Текст книги "Изобретая чудеса (СИ)"
Автор книги: Станислав Жен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
***
Лариса Константиновна резко обернулась, едва улыбнулась и, горделиво приподняв подбородок, пояснила:
– Марк Николаевич отлучился по неотложным делам. Ежели некоторым мужья не доверяют, боясь выпустить из виду, то граф вполне уверен в том, что я девушка взрослая и в присмотре не нуждаюсь, мадам Пронина.
Мадам Пронина, обескураженная прямотой Ларисы Константиновны, приветственно кивнула и спешно удалилась, нервозно обмахиваясь веером. Лара не любила сплетничества в людных местах, не понимала его, считая если не страшной глупостью, то уж точно одним из смертных грехов, за который карали сразу, насылая нежелательные встречи.
Она хлопнула веером о ладонь, хотела сделать что-то еще, не придумала, решила найти шампанское, остановилась, вздохнула и заметила Каташу.
– Душа моя, – ухватила ее за локоть княгиня, – ты так бледна… Волнуешься из-за своего протеже?
Лара мотнула головой, собралась и потянула подругу в сторону ложи:
– Пойдем же сядем! Скорее в зал! Ежели я услышу еще хоть одно слово о сомнительном отъезде Марка и о том, что он разорвал помолвку, клянусь стихами Рылеева, воткну этот веер кому-нибудь в глаз!
– Будет тебе, душенька, – хихикнула Трубецкая, – все мы, твои друзья, прекрасно понимаем, что он тебя не бросал, что он любит тебя…
– Если бы я это понимала… – Лара смотрела на подругу сверху вниз, желая уменьшится хотя бы до ее размеров.
Обычно, высокий рост добавлял ей стати. Что греха таить, Лара наслаждалась своей значительностью и заметностью, но сейчас, окруженная осуждением и пересудами, она мечтала сжаться до размера клубка и закатиться куда-нибудь под стулья.
Каташа что-то болтала, но Лара даже не пыталась слушать. Нужно ехать в Рождествено и ждать Марка там, а лучше в монастырь уйти! Но, если она пойдет в монастырь, по городу пойдут слухи: без вины виноватых не бывает и с чего же главной блуднице ехать вымаливать прощение, если греха на ней нет?
Она хотела откинуться на спинке стула, но и этого позволить себе не могла. Третий звонок, наконец-то сейчас станет темнее, все будут смотреть на сцену и никто не посмеет докучать ей пересудами. Она устало вздохнула и… и тут, словно гром среди ясного неба, грянул гимн.
Покуда оркестр гремел что-то торжественное, Лара силилась не смотреть на обитателей царской ложи. Холодная, жесткая, недоступная. Точно одна она была во всем зале и смотреть стоило лишь на нее. Николай не сопротивлялся ее чарам, для него Лариса Константиновна была той самой премьерой, которая стоила его подробного изучения.
– Неужто, Лариса Константиновна, тебя так ярко поразило, что наш главный ценитель театра пришел?..
Наконец-то, так и не дождавшись объяснений от Лары, Екатерина Ивановна сложила все частицы диковинного пазла: вольная подруга грустила вовсе не по чудесному графу Булгари, Лариса Константиновна метила куда выше. Едва ли возможным представлялось вообразить чопорного великого князя в отношениях с такой взбалмошной и дерзкой девицей, но чем черт не шутит.
В полумраке переполненного зала Николаю Павловичу мерещилось, что весь свет направлен лишь на нее. Что отблески ламп причудливо отражаются в каждом камне, вплетенном в ее локоны. Дыхание перехватило оттого, что на ее шее красовалось жемчужное ожерелье, им подаренное.
Нужно ехать к Кондраше! Брать ящик вина и ехать к нему. Пусть Лиза с Пелагеей празднуют премьеру, а ей нужно скрыться. Лара точно знала, что он явится к ней домой, потому что точно осведомлен об отсутствии Марка в столице. Голова шла кругом. Стоило первому акту остаться позади, девушка резко встала и поспешила на балкон. Воздух. Ей не хватает воздуха. Беда только в воздухе.
