Текст книги "Дневник Габриеля"

Автор книги: Скотт Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

16

Мы с Гаррисоном вырулили из автопарка на новом автомобиле без полицейской символики, который заменил обуглившийся «вольво», и поехали вдоль долины Сан-Фернандо по сто первой автостраде к явочной квартире ФБР. На бульваре Ван-Найс мы повернули на север, проезжая квартал за кварталом магазины по продаже автомашин, украшенные тысячами рождественских гирлянд и огромными шарами с изображением Санта-Клауса и обещающими скидки, скидки, скидки на английском, испанском и армянском. Перед одним из магазинов трое продавцов в костюмах волхвов заманивали покупателями предложением расплатиться за купленный автомобиль только на Пасху.

Глядя на эту сюррную картинку, я не могла отделаться от мысли, что Габриелю тут самое место.

В трех кварталах от последнего автосалона начинались жилые районы, которые как спрут раскинули щупальца по всей долине, пока не осталось ни одного свободного клочка земли. Здесь живут почти полтора миллиона человек. Отличное место, чтобы кого-то спрятать. По крайней мере, так думали агенты ФБР.

Филиппа разместили в маленьком одноэтажном домике на тихой улочке. Густая трава на лужайке. Заборчик. Клумба с розами. Живая изгородь из розмарина. Плакучая ива заслоняла от солнца фасад домика, к входу вела извилистая дорожка, вымощенная кирпичом. Если бы на дорожке не было шести фэбээровских седанов, то создавалось бы впечатление, что домик перенесся прямиком из какого-то городка в Индиане, где никогда не происходит ничего из ряда вон выходящего.

Филипп занимал маленькую комнату в дальней части дома. Два окна выходили на обнесенный забором задний двор с овальным бассейном и узкую улочку. Одно из окон открыто, пластиковая сетка разрезана крест-накрест. Два агента ФБР дежурили в доме, но ничего не слышали.

Я прошла в комнату, как только офицер отряда по обезвреживанию бомб сообщил, что взрывных устройств не обнаружено. Судя по всему, ее когда-то занимал подросток, скорее всего мальчик. На стенах, там, где были приклеены постеры, остались квадратики скотча. Рядом со шкафом вся стена была в дырочках от дротика, которые попадали мимо цели. Безликая мебель, взятая в аренду, создавала впечатление номера в мотеле, а не дома.

На простынях осталось пятно крови – алая полоса около тридцати сантиметров длиной. Похоже, это след от раны на руке, когда несчастного волокли с кровати, а он пытался защититься. Рядом с кроватью все еще стояли ботинки Филиппа, там, где он их снял перед сном. Это все, что от него осталось.

Присутствие Габриеля все еще мрачной тенью нависало над комнатой. Он был здесь, крадущийся хищник, играющий в смертельную игру. Я думала, что понимаю, что такое жестокость. Я видела мужей, убивших своих жен только за то, что на полу валялось грязное белье, друзей, расправившихся с друзьями, просто случайных людей, направивших пистолет на кого-то, кого они никогда в жизни не видели, только потому, что у этого «кого-то» в руках были деньги. Но это сознательное зло было выше моего понимания. Оно не основывалось на ненависти, гневе или поруганной любви. Ни одна из обычных, пусть и страшных причин, по которым мы лишаем друг друга жизни, здесь не применима. Габриель – ваш ночной кошмар, сидящий в машине, остановившейся рядом с вашей на красный свет, которому вы боитесь взглянуть в глаза, безликий незнакомец, приближающийся к вам по темной улице. Он везде. Он заставил меня бояться вещей, которых я не понимаю. Дрожать от страха от того, что рисовала моя фантазия.

Хикс вошел и встал со мной рядом, растерянно озираясь.

– Как можно вытащить кого-то в окно против его воли, так, чтобы двое агентов ФБР за стенкой ничего не услышали? Как, черт побери, это возможно?

Я посмотрела на кровавые следы на разрезанной оконной сетке. Картинка начала собираться в единое целое, словно вспышки высвечивали крошечные кусочки истории, произошедшей в темной комнате. Я посмотрела на кровать и увидела, как Филипп пытается заснуть, ища спасения от произошедшего с ним кошмара. Он ворочается в постели, иногда забывается, но ненадолго. Небольшое облегчение. Ночь напоминает медленно сгорающий фитиль.

