Текст книги "Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы"

Автор книги: Станислав Виткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Вахазар, как загипнотизированный, не отрывает от нее взгляда. Донны стоят на коленях с двух сторон.

Л ю б р и к а. Дюбал Вахазар, прислушайся к голосу своего истинного «Я».

С к а б р о з а. Во имя той самой высокой идеи, которую ты так любишь, не превращай нас в автоматы.

Вахазар пьет поданную Рыпманом воду.

В а х а з а р. Подождите, подождите, это – единственная минута.

Р ы п м а н. Ваша Единственность! Спать!

В центральную дверь входят четверо  П а л а ч е й. Бесшумно приблизившись, они снимают треуголки и, низко поклонившись, берут их под мышки.

С и м п о м п о н ч и к (который все это время неподвижно стоял у левой колонны). Добрый день, господа Палачи. Я член мужского блока.

Женщины, оглянувшись, вскрикивают от ужаса и, оставаясь на коленях, закрывают глаза руками. Морбидетто молча, с ядовитой улыбкой подходит к Вахазару, впившемуся взглядом в глаза Свинтуси. Вахазар, вздрогнув, выпускает из рук стакан; стакан падает на пол и разбивается. Морбидетто, встав по левую руку от Вахазара, пристально смотрит ему в лицо. Вахазар внезапно вздрагивает и пробуждается от оцепенения.

В а х а з а р (рычит). Хааааааааа!!!!! (Пена вырывается у него изо рта.) Завтра же этих потаскух в Комиссию Сверхъестественного Отбора! Перестрелять всех баб в Четвертом округе!!!! Отменить все разрешения на брак, выданные в порядке исключения!!! Сегодня же созвать всех педагогов третьего разряда на чрезвычайный консилиум!!! Хаааааааа!!! (Истекает пеной.)

Лидия все это время неподвижно стоит, прислонясь к правой колонне.

Р ы п м а н. Ваша Единственность, а теперь спать!!

Морбидетто берет Вахазара под руку и медленно уводит его налево. Вахазар утирает текущую изо рта пену.

В а х а з а р (с трудом передвигаясь). Спасибо тебе, мой Морбидетто. Это была минута слабости.

Выходят. За ними медленно следуют остальные Палачи.

Р ы п м а н (взяв Свинтусю за руку). А ты, дитя мое, пойдешь со мной в наш дворцовый интернат.

Скаброза отнимает руки от лица и молча, стоя на коленях, простирает руки к дочери.

С в и н т у с я. Мама, не бойся. Мне этот рык не страшен. Со мной ничего не случится.

Рыпман осторожно уводит ее в левую дверь.

С и м п о м п о н ч и к. Вот потеха!! Я член мужского блока, и меня все это абсолютно не касается.

Скаброза разражается рыданиями. Любрика встает и прижимает Симпомпончика к так называемому «лону». В центральную дверь входит Г н у м б е н.

Г н у м б е н (холодно). Будьте любезны. (Указывает левой рукой на центральную дверь.)

Л ю б р и к а (Скаброзе). Идем, Дзиня. Мой Симпомпончик когда-нибудь исправит это дело.

Скаброза тяжело поднимается и, вытирая глаза, бредет к центральной двери, за ней Любрика, обнимающая Симпомпончика, следом Лидия. Гнумбен неподвижно стоит слева, лицом к сцене, в профиль к зрительному залу.

Действие второе

Сцена представляет красный кабинет во дворце Вахазара. Обитые красным стены, красный ковер с желтой звездой в центре на черном фоне. Лимонно-желтая мебель самой фантастической формы разрисована черными узорами. На ручках кресел – крылья. На заднем плане окно, за которым видны холмистый пейзаж и свежая зеленая листва. Вдали город с башнями и дымящимися трубами. В кабинете сидят женщины, сгруппированные следующим образом: Л и д и я  Б у х н а р е в с к а я, С к а б р о з а и  Л ю б р и к а  в одном кресле с  С и м п о м п о н ч и к о м.

Л ю б р и к а (держит в руке огромный черный конверт с пятью желтыми печатями). Боже, Боже! Что с нами будет! Чего только они с нами там не вытворяли, на этой комиссии!! Невозможно описать.

С к а б р о з а (удрученная до крайней степени апатии. В руке у нее такой же конверт, как у Любрики). А теперь будем ждать – пока не свихнемся. Неизвестно, что в этих проклятых конвертах. А ведь там приговор на всю жизнь. Хоть бы сразу сказали, мерзавцы!

