Текст книги "Дневник Габриеля"

Автор книги: Скотт Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

20

По адресу, данному нам отцом Полем, в одном квартале к северу от двести десятой автострады на Вилла-стрит находился ветхий дом на восемь квартир. Снаружи здание было выкрашено горчично-желтой краской, популярной в шестидесятые, когда оно было построено. Над входом красовалась табличка с громким названием, написанным огромными буквами: «Жилой комплекс „Вилла“».

С обеих сторон от входа стояли пальмы, разрисованные граффити, словно парочка старых, всеми забытых привратников, которых оставили, когда здание начало рушиться.

В здании не было центрального коридора, у каждой из квартир имелся отдельный вход. Четыре квартиры на первом этаже, четыре – на втором. По данным отца Пола, Жан (Филипп) занимал крайнюю квартиру на первом этаже. Ряд густых и высоких кустов загораживал входную дверь от остальных жильцов и проезжей части.

– Можно входить и выходить незамеченным, – заметил Гаррисон.

В квартире было одно окно, закрытое занавеской. Перед входом валялись несколько рекламных листовок, приглашающих в рестораны тайской и мексиканской кухни.

– Или мы напугаем до полусмерти какого-нибудь нелегального иммигранта или…

Я посмотрела на Гаррисона, но он не закончил мысль. Это было актом отчаяния. Адрес убитого парня двухлетней давности.

– Скорее всего, он просто переехал.

Гаррисон кивнул, но не убедительно.

– И поменял имя.

Я взялась за рукоятку пистолета и кивнула Гаррисону, чтобы он постучал в дверь.

– Это полиция! Откройте!

Тихо. Я пристально следила, не шелохнется ли занавеска, но нет.

– Еще раз, – велела я.

Гаррисон постучал по двери кулаком, но снова никто не ответил. Я посмотрела на рекламные листовки на земле. У меня перехватило дыхание, словно я зацепилась воротом свитера за гвоздь. Передо мной промелькнуло воспоминание. Горячая волна воздуха от взрыва в бунгало Суини. Я отшатнулась от воображаемых осколков и инстинктивно сделала шаг назад.

– Рядом с бунгало Суини тоже были листовки…

Гаррисон посмотрел на меня, а потом аккуратно ощупал дверную коробку на предмет наличия взрывных устройств. Внутри меня кипели злоба и недовольство. Снова Габриель забрался в мою голову. Я чувствовала себя испуганной девочкой, которой рассказали страшную историю о привидениях.

– Да и фиг с ним, – сказала я, дотронувшись до плеча Гаррисона.

Он повернулся ко мне.

– У нас нет на это времени… У Лэйси нет времени. Выбивай дверь.

– Хорошо, почему бы и нет.

Для человека, жизнь которого зависела от того, насколько аккуратно он разберет адское устройство, это было резким скачком то ли веры, то ли пофигизма.

Гаррисон сделал шаг назад, а потом с силой вмазал по двери ногой. Она распахнулась, словно под действием порыва ветра. Я заглянула внутрь, держа пистолет наготове. Никаких движений. Внутри сильно пахло сигаретным дымом. Я пошарила рукой, нашла выключатель и включила свет.

В середине гостиной стоял маленький кофейный столик, на котором красовалась огромная пепельница. Вокруг разбросаны несколько подушек. Прибавьте к этому телевизор, и больше в комнате ничего не было. Я жестом указала в сторону спальни, и Гаррисон осторожно подошел и отворил дверь, осмотрелся, не опуская пистолета, а потом зажег свет. Сделав пару шагов, он внезапно остановился, с изумлением уставившись на что-то.

– Думаю, вам лучше взглянуть на это.

Я подошла к двери в спальню и встала рядом с Гаррисоном. На полу лежал матрас, аккуратно застеленный простыней и одеялом. Ни одной морщинки, прямо-таки по-армейски. Рядом ноутбук и принтер.

– Господи, – прошептал Гаррисон.

На стенах висели фотографии. Мои глаза скользили по ним с неохотой обычного человека, который наткнулся на последствия побоища.

– Это его коллекция, – сказала я. – Наверное, во Франции нашли нечто подобное.

