Текст книги "Изобретая чудеса (СИ)"
Автор книги: Станислав Жен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Что еще?! – Не соизволила выйти из кабинета девушка.
«Нет, ну это уже ни в какие ворота!» – Подумала Лара: «Была у меня приятная помощница, а стала токсик бич какая-то, вообще не дело!».
– Напиши княгине Трубецкой, что мы можем возобновить походы в храм с грядущего воскресенья. – Лара сама вошла в комнату. – И, душа моя, прошу не учиться у меня дурному. С каких пор твоя вульгарная подруга выражается культурнее тебя?
– Лариса Константиновна, вы оказались так жестоки! – Дрожащим голосом процедила Аня.
– Возможно я жестока, – спокойно согласилась Лара, – но у меня нет чувств к твоему Георгию. – Она прислонилась к письменному столу, дабы не видеть лица подруги.
– Так зачем вы его мучаете?! – Воскликнула Аня.
– Он сам выбрал мучиться. – Рассудила Лара. – Я его не заставляю дарить мне цветы, делать подарки. Он свободен. Хочешь, забирай себе! Но что-то он не спешит броситься в твои объятия.
– Да как вы можете! – Лара слышала, как Аня расплакалась, но не посмела посмотреть ей в глаза.
– Как говорят там, откуда я родом, «ничего личного, просто бизнес»… – С тяжелым сердцем произнесла Лара.
Лара знала, что их разговор подслушивают Пелагея с Федей, но это ее не сильно смущало: за молчание она платила.
– Не знаю, читала ли ты сказку «Русалочка», не знаю, выпущена она уже или нет, но это самая лучшая история про безответную любовь… Мораль которой в том, что ты можешь отдать голос, бросить семью, испытывать муки при ходьбе, но как бы ты ни старалась, если он тебя не любит, то сделать с этим ничего нельзя. Ты ему не нужна… – Лара постаралась сдержать слезы, вспомнив, как часто объясняла эти же истины себе, рыдая под одеялом.
– Я вас ненавижу! – Вырвалось у Ани.
– Ты и не должна меня любить, – слова подруги больно резанули по сердцу, – я плачу не за любовь, а за работу. Будь добра, рассказывай о том какая я гадина Пелагее, прочим своим подругам, но со мной держи себя в руках. А если я тебе совсем противна, возвращайся в свое поместье, на улицу, куда хочешь. Но для начала, будь так любезна, допиши письма и отправь их.
Лара выпрямилась и вышла из комнаты. Она не хотела обижать Аню, понимала, что наговорила лишнего, но ничего с собой поделать не могла. Лара чувствовала, что теряет человечность. Она все больше становилась похожей на злодейку из исторического русского сериала, расчетливую стерву, не дающую житья доброй простушке. Она мучилась этим ночь. Вспомнила, что дуэль Онегина и Ленского случилась из-за похожей глупости, и, на правах старшей и более мудрой, начала писать Георгию.
Любезный друг, Георгий Михайлович!
С невыносимым чувством принимаюсь я за это письмо. Не могу выразить Вам на словах состояние моей души, но могу сказать только, что я страдаю…
Лара внимательно посмотрела в свой сборник убогих шаблонов для писем. Учиться девушка, конечно, не любила, но делать это умела, поэтому завела себе тетрадь, куда заносила некоторые образцы Аниных писем. Сейчас Лара списывала образец, посвященный гибели щенка какой-то подруги Анны Матвеевны.
Причина этого – наша с Вами невинная дружба. Мне крайне больно, что я не могу более принимать знаков Вашего внимания, хоть, признаю, мне они доставляют невероятное удовольствие, впрочем, как и любой иной девушке, оказавшейся на моем месте. Однако, волей случая, я боле не имею права обманывать Ваших надежд и принимать Ваши ухаживания. Мое сердце принадлежит другому… Как я однажды Вам говорила, надежда – прекрасное чувство, но я не чувствую за собой права продолжать морочить Вам голову. Надеюсь, что мое признание никак не скажется на нашей с Вами дружбе, я по-прежнему жду Вашего визита в следующий вторник, но уже в качестве доброго друга, а не страстного влюбленного.
