Текст книги "Изобретая чудеса (СИ)"

Автор книги: Станислав Жен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Простите! Я думала дом заброшен! Окна были темными и дым не шел…

– Не мудрено решить, что дом заброшен, – насупилась Лара, понимая, что так и не смогла привести обитель в божеский вид. – Ты вообще кто?

– Анна Мишина, – залепетала девушка.

– И что ты здесь забыла? Ограбить меня решила? – Возмутилась Лара, словно позабыла, что буквально неделю назад сама стащила чье-то платье.

– Я приехала устраиваться гувернанткой, но на вокзале… – Она всхлипнула. – У меня все отобрали. – И она залилась горькими слезами.

– И ты решила, что можешь вломиться в чужой дом? – Уточнила Лара.

– Я ходила по улицам и тут увидела ваш дом, – плакала девушка.

– И идти тебе, теперь, конечно, совсем некуда?

– И как же я теперь домой-то вернусь? – снова заголосила Анна Мишина.

– Ты точно не воровка? – Сощурилась Лара.

– Я бы никогда, что вы! – Всхлипнула девушка.

– Значит так, угомонись, одеяла и подушки у меня для тебя нет, или есть, но я не знаю где. Ложись на диване, завтра поговорим. Только ради всего святого, не спали мне дом: свечи оставлю тебе.

***

Лара не была святой, но она была сострадательной, ей нравилась теория бумеранга: делай добро другим и оно еще не раз к тебе вернется. В то поразительно солнечное октябрьское утро, она проснулась от запаха еды. Запаха еды в этом доме еще не бывало, поэтому Лара пошла проверить, что же стряслось. В первую очередь стряслась пыль со стола в столовой. Откуда-то появилась посуда и скромный завтрак, содержащий горячую кашу.

– Доброе утро! – Вбежала в комнату Аня. – Я вас разбудила? Простите пожалуйста!

– Это откуда? И где Максимка? – Поразилась Лара.

– Мы были в доме одни… – Растерялась гостья. – Прошу простить мое невежество, я не спросила вашего имени.

– Это… Лариса Константиновна, можно Лара… – Она уселась на стул и заметила, прислоненного к стене Максимку. – Ах вот ты где! – Лара не поленилась встать и посадить картину за стол. – Ты садись, завтракай, раз уж накрыла, не стесняйся.

Лара подтянула ногу к груди и умостилась поудобнее. Аня осторожно села на край стула, у нее не было никаких проблем с держание ровной спинки.

– Ну, Аня, рассказывай, как ты в столице очутилась? – Лара отхлебнула молока.

– О, я в семье самая старшая, – начала Аня, – мы из Смоленской губернии, около года назад батюшки не стало, да и до этого дела шли не очень. Маменька собрала мне последнее и отправила в Петербург, меня должна была встретить тетушка, но не встретила. Но я не растерялась, отправилась по ее адресу, но там сказали, что она уехала, вот тогда я растерялась, бродила по городу, и у меня вытащили все деньги, мне было некуда идти и…

– И ты решила влезть в мой дом. – Подытожила Лара.

– Лариса Константиновна, не сочтите за дерзость, но это точно ваш дом? – Она виновато потупила взгляд.

– Чей еще это может быть дом? – Скептично приподняла бровь Лара.

– Мне права очень неловко! – Затараторила Аня.

– Забей. – Прервала Лара.

– Что простите? – Не поняла Аня.

– Не забивай головку, в этом нет твоей вины и обиды на тебя я не затаила, проще говоря – забей. – Улыбнулась Лара. – Неделю назад вернулась из Американских Штатов, давно не была в России. Прабабка оставила мне этот дом, теперь думаю, что с ним делать.

– Так вы бывали за океаном? – Поразилась Аня.

– Было занятно, – подтвердила Лара. – Но суть не в этом, какими навыками обладаешь? – Она внимательно посмотрела на девчонку, которая при свете дня выглядела совсем ребенком.

– Я?

– Могу с уверенностью заявить, что о своих способностях я прекрасно осведомлена. – Съязвила Лара.

– Я немного умею готовить, вести домашнее хозяйство, рукодельничаю, говорю по-французски, обучена танцам… – Начала перечисление Аня.

– Платья шить умеешь? – Перебила Лара.