Я посмотрела на Гаррисона и увидела, что он растерялся, словно только что сбился с пути и перестал понимать, что к чему в этой жизни.

– Вы когда-нибудь видели…

Гаррисон не стал заканчивать мысль, поскольку понял по моему взгляду, что в этом нет необходимости. Покачал головой, не веря своим глазам, а потом нервно осмотрелся. Фотографии жертв Габриеля, развешанные как на выставке или в галерее. Гаррисон повернулся ко мне, с трудом сдерживая ужас, и преградил мне проход.

– Может, вы позволите мне посмотреть первым…

Я покачала головой. Сердце бешено билось в груди.

– Нет.

– Лейтенант…

– Ее здесь нет.

– Пожалуйста, можно я первый.

Мои глаза встретились с его, отказываясь хоть на секунду верить в то, что случилось страшное…

– Ее здесь нет. Не может быть, черт побери…

Гаррисон несколько секунд смотрел на меня, словно умоляя.

– Вы правы, но позвольте мне это сделать. Для меня, а не для вас.

Он потянулся к моей ладони, а потом отдернул руку, и я заметила, что моя собственная рука дрожит.

– Ты только зря теряешь время.

– Знаю.

– Хорошо, – неохотно согласилась я и отвернулась. – Но ее здесь нет.

Я почувствовала, как его рука мягко легла на мое плечо, а потом соскользнула, Гаррисон вошел в комнату. С каждым его шагом мой пульс увеличивался в десять раз. Я услышала, как он судорожно вздохнул, а потом его дыхание снова стало спокойным. Казалось, это длится целую вечность. С каждой секундой, с каждым шагом моя уверенность, что фотографии Лэйси нет на этой стене, слабела. Как мой мир мог перевернуться с ног на голову? Внутренний голос начал шептать: «Я не могу этого сделать, не могу, не могу…» Я была готова завизжать.

– Ее здесь нет, лейтенант.

Я резко повернулась. По моему телу прокатилась такая волна облегчения, что едва не подогнулись колени. Гаррисон обнял меня, пока я пыталась нормализовать дыхание.

– Ты уверен? – Да.

Его руки обвивали меня еще несколько секунд, а потом отпустили, и я сделала глубокий вдох.

– Но он был здесь сегодня вечером, наверное, меньше часа назад. Здесь есть фотография Филиппа.

Я прошла в комнату и сама посмотрела на летопись кровавых преступлений. Фотографии злодеяний Габриеля были развешаны по стенам в хронологическом порядке, словно он рассказывал о своих каникулах в Йеллоустонском национальном парке, и это просто снимки буйволов и грязевых гейзеров. Обезглавленное тело Филиппа в мусорном бачке. Мексиканский майор, плавающий в пруду. Финли, лежащий на бетонном полу среди цветов. Суини в горящей машине. Борец за чистоту планеты, убитый в доме на Монте, где я нашла дочкину туфлю, со связанными руками. Но дальше – больше.

– Брим! – воскликнула я в ужасе.

Запавшие испуганные глаза смотрят прямо в объектив. Тот же взгляд, который я видела перед взрывом. Липкая лента закрывает рот, но мне видно по сведенным мускулам, что Брим кричит под кляпом. И поднимает руки, прикрученные к бомбе, словно просит пощады.

– Он не мог сфотографировать его после взрыва, поэтому сфотографировал до…

– Я думала, что понимаю, кто такой Габриель… Но я ошибалась.

Я отвернулась, не в силах выносить взгляд Брима, но все еще чувствовала его на своей спине. Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть эти глаза.

– Ты видишь на заднем плане какую-нибудь зацепку, где это могло быть снято?

– Нет.

– И я нет.

Рядом со снимком Брима висела фотография бульвара Колорадо. На секунду мне показалось, что она тут не к месту, но потом я поняла, почему Габриель повесил ее.

– Боже мой, парад.

– Это Орандж-гроув и Колорадо.

– Как раз тот квартал, который будут показывать.

Гаррисон несколько секунд рассматривал снимок, а потом покачал головой.

– Но он не сможет просочиться сюда. Движение перекрыто, полиция охраняет каждую платформу, каждый фонарь, каждую урну. Подойти незамеченным невозможно.