Л и д и я. Не беспокойтесь ни о чем, сударыни мои. Я тоже через нее это прошла, а теперь мне прекрасно живется.

С к а б р о з а. Да, но ведь из вас не сделали никакого бабетона. А что с нами будет – один черт знает. Как подумаю – мороз по коже.

Л и д и я. Да этим же гордиться надо. Я-то была для этого слишком глупа. Теперь я просто обыкновенная механическая мать и больше ничего.

Л ю б р и к а. Когда я была маленькой, я всегда мечтала стать мальчиком, а сейчас мне плохо от одной мысли об этом. Ох! в какое страшное время нам выпало жить.

С к а б р о з а. У тебя хоть есть твой Симпомпончик! Проект воспитания мальчиков еще не разработан. А я? Я совсем одна, даже мою бедную Свинтусю у меня отобрали. О Господи! (Плачет.) Мне-то все равно: я согласна даже стать бабетоном, только бы она, бедняжка моя маленькая, была счастлива!

Л и д и я (подходит, чтобы ее утешить). Ну-ну, милая сударыня, меня как раз вызвали, чтоб я сняла мерку для новых платьев Свинтуси. Она будет просто обворожительна в этих нарядах. (Гладит Скаброзу по плечу, та всхлипывает.) Успокойтесь, не надо расстраивать девочку. Она сейчас придет сюда.

Л ю б р и к а (лихорадочно теребя конверт, так что сургуч трескается). Только бы поскорее. Я больше не могу ждать. Мое вчерашнее прошение о выезде в Иллирию отклонено. (Встав, ходит из угла в угол.)

Пауза. Слева входит  Я б у х н а  Д о л ж н я к, ведя за руку  С в и н т у с ю, которая прижимает к себе огромную куклу – карикатуру на  В а х а з а р а  в костюме из первого действия.

С в и н т у с я. Мама! Мама! Смотри, какой миленький дедушка Вахазар. Я знаю все, о чем он думает, когда дергаю его за усы. (Подбежав к матери, кладет куклу ей на колени; Скаброза обнимает Свинтусю и долго молча прижимает к себе.) Почему ты плачешь, мама? Я ничего не боюсь.

С к а б р о з а (всхлипывая). Но ведь я тебя больше никогда не увижу, разве только когда ты станешь уже большая.

С в и н т у с я. Мама, стыдно плакать. Я прекрасно выспалась, Мне дали какао с пирожными. А какая у меня прелестная ванна! Вся в розовых котятках с черными глазками. Когда вырасту, я тебе подарю такую же.

С к а б р о з а. Бедное, бедное дитя. Только бы знать, что ты будешь счастлива. (Встает, сбросив куклу Вахазара на пол; смеется сквозь слезы.) Ха-ха, ванна с розовыми котятками. Может, и у него такая же, у этого подонка, у этого чокнутого лицемера, который всему на свете мстит за собственную пустоту! Ах! (Схватившись за сердце, дико хохочет.)

С в и н т у с я (смеясь, поднимает куклу и кружится с ней по комнате). Смотрите как мы с дедулей играем! У него нет времени, вот он и дал мне эту куколку.

Л и д и я. Свинтуся, иди-ка сюда! Надо снять мерку тебе для новых платьев.

Свинтуся сажает куклу в кресло Лидии и, сияя, останавливается перед портнихой.

Все они черно-желто-красные. Ты будешь в них очаровательна. (Снимает мерку и записывает размеры в блокнот.)

Справа входит  Р ы п м а н  в белом халате.

Р ы п м а н. Здравствуйте, здравствуйте. Ну как, уже прошли комиссию?

Д о н н ы  Л ю б р и к а  и  С к а б р о з а (бросаются к нему). Да-да. Скажите, доктор! Что с нами будет? Каковы результаты? Вы не могли бы вскрыть эти конверты?

Р ы п м а н. Ничего не знаю. А вскрывать конверты не имею права. Это привилегия Его Единственности – Дюбала Первого.

Донны разочарованно отступают.

Л ю б р и к а. Ох, только бы он был последним.

Р ы п м а н (сурово). Ошибаетесь, сударыня! Ваш недалекий узкий умишко не может объять просторов мысли этого гения. Это вам не какие-нибудь артистические бредни или социальное доктринерство. Это Действительность с большой буквы «Д».

Л ю б р и к а. Это общие фразы с большой буквы «Ф». Меня удивляет, что такой разумный человек, как вы, столь безнаказанно позволил себя одурачить.

