Текст книги "Изобретая чудеса (СИ)"
Автор книги: Станислав Жен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Аню передернуло, а затем она зарыдала еще горше и убежала в свою комнату.
– Вы, Кондратий Федорович, излишне с ней жестоки… – Протянула Лара, проводив подругу взглядом. – В любом случае, полагаю, нам пора. Опаздывать, как водится, нельзя.
Высокая и статная Лара отлично отыгрывала роль мужчины. Рылеев ненавидел себя за неуместную мысль, но видеть подругу в мужском костюме ему было невероятно приятно. Разумеется, от подобного он скоро отмахнулся.
Холодное и по-питерски влажное утро радушно предоставило дуэлянтам легкий морок тумана. Поручик Уваров, наряженный чуть ли не в парадную форму, в отличие от Лары, заметно нервничал. Когда экипаж Рылеева остановился, литератор поборол рефлекторный порыв подать графине руку.
– Господа. – Приветствовал он.
Все мешалось в неспешной череде: предложение примириться, пистолеты, барьер, расходятся. Когда сходились, на мгновение, Георгий Михайлович подумал, что молодой граф поразительно похож на сестру, что не могут люди быть так похожи, но страх переполнял его голову, не давая здравым мыслям задержаться там. Лара стреляет первая. Без колебаний она прицелилась и:
– Осечка считается за выстрел! – Объявил секундант Уварова, тоже еще мальчишка, для которого важны формальности, для которого утренняя дуэль – игра.
Молодому офицеру первая дуэль напоминала тревожный сон, настолько нечеткий, что и он не заметил подвоха в изящности линий графа Вовк.
Второй выстрел за поручиком. Он едва ли мог собраться, здравый смысл покинул его еще в момент щелчка пистолета. Рылеев изо всех сил впивался пальцами в набалдашник трости. Трясущийся мальчишка и гордая, как каменная статуя, Лариса. Он лишь поражался ее хладнокровию. Одному Богу известно, что творилось у нее в голове. А в голове Лары разворачивалась дуэль из мюзикла «Демон Онегина». Она столько раз вздрагивала при звуке выстрела в спектакле, что сейчас поразилась, насколько ей было плевать на полю, пролетевшую возле ее головы. Девушка лишь дотронулась до уха: кровь. Поразительное безболезье пронзило все ее естество.
– Формально дуэль проведена! – Заорал секундант, с каждой минутой все больше убеждаясь, что граф Вовк – не легенда, а истинное воплощение чего-то темного, магического.
Кровь на белой перчатке. Лара приподняла бровь:
– Вы, поручик, стреляли наверняка? – Она говорила тихо, хрипло, низко.
По спине Рылеева, которому казалось, что в Ларисе Константиновне не осталось для него секретов, пробежали крупные мурашки. Он действительно поверил, что перед ним стоит Максим Вовк.
Взводя курок, Лара подумала, что вполне может убить этого жалкого сопляка, неспособного унять дрожь:
– Будьте покойны, я не промахнусь.
Выстрел – и рубашка внезапно стала багровой. А в голове лишь те ужасные слова: «Руки дрожали. Целился мимо… Он стал убийцей».
Не отдавая отчета, Лара быстро схватила за узду коня поручика, не понимая как, она оседлала перепуганное животное и бросилась прочь. До этого, девушка едва ли могла сидеть в седле, а теперь скакала так, точно родилась на коне. Странное чувство. Когда она ворвалась в гостиную, не могла точно сказать, сидящий на диване Николай Павлович – еще одно видение, которое она выдумала или… А, может, она и вовсе умерла, а, может, тот выстрел не ухо задел?
– Лариса?.. – Инженер подскочил к ней. Кровь на белоснежной сорочке, непривычно уложенные волосы, все это сбивало с толку.
Девушка как-то странно улыбнулась, свела брови. Глаза, точно не ей принадлежащие, безумно бегали, старались за что-то зацепиться. Лара внезапно поняла, что это все еще не она, а, может, уже не она. Возможно, прежней Лары никогда и не будет здесь больше. А если это не она, то какая ей разница?