– Тогда как он это сделает?

– Никак.

И хотя Гаррисон так и сказал, я видела, что уверенности в собственных словах у него не было. Мы оба знали, что больше такой категории, как «невозможно», не существует.

Я отвернулась и осмотрелась. На дальней стене было оставлено пятно размером с фотографию.

– Смотри, он оставил место еще для одной.

Я уставилась на пустую стену, словно ждала, что сейчас сквозь краску проступит еще одно изображение.

– Это может значить все, что угодно, или ничего, – сказал Гаррисон.

– Это значит, что кто-то еще умрет, и мы должны…

Я запнулась, и мы молча смотрели на пустое место. Гаррисон повернулся ко мне, в его глазах светилась невысказанная правда, которую никто из нас не хотел озвучивать…

– Лейтенант…

Я покачала головой и снова отвернулась.

– Когда он позвонит вам в следующий раз и предоставит вам возможность спасти либо Лэйси, либо незнакомого для вас человека, вы должны выбрать Лэйси.

Я сделала вид, что не слышу.

– Нужно обшарить эту квартиру, проверить все файлы на компьютере. Должна быть какая-то зацепка.

– Лейтенант, когда он позво…

– Нет смысла.

– А я думаю, есть.

Я зло посмотрела на него:

– Слушай, ты видишь что-то в этой комнате, указывающее на то, что у Габриеля есть сердце, а то я что-то пропустила?

– Это поможет выиграть время.

– Он убьет ее. И если я и сомневалась в этом, то теперь сомнений нет.

Раньше я не могла себе позволить произнести эти слова, но теперь произнесла. Слова, в которых звучала чудовищная безысходность… И тут же поняла, почему избегала их.

– Лэйси – все, что у меня есть… все, что я хотела. Я просто не знала, как ей об этом сказать…

– Но сейчас мы на шаг впереди.

Я смогла только кивнуть. А потом заставила себя произнести еще кое-что, словно хотела отогнать безнадежность.

– Скорее, на шажок.

Я вышла из комнаты и позвонила Чавесу, чтобы он установил наблюдение за квартирой. Если Габриель сюда вернется, мы его схватим. Но я знала, что если он и вернется, то только за тем, чтобы прикрепить последнюю фотографию к стене, и будет уже слишком поздно.

Переговорив с Чавесом, я вышла, чтобы очистить мозги от сигаретной вони и картин смерти. В соседнем дворике я увидела лимонное дерево, склонившееся под тяжестью плодов величиной с кулак. Я втянула носом воздух, но цитрусового запаха не было. Казалось, вечерний туман подготавливал ко сну все, до чего он дотрагивался, даже звуки. Вокруг повисла неестественная тишина.

Я выдохнула и смотрела, как пар поднимается из моего рта в темноту. Где-то чуть подальше тишину ночи нарушали крики людей, все еще празднующих Новый год. Я подумала о снеге на Среднем Западе и о том, как завтра утром миллионы людей проснутся и будут смотреть парад. Апофеоз рекламы. Открытка с надписью «Жаль, что вас здесь нет».

Я повернулась и посмотрела на захудалую квартирку Габриеля. Когда мы позволили райскому уголку ускользнуть сквозь пальцы? Есть ли такой момент в истории Лос-Анджелеса, о котором можно будет говорить «именно в тот все было потеряно»? Может, когда мы закатали в асфальт первую апельсиновую рощицу? Или проложили первую автостраду? Или когда попытались озеленить пустыню? Когда начали выкачивать воду из долины Оуэне? А может, когда построили мост через Лос-Анджелес-Ривер? Или когда Дисней объявил, что два акра земли в округе Орандж станут счастливейшим местом на земле? Возможно, все началось с первым кадром самого первого фильма, снятого в городе, построенном на иллюзии. А может, этих точек сразу несколько. И у всех, кто здесь когда-либо родился, кто переехал сюда или приплыл из-за океана, есть своя точка, в которой все кончается. Граница, за которой реальность не соответствует мечте.

Тишину прорезал вой сирен. Я вернулась в квартиру. Гаррисон вышел из спальни, на секунду посмотрел мне в глаза, а потом обернулся, словно оставил что-то за спиной. Я подошла к нему.