– Добрый вечер, Лариса Константиновна. – Тихий голос и все внутри у Лары сжалось.
– Зачем вы здесь? – Она не обернулась.
– Стараюсь не пропускать громкие дебюты.
– Зачем вы здесь?
Лара, наконец, обернулась. На балконе никого не было. Все это бред. Игра уставшего воображения. Брак – это не про любовь, брак – это про доверие, а Марку она больше не доверяет. Он предал. Предал и сбежал. Будь Ларе чуть больше лет, возможно, она нашла бы в себе силы понять, но ей всего лишь двадцать два. И она из мира, где это еще детство.
========== Переиграем всех ==========
Поздний сентябрь выдался на редкость теплым. Последняя жара давно прошедшего лета накрыла Петербург с головой. Разумеется, хорошая погода, все еще остающаяся редкостью в этом городе, не могла остановить или замедлить тех процессов, которые неумолимо пришли в действие: семьи, способные позволить столичную жизнь, спешили вернуться в особняки, заговорщики стекались в тайные квартиры.
Неспокойным и неуместным казалось это подозрительное солнце. Николая Павловича стали мучать кошмары. Находясь в столице и.о. императора, он был терзаем смутным волнением, которое описывалось короткой фразой: «в городе что-то происходит». Он чувствовал это давно, но сейчас отчего-то особенно ярко. Глупо говорить, что он страдал от одних только подозрений, которые жили в нем уже несколько лет.
Разумеется нет. Николай Павлович тяжело переживал присутствие в столице графини Вовк. Если кому-то могло показаться, что лишь Лара была разочарована отъездом Марка Николаевича Булгари из столицы, то нет. С тяжелым сердцем великий князь должен был признать, что считал дни до отъезда графини. С болью он мечтал о том, как она станет приятным воспоминанием, исчезнув из его жизни.
Николай Павлович был воспитан семьянином, искренне любил семью. Александра Федоровна всегда представлялась ему светом, оплотом нежности, причиной бороться, тем, кого нужно защищать. Вот он идеал женщины. Но тут к нему в душу ворвалась и, перевернув все вверх дном, поселилась Лара. Девушка, которой никогда не было, но которая была всегда. Если бы графиня Вовк не заняла столь прочные позиции в его сердце, великий князь, умевший чувствовать заговоры и странности, наверняка бы провел расследование и определил, что в мире не существует Ларисы Константиновны Вовк, родившейся в 1803 году. Но он был ослеплен, потому, как это делали многие, на все ее выходки вздыхал: «Американка».
Великому князю не спалось. Один единственный кошмар, который преследовал его и днем и ночью – Лара. Ему снился театр. И загорелая шея, обхваченная жемчужным ожерельем. Он сперва не мог видеть лица графини, но видел, как ее руки сжимают веер. Плечи графини сотрясались, Николаю чудилось, будто она плачет. Он вскочил со своего места и окликнул ее. Та неспешно повернулась, лицо ее искажала жуткая хохочущая гримаса.
Великий князь бросился к ней, но людей было точно слишком много. Все что ему оставалось – просто смотреть. Тем временем Лара встала, села на край своей ложи и проговорила:
– Спору нет, вы очень хороши… – Она помедлила, снова улыбнулась: – вам всего-то нужно было выпить чай.
Николай хотел оправдаться, что-то возразить, но графиня раскинула руки и опрокинулась назад. И в зале точно дна не было, она все падала и падала, и смех ее разносился по опустевшему залу.
И этот дурной сон не давал ему покоя с момента их встречи в театре. Но, не одному Николаю являлись жуткие картины по ночам, не один он мог предвидеть жуткие перемены.
Александра Федоровна сидела у окна, внимательно всматриваясь в какое-то дерево. Так могло показаться любому, кто обнаружил бы ее в тот момент. На деле, мысли ее были примерно там же, где и мысли ее супруга. Удивительно, что в воображаемой гостиной графини Вовк не столкнулись все Романовы, оставшиеся в Петербурге.