Звук разрезаемой занавески практически не слышен. Словно вдалеке кто-то расстегивает молнию в темноте. Если Филиппи слышал его, то не обратил внимания, поглубже зарывшись в подушку. Тут он почувствовал запах дешевого одеколона. И сразу же понял, в чем дело. Он попытался повернуть голову, закричать, но замер от ужаса. Волю у него уже украли, не оставив ни капли, словно отсекли ее скальпелем.

Хикс подошел к окну, провел пальцем по разрезанной сетке, а потом покачал головой, не веря своим глазам.

– Как такое возможно, черт побери? Почему Филипп не закричал?

– Не думаю, что он был в состоянии.

– Почему нет?

– Его сковал ужас, – прошептала я.

Хикс повернулся и окинул взглядом комнату, пытаясь найти причину там, где ее не было.

– Габриель мог бы убить его прямо здесь. Почему же он его похитил?

Я задумчиво покачала головой:

– Чтобы показать нам, что он может.

– Вы о нем слишком высокого мнения.

– Нет, это не так.

– Что тогда?

– Я его боюсь.

Хикс посмотрел на меня и покачал головой. Понятия «страх» официально не существовало в словаре, одобренном ФБР. Копы типа меня могут бояться. Но фэбээровцы стоят плечом к плечу и пышут решительностью бороться с любым врагом. Хикс отвернулся и посмотрел на окно.

– И что он собирается с ним сделать?

Мне не хотелось об этом думать, поскольку, возможно, ответ будет тем же самым, что и на вопрос о моей дочери. И я просто не могла это себе представить.

– Габриель будет использовать Филиппа, пока он ему нужен.

В комнату вошли два криминалиста и начали наносить дактилоскопический порошок на оконную раму. Бесполезно. Мы найдем только то, что Габриель хочет, чтобы мы нашли. Кровавый отпечаток руки на белой простыне, открытое окно, пустая комната.

– Кто знал про эту явку? – спросила я.

– Никто. Мы снимаем жилье анонимно и используем только один раз. Хозяева даже не знают, для чего нам дома.

– Филипп кому-нибудь звонил?

Хикс покачал головой.

– Нет, это запрещено.

Он сжал руку в кулак и отвел его назад, словно собирался стукнуть по стене.

– То, что здесь произошло, это немыслимо.

– Агент Хикс, за последние двадцать четыре часа я поняла, что категории «невообразимого» и «возможного» не так уж отличаются друг от друга.

– Когда вы его привезли сюда? – спросила я.

– В начале одиннадцатого. Он выпил кока-колы и вскоре пошел спать.

Я потопталась около дверей, понимая, что мое восприятие места преступления неполно. Но что я упускаю? Это напоминало ребусы из журнала «Хайлайт», где в одном рисунке прятался другой.

– Какие-то еще окна открывались вчера вечером?

– Какая разница? Преступник проник через это.

– Оно взломано?

Хикс покачал головой:

– Судя по всему, нет.

– Значит, оно уже было открыто?

– К чему вы клоните?

– Вчера вечером было холодно. Почему же Филипп открыл окно?

– А вы что, не спите с открытым окном?

– Да, но под одеялом. А здесь одеяло все еще свернуто, им не пользовались.

– Может, Филипп вообще не ложился.

– Тогда как вы объясните кровавую полосу на простыне?

Хикс посмотрел на кровать. Пятно начало менять цвет, становясь кофейным. Хикс несколько секунд рассматривал его, словно пытался расшифровать изящную японскую каллиграфию.

– Вы что, полагаете, что он сам открыл Габриелю?

– Я ничего не предполагаю, я просто рассуждаю.

– Но зачем ему пускать в комнату человека, который несколькими часами раньше привязал к нему бомбу и оставил умирать?

– Не знаю.

