Текст книги "Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ)"
Автор книги: Стелла Странник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– О том, что ваши фамилии – Старожилов и Скорожитовский – очень уж перекликаются.
– Да вы что? – спокойно парировал тот. – А я и не нахожу вообще какого-то сходства. Я – Старожилов, а Леонтий Иванович – Скорожитовский. Да и вообще... Мы совершенно не походим друг на друга и внешне...
– Да ладно... Я ведь шучу! А вы все всерьез воспринимаете...
***
Оставшись втроем, исследователи долго еще обсуждали два зловеще нависших над экспедицией вопроса. Первый – как можно отыскать пропавших людей – Арбенина, Сибирцева и Сиротина. Второй – как можно найти в этих краях стародавние земли, может быть, и следы древних цивилизаций. Странно, что с каждым днем дистанция между этими вопросами увеличивалась. Как-будто бы в тот самый злосчастный момент, когда и пропали эти трое, появилась между двумя вопросительными знаками пропасть, и растет она все больше и больше, надуваясь, как воздушный шар. А что, если в определенный момент этот шар лопнет? Что если может наступить момент икс, когда эта пропасть поглотит собой оба вопросительных знака. И тогда... Тогда ничего не останется: ни людей, ни прожектов, а значит – и экспедиции.
Что? Что можно сделать, чтобы остановить ненасытную тварь? Как спасти оба стоящих ребром вопроса?
Однозначно, что есть еще надежда найти людей. Рано опускать руки, когда можно продолжать поиски – и в пещере, хотя там – особенно осторожно, не заходя совсем далеко, и – в окрестностях. Кто его знает, может, коллеги ждут помощи, отлеживаясь где-нибудь под деревом или рядом с водопадом... Может, они давно уже вышли из подземного царства да забрели в какой лесок ненароком...
Вот почему Кондратьев, Старожилов и Скорожитовский решили пока не покидать свой пост в том самом месте, где и до этого стояла палатка. И периодически прогуливаться в окрестностях.
Часть четвертая. Глава 24.
Июль 1913 года.
Арбенин летел в пропасть, в которой только что исчез Сибирцев, сжимая в руке нечто вроде рога – очень твердое и гладкое, конусообразное... Впрочем, мысли о бесконечной вечности, которые с недавних пор начали появляться у него то в одном, то в другом образе, перебивали раздумья о важности или бессмыслице этого предмета. Ну, схватился случайно цепкими пальцами да и выдернул ненароком из камня, царапаясь за края бездны. Можно ли раздумывать об этом в считанные доли секунды полета?
«Рог» зацепился за какой-то выступ, Арбенина тряхануло как следует и занесло влево. Левая рука уперлась о что-то твердое вроде камня и он постарался приблизиться к «спасательному кругу», но очень осторожно, спружинив, чтобы не удариться головой. Почувствовав, что уже приземлился, задержал дыхание и не шевелился, чтобы, не дай Бог, не потерять равновесие. А потом осторожно выдохнул и... открыл глаза.
Его испугала... даже не темнота – кромешная тьма, словно под колпаком фокусника! Он поразился полной тишине, той самой, о которой говорят – гробовая... Поэтому совершенно невозможно было ориентироваться в пространстве. Как далеко до того места, откуда упал? А до пропасти внизу? Пришла мысль, что все же не долетел до дна бездны, иначе бы – разбился. И тогда попробовал сконцентрироваться не на окружающем мире, а на личных ощущениях. Голова не болела. Это хорошо. Сердце стучало ритмично. Совсем отлично! Затем он тихо пошевелил ногами и, почувствовав их, еще больше успокоился. Сделал первое движение: перевернулся и пододвинул под голову какой-то камень, так удобнее... Да и лежать, уткнувшись носом в каменное дно, нет смысла. Надо смотреть на верхний ярус, только оттуда и может прийти спасение!
И в этот момент там, наверху, блеснул одинокой звездочкой свет! Словно кто-то подавал сигнал огнем! Однако, совсем ненадолго... Огонек сделал несколько движений туда-сюда и устремился прямо на него... А за ним... За ним тоже что-то летело – не то камни, не то еще какие предметы... И тут словно кто-то включил звук! Сначала ухнуло там, внизу... А затем... в голове забарабанил страшный грохот камней и рокот бурлящего потока...
