Текст книги "Оступившись, я упаду"

Автор книги: Софи Лагуна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Хочешь посмотреть мои вырезки? – спросила я.

– Конечно, – ответила она.

Я вытащила стопки вырезок из шкафа: поезда и грузовики, автомобили и мотоциклы, вертолеты, фургоны и корабли усеяли одеяло. Тетя Рита провела по ним рукой. Она рассматривала их внимательно, не торопилась, а потом взяла в руки поезд с длинной вереницей разноцветных вагонов.

– Вот этот хороший, – сказала она, откинулась на спину и прислонилась к стене. Она вытянула вверх руки, рассматривая поезд. – На таком поезде можно уехать на другой край земли. Представь себе, сколько новых мест можно увидеть. Представь, как здорово будет при этом засыпать. – Она отложила поезд и подняла фотографию мотоцикла. – Вот от них держись подальше, – сказала она и посмотрела на стопку фордовских пикапов. Какие-то из них были цветными, какие-то – черно-белыми.

– Прямо как у Рэя… – проговорила она, отложила вырезки в сторону и посмотрела на меня с обеспокоенным выражением. – Он давно дома?

– Уже две недели, – ответила я.

– Ты часто с ним видишься? Вообще, как часто он приезжает домой?

– Иногда. Его долго не бывает.

– Чем он занимается? Кто-нибудь знает?

Я пожала плечами.

– Кирк и Стив здесь бывают?

– Иногда, – ответила я. – Когда Релл им разрешает.

– Релл… – Она тихо фыркнула. – Они присматривают за тобой?

– Кто? – спросила я.

– Твои братья.

– Вроде того.

Тетя Рита поднялась с кровати и снова посмотрела в окно. Она побарабанила пальцами по подоконнику, потом повернулась ко мне и спросила:

– Хочешь прогуляться?

– Да.

Тетя Рита помогла сложить вырезки. Она подняла фотографию поезда.

– Можно я возьму ее на память? – спросила она.

– Да, – ответила я.

Тетя Рита сложила фотографию пополам и засунула в карман куртки.

– Это будет всегда напоминать мне о тебе, – сказала она.

Мы прошли через дом и вышли в заднюю дверь. Папа пил пиво возле костра.

– Ничего, если мы пока прогуляемся? – спросила его тетя Рита.

– Если дед об этом узнает, он возьмется за маузер, – ответил папа.

– Ну, с отцом я как-нибудь разберусь. Пойдем, Джастин.

Мы пошли через двор к воротам. На верхней перекладине сидел Петушок.

– Мерзкий петух, – сказала тетя.

– Его зовут Петушок.

– Их всегда так зовут, – сказала тетя Рита, поднимая маленький камушек. Она запустила его в лапу Петушка, тот вскрикнул и спрыгнул с ворот. – Отвали, Петушок, – сказала ему тетя. – Мы идем на прогулку. – И она открыла ворота.

17

После полудня было тепло и пасмурно, небо покрывали ровные тонкие облака. Над головой переплетались и изгибались деревья.

– Тебе нравится у деда, Джастин? – спросила тетя Рита.

– Ага, – ответила я, не отрывая взгляда от дорожки.

Кроме участка деда, я жила только в Моаме, когда папа и мама еще были вместе. Папа готовил барбекю у стены рядом с окном. Он пил пиво из банки и ждал, пока на решетку можно будет положить сосиски. Но неожиданно стекло в окне рядом с огнем раскололось. Я видела, как сетка трещин побежала по нему, расходясь от центра. Мама закричала. Я побежала к ней, испугавшись разбитого стекла. Она все кричала и кричала и не останавливалась.

«Смотрю, тебе полегчало», – сказал отец.

Вскоре после этого она исчезла.

– Он хорошо заботится о тебе? – спросила тетя Рита.

– Кто?

– Папа. То есть дед. Твой дедушка.

– Ага.

– Еда в холодильнике? – спросила она.

– Ага.

– И пиво там же, верно?

– Он хранит пиво в прачечной, – объяснила я тете. – Рядом со стиральной машиной.

– Понятно…

Мы двигались по узкой тропе. Она шла позади меня, и мне казалось, что это идет папа, но не совсем папа – его сестра.

Мы вышли к деревьям с толстыми стволами, напоминающими пузыри; над землей у них вздымались, расползаясь во все стороны, корни. Ветви медленно колыхались. Кора, красная, розовая и кремовая, отслаивалась, обнажая древесные кости. В неярком свете листья казались серебристо-зелеными.