Я подошла к окну и выглянула во двор. Дно маленького бассейна было выкрашено темной краской, из-за чего вода казалась раной в земле. Это напомнило мне о смоляных ямах в Голливуде, которые заманивают жертву обещанием воды, а потом медленно затягивают ее в свои недра, лишая жизни. По моим рукам пробежала легкая дрожь. Такое впечатление, что я смотрю на портрет Габриеля. Он был рядом, маня меня к себе, чтобы затянуть на дно.

17

Как и предсказывали метеорологи, шторм, принесший с собой дождь, двинулся на восток, через горы в пустыню. Лоскутки голубого неба проглядывали сквозь облака, как дырки в разорванном одеяле. Завтра будет чудесный день: горы в снежных шапках, бульвар Колорадо, украшенный мечтами всех мыслимых оттенков.

Гаррисон притормозил перед домом Филиппа в Голливуде. На асфальте валялись клочки промокших газет и полиэтиленовые мешки. Уличный торговец-мексиканец, похожий на индейца майя, нес на палке мешки с сахарной ватой, напоминающей букеты розовых цветов.

Мы поднялись по ступеням вверх. Жизнь здесь снова шла своим чередом. Те же запахи специй, просачивающиеся из-под дверей. Та же грохочущая музыка. Те же сердитые голоса, ругающиеся на армянском, арабском и испанском в конце длинного темного коридора. Кошмар Нового Света.

Дверь в квартиру Филиппа агенты ФБР опечатали своей фирменной лентой, которая извещала, что любого нарушившего границу ждет наказание. Кто-то написал на ней имя своего земляка флуоресцентной оранжевой краской. Я оторвала ленту и вошла внутрь.

В комнате все перевернуто вверх дном. Все улики, связанные с Габриелем, изъяты. А то, что осталось, покрыто дактилоскопическим порошком. Единственное, что осталось нетронутым, – стул, на котором сидел Филипп с бомбой на коленях.

Это единственное место, о котором мы могли с уверенностью сказать – здесь Габриель провел какое-то время. И я, узнав о нем много нового, тешила себя слабой надеждой, что мы заметим какую-то деталь, которую пропустили, думая, что ищем террориста, а не серийного убийцу. Я снова мысленно воспроизвела события, произошедшие в этой комнате.

Филипп выжил потому, что Габриель хотел, чтобы мы узнали, что это он. Но как он мог быть уверен, что в комнату войдет кто-то, разбирающийся в бомбах, например Гаррисон, и сможет обезвредить взрывное устройство? Габриель слишком умен, чтобы полагаться на волю случая.

– Как можно гарантировать, что получишь именно тот результат, который хочешь?

– Очень просто, – буркнул Гаррисон, – просто исключить все остальные варианты.

– И как же Габриель исключил все остальные варианты в этой комнате?

Мы молча огляделись.

– Ты думаешь, это возможно, что Филипп заодно с Габриелем?

Гаррисон посмотрел на меня с удивлением, а потом взглянул на стул, словно воспроизводил события.

– Вы имеете в виду, можно ли сделать такой вывод по тому, как сконструирована бомба, или по взгляду Филиппа, когда таймер отсчитывал время назад?

– И то, и другое.

Он прикоснулся к верхней губе, как будто теребил воображаемые усы.

– То, что я прочел в его взгляде, было настоящим.

– А бомба?

– Очень простенькая.

– Если в бунгало Суини бомба была довольно изощренной, то почему в этот раз он изготовил настолько, как ты говоришь, простенькую?

– Ну, здесь особых изысков и не требовалось. Главная цель – убить человека, неподвижно сидящего на стуле.

– Но она не должна была его убивать.

– А как доказать обратное?

– Исключить все остальные варианты.

Гаррисон наклонил голову набок, словно решил рассмотреть мою идею под другим углом.

– Если бы я не обрезал провод, она бы взорвалась.

– Но если бы тебя не было вовсе, Филипп смог бы сам остановить механизм?

Гаррисон покачал головой. Да, это все равно что жонглировать тающими кубиками льда.

– С таким же успехом можно задать вопрос, какого цвета зебра – черная в белую полосочку или наоборот. Все зависит от того, как посмотреть.

– Но если бы Филипп обладал необходимыми знаниями, это было бы возможно.

– Если бы он знал, как… Да, возможно. Но мы так и не ответили на вопрос «зачем».