Искренне надеюсь на понимание,
Л. К.
Сказать, что Георгий Михайлович офигел, прочтя сию записку – ничего не сказать. Остановило ли это его душевные порывы? Конечно же нет. Он вознамерился вызвать на дуэль того подлеца, который посмел увести у него из-под носа красавицу Ларису Константиновну. И все же, первое письмо, написанное ее прелестной рукой, он сохранил.
========== Да, неудачница ==========
Лариса Константиновна уселась в свое излюбленное кресло у окна в гостиной Рылеева и стала ждать, когда кто-нибудь изволит с ней говорить. В пост развлечений было не так уж много, поэтому выбор между посиделками в компании подружек Екатерины Ивановны, которые, в большинстве своем молодую и амбициозную графиню не переносили, и прибухивания в компании бравых офицеров, для Лары был очевиден.
– Я вам, Александр Александрович, еще раз повторяю: публицистика должна не на бунт поднимать, а мышление менять! – Выступала Лара, глотая кислое шампанское.
– Не могу с вами согласиться, Лариса Константиновна! – Возмущался литератор.
– Да как же не можете? – Лару всегда поражал факт того, что ее мнение не с первого раза воспринимается истиной в последней инстанции. – У народа нашего менталитет рабов, не свободных людей.
– Так мы же и хотим им свободы! – Не собирался принимать противоположной позиции мужчина.
– А они ее хотят? Наш крестьянин, возьмем только его, всю жизнь под барином ходит, а здесь вы приходите и радостно сообщаете: «Теперь все твои проблемы решать тебе самому»! – Лара всплеснула руками. – А он не умеет решать проблемы. А самое страшное, что не хочет.
– Вас, милейшая Лариса Константиновна, послушать, так свобода это что-то страшное, а мы здесь звери какие-то. – Наконец вмешался Трубецкой, который никак не мог понять, что эта девчонка делает в гостиной Рылеева.
– Ох, князь! – Лара от Трубецкого тоже была не в самом большом восторге. – Я не считаю свободу чем-то страшным, мне казалось, по мне видно, – Евгений Петрович, стоящий позади кресла девушки, одобрительно фыркнул. – Но ежели они не умеют свободными быть, выходит должен быть кто-то, кто обучит их сему тонкому мастерству. – Она снова поднесла к губам бокал.
– И вы считаете, что это должна делать литература. – Подытожил Александр Александрович.
– Именно, – одобрительно кивнула Лара, – иначе, решать за них будете вы. Тогда какая разница, быть под началом Романовых или Трубецких, любезный князь?
– И вы хотите сказать, что те тексты, что регулярно пишет ваш загадочный брат, на мятеж людей не призывают? – Возразил Сергей Петрович.
– Максим Константинович пишет о несправедливости в обществе, а общество, как мне известно, не заканчивается императорской фамилией. – Вскинулась Лара, отстаивая свои работы. – Вот, давеча, писал он про бордели… – начала неспешно девушка.
– Позвольте, Лариса Константиновна! – Прервал ее Трубецкой. – Негоже барышне о подобном размышлять.
– Полно, князь, вас послушать, то и женщина не вольна выбирать темы для разговора, тогда о чем была предыдущая дискуссия? – Улыбнулась она, приподнимая бровь.
– Но существуют приличия! – Повысил голос Трубецкой.
– Те приличия, о которых говорите вы, – дискриминация по половому признаку! – Не растерялась Лара, которой Трубецкой не нравился еще со школьных времен. – Я, простите мою грубость, с голой грудью перед вами не хожу и нужду в местный фикус не справляю, – раздались сдавленные смешки, – а говорить мне про дам определенной профессии или нет, я уж как-нибудь сама решу.
– Вы несносны! – Заявил Сергей Петрович.
– Нет, я свободна. Вы же выступаете за свободу слова? Так вот она, в прямом ее проявлении! – Лара встала. – Прошу простить, но мой бокал пуст и, пользуясь всеми свободами, я предпочту налить еще, раз уж о проститутках говорить вам не угодно, Сергей Петрович.
