Текст книги "Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ)"
Автор книги: Стелла Странник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 22.
Вечер выдался на удивление теплым и даже не верилось, что буквально вчера шел ливень, грохотал гром, а небо извергало колючие молнии. Конечно же, в палатке можно сидеть и под проливным дождем, тем более, что раскинулась она в довольно уютном сухом гроте, но... Все же гораздо приятнее созерцать ясное небо, усыпанное яркими звездами и не вздрагивать от оглушительных раскатов небесного батюшки.
– Вот и еще одна ночь наступила... – задумчиво произнес местный историк Потапенко, – а нашу «горькую троицу» так и не нашли...
Он доскреб остатки каши из котелка, по-солдатски облизал ложку и положил ее в нагрудный карман. Отточенные движения выдавали опыт армейской службы.
– Так уж – «горькую»? – возразил биолог Борисов.
Немногословный на протяжении всей экспедиции, он, однако, и в этой сдержанности проявлял качества интеллигента. Прежде чем что-то произнести, тщательно взвешивал суждения и подбирал слова, не проявлял в споре горячности, но если уж имел мнение, то – настойчиво отстаивал его.
– «Горькую» – не значит смертельную! – возразил Потапенко. – Я говорю о горькой судьбе, а это еще ничего не значит...
– А я думал, вы уже и похоронили их... – Борисов перебирал содержимое своего вещмешка, внимательно разглядывая что-то там.
– Тихон Павлович – окликнул его географ Скорожитовский. – Что вы там прячете? Покажите...
– Ничего не прячу... – пробормотал тот. – Смотрю, сколько провианта осталось... Чтобы знать наверняка, когда зубы нужно положить на полку...
– Не беспокойтесь, завтра должен приехать Кондратьев, – успокоил его Скорожитовский. – Так что будем знать, в какую сторону двигаться. Может – в Санкт-Петербург, а может, в Пермь...
– И что же вы не допускаете варианта, что продолжим поиски Арбенина с его коллегами?
Борисов явно был не в настроении. Весь вечер цеплялся к словам.
– Да-да! Леонтий Иванович! Я к вам обращаюсь! – биолог отодвинул от себя вещмешок и смотрел на Скорожитовского проницательными синими глазами через маленькие круглые очки.
– Ну почему же... – невозмутимо ответил тот. – Я еще не договорил фразу... Конечно же, поиски нужны... Только вот сколько времени будем этим заниматься? Первоначально перед нами стояла совершенно другая задача...
– Обстоятельства меняются... – самую обычную на слух фразу Борисов произнес с особым раздражением в голосе.
– Не будем, господа, ругаться! – Потапенко попытался снять напряжение. – Вижу, устали. Давайте отдыхать, а утром пройдем к водопаду по старой галерее, по которой шли мы с вами, а не Арбенин...
– Странно! И для чего это? – чуть спокойнее, но все равно с нотками возражения высказал свою мысль биолог.
– Знаете, Тихон Павлович! Мне постоянно кажется, что именно в этом переходе и кроется какая-то тайна... – Потапенко заговорил тише, как будто бы боялся, что его услышит кто-то посторонний.
– О какой тайне может идти речь, когда мы по этой галерее уже прошли? Да и вообще... налицо – несчастный случай, а вы туман нагоняете! – резко осадил его Скорожитовский.
– В том-то и дело, что прошли до того, как это – случилось, поэтому и не особенно-то по сторонам глядели... А сейчас нужно посмотреть на то же самое с другого ракурса...
Будто в подтверждение мистического налета на словах Потапенко недалеко от широкого входа в грот послышались токующие звуки: «тэкэ, тэкэ, тэкэ...», а следом за ними – «дзззэ, дззззии...». Словно кто-то прошелся ножом по металлу.
– Странная птица... Похоже, глухарь... – заметил биолог Борисов. – Если глухарь, то обычно рано утром кричит...
– Какая разница – ночью или утром? – пробурчал Скорожитовский.