– Я уже забыла это место, – сказала тетя Рита. Она подняла руку и посмотрела наверх. Деревья образовывали коридор, ведущий к небу. Тетя взяла меня за руку. – У меня даже голова кружится – так красиво!

Мы шли все дальше, а вокруг стрекотали сверчки. Вскоре мы увидели реку. Она текла мимо нас, широкая и коричневая, на поверхности вздымались мелкие волны.

– Я любила приходить сюда, когда жила здесь, – сказала тетя Рита. – Я постоянно сюда приходила.

Мы пошли по тропинке вдоль берега.

– Ты часто здесь бываешь? – спросила она.

– Дед отпускает меня сюда только вместе с Кирком и Стивом.

– Думаю, вместе с ними тебе намного опасней, – заметила тетя Рита. – Релл все еще не дает деду житья?

– Да, – подтвердила я. – Она не дает ему житья. Особенно когда возвращается папа. Она не любит папу, но потом неожиданно снова любит. Очень-очень любит.

Тетя Рита рассмеялась.

– Ты все молчишь, Джастин, но тебе есть что сказать, правда? Как только ты разойдешься. – Затем она добавила: – Я тоже такой была. Но никогда не успевала разойтись, пока не покинула дом. Даже после этого было тяжело начать говорить. – Она будто рассуждала сама с собой. – Пока я не встретила Наоми.

– Кто это – Наоми?

Тетя Рита положила руку на ствол дерева.

– Моя подруга, – сказала она. – Моя очень хорошая подруга.

Мы еще немного прошли в тишине.

– У меня тоже есть друг, – сказала я.

– Правда? Кто это?

– Майкл Хупер.

– Хорошее имя, – заметила тетя. – Какой он?

– У него есть книга с картами, – сказала я. – Он знает все страны. И может читать. Может считать. Он сильный, – сказала я. – Очень сильный. И он может петь. Он ничего не боится. Он мог бы испугаться, но он не боится.

– Мне нравится, как ты его описываешь. Вы уже долго дружите?

– Не очень долго. Мы подружились только в этом году.

– Хорошо, что ты его нашла. Чем вы занимаетесь вместе?

– Э… мы разговариваем, едим его обед. Ну, не знаю… он мне помогает.

– Это хорошо, Джастин. Это очень хорошо.

Мы перелезли через бревно, лежащее поперек тропинки.

– Он не всегда приходит в школу, – продолжила я.

– Да? И почему же?

– Ему нужно ходить в больницу.

– Зачем?

– К медсестрам. Они заставляют его растягивать ноги.

– Почему они его заставляют?

– Он не получил достаточно кислорода. Его тело… оно не всегда его слушается.

– Должно быть, ему тяжело, – сказала тетя Рита. – И не только ему. Тебе тоже, когда его нет рядом.

– Да, – согласилась я. – Гораздо лучше, когда он тоже ходит в школу.

– Хорошо, – проговорила тетя Рита. – Я рада, что он у тебя есть. И готова поспорить, он тоже рад, что у него есть ты. Друзья могут изменить всю жизнь.

– Да, – кивнула я. – И правда, могут.

Мы остановились рядом с качелями – привязанной к веревке покрышкой. Длинная веревка была примотана к ветке, растущей прямо над рекой. Тетя Рита толкнула качели, и покрышка отскочила от нее.

– Хочешь искупаться? – спросила она.

– Да, – сказала я. Несмотря на пасмурную погоду, сквозь облака пригревало солнце.

– Я не могу просто так смотреть на эту реку и не искупаться, – призналась тетя Рита, расстегивая рубашку. – Даже чертовой зимой.

Она стянула ботинки и джинсы и осталась стоять на берегу только в трусах и лифчике. Тетя Рита была как папа и в то же время не как папа. Она повернулась ко мне:

– Кто последний, тот дурак!

Я сняла платье и стала спускаться к реке. Тетя Рита уже прыгнула на покрышку, уцепилась за нее и встала во весь рост. Она толкала ее ногами, наклонилась назад, запрокинув лицо к облакам. Покрышка взлетала все выше, затем летела вниз; спина тети Риты была такая прямая и напряженная, как у статуи солдата в Нуллабри, плечи широкие и гладкие, тело насыщено электричеством, которое она выпускает на волю в Тарбан-Крик. Она раскачивалась вверх и вниз на покрышке, все выше и выше. Когда покрышка взлетела достаточно далеко в сторону реки, тетя Рита отпустила ее и с громким криком упала в воду.