Об интрижке мужа княгиня знала очень давно. И с легкостью ненавидела вульгарную девчонку, появившуюся точно из воздуха. Ненавидеть этот вульгарный образ, который так старательно рисовала Аграфена, было легко. Но потом случился тот ужасный бал, где Александра Федоровна столкнулась с главной злодейкой всего Петербурга, и ненавидеть ее стало куда сложнее. С досадой княгиня осознавала, что в какой-то мере теперь обязана графине Вовк.
Ото всех этих невысказанных переживаний у Александры Федоровны стали случаться страшные мигрени. В конечном счете, она не выдержала и отложила бесполезную книжку в сторону. Перевела дух и велела готовить карету. Княгиня, отличавшаяся редкой красотой, не отличалась умом.
Спустя почти час, Александра Федоровна стояла на пороге дома на набережной. Дверь ей открыла довольно взрослая барышня, из примечательного в которой были разве что рыжие волосы. Княгиню впустили в дом. Странным местом показалась гостиная графини. Пока было время, женщина огляделась, в глаза бросилась картина с каким-то неприятным пухлощеким мальчиком. Раздался громкий визг и, шумно распахнув двери, в комнате оказался другой ребенок. Невольно Александра Федоровна бросила быстрый взгляд на портрет и не обнаружила никакого сходства.
– Кира, ты вернулся! – Радостно воскликнул мальчуган, но тут же осекся.
Он перешел на французский, извинился, поздоровался, представился и хотел уже было уйти, но поздно. Федя попал в плен и был приговорен к допросу:
– Ты сын графини? – Улыбнулась княгиня.
Не имело значения, что мальчишка старательно отверг эту догадку несколько раз, для Александры Федоровны было очевидно, что такая распутница как Вовк имеет незаконнорожденного ребенка. Она не хотела признавать, что мальчик восьми лет, едва ли мог быть рожден графиней. Впрочем, воспитание его и манера говорить княгине понравились, хотя в его речи слышался какой-то неуловимый акцент.
– Ваше императорское высочество, – в комнату, наконец, вошла Лариса Константиновна, – прошу простить мою нерасторопность, но я не ожидала гостей.
При свете дня графиня предстала не такой уж блистательной, какой казалась на балу. Легкое домашнее платье подчеркивало широкие плечи, если бы Александра Федоровна встала рядом с ней, то обнаружилась бы между ними до ужаса смешная разница в росте. Ее светлые волосы, убранные в поспешную прическу, выбивались, кудрявыми прядями. И кожа ее, казавшаяся при их первой встрече золотистой, мерцающей, теперь же выглядела просто смуглой. Здоровая девушка, из которой поместив ее в крестьянскую горницу и сменив платье, можно было сотворить селянку.
– Не извиняйтесь, графиня, мне стоило предупредить о своем визите.
По указанию гостьи, графиня Вовк села на край дивана. Движения хозяйки дома казались довольно резкими и властными. Александра Федоровна не любила таких женщин. Для нее вся сила должна была сосредотачиваться в руках мужчин, а сильная женщина сама становилась мужчиной и едва ли могла быть украшением мира.
– Чем обязана вашему визиту? – Наконец заговорила графиня.
У нее был достаточно низкий голос, который, впрочем, нельзя назвать неприятным.
– Полагаю, нам давно стоило сойтись ближе, к слову, к чему эти формальности, которые, как я слышала, вам весьма докучают.
Лариса Константиновна наклонила голову, приподняла бровь и как-то особенно улыбнулась:
– Надеюсь, что однажды смогу назвать вас добрым другом, Александра Федоровна. – Графиня помолчала и добавила: – Впрочем, нахожу, что меня редко рисуют в верном свете, потому ваше снисхождение особенно приятно.
Александра Федоровна с интересом наблюдала за властной Вовк, говорившей поразительно холодно. Княгиня всматривалась в ее черты и чем дольше она смотрела тем больше удивлялась тому, что Никс заинтересован этой опасной женщиной. Она ярко представила, что Вовк могла бы стать командиром небольшого полка, но никак не хранительницей очага.
– Вы, я полагаю, довольно часто принимаете гостей?
– Едва ли. – Лариса Константиновна отклонилась назад, когда рыжая горничная внесла чай. – В это сложно поверить, но я живу достаточно уединенно, едва ли найдется больше четырех семей, которые исправно навещают меня.