– Затем, чтобы мы получили описание Габриеля, – сказала я.

– Но Филипп мог бы предоставить нам описание и без всяких фокусов с бомбами.

– А мы бы ему поверили? Зато если превратить Филиппа в живую бомбу, он сразу начинает вызывать доверие.

– Но зачем?

Я видела, как в его взгляде промелькнул ответ на его же вопрос.

– Ложное описание.

Я кивнула.

– Правда, оно сходится с описанием, полученным французской полицией.

– Значит, мы пришли к тому, с чего начали.

– Да… что нам просто повезло.

Я оглядела печальную комнатку. Где-то в здании яростно лаяла собака и бросалась на дверь, мимо которой кто-то проходил.

Я подошла к дешевенькому комоду, стоявшему в углу. Все ящики выдвинуты, и содержимое раскидано по полу. Но осмотр одежды не давал ничего, кроме того что Филипп отоваривался в «Gap». Над комодом, на зеркале, была прикреплена рамочка с шестью фотографиями Филиппа. Я вытащила одну. На ней Филипп стоял перед большим белым зданием. На его губах играла таинственная улыбка. Это напомнило мне снимок Лэйси под секвойями. Я сняла и остальные фотографии и сунула их в карман на случай, если потребуется опознание.

– Если он еще не умер, то, скорее всего, очень жалеет об этом, – тихонько сказала я.

Я выглянула в окно. Через прорехи в облаках пробивался тусклый свет заходящего солнца. Солнечный луч нарисовал блеклый розовый квадрат на окне дома напротив, расположенного меньше чем в десяти метрах. Я видела, как мать баюкает в руках ребенка, тихонько раскачивая его туда-сюда, словно они плывут по волнам.

– Почему ценность некоторых вещей понимаешь, только потеряв их? – спросила я.

Гаррисон выглянул в окно, увидел мать с ребенком и практически сразу отвернулся, словно ему неловко было вторгаться в их жизнь. Я подумала, что ему трудно смотреть даже на чью-то чужую любовь с тех пор, как он потерял жену.

– Мой муж умер уже после того, как наша любовь постепенно поблекла и исчезла, но для Лэйси все было по-другому. Я изо всех сил пыталась понять ее потерю, но не могла. И это только оттолкнуло ее еще больше.

Я еще пару секунд смотрела на мать с ребенком, а потом отвернулась от окна.

– Вроде бы человек, который занимается расследованием убийств, должен лучше понимать, что такое потерять близкого, чем я…

Наши взгляды на мгновение встретились, но потом Гаррисон отвел глаза и посмотрел на стул, где сидел Филипп.

– Прости, от моего нытья толку мало, – сказала я. – Просто… – и оставила мысль улететь неоконченной.

Он покачал головой, словно говоря «ничего, все в порядке», а глаза снова выхватили какой-то отрезок воспоминаний.

– Я не думаю, что мы можем до конца понять горе другого человека, мне кажется, так и задумано.

Мы помолчали несколько секунд. Я пыталась снова вернуться к расследованию, снова очутиться среди руин, оставленных после себя Габриелем. Было уже начало шестого. У Лэйси осталось меньше пятнадцати часов. И если я хочу снова обнять ее, то нужно собраться, чтобы я могла делать свою работу. Но это так трудно. Мне хотелось снова пережить детство Лэйси, шаг за шагом, исправить все ошибки, которые я совершила. Часть меня хотела верить, что если я реконструирую ее жизнь, то смогу изменить то, что произошло за последние сутки.

Но я прекрасно понимала, что это невозможно. Потому что я не могу себе этого позволить, стоя в этой комнате. Если и есть вопросы, то они именно здесь – это единственное место, где я могла во всем разобраться. Мне всегда казалось, что место преступления – одно из немногих в этом мире, которое стремится к абсолютной ясности. Возможно, вы не найдете доказательств немедленно, но все, что преступник оставил после себя, так же четко рисуют картину содеянного, как если бы вы имели описание на бумаге. Кровь, кости, кожа, температура тела, волосы, волокна ковра, ДНК, траектория полета пули, взломанный замок, угол раны, положение тела… Все это говорит языком неоспоримой истины.

