Текст книги "Бабник"

Автор книги: Стелла Чаплин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Я протолкалась назад сквозь толпу танцующих и нашла его в углу, стоящим в дверях небольшой комнаты с двумя бокалами шампанского в руках.

– Я уже думал, что ты потерялась, – заметил он. – Я нашел тут местечко, где можно посидеть и передохнуть.

В уголке было несколько свободных мест. Я села, стараясь не смотреть на Макса.

– Ты здорово танцуешь, – сказала я ему. – Мне за тобой не угнаться. У меня смертельно болят ноги.

– Положи их сюда, – предложил Макс, похлопывая по краю своего кожаного кресла.

– Да ладно, все нормально, – торопливо отказалась я.

– Положи свои ноги сюда.

Как будто я ничего не говорила! Я неохотно вытянула ноги и положила их рядом с ним. Глоток вина оказался очень кстати, хотя я чуть не подавилась. Макс расстегнул кнопку на одной босоножке, снял ее с меня и аккуратно поставил на пол рядом с сиденьем.

Положив к себе на колени мою ногу, он обхватил икру ладонью и начал ее нежно массировать. От его прикосновения у меня тут же пересохло во рту, а сердце бешено застучало о ребра. Мы были окружены людьми, но Максу, казалось, это было безразлично, и никто не обращал на нас ни малейшего внимания. Он медленно опускался к ступне и наконец принялся гладить ее, едва касаясь, словно у него в руках было перышко.

«Ладно», – подумала я. Дело не только в моем воображении. Что-то и на самом деле происходит. Он гладит мою ногу. Это, во всяком случае, я не придумала.

Я закрыла глаза и почувствовала, что таю от его прикосновений. А ведь это всего лишь моя ступня! Он снял с меня вторую босоножку и начал гладить подъем медленными скользящими движениями. Это было потрясающе – почти невыносимо. Когда я открыла глаза, он все еще наблюдал за мной.

– Ступня – очень мощная эрогенная зона, – сказал он неожиданно хрипло.

– Это точно, – прокаркала я противным незнакомым голосом.

Мы оба хорошо выпили. Он положил свою ногу на диванчик рядом со мной, и я нерешительно прикоснулась к обшлагам его брюк, перебирая ткань между пальцами.

– Очень мягкий материал, – тупо сказала я.

– Потрогай внутри, – предложил Макс. – Там еще мягче.

Но я чего-то боялась. Моя рука была как замороженная, она отказывалась двигаться. Как будто я собиралась проникнуть на чужую территорию. Посторонним вход воспрещен – стреляем без предупреждения.

– Давай, – подбодрил Макс.

Как только моя ладонь скользнула под мягкую ткань его брюк, он закрыл глаза. Я гладила его щиколотку, смотрела, как поднимается его грудь, и слушала его тяжелое дыхание. Меня волновало, что будет в конце вечера. Мы могли бы взять такси и вместе поехать в его отель до того, как ему надо будет вернуться к Натали. И он поцелует меня на прощание, и, кто знает, что еще я почувствую?

Не замечая ни музыки, ни людей вокруг нас, я пыталась решить, что меня волнует больше: гладить Макса или наслаждаться его ласками? Я видела, как приоткрылись его губы, когда я провела ладонью по его икре, и чувствовала, как слабею от желания, когда он стал выписывать пальцем маленькие круги под моим коленом. Нет, это определенно не только мое воображение.

В баре за нашими спинами началась суматоха: сам Брэд Питт встал за стойку и принялся смешивать коктейли. Среди смеха и выкриков я услышала знакомый голос, хотя никак не могла вспомнить, кому он принадлежит. Мужской голос с американским акцентом. По манерности похож на «голубого». Где я слышала этот голос? Макс нашел потрясающие точки на моей пятке. Наверное, это кто-то с телевидения. Только из какого сериала?

Я лениво приоткрыла глаза и увидела лицо. Это живо прочистило мне мозги. Моя программа распознавания мгновенно включилась и выдала результат: Майк Найтли из «Не звоните нам». Парень, который играет там гомика Кейта. Партнер Натали по сериалу. Ничего себе! Он стоял в двух метрах от нас и разговаривал с каким-то мужчиной. Видел он нас? Вернее, видел ли он Макса? Меня-то он не отличит от куска мыла, но Макса должен знать отлично. Я вытащила свою руку из штанины Макса, спустила ноги на пол и лихорадочно задергала ими, пытаясь всунуть в босоножки.