– Господа! Хватит вам попрекаться! Если уж не спится, давайте ответим себе на один вопрос: что можно сделать и для продолжения экспедиции, и для спасения своих коллег? Да-да! Я не случайно эти совершенно разные вещи завязал в один узел. С одной стороны я не являюсь участником этой экспедиции... но ведь с другой – я местный краевед и не меньше вас, а то и больше, заинтересован в исследовании здешних мест...
– Да, вы правы, Федор Алексеевич, – вздохнул Скорожитовский на правах старшего в отсутствие Кондратьева, – экспедицию нельзя останавливать ни по каким причинам. Но что можем сделать мы?
Он поставил акцент на последнем слове, подчеркивая тем самым мизерность личного местоимения по сравнению с глобальной задачей, например, найти следы древней цивилизации.
– Почему же? «Мы» – это много, – мягко, по-отечески, возразил Потапенко. – Я, например, давно занимаюсь исследованиями и с уверенностью могу сказать: Южный Урал издревле служил своего рода коридором, по которому в далеком прошлом осуществлялось «великое переселение народов»...
– Ну... – потянул Скорожитовский. – Это пока лишь домыслы да догадки!
– Так на них-то и строятся научные версии! И я вас еще раз заверяю о том, что это «великое переселение» было не единственным! Волны миграции могли проходить здесь несколько раз, но вот точно – где-то... в четвертом-шестом веках до нашей эры... Только вот ответьте мне на вопрос, вы ведь ученые: а откуда шли эти волны? А главное – почему?
Он пробежал взглядом по задумчивым лицам Скорожитовского и Борисова и продолжил:
– Загадок, конечно, много, но одно не вызывает сомнения: если люди бежали с насиженных мест, значит, что-то резко там поменялось... Может, климат... а может – и катастрофа случилась... скажем, мощное извержение вулкана или землетрясение, или – потоп, а может, и земля сдвинулась с оси...
– О-о-о... – едва не простонал Борисов.
– Да-да, все могло произойти! – продолжал Потапенко. – И если именно на Урал пришли эти люди, то есть на это весомая причина! И еще: обычно в любой местности есть народ местный и – пришлый... Скажите-ка на милость, кто здесь местный? А-а-а, не можете ответить? Вот-вот, здесь все – откуда-то пришли, как в приемник-распределитель, чтобы двинуться потом дальше – кто в Иран, кто в Индию, кто – в Европу... А кто-то и здесь зацепился...
– Мы везде, где побывали, взяли пробы грунта и воды, – вставил свое слово Скорожитовский. – Кроме этого, ведем подробное описание увиденного... Надеюсь, что этот материал окажется ценным, а может быть, подтвердит какие-то гипотезы, когда... вернемся...
– Бесспорно, Леонтий Иванович... – Потапенко остановил его, дав понять, что не время сегодня говорить об итогах экспедиции, когда возникла проблема в связи с исчезновением людей. – Бесспорно... Итак, если встанет вопрос о продолжении экспедиции, отдадите ли вы за такое решение свой голос?
– Конечно же! – едва ли не хором ответили они.
– А если придется чего-то лишиться, например, государственной поддержки, дотации?
Ученые молчали, пытаясь отвести глаза от проницательного карего взгляда местного историка и этнографа.
***
Как только забрезжил рассвет, Потапенко растолкал сонных путешественников:
– Рота! Подъем! – тем самым еще раз подтверждая свою причастность к армейской службе.
Оба нехотя открыли глаза и увидели, что местный старожил разжег уже костер в стороне от палатки, так, чтобы ветер не задувал в нее дым и поставил котелок с водой. Никак, будет чай с сухарями и вяленым мясом.
Утренний гомон птиц, шелест листвы, разговаривающей с ветром и шум воды, бегущей там, в низине, создавали картину живого внешнего мира. Никакого ночного мистического налета, никаких намеков на бредовые фантазии! Да уж, иногда ночью шепот окрестностей сеет в мозг впечатлительных натур душевное смятение!
Исследователи подошли к тому самому входу в пещеру, что и прошлый раз. Все оставалось прежним: вот разбросанные перед самым входом кусочки сталагмитов, а это – брошенная кем-то палка вроде трости, и – осколок зеркала, видимо, кто-то из предыдущих путешественников расколол его случайно, а может, и выбросил за ненадобностью.