Р ы п м а н. Поверьте, сударыня. Я пока не все понимаю, но знаю довольно много. Его Единственность – современный Рамзес II. Он хочет демеханизировать человечество, предоставив ему все завоевания общественного прогресса. Отчасти он уже добился этого, просто мы пока не отдаем себе отчета. Мы разглядываем через лупу то, что требует дистанции в тысячу световых лет и гигантских прожекторов, чтобы быть замеченным. Надо не слова его слушать, а взирать издали на его дела. Это великий мученик, и только отравление секретом неизвестных желез может с точки зрения биологии объяснить его сверхчеловеческую энергию. По аналогии с химией я бы назвал это распадом психических атомов. Как радий переходит в другие элементы, излучая чудовищную энергию, так и он должен со временем стать другим человеком. Иначе я буду вынужден констатировать, что медицина – чистейший вздор.

Л ю б р и к а. Но ведь это безумие. Вы тут живете в свое удовольствие, в вашем распоряжении психиатрическая лаборатория с интереснейшим казусом помешательства. А как живем мы – об этом не имеет понятия даже ваш пациент. Ах! Если бы можно было его уничтожить!

Р ы п м а н. В этом-то вся и шутка. Никакое это не чудо, хотя так и считают послы некоторых иностранных держав. Это инстинкт массы, которая знает, что человек, причиняющий ей нестерпимые муки, страдает ради нее. Масса знает, что он ведет ее туда, куда никто другой привести не сможет. Чтобы убить его, надо быть сверхсумасшедшим. А впрочем, и в других государствах начинается тот же процесс.

Л ю б р и к а. А кончится все это таким всеобщим крахом, какого свет не видывал, и даже...

Левая дверь с треском распахивается, входит Д ю б а л  В а х а з а р. Он в тех же самых зеленых шароварах, что и в первом действии. На нем рубашка такого же цвета, что шаровары, и расстегнутая бордовая шинель с золотым позументом, – та самая, которая в первом действии висела возле столика с сифоном. На голове черная шляпа.

В а х а з а р. Ха! Ха! Ладно! Матерей я ни к чему не хочу принуждать. Люблю добровольные решения. (Переменив тон.) Поверьте, господа, насилие не в моих правилах. Я вынужден его применять – ВЫ-НУЖ-ДЕН. Но тому, кто смеет меня вынуждать – придется самому пожинать плоды. Документы готовы?

Скаброза и Любрика подлетают к нему с конвертами.

Л и д и я. Скажите спасибо Его Единственности, что вам не пришлось ждать. Иногда это тянется годами.

В а х а з а р (разрывая конверты). Вот-вот. И я не виноват, что у меня нет времени. Вы все меня к этому вынуждаете. Только матерей я не принуждаю – я хочу, чтоб новое поколение было таким же сильным, как я. Понятно?

Д о н н ы  С к а б р о з а и  Л ю б р и к а. Да, Ваша Единственность! Что в конвертах? Смилуйтесь!

Вахазар прячет конверты в карман шинели.

В а х а з а р. Господин Рыпман, уже расстреляли всех баб, как я приказал?

Р ы п м а н. Так точно, Ваша Единственность. Взбунтовались офицеры 145 пехотного полка. Все арестованы.

В а х а з а р. Bon! Всех повесить, а одного – того маленького поручика из седьмой роты – оставить мне на развод. В десять вечера привести его в камеру пыток.

Р ы п м а н. Слушаюсь, Ваша Единственность.

В а х а з а р. Господин Рыпман, на обед сегодня пусть подадут шоколадный крем. Свинтуся любит шоколад. Лидия, к семи часам парадное платье для Свинтуси должно быть готово.

Л и д и я. Так точно, Ваша Единственность.

В а х а з а р. Господин Рыпман, пожалуйста, приготовьте желатин. Завтра к десяти нужно сделать транспаранты к юбилею Товарищества Объединенных Военных Портных.

Р ы п м а н. Слушаюсь, Ваша Единственность...

С к а б р о з а. Ваша Единственность... Хоть одну минуточку... Что там в этих бумагах?

В а х а з а р (рычит). Хааааааааа!!!! Я матерей ни к чему не принуждаю! Но если какая-нибудь добровольно хоть слово пикнет – дело сделано. (Спокойно, отирая пену с шинели.) Нехорошо, сударыня моя. Стыдно быть такой назойливой. (Рыпману.) Господин Рыпман, никого ко мне не пускать до четырнадцати часов. У меня беседа с послом Албании. Там какой-то тип решил выдать себя за меня, и у них возникли трудности. Выдать себя – за меня! За меня! Слыханное ли дело, господин Рыпман. А! И у меня же просят совета. Ха! Ха! Я им покажу Албанию. Мы отправим туда послом герцога Вальпургии. Он им задаст перцу. Изменников назначать послами. Чудесный метод. Шестое измерение! Неэвклидово государство!!!!! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! (С пеной у рта задыхается в припадке неистового смеха.)