«Так у меня же были заложены уши! Надо же, как может полная тишина превратиться в жуткую какофонию...» – пронзила голову мысль, и тут в лоб что-то ударило, совсем не тяжелое, правда... А на правую руку свалился какой-то мешок – пальцы ощущали явно холстину...
От неожиданности и боли в пальцах, сжимавших, к тому же, рог, Арбенин стиснул зубы и не смог сдержать стона. Ощущая себя в полном одиночестве, отрезанным от мира, да еще и в темноте, он не стал противостоять напору чувств и застонал еще громче, пока эти протяжные, жалобные звуки не перешли в крик. Надрывный и раздирающий, как крик зверя, загнанного в капкан. Внизу опять посыпались камни, уже, видимо, отдаваясь эхом на громкие звуки человеческого голоса, который, навряд ли был в этом подземном царстве обычным явлением.
И тут услышал он такие же стоны, но только совсем приглушенные, рядом с собой, под той самой мешковиной, вдавившей его руку в камни... Стараясь не двигаться всем телом, он попробовал осторожно освободить ее , слегка онемевшую, подтянул к груди и переложил рог себе за пазуху – уж очень не хотелось расставаться со своим спасителем. Затем этой рукой начал тихонько ощупывать свалившийся сверху предмет.
«Да это – Сиротин!» – радостно телеграфировала первая мысль. «Значит, и он тоже...» – скорбно шептала вторая. И была вторая мысль важнее первой, потому что входила в разряд тех сообщений-молний, которые приходят к нам перед похоронами близких... Да, паренек, остававшийся там, наверху, мог еще как-то спасти его... А сейчас... сейчас он, последний свидетель падения в бездну и Сибирцева, и Арбенина, сам, уже без свидетелей, улетел в ту же пропасть. Как теперь узнают люди о месте нахождения троих безумцев и как теперь смогут им помочь?
Сиротин продолжал издавать едва слышные звуки, словно в беспамятстве, а может, в травматическом шоке. Но то, что это был он – не вызывало сомнения: вот рука нащупала за холстиной сапог с высоким голенищем. Такие выдали им всем перед походом в пещеру, но пареньку они оказались совсем велики, так что не удивительно, что сапог слетел и лежит рядом со ступней. «Не упал бы второй в пропасть, а то ведь ходить по камням без обуви – дело не из легких, – подумал Арбенин и тут же перебил свои мысли. – Впрочем, о чем это я? Здесь еще неизвестно, сможем ли вообще идти?»
Он подтянулся и взял сапог в руку, положил поближе к себе. Черная темнота продолжала давить на мозги, но интуиция подсказывала, что чуть правее, в двух шагах от того места, где лежат они сейчас, и находится пропасть. Именно оттуда продолжало доноситься клокотание водных потоков.
– Богдан! – окликнул юного коллегу Арбенин. – Богдан! Очнись!
И слегка потормошил его, очень осторожно... Вдруг у паренька перелом? И вот... уже с третьей попытки, тот издал какие-то звуки...
– М-м-м... ты кто?
– Я – Арбенин!
Паренек молчал. Как будто бы не расслышал.
– Богдан, это я – Николай Петрович! Ты узнаешь меня?
Тот продолжал молчать, но потом, видимо, понял, что ждут он него ответа, тихо, сквозь зубы, с напряжением выдавил из себя:
– Я тебя должен... знать?
– Да, конечно! Мы – коллеги, да и вообще – друзья...
Последнее добавил он так, для словца. А если еще точнее, подумал, что именно в такой ситуации можно немного и приврать. Какие друзья? Совершенно разного возраста, а главное – статуса: он, Арбенин, зрелый ученый, заслуженный преподаватель, а Богдан – мальчишка, всего лишь лаборант. Но эта разница сейчас его не смутила, и он еще раз повторил:
– Я твой друг!
– Да? – несколько удивленно переспросил тот. – А я думал, что в ад попал... Какие там могут быть друзья? И как называть тебя?
– Меня зовут Николай. А можешь называть меня как сам захочешь...
– А ты меня старше или младше?
– Старше.