– Немного да, но никогда не мастерила туалеты для людей.

– Только для кроликов? – Фыркнула Лара.

– Почему для кроликов? Для кукол!

– Отлично! Будем считать, что человек – та же кукла. Грамоте обучена?

– Конечно, пишу на русском и французском…

– Чудненько! Я так понимаю, ты из разорившихся дворян? – Все еще серьезно допрашивала Лара.

– Да, но это не дает вам права потешаться надо мной! – Вскинулась Аня.

– Помилуйте, над кем я насмехаюсь? Мне нужен кто-то вроде тебя, кто-то, кто шарит за все эти бабские штучки и этикет. Потому что, как ты могла заметить, на дворянку я, пока что, едва ли тяну.

Повисла пауза.

– А вы дворянка? – ляпнула Аня.

– Я понять не могу, что за уровень недоверия ко мне? Для человека, у которого стащили все деньги, ты слишком подозрительная.

– Простите, Христа ради! – Окончательно смутилась Аня.

– Тебе лет-то сколько?

– Полных шестнадцать! – Отрапортовала Аня.

– Короче, если тебе идти некуда, предлагаю работу. Предупреждаю сразу, работать будешь тяжело и пока я не поправлю свои дела – бесплатно, но гарантирую еду и крышу, а если все сложится – жениха богатого. Я тебя здесь не держу, поэтому сможешь уйти, если найдешь что-то надежнее или мужика.

– А в чем подвох? – Засомневалась Аня.

– Ну, тебе придется жить со странной женщиной. – Пожала плечами Лара.

– С какой?

– Со мной.

========== Это вы меня позвали ==========

Когда-то кто-то, скорее всего прабабка по папиной линии, сказал Ларе, что иногда нужно меньше слов и больше дела. Наверное по этой причине тем вечером все ее новые знакомцы замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты в ее жизни, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить ее к себе на чтение стихов. Лара не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц она знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ им разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила она это лишь потому, что позавидовала их прежнему положению – ей на пары ходить нужно было обязательно.

Можно было много говорить про положение женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной являлся типичным для женщин того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки. Итак, все началось с Ани:

– Лариса Константиновна, – нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

– Лариса Константиновна, – обратилась Аня уже громче, – принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

– Какому брату? – Удивилась Лара и даже проснулась. Разумеется она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить его письмо в утро девятнадцатого столетия было не только странно, но и не желательно.

Она приоткрыла глаза, сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, период, когда ждешь включения центрального отопления. Ларе захотелось в свою родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать в обнимку с котом, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

– Максиму Константиновичу… – Неуверенно протянула Аня. – Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

– Максима Константиновича не существует. – Зевнула Лара: – одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

– Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования! – Тараторила Аня, Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерку у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

– Максимка – это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная. – Протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

– Но кто же тогда Максим Константинович? – Растерялась Аня.

– Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным. – Лара усмехнулась.

– Вы что, мужчина? – Снова ахнула Аня.

– Ты в своем уме? – Лара подняла взгляд на девушку. – Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню – блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где за 2500 можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, но у портного девушка оставляла четыреста рублей. Работа вышла такой злободневной, что никто даже не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили десять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.

– Ладно, забей, – по старой привычке махнула рукой Лара. – Грей воду, будем мыть голову.

– Куда-то собираетесь? – Вышла из ступора Аня.

– Кондратий Федорович пишет, что все его друзья пламенно желают видеть моего брата этим вечером. – Усмехнулась Лара.

– Но его же не существует…

– Слушай, не раздражай меня! – Лара нервно отвернулась от свои трех платьев.

Дело было деликатным: во-первых, Лара была женщиной. Собственно, здесь можно было поставить точку. Слышали ли вы когда-либо о девушках-декабристках? Вот и Лара затруднялась ответить. Во-вторых, она прекрасно понимала, что все собравшиеся на этом вечернем празднике жизни из дворянских семей, даже если предположить, что все они достаточно толерантны, мы уже уяснили, что на представительницу привилегированного общества она не тянет. За время пребывания в чуждой среде, Лара, разумеется, улучшила свои манеры, но все еще не дотягивала даже до провинциальной Ани.