В этой гостиной мало кто относился к мыслям Лары серьезно, но для многих она стала тем самым символом свободы: истинное воплощение революции. К тому же, шутила она недурно и в беседе не давала скучать. Как бы ни было грустно осознавать, но действительно всерьез воспринимал ее разве что Рылеев, который просто знал, что нет никакого Максима Константиновича, что каждый день Лара единолично ведет свою борьбу. Разумеется, во многом мнения их расходились, но Кондратий Федорович просто не мог не считаться с мнением подруги, это было бы несправедливо, а несправедливости литератор не любил.
– Лариса Константиновна, возможно вы согласитесь нам что-нибудь сыграть? – К ней подошел Александр Александрович. – Молва о ваших талантах выходит далеко за границы столицы, а мы, как мне известно, еще ни разу не имели удовольствия слышать ваши выступления.
– Разве что одно произведение, – кокетливо согласилась Лара, в голове которой гуляло три бокала игристого.
– Господа! – Призвал к вниманию мужчина. – Лариса Константиновна любезно согласилась развлечь нас игрой на фортепиано. – Он повернулся к Ларе, поднявшей крышку пианино: – просим!
Три бокала шампанского, стресс от перманентного конфликта с Аней, постоянные мысли о поисках денег, какие-то амурные страсти и Лара, лукаво улыбаясь, ударяет по клавишам:
Я, кажется, проклята; я, капец, неудачница.
Подо мною все рушится, и ничего не получается.
Засыхают в воде цветы, не с кем больше делить печаль.
А теперь сюда слушай, ты – буду плакать и объяснять.
Благородное общество замерло. Большая часть присутствующих уже привыкла к эпатажу молодой графини, в конце концов, все знали нрав ее талантливого брата, но каждая ее новая выходка заставляла всех на мгновение замереть и смириться с действительностью.
Если меня собьёт карета это будет твой отец.
На тебя лишь посмотрела, поняла, что мне конец.
Если не проснусь наутро – это будет твоя мать.
Все прощу, и их не буду оскорблять.
Если меня собьет карета – это будет твой отец.
На тебя лишь посмотрела, поняла, что мне – конец.
Не расстраивайся, детка, ни при чём твоя семья.
Виновата только я, я-я-я-я.
Она перевела дыхание и перешла на речитатив. Песни Швец Ларе нравились тем, что в них незнакомые местному обществу слова легко заменялись чем-то простым. Она продолжила:
– Слушай, ты извини. Я к вам не зайду сегодня, наверное.
Да, что-то чувствую себя не очень.
…Неудачница.
Ой, да ладно, подумаешь. Извинения приняты.
Я всего лишь подохну тут, в этом чёртовом Питере.
Нелюбимая, страшная, как в России монархия.
У тебя через поцелуй забрала все проклятия.
Она еще раз повторила припев, а затем встала и поклонилась, будто пела обычный романс.
***
Уже как несколько недель Николай Павлович имел привычку прогуливаться по набережной Мойки вовсе не потому, что ему было заведомо известно, что там располагался дом Ларисы Константиновны. Впрочем, неясное беспокойство в его душе вызывало то, что уже несколько недель он-то там гуляет, а на странную графиню так и не нагулял. Он ждал мгновения, когда пути их вновь сойдутся. Что именно он будет делать, когда встретит Вовк в очередной раз, инженеру все еще было не ясно, но что-то он обязательно сделает.
Тот вечер не стал исключением, конечно, тогда он как-то припозднился, но мучительно жаждалось ему увидеть хоть свет в ее окне, дабы понимать, что девушка не исчезла без следа. Впрочем, где-то в глубине души, Николай Павлович не исключал того, что таинственную Ларису Константиновну он просто выдумал, настолько образ ее казался противоречив, загадочен, а, главное, иллюзорен.
Лара, напрасно не боявшаяся поздних прогулок в одиночестве, возвращалась от Рылеева выпившая и веселая. Вечер выдался занятным хотя бы потому, что скандальная графиня ни с кем не поссорилась, что было большой редкостью. Завтра должны были прислать аванс Максимки из издательства, а значит от голода она уже не помрет, по крайне, мере в этом месяце. Впрочем, денежный вопрос становился все более острым: вращение в светском обществе вынуждало ее тратить все больше и больше, и одного ворованного платья уже было недостаточно. К тому же, в статью расходов вписалось жалование Пелагее и Феде. Небольшие деньги, но в этой семье зарабатывал один Максим Константинович, а содержался целый вагон людей.