– Тогда хочу называть тебя Старшим Другом... А ты зови меня просто – Друг, пока... я не вспомню свое имя...
– Хорошо... Так вот, Друг, мы с тобой сейчас – в пещере. И вот незадача – упали в пропасть... и находимся где-то на нижнем ярусе... правда, не так далеко... еще не на дне пропасти. Передохнем немного и подумаем, как отсюда выбраться...
– А почему мы в пещере? – Богдан, казалось, не воспринимал реальную действительность, словно не помнил события, которые произошли раньше.
«Амнезия... – подумал Арбенин. – Дай Бог, не самое страшное, что могло бы произойти с пареньком».
– В пещеру мы с тобой пришли по долгу службы... И не только мы...
«Ладно, хватит подробностей! Не разглагольствовать надо, а выкарабкиваться отсюда! – стучало в висках Арбенина. – Эх, жаль, что нет фонаря – разбился! Придется вслепую ориентироваться... Да, а где может быть Сибирцев? Ведь он упал первым! Наверное, на другом ярусе... Тройного совпадения быть не может!»
Он прижался к стене, за которую продолжал держаться левой рукой, и подтянул к себе и Богдана. Кто его знает, где край пропасти... Затем еще раз попробовал пошевелить ступнями ног и, оставшись довольным, привстал на корточки, чтобы понять, насколько высок потолок. Преграды не было. Тогда он ползком передвинулся влево, надеясь, что площадка, на которой они лежали, не такая уж маленькая, а может, имеет еще и какую галерею...
Так и есть! Левее не нащупывалось стены, но и пол, если можно было так его назвать, был довольно твердым, правда, неровным, каменистым, но это даже и лучше – значит, выполнен не рукой человека, а самой природой.
– Друг! Ты можешь шевелиться? Попробуй почувствовать руки и ноги! – обратился он к пареньку.
Тот уже начинал приходить в себя... Да! Но вместо утверждения или отрицания застонал еще сильнее. Скорее всего, боль не отпускала, напротив, давала о себе знать еще сильнее. Так бывает, когда человек выходит из шока.
– М-м-м-м, кажется, нога...
Арбенин нащупал его ногу без сапога и осторожно провел по ней рукой.
– О-о-о-о! – чуть ли не взвизгнул Богдан.
Так и есть! Его правая нога травмирована! Хоть бы не перелом!
– Потерпи, Друг! Подтянись немного и попробуй подползти ко мне ближе. Я буду двигаться в сторону, а ты – за мной! Хорошо?
Он взял в руки сапог Богдана. Как быть? Надеть на ступню? Опасно! Да и больно... И оставлять нельзя. Слава Богу, второй – на месте, не потерялся! И вот так, с сапогом в руке, Арбенин преодолел несколько метров влево, куда и подсказывала интуиция. Оглянулся – Богдан, стиснув зубы, пыхтел следом. Как хорошо! Могло быть и хуже! В голове роились мысли, и мысли-тревоги. Во-первых, отыскать всех троих почти невозможно – в том переходе, из которого они свалились в пропасть, творится нечто странное... Какая-то мистика... И вроде бы галерея даже не та – правильная, что отмечена на карте, не имеет никаких ответвлений, а эта же походит на лабиринт... Может, они втроем сбились с пути? А может, попали вообще в другой, параллельный мир? Мир, состоящий из нескольких плоскостей, или этажей... А сколько же всего их здесь?
Да, а где Сибирцев? Он свалился в пропасть гораздо раньше, но... упал вниз, еще дальше и глубже, или, напротив, застрял выше их? Звуки клокочущих потоков стали чуть тише, значит, от края пропасти они отползли. Но вот хорошо это или плохо? И для кого хуже – для них двоих или же Сибирцева? Кондратьев чувствовал, что коллеги здесь нет. Это ощущение – ощущение отсутствия – было настолько знакомо ему! Сколько раз приходил на встречу с партнером или на свидание с девушкой и всем нутром чуял, что в необозримом пространстве нет никого, кроме него! И все же на всякий случай приостановился и прокричал:
– Сибирцев! Ау! Иван Викторович! Отзовитесь!
На его крики Богдан спросил:
– Здесь еще кто-то есть?