Графиня притянула к себе Николая и страстно поцеловала, как целуются в клубе, с незнакомцем, когда все, что есть в тебе – алкоголь и желание. Грязное, постыдное, которое необходимо удовлетворить.
– Что вы? – Хотел отпрянуть мужчина, но смог это сделать всего на мгновение, а затем сам притянул к себе Лару.
Он бы хотел не любить ее, и мог себя заставить это сделать, но не желать Ларисы Константиновны он не мог. Еще с той ночи в охотничьем домике все его мысли были лишь о тех поразительно длинных и гладких ногах. Почему-то именно эти два фактора особенно четко засели в его памяти.
Лара быстро, проворно расстегивала пуговицы на его сорочке, словно делала это не в первый раз. Она скользнула пальцами по его груди, сделала шаг назад и так же быстро избавилась от своей рубашки. Николаю Павловичу не хотелось задаваться вопросом, зачем графине мужское платье, он хотел владеть ею. Он видел, как тугие бинты впиваются в ее плоть, сдавливают грудь. Лариса Константиновна увлекла его на пол, не желая поддаваться, она точно все еще вела войну, отстаивая право властвовать. Никогда прежде мысль о превосходстве не заполняла ее ум так ярко.
– Вы не должны… – В последний раз постарался замедлить эту бурю инженер, а в висках отдавалось: «Вы должны!».
Тонкими пальцами, и не отрывая взгляда от его глаз, девушка ослабила бинт и начала медленно освобождаться от него. Тяжелое дыхание. Лара уложила инженера на спину и, ловко освободившись от своих брюк, села сверху. Лишь ткань остатков его одежды разделяла их тела. Она медленно провела рукой по обнаженной груди, скользнула вниз, дойдя до последней своей грани, она прильнула к Николаю всем телом, склонилась над его ухом и, касаясь его губами, прошептала:
– Такой меня рисует молва?
Страшный кошмар инженера становился правдой: одному Богу известно, сколько мужчин бывало с ней. Желание беречь ее, бояться причинить боль исчезло. Он с силой взял ее за бедра и перекатил под себя.
Ларе было не больно, не страшно. Нет, страшно оттого, насколько все равно. В ее груди что-то оборвалось еще в гостиной Рылеева: небывалая обида, душевные невыносимые терзания, как раскуроченная атомная станция накрылись безразличием. Когда Лара увидела в гостиной Николая Павловича, вопреки пониманию того, что вся ее страсть – просто манипуляция психики, банальное желание как можно скорее создать потомство, пока есть такая возможность, – вопреки всему этому Лара поддалась на сладкую провокацию. И теперь, прислонившись спиной к дивану, она внезапно увидела свет:
– Ваша шляпа – как грустные ушки. – Тихо сказала Лара, стягивая треуголку с подушки.
– Что? – Подобное заявление из уст обнаженной страстной любовницы звучало так неуместно, что до Николая Павловича не сразу дошло, что именно ему говорят.
– Ну, вот эти уголки, похожи на опущенные ушки какой-то зверушки, поэтому когда офицер грустит, а вы постоянно печальны, и ушки – грустные.
Николай Павлович поднялся на локтях и с ужасом увидел перед собой ребенка, а не ту, что способна соблазнить одной улыбкой. Ему внезапно стало стыдно, что позволил себе воспользоваться минутной слабостью графини. Инженер начал поспешно одеваться.
– Я ведь сегодня чуть человека не убила… Я ведь могла это сделать и тогда грустные ушки впору бы носить мне…
Лара Нацепила треуголку и поджала колени к груди. Николай, все еще не знал, что говорить, хотелось молча уйти и больше не возвращаться. Как он мог так с ней поступить?
– Представляете, он посмел сказать, что я сплю с кем-то из царской семьи… – Лара еще больше уткнула нос в колени. – И мне стало так гадко, ведь я здесь и отношений близких толком не имею. А мне сказали, что я в постель свою кого ни попадя пускаю, а выходит, убила бы я его и все зря было бы, ведь теперь я и правда незамужняя и спящая с кем-то…
Чувство вины клокотало в груди Николая. Он винил себя, ее, то, что оказался в этой треклятой гостиной.