Они прошли дальше, осторожно ступая на каменистую неровную почву, боясь оступиться, и внимательно разглядывая чуть ли не каждый сантиметр. Вот галерея сделала небольшой поворот влево... Это было и в прошлый раз. А здесь потолки стали чуть ниже, словно мастер торопился как можно быстрее продвинуться вперед и начал экономить драгоценное время... Кальцитовые натеки поражали красотой и изяществом! Вот словно живая – гроздь винограда, а здесь – кисточка с вишенками.
– Гляди-ка, словно в саду! – не удержался от комментария Борисов. – В прошлый раз я и не особенно-то разглядывал стены – больше под ноги смотрел...
– Да, одно слово – красота! – восторженно выдохнул Скорожитовский. – А вот... смотрите, смотрите... словно занавес с узорчатой бахромой...
– Был он и в прошлый раз, я обратил внимание! – уверенно произнес Потапенко. – Смотрите внимательнее, может, увидите что-то новое...
Впереди вспорхнули дремавшие летучие мыши. Видимо, недовольные шарканьем ног и звуками человеческого голоса. Свет от фонарей вроде бы и не мешает им, но вот колебательные движения волн, связанные с передвижением Гомо сапиенс – раздражают...
А вот – и грот, где они присели тогда передохнуть. Высоченные потолки таким же царским шатром поднимаются над неровными сталагмитами всех мастей и размеров, устремленных к потолку. Вот те самые колонны, а рядом – розовая дива... Самый яркий опознавательный знак.
– Присядем на минутку... подумаем... – произнес Потапенко, располагаясь на широкой возвышенности диаметром не меньше метра с закругленными краями, вроде седла.
Он снял с плеч вещевой мешок и положил его рядом с собой. Достал из бокового кармана свернутую вчетверо карту и стал в который раз внимательно ее разглядывать.
– Что-то здесь не так... – наконец, произнес он, – вот здесь, посмотрите, Леонтий Иванович.
– Не вижу! – ответил тот. – Вы о чем?
– Я о ширине галерей! Разве не видите, что на карте они одинаковые, а в реальности нет! Та, что слева, то есть, куда и пошли Арбенин, Сибирцев и Сиротин, намного шире... Да она в два раза шире той, правой!
– Странно... Как будто так... И что это может означать? – Скорожитовский опустил взгляд на чуть помятый лист бумаги и начал пристально разглядывать его. Он даже попытался измерить галереи мизинцем.
– А то и может означать, что разрушенный водой, а может, и оползнем, вход в эту галерею мог соединить ее с другой, проходящей рядом...
– Так мы же там были уже! – воскликнул Борисов.
– Да, были! Но мы осторожно прошли по коридору, ничего не трогая... А если после того, как Арбенин, Сибирцев и Сиротин побывали в этой галерее, что-то здесь обрушилось и засыпало старый проход...
– Вы как-то все занаучиваете, Федор Алексеевич! – Скорожитовский закончил делать на карте замеры и оторвал от нее взгляд. – Хотя... я тоже убедился, что входы в эти две галереи на бумаге совершенно одинаковые...
– Вот именно! И я о том же! – не унимался местный этнограф. Он начал ковыряться в своем вещмешке, словно где-то там, на дне, находились очень ценные артефакты. – Да куда же я его положил?
Наконец, достал нечто вроде грязного носового платка или куска старой ткани и развернул его:
– Вот, глядите, что я нашел под ногами!
– Неужели кусочек золота? – заговорщически произнес Скорожитовский.
– Не язвите! Знаете, что не золото! Конечно же, это только мое предположение... да и не до того было... то люди пропали, то Кондратьев уехал... короче, я не успел вам показать вот эту штукенцию...
– И что же это? – переспросил Скорожитовский, бросив взгляд на какой-то камень, скорее всего – неотесанный кусок породы, хотя, нет, довольно гладкий.