С в и н т у с я (выпущенная Лидией из объятий, смеется и прыгает). Дедуля, потанцуй со мной! (Хватает Вахазара за руки, и оба они с минуту пляшут, как малые дети[25]25
  То есть на самом деле пляшет одна Свинтуся. (Прим. авт.)


[Закрыть]).

Лидия смотрит на них умиленно, Рыпман – с отеческой улыбкой.

Р ы п м а н. Ваша Единственность, достаточно! Пульс.

В а х а з а р. Да-да, правильно: пульс. (Щупает себе пульс.) Ерунда, самое большее 150.

С в и н т у с я. Дедуля, дай я тебя подергаю за усики.

В а х а з а р (наклоняется к ней). На. Дергай. Рви сколько хочешь. Можешь со мной играть, как с этой куклой. (Указывает на сидящую в кресле куклу.)

Свинтуся хватает его за усы и притягивает к себе[26]26
  В этом месте важно, чтобы у актера не оторвался ус. Иначе весь эффект насмарку. (Прим. авт.)


[Закрыть].

С в и н т у с я. Смотри мне прямо в глаза, дедуля. Почему ты отводишь взгляд?

Вахазар закрывает глаза.

С к а б р о з а. А все-таки он ведь в сущности добрый. (Вдруг вспоминает.) Вот только эти бумага. Слушай, Любрися, я больше так не могу.

Р ы п м а н. Тихо, женщины. Его Единственность отдыхает. Это с ним случается раз в два года.

Женщины умолкают.

С в и н т у с я. Дедушка, смотри мне в левый зрачок.

Вахазар, согнувшись, смотрит ей в глаза.

Я вижу твою душу – маленькую усталую душонку. Она голубая, она бродит среди мхов и гладит маленьких букашек, которые любят друг друга.

Вахазар как зачарованный садится перед ней на пол.

В а х а з а р. Ты отнимаешь у меня одиночество, Свинтуся. (Закрывает глаза) С тобой я не один. Я вижу где-то очень далеко совсем иной мир, вижу поляну посреди леса. И тебя в облике барышни с большой собакой, а рядом какого-то юношу... Боже мой, да ведь это я сам.

Свинтуся гладит его по голове. Вахазар заслоняет рукой закрытые глаза.

С в и н т у с я (негромко). Иди дальше и смотри. Не отводи глаза от того, что видишь.

В а х а з а р. Боже мой! Я вижу бабочек: они гоняются друг за другом... Свинтуся, веди меня, куда хочешь. Я сделаю все, что ты велишь.

Л ю б р и к а (Свинтусе, тихо). Попроси его показать нам, что в этих конвертах.

Вахазар вздрогнул. Он с трудом просыпается.

С в и н т у с я (заломив руки). Тетя, вы мне все испортили! Вы как капризная девчонка, которая вечно ломает игрушки!

Вахазар со страшным ревом вскакивает с пола.

В а х а з а р. Хаааааааааа!!!!! Вот я и отдохнул!! Я отдыхал целую вечность. А теперь надо и поработать. Я чувствую, что силен, как шестьдесят паровых гиппопотамов. Хочется все стереть в порошок, все в бараний рог согнуть! Господин Рыпман. За работу! За работу!

С к а б р о з а. Повелитель! Смилуйся! Прочитай сначала наши бумаги!

В а х а з а р. Хааааааааааааа!!!!! В свое время все узнаете, трещотки. Можно и повременить. А ну, подать сюда этого албанца! Там смеют выдавать себя за меня!!!!! (Бьет себя в грудь, пуская пену.) Хааааааааааа!!!!!

Открывается правая дверь, четверо  П е р п е н д и к у л я р и с т о в  на носилках, обтянутых черной клеенкой, вносят  О т ц а  У н г в е н т и я. На голове его колпак, острый конец которого свисает с носилок. Перпендикуляристы остаются в колпаках.

О.  У н г в е н т и й (голосом тихим, но проникающим в самые глубины психики). Мне не страшен твой рык, двуимянный Мачей Дюбал Вахазар! Ты был моим учеником. Сколько раз ты получал двойки за дифференциальные уравнения! Сколько раз ты у меня сидел в карцере!