И вот вся такая счастливая и нарядная, позабывшая о нехватке финансов, она перешла на противоположный берег и практически вприпрыжку, устремилась к своему дому. И вечер, казалось, кончится без каких-либо занятных поворотов, но вдруг на ее пути возник он. Нет, возник не Николай Павлович, который припозднился. Возник он.
На Лару напали. К такому повороту девушка была совершенно не готова. Нет, разумеется, рано или поздно такое должно было случиться, ведь буквально каждую неделю Лара шастала по самым злачным районам города, но здесь, находясь на весьма приличной улице, рядом с Сенатом, нет, в тот вечер Лара не ожидала такого развития сюжета, поэтому не сразу сообразила, что нужно бежать или кричать – делать хоть что-нибудь.
Она, конечно, не любила и не умела сдаваться. Нет, не правильно, сдаваться она, конечно умела, частенько опускала руки, но если кто-то осмеливался напасть, она следовала главному правилу: не дай себя повалить. И тогда Лара шла до конца. Как-то раз, да, удивительно, но это не первая Ларина драка, ей в кровь разодрали уши, а она, также в кровь, разодрала обидчику шею – то, до чего смогла дотянуться. Остановить Лару в подобных ситуациях можно было разве что отпустив или убив. До того вечера обидчик предпочитал отпускать девушку на все четыре стороны. Сегодня все шло не так.
Однажды, Ларе посчастливилось пить со своим двоюродным братом, тот вышел на улицу за пивом и подрался с бомжом, даже сломал руку. Тогда девушка никак не могла взять в толк, зачем рисковать жизнью в подобной ситуации – не сдаться, выворачивая карманы, моля о пощаде, что ж, теперь она это прекрасно понимала: когда у нее на груди стали рвать платье, Лара поняла, что злоумышленнику нужны не только ее дешевые богатства, но и она сама. Насилие всегда страшно, насилие в XIX веке – не только душевная травма, но еще и какой-нибудь сифилис.
Было ли ей страшно? Нет, тогда она не понимала до конца, что именно с ней может случиться. Девушка вырвала руки и попыталась нанести удар, но неизвестный опередил ее и наотмашь зарядил по лицу. Неприятный металлический вкус наполнил рот. Лара пришла в бешенство и, пользуясь несложными советами по самообороне, подсмотренными когда-то в ТикТоке зарядила негодяю между ног. Платье сильно мешало и ее выпад вышел недостаточно мощным. Лару прижали к перилам и с шеи быстро сдернули бусы, подаренные Трубецкими на рождество.
– Че те надо, мудак?! – Заорала Лара что было сил.
– Заткнись! – Он закрыл ей рот вонючей рукой.
Лара вцепилась в сальные волосы насильника. Ни умирать, ни насиловаться она не собиралась.
– Отпусти, сука!
Такого активного сопротивления со стороны хрупкой дамы неудалый маньяк не ожидал. Поэтому решил действовать радикальнее: он выхватил нож. Жизнь не промелькнула у Лары перед глазами, а вот порез на ключице она почувствовала в полной мере. В тот момент, когда мужик не убил, а лишь ранил ее, в голове у Лары промелькнуло: меня заказали? Но мысль была короткой и пришлась не к месту, поэтому быстро улетучилась. Стрессовая ситуация заставляла мозг Лары работать на пределе. И она решилась: со всей силы перекинувшись назад, она полетела в ледяную воду Мойки.
Холодная весенняя вода оказалась куда холоднее, чем представлялось. Лара начала неистово биться, сражаясь с тяжелым платьем, тащущим на дно, но в какой-то момент устала. За что она сражалась? Кому она здесь нужна? Неожиданно для самой себя, Лара отказалась вести этот бой. Она уже не ожидала, что выплывет, Лара всегда подозревала, что смерть станет ее личным выбором. На миг вспомнилась мама: как страшно, что у нее никогда не будет шанса узнать, где именно лежит тело единственной дочери… А может это и будет спасение…
И тут кто-то вырвал ее из ледяных объятий воды. Это стало так необычно и так ожидаемо для какой-нибудь русской мелодрамы, где главная героиня всякий раз оказывается в смертельной опасности, но в последний момент какой-то герой приходит ей на выручку. Лара никогда не была дамой в беде. Она даже не могла представить, что кто-то может вступить в схватку за ее жизнь.