– Да! Есть! По крайней мере, должен быть...
Никто не отзывался. Стояла такая же чернота. И только шум воды со дна пропасти напоминал о том, где они находятся.
И тут... Арбенин нащупал рукой нечто... И бывает же такое, да и не только в книгах! Ручной фонарь! Только чей? Его? Сиротина или Сибирцева? Он подтянул предмет к себе и ощупал его. Защитное стекло разбито, да и не могло быть иначе... Но вот, кто его знает, а вдруг... Нащупал ползунковый переключатель и сдвинул его вверх-вниз. Так и есть: работает! Бледный огонек нити накаливания осветил площадку диаметром шагов на семь-восемь. Довольно ровную, если не брать во внимание каменистую почву под ногами, точнее, под коленками. Небольшие по размеру – самые крупные с куриное яйцо – камни создавали ощущение прочности, надежности. Да если что – здесь можно не просто ползать, но и – бегать!
Он перевел свет фонаря на Сиротина, чтобы повнимательнее осмотреть его. Так и есть! На голове – кровоподтек, скорее всего, ударился о камень, а может, наоборот – на него что-то упало... на правый висок. Одежда как-будто в порядке... И руки... А вот ноги... правая лежит неестественно, может, и перелом... или вывих... Он не очень-то разбирался в медицине.
***
Пропасть оставалась позади, а впереди просматривалось нечто вроде галереи. Свет фонаря выхватил потолок. Он был довольно высоким, по крайней мере, напоминал те, что видели они в предыдущих галереях. Как быть? Оставаться здесь и ждать чего-то или кого-то? Или же двигаться, не зная куда – к спасению или смерти? Скорее, все-таки второе... По крайней мере, больше шансов на выживание. Да и вообще, говорят: дорогу осилит идущий...
– Старший Друг! А у тебя есть вода? Так хочу пить...
Голос Сиротина, совсем мальчишки, вонзился в душу. Действительно, где-то была фляжка, он ее не успел тогда положить в вещмешок – так торопился. Мешка нет, явно внизу – на дне пропасти, так что унесло водой, но вот фляжка... Он замедлил движение и ощупал карманы. Да, вот она... Неужели Бог помогает? Не зря так часто он его вспоминал... Достал из кармана и тряхнул: легковата, совсем мало воды... Но передал Сиротину:
– Держи, Друг!
Что делать дальше? Лучше – ползти, неизвестно, сколько еще фонарь послужит, может, умирает он, что-то совсем бледно светит... Хочется поговорить с Богданом. Расспросить его о том о сем, нужно бы выяснить, что он помнит... Да... Но, может, не сейчас... а позже... Еще неизвестно, что у него с ногой? А если гангрена... начнется? Тьфу-ты! Ерунду сморозил! Все равно тяжело мальчонке с больной ногой... А лекарств нет никаких... Какие там лекарства, когда и людей нет на тыщу верст! Тьфу-ты, опять сказал нелепость!
Вот так и полз он, пробираясь все дальше и дальше по переходу, надеясь выйти куда-то, где может, и забрезжит свет... Должен же быть выход из этого подземелья!
– Старший друг! Давай отдохнем... – с усилием прошептал Богдан. – Нога...
И Арбенин протянул ему руку:
– А если так? Я буду подтягивать тебя, а ты упирайся в камни левой ногой и отталкивайся... Договорились?
И они проползли еще шагов пятнадцать, пока Арбенин не почувствовал в теле дрожь от напряжения. Так и он еще через пяток шагов совсем вырубится! И тогда никто им двоим не поможет. Нет! Надо беречь силы!
– Привал! – как можно беззаботнее воскликнул он. И выпустил руку Богдана.
– А у нас нет еды? – поинтересовался паренек.
– Увы... нет... – на эту тему Арбенин даже думать не хотел. У самого сосало под ложечкой... Кажется, последний их маленький перекус состоялся в каком-то зале... Да-да, том самом, с розовой девой... И когда это было? Сегодня или вчера?
Лаборант замолчал, он отдавал свою судьбу в руки Старшего Друга. Вот только... Да, очень жаль, что нет еды... Иначе Старший Друг его бы угостил...