– У него тут дневник. Хотя скорее похоже на роман, низкопробный роман. Думаю, записи начинаются с первого убийства.

– Дневник? – переспросила я.

Он кивнул, а потом посмотрел на блокнот, который держал в руках, и начал читать:

– Я – мальчик в третьем ряду на школьной фотографии, на чьем лице не задерживается взгляд. Никто не помнит, как меня зовут, какого цвета у меня волосы, как звучит мой голос. Я – невидимка.

Гаррисон сунул блокнот в карман.

– Так он начинается.

Я пошла в спальню, но он схватил меня за руку, замялся, а потом посмотрел на меня, и я увидела в его глазах, как на него давит то, что он успел прочесть в дневнике. Надежда, которая зародилась за несколько минут до этого, начала покидать меня, вытекать, словно кровь из перерезанной артерии.

– Что случилось?

Гаррисон судорожно вздохнул.

– Он уже дописал концовку.

Мои мысли бешено понеслись вперед.

– Лэйси? Что там…

Он покачал головой.

– Я просмотрел только пару страниц с конца, она там не упоминается.

– А кто упоминается?

– Вы. Вы в самом конце, лейтенант.

– Я?

– Может, вам лучше самой прочесть?

Я посмотрела через его плечо на компьютер.

– Скажи мне, что там, Гаррисон.

Он напрягся, словно готовясь к удару, а потом посмотрел на меня с обреченностью, словно любовник, прощающийся навсегда.

– Ты… то есть вы… вы идете по бульвару Колорадо во время парада. И к вам привязана бомба.

21

Казалось, слова Гаррисона высосали весь воздух из комнаты, и стало сложно дышать.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Я кивнула, хотя Гаррисон так же хорошо, как я, знал, что хорохорюсь только для отвода глаз. Земля под нашими ногами разлеталась на куски.

– Мне уготована роль террористки-смертницы, – прошептала я.

Я отчаянно хватала воздух ртом, но мое тело сопротивлялось, как будто инстинктивно не хотело быть частью того пространства, в котором мы находились.

– Мы хотели узнать, как он это сделает. Теперь знаем.

Я вздрогнула, представив тяжесть взрывчатки на своих плечах.

– Как говорится, бойтесь мечтать – мечты сбываются.

– Но он никак, черт побери, не сможет заставить вас идти с бомбой по бульвару Колорадо в толпе.

– У него моя дочка… Он может заставить меня сделать все, что угодно.

Гаррисон посмотрел мне в глаза, отчаянно пытаясь не видеть в них нерешительности, плавающей буквально у самой поверхности.

– Но не это.

– Ты же сам говорил, что я должна выбрать Лэйси. Это я и собираюсь сделать.

– Нужно, чтобы на вас был маячок и микрофон, тогда мы всегда будем знать, куда именно вы направляетесь.

Я кивнула.

– Звони Хиксу. Они справятся лучше нас.

Гаррисон достал мобильник и начал набирать номер, но тут ожил мой телефон. Я потянулась за ним.

– Нет! – закричал Гаррисон. – Если это Габриель и он захочет, чтобы вы немедленно куда-то пошли… Нельзя этого допустить, пока на вас нет микрофона.

– Но это может занять полчаса.

– Неважно. Придется подождать.

Я сунула руку в карман, вытащила надрывающийся мобильник, и он продолжил звенеть на моей ладони. Через семь секунд я начала трясти головой. Восьмой звонок показался мне отблеском оружия, нацеленного на мою девочку.

– Я не могу…

– Не берите…

Гаррисон протянул было руку к телефону, но я уже открыла его.

– Делилло.

– Выбирайте, – сказал Габриель.

Это слово показалось мне еще одним ударом двери по лицу. Я взглянула на Гаррисона и кивнула. Он тут же сделал шаг назад и набрал Хикса.

– Сперва я хочу услышать голос дочери, иначе можешь отправляться прямо в ад!

– Интересный выбор слов, лейтенант.

– Дай ей трубку, или все кончено – прямо здесь и сейчас. Ты этого хочешь?