– Лариса! Вы живы?! – Такой непривычно взволнованный голос.
– Неужели вы на меня теперь не злитесь?.. – Она закашлялась.
Николай Павлович держал ее на руках и с особой тревогой вглядывался в бледное от лунного света лицо.
– Вы можете идти? – Беспокоился он.
– С вашей помощью, Николай Павлович… – Такого стресса она не переживала даже во время сдачи ЕГЭ по литературе, когда поняла, что на сочинении ей досталось «Преступление и наказание», а имен героев она не помнит.
– Я помогу вам. – Он заботливо донес девушку до парадной двери и опустил на ноги.
Лара внимательно посмотрела ему в глаза:
– Вы сейчас снова скажете, что я веду себя вульгарно, но прошу зайдите ко мне, я дам вам сменную одежду. – Она старалась держать лицо, хотя ее зубы отбивали чечетку.
– Давайте же быстрее войдем! Вы совершенно продрогли.
– Только, прошу, не шумите. – Понизив голос, она вошла в удачно незапертую дверь. – Все уже спят.
Стоило двери захлопнуться, как Лара начала скидывать сырую одежду, быстро, насколько это было возможно в ее состоянии, поднимаясь по лестнице. Все это девушка старалась делать как можно тише, с ужасом представляя, как проснется Аня, начнутся новые упреки. Может это вообще она прокляла Лару на подобное невезение? А как испугается Федя… Что подумает Пелагея? Голова раскалывалась, а по телу бегала крупная дрожь.
– Пойдемте! – Лара поманила его за собой, точно это было для нее обычным делом.
– Наверх? – Изумился тот. Николай Павлович никак не мог понять, почему она так спокойна. Откуда в Ларисе Константиновне столько сил.
– Бога ради, тише! – Шикнула она. – Внизу у меня одежды нет, а прыгать по лестнице тяжко. – Она слегка пошатнулась, инженер тут же взбежал по ступеням, поддержать ее.
– Лариса Константиновна, у вас кровь! Нужно разбудить прислугу… Ну же! – Он точно не решался командовать в чужом доме.
Лара была так спокойна. Ее лицо выражало пугающее ничего. Девушка как-то по особому посмотрела на инженера. И внезапно глаза ее наполнились слезами, она рухнула на ступени и разрыдалась. Не мило заплакала, а издала нечеловеческий вой отчаяния:
– Могла умереть… Сегодня… Конец…
Внезапно до Лары дошло, что сейчас она вполне могла бы плыть по течению, холодная, бледная, мертвая. Это было не очередным приключением: ее платье порвали, бусы украли, а, главное, поранили. Лара провела пальцами по губам – кровь, осторожно коснулась груди – тоже. Девушка почувствовала, как он опустился рядом с ней и нерешительно взял за руку. Ларе захотелось скрыться, она прижалась к Николаю всем естеством. Оба они все еще были мокрыми, но казалось, будто в объятьях теплился огонь.
Наверху послышался шум: проснулись домашние. Все происходило так быстро и так далеко.
– Нет! Никакого врача! – Кричала Аня. – Вы не знаете, как она к ним относится!
– Какая разница, как она к ним относится?! – Вмешался Николай Павлович. – Я понимаю, какой это позор для…
– Я принесла водку. – Ворвалась Пелагея. – Да, она все раны так промывает.
Ларе казалось, будто ее там нет. Все голоса были так далеко, что можно было бы и вовсе перестать их слышать. Лара перестала реагировать на внешние раздражители. Нет, она чувствовала, как к ней прикасаются, как бегают вокруг, но она никак не реагировала: стала живой куклой.
– Давайте же! Перенесем ее в спальню! – Командовала неожиданно заботливая Аня. – Да, у нас нет мужчин в доме!