– Лариса Константиновна, простите, ежели я вас обижу, но не могу не задаться вопросом…

Лара, пытающаяся как можно скорее высушить длинные волосы, отвлеклась от динамичного терзания влажных кончиков, и внимательно посмотрела на соседку.

– Почему вы так странно говорите? – Она замялась, а потом добавила: – не поймите меня неправильно, но ваша речь так странна… Вы так невероятно сочетаете низкую лексику и литературные обороты…

– Хочешь сказать, что это сильно бросается в глаза? – Лара бросила мучить волосы и направилась за ширму.

– Это немного выбивает… Как вы часто говорите – напрягает. – Осторожно отозвалась Аня.

– Для меня этот язык, как иностранный, – пожала плечами Лара.

На деле так оно и было. Это, как бы хорошо ты ни старался говорить на литературном английском, рано или поздно проскользнет «that sucks», а, говоря с маленьким ребенком, выдашь «херня». И с этим ничего не поделать. У Лары не было привычки держать спину ровно и загибать сложные предложения в повседневной речи. Что здесь скажешь? Отстой.

И вот Лара стояла посреди гостиной, где каких-то пятнадцать минут назад читались стихи, и целилась в голову Евгению Петровичу. Ладно, целилась она не совсем в голову, а чуть выше, в мишень над головой, и вот, в лучших традициях произведения, в котором герою то и дело улыбается удача, Лара произвела единственный выстрел и, разумеется, попала. Лара не могла не попасть: лет с 10 она обожала тир, конечно, там ей нравился не сам процесс выстрела, а получение приза.

Евгений Петрович убрал от лица серебряный поднос, который Лара предусмотрительно всучила офицеру для защиты от вишневых косточек. Разумеется, стреляла она не настоящими пулями, если бы что-то пошло не так, Лару бы вряд ли приняли в дружный коллектив. Комната наполнилась аплодисментами. В тот момент ей очень хотелось повторить фразочку из тиктока: «За декабристов и двор, стреляю в Милорадовича», но она воздержалась – будучи не в тиктоке, подобные вещи звучали не смешно.

– Послушайте, Лариса Константиновна, – к ней подсел молодой мужчина, имени которого, она конечно же не запомнила, – но почему вы не пишете под своим именем, к чему все это?

– Знаете, если говорить о каком-либо возвышенном мотиве, куда легче выражать свои идеи, будучи неузнанным. Я могу сказать что угодно, не опасаясь, что в дальнейшем меня за это будут порицать – все негодование оставим на долю Максима Константиновича.

– Да, не поспоришь, говорите вы весьма дерзко. – Заметил тот и отпил из бокала.

– Я говорю свободно. – покачала головой Лара. – Разве не в этом смысл?

– Не пытаетесь ли вы, Лариса Константиновна, сказать, что вас не устраивает положение дел Отчизны? – Улыбнулся собеседник.

– Не сочтите за труд, сударь, избавить меня от необходимости сознаваться в чем бы то ни было. – Лара немного запрокинула голову. Знал бы этот сударь, плененный ее томной вкрадчивой манерой речи, с каким трудом идет составление этих томных фраз. – Все, что я пытаюсь сказать: не находите ли вы страшной глупостью то, что какие-то люди в кабинетах решают за меня дурна ли книга или хороша? Неужто я сама не вправе решить, что будет мне вредно?

Лара внимательно посмотрела на собеседника и, наконец, слегка улыбнулась:

– Не стоит делать вид, что хоть один из здесь присутствующих, не жаждет, хотя бы книжной свободы.

После этой фразы девушка встала, намереваясь взять чего-нибудь выпить. Подобные мероприятия утомляли ее, как перерывы между выступлениями на культурном форуме: нужно улыбаться, и, если кто-то из гостей захочет с тобой поговорить, не упасть в грязь лицом.

– Позвольте, Лариса Константиновна, – догнал ее возле стола с шампанским собеседник, – ведь в таком случае главная проблема кроется где-то вверху, не находите? – Он указал ей на два кресла около окна, намекая на необходимость продолжить разговор.

– Помилуйте! – Вздохнула Лара. – Но проблема никогда не бывает только «где-то вверху». «В конце-концов, вы сами голосуете за него двадцать лет кряду!» – Хотела поделиться она наболевшим, но вслух произнесла: – Проблема всегда в головах, покуда народ сам не поймет, что положение дел критично, ничего не изменится. – Она отпила совсем несладкого напитка и поморщилась.