– Думаю, что это – яшмовая галька. Видите, какой округлый камень? С одной стороны... А с другой такой же галькой сделан скол... видите, вот он... И теперь уж это не просто камень, а... орудие под названием чоппер... Если же с двух сторон отбить – будет рубило. Можно из крупных сколов-отщепов сделать скрёбла для обработки шкур, а можно – скобели для обработки дерева и даже... остроконечники. И все эти орудия в быту были не у Гомо сапиенс, а гораздо раньше... Вот я о чем!
– Так значит, вы хотите сказать, что нашли орудие труда древнего человека?
– Может быть, и так. По крайней мере, еще до нас с вами на Урале обнаружили захоронения человека, называемого неандертальцем... Так что не мы – первые!
Потапенко завернул камень в тряпицу и положил его в вещмешок.
– Кстати, и тот амазонит, что попал под руку Тихону Павловичу, представляет не меньший, а то и больший – интерес, – добавил он после небольшой паузы.
При этих словах Борисов расправил плечи, окрыленный похвалой, а Скорожитовский, напротив, как-то сжался. «Видимо, сожалеет о том, что не он нашел минерал, – подумал Потапенко. – Все ученые на один манер: мечтают неожиданно увидеть, открыть, быть первыми... чтобы прославиться».
– Ладно, я предлагаю еще раз обследовать проход в левую галерею. Времени у нас много только до приезда Кондратьева, а там неизвестно, будет ли оно вообще... Да, на всякий случай, не отходите друг от друга более чем на один шаг. Мало ли что... И будьте готовы подстраховать друг друга... Я – первый, за мной – вы, Леонтий Иванович... Тихон Павлович – замыкающий...
Они гуськом подошли к выходу из пещерного зала в узкую галерею и... остановились.
– Тс-с-с... – приложил к губам палец Потапенко и показал рукой на левую стену, если так можно назвать неровную, покрытую выступами и вмятинами каменную поверхность.
Все трое замерли, прислушиваясь. Где-то там, слева и ниже – журчала вода. Нет, она не тихо и ласково перекликалась с ними, а неистово ревела... Правда, источник этих звуков находился так далеко, что только прислушавшись, можно было их и уловить. Не удивительно, что раньше никто этого не замечал – шли и громко разговаривали друг с другом.
– Осторожно! – успел произнести Потапенко, с силой надавив на один из выступов.
Мгновение – и его рука проткнула эту бутафорскую стену и оказалась в пустоте. Точка опоры сместилась, и ученый подался вперед и влево – в эту самую пустоту, еще и поскользнувшись на гладком камне, на который только что наступил. Левая нога тоже оказалась в невесомости! Довольно крепкой комплекции, Потапенко начал балансировать, цепляясь свободной рукой за другой выступ. Но тот тоже начал рассыпаться прямо на глазах...
– Держитесь, Федор Алексеевич! – Скорожитовский протягивал ему руку, но не мог дотянуться. «Вот почему он говорил, чтобы шли в шаге друг от друга!» – стучала в висках запоздалая мысль. И тогда он одним движением резко сдернул с себя вещмешок, а другим – протянул его Потапенко:
– Цепляйтесь за мешок! Я держу!
И вдруг зашуршали камни. Они начали сыпаться откуда-то сверху, словно недовольные тем, что незваные гости потревожили их покой. Потапенко еще больше отдалился от Скорожитовского и продолжал проваливаться в неизвестную бездну, которая не только затягивала его, но и медленно открывалась взору. В увеличивающемся на глазах проеме сначала показалась мрачная чернота, а потом, когда фонарик, раскачиваясь на груди Потапенко, начал выхватывать один за другим ее сегменты, глазам открылись потоки воды, проносившиеся далеко внизу. Шум воды тоже стал более явственным.
И в этот момент стена не выдержала веса Потапенко и... провалилась, увлекая за собой и тяжелое мужское тело. Гладкий камень, на котором только что стоял ученый, выскользнул из-под ступни и первым полетел вниз. Прошло несколько секунд, прежде чем он прогромыхал где-то там, на дне пропасти. А Потапенко – он пропал из вида! Однако... никто не услышал падения человеческого тела. Оно словно растворилось среди камней.
– Эге-гей! – прокричал Скорожитовский и услышал в ответ тишину.