В а х а з а р (мгновение стоит онемев). Это вы, господин учитель!

О.  У н г в е н т и й. Я уже не учитель, а жрец новой религии. Мы появились на свет сегодня. За мной почти двадцать тысяч единоверцев. В тиши подполья я породил мир новый и губительный для лжецов.

В а х а з а р (прерывает его). Я не лгу. Я – единственная истина сегодняшней жизни. Это они вынуждают меня быть бешеным, диким зверем. А кто вынуждает меня – тот должен за это ответить. Но я не лгу.

О.  У н г в е н т и й. Этого тебе никто и не говорит. Во всяком случае я в твою истину верю. Но без веры ты ничего не создашь, сосунок. Ты пребываешь в таком же мраке, как и всякая тварь – от ничтожнейшего из червей до меня, который знает все, что только может знать конечное и ограниченное существо.

В а х а з а р. Выходит, ты не веруешь – а знаешь?

О.  У н г в е н т и й. Высшее знание смыкается с высшей верой, ибо также открывает лишь непостижимую глубину Тайны. (Повысив голос.) Взгляни на меня: у меня артрит всех суставов, я страдаю так, как не страдает ни один из твоих узников в камере пыток. Я спрессован анкилозом в монолитную глыбу поистине нечеловеческой муки.

В а х а з а р (иронически). Как же, как же – мы ведь в прежние времена очень даже недурно пивали.

О.  У н г в е н т и й. Я пью и теперь, мне нет дела до моей боли – она растет, не зная границ. (Поднимает руку и воет от боли.) Ауауауауауауау! Оо! Поставьте меня на землю, суррогаты!

Перпендикуляристы ставят носилки на пол.

Я груда натруженных мослов – однако я создал нечто, без чего все твои труды – агония безумца, выгрызающего у себя и у других самую суть индивидуальности. Ты должен быть вместе со мной. (Последние слова произносит со страшным напором.)

В а х а з а р (холодно). Кто меня вынуждает – будет сам отвечать за последствия.

О.  У н г в е н т и й. О, не беспокойся, я отвечу. Ты должен быть вместе со мной, потому что без веры, опирающейся на высшую мудрость, ты останешься всего лишь карикатурой – как Александр Великий, как Петр Великий и множество прочих «великих». «Вахазар Великий», а по существу – бедный маленький сумасбродишка – рыбка в сетях метафизических противоречий, пугало для деток, отбившихся от рук...

С в и н т у с я. Дедуля, я говорила тебе почти то же самое – ты не хотел мне верить.

О. Унгвентий оборачивается к ней.

В а х а з а р (с раздражением, но мягко). Подожди, Свинтуся. (О. Унгвентию.) Слыхал я про эту чепуху. Философ на троне. Персидский сатрап, Марк Аврелий и так далее, и так далее. Хо-хо, господин профессор: философия и жизнь – две любовницы одного и того же субъекта, да, именно субъекта – ты не сумеешь их примирить, мудряшка.

О.  У н г в е н т и й. Не философия, но истинное знание – пробуждающее веру. Вера и философия – именно то, о чем ты говоришь: две любовницы одного человека. Жизнь одна, а вершина жизни – то, к чему стремлюсь я. Через знание к вере, а не через теософскую цирюльню для извращенцев и посредственностей. Покорись мне, жалкая карикатура на цезарей и прочих мегаломанов. Сегодня я читал пасквиль на тебя, расклеенный в Четвертом округе. Он кончается так: «Дьявол меня называет опухолью на пупке, Вошью на Бесконечности зовут меня древние боги».

В а х а з а р. Что?

О.  У н г в е н т и й (гневно). Покорись – вот что.

В а х а з а р. Как это?

О.  У н г в е н т и й. А вот так это: отдай мне надлежащие почести – пади на колени.

В а х а з а р (равнодушно). Не вижу в этом ничего особенного.

О.  У н г в е н т и й. Ты что, совсем одурел? Баран, а не человек. Покорись, это пойдет на пользу твоим мозгам.

В а х а з а р. Человек я покладистый, в конце концов могу и покориться.

Становится на колени перед О. Унгвентием и бьет три земных поклона. Входит  О.  П у н г е н т и й с двумя  Б о с ы м и  П н е в м а т и к а м и.

 О.  П у н г е н т и й. О – прошу прощенья. Я не хотел вам помешать. Я главный Фофулат Босых Пневматиков. Мне стало известно, что брат мой добился своего. Мы пришли, чтобы покориться. Простите, можно?