Я рассмеялась.

Тетя Рита выбралась на берег, с ее кожи обегали капли воды.

– Теперь твоя очередь, – сказала она.

Я села на качели, обхватив покрышку ногами, и крепко держалась за веревку, пока тетя Рита раскачивала меня все выше и выше. Я чувствовала, как раскрывается у меня рот, широко-широко, шире, чем дырка в зубах, и я сквозь смех закричала: «Не-е-е-ет!» – а тетя Рита раскачивала меня все выше.

– Отпускай! – кричала она. – Отпускай, Джастин!

Я отпустила веревку и взлетела к свету – выше, выше, выше! – а затем упала в холодные воды Муррея. Когда я вынырнула на поверхность, загребая по-лягушачьи руками и ногами, там уже была тетя Рита, она улыбнулась мне и окатила меня водой, брызги разлетелись во все стороны.

– Получай! Вот тебе! – Я тоже плеснула в нее водой. – Вот тебе!

– Вот тебе! Получай!

Мы вместе выбрались на берег и сели рядышком, вокруг нас и по нашим ногам ползали муравьи. Я палкой нарисовала на земле сердце. Медленно, держа палочку будто карандаш, я написала букву «д», затем нарисовала стрелочку, затем написала букву «р». Я писала очень медленно. Мне хотелось, чтобы буквы стояли в правильном порядке: «д», потом «р».

– О, Джастин! – сказала тетя Рита. Она обняла меня одной рукой и обложила нарисованное сердце камушками.

Я подняла взгляд и увидела сквозь деревья, что кто-то приближается к нам.

– Это Рэй, – сказала тетя Рита. – Это твой папа, Джастин.

– Йо, йо, йо! – вдруг заголосила она, приложив ладонь ко рту, словно вождь Пума из фильма «Маклинток».

– Йо, йо, йо! – отозвался папа и вышел из-за деревьев, похлопывая ладонью по рту.

Тетя Рита запрокинула голову:

– Йо, йо, йо!

Он подбежал ближе и на бегу стянул через голову рубашку, а совсем возле реки сбросил с себя джинсы и ботинки, такой широкоплечий, с тугими мускулами, переливающимися под кожей. Тетя Рита вскочила на ноги, все еще в трусах и лифчике, и они помчались к реке. Брат и сестра, они перекрикивались между собой, снова и снова, они кричали: «Йо-йо-йо!», похлопывая ладонью по рту, высокие и сияющие. Папа прыгнул на шину, сильно оттолкнулся и взмыл над рекой. Обхватив руками ноги, он с шумом упал в реку, и вокруг него кругами разошлась вода. Тетя Рита прыгнула следующей. Я смотрела, как они борются в воде, ныряют и выныривают, снова ныряют и плещут друг в друга водой. Каждая капля воды между ними искрилась от света и электричества.

– Ну все, сестренка, ты победила, победила! – Папа выполз на берег с таким видом, будто его подстрелили стрелой.

Он опустился на землю и лег на спину, не заботясь о муравьях, о том, что они заползут на него, он не боялся, что ветки, грязь и камни повредят кожу, не боялся света в своих глазах. Тетя Рита откинулась на спину рядом с ним, и они вместе смотрели в светло-серое небо.

– Твой папа никогда не мог победить меня. Джастин.

– Она права, Джастин. Никогда не мог, – подтвердил папа.

Они лежали рядом, и грудь у них обоих тяжело поднималась и опускалась. Я лежала с ними и слушала, как вокруг растут деревья, как скрипят, удлиняясь, ветви, как корни роют землю, как множатся листья.

Тетя Рита села, спрятав лицо в ладонях, и заплакала. Папа сел рядом. Он вздохнул и тихо произнес:

– Боже…

Он будто бы снова стал мальчишкой. Он знал, почему его сестра плачет, и не пытался ее остановить. Если он дотронется до нее – он заплачет сам.

Я посмотрела мимо них и увидела за деревьями Лиззи, до того как у нее сломались кости, до пневмонии и больницы, до войны в Бирме – такую же, как на фотографии, с цветком в волосах.

– Ты в порядке? – спросил папа.

Тетя Рита оторвала ладони от лица.

– Это место…

– Пошли, нам лучше вернуться, – сказал папа. «Это место» все еще было его домом.