Габриель засмеялся, а потом на другом конце все стихло, хотя трубку и не повесили.

Я посмотрела на Гаррисона, который стоял напротив и, не веря своим ушам, качал головой, и орал в трубку:

– Позовите его к телефону немедленно! У меня нет двух минут! Нет, он не может мне перезвонить! Он нужен сию минуту!!!

Я услышала в трубке странный скрежет, как будто стул тащили по полу. Два коротких вздоха. Я узнала этот звук – такое чувство, что я слушаю биение собственного сердца. Это Лэйси, никаких сомнений. Снова вздохи. Те самые, которые я услышала в первые минуты ее жизни, когда новорожденную положили мне на грудь.

– Лэйси, – сказала я.

Тишина.

– Это я, дорогая.

– Мамочка.

– Я здесь, деточка.

Она что-то залепетала, но ее голос сорвался от переполнявших эмоций.

– Поговори со мной, девочка моя.

– Этот козел гребаный…

Тут Габриель вырвал телефон из ее рук и швырнул на пол.

– Лэйси! Лэйси, ты слышишь меня? Лэйси!

Опять тишина. Я крепче прижала трубку к уху, словно могла каким-то образом приблизиться к дочке.

– Лэйси, ты меня слышишь? – в отчаянии повторяла я. – Я люблю тебя. Все будет в порядке.

Ничего.

– Лэйси.

Я услышала, как что-то снова тащат по полу.

– Лэйси… Лэй…

– Выбирайте.

На секунду у меня перехватило дыхание, словно мне дали под дых.

– Ах ты, мразь, ты же отлично знаешь, что я выберу.

– Скажите вслух.

Он говорил как рассерженный учитель, требующий уважения от ученика.

– Говори! – заорал он, вернее скомандовал, сбившись на «ты».

– Лэйси.

– Будь на углу Орандж-гроув и Алтадены через шесть минут. Если я увижу полицию, услышу шум вертолета или замечу кого-то, якобы прогуливающегося с собачкой, то перережу ей глотку. Не вешать трубку! Оставайся на линии и включи громкую связь, я хочу слышать все, что ты говоришь.

Я повернулась к Гаррисону, приложила палец к губам и жестом попросила бумагу и ручку. Он вытащил из кармана блокнот и карандаш и протянул мне. Я быстро нацарапала несколько слов по дороге к двери.

Хикс слушал?

Гаррисон кивнул и написал ответ.

Через двадцать минут он сможет приехать сюда и прицепить к вам микрофон.

Я покачала головой, мы продолжили передавать блокнот друг другу, пока я шла к машине.

Через шесть минут я должна быть на углу Орандж-гроув и Алтадены.

Я поеду с вами, могу спрятаться сзади…

Я покачала головой, пока Гаррисон продолжал писать.

Нет, вы…

Я вырвала блокнот из его рук.

Читай дневник!!!Я поставила несколько восклицательных знаков. Там должно говориться, где Лэйси – найди ее.

Слова «найди ее» я подчеркнула несколько раз.

Мы дошли до машины, я открыла дверцу, а Гаррисон прикрыл рукой телефон, чтобы Габриель не слышал.

– Как я вас найду? – прошептал он. Наши взгляды на секунду встретились, но тут же разошлись.

– Он же написал, что именно планирует делать, и если мы потеряем связь… ты должен быть на шаг впереди.

Гаррисон неодобрительно покачал головой.

– Это жизнь, а не роман.

– Габриель верит в то, что написал.

Я села в машину и схватила Гаррисона за руку.

– Найди мою дочь.

Затем завела мотор, нажала на газ и помчалась по направлению к Алтадене.

Угол Орандж-гроув и Алтадены выглядел так, словно сюда по ошибке перенесли кусочек какого-то маленького городка. На асфальте аккуратные линии, чтобы все парковались под углом к тротуару и не мешали друг другу. Рядом друг с другом расположились ресторанчик, магазин тканей, комиссионка, торгующая подержанной мебелью, и парикмахерская. Единственный признак того, что мы не в Индиане, – вывески, написанные исключительно на армянском и испанском языках.