Борисов тоже молчал, он не пришел еще в себя от шока.
– Не подходите близко к стене, Тихон Павлович! Видите, как здесь все зыбко... Да, знаю, что там – Потапенко! Но надо сначала обдумать, как сможем помочь... Если будем неосторожны – тоже улетим...
Скорожитовский сделал шаг в сторону и достал вещмешок:
– Попробуем веревку вниз опустить... Кто его знает, может, он там где-то недалеко зацепился...
Он ловким движением рук сделал петлю и закрепил ее за крепкий камень, а другой конец веревки бросил в раскрывшуюся каменную пасть. Тишина продолжала давить на виски, если не считать мерного клокота подземной реки. Монотонный и протяжный, он принимал устрашающий характер, напоминая загнанного в клетку зверя.
– Эге-гей! – еще раз прокричал в черную бездну Скорожитовский и снова не получил ответа. – Ну что ж, подождем немного, посидим, подумаем...
И непонятно, кому были адресованы последние слова, Борисову или же – самому себе.
Он присел на плоский камень и молчал пару минут. Потом снова подошел к пропасти и снова туда покричал. Никто не ответил.
– Не будем сдаваться, Леонтий Иванович! – очнувшийся от шока Борисов, наконец, пришел в себя. – Тем более что и спешить нам некуда, да еще и с плохими новостями...
– Вот именно! У вас вода есть?
– Да, конечно!
– И я прихватил! Так что простоим на посту до победного!
Он достал из вещмешка фляжку и сделал пару глотков. Так просидели еще минут пятнадцать. И вот... из глубины пропасти послышались странные звуки, очень похожие на человеческие стоны!
– Тс-с-с! Слышите? – Скорожитовский приложил палец к губам и пристально вслушивался в мерный рокот волн.
Новые звуки повторились!
– Эге-гей! Федор Алексеевич! – санкт-петербургский географ пытался перекричать водную пучину.
– Мы здесь! – зазвенели более высокие нотки голоса Борисова, и эти звуки тут же отозвались эхом. – Ау, Федор Алексеевич!
И тут произошло чудо! Зашевелилась, задергалась змеей веревка. Без сомнения, кто-то держался за нее или хотя бы пытался зацепиться. Наконец, она натянулась струной...
– Тяните веревку! Подстрахуйте меня! – успел крикнуть Скорожитовский. – Камень может не выдержать!
И он первым схватился за нее и держался обеими руками, упершись сапогами в другой камень.
Через несколько минут из бездны показалась голова Потапенко. Кепка, видимо, давно уже слетела и короткие светло-русые волосы оказались присыпанными землей и каменной пылью. Разводы грязи на залысинах и лице. Сгустки крови, запекшейся на губах... В остальном это был он – живой и невредимый! Только вот голоса не подавал, лишь стонал потихоньку.
– Осторожно! Нога! – наконец, вскрикнул он, когда тело, как грузный мешок, вывалилось на каменное дно пещеры.
– Слава Богу, живой! Слава Богу... – и восклицал, и бормотал Скорожитовский, пытаясь забрать из рук Потапенко веревку, но тот настолько цепко держался за нее, видимо, все еще боялся выпустить из рук ниточку от волшебного клубка.
– Нога... Нога... Думаю, перелом... – Потапенко вновь застонал от боли.
– Ничего, главное – живой! Живой... – Скорожитовский чуть не плакал от радости.
***
К вечеру опять разыгралась непогода. Трудно было представить такое в самую макушку лета! Но что поделаешь, Урал – батюшка капризный да и вообще – с характером. Казалось, кто-то специально гонит участников экспедиции из этих мест, кто-то не хочет, чтобы они здесь занимались исследованиями...
Сначала начал накрапывать дождь, затем поднялся ветер, жалобно завыл. Протяжные, заунывные звуки постепенно нарастали, пока не превратились в жуткие рыдания. И, наконец, ураган начал гнуть и валить деревья. То там, то здесь слышался треск некрепких стволов, на фоне которого перекатывались редкие раскаты грома.