– Не оборачивайся, – прошипела я Максу и беззвучно прошептала: – Майкл Найтли!

– Кто? – спросил Макс и сделал именно то, что я просила его не делать: повернулся к бару в тот момент, когда Найтли посмотрел в его сторону и помахал ему. Найтли уже шел к нам. Мне наконец удалось обуться.

– Привет, Макс! Ты смотрел фильм?

Макс представил меня Майклу, и он пожал мне руку. Я пробормотала что-то о том, что, надеюсь, ему нравится Лондон, изучая его лицо, чтобы понять, засек ли он нас с Максом. Я решила, что не засек. Или он уж очень хороший актер.

– А где Натали? – спросил Найтли.

– Натали в отеле, учит роль на завтра, как примерная девочка, – ответил Макс. – Мы как раз уже подумывали уходить. Я обещал Натали, что приду не поздно, чтобы не будить ее.

Это просто предлог, чтобы мы вдвоем могли смыться отсюда? Я всей душой надеялась, что не ошибаюсь.

– Ну я тоже уже ухожу. У меня завтра съемки в полвосьмого. У меня машина прямо у входа, могу подбросить до отеля.

– Отлично, спасибо, – ответил Макс.

Может быть, он сказал насчет нашего ухода только для того, чтобы сбить Майкла со следа? В любом случае Найтли поймал его на слове.

– Ты не против, Линди? – спросил меня Макс.

– Конечно, нет, – ответила я, умирая от разочарования.

А что еще я могла сказать? Я была чужой на этом празднике. Ведь меня даже не приглашали сюда. Я была здесь по чужому билету, с чужим мужчиной и приехала в чужой машине. Разве у меня было хоть какое-то право что-то требовать? Я пошла к выходу вслед за Майклом и Максом, хотя нам потребовалось немало времени из-за того, что нас все время останавливали, чтобы переброситься парой слов с Майклом.

Я думала о том, как близка была к разоблачению, и обливалась холодным потом. Если бы Майкл видел нас с Максом и рассказал Натали, не знаю, что бы я сделала. Как бы я объяснила экстаз на моем лице?

Неожиданно я заметила Таню Викери, беседующую с дамой неподалеку от бара.

– Извини меня, Макс, я на минутку, – сказала я и ввинтилась в толпу. Я наступала на ноги и извинялась, пока наконец не оказалась рядом с Таней. Наверное, она решила, что мне нужен автограф.

– Извините меня, – проорала я ей в ухо. – Мы с вами незнакомы, но я должна вам кое-что сказать. Газеты знают о ваших отношениях с Найгелом Нэпьером. Они караулят у вашего дома, чтобы сфотографировать вас вместе. Может быть, и сейчас кто-нибудь ждет, когда вы выйдете отсюда. Будьте очень осторожны, если не хотите, чтобы вас поймали.

Она выглядела потрясенной, но я повернулась и отошла, прежде чем она успела о чем-нибудь спросить.

Может, я и сделала глупость, но мне казалось, что предупредить ее – это только честно. Если бы я была на месте Тани, мне бы хотелось сохранить мою связь с женатым человеком в секрете. И я уверена, что жена Найгела тоже не хотела бы узнать о неверности своего мужа из «Слухов». Если их семья переживает трудности, по крайней мере, позвольте им переживать их без вмешательства прессы.

Когда я вышла, Макс с Майклом уже отошли от входа в клуб. Майкл стоял за антрацитовым «Порше», который он, скорее всего, арендовал на время съемок в Лондоне. Макс задержался у входа, чтобы выяснить, поеду ли я с ними. Я посмотрела на крошечное заднее сиденье «Порше». Черные такси с включенными огнями проезжали мимо нас в обе стороны. Я даже не могла использовать отсутствие машины как предлог, чтобы доехать с Максом до отеля.

– Я живу в противоположной стороне, – сказала я. – Я возьму такси.

– А, ладно.

– Спасибо за сказочный вечер.

– Спасибо, что сходила со мной.

Майкл сидел в своем авто и с интересом наблюдал за нами.