Я еще раз оглядела комнату в надежде, что увижу какую-нибудь упущенную улику. Но если она и была, то избегала меня.

– Если бы ты давал характеристику Габриелю прямо сейчас, исходя из известных нам сведений, с чего бы ты начал?

– Незаурядный ум.

Я кивнула.

– Когда мы выяснили, что Габриель не террорист, то я испугалась, потому что решила, что он еще опаснее.

– Ага.

– Но раз он серийный убийца, значит, больше шансов, что он ошибется.

– Почему?

– Около двадцати или тридцати процентов убийств так и остаются нераскрытыми, но в случае с серийными убийцами эта цифра составляет всего лишь десять.

– Почему?

– Что идет рука об руку с блестящим умом?

Гаррисон подумал секунду и ответил:

– Эго.

Я кивнула.

– Габриель уверен, что он находится на самой вершине пищевой цепочки. Он может убить любого и в любое время совершенно безнаказанно. Проходя в толпе, он знает, что любой человек, проходящий или проезжающий мимо него, – это потенциальная жертва. И они живы лишь потому, что это он дал им шанс и дальше жить. Ты только подумай, какое ощущение власти это дает ему.

– Крепость божья, – сказал Гаррисон.

– А все мы – его добыча. Хищник, которому нет равных, менее всего боится свою жертву, которую он вот-вот разорвет на клочки, вот почему в какой-то момент он обязательно ошибется. Он забудет об опасности и допустит какую-то небрежность именно потому, что не верит, что мы способны его раскусить.

– Боги не ошибаются.

Именно за этим я пришла в комнату. Пускай мы не нашли никаких улик, зато вдалеке забрезжила надежда.

– Но одно мы знаем о Габриеле точно.

– И что же?

– Он не бог.

Когда мы стояли на крыльце дома покойного Дэниела Финли и звонили в звонок, на город уже опускалась темнота. Суини, перед тем как он заживо сгорел в моей машине, успел сказать нам, что был знаком с женой своего босса – деталь настолько крошечная, что могла бы показаться незначительной, если бы миссис Финли не отрицала факт знакомства во время нашего первого визита. Если она солгала насчет такой мелочи, то, возможно, обманывала и в большем, что могло бы привести меня к Лэйси.

Когда миссис Финли открыла нам дверь на цепочке, то я увидела ее болезненную бледность, как на выцветшей фотографии девятнадцатого века. Ее усталые пустые глаза остановились на мне, но у меня возникло впечатление, что они не в состоянии воспринимать информацию.

– Я бы хотела увидеть ваши значки, – сказала она напряженным от страха голосом.

Я достала значок и показала ей.

– Мы были у вас вчера.

Через щель мне было видно, как тускло поблескивает стальное мачете в ее правой руке. Оно казалось до смешного огромным в ее миниатюрных хрупких пальчиках. Вряд ли у нее хватит силенок даже, чтобы разрезать им апельсин.

– Вы меня помните?

Она кивнула, но выражение лица осталось тем же.

– Опустите, пожалуйста, оружие и откройте дверь, чтобы мы могли поговорить.

Миссис Финли замялась, а потом поставила мачете в подставку для зонтов, закрыла дверь и сняла цепочку.

Воздух в доме был спертым и безжизненным, как в закрытом чулане. На обеденном столе куча пустых папок и ящиков, в которых порылись детективы во время обыска. Я заметила, что в оконную раму криво вбиты несколько здоровенных гвоздей, очевидно, чтобы закрыть их наглухо. На темном дубе виднелись следы молотка.

– Я не понимаю, почему они ничего не убрали за собой, – сказала миссис Финли, глядя на беспорядок на столе. При этом она продолжала идти маленькими шажочками, как будто стоять на месте опасно.

– Вы чего-то боитесь, миссис Финли? – спросила я.

Ее взгляд скользнул к окнам и обратно.

– Ну, береженого Бог бережет.

– Вы заколотили окна и расхаживаете с мачете в руках.

Миссис Финли вскинула руки и схватилась за грудь.

– Мой муж убит, – тихо заметила она, глядя куда-то вдаль.