В а х а з а р (в гневе; вставая). Разумеется, прошу тебя, Отец. Это была всего лишь маленькая репетиция драмы под названием «Генрих IV и Григорий VII». Мы уже закончили.

О.  П у н г е н т и й. Увы, мы все отступники и сектанты. Религия пришла в упадок. Ничего не поделаешь. И все же покорюсь возлюбленному братцу. (Пневматикам.) И вы, братья, тоже покоритесь. Религия пришла в упадок из-за сектантов.

Валится на колени перед О. Унгвентием. Пневматики следуют его примеру. Перпендикуляристы застыли, как мумии.

О.  У н г в е н т и й. Это хорошо, брат мой, что ты покорился. Благо есть кому. Однако ты ошибаешься: возникновение сект – доказательство жизнеспособности церкви, а отнюдь не ее упадка. Поэтому я разрешаю все возможные виды ереси, при одном условии: прежде постигни до глубины, а уже потом, придерживаясь известных непреложных аксиом, создавай секту. Каждый вправе создать секту, единственным представителем которой будет он сам, но сначала он должен познать единую Истину.

О.  П у н г е н т и й. О, как я счастлив, братец. Сегодня же попытаюсь основать новый орден. (Падает на брюхо перед О. Унгвентием.)

С в и н т у с я (подбегает к О. Унгвентию). И я тоже создам новую церквушечку. Мне уже давно снится что-то в этом роде. Я только не знала, как за это взяться.

О.  У н г в е н т и й. Благословляю тебя, детка! Тебя ждут великие дела.

Свинтуся становится перед ним на колени. Вахазар, внезапно взревев нечеловеческим голосом, бросается на О. Унгвентия, раскидывая Босых Пневматиков.

В а х а з а р. Хааааааааа!!!!! Я тебе дам, гниль ты замогильная!!! Уж я тебе покажу, что такое боль в костях!!!!! (Изо всех сил дубасит О. Унгвентия, который буквально воет от боли.) Ну как! Теперь понял, что такое абсолютное знание? Дошло до тебя, как из знания сделать веру?

Перпендикуляристы отталкивают Вахазара от О. Унгвентия. тот, лишившись чувств от боли, лежит как мертвец. Три женщины кидаются к О. Унгвентию, чтобы привести его в чувство. Свинтуся стоит молча и с напряженным вниманием обводит взглядом всех присутствующих. Пневматики и О. Пунгентий вскакивают и встревоженной стайкой собираются справа. Перпендикуляристы держат Вахазара в левом углу сцены. Вахазар тихо рычит, истекая пеной, потом перестает вырываться и замирает весь в пене, опустив глаза. Рыпман смотрит на все с профессиональным интересом.

В а х а з а р. Господин Рыпман, я посрамлен. Это моя первая в жизни настоящая ошибка.

Женщины возятся с О. Унгвентием. Свинтуся проходит налево, садится в кресло и, взяв куклу Вахазара, укачивает ее как ребенка. Симпомпончик все это время не шевелясь сидит в кресле в глубине сцены.

Р ы п м а н. Ничего удивительного, Ваша Единственность: отравление птомаинами как следствие переутомления.

В а х а з а р. Господин Рыпман, скажите им, чтоб они меня отпустили. Я слаб как ребенок.

Р ы п м а н (Перпендикуляристам.) Прошу отпустить Его Единственность. Я отвечаю за все.

Перпендикуляристы отпускают Вахазара и стоят в молчании.

В а х а з а р. До чего я несчастен! Неужели меня так никто и не поймет? А мне ведь всего и нужно-то – немного тепла, совсем чуть-чуть участия, какую-то капельку чувства. Раз в год, ну пусть хоть раз в два года. Ведь я работаю, как каторжник на галерах, как негр на кофейной плантации. Да – я один такой, и мое величие в том, что я не имею себе равных. Но разве из-за этого я не имею права требовать того, что выпадает на долю любого, самого распоследнего лоботряса и попрошайки?

Любрика, бросив лежащего как труп О. Унгвентия, вскакивает и бежит к Вахазару.

Л ю б р и к а. О, Дюбал! Я всегда... Я с тобой!

С и м п о м п о н ч и к (не вставая). Мама! Мама! Оставь ты его! Я член мужского блока, но этого не потерплю.

В а х а з а р. Да не о том я. Я хочу, чтоб у меня, черт возьми, была какая-нибудь мать или сестра! Ведь это невыносимо.

Л ю б р и к а. Я и хотела стать для тебя матерью или сестрой! Твоя роковая ошибка – что ты вообразил, будто я в тебя влюблена. Ничего подобного. Поверь мне.