– Я должен идти! – Воскликнул он, направляясь к двери.
– Идите, – пожала плечами Лара, – только ушки заберите…
Не вставая, не одеваясь, девушка протянула ему шляпу.
– Я знала, что так и будет… – сообщила Лара, не уверенная стоит ли все еще здесь Николай Павлович или нет: – Меня любить нельзя…
Пелагея в замешательстве застыла в дверях. Она только вернулась с рынка, куда убежала, как только поняла, что ее госпожа не убилась. Девушка стояла и никак не могла решиться что-то делать: странности господ ее не смущали, но Лариса Константиновна, вроде как выступала за участие прислуги.
– Ларисочка Константиновна… – Нерешительно начала она. – Давайте я вас в комнату провожу? Оденетесь как-нибудь?..
– Я все делаю не так. – Вздохнула Лара, поднимаясь.
– Давайте-ка я вам воды натаскаю, ванну примете? – Спросила Пелагея, уже скрываясь в недрах дома.
Лара подхватила сорочку и накинула ее на плечи. Она поморщилась, глядя на кровавое пятнышко:
– Какая глупость! – Вздохнула она, уходя в спальню. – Какая глупость…
***
Странный слушок прошел по городу: та самая мистическая графиня Вовк сама отстаивала свою честь на дуэли! Начало этому слуху положила Марфуша, служившая в доме Трубецких. По воле рока в ночь перед поединком Марфуша замиловалась с лакеем Аркашкой и в тот момент, когда Екатерина Ивановна кричала: Никакого брата нет, Лариса будет стреляться сама!», – горничная спешила к себе в каморку. Ну, так сплетня и родилась. Она ползла по городу, как дождевой червяк, разрасталась и в виде противной пиявки «она в порочной связи с великим князем ” вползла в Аничков дворец.
– Он не мог так поступить… – Бормотала Александра Федоровна.
– Моя дорогая, – качала головой Мария Федоровна, – мой сын любит вас всей душой и, наверняка, это глупая сплетня.
– Ох, что же мне делать, коли сердце мое не на месте… – Хрупкая фигурка дрожала. – Кто она такая, откуда Никс может знать ее? Неужто в столице есть хоть один дом, принимающий ее?
– Мария, успокойтесь, – нахмурилась вдовствующая императрица, – вы снова заболеете. Чем этот слух отличается от любого другого?
– Я не могу вам объяснить! Но что же мне делать, ежели все говорят об одном? – На глаза навернулись слезы.
– Если вашей душе будет спокойнее, я поговорю с сыном, но, помяните мое слово, все это пыль.
Впрочем, волей случая, до Лары эти сплетни не дошли. Единственной ее проблемой стало полное отсутствие Николая Павловича в ее жизни. Ко всему прочему добавились новый конфликт с Аней и финансовые трудности. Хотелось биться головой о стену: в жизни настала черная полоса.
Хотелось сбегать из дома, а потому Лара буквально поселилась у Рылеева. В просторной комнате она то и дело лежала на диване, как в личном будуаре. Девушка решила прочесть все, что только могла прочитать, хоть, сказать по правде, читать это было невыносимо сложно, как собственно и писать. Старые правила грамматики являлись огромной головной болью.
– Лариса, ты право, у нас ночевать решила? – Не выдержал в начале одиннадцатого Кондратий Федорович, после дуэли начавший обращаться к ней на ты.
– Милый друг, – драматично начала Лара, – мне ведь и стелить не нужно, готова спать ровно на этом месте.
Она закрыло лицо книгой, показывая, что ее здесь и вовсе не видно.
– Позволь, что же у тебя стряслось такого? Ты же знаешь, что поручик жив и практически здоров, а ежели тебя тревожит, что публицистические работы твои перестали публиковаться, то будь покойна, верные друзья всегда рады поддержать…
Лара недовольно выглянула из-за книжки. Здоровье Уварова – последнее, что занимало ее скорбные мысли. Она вздохнула, размышляя доверить ли огромную свою тайну другу или же это слишком большой позор. Вот с дружочком-пирожочком из кофейни, в былые времена, она любила обсудить, что в недрах ее комнаты завалялся один единственный презерватив и тот принадлежал ее однокурснице. Но, очевидно, объясниться стоило, возможно не во всех красках, возможно, выбирая верные слова, но требовать убежища на диване чужой гостиной, не раскрыв причин – совсем уж грубо.