– Но будь все умны, как вы, – он доверительно наклонил голову, – хотите сказать, что и потребности в изменениях не возникло бы?

– А выходит, что это только вы умны? – Она так же доверительно наклонилась к собеседнику. – Не сочтите за дерзость, но не чувствуете ли вы в себе сил взять роль Бога?

В комнате царила поразительно безмятежная обстановка, словно здесь собирались люди, затевающие страшное.

– Позвольте, но не берете ли вы и на свои хрупкие плечи столь же непомерную ношу? – Ларе показалось, что с ней просто заигрывают, но лично ее подобные темы для разговора никак не заводили.

– Я не имею привычки заблуждаться. – Лаконично отозвалась она и откинулась в кресле.

– Смею ли я надеяться на то, что вы развернете эту мысль? – Он также откинулся в кресле.

– Мы не нация революционеров… У нас никогда не будет, как в Европе. – Вздохнула Лара, знающая о том, что пройдут века, а люди так и не научатся выходить бороться за права. – Мы будем неистово ругать то, что имеем, но не пойдем что-то менять.

– Прошу простить, но я не могу здесь согласиться. – Переменился в голосе мужчина.

– Отчего же? – Удивилась Лара.

– Ежели бы Отчизна наша держала правильный курс, мы бы стали ее верными слугами!

– Откуда вам, милостивый государь, известно, что есть верный курс? – Улыбнулась Лара. – Прошу заметить, я не выражаю несогласие с вашим мнением, а просто делюсь наблюдениями: армия может сместить государя, но положение дел изменится едва ли. В конце-концов, мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали.

Повисла неловкая пауза. Возможно для собеседника это было нормальной тишиной, но Ларе хотелось сбежать. Она и так сболтнула лишнего.

– Но ведь поэтому и необходимо создать парламент. – Наконец нашелся собеседник.

– И будет как в Британии? – Тут же парировала Лара. – Где у власти сидят одни и те же Лорды, отстаивающие свои интересы и не разрешающие журналистам про это писать?

– Почему вы так категоричны? Где ваша вера в лучшее?

Ларина вера в лучшее осталась где-то в районе рекламы поправок Конституции. Она знала, что все закончится провалом и, впервые за полтора месяца новой жизни, задумалась, что вообще она забыла среди людей, идеалы которых ей всегда были далеки. Ее самый большой страх – жестокие и беспощадные протесты, гражданская война. А все ее друзья были теми самыми бунтарями, которых бьют на митингах, дают сроки и штрафуют за плакаты со смайликами. Внезапно, ей стало невыносимо тоскливо. Она встала и бросив:

– Простите, но я просто тоскую по дому. – Спешно покинула комнату.

========== Я предпочту не говорить ==========

Лара стояла посреди прихожей в голубом платье. В тот раз она впервые надела что-то не зеленого цвета, про зеленый цвет, конечно, была совсем другая история. В тот вечер она с интересом наблюдала за своим поразительно незнакомым лицом. Все в ней точно принадлежало кому-то иному. Тогда она в очередной раз подумала, что, быть может, сошла с ума. Она смотрела на себя и понимала, что никогда не будет спасена. Тушь размазалась, а ее прекрасный принц так и не бросился за ней в погоню. Она была невероятно одинока.

Лара замерла перед огромным зеркалом в холле. И, впервые за эти месяцы, поймала себя на мысли, что все это была не она. Стоя в голубом платье, конечно, не таком роскошном, как в тот летний день, ей впервые почудилось, что она заблудилась. Она уже не могла сказать наверняка, какая она: вот вытянутый нос, светлые холодные глаза, длинные волосы, но это все, что осталось от прежней Лары. Теперь она была бойкой Ларисой Константиновной, о которой ходили разные слухи. Кто-то говорил, что она была фавориткой одного из членов Британской короны, кто-то, что ее семья промышляла рабовладельчеством в Штатах, кто-то припомнил ее родство с послом Франции. Все сходились в одном, юная девушка, позволяющая себе подобную вольность – невероятно богата и влиятельна. Однако единственное влияние, которым обладала Лара, было влияние на паутину в своем доме.