Неизвестно как много времени прошло с тех пор, как Лару уложили в постель, переодели и укутали. Но когда она моргнула, из-за штор пробивался тусклый свет. Девушка неуверенно повернула голову: она все еще жива. Комната оказалась совершенно пуста, что несомненно огорчило Лару. Она приподнялась на локтях. Грудь ужасно ныла, что означало лишь одно: события вчерашней ночи – не сон.
Она уныло прошаркала до уборной, немного повозилась, приводя себя в божеский вид. Нужно было послать к Георгию Михайловичу и просить его не приходить в гости. Главное – не впасть в депрессию. Обычно, когда у Лары все становилось сильно плохо, она шла в MAC покупала помаду или хайлайтер и жизнь становилась прекрасна. Но девушка попала во время, когда макияж совсем не в моде.
***
Николай Павлович исчез более чем на неделю. Лару одолевали смешанные чувства, хотя, если быть честным, чувства ее были весьма определенными, а вот природа их оставалась загадкой: Лара злилась. Она никак не могла взять в толк, зачем быть таким заботливым, а потом исчезать бог знает на сколько.
– Лариса Константиновна, Кондратий Федорович пришли-с – Сообщила Пелагея.
Аня все еще дулась на подругу, а потому старательно избегала встреч с ней. Лара, в целом, ничего против не имела. Радовало хотя бы то, что Анна Матвеевна не бросила начальницу помирать в объятиях инженера. А следовательно, может еще и помирятся.
– Пусть идет в гостиную, я скоро буду. – Лара отложила бумагу. – И предложи чай или кофе, что там еще есть.
По привычке она бросила быстрый взгляд в зеркало: на нижней губе красовался чудесный порез. Лара вздохнула, быстро подвязала волосы и практически бегом спустилась в голубую гостиную.
– Лариса Константиновна, рад видеть вас в добром здравии! – Подскочил Рылеев.
– Полно вам, Кондратий Федорович, какое здравие? Взгляните, какая прелесть украшает мои губы. – Она усмехнулась. – Так и останусь теперь старой девой.
Он учтиво поцеловал ручку и друзья, наконец, устроились в креслах.
– Слышал, статейку вашего брата не берут в публикацию. – Рылеев отпил чай.
– О, еще бы ее взяли! – Фыркнула Лара. – Подумать только, меня пытались обесчестить, но я даже за врачем послать не могла, потому что это бы меня скомпрометировало. В жандармерию пойти нельзя – слухи поползут! – Она недовольно скрестила руки на груди и откинулась назад.
– Не думал, что вас может остановить такая мелочь, как общественное мнение. – Он покачал головой.
– Ай, – Отмахнулась она, – легче уж замуж выйти, чем миру что-то доказывать. Буду романчики печатать, делов-то.
– Прошу за беспокойство, – в комнату вошла Пелагея и сделала легкий поклон, – Георгий Михайлович цветы передали-с, куда ставить изволите-с?
Лара закатила глаза и махнула ей, чтобы та шла:
– В спальню поставь, только Анне Матвеевне не говори, что он снова это делает. – Она закрыла лицо руками.
– Жених? – Заинтересованно улыбнулся Кондратий Федорович.
Лара выглянула из-за ладоней и недовольно зыркнула в сторону собеседника:
– Бога ради! Давайте о литературе!
– Не сочтите за грубость, но ежели не отвечать на ухаживания, замуж вам не выйти. – Лара приподняла бровь и негодующе поджала губы. – Понимаю-понимаю, умолкаю.
– Были бы деньги, открыла бы свой журнал! Пиши, что хочешь, никакой цензуры… – Она оборвала себя на полуслове. – Я имею в виду, что цензуры меньше…
– Журнал в нашей стране – дело гиблое… Даже на рекламе толком не заработать. – Согласился литератор и тут же добавил: – конечно, не это первостепенная задача…
– Бросьте, – снова махнула рукой Лара, – какая радость сидеть с голой… – Она осеклась. – И благими мыслями. – Хихикнула девушка. – Но денег все равно нет и кто даст нам с братом такое выпускать. Максим Константинович, как ни старается, а все равно страшный либерал.