– И не только.

Она потупилась и прошептала:

– И не только.

– Вы участвовали в деятельности, которую вел ваш муж?

Она все так же тупо смотрела в пол.

– Возможно, вы знаете что-то, что может нам помочь, и сами того не понимаете. Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

– Ну, в колледже мы иногда устраивали всякие там акции, но по мелочи, короче, глупости всякие. Но я давным-давно перестала верить, что мы можем изменить мир.

– А в последнее время, миссис Финли? Вы знали о том, чем занимается ваш муж?

– Я уже отвечала на эти вопросы.

– И солгали.

Она вскинула голову, в ее глазах застыло нечто большее, чем просто скорбь.

– Вы участвовали в планах вашего мужа касательно Парада роз?

– Нет, у меня вообще не осталось с ним ничего общего…

И тут я узнала этот взгляд. Такое же выражение я видела в глазах своего мужа, очень-очень давно. Так выглядит любовь, когда на место светлого чувства приходит обман.

– Расскажите мне о временном сотруднике по фамилии Суини, – попросила я.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Ложь никому не поможет.

Миссис Финли смотрела меня с вызовом, пытаясь спрятаться в свой панцирь, но тут он дал трещину и развалился как рухнувшее здание.

– Мы были вместе всего пару раз.

– Когда в последний раз?

Ей не хотелось отвечать, но потом в одном усталом выдохе выпустила остатки своей решимости.

– Позавчера.

– Где?

– Где и всегда, в мотеле на Колорадо.

Гаррисон посмотрел в мою сторону:

– «Виста Палмс».

Она молча кивнула.

– Я хотела порвать с ним… Для этого и пошла туда.

Ее глаза наполнились слезами, и она спрятала лицо в ладонях. Очевидно, ей не удалось справиться с этой задачей.

– А Суини принимал участие в том, что задумал ваш муж?

Миссис Финли покачала головой.

– Но почему вы завели роман именно с ним?

– Потому что он для меня ничего не значил. Потому что я злилась. Мне хотелось ударить своего мужа побольнее. Вам что, нужно на пальцах объяснять?

Она едва заметно качала головой.

– Что я наделала?

– Вашего мужа убили не потому, что вы изменили ему с Суини, – успокоила ее я.

Ее затравленный взгляд напоминал взгляд животного, запертого в клетке.

– Откуда вы знаете… откуда вы знаете, почему это произошло?

Я вытащила из кармана фотографию Лэйси и портрет Габриеля и положила на стол перед ней.

– Вы видели кого-то из них?

Миссис Финли посмотрела и покачала головой.

– Вы мне уже это показывали.

Она взяла в руки снимок Лэйси и уставилась на него:

– Это пропавшая девочка.

– Моя дочь.

Наши глаза на долю секунды встретились, а потом миссис Финли отвернулась, словно ей стыдно, прикрыла рот рукой, сдерживая вздох.

– Вы знаете что-то о деятельности вашего мужа, что могло бы мне помочь?

– Я…

– Хоть что-то?

Миссис Финли вздрогнула, словно я ударила ее тыльной стороной ладони. Она прижала колени к груди, начала раскачиваться в кресле взад-вперед и беззвучно что-то шептать.

Я посмотрела на Гаррисона, а потом убрала фотографию и рисунок в карман. Оглядев разруху вокруг, я ощутила волну гнева, поднимающуюся внутри. Я потратила зря драгоценное время на то, чтобы охотиться за дешевой изменой, пока сумасшедший удерживает мою девочку. Мне хотелось схватить миссис Финли и трясти ее, чтобы вывести из ступора. Нет, нельзя винить ее в произошедшем, но она сидела передо мной, и этого сейчас было достаточно.

Я направилась к двери, но остановилась.

– Вы можете вытащить гвозди из окон, миссис Финли. Если бы вы знали что-то полезное, то были бы уже мертвы.

То ли от злости, то ли от духоты у меня закружилась голова, и я поспешила выйти на улицу. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь прийти в норму, но земля уходила из-под ног. Рука Гаррисона мягко легла мне на плечо. Он довел меня до машины, усадил и опустил мою голову вниз, как обычно делают в случае шока.