Через несколько шагов фонарь погас. И пришлось ползти в полной темноте, хорошо, что галерея оставалась такой же ровной и широкой... и хорошо, что Арбенин успел ее рассмотреть еще при свете фонаря. Они еще раз передохнули и снова поползли. И тут... Что-то прошуршало над потолком! Да это же – летучие мыши! Говорят, они водятся в отдаленных уголках пещеры... А если – и вблизи выходов на белый свет?
Мыши стремительно пролетели над их головами в ту сторону, откуда и двигались путешественники, и наступила тишина. Клокот водных потоков уже почти не доносился, нигде не сыпались камни, никто не кричал и не стонал...
Арбенин нащупал рукой влажные камни. Значит, где-то рядышком – ручей, река или озерцо. Это его насторожило. Как быть? Остановиться? Двигаться дальше? Нет, надо двигаться! Он вытер влажную руку о дорожное платье и крепче ухватил руку Богдана.
– Держись, Друг! И не бойся воды! Ты плавать-то умеешь?
Спросил и только потом подумал: да как же он будет плавать, когда одна нога...
Богдан молчал.
Еще через несколько шагов воды стало больше, она была бы где-то по щиколотку, если бы не ползли, а шли... И, кажется, прибывала... А если... попробовать встать на ноги? Шальная мысль показалась ему безумной... Но ведь можно и попробовать...
– Друг, а ты сможешь встать на одну ногу? Я тебя буду крепко держать! Сможешь?
Богдан оперся о его бедро и начал приподниматься. Чувствовалось, что ему неимоверно тяжело, но он пыхтел, сопел и... встал.
– Отлично, Друг! Ты – молодец!
Он тоже начал приподниматься, упираясь одной рукой в стену. И – тоже получилось. Встал на ноги и вдруг подумал, что ступни ног словно задеревенели. Однако, пересилив страх, сделал один шаг – совсем маленький, а потом и второй – побольше. За стену продолжал держаться, так было надежней. И крепко сжимал руку Богдана, позволив ему опереться о свое плечо.
Они сделали еще несколько шагов, пока вода не дошла до пояса. И вновь перед Арбениным встала дилемма: быть или не быть? Конечно – быть! По-другому просто нельзя! Что позади – он уже знал: пропасть! Но вот что впереди? Выход из пещеры? А может, тупик? Или – западня? Но шанс есть! Есть! Пусть даже самый малый!
Еще через несколько шагов, когда ноги уже перестали вообще что-то чувствовать, а плечо не просто болело, а разрывалось на части от адской боли из-за повисшего на нем Сиротина, Арбенин остановился и перевел дыхание. Да, его Друг не был крупного телосложения, как Сибирцев, а по весу – раза в три меньше, но идти с такой ношей версту, а то и две... Он стоял и прислушивался к тишине. Кто его знает, может, и можно услышать какие-то звуки... Так и есть! Показалось, что впереди зазвенели струны дождя... Как-будто крупные капли бьются в стекло... И главное, не так яростно, как это было там, в пропасти. Нет, это не безудержный рокот стремительных вод подземной реки, а веселое заигрывание струй воды с камнем... Неужели – водопад? Тот самый, к которому они и шли?
– Друг! Держись крепче!
И Арбенин сделал еще один шаг... потом еще и еще... пока не оказался в воде почти по плечи... И тут... впереди показался едва различимый свет. Совсем бледный, слабый, маленький... Но это был свет! Рука нащупала опору – в воде лежал огромный камень, и он вскарабкался на него и подтянул к себе Богдана.
Глава 25.
Днем раньше.
Старик Архип шел по лесной поляне в сторону подножия гор. Высокий и широкоплечий, с зарослями седых волос на голове, слегка прикрытой старой соломенной шляпой, с такой же белесой бородой на широкоскулом лице. Если бы сменить просторную холщовую рубаху с широким поясом на кольчугу с шлемом, да подровнять, причесать бороду, да убрать глубокие морщины, а еще и расправить чуть осунувшиеся плечи – вот точно был бы русский богатырь!
С берданкой за плечами, с туеском на груди, на замызганной веревке, в потрепанных онучах, пододетых под лапти – он напоминал еще и старинный образ русского деда, что так часто изображают на липовых лубках!