– К слову, Лариса Константиновна, – задумчиво протянул он, формулируя мысль, – а как так у вас получается?
– Не понимаю о чем вы? – Лара хотела было встать и задумчиво подойти к окну, но тут вспомнила, что тогда вставать придется и Рылееву.
– Вы же, кажется против Александра нашего ничего не имеете…
– Конечно не имею, политика его мне не близка, но заслуг его я не умаляю. – Лара задумалась. – Знаете, здесь вопрос в том, что уходить нужно вовремя. А он начинал освободителем, а заканчивает тираном. – Она развела руками.
– Заканчивает? – Заговорчески прищурился Рылеев.
Лара замерла, точно ее подловили, а затем спокойно заметила:
– Продолжает. В конце-концов, какая разница, коли с обязанностями справляется неважно. – Она замолкла, раздумывая продолжать мысль или ограничиться сказанным. – Я ведь вас прекрасно понимаю, – наконец решилась она, – дело не в человеке, а в идеях. Когда страна начинает буксовать, перемены становятся необходимы. Продолжал бы он свои реформы и начинания, вы ведь поддержали бы его? – Закончила она вопросом, казалось бы утвердительное предложение.
– Но ведь он не продолжил. А народ задыхается. Пришел конец этой эпохе! – В сердцах воскликнул мужчина.
Лара лишь печально покачала головой:
– Не нам с вами, Кондратий Федорович, жить в иные времена…
========== Я расскажу вам сказку ==========
Дурное настроение опустилось на плечи Лары, как пасмурная мартовская погода на Петербург: внезапно и не понятно на сколько. Самое страшное случилось практически сразу после разговора Ларисы Константиновны с Рылеевым – ее перестали печатать. Нет, роман, конечно, продолжили публиковать, но с меньшей охотой, а мелкие тексты брать в печать перестали и вовсе. Цензура положила свою холодную руку на нарисованное плечо Максимки. Лара никогда ни на кого не надеялась, то есть, надеяться надеялась, но не переставала барахтаться. В конце-концов, не она первая, не она последняя.
Дня два-три она сокрушалась из-за несправедливости жизни, рыдала, как проклятая (нервишки-то у нее пошаливали, а глицина в местные аптеки не завезли), выпила весь алкоголь, который нашла в доме, а к пятнице, протрезвев и избавившись от похмелья, начала думать, откуда брать деньги. Вопрос замужества она, конечно же, все еще рассматривала, но деньги были нужны вот прям сейчас, а мужа, даже, если она выберет Георгия Михайловича, еще минимум полгода не видать.
Лара вздохнула и пошла к Кондратию Федоровичу за советом. Если говорить совсем уж откровенно, то Рылеева Лара частенько использовала, как продвинутый гугл. Аня тоже неплохо справлялась с этой функцией, но она больше напоминала ютуб-канал «Девушки мотора», где основной контент – как понравится парню и что делать в обществе.
В гости она ходила теперь не в поздний час, боясь за свою шкурку. Придя в квартиру литератора, Лара узнала от прислуги, что «Кондратий Федорович отъехали в город и ждать велели только к ужину». Лара вздохнула и спросила разрешения подождать друга, на случай, ежели он вернется раньше обещанного, к тому же, за окном разворачивалась та самая чудная погода, когда снег мешается с чем-то схожим с дождем. В доме Рылеева Ларису Константиновну знали хорошо, а потому, вопреки отсутствию хозяев, позволили ей задержаться.
Лара сидела в гостиной, неспешно листая какую-то книжонку. Читать Ларе приходилось много: учить новую грамматику представлялось делом мучительным и кропотливым. Девушка подтянула ноги под себя, раз уж в комнате она была одна, как вдруг дверь приоткрылась и на пороге возникла миловидная девчушка. Лара оторвалась от неинтересного чтения и смерила ребенка оценивающим взглядом:
– Добрый день, любезная барышня.
– Добрый день… – Неуверенно протянула девочка.
Лара знала, что у Кондратия Федоровича есть дочь, но еще ни разу девушка с ней не сталкивалась.
– Вы, я полагаю, Настасья Кондратьевна? – Лара окончательно закрыла книгу, радуясь новому занятию.