Я остановилась. Мимо меня к холмам проехала одинокая машинка. За рулем сидела молодая женщина, глядя строго перед собой, как будто она слегка перебрала и теперь на автопилоте добиралась домой. На противоположном углу время от времени то загорался, то гас от короткого замыкания знак автозаправки. И все. На перекрестке было безлюдно.

Если верить моим часам, прошло пять с половиной минут. Осталось еще тридцать секунд. Я осмотрела улицу, пытаясь предвосхитить действия Габриеля.

Двадцать секунд.

Но ничто не выдавало его присутствия. Если бы я только знала, что написано в дневнике Габриеля. Описал ли он все до мелочей? И мое сидение в машине, мой следующий шаг – это первая ошибка. Но что толку жалеть о том, чего нет под рукой? У меня сейчас есть только то, что передо мной. Или, правильнее будет сказать, за мной – те события, которые, собственно, меня сюда и привели.

Если то, что прочел Гаррисон, правда, то Габриелю нужно схватить меня. Но как? Неужели ловушка прямо у меня под носом? И я сама пойду в нее, сдавшись при виде дочки?

Десять секунд.

Нет, я так не сделаю. Если я увижу Габриеля, то убью его. Это мой единственный шанс. Единственный шанс Лэйси.

Все, последние десять секунд прошли.

– Лейтенант, – сказал Габриель.

Его голос прозвучал как выстрел. Я с неохотой взяла телефон.

– Я здесь.

– У вас есть единственная возможность – следовать моим указаниям. Замешкаетесь, и я убью ее. Рядом с заправкой есть телефонная будка, бросайте ваш телефон в машине и бегите туда, немедленно!

Я услышала через перекресток первый звонок.

Выскочив из машины, я оставила трубку на сиденье, но не стала захлопывать дверцу. Пятьдесят метров через перекресток показались мне смертельно опасными, словно я шла по минному полю. Каждый шаг все дальше и дальше затягивал меня в темный извращенный мир Габриеля, унося от единственной связи с моим миром, оставшейся лежать на сиденье автомобиля. Когда я добралась до телефонной будки, то чувствовала себя незащищенной и уязвимой, как младенец. Он отрезал меня от моего мира, заманил в свои сети. Вот он ужас. Звонящий телефон, пустая улица, не в меру разбушевавшееся воображение.

– Я здесь, – сказала я между вздохами.

– Впереди, примерно в четырех-пяти метрах, увидите коричневую машину. Садитесь в нее и едьте на север по Алтадене. Бегом!

Я швырнула трубку на рычаг и рысью рванула к машине. Старая модель, по крайней мере десятилетней давности, и нуждается в покраске. Кажется, «шевроле-импала». Внутри удушливо пахло дешевым одеколоном и пивом. На заднем сиденье пивные банки и гора нестираного белья. Впереди на полу несколько квитанций за обналиченные чеки. Скорее всего, машина принадлежала какому-то поденщику, наверняка нелегалу. И очень даже вероятно, что он уже мертв. На пассажирском сиденье начал звонить телефон.

Если я отвечу и сделаю так, как Габриель велит мне, то полностью погружусь в кошмар, поглотивший мою девочку. Я посмотрела на свою пустую машину и представила себе, как Гаррисон читает сейчас повествование Габриеля. Я практически слышала его голос, видела, как он качает головой и повторяет: «Нет, лейтенант, только не это».

– Здесь Лэйси, – тихо сказала я, как будто бы обращаясь к Гаррисону. – Я должна.

Я потянулась к телефону, но остановилась, поскольку по моему телу прокатилась волна злости.

– Ах ты, козел гребаный! – закричала я в пустой машине, использовав любимое выражение Лэйси.

Я закрыла лицо руками, стиснула зубы, пытаясь справиться со злостью.

– Лэйси, Лэйси, Лэйси, – шептала я, стараясь утихомирить сердце. Нет, я не могу потерять контроль надо собой, не сейчас. Мне нужна ясная голова. Кроме ясной головы и пистолета, из которого я намеревалась выпустить пулю в сердце чудовища по имени Габриель, у меня больше ничего не было.

Я прошептала дочкино имя еще разок, словно она могла меня слышать, а потом завела машину и взяла телефон.