– Вот как? – Александра Федоровна взяла чашку. – Я заметила, что у вас не так уж много слуг… Однако я слышала, что у вас довольно обширные владения недалеко от Гатчины, должно быть много крепостных.
Графиня внезапно дернула головой, на ее лице блеснуло что-то напоминающее раздражение, но эта быстрая эмоция задержалась в ее мимике на долю секунды, сменившись той странной улыбкой:
– Как я могу вырывать людей из их привычного мира? Мне довольно двух помощниц.
– Я слышала, вы недавно представили талантливого крепостного в театре, к несчастью не смогла быть на премьере.
– Я, право удивлена, тому, что молва обо мне столь громка, что даже вы, Александра Федоровна, знаете такие нюансы. – Она насмешливо приподняла брови, княгиня смутилась. – Впрочем, все не совсем верно, Кирилл является вполне вольным, мы, я и Марк Николаевич, лишь помогли его таланту раскрыться. Я предпочитаю жить по совести и не владеть жизнями других.
Александра Федоровна устало опустилась на тахту и раздраженно швырнула перчатки в сторону зеркала: предпочитает она жить по совести! Как же! Если бы действительно так было, не таскалась бы эта дрянь за Никсом. По совести она живет! Впрочем, в тот же вечер великая княгиня распорядилась отправить приглашение графине на чай.
В голове Александры Федоровны родился, как ей казалось, дивный план: врага нужно держать так близко, как это только возможно. Не сможет же Никс амурничать с этой… на глазах у законной супруги?
***
Лара ворвалась к Рылееву невероятно счастливая. Она обняла его, по инерции развернула в каком-то неслыханном танце и, чмокнув в щеку, рухнула в свое излюбленное кресло.
– Боюсь представить, что приключилось у тебя в жизни такого, что ныне вновь стала полна сил. – Усмехнулся мужчина.
– Ох, Кондраша! Теперь все будет иначе, все будет иначе! Александра Федоровна решила свести со мной близкое знакомство, мотивы ее, конечно своеобразные, но я буду вхожа в царскую семью!
Мотивы Александры Федоровны были очевидны Ларе: великая княгиня решила сдружиться с ней с одной лишь целью – отвадить от мужа. В целом, логику ее понять вполне можно: сложно спать с мужем доброго друга. Но Лара увидела за всей этой мишурой отличный шанс.
– Поразительно! – Также уселся литератор.
– Вот именно, – кивнула она, – я пропишусь в их семье и стоит Николаю взойти на престол, как мы сможем вместе с новым императором построить дивный мир, тот о котором мечтали! И не придется никого убивать, не нужно будет выводить войска. Пусть радикальный Пестель подавится!
Кондратий Федорович помрачнел и покачал головой. Наивность Лары, конечно умиляла, но не более.
– Лара, Николай даже не первый в очереди, его не сильно любят, куда же ему в императоры.
Лара свела брови совершенно серьезно, и чувствуя, что друг не разделяет ее радости, заявила:
– Я много в чем заблуждаюсь, но Николай Павлович станет следующим императором. Я буду подле него. Я объясню ему, что такое справедливость!
– Да даже если он взойдет на престол, с чего это он будет тебя слушать?
Рылеев откинулся назад и закрыл глаза, ему не хотелось разочаровывать Лару, но и ложные надежды давать тем более. Россия не та страна, в которой законная власть решится что-то менять. Они это уже проходили с Александром и погореть на том же второй раз не планировали.
Она хотела сказать, что их отношения с великим князем давно выходят за рамки приличных, что руководить мужчиной, который в тебя влюблен – дело не хитрое, но сдержалась:
– Потому что я буду близка с его супругой, а руководить мужчиной из спальни – дело не хитрое. Я вложу все, что нужно. Я могу стать близка к их дому, это будет долго, но я завоюю их доверие и не нужно будет никому жизнь отдавать.
Рылеев приоткрыл глаза и внимательно всмотрелся в лицо подруги.