Новый год она отправлялась праздновать на очередной костюмированный бал. Одета она была не совсем по моде: выбрала пышную голубую юбку из какого-то недорогого тюля, на нижние слои пошли занавески из дальней комнаты, предназначение которой все еще было неизвестно Ларе. Волосы они уложили в диковинную косу, Аня все никак не могла взять в толк, почему Лара не хочет следовать моде. Лара просто хотела побыть собой.

Она вышла на морозный двор, снега не было от этого все казалось поразительно мрачным. Невыносимо сухая зима. Лара вздохнула полной грудью, мороз сковал легкие. она вспомнила, как маленькой лепила с мамой снеговика в этом дворе веками позже. У нее не было настроения веселиться. Хотелось побыть одной, но нужно было идти вперед. Кондратий Федорович с большим трудом уговорил Сергея Петровича сопровождать подругу, которая не сильно-то ему импонировала: он не всегда знал, чего от нее ждать, и это доставляло ему уйму хлопот.

Она отправилась на Мойку, где чета Трубецких должна была встретить ее. Лара вышла из арендованного экипажа к парадным дверям и медленно огляделась. Весь этот пафос пугал: она точно выходила на новый уровень. Когда она переезжала в дом за экономическим факультетом, ей казалось, что она не достойна там жить. Подобная смена локации, из скромной квартирки с видом на лес в элитный комплекс, – она точно нарушила заведенные правила игры. Ей чудилось, будто все вокруг знали, что она самозванка на этом празднике достатка и богатства. Здесь она ощущала то же самое, боялась, что ее обман откроют, точно в ее действиях был какой-то обман.

Ее приглашали танцевать, она улыбалась, но впервые за долгое время не могла отделаться от ощущения всепоглощающего одиночества. Вспомнилось, как мама как-то сказала, что ни одного нового года не будет у Лары без семьи. Это было сказано так давно, в то время для девушки существовало лишь желание протестовать, слова матери она восприняла в штыки, как проклятье. Но вот настал тот день, когда она празднует с друзьями, но от чего-то слезы подступают к глазам. После очередного вальса, она вежливо извинилась, к этому моменту Лара уже научилась держать спинку и подбирать верные слова, и незаметно выскользнула на балкон.

Она прислонилась к холодной стене и прикусила большой палец, пытаясь не расплакаться. Вспомнилось, как она орала на мать за то, что та пригласила неприятного двоюродного брата на праздник. Она была готова биться головой об стену, снова поправиться на двадцать килограмм, лишь бы очутиться за тем столом, где ей можно было громко смеяться и не нужно было бороться. Внезапно Лара ощутила на себе чей-то взгляд. В противоположном углу балкона стоял незнакомец, впрочем, Лару регулярно представляли такому потоку людей, что она могла просто не упомнить имени.

– Прошу простить, – силуэт слегка кивнул, – я потревожил ваше уединение.

– Полно, не извиняйтесь, – Лара также слегка склонила голову, – мне стоило вести себя куда сдержаннее.

– Не подумайте, что я навязываю вам свое общество, – он сделал шаг вперед, – но могу ли я предложить вам войти внутрь. Погода не располагает к прогулкам.

– Пустое, – вздохнула Лара, – мне кажется, что я уже промерзла до глубины души, а сердце мое пошло мелкими трещинами – незачем спасать то, что и так работает скверно.

Повисла пауза. Одно из немногих молчаний, которое Лара не могла назвать неловким. Ей внезапно стало гораздо спокойнее: она ощутила, что может без стыда открыть свой секрет, как в анонимных чатах, где делятся откровенным, хотя, зачастую, и голым. Лара понадеялась, что собеседник не начнет показывать свои достоинства – захотелось улыбнуться.

– Позволите ли вы узнать, чем вызвана ваша печаль? Не говорите, что причина ваших слез дела сердечные. – Она не видела его лица, но чувствовала, что собеседник улыбается.

– Ох, помилуйте, сударь, – она обхватила себя руками, – впервые за долгое время я не сожалею о том, что все еще не обрела свою судьбу… Неистовая тоска по дому…

– Так вы в столице недавно?

– Раньше казалось, что здесь я своя… Теперь же боле напоминаю чужестранку… – Она посмотрела вверх, пытаясь загнать выступившие слезы обратно.