– Я еду на север по Алтадене.

– Знаю.

– Куда…

– Тихо, – рявкнул Габриель, – Говорить будешь, когда я разрешу. Ты теперь пустое место, не лейтенант, не коп, не мать. Я решаю, кем тебе быть.

– И что ты с этого имеешь?

Короткое, зловещее молчание.

– Твое будущее.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, нет ли хвоста, но улица была пуста. Никто не выехал с боковой улицы и не поехал за мной. Габриель обманом заставил меня делать то, что он хочет, а я поддалась. Только что я потеряла остатки контроля над ситуацией.

– Да пошел ты…

Он засмеялся.

– А ты похожа на свою доченьку.

Я попыталась ответить, но не смогла. Никогда не слышала, чтобы это говорили другим матерям. Когда это произносила Лэйси, я сердилась, как будто она меня чем-то обидела. Но почему? Я что, боялась принять и полюбить дочку без сомнений и суждений? Чего я опасалась? Если бы я приняла ее такой, какая она есть, то что узнала бы о себе?

– Ты просто тупая баба, – сказал Габриель.

Приехали. Серийный убийца рассказывает мне, что я из себя представляю.

– Уже нет, – огрызнулась я.

После пересечения с Вашингтон-стрит дорога пошла в гору, и я въехала в более фешенебельный район, раскинувшийся на холмах. С другой стороны она начала вихлять и кружить, словно я ехала по какому-то фантастическому ландшафту. Надо мной вырастали темные махины гор и грозили обрушиться и засыпать все. С каждым кварталом улицы становились все темнее и безлюднее. Впереди, примерно в сотне метров на середину проезжей части вышел койот, и мне пришлось несколько раз крикнуть, чтобы он уступил мне дорогу и растворился в ночи.

– Поверни на Мидвик-драйв. Проедешь полтора квартала и остановись, – велел мне Габриель.

Я повернулась. Свет фар разрезал темноту впереди. На мгновение в нем отразились жуткие красные глаза опоссума, который мелькнул, словно призрак, и нырнул в водосточную канаву. Домов здесь не было, поскольку склоны холмов слишком крутые. Через полтора квартала я съехала на обочину и остановилась. Следующий светофор находился еще в полутора кварталах. Кроме того, я увидела четыре автомобиля, припаркованные в темноте. Думаю, в одном из них Габриель и моя дочка. Так близко. Но что бы он ни задумал, место выбрано идеальное. Я окажусь в кромешной тьме. Огни Лос-Анджелеса внизу с таким же успехом могли бы быть светом Млечного Пути, пользы все равно никакой.

– Заглуши мотор и выключи фары.

Моя рука замерла, не желая подчиниться указаниям, но потом с неохотой выполнила команду. Погружение во тьму было резким, и глаза очень медленно привыкали. Я вертела головой, глядя во все зеркала, но, насколько мне было видно, ничто не двигалось. Я вытащила пистолет из кобуры и положила на колени. Мне казалось, что вокруг меня тишина, но на самом деле это была вовсе не тишина, а равномерный шум воды в расположенном неподалеку ущелье. Вдруг я заметила, как что-то движется по холму за кустами. Я сняла оружие с предохранителя и положила руку на рукоятку, но тут движение прекратилось.

В зеркале заднего вида я увидела луч света, прорезающий темноту вдоль Алтадены. Какая-то машина, доехав до угла, появилась в поле зрения и притормозила посреди улицы. Я покрепче сжала рукоятку и подняла пистолет, приготовившись стрелять, если потребуется. Свет фар непонятной машины скользнул по моему зеркалу и медленно пополз ко мне.

– Что это? – спросил Габриель. В его голосе послышалось напряжение, которого не было всего минуту назад.

– Я не знаю.

– Ты велела им ехать за тобой.

– Нет.

– Если ты лжешь, я убью девчонку прямо сейчас.

– Нет, я не лгу!

– Тогда что это?

– Кто-то возвращается домой с вечеринки, вот и все.

И тут же поняла, что это неправда, поскольку узнала контур мигалок на крыше автомобиля.

– Это полицейский.

– Нет.

– Твоя дочь покойница.