Папа и тетя Рита оделись. Тетя Рита встала и протянула мне руку. Когда мы пошли, она начала петь:

– Между гор и долин едет рыцарь один, никого ему в мире не надо…^[9] – Голос у нее был низким и спокойным.

Папа начал ей подпевать:

– Он все едет вперед, он все песню поет, он замыслил найти Эльдорадо.

Я тоже запела – пока мы шли к дому деда, мы были как Коул Торнтон, Джей Пи Харра и Мауди из фильма «Эльдорадо».

– И ответила Тень: «Где рождается день, лунных гор где чуть зрима громада, через ад, через рай, все вперед поезжай, если хочешь найти Эльдорадо!»

* * *

Мы прошли через двор, и я увидела деда: он был в курятнике.

– Вот вы где, леди! Вот и Петушок! Идите сюда, цып-цып-цып, – говорил он и бросал им зерна. Тетя Рита посмотрела на меня взглядом, в котором лучились искорки света. «Еще один мерзкий петух».

Дед вышел из курятника.

– Здравствуй, папа, – сказала тетя Рита севшим голосом.

На лбу у деда выступил пот, а щека испачкалась в курином помете. Ноги у него были такие тонкие, что от шорт вокруг них пролегли глубокие тени.

– Привет, Рита, – сказал он.

Мы стояли во дворе: Рита, Рэй, я и дед, и мне показалось, что внезапно стало гораздо жарче. Вокруг наших ног, будто охраняя деда, важно расхаживал Петушок.

– Рада тебя видеть, папа, – сказала тетя Рита.

– Хорошо выглядишь, Рита, – ответил дед.

Что-то пробежало между ними и ранило их обоих.

– Как ты?

– Я в порядке.

Повисла тишина.

– Дед, мы с тетей Ритой ходили купаться. И качались на шине, – сказала я.

– Господи, – произнес дед. – Хорошо, что вы себе шею не свернули.

– Ты же тоже раньше часто купался, правда, папа? – спросил отец.

– Да, было дело.

– Помнишь? – спросил папа. – Мы были на реке с чертовыми Уорлли, Разве не ты собственноручно привязал ту шину?

– Твоя правда – я.

– И первый ее опробовал! Мама чуть с ума не сошла.

– Это точно. А потом мы заставили ее саму прокатиться.

Повисла тишина. Лиззи доставала их даже оттуда, из-под земли, где была похоронена. Они представили, как она качается на качелях, крепко держится за шину, летит все выше и видит под собой реку. Но когда они сделали это, им стало больно.

– Боже, как давно это было, – сказал папа.

– Мы все постарели, – заметила тетя Рита.

– Я рад снова тебя увидеть, Рита, – сказал дед.

– Мне ты такого не говоришь, когда я возвращаюсь домой, – упрекнул его папа.

– Ты слишком часто возвращаешься, – парировал дед. – Хочешь пить, Рита? Будешь пиво?

– Я бы с удовольствием прикончила пару банок. – Тетя Рита обняла меня, и мы вместе подошли к костру. – Джастин так выросла, – сказала она.

– Она съедает все яйца от курочек, – сказал дед. – Ты уже поела, Рита? Рэй тебя накормил?

– Ты что, шутишь?

– Даже не верится, что я вообще мог о таком спросить… – сказал дед, и они рассмеялись одинаковым смехом, сухим, который выходит через нос.

– Эй, полегче, сестренка. Я же предложил тебе пиво! – заметил отец.

– Да, братец, предложил, что правда, то правда.

Ощущение легкости наполняло меня, такое же как небо над Мурреем: теплое, серое, светлое. Я хотела удержать его подольше. Мне казалось, что дырка между зубами уже заросла: больше она меня не беспокоила. У меня была тетя Рита! В семье Ли тоже стало много разных людей – тетя, отец, дедушка и я.

Дед подложил дров в костер. Я села рядом с тетей Ритой. Дед вынес во двор куриные крылышки и стал жарить их на огне. Он посыпал их солью и положил в огонь завернутые в фольгу кукурузные початки. Крылышки он полил медом.

– Ага, особое угощение для особого гостя? – спросил папа.

– Заткнись, Рэй, – проворчал дед.

– Выглядит отменно, папа, – сказала тетя Рита, и воздух вокруг костра наполнился ароматом куриных крылышек, масла и меда.

Я чувствовала на коже пленку от высохшей речной воды, в волосах засохла речная грязь, и я потянулась, чувствуя, как трескаются грязевые корочки. Нам было жарко. На дворе стояло лето, но костер деда горел каждый день. «Он держит в берегах чертову Муррей», – говорил дед. Он не разжигал костер, только если его мучила боль в животе.