– Ну, если ты, Кондраша, располагаешь временем, то я была бы рада облегчить душу… – Лара уселась и поправила юбку. – Во-первых, из-за того, что я позволила себе задеть поручика, Анна Матвеевна затаила на меня жуткую обиду. Видеть ее мне не хочется…
– Лариса, но дом же твой, разве нет? Попроси ее уйти. Ты, как я могу судить, с ней не ладишь с завидной регулярностью, отчего не попросить… – Он не закончил.
Лара поджала губы, всем своим видом показывая, что и сама могла дойти до подобного решения:
– Это сложно объяснить, но… Она мой друг, одна из первых, кто принял меня здесь… Знаешь, я сама виновата в том, что она подобное позволяет. Я изначально задала такую модель поведения, не выставила личных границ… Короче, позволила ей стать обнаглевшей девчонкой, почувствовавшей свое мнимое превосходство.
Рылеев задумался, а Лара выпалила то, что ее действительно тяготило, потому что, казалось, никому кроме него признаться в подобном девушка бы не решилась.
– А еще я была с инженером и теперь, мне кажется, наши отношения испорчены окончательно! – Она уложила голову на колени и стала ждать осуждения.
Как только сказанное стало не просто мыслью, а словами, на душе полегчало. Теперь это вовсе не тайна.
– Были? – Переспросил литератор, в каком смысле. – В каком смысле?
– А в каком смысле можно быть с мужчиной, Кондраша? – Пробурчала Лара из юбок. – Вот обо мне все судачили, а теперь, вроде как и правда…
– Он тобой воспользовался? – Жажда справедливости заклокотала у него в душе.
– Да нет, скорее я застала его врасплох. – Лара приподняла голову и внимательно посмотрела на друга: – ты только меня не осуждай, я знаю, что это бесчестье, но это мой грех…
– Я и не думал… – Растерялся он.
– Знаешь, я ведь уже давно к этому отношусь скверно, а здесь, не знаю, что на меня нашло… – Она нервно одернула юбку.
– Это бесчестный поступок! Он мог бы понять, что…
Лара снова не дала окончить мысль:
– Милый друг, когда перед тобой раздевается привлекательная особа, ты бы удержался?
Рылеев на минуту замер, старательно отмахнулся от яркого образа и заявил:
– Конечно! Я женат.
За окном неспешно смеркалось. Внезапно на Лару нахлынуло желание увидеть, что творится на улице, не видеть глаз собеседника.
– Нужно выходить замуж и облегчить жизнь… – Протянула девушка, вставая.
– А он? Он вашей руки не просил? – Ужаснулся Кондратий Федорович.
Лара обернулась и с легкой улыбкой человека, вталковывавшего ребенку прописную истину протянула:
– Мне, право, кажется, что между нами изначально что-то неправильное было, что он никогда не позовет меня замуж. Он такой правильный, о мнении общества печется, а я… А я просто Лариса Константиновна Вовк и этим все сказано.
========== Ставя на все ==========
– Мой милый Марк Николаевич! – Подлетела к имениннику Лара. – Право, праздник ваш, а подарки дарите мне, так неловко! – Хихикнула она, хватая мужчину за руку.
Невероятный парадокс Лары таился в том, что она с легкостью могла кокетничать с приятными, но не волнующими ее людьми, но абсолютно терялась при общении с объектами тайной страсти. Бедняге Булгари, конечно, это было невдомек, оттого, сердце сжалось от легкого прикосновения графини. Лара же отступила назад и покрутилась вокруг себя, демонстрируя присланное накануне платье.
Вероятно, на данном этапе знакомства с Ларисой Константиновной, вы уже уяснили, что легкомыслие и доверчивость мешались в ее голове, принимая самые невероятные умозаключения. Вот и сейчас, получив шикарное платье в подарок от нового, милого сердцу друга, Лара расценила это не как плату за какую-нибудь услугу, подкуп или что-то в этом роде, а как милую заботу. В конце концов, какого подвоха можно ожидать от доброго христианина, знакомство с которым произошло в церкви?