– Ну ладно, тогда спокойной ночи, – сказала я.

– Спокойной ночи.

Я собиралась пожать ему руку на прощание, но Макс наклонился и поцеловал меня в губы, а моя рука нежно коснулась его щеки. Это продолжалось всего мгновение, но потом, словно чтобы доказать, что все произошло не случайно, он снова поцеловал меня.

– Спокойной ночи, – повторила я и краем глаза заметила, что Майкл Найтли смотрит на меня с пробудившимся интересом.

Я быстро отвернулась и не видела, как Макс садился в «Порше» рядом с Майклом. Протягивая руку, чтобы остановить такси, я слышала, как «Порше» умчался вниз по дороге, увозя от меня Макса, чтобы доставить его Натали.

19

Мне нужно было сделать миллион разных вещей, но я даже не потрудилась вылезти из постели. Я пролежала все утро, вспоминая прикосновение рук Макса к моим ногам, как его пальцы гладили мои ступни, как он поцеловал меня в губы – и не один, а два раза – и как он смотрел мне в глаза, как будто он не только читал мои мысли, но и сам писал текст.

Я так хотела его, что испытывала физическую боль. Каждый раз, когда я думала о прикосновении его рук и его губ, о выражении его глаз, о звуках его голоса, глубоко внутри росло такое напряжение, как будто он сжимал в руках мою душу. Казалось, что мои нервы обнажены и Макс дергает меня за них, как марионетку за ниточки.

Мне казалось, что, если я не поцелую его по-настоящему как можно скорее, я взорвусь изнутри. Я не могла дождаться воскресенья, когда должна была снова его увидеть.

Атланта позвонила мне в ужасной панике.

– Ты сможешь поснимать для нас сегодня после обеда?

– Конечно. Где? – Мне была нужна работа как никогда.

– Полчетвертого. Палата общин.

– Нет! Я не могу!

По-моему, я даже взвизгнула от ужаса. Ник наверняка будет там. Он, наверное, живет в палате общин.

– Извини, Атланта. Я только что вспомнила. В это время я иду к врачу.

– О, черт!

Она бросила трубку, даже не попрощавшись.

Ник наверняка давно выяснил, что я соврала насчет Макса – ну, что он мой муж. Конечно, я не могла себе позволить так отказываться от работы, но я бы умерла от стыда, если бы снова встретилась с Ником.

Когда я в воскресенье приехала в студию, Адель – наша стилистка – уже была там и угрюмо развешивала туалеты, взятые у кутюрье, которые были бы счастливы, если бы их модели носила сама Натали Браун.

Я выгрузила из машины все мои камеры и принесла из буфета капуччино. Мне бы хотелось иметь ассистентку, чтобы посылать ее за кофе. Вообще-то, она мне была не нужна, но это могло бы произвести впечатление на Натали и Адель.

Я знала, что сегодня мне потребуется море кофе, потому что я ужасно нервничала. Во-первых, из-за того, что сегодняшняя фотосъемка, наверное, самая важная в моей жизни. Если я провалю это дело, то никогда не получу работу в «Сливках». У меня была только одна попытка, чтобы попасть в цель.

Но еще больше я волновалась оттого, что должна была увидеть Макса. Я отчаянно мечтала увидеть его снова. С того самого вечера я не могла выбросить из головы мысли о нем. Но как я должна вести себя, когда они с Натали вместе? Макс не станет флиртовать со мной в присутствии Натали – он не так глуп. Но смогу ли я разговаривать с ним в обычном тоне или мои глаза будут гореть, как у кошки, когда я буду смотреть на него? И правда выйдет наружу?

Я посмотрела в зеркало и в десятый раз проверила свой макияж. А вдруг Натали заметит, как сильно я хочу Макса? Я увидела на столе сигареты Адели.

– Можно я закурю, Адель?

– Конечно. Бери.

Кажется, я никогда даже не пробовала курить, но сегодня самый подходящий день, чтобы начать. Может, у Адели есть и наркотики? Сегодня отличный день, чтобы начать колоться.

Хотя, пожалуй, лучше не спрашивать об этом у Адели. Она выглядит как девушка, в косметичке которой – самые лучшие медицинские препараты. Невозможно сохранить такую стройную фигуру без помощи химии. Даже черные тренировочные штаны, которые были на ней сегодня, казалось, велики ей на несколько размеров.