– Дышите медленно и глубоко, – тихо сказал он.

С каждым вдохом мир обретал устойчивость. И тут я осознала, что у меня на плече лежит его рука, а пальцы нежно массируют шею. Господи… Я уже не помню, когда до меня кто-то дотрагивался последний раз. Мне хотелось прислониться к его руке и раствориться в прикосновении. Чтобы кто-то обнимал меня и шептал, что все будет в порядке. Я желала этих объятий с той же силой, как некоторые боятся темноты и жаждут света. Но вместо этого каждое движение его пальцев, казалось, бередило душу и напоминало мне о том, что у меня было и что я потеряла.

Я медленно подняла голову и откинулась в кресле. Гаррисон отдернул руку, словно только что обнаружил какую-то ценность, скрытую от его глаз несколько лет.

Я обернулась и посмотрела на дом. Дверь снова заперта на все засовы. Тень миссис Финли промелькнула за окном. Я представила, как она словно привидение бродит из комнаты в комнату, чтобы убедиться, все ли гвозди на месте.

– Интересно, она защищается от смерти или от любви.

Гаррисон бросил на меня нервный взгляд, хотя, по-видимому, он видел сейчас перед собой лишь руины своей прошлой жизни.

– Эти порывы трудно отличить друг от друга, – сказал он.

Он тоже посмотрел на дом, но для него картина была совершенно иной.

– Я тут подумал. – Он нахмурился. – Я тут подумал, что именно Габриель намекнул служащему мотеля, что Суини ищет полиция. Он знал о его романе с миссис Финли, так что все, что было нужно, – это сесть ей на хвост.

Я кивнула.

– Если ты прав, то он мог бы убить его в любой момент, но позволил нам самим доставить бомбу. Мы для него игрушки.

Звонок телефона заполнил салон машины, словно крик. Я никогда не верила в то, что предметы могут быть воплощением зла. Но сейчас этот звук принес ужас. Как будто Габриель протянул ко мне руку и провел пальцами по ткани блузки. Я подождала несколько гудков, глубоко дыша, чтобы сердце перестало так бешено биться. Пусть во мне снова оживет самка гризли, подумала я. Не позволяй ему контролировать ситуацию. Я нажала кнопку и ответила:

– Да.

– Лейтенант.

Услышать его голос – все равно что вернуться в повторяющийся кошмар. Я закрыла глаза. Каждый мускул моего тела напрягся, словно я отчаянно пыталась удержаться на краю обрыва.

– Сегодня у вас будет бешеная ночка, – сказал Габриель. – У меня большие планы на вас и вашу дочку.

Я снова ощутила, как земля уходит из-под ног. Я соскользнула в пропасть и начала падать.

– У вас есть восемь минут, чтобы добраться до угла Маренго и Уоллис. Там есть школа. Если вы опоздаете, то я отрежу вашей дочери палец. А если приедете не одна, то отрежу два.

Его голос ускользал от меня, словно змея по траве, а потом связь оборвалась.

– Вылезай из машины, – приказала я Гаррисону.

Он с удивлением посмотрел на меня, а потом понимание озарило его взгляд, словно восходящее солнце.

– Он хочет, чтобы вы приехали одна.

Я кивнула.

– У меня есть восемь минут.

– Плохая идея.

– Не я пишу правила. А теперь иди, пожалуйста.

Гаррисон покачал головой.

– Я не могу отпустить тебя… то есть вас одну.

Ого, он впервые обратился ко мне на «ты», хотя не было времени заострить на этом внимание.

– Мне некогда спорить. Вылезай.

Гаррисон открыл дверцу и нехотя выбрался из машины. Я села за руль и завела мотор. Волна адреналина неслась по моему телу словно электрический ток. Сердце билось в груди, как сердитый кулак по столу.

– Оцепи три квартала по периметру вокруг угла Маренго и Уоллис и убедись, что внутри этого периметра нет ни одного полицейского, а не то… – Слова застряли у меня в горле. – Ты понял?

– Я все сделаю, – ответил Гаррисон.