И в самый апогей светопреставления черное небо уже изрыгало остроконечные молнии, каждая из которых появлялась строго после удара в барабан громовержца! Ба-бах! И – мощный искровой разряд! Ба-бах! И – снова разряд электричества между черными тучами! Какая, однако, благозвучная симфония!
Глава 23.
Кондратьев и Старожилов приближались к лагерю экспедиции, если можно так назвать оставшуюся половину ее состава, когда солнце только что перешло зенит. Его лучи, однако, не проявляли безжалостность к пешим исследователям – сказывалась вчерашняя непогода, когда ливень выплескивал из своих гигантских чарок хмельные напитки, а гром-батюшка создавал для такого праздничного застолья музыкальное сопровождение – под барабаны да спецэффекты вроде выстреливающих с черного неба остроконечных молний.
Еще будучи в Чердыни, географ Старожилов обратился к властям с просьбой обеспечить экспедицию подводой с возчиком. И вот сейчас, приехав сюда уже в начале дня, не пришлось ожидать – сразу же пересели на телегу. Что значит позаботиться заблаговременно! Главное – как можно быстрее доехать до лагеря экспедиции – на счету каждая минута! Ведь участь троих ученых оставалась неизвестной, а безопасность оставшейся троицы висела на волоске: во-первых, не будут они безучастны к судьбе своих коллег и непременно полезут в пещеру, так сказать, «понюхать пороху» и кто знает... ну, а во-вторых, подходили к концу съестные припасы. Да и вообще – назревал момент, когда,остро вставал вопрос: быть экспедиции или не быть!
Подвода подкатила к пригорку. Он был довольно пологим, но уже чуть дальше становился круче. Здесь покрытая густым зеленым ковром почва сменилась на более сухую и каменистую. С лошадьми туда лучше не соваться, да еще и на таком четырехколесном драндулете, как этот.
– Тпру-у-у! —хрипловатым голосом выкрикнул возчик и слегка поцокал языком, видно, его серая немолодая кобыла знала смысл и этих звуков.
– Приехали! – Кондратьев спрыгнул на землю и, расправив плечи, сделал несколько взмахов руками, а потом – и приседаний.
– Что, Павел Ильич, не привыкли к таким переездам? – географ Старожилов прищурил от солнца свои лучистые карие глаза и с интересом наблюдал, как статный, еще довольно молодой историк, в отличие от него – повидавшего виды профессора, растягивает свои затекшие мышцы.
– Не то чтобы не привык... Сами видите, Антон Федорович, последние дни для нас выпали не самые удачные, да неизвестно... что еще преподнесут завтрашние... Боюсь, как бы наши не сунулись в тот же чертов омут, куда и сгинул Арбенин, будь он неладен!
– Так вы кого ругаете?
– Не подумайте, что Арбенина... – Тут же поправился глава экспедиции. – Конечно же, этот чертов омут, если не преисподнюю! Ведь явно вниз куда улетели, не вверх же?
Кондратьев отвел глаза в сторону, развернувшись к коллеге в профиль, и... прищурился – солнце ударило и ему в глаза.
– Вы ведь сами знаете неугомонного Потапенко, – добавил он. – Ему только приключения и подавай! Мои поскромнее будут, особенно Борисов, но ведь ваш – за старшего, так что команды выполнять придется всем...
– Ладно, вы, Павел Ильич, страшных прогнозов не делайте... Вот взберемся на горку для начала... Кстати, хоть по сторонам поглядите, а не только под ноги – видите, какая здесь красотища-то!
В стороне от проселочной дороги, словно стражники, стояли несколько сосен, еще чуть дальше – кедры. Как же чист воздух возле хвойных деревьев! Он словно настоянный на их флюидах, да еще и приправленный легким ароматом каких-то цветов – вон они, с голубыми головками, выглядывают из-за высокой травы... Легкий шелест деревьев, мерное жужжание пчел, задорный щебет птиц и... тихое журчание воды...
– Где-то здесь ручей? Или родник? А, Антон Федорович?
Кондратьев вслушивался в звуки природы, словно пытаясь понять, почему же посреди вот такой гармонии находится источник зла. Зла? А разве не так можно назвать то гиблое место, где пропали коллеги? Пропали – они, а отвечать – ему...