Я пару раз затянулась сигаретой и почувствовала головокружение и тошноту. Что бы сегодня ни случилось, сознание терять я не собиралась. Я погасила сигарету, когда Адель смотрела в другую сторону, и допила свой капуччино, чтобы избавиться от мерзкого вкуса во рту.

Я проверила все светильники в студии, чтобы убедиться, что они не готовят мне неприятных сюрпризов. По моей просьбе Адель привезла золотой шезлонг времен семидесятых и несколько гнутых деревянных стульев – совсем как в «Кабаре». Я вспомнила, как мы с Натали без конца пели «Прощайте, господин» с жутким немецким акцентом, а Натали драпировала кухонные стулья, пока даже нам это не надоело. Я привезла с собой сегодня диск с музыкой из этого фильма.

Натали приехала почти точно в десять в сопровождении Винса и Изабеллы. Винс нес четыре вешалки с платьями в пластиковых мешках, а Изабелла везла огромный алюминиевый ящик с гримом на колесиках.

Последовали поцелуи и приветствия. Натали была абсолютно не накрашена, но выглядела сногсшибательно. Но я смотрела мимо нее, я не могла оторвать глаз от двери в студию. Где же Макс? Может быть, он сейчас войдет? Или он еще в машине? Или приедет попозже? Может быть, все-таки спросить?

Но я слишком боялась произносить вслух его имя. Вдруг я выдам себя? Натали так хорошо знает меня. Вернее, знала когда-то. Может, Макс задержался по пути в буфет, чтобы принести всем кофе? Или зашел в туалет по дороге в студию? Может, его заинтересовала наша канализационная система?

– Давайте я принесу всем кофе, – предложила я.

– Мне, пожалуйста, черный, – попросила Натали. – Без сахара.

– Мне тоже, – присоединилась к ней Изабелла.

– А мне, если можно, чай, – сказал Винс. – С молоком. Два куска сахара.

– Винс может сходить и все принести, – предложила Натали.

– Нет, лучше я. Я знаю, куда идти.

Я уже бежала к двери. Если Макс как раз пойдет по коридору, у меня будет шанс побыть с ним несколько секунд наедине. Моим воспаленным мозгам потребовалось меньше секунды, чтобы выработать этот план.

Я вылетела из студии и побежала по коридору к буфету. Макса не было. Я выскочила на улицу – в машине Винса пусто. Я даже подошла к «БМВ» и заглянула внутрь, чтобы убедиться, что Макс не спит там на заднем сиденье. Макса не было. Я знала, что веду себя, как идиотка, но ничего не могла с собой поделать.

Меня трясло от огорчения. Может, он все-таки приедет позже, думала я. У меня еще оставалась слабая надежда.

Я вернулась в здание, заказала кофе и две большие бутылки минеральной воды без газа, записав все на счет седьмой студии. Если в «Сливках» мои фотографии не понравятся, то одни напитки сегодняшней съемки прикончат все мои сбережения.

А вдруг Макс уже в студии? Может, я все-таки с ним как-то разминулась? Я толкнула задом дверь, стараясь не уронить ничего с подноса и надеясь, что обернусь и увижу Макса. Но здесь была лишь Натали, перебирающая одежду на вешалке, чтобы выбрать платье для съемок.

– Никогда не ношу красное, – заявила она и, ни секунды не колеблясь, отодвинула платье за три тысячи фунтов на другой конец вешалки. – И черное тоже – в черном я кажусь смертельно бледной.

Еще одно платье за шестьсот фунтов отправилось туда же.

– А вот это мне нравится.

Она сняла с вешалки простое кремовое платье с высоким горлом, которое показалось мне абсолютно никаким. Не раздумывая, будто машинально, она сняла джинсы и майку и через голову надела платье. Я старалась не смотреть на нее, когда она осталась в белье, но не удержалась от соблазна взглянуть на ее бедра. Конечно, они были идеальной формы. Никакого целлюлита. Даже намека. Черт! Наверное, так у всех, кто в детстве занимался балетом.

Она расстегнула бюстгальтер и вытащила его через вырез платья одним отработанным движением.

– Сюда, конечно, нужен бюстгальтер без бретелек. Но, в общем, что ты думаешь об этом?