– Я боялся, что вы и вовсе не придете. – Улыбнулся он.
– И наказать ваших гостей невидением моего нового платья? – Улыбнулась она. – Я не так жестока, граф.
– Позвольте пригласить вас на вальс.
– А вы счастливчик, мой милый Марк Николаевич! – Всплеснула руками Лара: – вальс – все еще единственный танец, который, в моем исполнении, не грозит партнеру отдавленными ногами.
Именины Булгари стали событием поистине значимым для светской жизни Петербурга: загадочность молодого дипломата переливалась ореолом значимости вокруг него. А сегодня Марку Николаевичу во что бы то ни стало нужно было произвести благоприятное впечатление на графиню Вовк, к ногам которой он желал положить весь свет.
Лара же иллюзий насчет нового обожателя не питала: дружить с ним она охотно соглашалась, но о какой романтике может идти речь, когда кавалер – телец? Нет, мистику девушка не жаловала, но в определенные черты, присущие каждому знаку, верила охотно. Поэтому, окончательно убедившись, что перед ней не кто иной, как истинный телец, девушка в очередной раз усмехнулась и поставила клеймо: «мой милый друг».
Изумрудное платье переливалось в лучах вечернего солнца. Сегодня Лара чувствовала себя звездой. Ощущение этого превосходства длилось ровно до того мига, покуда взгляд ее не пересекся со взглядом Николая. Это случилось в тот момент, когда Лариса Константиновна одобрительно рассмеялась удачной шутке партнера, кружившего ее по залу. Это мимолетное пересечение взглядов заставило девушку побледнеть, а все ее естество сжаться. Она ощутила себя беззащитным котенком, выброшенным посреди оживленной трассы.
– Лариса Константиновна, с вами все в порядке, вы точно привидение увидели… – Забеспокоился Булгари, умевший подмечать мимолетные изменения настроения собеседника.
– Мне показалось, что я увидела знакомого, которого здесь быть не должно… – Пролепетала она.
– Выйдем же на балкон?
– Пустое! – Собралась Лара и напрягла все естество для улыбки.
Николай Павлович с раздражением обнаружил, что и Ларису Константиновну позвали на именины. Великий князь не работал с психологом, а оттого и в эмоциях своих разбирался скверно. На деле, он не злился на Лару, ему всего лишь стало обидно за подобную измену графини: как она могла танцевать с кем-то кроме него?
Инженер с силой стиснул зубы, видя, как его Лариса скрывается на балконе, в сопровождении Булгари. Не отдавая себе отчет, он быстро извинился и скоро покинул графа с супругой, рассказывавшем ему о строительстве железной дороги в Штатах Американских.
– Ваше Высочество, вы не в духе? – столкнулся с ним в дверях Марк Николаевич, спешивший за водой для Лары. – Праздник вам не по душе?
– Не извольте беспокоиться, граф, – сухо отозвался Николай, – всего лишь хотел выйти на воздух.
– В таком случае, позвольте представить вам графиню… – Он проследовал за цесаревичем обратно на террасу.
– Не стоит, граф, мы знакомы. – Прервал его инженер. – Лариса Константиновна. – Он сдержанно кивнул.
– Николай Павлович. – Так же холодно отозвалась она.
– Вы куда-то шли, Марк Николаевич, – поразительно жестко напомнил Великий Князь, – не беспокойтесь, я развлеку графиню в ваше отсутствие.
Булгари, обладавший незаурядным интеллектом, сразу понял что к чему и, пересилив порыв защитить гостью, удалился. Глупо сражаться с теми, кто сильнее, тем более, что в этом сражении можно победить иначе.
– Поверить не могу, что вижу вас здесь. – Фыркнула Лара, облокачиваясь на перила.
В ее живом девичьем воображение родилась поразительная фантазия: Николай, вопреки всему, не станет развивать тему близости, он просто предложит ей танцевать и все будет как прежде, но инженер не имел обыкновения угадывать ее желаний.