– Прошу меня простить, сударыня, но я совсем позабыл о приличиях, мы не представлены. – Он хотел было сделать еще один шаг навстречу, но Лара отрицательно покачала головой:

– Не стоит, – она отвернулась и пошла в сторону дверей, – я не прощу себе подобной слабости и, уж тем более, не позволю кому-то знать о ней. Пусть этот разговор останется секретом.

Она проскользнула в приоткрытую дверь и растворилась в толпе. Лишь на мгновенье свет задержался на ее губах и отразился в печальных глазах. Чуть позже, остановившись у окна на лестнице, он вдруг заметил, что за стеклом, мешаясь с легкими хлопьями первого снега, высокая фигура спешила куда-то прочь. Казалось, что отсутсвие экипажа нисколько не тревожило странницу, идти пешком в бальном платье было для нее чем-то абсолютно обыденным.

– Позвольте, князь, – мужчина остановил Иллариона Васильевича, – вам случаем не известно, с кем пришла барышня в голубом платье, прошу простить, но имени не могу припомнить.

– Ваше Высочество, полагаю, осведомляется о Ларисе Константиновне Вовк, преинтереснейшая особа. – Сообщил князь. – В России всего несколько месяцев, а легенды вокруг этого имени, точно вокруг Кунсткамеры…

Его высочество вновь перевел взгляд на окно, но фигура окончательно растворилась в снежной пелене.

– Позвольте, какого рода слухи вы имеете в виду?

– О, в большей степени относящиеся к ее брату, поговаривают, что он шпион Британской короны, – замялся старик, – впрочем, его не часто случается встретить, он ведет скорее затворнический образ жизни. Говорят, что он сильно болел оспой, теперь лицо его обезображено. Даже в свет Ларису Константиновну выводят друзья семьи – Трубецкие.

– Полно, князь, неужто вы верите во все эти россказни? – Остановил его собеседник.

– Ваше Высочество, да коли не сплетни, что скрашивало бы наш досуг? – Он легонько затрясся беззвучным смехом.

***

Утром какого-то дня, когда Аня бегала в кондитерскую, на Невском она столкнулась со своей приятельницей, та поведала, что про милую Ларису Константиновну ходит новый слух. Говорят, что на одном из многочисленных ее балов, Лара свела излишне тесное знакомство с одним из Романовых. Лару это весть лишь позабавила. Большая часть всех слухов о ней была создана непосредственно Ларисой Константиновной, а ежели правда то и дело мешалась с вымыслом, то определить, где начинается достоверная биография барышни, представлялось невозможным.

Ларе же было прекрасно известно, что на балах она бывала лишь изредка, потому что занавесок на каждое платье явно не напасешься. Да и излишне тесное знакомство она водила разве что с Рылеевым, на это ей не раз намекала супруга литератора. Впрочем, в последнее время девушка начала хандрить и старательно избегала любого общения. Она ударилась в работу и озадачилась написанием репортажа про беспризорных детей. Лара не была уверена, что хоть кому-то есть дело до бесхозных ребят, но душе требовался дельный досуг.

В тот день ее тоска вышла на новый уровень: едва погасили фонари, как она уже слонялась по улицам. С начальной школы Лара питала слабость к сирым и убогим. Возможно, таким образом она компенсировала заниженную самооценку, а может, просто была добра сердцем, так или иначе, завидев на набережной мальчишек, играющих в снежки, девушка почувствовала острую необходимость присоединиться к забаве. К детям у Лары вообще было особое отношение: покуда не попала в XIX столетие, преподавала английский ученикам начальной и средней школы. Теперь, когда ее круг общения составляли Аня, ряд декабристов и несколько пафосных дам, девушке страстно не хватало свободы и дурачества.

Как же она была счастлива, когда, волей случая, снежок залетел ей прямиком в голову. Испуганные дети замерли, но тут же получили ответный залп. Бой был не на жизнь, а на отмороженные пальцы. С соседней улицы вышел молодой мужчина, Лара с ужасом заметила, что новый снаряд летит точно в него. Мужчина был одет излишне прилично, поэтому вполне мог агрессивно отнестись к подобному ранению. В глазах мальчишек Лара стала героем: быстрым прыжком она заслонила незнакомца грудью. Белый плотный ком попал ей в сердце. Она пошатнулась и рухнула в сугроб.