В а х а з а р. Тю-тю-тю. Уж я-то в этом кое-что понимаю. Посмотрим, что скажут списки Комиссии Сверхъестественного Отбора.

Скаброза, бросив О. Унгвентия, тоже подходит к Вахазару.

С к а б р о з а. Ваша Единственность, Мачей, умоляю тебя, сожги эти бумаги и никого из нас не делай. Дай нам жить спокойно.

В а х а з а р. О, почему никто никогда не может меня понять! Как жестоко все надо мной глумятся!

Л ю б р и к а. Кто? Мы? Мы только хотим, чтоб ты немного передохнул.

С к а б р о з а. Мы ничего не хотим. Только чтоб ты иногда зашел к нам на чашку чая – поболтать, развеяться.

В а х а з а р (закрыв глаза рукой). О Боже, Боже мой! Как же мне все надоело!

Свинтуся, бросив куклу, становится между матерью, Любрикой и Вахазаром.

С в и н т у с я. Мама! Тетя! Не трогайте его. Он такой бедненький.

С к а б р о з а (Свинтусе). Ничего ты не понимаешь, глупая девчонка. Мне начинает казаться, что ты сошла с ума. Пожалуйста, оставь нас в покое!

Вахазар погружен в размышления. Скаброза пытается оттеснить Свинтусю, та отбивается. Слева входят четверо  П а л а ч е й  во главе с  М о р б и д е т т о. Никто не обращает на них внимания. Палачи останавливаются у двери, снимают треуголки и, поклонившись, берут их под мышки, после чего стоят, спокойно наблюдая за происходящим.

С в и н т у с я. Мама! Мама! Эта минута– единственная. Вы хотите все испортить. А ведь все еще можно изменить. Прошу тебя, отойди! Умоляю тебя! Мама!

В а х а з а р (Свинтусе, злобно, ударив ее кулаком по спине). Оставь мать в покое! Ты же видишь, она ничего не понимает. (Женщинам, тоном весьма официальным.) А теперь я займусь вашим делом. (Достает из кармана бумаги, читает.) «Донна Скаброза Макабреску:

30% – женщины,

65% – бабетона,

5% – несущественных психических отходов».

(Говорит.) Bon! (Читает дальше.) «Донна Любрика Террамон:

43% – женщины,

55% – бабетона,

2% – несущественных...»

(Говорит.) Отлично. Господин Рыпман, займитесь этими дамами.

Рыпман кланяется.

Индекс женственности в норме.

Донны в отчаянии закрывают лица руками; Вахазар вопит.

Что-то нынче маловато настоящих механических матерей! Но зато через пару лет демонических женщин не будет вовсе!

О. Унгвентий, очнувшись, тихо стонет, поддерживаемый Лидией.

С к а б р о з а (в ярости). Да уж, демонических женщин не будет, останутся только такие гермафродиты, такие монстры, как эта каналья!

Указывает на Морбидетто, тот снисходительно и иронически усмехается. Вахазар оглядывается.

Л ю б р и к а (Скаброзе). Зачем ты это говоришь? Разве не видно, что и так все пропало? (Падает в кресло.)

В а х а з а р (Морбидетто). Ах, это ты, мой единственный друг! Спаси меня. Я пережил минуту страшной слабости. Мне нужен хоть кто-нибудь – совсем обыкновенный, кто погладил бы меня по голове и исчез как минимум на несколько лет.

М о р б и д е т т о (внезапно сворачивается в клубок, как змея, и бросается между Вахазаром и женщинами. Повернувшись к Вахазару). Что? Ты посмел иметь подобные мысли? Да я же тебя убью! (Последние слова произносит писклявым сдавленным голоском. Медленно приближает свое лицо к лицу Вахазара, тот пятится.)

С к а б р о з а (указывая на Морбидетто). У него одного не трясутся поджилки перед этим чудовищем! Вахазар любит этого подонка.

Вахазар и Морбидетто перемещаются влево. Свинтуся встает между ними и матерью.

С в и н т у с я. Мама! Перестань. Слишком поздно. Вы все испортили.

М о р б и д е т т о (обернувшись к женщинам). Вот именно – слишком поздно. Можете отправляться в клинику. Господин Рыпман, возьмите этих баб.

Р ы п м а н (холодно). Я привык подчиняться приказам только Его Единственности.

М о р б и д е т т о (в порыве бешенства едва не бросается на него, но овладевает собой. Вахазару, который замер в безумном напряжении). Вахазар! В последний раз заклинаю тебя во имя нашей дружбы – ты ведь знаешь, что я единственный, кто может тебя убить. А случится это, когда ты изменишь самому себе.