– Да, идемте сюда, к этим кустам! Я не стал набирать фляжки в Чердыни, знал, что есть тут такой прекрасный источник! Просто чудо!
В низинке, окруженной разросшимся кустарником, из-под камешков выбивался невысокий фонтанчик воды. Кондратьев дотронулся до него пальцами и почувствовал холод. Пожалуй, холоднее водопроводной, ну конечно же, холоднее! Подставил фляжку и наблюдал, как медленно наполнялась она, а снаружи покрывалась испаринами пота.
***
Когда они подходили к палатке, поразила необычная тишина. Ни разговоров, ни смеха, ну вот хоть бы кто чихнул или кашлянул! И Кондратьев прибавил шагу, преодолев последние метры как бегун перед финишной чертой. И перерезал грудью не красную ленту, а не до конца затянутый полог! Взору предстала такая картина. Историк Потапенко (и что это взбрело ему в голову?) разлеживался средь бела дня на матрасе, а рядом с ним притулились Скорожитовский с Борисовым. Первый, в отличие от второго, сидел лицом ко входу в каменной театральной позе. Так что он не мог скрыть довольно хмурое выражение лица. И это еще мягко сказано! На лице сохранялся отпечаток от просмотра финала какой-то трагедии, где пришлось распрощаться с полюбившимся за все три акта героем!
На звуки шагов резко повернулся Борисов. Так он тоже смотрел эту трагедию!
– Добрый день, господа! – прозвучал из-за спины Кондратьева низкий голос Старожилова.
– Н-да-а... – протянул глава экспедиции, понимая, что нынешний день, скорее, не самый добрый. Он сделал маленькую паузу и, не услышав радостного приветствия коллег – в подтверждение своих догадок, задал тот самый зловещий вопрос:
– Так что же у вас случилось?
– Здравствуйте, Антон Федорович! – с опозданием откликнулся на приветствие местного географа помощник Кондратьева и, словно спохватившись, что не упомянул в приветствии своего начальника, тут же выпалил:
– Как мы рады вас видеть, Павел Ильич! Очень хорошо, что не задержались... именно сегодня и приехали... А случилось... Ну, это вот... совершенно случайно...
– Да я всего лишь ногу подвихнул, – нашелся Потапенко. – Так что все в порядке!
– В порядке, говорите? – голос Кондратьева прогремел так громко, что прокатилось по горам эхо. – И это называется «в порядке»? Вижу, в пещеру полезли!
– Вообще-то мы не дети малые, чтобы лазать везде да бедокурить! – не сдержался Потапенко. – Кто сможет сидеть сложа руки, когда их товарищи...
– А-а-а... Точно полезли! Вот вам и урок! – выпалил Кондратьев, перебивая местного археолога. – А вам, Федор Алексеевич, не к лицу роль... Вергилия! Вы же – уважаемый историк, этнограф... наконец – публицист! Читал вас... пишете убедительно. Но вот не надо... убеждать-переубеждать участников экспедиции! Я – за них отвечаю!
Он сосредоточенно потер переносицу своего довольно солидного, с горбинкой, носа, будто выдавливая через него роившиеся в голове мысли и добавил уже более спокойным тоном:
– Вот что мне с вами делать? А? Только уехал, а тут – новое несчастье!
– Да какое там несчастье, Павел Ильич! – начал успокаивать по долгу службы его зам Скорожитовский. – Ведь сказал же Федор Алексеевич, что всего лишь подвернул ногу... Нет там перелома.
– Хорошо! А идти он сможет?
– Да если что – мы поможем! – продолжал тот. – Вы лучше присядьте да расскажите, как там, в Санкт-Петербурге... Разрешили продолжить экспедицию?
– Спасибо скажите, что не отправили меня на гильотину! – парировал Кондратьев. – Да вот в ножки поклонитесь господину Старожилову за то, что рядом со мной стоял да прощение выклянчивал! Иначе...
Оратор замолчал, в общем-то, и сам не зная – а что было бы «иначе».
– Конечно-конечно, подражая ему в подобных ситуациях, промолвил громко и отчетливо его зам. – Мы все это отлично понимаем! И в будущем...
