванюша...
– А не приходил ли, может, через ворота, а может, и прямо с небес пророк какой великий, очень важный не для одной страны?
– Как не приходил? Конечно! Имени его я не знаю, но говорят, очень давно, когда была одна вера на всех, спустился этот пророк на землю... седовласый да мудрый, с огненным факелом в руке... да, и спустился именно в этих краях...
Старик поднялся и подошел к кадке, черпнул немного водицы:
– Будешь пить, Ванек?
Тот замотал головой.
– Ну, тогда я хлебну, а то горло от разговоров пересохло...
– Дед, а вот что думаешь о наших находках – фигурках зверей всяких... я тебе уже рассказывал.
– За пермскими мехами испокон веков ехали к нам купцы заморские... Ох и любили они наши меха! Так вот, много каких безделушек они тоже навезли сюда, может, и зверьков... Но много чего и увезли – столь здесь золота да каменьев – эт какие богатства-то! А твои зверьки могут быть и заморскими, и пермскими... Кто их разберет теперь-то?
– Дед, ты хорошо рассуждаешь...
– А что хорошо-то? С добрым человеком приятно поговорить.
Они еще долго в тот день говорили о том о сем, пока старик не сказал:
– Вздремну я, Ванек, притомился немного. Да и ты давай отдохни...
И он растянулся возле «палатей» на доске, которую бросил уже после того, как приволок гостя. Новая лежанка была чуть уже, да и тряпья на ней было поменьше... Но тоже ничего.
А Сибирцев долго еще ворочался, не мог уснуть. Все размышлял о россказнях старика. Да, с церковью он оплошал. Надо было бы и зайти... Какой-то осадок тяжелый остался от этого на душе... Потом он подумал о пророке... Кого ж это дед имел в виду, неужели Заратустру? Вот это да! Простой русский дед – и думает об этом! Никак, философ...
От избытка информации сон не шел. Перед глазами мелькали фигурки зверей, что видели они тогда на Гляденовском костище. Вот – лосиная морда. А вот – хищная птица, клюющая голову лося... И – медведь, да, в жертвенной позе... Вот сейчас его забьют... А что если разгадка так проста? А что если они из Сасанидского Ирана? Да ну! Нет... Столько много привезли, что закидали ими всю пермскую землю? Их ковали здесь! Местные мастера!
И снова он подумал об Арбенине, ведь именно благодаря ему и увлекся звериным стилем. Хорошо, если бы остался тот в пещере... А вдруг тоже упал, ведь вещмешок оказался на дне пропасти?