– Давай так, если до весны, что-то пойдет не так и Николай взойдет на престол, то мы позволим ему усесться на трон и будем действовать тайно, мы поможем законному императору. Прошу, не нужно ставить на кон свою жизнь, Кондраша…
Тот улыбнулся и кивнул, что ему стоило дать такое обещание?
========== Всем нравлюсь ==========
– Мне тогда только исполнилось пятнадцать, знаете этот возраст нежной любви? – Лариса Константиновна стояла перед небольшим кружком слушательниц, которые с замиранием сердца внимали каждому ее слову. – Я приехала погостить к очень дальней родственнице, назовем ее внучатой прабабкой по линии матери, в это же время к ней приехал такой же дальний родственник, линия которого для меня так и осталась загадкой…
– Он был хорош? – Подалась вперед баронесса.
– Он был французом, – Вовк доверительно понизила голос и пояснила: – рослый, темноглазый, Лукасу в тот год едва ли исполнилось семнадцать. Мы влюбились с первого взгляда…
– Но вы не могли быть вместе оттого, что приходились друг другу родственниками?
– Должно быть оттого, что он был французом! Не забывай, душенька, Великая война только прошла…
Лариса Константиновна внимательно оглядела слушательниц, приняла все варианты и покачала головой: «Ставки приняты, ставок больше нет!».
– Увы, меж нами был языковой барьер! Я хорошо говорила лишь на русском, на том всегда настаивала моя бабушка. В Лондон меня отправили начинать учить английский язык, а с французским у меня и по сей день натянутые отношения. Мой несчастный Лукас, в свою очередь, говорил лишь по-французски.
Дамы вздыхали и хихикали. Лариса Константиновна, как рассказчик, нравилась многим именно потому, что не приукрашивала себя. Она с юмором объявляла о своих просчетах и с достоинством высмеивала собственные пороки. За каких-то три недели, что Лару приглашала великая княгиня, все так свыклись с присутствием веселой авантюристки, что представить вечер без нее казалось немыслимым.
По началу уход графини отмечался серьезным разбором каждого ее промаха, неточностей в платье и проблем с осанкой. Но привычка, как скажет один классик, является величайшим благом. И со временем эти маленькие конфузы стали чудиться скорее милыми, чем отвратительными.
Александра Федоровна, сама того не замечая, попала под обаяние графини. Она не заметила, как от неприязни и коварного желания вывести Ларису Константиновну на чистую воду, перешла к полнейшему доверию и привязанности. Она не могла понять, что именно так привлекало ее, но рядом с графиней всегда казалось теплее. Быть может дело состояло в неисчерпаемой решительности и отважности, а может быть и в том, что Лариса Константиновна любую идею поддерживала и повторяла, что все возможно. Находиться рядом с человеком, который содержит в себе столько энергии, всегда приятно.
Очень быстро Александра Федоровна уверовала и убедила остальных, что слухи о романе Николая Павловича с графиней – просто абсурд. Ей хотелось верить, что ее милая душевная подруга чиста и невинна. В самых нежных словах Лариса Константиновна отзывалась о своем женихе. А в те редкие разы, когда графиня встречалась в коридорах с Никсом, она реагировала весьма безразлично, к тому же, именно Ларисе Константиновне принадлежало то колкое замечание, которым она поделилась за ужином со свой ближайшей соседкой по столу: «Великий князь за столом, как немец в России, совсем не пьет, оттого и раздражает».
Скажи эту фразу любая другая приближенная Александры Федоровны, княгиня наверняка пришла бы в ужас и непременно отчитала грубиянку. Но, прознав про случай с Ларисой Константиновной, пришла в восторг: во-первых, как можно шутить над тем, кого ты любишь? А во-вторых, Лариса Константиновна совершенно не умеет держать язык за зубами. По сему никакой угрозы в ней и вовсе нет, а если и появится, то графиня наверняка проболтается первой.
***
Одним октябрьским вечером, когда Лара засиделась у своей новой подруженьки слишком долго, на улице поднялся какой-то жуткий шторм. Нельзя сказать, что осеннее ненастье в Петербурге нечто из рук вон, в памяти каждого все еще отчетливо стояли события прошлого октября. Тогда Лара, только попавшая во враждебную среду, оценила все прелести затопленного подвала и дружеской компании спасавшихся в ее гостиной крыс.