Я посмотрела на часы. Прошло тридцать секунд. Я врубила сирену и мигалки, нажала на газ, развернула машину на сто восемьдесят градусов и помчалась на север. Я находилась примерно в четырнадцати-пятнадцати милях к югу от Уоллис и примерно в пяти-шести к востоку от Маренго, если ничего не путаю.

Я проскочила несколько перекрестков, едва замечая свет фар других машин, резко съезжающих на обочину, чтобы избежать столкновения со мной. Я была словно зашоренная лошадь. Мимо меня на полной скорости проносились обрывки изображения – смазанные цвета и нечеткие формы. Автомобильный гудок заглушил сирену. Я бросила взгляд вправо и увидела, как в нескольких сантиметрах от моей правой двери затормозил седан, а потом исчез в зеркале заднего вида.

Я повернула на Маренго, и тут впереди возникла преграда. Какая-то женщина переходила дорогу, толкая перед собой тележку с покупками. Она была одета в розовый пиджак и белые брюки, губы накрашены алой помадой. Темная кожа цвета скорлупы кокоса и женственная фигура с приятными округлостями, выдававшая в ней уроженку Мексики или Сальвадора, недавно приехавшую в Штаты. Но остановиться я не могла.

– Стойте! – заорала я, но женщина меня не слышала.

К тому моменту, как она увидела, что вот-вот произойдет, изменить ничего уже было невозможно. Женщина подняла руку ко рту, когда моя машина врезалась в ее тележку и подбросила ее в воздух. На мгновение время остановилось, пока я смотрела в изумленное лицо женщины, а потом снова рвануло вперед, когда пакет с продуктами приземлился на капот и открылся, окатив лобовое стекло фонтаном рисинок, скользивших по его поверхности словно снежинки.

Я снова нажала на газ и молча считала кварталы, проносившиеся мимо. Еще пять, четыре…

Давай же, быстрее…

В трех кварталах от Уоллис я проехала мимо полицейского оцепления. Но лучик надежды, что Габриель даст мне возможность забрать мою девочку, погас. Полицейская машина на перекрестке была абсолютно бесполезным жестом, и я почувствовала себя жалкой из-за того, что не в состоянии нанести ответный удар.

На перекрестке меня подрезал синий пикап, и я завопила. Грузовик дернулся и остановился, и мне пришлось объезжать его, причем мои задние колеса съехали в кювет, а потом я снова оказалась на середине Маренго.

– Ты сукин сын! – заорала я, стуча по рулю.

Моя решимость закручивалась спиралью в бешенство, поглотившее меня с головой. Один недобросовестный водитель, один шаг, и моя девочка… Я не закончила эту мысль.

На углу с Уоллис я притормозила и выключила мигалки и сирену. Посмотрела на часы. Сколько времени осталось? Я не помнила. Секунд пятнадцать или меньше…

– Пожалуйста, – слетело с моих губ словно молитва, и я осмотрелась, чтобы сориентироваться.

На улице не было ни пешеходов, ни припаркованных автомобилей. Напротив остановка автобуса, а позади нее – школьная автостоянка. Справа целый квартал занимал городской парк. Вдалеке какая-то парочка выгуливала собаку.

Я почувствовала себя одинокой и уязвимой. Зачем он вытащил меня сюда? Пока я неслась как бешеная, думать на эту тему было некогда, но теперь отмахнуться от этого вопроса было невозможно. Я повертела головой в поисках какой-то причины. Что в этом квартале такого уникального? Чем он отличается от любого соседнего? Все казалось обычным, ничего из ряда вон выходящего.

Где-то вдалеке завыли сирены, и тут я услышала тихое треньканье телефона-автомата на противоположной стороне улицы.

Я пулей перелетела через дорогу и схватила трубку. Она запотела и была холодной, как рука трупа.

– Вы опоздали, – сказал Габриель.

В его голосе слышались нотки раздражения.

– Нет! – в отчаянии воскликнула я.

Я посмотрела на часы, пытаясь определить, сколько телефон звонил, прежде чем я его услышала.

– У меня была включена сирена, я не слышала телефон, но была здесь.

– Никак вы умоляете меня, лейтенант?

– Я сделаю все, что ты хочешь.

– Шлюха.

– Нет, мать.

– А разве есть разница?