Потрясающе! То, что на вешалке выглядело унылой тряпкой, на Натали превратилось в платье такого класса, которое может привести к пробке на улице. Но как Натали могла догадаться об этом? Этого я не понимала.

Она вывернула горло, чтобы прочесть ярлык.

– Боже! Оно восьмого размера. Как обидно! Знаешь, что самое приятное в Штатах? Самое потрясающее? Там у меня шестой размер! Так-то!

Натали щелкнула пальцами.

– Я приезжаю в Хитроу, лечу в Лос-Анджелес – и раз! По дороге в бизнес-классе я уменьшаюсь на целый размер. Иногда я покупаю в Штатах даже второй размер! Это потрясающе!

Натали выскользнула из кремового платья, накинула белый хлопчатобумажный халат и принялась массировать лицо какой-то электрической вибрирующей штукой, которую она принесла с собой. Она смотрела на свое отражение в зеркале, поворачивая подбородок то в одну, то в другую сторону. Я повернулась к ней спиной, чтобы Натали не видела моего лица, и задала свой главный вопрос:

– А как там Макс? – сказала я небрежно.

– Отлично, я думаю. Ему пришлось вылететь в Лос-Анджелес.

Кажется, я все-таки упаду в обморок. Я чувствовала себя так, будто подо мной провалился пол, а кровь отхлынула от лица. Я схватилась за стул и осторожно присела.

– Ему пришлось срочно вернуться – какие-то неприятности, что-то связанное со строительством.

Натали равнодушно помахала рукой, показывая, что кирпичи и раствор – или в случае Макса, стекло и сталь – волновали ее меньше всего.

– Что-то там насчет фундаментов, которые недостаточно глубоки или высоки, или, еще что-то такое же скучное. Я так и говорила, что ему не дадут отдыхать целый месяц. Глупо с его стороны было на это надеяться.

Я наклонилась так, чтобы моя голова оказалась между колен, и попыталась глубоко дышать. Макс улетел, и я никогда больше его не увижу. Мне безумно хотелось зарыдать, но я знала, что от этого будет только хуже.

– Что с тобой, Линди? – Натали смотрела на мое отражение в зеркале.

– Ничего-ничего. Все нормально.

Я выпрямилась и улыбнулась, держа глаза широко открытыми, чтобы не потекли слезы.

– Я просто пыталась представить, с чего мы начнем.

Я еще раз глубоко вдохнула и улыбнулась. Как бы то ни было, мне предстояло это пережить.

– Кто-нибудь хочет еще кофе? – предложила я.

Может быть, если я выскочу отсюда на пару минут, мне удастся справиться с собой.

– Я схожу, – отозвалась Адель, но я уже выходила из студии.

Я побежала в буфет, бросилась на стул и попыталась глубоко дышать. Макс уехал навсегда, а я даже не попрощалась с ним! Это было невыносимо! Как он мог? Как он мог вот так исчезнуть после того вечера?

Ответ на этот вопрос был оскорбительно очевиден. Я ему абсолютно безразлична. И мне нужно прийти в себя и работать. Хватит трагических переживаний!

Ради бога, Линди, говорила я себе. Ты здесь для того, чтобы снимать. У тебя тут целая команда – стилист, гример и телезвезда, которые вышли на работу в воскресенье ради тебя. Если они могут сосредоточиться на работе, то у тебя тем более должно получиться. В конце концов, от этого зависит твоя карьера, а не их.

Я заказала кофе и, пока готовился капуччино, попыталась настроиться на профессиональный лад. Сконцентрироваться на работе, которую мне надо было сделать, вместо того чтобы представлять себе скабрезные картинки, которые мои инстинкты посылали моему мозгу.

Не думай о Максе! Не смей думать о Максе! Ты не будешь думать о Максе! Хочешь быть фотографом? Тогда иди в студию и снимай. Я сжала зубы и промаршировала обратно в студию. Изабелла уже начала гримировать Натали, но я знала, что на это потребуется минимум час, поэтому занялась установкой света.

«Я – камера, – внушала я себе. – Я – камера. Я – камера». Это немного помогало.

Я перетаскивала шезлонг с места на место только для того, чтобы чем-то занять себя. Я уже точно знала, как я собираюсь снимать. Мы с Атлантой решили, что зеленовато-голубой фон подчеркнет цвет глаз Натали и будет выигрышно смотреться на стеллажах с журналами. По крайней мере, в теории.