Голоса деда, папы и тети Риты плыли вокруг меня, как музыка. Скоро они стали песней: «Но в скитаньях – один дожил он до седин, и погасла былая отрада. Ездил рыцарь везде, но не встретил нигде, не нашел он нигде Эльдорадо». Они пели, пили пиво и говорили: «Ах, крутой парень, Герцог, старый добрый Герцог, ни кто не пройдет мимо крутого парня!»

Они говорили это так, будто все лично знали крутого парня, любили его и его песни, и знали про его поиски Эльдорадо. Серый свет постепенно угасал, а огонь в костре деда светил все ярче и держал нас вместе.

Я не знаю, кто отнес меня в дом. Может быть, папа, а может, тетя Рита или дед. Меня положили на кровать и сняли туфли. Кто-то поцеловал меня в щеку. Сквозь сон я услышала, как кто-то сказал:

– Какая же ты красавица, малышка Джастин.

18

На следующий день я проснулась оттого, что в глаза светило солнце. Я встала с постели, прошла через коридор, остановилась возле закрытой двери в гостевую комнату и прислушалась.

Из кухни вышел дед.

– Не беспокой ее, Джастин. Пусть отдохнет.

Морщины у него на лице сегодня были не такими глубокими, словно кто-то разгладил их пальцами. Я почуяла запах жареных яиц, зевнула, потянулась и пошла на кухню. На столе стояла тарелка с кусками хлеба, густо намазанными маслом, рядом с ней возвышался чайник. Он был накрыт розовым чехлом, который связала Лиззи, обычно его вынимали только на Рождество. На сковороде шипели яйца, помидоры и бекон. Дед готовил завтрак и курил папиросу с «Белым волом». Дым от этого добрейшего животного клубами плавал по комнате, смешиваясь с запахом бекона. Рот у меня наполнился слюной.

В кухню вошла тетя Рита в полосатой пижаме, на голове у нее торчали колтуны спутанных темных волос. Она зевнула.

– Доброе утро, Джасси, – сказала она и взъерошила мне волосы. – Как здорово пахнет, папа! – Она села за стол.

– Девочки несут больше яиц, чем мы успеваем съесть, – из-за новой скорлупы и улучшенного корма.

– А-а, те самые девочки… – произнесла тетя Рита, лукаво мне улыбнувшись.

Дед положил на хлеб яйца, помидоры и бекон, затем поставил перед нами тарелки – одну перед тетей Ритой, другую передо мной.

– А как же ты, папа? Ты разве с нами не поешь? – спросила тетя Рита.

Дед поднял папиросу.

– Поем попозже. А вы приступайте, пока не остыло. – Он облокотился на стол и смотрел, как мы с тетей Ритой едим яйца, горячие помидоры и бекон на хлебе, и казалось, что каждый кусок, который исчезает у нас во рту, каким-то образом насыщает и его тоже.

Тетя Рита густо намазала хлеб маслом, и я тоже так сделала, а сверху на масло мы положили клубничный джем. Я запила это все молоком, а тетя Рита – чаем. Когда мы уже подчищали остатки еды с тарелок, дед спросил у тети:

– Как поживает «торри»?

– Нормально. Она у меня работает без устали. Не много дребезжит после сорока.

– Хочешь, я посмотрю, что с ней?

– Было бы здорово, папа. Ты спасешь меня от разорения в автосервисе. Можно я прокачусь с Джастин на твоем пикапе, пока ты работаешь? – Она повернулась ко мне. – Хочешь прокатиться, Джастин?

– Куда? – спросил дед.

– Не знаю. В город? Может, в булочную?

– Отлично, – сказал дед и затушил папиросу в раковине. – Заодно купите хлеба.

* * *

Я собиралась поехать в город с тетей Ритой. Мне было так легко, словно все воздушные шарики с пижамы уместились у меня в груди. Я натянула юбку и блузку. Тетя Рита вышла из комнаты в клетчатой куртке и джинсах.

– Ключи? – спросила она у деда.

Дед отстегнул ключи от пояса.

– Когда в пикапе едет кто-нибудь старше сорока, то можно услышать не только дребезжание. – Он взял сумку с инструментами и понес ее к тетиной машине.

Мы пошли к пикапу деда. Во флигеле были задернуты шторы.