В а х а з а р (вдруг рычит, пуская пену). Хаааааааааа!!!!! И ты возомнил, что ты?! Нет, это они меня вынуждают, и они ответят за все. Хааа!!!! А ты такая же мразь как все. Ко мне примазывается разная сволочь, чтоб опорочить мои дела! Но мыслей мне никто не осквернит, ибо я их не формулирую! Меня возвышает над всеми то, что я создаю реальность, а не убогие бредни. Ты призрак, Морбидетто, как и все эти, рядом с которыми мне приходится жить. Я хотел бы вытесать дьявольский замок из прочнейшего порфира, но весь материал, которым я располагаю, – только поганая, вязкая слизь! Что за мерзость!!!

М о р б и д е т т о. Ты сам этого хотел. И этих баб сам довел до того, что они сюда пришли. Ты ведь жаждешь собственной слабости. Это твой последний наркотик после того, как ты исчерпал все виды воздержания, которое для тебя тоже наркотик. Тебе не хватало материала в тебе самом – чтоб над собой куражиться, и от избытка сил ты искусственно создал собственную слабость. Опережающее слюнтяйство Дюбала Вахазара на почве отцовских псевдосантиментов! Что за чудовищное падение. А этот лже-чародей со своим абсолютным знанием! Ведь всем известно, что без внутренне противоречивых и пограничных понятий ничего сформулировать невозможно. А если хоть раз допустить противоречие – где критерий, чтоб отличить истину от лжи?

В а х а з а р. Похоже, ты прав. Скверно только, что я в этом не уверен. Как быть?

С в и н т у с я (бросается к Вахазару). Дедуля, верь только мне. Я выведу тебя из лабиринта. Сейчас ты просто не можешь этого понять.

М о р б и д е т т о. Чистотой помыслов я посрамляю даже детей. Я не лгу и поэтому могу говорить даже с детьми. Я законченная, преднамеренная, сознательная гиперканалья. Я стою перед вами, потому что знаю, в чем суть Бытия: в метафизическом свинстве.

О.  У н г в е н т и й (со стоном в голосе). Да, это правда. Но я знаю, как избежать этого свинства в реальности, а не только в отвлеченных умствованиях.

С в и н т у с я (Морбидетто). Я тоже знаю. Не только знаю, но и сделаю это.

М о р б и д е т т о (гладя её по головке). Ничего ты не понимаешь, детка. Успокойся и пойди поиграй со своей куклой. Она тебя научит большему, чему ты нас или мы тебя.

С в и н т у с я (с отвращением отшатывается). Теперь я знаю, ты умен, потому что хочешь быть умным – так же, как он (указывает на О. Унгвентия) или как дедушка – если бы он того пожелал. Но он не хочет и в этом прав. Вы слишком умны, но при этом так глупы! (Взяв куклу с кресла.) Вы глупей, чем эта кукла, и даже глупей меня. Сегодня я с вами играть не буду. Мама, иди ко мне, пошепчемся тихонько, а потом простимся – очень, очень надолго.

С к а б р о з а. Разве ты не понимаешь, Свинтуся: такая умница, а не понимаешь – он хочет превратить меня в бабетона!

С в и н т у с я (хлопая в ладоши). В бабетона! В бабетона! Отец Унгвентий, ты один можешь понять, что это значит!

В а х а з а р (рычит). Хаааааааааа!!!! Довольно – я один!! (I Палачу.) Да будет ночь!

I Палач задергивает окно черной шторой. Минута полной темноты. III Палач включает верхнюю электрическую лампу. Вахазар – IV Палачу.

Морбидетто, ты меня никогда не убьешь. Ты точно такой же лживый выползок, как они. А я, по уши погруженный в магму тайн, дойду до моего предела – до моей последней бездны. Я словно черная звезда на фоне добела раскаленной ночи! Хааа!!! Господин Рыпман, посла Албании – в желтый зал. Приготовить комнату для специальных пыток! Иди сюда, Морбидетто! Ты спас меня от последнего и единственного приступа слабости, обращенной на меня самого. Я никогда этого не забуду. Господин Рыпман, арестовать всех и вся – вы понимаете: всех, кто здесь есть, – в камеру № 17, в тюрьму на улице Гениальных Оборванцев! Вы меня поняли? Я иду работать. Работать! Работать! Хааааааа!!!! Вам понятно, господин Рыпман????!!!!!!