– Нет! – завопила я в трубку. – Это не полицейский, а просто охранник, их еще называют полицейскими по найму. Такие есть в каждом районе. Ничего страшного!

– Полицейский по найму? Это что еще такое?

– Ну, они патрулируют район, но это не полиция.

– Как же не полиция, если ты сама сказала «полицейский по найму»?

– Просто так называется. Им платят семь баксов в час за то, чтобы объезжать окрестности, и всё – больше они ничего не делают.

Я загородилась рукой, чтобы свет фар седана, отраженный в зеркале заднего вида, не слепил меня. Машина постояла позади, затем плавно двинулась с места и поравнялась со мной, причем водитель смотрел в мою сторону, хотя я и не видела в темноте его лица. На боку автомобиля красовалось название охранной фирмы, написанное жирным шрифтом: «ВООРУЖЕННЫЙ ОТПОР».

– Видишь, ничего страшного.

– Но если ты меня обманываешь…

– Я не обманываю.

Чертов полицейский по найму проехал двадцать метров, свернул на обочину и остановился. Стоп-сигнал горел в темноте красным светом, словно глаза хищника. Я с изумлением уставилась на машину. Этого не может быть. Водитель не делал попыток выбраться из автомобиля, он просто сидел и ждал. У меня возникло чувство, что я стою на стеклянном мосту через пропасть, а жизнь моей девочки зависит от того, что этот недополицейский с дипломом о среднем образовании выкинет дальше.

– Уезжай, – прошептала я. – Давай же.

– Почему он остановился? – требовательным тоном спросил Габриель.

– Думает, что я воровка. Он просто делает свою работу, и все.

– Он следит за тобой! – закричал Габриель на грани бешенства.

Стекло под ногами треснуло.

– Нет!

– Я приставил нож к горлу твоей дочери!

– Я сейчас избавлюсь от него.

– Так он все-таки следит за тобой!

– Нет!

– Врешь!

– Нет! – взмолилась я.

Молчание.

– Клянусь, я говорю правду.

Снова ничего.

– Пожалуйста, не трогай ее.

Я закрыла глаза и слышала, как стеклянный мост разбивается вдребезги.

– Пожалуйста…

– Тогда прогони его, немедленно.

Я пулей выскочила из машины, на ходу засовывая пистолет в кобуру, и пошла к седану. Равномерный шум воды внезапно прервал какой-то грохот, напоминающий гром. Я посмотрела на небо, но не увидела ни туч, ни проблесков молний. С каждым шагом по направлению к патрульной машине грохот усиливался, словно я вышла за пределы «глаза бури». Земля под ногами слегка дрожала, а потом грохот стал почти непрерывным, удары следовали друг за другом, сливаясь в один оглушительный водопад. Я поняла, что от горы откололся кусок породы и полетел вниз, сметая все на своем пути и разбиваясь на осколки, каждый величиной с машину.

– Забери его, – то ли шептала, то ли молилась я, или просто надеялась, что Габриеля раздавит булыжником. – Сотри его с лица земли.

Но камнепад прошел стороной, а грохот быстро прекратился, и снова повисла зловещая тишина. Нет, чудес не будет, не сегодня.

До патрульной машины оставалось около шести метров, я увидела, как водитель потянулся поправить зеркало, чтобы получше рассмотреть меня. Я вытащила значок и развернула так, чтобы виден был золотой щит, а то не дай бог, примет еще за оружие. Когда я дошла до заднего бампера, водитель начал опускать окно.

– Я – офицер полиции, – сказала я, не опуская значка. – Мне нужно, чтобы вы немедленно уехали отсюда!

Как только я подошла к дверце, водитель повернулся, и на секунду его лицо мелькнуло в свете звезд. Я видела его глаза достаточно долго, чтобы меня охватило ужасное чувство, – они мне знакомы. Да-да, я их знала, и теперь они мерили меня хищным взглядом.

Из окна высунулся ствол дробовика, который ни с чем не спутаешь. Я потянулась за пистолетом, но было уже слишком поздно. Моя рука успела лишь коснуться холодного пластика рукоятки, как вдруг вспышка осветила темноту словно зарница, и все вокруг меня стало белым.