Лара недовольно вздохнула, представляя, что если и сейчас вода поднимется на такой уровень, то ее дому будет что терять. Немало денег было истрачено на обустройство парадных комнат и если в прошлом году Лара могла позволить себе спасение крыс на старом и без того гниющем диване, то теперь ей было жаль собственных усилий.
– Нашему городу на болоте впору обзавестись плотиной, каким кошмаром будет повторение наводнения двадцать четвертого года…
Графиня подала княгине зеркальце, демонстрируя, как волшебно на кожу действует мякоть алоэ. Александра Федоровна пришла в восторг, с любопытством проводя пальчиками точно по детской коже.
– Право, душа моя, страшные вещи творятся на улице! – Женщина подошла к окну и ужаснулась. – Решено, Лариса Константиновна, вы остаетесь у нас. Не могу позволить моей милой подруге рисковать жизнью по пути домой, а все оттого, что я задержала вас дольше необходимого.
Лара улыбнулась этой заполошности, покачала головой и возразила:
– Александра Федоровна, мне, право, льстит ваша забота, но не могу себе позволить злоупотреблять гостеприимством.
– Вздор! Вы должны остаться. – И, предвидя возражения графини, добавила: – отказа я не приму.
На улице раздался жуткий треск и ветвь дерева рухнула прямиком на кованую ограду. Обе девушки вскрикнули, переглянулись и Лара подытожила:
– Что ж, Александра Федоровна, не смею вам перечить!
Они рассмеялись. Никто этого не признавал вслух, но из-за того, что Лариса Константиновна никого не осуждала и порой пренебрегала правилами, рядом с ней даже дышалось проще. У нее была живая мимика и здоровый желудок, потому что одна из немногих Лариса Константиновна не глотала уксус для бледности: невероятно, но факт, когда у человека ничего не болит, он вовсе не злится на судьбу и представляет из себя наиприятнейшего собеседника.
Ларе предложили посетить библиотеку, дабы выбрать чтение на вечер. Вероятно, Александра Федоровна с радостью бы составила компанию гостье, потому что оставлять графиню одну в доме, где та может встретиться с Никсом, никак не входило в ее планы. Но эта жуткая погода вызвала слабость княгини и та, извинившись, удалилась в свои комнаты.
Лариса Константиновна скользила пальцами по корешкам в поисках чего-нибудь читабельного. Богатая библиотека Аничкова дворца, разумеется, впечатляла, но у Лары были некоторые принципы и пункт «не читать произведения, написанные раньше XVIII века» стоял, где-то чуть правее «никогда не переходить по ссылкам в плеере перед началом фильма».
Внезапный шум заставил ее резко развернуться, что-то шебуршало под диваном. Лара ничего не боялась, нет, боялась она многого, но предпочитала решать проблемы по мере их поступления, потому наклонилась проверить, что за таракан космических размеров обосновался под тахтой.
– Приветик, мышонок, – шепотом обратилась Лара, ложась плашмя на пол.
– Я не мышонок! – Шепотом возмутились из-под дивана. – Я великая княжна Мария Николаевна.
– В таком случае, почему вы шуршите под диваном, словно маленькая мышка, укравшая сыр? – Улыбнулась Лара.
– Я ничего не крала! И я ненавижу сыр! – Запротестовала темноволосая девчурка.
– Вот как? – Поразилась Лара. – Тогда я в замешательстве, что же великая княжна делает под диваном в библиотеке, если она не мышь и не скрывает сыр?
– Я боюсь возвращаться в спальню… – Помедлив, призналась девочка.
– Вот оно, что… – понимающе кивнула Лара. – И что же страшного в вашей спальне, мышонок Мария Николаевна?
– Там жуткие ветки, – призналась она и добавила, – я говорила об этом, но меня не слушают!
– И никто не верит, что за вашим окном поселилось страшное чудовище, прикидывающееся старым дубом…
Девочка закивала.
– Что ж, но ведь нельзя провести всю ночь под диваном в темной библиотеке?
– Можно! Здесь окна зашторены и никто меня не видел!