Каждый раз, когда старик Архип заканчивал свой обход по ягодным местам, а это случалось ближе к полудню, обязательно делал крюк к горам, где заприметил однажды удивительный родник. Неброский на вид, тот вытекал из небольшой расщелины, превращался в ручей, а потом снова исчезал, никак, в подводной реке. Вода в нем ласково журчала, спадая на отполированные камешки, а под лучами солнца серебрилась, а то и переливалась радугой. И каждый раз он подходил к источнику свежести, кланялся ему, а потом вволю пил и мочил студеной водой усы и бороду.
В этот день старик шел с туеском земляники – собирал, когда роса еще не совсем спала, чтобы ягода не слежалась, сохранила свежесть на весь день. О другом дне он и не помышлял – эк, невидаль, вот начнется он, тогда и можно подумать!
От опушки леса до гор – версты три, а то и меньше – для Архипа это – ноги размять поутру. Так что шел он, прислушиваясь к шелесту деревьев, к пересвисту и пению птиц, принюхиваясь к запахам – нет ли где огня или другой нечисти, поглядывая по сторонам – нет ли кого чужого, хоть зверя, хоть человека.
А вот и та расщелина! По обе стороны – зеленые кусты, под ними – высокая трава. Знать, достаточно для корней влаги! Сбросил берданку, склонил голову, поблагодарил Господа и приложился к воде, как младенец к соску матери. И тут... слышит он, будто добавился к привычной мелодии леса какой-то новый, тревожный звук. И не свист ветра, и не уханье птицы, и не рык волка... Нет! А словно жалобное постанывание... или поскуливание... раненого детеныша зверя.
А слух у Архипа был острым! Еще мальчонкой находил дорогу до дома, заблудившись в сосняке в пургу. Ох, и мело тогда, ветер завывал на все голоса... Но ведь не сбился с пути, потому как научился слушать мир, что вокруг, а значит, ладить с ним.
Старик приподнял голову и прислушался. Да, так и есть! Горы окрест были пологими и невысокими, а вот чуть восточнее – покруче, и один холм словно расколола матушка-природа на две части, образовав ущелье. Совсем недалеко отсюда, саженей не больше двухсот... Именно оттуда... и доносились звуки, хоть и слабые, чуть дрожащие... Он подобрал с камня котомку, плеснул влагой в лицо и, не раздумывая, направился к расщелине.
Пока шел, останавливался и прислушивался. Стоны, то едва различимые, то надолго замолкающие, продолжались. Наконец, пружинящей походкой, не устав еще с утра от пеших прогулок, приблизился почти вплотную к ложбинке и огляделся. Эти места, как и всю округу, которую считал своей вотчиной, знал как свои пять пальцев. За те годы, которые прожил здесь, каждую пядь земли истоптал габаритными ступнями, каждый древесный ствол обласкал шершавой ладонью и в каждый закромный уголок заглянул острым глазом.
В левой части расщелины что-то лежало! Большое и темное! Неподвижное! А раньше такого предмета не было!
В этой стороне где-то глубоко под землей протекает река, и если совсем близко подойти к ущелью, а то и сделать несколько шагов под его каменной кровлей, можно послушать, как переговаривается вода с камнями. Последнее время, может, из-за весенних проливных дождей, а может, и от избытка накопившейся под землей воды река вышла из берегов. Если точнее, она как текла раньше, так и сейчас, но... размыла где-то нутро горы и просочилась в это ущелье, образовав небольшую запруду. И вот в этой воде, неглубокой, правда, разве что по колено – что-то лежало.
Старик подошел поближе. Эх, жаль, посветить нечем... Затем, приглядевшись, не сдержался и ступил лаптями в воду. Лицом кверху, запрокинув голову на камень, лежал человек. Его ноги бултыхались, как неживые, в воде, и только широкий мокрый торс поднимался над поверхностью. От шагов старика пошли волны, и они несколько раз окатили грудь и отпрянули назад. Человек вздрогнул, не то от движения воды, не то от присутствия живой души и тихо застонал.
– Эй! Друже! – негромко сказал старик и, не услышав ответа, еще раз повторил, уже громче, – Дружок! Ты – кто?
Человек снова застонал.