– Ладно, давайте присядем да подумаем, что делать дальше, правильно, Антон Федорович? – обратился он к своему провожатому, так и стоявшему до сих пор за его спиной. – Покумекаем, как говорила моя бабушка Варвара Федоровна.
И – уже ко всем:
– Вижу, с характером Дивья пещера! Да еще с каким! И знать, там не только два яруса, как вот высказался наш коллега, – при этих словах он посмотрел на Старожилова, – а... может, и больше! Думаю, подземным рекам поменять свое русло – раз плюнуть!
Он замолчал, подумав о том, что сказал как-то по-мужицки. Но... не смутился и продолжил.
– Пещера – карстовая известняковая! Помните сталагмиты из рыхлой ярко-красной глины, покрытые тонким слоем кальцита?
– А-а-а... Зал с розовой девой? – переспросил молчавший до этого биолог Борисов. Он так и сидел тихонечко в ногах у пострадавшего, словно верный пес.
– Девой или дивой – это уж у кого какая фантазия... – улыбнулся немного остывший Кондратьев. – Да... И вот... такой же кальцит может покрывать и грунтовые площадки. А там, под такой площадкой, на нижнем ярусе, река уже поменяла русло и появились пустоты. Так что наступишь на такое место и рухнешь вниз...
– Понятно... – пробормотал «лежачий» Потапенко.
– О-о-о, так вы, значит, на такой площадке и провалились? – пристально посмотрел ему в глаза Кондратьев и усмехнулся.
– Можно и так понимать... – как-то двусмысленно произнес тот.
– Ладно! – махнул рукой глава экспедиции. – Это все – позади. У нас очень мало времени! До начала учебного года! Да! Это я вымолил... могли и того не дать! Так что за этот срок нужно многое успеть.
– Вы сейчас о чем, Павел Ильич? – переспросил на всякий случай пермский географ Старожилов. – О поиске пропавших людей или же... древних цивилизаций?
Ну и вопрос! Если есть такие, о которых можно еще сказать: «не в глаз, так в бровь», то здесь – только в глаз, и – только «в яблочко»!
И Кондратьев натужно выжал из себя:
– Конечно – людей! О цивилизациях потом будем думать...
Сказал это и такая серость на душе появилась... А с каким воодушевлением, с каким азартом говорили о предстоящей экспедиции! И что? Двух шагов не успели сделать, как все полетело в пропасть в прямом смысле этого слова! Он не выдержал пронизывающего взгляда ясных карих глаз местного географа, даже в лежачем положении чувствующего свое превосходство. И... отвел в сторону свой когда-то острый, а сейчас – сломавшийся от напряжения, взгляд.
***
До конца этого дня были сделаны некоторые рокировки. «Лежачий» Потапенко, как выяснилось, вполне мог ходить, правда, с опорой на тросточку, в которую превратилась обычная палка, найденная в двух шагах от палатки. А для подстраховки – и с опорой на чье-нибудь плечо. Так что довели его до телеги, чтобы отправить «первым рейсом» в Ныроб, а оттуда уже – в Чердынь. С ним отправили биолога Борисова – мало ли что, хоть присмотреть немного да воды подать. Обязанности чердынского «чичероне» принял на себя пермский профессор Старожилов. А куда деваться, если среди честной компании только они вдвоем с Потапенко знают здешние места?
– Н-н-но! Родимая! – Возчий взмахнул кнутом, и скрипнули колеса телеги.
– Осторожнее там... на буераках! – успел крикнуть Кондратьев и повернулся лицом к коллегам:
– Надо же, как погнал!
– Да не волнуйтесь вы, Павел Ильич! – успокоил его Старожилов. – Наши возчики дело свое знают!
– Антон Федорович, вот теперь вы с Леонтием Ивановичем здесь на пару...
– Как это на пару, когда и вы здесь? – недоуменно пожал плечами тот.
– Да я не об этом! – улыбнулся Кондратьев. – Думал об этом и раньше, но как-то случай не представлялся... И вот...
– Да о чем же вы? – пермский географ был растерян.