Я – камера. Я не буду думать о Максе! Я – камера.

– Тебе понравился фильм, на который вы ходили с Максом? – спросила Натали.

– Очень! Тебе стоило его посмотреть. Отличный фильм!

– Ну нет! Не выношу английский кинематограф! И вообще, с какой стати я должна идти на премьеру, чтобы мои фото печатали в газетах для рекламы чужого фильма? Я хочу сказать: разве Гай Ритчи что-то делал когда-нибудь для меня?

– Там еще был Брэд Питт, – заметила я.

– Ну знаешь, Брэд Питт бывает всюду!

– Не крути головой, – сказала Изабелла.

Когда гримерша закончила колдовать, Натали устроилась в шезлонге и соблазнительно надула губки, глядя прямо в объектив.

– Ну как? – спросила она.

– Отлично, – ответила я. – Пока не думай о своей позе, мне нужно сделать несколько снимков «Полароидом», чтобы проверить свет.

Я отчаянно пыталась сосредоточиться на работе. Но руки у меня так тряслись, что я с трудом удерживала экспонометр.

– Ты не подвинешь это зеркало, чтобы я могла видеть, как я выгляжу? – попросила Натали.

Я повернула зеркало, и она принялась вертеть головой и играть со своими волосами.

– Я просто в восторге от всех этих штук, – сказала Натали, не сводя глаз со своего отражения. – Ты так здорово со всем этим справляешься.

– Ну, в общем, ты понимаешь, – промямлила я, смущенная похвалой, которой совершенно не ожидала.

В этот момент я не могла справиться даже со своими мыслями. Что же касалось моей дальнейшей работы, она полностью определялась результатами сегодняшней съемки.

– Мне не нравятся эти тени у тебя под глазами, – сказала я. – Адель, ты не подержишь вот это?

Я развернула свой большой серебряный отражатель и, направив его на лицо Натали, усадила Адель так, чтобы она не попадала в кадр. Ее кремовое платье имело успех, поэтому и настроение поднялось. Но меня все еще смущали странные тени на втором плане, поэтому я переставила один из светильников и мы сделали еще одну пробу.

– Хочешь, чтобы я улыбалась? – спросила меня Натали.

– Пожалуй, лучше не надо, – ответила я. – Если ты улыбнешься, то это будет, как будто ты хочешь нравиться. Я думаю, что в «Сливках» не принято стараться понравиться.

Натали оперлась на одну руку и повернула голову к камере примерно на три четверти.

– Подними руку чуть выше, нет, не эту, другую. Так. Подними на сантиметр подбородок. Отлично.

Я сделала еще один полароидный снимок и села рядом с Натали, чтобы посмотреть, как все это выглядит. Теперь, когда я начала работать по-настоящему, я чувствовала себя немного лучше. Я обмахивалась снимком, притворяясь, что делаю это для того, чтобы он быстрее проявился.

– Как тебе это нравится? – спросила я, показывая фотографию Натали.

– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря, что не надо улыбаться. Так я выгляжу более загадочной. Как будто я думаю о чем-то действительно важном.

Я помолилась про себя об удаче.

– Внимание! Начинаем работать.

– Подожди, – сказала Натали.

Она вытянула вперед губы и подвигала ими, затем так широко раскрыла глаза, что стала похожа на золотую рыбку, и четыре раза мигнула, потом перекосила лицо и крикнула:

– Бррр!

Наконец Натали невозмутимо объяснила:

– Теперь я готова. Нужно было расслабить лицо.

Я отсняла пять кассет пленки: Натали в кремовом платье в золотом шезлонге. На некоторых снимках она смотрела в камеру через плечо, на других сидела, отведя руки за спину и выставив вперед грудь, на третьих свертывалась колечком в шезлонге, закинув руки за голову. Каждый раз, глядя в объектив, я поражалась ее совершенству. Под каким бы углом я ее ни снимала, Натали выглядела безупречно.

Неужели я хоть на секунду могла представить, что Макс собирается предпочесть ей меня? Я что, ненормальная? Разве хоть один мужчина может предпочесть меня Натали? Только Ричард – и сами знаете, что из этого вышло.