– Вы на меня сердиты, я понимаю, мне стоило прислать вам… – Взял себя в руки инженер.
– Прислать мне что? – Оборвала она. – Плату за мои услуги? – Графиня поджала губы, едва сдерживая порыв излить нецензурную брань. – Считайте это подарком.
Невозмутимая маска девушки дрогнула и дала трещину. Все на ее лице пришло в движение, она была готова разрыдаться, но вновь плакать при нем было так же невозможно, как представить, что к инженеру у нее никаких чувств.
– Вы не понимаете… Я действительно виноват перед тобой, Лариса, но я…
Ларе хотелось рыдать, но она заглушала боль ненавистью. Говорить с ней в таком состоянии было невыносимо, только прижать к сердцу и долго молча гладить по голове.
– Вы сделали то, что сделали. Ничего уже не изменить, но вы поступили гадко. – Поморщила она нос.
Николай Павлович действительно хотел вернуться к ней, объясниться, но внезапно свалилась супруга со своими домыслами и все пошло наперекосяк. Лара внезапно стала не самой важной проблемой, а лишь одной из многих. Как бы низко это не звучало, но любовь к скандальной графине никогда не стояла у него на первом месте. А чувство вины заставляло инженера отдаляться от нее.
– Позвольте мне объясниться! – Повысил он голос, но тут же опомнился, постарался соблюдать хоть какие-то приличия.
– Не позволю. – Жестко отрезала она. – Позволить вам объясниться – дать вашей душе облегчение, а такой милости я делать не хочу. – Она дерзко вскинула голову, сводя брови.
Хотела уйти прочь, но сильные пальцы стиснули руку. Не то испуганно, не то оскорбленно она сжалась и процедила:
– Пустите руку, порвете мне рукав, а это подарок.
Он должен был прижать ее к себе, промолчать. Он должен был последовать молчаливому желанию графини, но инженер все еще не угадывал ее истинного настроения:
– Я ради вас, Лариса Константиновна, рискую всем. – Приблизился он к девушке. На его лбу выступила вена, а пальцы сжались еще сильнее.
– Я рискую своей репутацией, возможностью выйти замуж. – Резонно заметила она, покосилась на рукав: – а вы продолжаете делать мне больно. Хотите чтобы я вас ударила? Прошу все же подумать об общественном мнении.
– Правда? Судя по всему, с графом Булгари вы так же близки, как со мной, о каком общественном мнении вы говорите? – Не в силах простить себя, инженер бессознательно хотел причинить ей боль. – И сколько еще таких поклонников скрываются в вашей тени?
– На что вы намекаете, Николай Павлович? – Опешила Лара. – Мне казалось, я ясно дала вам понять, что сплетни обо мне – всего лишь сплетни. Или вам моего слова мало? Я не требую жениться на мне, но я прошу уважения! И отпустите руку!
– Вы, Лариса Константиновна, и правда не понимаете, какую милость я вам оказал, приблизив вас к себе. – Он уже не мог остановиться. – Я рискую браком, моя жена…
Лара застыла, ее глаза округлились, а лицо вытянулось. Самое страшное слово сорвалось с его губ и уничтожило Лару. Графиня не была глупа, она знала, что это обстоятельство объяснило бы многое, но верить в это не хотела и все упрямо отмахивалась от очевидной мысли, как от назойливой мухи. Она резко дернула руку на себя, ткань издала характерный звук, на мрамор упали искры бисера.
– Не делайте такого лица! – Надменно бросил он, делая шаг назад. – Словно вы невинны.
Громкая музыка из зала, чей-то хохот начали отрезвлять его уязвленное сознание. Один из немногих его пороков – гордыня, потихоньку начал затихать, но было поздно. Он смотрел в эти обескураженные глаза, блестящие слезами.
– Вы женаты? И были женаты в тот день? Во все те дни?