Архип сделал еще несколько шагов и подошел вплотную к незнакомцу. Лицо выдавало мужчину лет тридцати пяти, темноволосого, с крупным носом и большими, чуть припухшими, губами. Глаза его были закрыты, так что неизвестно какого цвета. На голове, вроде, явных повреждений нет, разве только небольшой ушиб на правом виске. Старик дотронулся до кисти руки и мысленно проговорил: «И откуда ж ты здесь, дружище? Сколь живу, никого не видал в этих местах... Разве зверь когда пробежит...»
***
В вотчине деда Архипа чего только не было! Иногда он прочесывал окрестности и находил вещи, которые могли пригодиться в хозяйстве. Подбирал. Чего им без дела валяться? Как-то раз нашел вполне добрые грабли, другой раз – топор без топорища, а совсем недавно – колесо от телеги. Видать, потерял кто, а может, выбросил за ненадобностью. Однажды пошел он в лес за хворостом, да чтобы не тащить вязанку на горбу, соорудил что-то вроде тачки. А что? Связал лыком две крепких палки, а к ним – широкую доску. Вот и всех делов!
Не долго думая, он поспешил в свой «летний терем» – землянку, что подсмотрел однажды недалеко отсюда, да и дорыл ее, а рядом вроде шалаша соорудил из прутьев. Зимовал-то он чуть дальше, в заброшенном домике лесника. Там королевские покои, да и не так опасно, никакой зверь не достанет. Но... больно уж от речки далеко... А как без рыбы-то? Без нее совсем невесело. А может, и не лесник там раньше жил, кто его знает, уж больно места здесь глухие... Может, тоже кто вот так как он уже два года, с тех пор как бабка Елена умерла, царствие ей небесное... жил один-одинешенек.
Оставив в хибаре туесок с ягодой, дед прихватил с собой тачку, легонько докатил ее до расщелины да и подтянул тяжелое тело незнакомца. Малость пришлось поднатужиться, да куда без этого одному-то? Когда грузил, приметил, что чуть в стороне, зацепившись за камень, плавают два вещмешка. Странно, что их было два, а человек – один. Это наводило на мысли... Но ничего не оставалось, как только подоткнуть их под голову незнакомца. И обратил внимание еще и на то, что оба мешка были совсем хилыми, видно, их хозяева давно уже как путешествуют.
Так и пыхтел потихоньку, толкая колесо по чуть заметной тропинке через пролесок к своему «терему». А дотолкал – осторожно перетащил тело на доски, покрытые сухими ветками, а сверху – тряпьем, много чего от Елены осталось...
У незнакомца, всю дорогу не издавшего ни звука, верно, в крепкое забытье впал, чуть задрожали веки. «Слава Богу, еще не помер!» – подумал старик. Он подцепил из маленькой деревянной кадки, прикрытой досочкой, черпачком немного воды и приложил его к воспаленным губам. Человек пошевелил ими, видимо, почувствовал влагу, и сделал пару глотков. Кто его знает, сколько пролежал в воде, запрокинув голову, а значит, и не в силах дотянуться до нее?
Не то вода, не то смена обстановки сделали свое дело. Незнакомец открыл глаза.
– Ты кто ж будешь, мил человек? – спросил его старик.
– Я... я... Иваном меня зовут...
– Как хорошо! – заметил хозяин. – Иванов я люблю, был у меня брат Иван.... – но тут осекся, что ж, мол, сегодня вспоминаю лишь об умерших... с другой стороны, а кто ж живой – только он – Архип, сын известного золотодобытчика Пантелея Прокопьевича Сыромятина.
– А по батюшке тебя как, друг мой Иван?
– Викторович... по батюшке... Сибирцев... – и замолчал, почувствовав, что больно много сил потратил, больше чем надо.
– Значит, из наших, коль Сибирцев, – заметил дед. – А раз так, то здоровьем должен быть крепким... Я вот сейчас чайку на травах заварю да земляникой угощу свежей... Если б не пошел за ней, глядишь, так бы и не повстречал тебя...
Последние слова он говорил уже себе под нос, когда вышел из «терема» к небольшой полянке, где и собирался разжечь огонь. Была у него такая привычка – разговаривать с собой. А что делать, если Елена покинула его, ну, а с кем другим он и не хотел якшаться, раз в лес от них ушел.