– Просыпайся, Рэй, ленивая задница! – крикнула тетя Рита. – Некоторые вещи в жизни никогда не меняются, – сказала она мне.

С верхней перекладины ворот за нами следил Петушок.

– Очень многое вообще никогда не меняется, – заметила я.

– Верная мысль, сестренка.

– Эй, я же тебе не сестренка!

– Ну, племянница. Почти одно и то же.

Мы сели в машину. Она повернула ключ, и двигатель заработал.

– Может, выезжая из ворот, заодно переедем Петушка?

– А что, если он вернется в виде призрака? – спросила я.

– Боже, – поморщилась тетя Рита. – Могу себе это представить.

– Жуть!

– Эй, Джастин, у тебя в желудке осталось место для пирожного?

– Конечно!

– Ты забавная, Джастин. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

– Нет, – ответила я. – Ты первая.

Тетя Рита рассмеялась. Она включила радио и стала крутить ручку до тех пор, пока не нашла музыку. Мужской голос запел: «Там ярче небеса синеют, там дружба крепче и сильнее…»

– Идеально, – сказала тетя. – Песни ковбоев.

«Там дует самый свежий ветер… там мир в процессе сотворенья». Мы ехали по дороге прочь от Йоламунди.

Тетя Рита вела машину, а из радио неслась одна песня за другой. «Я снова в седле, где друг – это друг, где стадо пасется на сорной траве, я снова, я снова в седле». Мы подпевали вместе, когда знали слова, а когда не знали, просто мычали в такт мелодии. Между песнями тетя Рита сказала мне:

– Никогда не верь ковбоям, Джастин.

– А что насчет Джона Уэйна? Он тоже ковбой.

– За исключением Джона Уэйна. Ему точно можно доверять.

– Но сперва спросить у деда.

– Ха!

Когда мы доехали до поворота на Нуллабри, тетя Рита проговорила:

– Давай поедем дальше.

– А булочная?

– Забудь про булочную. Что, если там будет Релл?

– Боже… – поежилась я.

– Господи, какая же ты забавная! Поедем до Эчуки?

– До Эчуки, – согласилась я, и мы промчались мимо поворота.

Дед никогда не отвозил меня в Эчуку. «Слишком много всякого дерьма за бешеные деньжищи». И ему не нравилось, когда вокруг много людей.

Вдоль дороги стояли силосные башни, огромные, будто сказочные замки. И на дороге было больше грузовиков, трасса казалась более оживленной, чем в Нуллабри: люди ехали в город, из города или проезжали мимо него, фермеры спешили в город закупить припасы. Дорога стала широкой, вдоль нее появилось больше магазинов с разными товарами в витринах: обувью, одеждой, книгами, креслами, кроватями. Я заметила супермаркет, гораздо крупнее того, что был в Нуллабри. Тетя Рита припарковала пикап на обочине главной дороги.

Я увидела длинный мост через Муррей. На другом его конце находилась Моама, где мы жили в доме с папой и мамой и где гриль для барбекю стоял слишком близко к окну.

– А можем мы через него перейти? – спросила я тетю Риту.

– Через мост?

– Да. Мы можем по нему прогуляться.

– Это длинный мост. Ты хочешь пойти пешком?

– А можно?

– Конечно. Почему бы нет?

Мы вышли из пикапа. Она взяла меня за руку, и мы направились к мосту. Там был тротуар для пешеходов и две полосы для легковых автомобилей и грузовиков. Мост соединял Моаму и Эчуку. Мимо нас проносились машины. На полпути, когда в Моаме уже стала видна стоянка для фургонов, я остановилась и посмотрела на реку. В груди защемило.

– Что такое, Джастин? С тобой все в порядке? – забеспокоилась тетя Рита.

Далеко внизу плескались темно-коричневые воды реки Муррей.

– Ты же некоторое время жила в Моаме, правда? – спросила она.

– Да.

– До того, как ушла Донна, верно?

– Да, – кивнула я.

«Рэ-э-э-й!» – так кричала мама, когда разбилось стекло. «Рэ-э-э-й, нет!» Но папа же не разбивал стекло, правда? Просто гриль для барбекю стоял слишком близко к окну. Почему же она так кричала?

Тетя Рита крепче сжала мне руку. Мимо пророкотала машина, и мост задрожал.

Далеко под нами Муррей несла свои воды все вперед и вперед. Скоро она дойдет до Удавки, протиснется сквозь узкие берега и побежит дальше. Мимо нас все так же проезжали машины, одна за другой, от шума двигателей дребезжали опоры моста. Мы с тетей Ритой долго стояли там, держась за руки.