– Да, – кивнула девочка, – а вы кто?
– Ох, как грубо с моей стороны, – всплеснула руками Лара, – разрешите представиться, Лариса Константиновна Вовк, близкий друг вашего отца.
Девочка помолчала, раздумывая, что бы еще сказать, а затем заявила:
– Маменька говорит, что воспитанные девочки так не сидят. – Она ткнула пальцем в поджатые ноги Лары.
– А моя маменька говорит, что воспитанные девочки не тыкают в своих собеседников пальцами. – Улыбнулась она.
Сильный ветер заставлял стекла в окнах слегка позвякивать. Настасья Кондратьевна еще помялась, а затем вошла в гостиную, прикрыв за собой дверь. Она деловито подошла к Ларе и молча встала напротив нее.
– Я делаю еще что-то не так? – Лара приподняла бровь.
– Маменька говорит, что вы очень скверно воспитаны. – Поделилась Настасья.
– А вы, я погляжу, весьма прямолинейны, милый ребенок. – Фыркнула Лара и демонстративно открыла книжку.
– Но почему тогда вы всем нравитесь? – Прицепилась девчонка.
– Это сомнительная информация. Я нравлюсь далеко не всем, вот например, князь Трубецкой меня на дух не переносит. – Лара сделала вид, что увлеченно читает.
– А маменька говорит, что это очень нечестно, что вас с вашими выходками, – Настасья явно передразнивала мать, – все еще принимают в приличных домах.
– Я погляжу, Наталья Михайловна не высокого обо мне мнения… – Подытожила Лара.
Девочка забралась в кресло напротив Лары и, подперев голову руками, стала чего-то ждать. Лариса Константиновна, имевшая привычку стараться игнорировать провокации, все также изображала увлеченное чтение. Но книга была настолько скучна, что в конце-концов Лара сдалась и внезапно приподняла взгляд на ребенка:
– И какую гадость вы еще желаете мне сказать?
– А могу я у вас спросить? – Стала внезапно ласковой Настасья.
– Могу ли я запретить?
– Я слышала, как папенька называл вас талантливым писателем, а маменька…
Лара прервала ее:
– Позвольте угадать, его восторгов не разделяла? – Хмыкнула она. Девочка лишь пожала плечиками. – Но задам вам встречный вопрос, неужели ваша гувернантка бросила вас одну?
Девочка насупилась и уставилась куда-то на ножку кресла.
– Фройлен Мэрит уснула, и мне она ни капельки не нравится! – Воскликнула девчушка.
– Отчего же?
– С ней тоже хочется уснуть… – Протянула она.
– Вот как? – Изобразила удивление Лара. – И что же, намерены составить мне компанию, покуда взрослые не воротятся? – Девочка застенчиво кивнула. – Что ж, – продолжила Лара, – о чем будем вести беседу?
Девочка воодушевилась, Фройлен явно не разнообразила ее досуг.
– А вы бывали в Европе? Можете рассказать что-нибудь занимательное?
Лара призадумалась, выглянула в окно: погода лучше не становилась, а значит спешить ей было некуда.
– Позвольте, есть у меня одна преинтереснейшая история про двух принцесс, живших в королевстве Эрендел, что на границе с Норвегией. Вам же известно, где располагается Норвегия? – Настасье было это неизвестно, но чтобы не показаться глупой, она кивнула. – История эта имела место быть несколько лет назад, когда у короля Агнарра родились две дочери. Младшую назвали Анна и волосы ее были рыжими, как осеняя листва, а старшую – Эльза. С самого рождения в Эльзе скрывался тайный дар, ей были подвластны мороз и холод…
За окном начало смеркаться, Лара зажгла одинокую свечу, казалось, что все забыли про гостью, прятавшуюся в гостиной.
– И вот, Ханс занес над ней меч и приготовился нанести последний удар… – Лара, вооружившись палочкой, до этого поддерживавшей какой-то фикус в углу, устрашающе замахнулась на Настасью: – Но в последний момент Анна, превозмогая боль, преградила путь негодяю, и в миг, когда меч коснулся ее тела, Анна обратилась в лед!