***
Солнце клонилось к закату, когда Иван Викторович напился вволю ароматного настоя из ромашки, душицы и мяты, а потом и полакомился земляникой. Может, свежая ягода и сотворила чудо – с глаз сошла затуманенность, на щеках появился живой румянец... Смог пошевелить затекшими без движения руками... ну, а ноги... что ноги – дойдет и до них черед!
Старик как смог, стянул с него лишнюю одежду, чтобы обсушить ее на солнце, и прикрыл грудь военной шинелью. И откуда только ее раздобыл? А на ноги бросил полушубок, видно, сам любил держать их в тепле.
– Ну как, Иван? Полегчало?
– Да... немного, – тихо промолвил тот.
«Полегчало, но не совсем», – подумал дед. А вслух произнес:
– А я дед Архип...
– А по батюшке? – спросил тот.
– Батюшки мово давно нет в живых, а звали его Пантелеем... Нет, сынок, ты лучше меня просто дедом Архипом зови.
– Хорошо.
– Я вот тебе в котелке скипятил бульон из сушеной дичи... Нако, попробуй немного, надо сил набираться...
И он протянул Сибирцеву свое любимое лакомство из заячьего мяса с кореньями и травами, испускающее фантастический аромат.
О-о-о! – потянул носом Сибирцев. – Это получше фирменных блюд самых лучших санкт-петербургских ресторанов!
А про себя подумал: «Ну и занесло меня – вспомнить именно сейчас, когда нахожусь неизвестно где, да еще и в лежачем состоянии, именно о ресторанах!» и сменил тему разговора:
– А где мы сейчас находимся?
– В Пермской губернии... В Чердынском уезде... А точнее, у меня в гостях!
– А что это за город или селение?
– Это моя личная вотчина... здесь на стоко верст нет ни одного селения...
– Так ты живешь один?
– Получатся... так.
– А как же я выберусь отсюда в Пермь... да хотя бы в Чердынь?
– Отсюда на ногах выбираются, – заметил дед, – а ты еще на них не встал... Смотрю, ни разу не пошевелил ими... Отлежаться тебе надо, Ванек, а потом уж и думать, куда идти.
В ворчливой интонации старика чувствовалось нежелание покидать свою вотчину – уходить отсюда хоть в Пермь, хоть в Чердынь... Так что Сибирцев не стал перечить старому и замолчал.
Перед сном, а старик ложился вместе с сумерками, он зажег какую-то лучину и помахал ею по углам, словно отпугивая духов:
– Эт я от мошкары, иначе загрызут...
Потом он плотно закрыл полог. Над «теремом» повис самый счастливый вечер из жизни Сибирцева – он заново родился. Надо же, потерял всякую надежду на то, что кто-то найдет и вот – дед Архип... Бог с ним, что старик-отшельник, да хоть лесной разбойник или черт лысый, главное – живая душа.
***
Утро наступило с шелестом листьев – на заре их особенно слышно, с жужжанием не то ос, не то – пчел, с заливистыми трелями птиц. Так не хватало кудахтанья кур и щегольского петушиного «ку-ка-ре-ку»! Сибирцев открыл глаза и увидел низкий потолок, обтянутый жердочками. Осмотревшись, обнаружил такие же грубо обложенные деревом каменные стены и маленькое окошечко в одной из них, откуда и пробивался свет. Рядом стояла дощечка – скорее всего, дырка на ночь закрывалась, чтобы не налетала мошкара. Крупный зверь-то в нее все равно не пролезет, разве только – белка. В этой же стене находилась и дверь, прикрытая пологом. В одном углу помещения лежала на низком, но широком чурбачке вроде пенька короткая доска, скорее всего, это и был стол. Потому как на нем стояла небольшая кадка, прикрытая дощечкой, нечто вроде плошек и даже – солдатская фляжка. Ощупав лежанку, Сибирцев понял, что занимает «красный угол» – хозяйское место на довольно широкой доске на ножках-чурбачках, только вместо матраса – сухие тонкие ветки да жухлая трава, а вместо простыней – цветастое тряпье.