– Мне жаль, что так вышло с твоей мамой, Джастин, – сказала тетя Рита.

В груди стало легче.

– Давай вернемся.

– Конечно, – ответила тетя.

Мы развернулись и пошли обратно в Эчуку. Мы шли вдоль главной дороги, заглядывая в витрины, где были выставлены чашки и тарелки, платья и книги.

– Хочешь мороженого? – спросила тетя Рита.

Мы перешли через дорогу и направились к магазинчику с мороженым. Там было полно детей с мамами и папами и пожилых парочек возраста деда. За стеклом в коробках лежало мороженое всех сортов: ванильное, лимонное, клубничное, карамельное, шоколадное.

– Выбирай любое – я угощаю, – произнесла тетя Рита.

Мне стало жарко. Так много видов мороженого – даже не знаю, смогу ли я выбрать.

Тетя Рита показала на радужное мороженое.

– Вот это выглядит неплохо, – заметила она. – Давай возьмем по порции вот такого. По двойной порции. Что думаешь, Джастин?

– Хорошо.

Тетя Рита заказала по двойной порции «радуги». Пусть даже живот у меня был набит яичницей с беконом, что мы ели на завтрак, да еще хлебом с джемом, места для двойной порции радужного мороженого в нем хватило.

Мы сели за столик рядом с причалом и стали смотреть, как по реке люди катаются на катамаранах. Если корабли поплывут дальше, они дойдут до Йоламунди – Муррей соединяла города, будто водная дорога. Люди на борту перегибались через ограждения, показывали на птиц и деревья, фотографировали.

– Мне жаль, что я не виделась с тобой чаще, Джастин, – проговорила тетя. – Это… это тяжело… с таким человеком, как папа – то есть дед. Но мне хотелось бы чаще навещать тебя. Давай оставаться на связи, ладно? Что бы ни произошло, ты официально всегда будешь моей самой любимой племянницей.

– Я твоя единственная племянница.

– Ах да, точно, – улыбнулась она. – Но все равно самая любимая.

* * *

Когда мы подъехали к участку деда, он все еще стоял перед домом, склонившись над мотором «торри» тети Риты. Услышав шум машины, он поднял голову и помахал нам гаечным ключом. Лоб у него был перепачкан масляной смазкой.

– Добрый день, папа, – сказала тетя.

– Как вам город?

– Хорошо. Мы доехали до Эчуки.

– Эчука? За каким дьяволом? Слишком много дерьма, – сказал дед, снова ныряя под капот «торри», – за бешеные деньжищи.

Тетя Рита мне подмигнула.

Мы обошли дом и увидели, что папа сидит у костра и пьет пиво.

– Начал пораньше? – спросила тетя.

– Никогда не рано выпить. – Папа поднял банку. – Где ты была, дорогуша? – спросил он меня.

– Ела мороженое, – ответила я.

– Правда? И где же это?

– В Эчуке, – ответила тетя Рита.

– А-а, в большом городе.

– Сейчас там более людно, чем раньше, – заметила тетя.

– Но не так людно, как там, откуда ты приехала. Должно быть, Эчука показалась тебе мелким городишком.

– Это тебе она, должно быть, показалась мелкой, – парировала тетя Рита. Она его не боялась, что бы он ни сказал или ни сделал, ей не было страшно.

– Как долго ты здесь пробудешь, Рита? – спросил папа.

– Уеду в понедельник, если ты не возражаешь. Возможно, по дороге подброшу Джастин до школы.

– Ты поедешь на автобусе, правда, Джастин? – спросил папа.

Я пожала плечами.

Из задней двери вышел дед.

– Будете обедать? – спросил он.

– Мне кажется, здесь я только и делаю, что ем, – сказала тетя Рита. – А ты как думаешь, Джасси? Перекусим?

– Конечно, – согласилась я.

* * *

– Как ты выдерживаешь? – спросил папа.

Мы закончили обедать и сидели вокруг костра.

– Что? – переспросила тетя Рита.

– Чертов Тарбан-Крик. Как ты там работаешь?

– Со временем ко всему привыкаешь.

– Я думаю, что это опасно.

– Твоего мнения никто не спрашивал.

– Там приходится держать ухо востро, – заметил дед.

– Пациенты большую часть времени под препаратами и почти не опасны. Большинство из них просто очень грустные.

– Они все еще применяют электрошок?