– У тебя здорово получается не улыбаться, – сказала я ей.

– Держу пари, ты не сможешь угадать, о чем я сейчас думаю, – ответила Натали.

А я надеюсь, что ты не сможешь угадать, о чем сейчас думаю я. Но вслух я сказала:

– Нет. А о чем?

– Помнишь тот урок биологии, когда нас выгнали из класса, потому что мы отказались резать крысу?

– Я совершенно забыла этот случай! Ты тогда сказала мистеру Харрисону, что мы не можем это сделать, потому что мы вегетарианки, а он тебя как-то обозвал. Это было ужасно.

– Он сказал, что я пустоголовая принцесса.

– Точно! Он ужасно злился на тебя. Значит, это твое лицо означает «Я ненавижу вас, мистер Харрисон»?

– Ну да. Сознание своей правоты, железная принципиальность и желание заехать кому-нибудь по яйцам.

– Просто блеск! Ты выглядишь очень независимой. Интересно, как дела у мистера Харрисона?

– Может, нам стоит его навестить? Сунуть ему в почтовый ящик дохлую крысу.

– Как ты думаешь, он смотрит «Не звоните нам»?

– Мне бы очень хотелось этого. Надеюсь, он еще ездит на своем раздолбанном «Остине Аллегро», а меня представляет в белом «БМВ» с шофером.

– Ты все еще вегетарианка?

– Почти. Но я ем рыбу, так что не совсем. И я ем цыплят, только без кожи. И еще – очень редко – баранину. Мой врач, который лечит иглоукалыванием, считает, что мне необходимо красное мясо. Но я не ем йогурт, потому что туда кладут желатин. А ты?

– Ну, я была вегетарианкой, пока не начала встречаться с Эндрю, а потом стала снова есть цыплят, чтобы не готовить себе и Эндрю отдельно. Очень трудно быть замужем за плотоядным существом. Самое близкое к вегетарианскому меню блюдо, которое ест Эндрю, – это луковый суп.

Отсняв еще шесть кассет пленки, я решила, что мы исчерпали все возможности мизансцены.

– Что дальше? – спросила Натали. – Я захватила несколько прикидов из своего гардероба. Хочешь посмотреть?

Она открыла свой чехол с одеждой и достала крошечные кожаные брючки и майку цвета бронзы. Они выглядели как одежда для куклы.

– Что, теперь шьют такое для кошек? – спросила я.

– Не говори глупости! – рассердилась Натали, надевая брюки. – Они растягиваются. Стреч или что-то вроде этого.

Эффект был потрясающий, особенно если учесть, что блестящая маечка оказалась почти прозрачной, так что был виден черный кружевной бюстгальтер.

Я ахнула. В первый раз за этот день я порадовалась, что здесь не было Макса. Вряд ли я смогла бы спокойно наблюдать его реакцию.

– Я сомневалась, что у меня будет случай надеть это в Лондоне, – заметила она.

– Слушай, а ты можешь в них пошевелиться?

– Конечно, смотри.

Натали подняла ногу так высоко, что чуть не ударила себя по голове.

Мне оставалось только ахать от удивления. Видно, такой день.

– Ты такая же гибкая, как была.

– Что ты, совсем нет, – возразила Натали, беря свою ногу руками и прижимая к уху. – Растяжка уже не та.

– Ты меня не проведешь, – сказала я.

Я уже вытаскивала в центр студии стулья из «Кабаре».

– Вот это да! – обрадовалась Натали. – Ты не забыла!

– Разве я могла забыть, – сказала я.

Она взяла у меня стул и оседлала его, расставив ноги на 180 градусов, одной рукой она обхватила спинку стула, а на кулак другой оперлась подбородком.

– Ты этого от меня хотела? – спросила Натали.

– Просто идеально, – одобрила я. – Я захватила с собой диск для вдохновения.

Я нажала на кнопку своего старенького магнитофона, и Лайза Миннелли запела «Деньги заставляют мир вертеться».

– Боже! Это просто фантастика! Если бы я знала, я бы прихватила котелок!

– Нет, это было бы слишком банально. И не подошло бы к твоей одежде. Кстати, ты не против, если Изабелла загримирует тебя немного по-другому, более выразительно, и сделает волосы более естественными, как бы немного спутанными?