– Ваши доводы, мышонок, кажутся мне весьма убедительными! – Кивнула Лара и рукой показала ей немного подвинуться. – Не могу боле оставаться вне диванной крепости, придется и мне держать оборону до самого рассвета!
– Вам тоже страшно? – Удивилась Мария, считавшая, что взрослые никого не боятся.
– А как же не бояться? Мышонок, не можете же вы скрываться под диваном без веских причин…
– Вы называете меня мышонком потому что думаете, будто я трусиха, да? – Огорчилась она.
– Кто сказал, что мыши трусливые? – Вновь удивилась Лара.
Девочка недоверчиво надулась, всем своим видом показывая, что этот факт известен всем.
– Что ж, в защиту мышей могу сказать, что даже огромные слоны стараются держаться от них подальше.
– Правда?
– А у меня есть поводы вас обманывать? – Изобразила обиду Лара, но продолжила: – впрочем, возможно это слишком общий факт, в таком случае, могу рассказать вам про своего приятеля, он правда не совсем мышь, скорее крыса… Но это никак не умоляет его достоинства!
– У вас есть знакомая крыса? – Удивленно распахнула глаза девочка.
– А у какого порядочного человека в наши дни нет знакомой крысы? – Фыркнула Лара. – Так вот, с Реми мы познакомились, когда я жила в Париже. Он был самым обычным представителем семейства грызунов с большой мечтой: Реми хотел быть поваром…
Николай Павлович с интересом наблюдал за подсвечником стоящим около дивана, и подолом, высовывающимся из-под него. Даже не видя туалета Ларисы Константиновны в тот вечер, он наверняка мог сказать, что юбка принадлежит ей.
– Могу ли я осведомиться, что здесь происходит? – Громко заговорил он.
Из-под дивана тут же высунулась рука и махнула к себе:
– Быстрее! И не шумите! – Громко зашептала Лара.
Не понимая, что именно происходит, Николай бросился на зов, он рухнул на колени и заглянул вниз.
– Что же вы?! – Ужаснулась Лара. – Немедленно полезайте к нам! А что если чудовище увидит вас?
– Что?
– Вы в своем уме? – Продолжила хмурить брови Лара, – себя не бережете – о нас подумайте!
До конца не понимая, что происходит, великий князь улегся на пол и постарался задвинуться под диван. Вышло скверно, но Лариса Константиновна выразила свое удовлетворение. Из-за нее высунулась возбужденная Мария.
– Докладывайте, как обстоят дела с монстром, прикидывавшимся деревом? – Скомандовала Лара.
– Что делать? – Совсем растерялся мужчина.
– Папа! Ты ведь военный, неужели ты никогда в жизни не делал докладов штабу? – Удивилась Мария.
– По дороге сюда чудовищ мной замечено не было…
– Лариса Константиновна, вы были абсолютно правы, – серьезно заговорила девочка, – враг отступает. Мы должны собрать все наши ресурсы и нанести решающий удар!
– Горжусь вашей решительностью, генерал-мышонок! – Кивнула Лара и обернулась к Николаю Павловичу: – что же, инженер, настало время для решающей схватки! Прошу всех покинуть штаб и приготовиться к наступлению.
По окну стучали тяжелые капли. Буря не утихала. На миг все точно замерло. Николай был готов всматриваться в блестящие глаза Лары вечность. Но она пихнула его в плечо, выталкивая из-под дивана.
– Итак, Николай Павлович, выдайте нашему генералу свой кинжал…
– Как я дам ей оружие?! – Ужаснулся мужчина.
– Действительно! – Хлопнула себя по лбу Лара, задрала юбку и ловко отстегнула от подвязки свой скромный ножичек, инкрустированный перламутром. – Настоящей девочке женский клинок!
Лара носила его с того дня, как на нее напали у самого дома. Графиня умела делать выводы.
– Это волшебный кинжал, он заколдован: стоит вам направить его на противника и провести по воздуху, как чудовище тут же растворится. – Объяснила Лара. – Николай Павлович, вооружитесь пожалуйста и в атаку! Но тихо, мы поразим врага внезапно.