Тетя Рита поставила пустую тарелку на землю.

– Да, – подтвердила она. – Все еще используют.

– Черт. Ты тоже при этом присутствуешь?

– Каждый раз ты спрашиваешь меня об одном и том же, – сказала тетя Рита. – В этот раз я гадала, когда же ты снова начнешь. Да, я тоже при этом присутствую. Процедура очень быстрая. Пациентам становится легче. Большинство хотят повторить курс лечения и возвращаются для этого в больницу. Они сами на него соглашаются.

– Не все из них, – буркнул папа. – Но вы все равно бьете их током, верно?

– Знаешь, Рэй, электрошоковая терапия тебе тоже не помешала бы, – заметила тетя Рита. – А то что-то ты слишком напряжен.

– Вы двое… – предостерегающе начал дед.

– А где ты живешь, Рита? – спросил папа.

– Ты знаешь. В том же месте.

– Ах да, – сказал папа. – Но ведь ты больше не живешь одна, правда?

Потрескивание костра, казалось, заполнило весь участок деда.

– Может, принесешь нам пива из холодильника, Рэй? – попросил дед.

– Тут уже есть пиво, – заметил папа, перегнулся через ручку кресла и достал еще одну банку, стоявшую рядом с ним. Он передал ее деду. – С кем ты живешь, Рита? – снова спросил папа. – Как ее зовут? Наоми, ведь так? Она ведь переехала жить к тебе?

Участок деда был заряжен, как пистолет, – сверчки в траве, опоссумы в лесу и курочки, клюющие землю у нас под ногами, в одно мгновение могли разорваться на части и забросать нас окровавленными перьями и куриными глазами.

– Да, так ее зовут. Наоми. Именно Наоми попросила меня приехать сюда. Она сказала, что нужно помириться с родными.

Дед тяжело выдохнул и пошел к ограде. Остановился у нее, устремив взгляд куда-то вдаль.

– Что ты опять начинаешь, Рэй? – спросила тетя Рита.

– Да ничего я не начинаю. Просто задал вопрос. Обычная вежливость.

Дед вернулся и сел у костра.

– Рэй, лучше бы нам с тобой заняться вон той трубой у сарая. Устранить чертову протечку.

Папа его не слушал.

– Она красивая – если судить по той фотографии, что ты показала мне вчера вечером, Рита. Очень красивая. – Папа кивнул. – Я бы пригласил ее на свидание.

У костра мой папа был самым крупным. Его мускулы говорили о силе, они бугрились и перекатывались под кожей, делая его тело красивым и подтянутым. Братья Уорлли, Кирк и Стив всегда его слушались. Все его слушались. Он мог говорить что ему вздумается. Только тетя Рита не замечала, насколько он силен.

– Она настоящая красавица, Рэй, – подтвердила тетя. – И она только моя, так что даже не смотри в ее сторону, или я тебе голову оторву!

Тетя Рита – единственная, кто совсем не боится папы. Она старше его, первая вышла на свет, она больше видела, больше знала. Глаза у них были одного цвета, но у тети Риты в них сияло и искрилось электричество. Она знала, где его источник, и папа ее боялся.

– С меня хватит, – сказал дед, поднимаясь.

– Хватит чего? – спросила тетя, резко повернувшись к деду.

– Ты знаешь, о чем я говорю.

– Нет, папа, не знаю – о чем ты говоришь?

– Я думал, что с этим делом покончено.

– С каким «этим делом»?

– С твоим чертовым делом. Думал, что оно в прошлом.

– Почему ты так решил?

– Я подумал, что из-за этого ты решила вернуться.

От удивления у тети Риты отвисла челюсть.

– Ты что, правда думал, что я из-за этого приехала? Что у меня теперь нормальная ориентация?!

– Не надо… – начал дед.

Рэй откинулся в кресле, будто наблюдая за представлением.

– Не надо чего, папа? – Лицо тети покраснело.

– Не заставляй меня, Рита.

– А иначе что? Что, папа? Ты меня ударишь? – Она поднялась. Сердце у меня бешено колотилось.

– Вон из моего дома!

– Или что? Или что, папа?! – прокричала она. – Что ты собираешься со мной сделать? То же самое, что и с мамой? – Голос ее звенел по всему двору, поднимался к самой реке, достигал верхушек деревьев, возносился по тоннелям из их стволов до самого неба. – Почему ты не скажешь это вслух? Почему не скажешь, бесхребетный ублюдок?!