Зачем-то спросила она и тут ее осенило. Точно пелена спала с глаз: инженер был так хорош собой, что привык к подобному вниманию, привык к любви и вседозволенности. Простой домысел: она была интересна, пока была недоступна, пока сбивала с него спесь, пока их отношения были искусным боем. А теперь она стала просто одной из многих, восхищенных и влюбленных. Лара выдохнула и горько улыбнулась:
– Спору нет: вы очень хороши. Это и младенцу очевидно, Ну, а то, что нет у вас души… Не волнуйтесь: этого не видно… Прошу меня простить. – Без единой мысли в голове, она ушла прочь.
Не видя ничего и не слыша, не помня себя, она спустилась вниз и быстро нырнула под лестницу. Сладкая иллюзия рухнула: как она могла решить, что нужна кому-то, что любима…
Марк Булгари слышал все, он стоически выдержал весь диалог и принял для себя важное решение: быть с ней до самого конца. Не веря в любовь с первого взгляда, он очаровался умом и смелостью молодой графини. Марк Николаевич всегда отличался рациональностью и холодностью ума, но он верил в знаки, и не мог признать, что та встреча храме – случайность. Лариса Константиновна послана ему, как великий дар и испытание, крест, который он пронесет с честью и обретет счастье.
– Лариса Константиновна, вы здесь? – Приблизился он.
– Лучше бы меня здесь не было… Я потеряла все, милый Марк Николаевич…
Лара вкладывала в эти слова всю свою скорбь по утраченной любви, по вере в любовь, а практичный Булгари услышал плачь по потерянной чести графини.
– Мне все равно, что о вас говорят. – Излишне пылко заявил он. – Я готов принять вас со всеми пороками.
– Ох, граф, вы политик, куда вам мои грехи принимать на себя? – Она печально улыбнулась, жалея, что не нашла в себе сил сбежать еще дальше.
– Сейчас вам сложно в это поверить, вы уязвлены, но буквально через полгода я вновь поеду в Европу, там мы сможем скрыться…
Если бы он обнял ее в тот момент, весьма вероятно, разбитая Лара приняла бы предложение, устав бороться, но ощущение безграничной покинутости заставляло все новые и новые слова вырываться из опухших губ:
– Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой… – Лара не могла найти своих слов для описания этих мучительных эмоций, а потому мозг ее выдавал чужие.
– Я понимаю, – не унимался граф, – сейчас вам сложно принять мои чувства, но вы остынете и поймете, что я говорю искренне: я могу сделать вас счастливой…
Булгари совершал самую страшную ошибку: свое чувство к Ларе он выражал логикой и рациональными доводами, а Лара хотела человеческого сострадания:
– Вы? – Словно удивилась Лара. – Простите, милый Марк Николаевич, но вы не сможете.
И про себя добавила: «уже никто не сможет».
– Лариса Константиновна! Как вы не понимаете, он не возьмет вас в жены.
Лара снова свела брови и безучастно посмотрела в глаза собеседника.
– Дело не в том, что он женат, он ведь…
И сейчас Булгари собирался открыть Ларе глаза на еще один очевидный факт в биографии Николая Павловича – его титул, но граф подобрал неверные слова, а Лара устала слушать:
– Я испорчу вам именины, милый друг, но я вынуждена идти… Простите… Не нужно говорить о нем, я все уже поняла…
Сказала Лара, не поняв главного.
***
Лара ворвалась в квартиру Рылеева мрачным, страшным вихрем. Тоска сменялась болью, а боль – яростью. Врываться в дом Рылеева стало куда проще после отъезда Натальи Михайловны с дочерью в Батово.
Графиню трясло, прическа растрепалась, она точно помешалась рассудком. Рылеева страшили частые и невероятные метаморфозы в поведении подруги, но на правах старшего, он чувствовал обязанность заботиться о ней:
– Лариса, не смею спрашивать все ли хорошо, очевидно, что нет, но что стряслось?
– А он женат… – Прошептала она, внезапно обессилев и опустившись на пол. – Рукав мне порвал… Шлюхой назвал… А ведь он женат…
Она покачала головой, а затем с силой дернула надорванный рукав, обнажая темный след синяков.
– Как он посмел… Лариса, мы должны за вас постоять! – Заявил возмущенный писатель.