Когда Мария все же угомонилась и улеглась спать, Николай Павлович велел принести вино в его кабинет.
– Неужели вы будите пить? – Хихикнула Лара, забираясь с ногами в кресло.
– Не хочу быть немцем, – хмыкнул мужчина.
– Это ведь шутка, Николай Павлович. – Впервые за долгое время она ему улыбалась.
– Отчего ты так часто стала бывать в моем доме? – Наконец спросил великий князь.
– Ох, я знаю, вы вновь хотите сказать, что я все чудесно придумала, что так мы сможем бывать вместе чаще, но я сделала это не из-за вас…
– Нет? – Разочаровался он.
– Это сложный вопрос, – вздохнула Лара, – я по вас страшно скучала, но это все идея Александры Федоровны… Я с таким трудом доказала ей, что между нами ничего нет…
– Но это ложь!
– Нет, Николай Павлович, – покачала головой Лара, – между нами и правда больше ничего нет.
– Вы перестали носить кольцо. – Обратил он ее внимание.
Лара поднесла руку к свету, внимательно осмотрела пальцы без колец и улыбнулась:
– Мне было так просто вас любить, пока я вас не знала…
Она вздохнула, не переставая улыбаться. Помедлила и встала. Неспешно она подошла к инженеру, обняла его и поцеловала в лоб. Затем, ничего не говоря, вышла из кабинета. Если она хочет остановить самоубийство Кондраши, ей нужно нравится всем в этой семье.
========== Непреувеличенное влияние ==========
Первые заморозки принесли графине Вовк беспокойство о растущих расходах на отопление дома, а также новую шубку. Последний раз такой ажиотаж вокруг мехового изделия Лариса Константиновна наблюдала, когда Кондраше подарили пальто с воротником из какого-то бобра. Евгений Петрович между делом сообщил, что сия роскошь обошлась компании, в коей служил Рылеев, в семьсот рублей.
Этим утром гнетущая обстановка в доме выгнала Александру Федоровну с детьми на прогулку в летнем саду. В сопровождение им, разумеется, была вызвана Лариса Константиновна с Федей, который уже успел свести некое подобие дружбы с великокняжескими отпрысками.
Что касается мрачных настроений в доме Романовых, они были весьма небезосновательны. Уже некоторое время из Таганрога приходили известия об ухудшающимся здоровье императора. Выносить шепот сплетников и постоянное ожидание каких-либо новых известий было невыносимо всем. Потому Лара, как главная затейница свиты Александры Федоровны, ежедневно изобретала новые развлечения.
И пока все исправно молились о скорейшем выздоровление Александра I, Лариса Константиновна начала действовать решительнее. Во-первых, заметив в Евгении Петровиче толику сомнений по поводу необходимости какого-либо бунта, она поспешила взять в оборот мятежную душу.
– Любимый мой князь! – Обратилась Лара, которую уже давно зазывали в гости.
– Лариса Константиновна, какой невероятный сюрприз! Не ожидал вас сегодня… Позвольте представить моего доброго друга, полковника Шипова, быть может, вы встречались у Рылеева.
Оболенский говорил довольно быстро, но с искренним удовольствием. У них с Ларисой Константиновной образовалось какое-то незримое взаимопонимание. Князь скучал во время ее долгих отсутствий в доме Рылеева и исправно писал ей письма, чаще не имеющие никакого глубинного смысла.
– С Иваном Павловичем мы действительно знакомы, – кивнула графиня, присаживаясь ближе к офицеру.
С Иваном Павловичем Лара действительно была знакома, но представлены друг другу они были по милости Николая Павловича. Евгений Петрович едва ли мог знать, что окружен сторонниками монархического режима. Да даже не режима, а Николая. Лара с Шиповым сошлась именно на его понимании того, что на престол сажать нужно Николая Павловича, но никак не Константина. Разговоры эти тогда казались довольно бессмысленными. Но вот, когда пришли первые известия об ухудшении состояния императора, Лариса Константиновна начала что-то делать. Потому, придя в гости к Евгению Петровичу, Лара основной темой разговора сделала те сомнения, которые жили в душе Оболенского весь год: может ли маленькое общество решать за весь огромный народ.