– Что на вас нашло? – Возмутился импозантный незнакомец.

– Я послужила вам щитом, – видя, как боевые товарищи дезертируют, Лара поняла всю бессмысленность своей жертвы.

– Вы не ушиблись? – Наконец отошел от потрясения мужчина и спешно начал поднимать девушку.

– Благодарю за заботу, сударь. – Она принялась динамично отряхивать снег с подола.

– Не находите, что это не подобающее занятие для юной барышни? – Раздражился незнакомец.

Она оторвалась от увлекательного очищения заснеженных юбок и, прищурившись, посмотрела на собеседника:

– Прошу простить мою дерзость, – сказала она и внезапно потупила взор.

Девушка казалась ему знакомой, поэтому он решил осведомиться:

– Позвольте узнать ваше имя?

– Желаете доложить моей маменьке о неподобающем поведении? – слегка улыбнулась та. Мужчина не изменился в лице, продолжая выждать сносного ответа. Вероятно, за все время этой жизни, Лара впервые столкнулась с кем-то, кто действительно сильно недоволен ее поведением: – Ежели настаиваете, – пожала она плечами, – Лариса Константиновна Вовк – командующий снежных войск. – Она сделала легкий реверанс, но руки не подала.

– Прекратите паясничать! – Скривился он.

– Позвольте узнать и ваше имя? – Она нервно начала перебирать перчатки в руках, уже давно Лара не чувствовала себя провинившимся ребенком.

– Николай Павлович, к вашим услугам, – он едва ли склонил голову, – инженер.

– Всегда восхищалась людьми, склонными к точным наукам. – Выдала она фразочку, которая то и дело шла в ход при общении на Тиндере. – Коли инцидент исчерпан, могу ли я продолжить прогулку? – Не выдержала Лара.

– Не смею вас задерживать, Лариса Константиновна. – Он вновь сделал легкий кивок головой.

– Николай Павлович. – Последовала она его примеру и поспешила удалиться.

За углом она встретила бежавших бойцов. Отчитала их за дезертирство, а затем угостила пирожками. Взамен на это, ей было рассказано несколько ужасающих историй про дома призрения и нехватку работных домов. Лара поблагодарила детей за помощь и дала свой адрес, сказав, что всегда готова поделиться хлебом.

Она шла домой, пытаясь сосредоточиться на полученном материале, а в голове, как в пустой банке, билась мысль о нелюбезном незнакомце. Вспомнилась песня Клавы Коки «Мама я влюблена в…» и все стереотипы, начиная с Пушкинского: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…», заканчивая воспоминаниями о тайном фотографировании краша в восьмом классе на перемене. Она тяжело вздохнула: ее отчитали, как девчонку, а это при том, что за последние месяцы значительно преуспела в изучении местных нравов и манер. Снова захотелось домой.

========== Это могло быть во мне ==========

Оторвав воспаленные бессонницей глаза от рукописи, Лара, наконец, призналась себе в том, что завершает все дела. Она не раз сталкивалась в коридорах сознания с идеей выйти из игры, не нажав «сохранить», и тут она поняла, что впервые за всю свою жизнь, стоит на самом краю. Она с ужасом отбросила кипу бумаг и заорала, что было сил. Лара переживала неимоверные эмоции без возможности получить совет, хотя бы на анонимном форуме, не говоря уже про психолога, а лучше психиатра. Действительно ли она в XIX веке или просто заплутала в чертогах воображения. Нельзя же, не кривя душой, сказать, что Лара ни разу не представляла, как переносятся в иной мир.

Лара неистово желала каких-то перемен, но что если сейчас она проживает миг между жизнью и смертью, что если она уже мертва, а все ее встречи с декабристами – лишь последние импульсы воспаленного разума?

Она пошатнулась и быстро забилась под туалетный столик: страдать она предпочитала в замкнутых пространствах. Внезапно, она с ужасом осознала, что даже если все еще жива, что даже если все это не бредовый сон, скорее всего, она наложит на себя руки и уже никто не сможет ей помочь. А что, если покончив с собой в этом мире, Лара сможет вернуться в свое время?