– Меня любить нельзя, – засмеялась Лара, – я у людей лишь ненависть вызываю и уничтожаю все на своем пути. Я монстр, пришедший все сломать. Беги, Кондраша, думаю, что и с тобой беда случится из-за меня…
Она откинулась назад. Плевать. Вот оно сумасшествие. Заприте ее в доме призрения, свяжите ей руки, убейте ее. Ларе уже все равно. Он нерешительно сел подле нее и взял за руку:
– Мне не дано оценить вашу боль, но я сделаю все, чтобы облегчить страдания…
– Давай просто напьемся и понадеемся, что этот страшный сон окончится и я окажусь дома…
Буквально полчаса потребовалось Ларе для того, чтобы заскочить домой, смерить Аню испепеляющим взглядом, показывая, что никаких дискуссий в этот вечер быть не может, и нарядиться в черное платье, найденное на чердаке и предназначавшееся явно для глубокого траура. Платье это валялось без дела и не было выкинуто лишь из-за пугающей привлекательности. Если бы Лара из мистического верила во что-то кроме гороскопов, наверняка бы сожгла страшную находку, способную привлечь скорбь в дом.
А затем поехали в гости к Трубецким, которые как раз устраивали вечер по случаю приезда какого-то дальнего родственника. К слову, Сергей Петрович, хоть и стал относиться к Вовк лучше, но где-то в глубине души порадовался, что Лариса Константиновна не сможет почтить их своим визитом. Ларе, в сущности, было безразлично по случаю чего напиваться, главное, не помнить ничего, поэтому думать о чувствах Трубецкого она не планировала.
– Лара, у тебя что же, кто-то умер? – Нахмурилась Каташа.
Когда Екатерина Ивановна нахмурила бровки, Трубецкой заподозрил, что вечер пройдет отвратительно. Дурное настроение Ларисы Константиновны еще ни разу не оборачивалось чем-то хорошим.
– Вера в человечность. – Хмыкнула Лара, начиная пить.
– Он тебя обидел? – Многозначительно полюбопытствовала княгиня.
Лара уже хотела ответить, но тут старый генерал, с которым девушка играла в карты всякую встречу, заприметил «боевую» подругу:
– Лариса Константиновна! Вы пришли, как же я соскучился по действительно сильному противнику. – Обрадовался старик.
– О нет, князь, я сегодня воздержусь. – Постаралась искренне улыбнуться Лара, не мешавшая желание напиться и забыться со ставками на крупные суммы, а с князем иначе не выходило.
– Ну, что же вы, графиня, уважьте старика.
– А впрочем, мне сегодня так не везет в любви, что положительно должно везти за столом.
Последнее, что Лара помнила из того вечера – взволнованное личико Екатерины Ивановны и просьба опомниться. Страшная головная боль и желание желудка выйти где-нибудь около кровати, разбудили девушку тем душным днем. Лара застонала от боли и постаралась вступить в переговоры с желудком. Желудок согласился взять себя в руки и стоически задержался, пока девушка не добежала до умывальника.
В последний раз с подобным Лара сталкивалась почти два года назад, когда вместе с подругой подруги, заехавшей погостить к приятельнице, пили по случаю развода каких-то блогеров, за творчеством которых Лара даже не следила. Тогда мама примчала с дачи спасать дочь алка-зельтцером и боржоми. Сейчас же Лара осталась со своим мятежным желудком тет-а-тет.
– Лариса! – Ворвалась в комнату без приглашения Трубецкая, со всей силы зарядив своим звонким голосом по лариным барабанным перепонкам.
Не находя в себе сил говорить, та отползла обратно под одеяло, а заметив, что в руках подруги нет стакана воды, накрылась с головой.
– Пелагея! – Прикрикнула Екатерина Ивановна, сжалившись над умирающей графиней. – Воды неси и окна открой.
Она недовольно огляделась, переступила через рваное зеленое платье и подошла к единственному свободному стулу:
– Изволь объясниться, что ты вчера учудила?
– Я приставала к Сергею Петровичу? – Простонала Лара, понимая, что в пьяном угаре становится еще той тигрицей.
– На твое счастье – нет. – Шумно вздохнула Трубецкая. – Но сегодня к тебе должен приехать нотариус!