– Изабелла, она имеет в виду, что я должна стать похожей на шлюху, – засмеялась Натали.

Мы с Аделью убрали шезлонг, и я переустановила свет, чтобы добиться ровного освещения. Я сделала его не таким льстящим, зато подчеркивающим драматизм. Я принесла всем еще по чашке кофе и наблюдала, как Изабелла превращает Натали из телецыпочки в женщину-вамп. Без всяких просьб с моей стороны Натали выполнила программу: обвивалась вокруг сиденья, задирала ноги, делала шпагат в воздухе. Изабелла сбилась с ног, вытирая пот и поправляя грим между съемками.

Я сняла фотоаппарат со штатива, чтобы свободнее выбирать ракурс, и зарядила вторую камеру, чтобы параллельно снимать на черно-белую пленку. С каждым кадром мне все больше не терпелось поскорее проявить пленку, чтобы полюбоваться результатом. В качестве финала Натали сделала кольцо, опираясь подбородком на руки, локтями стоящие на полу, и угрожающе глядя прямо в объектив.

– Этого в кино не было, – объяснила она. – Я просто хотела убедиться, что я еще могу это сделать.

– Как тебе это удается? – с восхищением сказала я. – Даже смотреть на такое больно.

– Знаешь, моя мама до сих пор может закинуть ноги за голову.

– Думаю, на этом мы можем сегодня закончить, – предложила я.

Может, это и хорошо, что Макса сегодня не было с нами, решила я. Разве я смогла бы сосредоточиться на работе хотя бы на секунду, если бы он был рядом? Да нет, конечно. И может быть, к лучшему, что он вообще уехал. Теперь мне не нужно переживать, что мне делать с Максом, потому что я ничего не могу с ним делать. Он уехал. Он недосягаем.

Мне еще предстояло упаковать осветительные приборы, сложить драпировку и пометить пленки. Все это не заняло много времени. Изабелла сняла с Натали грим, а я помогла Адели аккуратно сложить одежду и обувь и погрузить все в машину.

– Большое спасибо за ценную помощь, – сказала я ей.

– Было очень приятно с тобой работать, – ответила она и дала мне свою карточку. – Звони в любое время.

Хороший признак, подумала я. Не только я ищу работу, кто-то хочет работать со мной. Может быть, мои акции поднимаются?

– Поедешь со мной в отель? – спросила Натали. – Противный Макс бросил меня здесь совсем одну.

– А как же съемочная группа и другие актеры? Разве ты с ними не общаешься?

– Ах, эти! – Натали презрительно фыркнула. – Пойми меня правильно: я их всех очень люблю. Они мои самые лучшие друзья, но мне необходимо от них отдохнуть. Они без конца говорят только о себе. И о своих успехах. С ними невозможно обсудить ничего, их не интересует ни политика, ни… защита окружающей среды, ни… искусство.

– Надо же, я и не знала. Надо бы вспомнить для тебя один отличный анекдот о Тони Блэре.

– Это тот парень, который разрезал овцу пополам? Ее, кажется, звали овечка Долли? Про него рассказывают много интересного.

– Да нет, это наш премьер-министр.

– А, конечно. Понимаешь, в Штатах очень трудно быть в курсе международных дел. Там говорят только об Америке. Тони Блэр. Я теперь вспомнила. И кто он? Консерватор?

– Лейборист.

– Ну да, как же! Знаешь, это просто замечательно! Ты столько всего знаешь! Молодец!

В угловом номере на втором этаже, который занимала Натали, были огромные окна, выходящие в парк. Когда она распахнула массивную дубовую дверь, я затрепетала, вступая в комнату, которую Натали делила с Максом. Гостиная была просто огромной – там стояли диван, письменный стол и несколько кресел. За ней была спальня с гигантской кроватью. Здесь спал Макс, подумала я с грустью.

– Какая роскошь! – сказала я, любуясь видом из окна.

– Нормально. Но ты не представляешь, как на нас экономят. Я просила, чтобы мне поставили бегущую дорожку, а они сказали, что я могу пользоваться общим залом отеля. Ты когда-нибудь слышала о таком? Дан – наш режиссер – лучше устроился. Он снял огромные апартаменты в Холланд-парке. Мне нужно было сделать то же самое.