Текст книги "Дневник Габриеля"

Автор книги: Скотт Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Это тот парень, которого вы видели около вашего дома?

Я не знала точно.

– Возможно. Мне нужно подойти поближе.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

– Думаю, у него бомба.

Гаррисон перевел дух и снова бросил взгляд через дверной проем.

– У нас проблема, – тихо сказал Гаррисон.

– Бомба.

– Хуже. Думаю, мы открыли дверь и тем самым запустили таймер.

– Что?

– У него на груди часы. Отсчитывают время в обратном порядке.

Его взгляд еще на несколько секунд задержался на мне, хотя мысленно он был уже внутри и обезвреживал взрывное устройство.

– Мне кажется, что этот парень никак не мог позвонить мне, – сказала я. – Значит, кто-то хотел заманить нас в эту комнату с бомбой, и его послание начинает обретать смысл.

Гаррисон кивнул.

– Вам необязательно входить.

Не успела я и рта открыть, как он быстро прошел внутрь. Я двинулась за ним, не опуская пистолета и озираясь по сторонам. Больше никого. Затем толкнула дверь в ванную. Чисто. Гаррисон тем временем подошел прямиком к человеку, сидевшему на стуле, на груди которого было прикреплено взрывное устройство.

В комнатке на полу расположились два матраса, дешевенький телевизор, молитвенный коврик и несколько картонных коробок с одеждой. У одной из стен недорогой комод и зеркало. Весь пол усеян номерами «Стар ньюз».

Я подошла к Гаррисону и посмотрела на перепуганное лицо человека на стуле. Рот у него был заклеен липкой лентой, но больше свобода движений ничем не сдерживалась. Он спокойно мог бы встать и уйти, если бы не одно «но» – детектор движений величиной с батарейку у него на коленях, чем-то напоминавший строительный уровень. От детектора два проводка вели к маленькому пластиковому контейнеру, служившему детонатором. К грудной клетке парня липкой лентой были прикреплены шесть динамитных шашек, а в центре конструкции расположился маленький электронный таймер, каким обычно хозяйки пользуются на кухне. Бедняга понимал, что если попытается убежать, его просто размажет по стенам. Темные глаза, обезумевшие от ужаса, молили о помощи, а футболка насквозь промокла от пота.

Таймер дошел до одной минуты и теперь отсчитывал назад последние шестьдесят секунд.

– Вас зовут Филипп? – спросила я.

Он сделал мне знак глазами – «да».

– Вы узнаете меня?

Снова «да».

Гаррисон вытащил из кармана швейцарский армейский нож и аккуратно открыл ножницы, потом посмотрел в глаза Филиппу и сказал:

– Думаю, вы и без меня это знаете, но прошу вас не двигаться, иначе нам обоим крышка.

Филипп еле уловимо кивнул. Его пот покрылся испариной.

– А мне что делать? – спросила я.

– Включите свет.

Я подошла к выключателю.

– Убедитесь, что краска на винтах, которыми закреплена крышка переключателя, не тронута.

У меня екнуло сердце. До этого момента я не представляла себе, насколько иначе Гаррисон и ему подобные видят мир. Все, что угодно, может быть оружием. Тебя может убить тостер, обычная лампочка способна разорвать на кусочки, а автомобиль – разнести целый квартал. Нет ничего безопасного. Любая мелочь, любой неодушевленный предмет может представлять смертельную угрозу.

Я тщательно изучила крышку переключателя. Краска толстым слоем забилась в резьбу винтов.

– С краской все в порядке.

– Тогда включайте свет.

Что я и сделала. Комната осветилась светом одинокой голой лампочки.

Гаррисон наклонился к взрывному устройству и стал водить по проводам пальцами, не касаясь их.

– Что еще?

– Думаю, вам стоит уйти.

Я увидела во взгляде Филиппа панику, он умолял не бросать его одного.

– Мы уйдем отсюда только все вместе.

Я не была уверена, что верю в это, но на Филиппа мои слова возымели должное действие, хотя его взгляд все равно оставался безумным, как у перепуганной лошади.

Таймер уже отсчитал сорок пять секунд и продолжил свой смертельный отсчет.

Гаррисон сел на пятки и стал изучать бомбу, легонько водя в воздухе пальцами по воображаемому пути детонации.

Осталось тридцать восемь секунд.

По улице с грохотом проехал тяжелый грузовик, и сигнализация вновь отозвалась воем. Гаррисон резко посмотрел на окно, поскольку грохот грузовика мог вызвать колебания стен и вибрация волной прокатилась по полу. Детектор движений на коленях Филиппа едва заметно задрожал. Казалось, воздух улетучился из комнаты. Паника во взгляде Филиппа усилилась в два раза. Из-под липкой ленты, закрывавшей ему рот, доносились едва слышные стоны.

– Черт, черт, черт, – выругался Гаррисон. Его рука метнулась к детектору и остановилась в паре миллиметров от него. Пол прекратил вибрировать, как только грузовик уехал. Детектор движений еще раз качнулся и замер.

Воздух начал снова заполнять пространство комнаты.

Оставалось тридцать секунд.

Гаррисон протянул руку, аккуратно взял пальцами желтые провода, идущие от детектора, поднес ножницы и перерезал провода одним движением.

– Господи, – облегченно вздохнула я.

Таймер показывал двадцать секунд.

– Еще не все, – пробормотал Гаррисон.

Завывания сигнализации за окном напоминали ночной безумный хохот койота.

Пятнадцать секунд.

Гаррисон осторожно пощупал провода, тянувшиеся от таймера.

– А вот это уже интересно, – сказал он себе под нос.

Десять секунд.

Он взялся за два провода от детонатора. Один черный, другой красный. Сигнализация заткнулась. Я слышала биение своего сердца. Гаррисон помялся секунду, покачал головой, а потом перерезал черный провод пополам.

Цифры на дисплее вспыхнули, и отсчет прекратился. Оставалось три секунды. Гаррисон посмотрел на меня и улыбнулся едва уловимой улыбкой, как школьник, только что получивший пятерку по химии. Если у него и повысилось артериальное давление, то вида он не показывал.

– А мне это интересным совсем не кажется, – проворчала я, как только мои легкие снова наполнились воздухом.

Гаррисон посмотрел прямо в глаза Филиппу и сказал:

– Все позади.

Он быстрым движением срезал липкую ленту, крепившую динамит к груди несчастного, и снял его как доктор, освобождающий пациента от повязки. Филипп начал с силой срывать липкую ленту со рта, словно задыхался, и в итоге размотал ее как тюрбан, держась за один конец. Последний кусок ленты с треском отклеился от шеи, наверное причинив боль, но Филипп не заметил. Он вскочил со стула и отпрыгнул в дальний конец комнаты, подальше от динамита, лежавшего на полу. Он словно оцепенел от шока на какое-то время, а потом закрыл рот руками и зарыдал.

На вид Филиппу было чуть больше тридцати. Тощий, глаза впали как у ребенка, который вечно недоедает. Руки с тонкими длинными пальцами. Как только он сорвал липкую ленту, я узнала его – именно он сидел за рулем «хундая» в то утро.

– Спасибо, спасибо, – твердил он между всхлипываниями с еле заметным французским акцентом.

Гаррисон все еще сидел на корточках и изучал взрывное устройство. Я подошла и тоже села на корточки рядом. В глазах Гаррисона зарождался немой вопрос.

– Что такое?

– Я мог бы перерезать любой из проводов и все равно обезвредил бы бомбу.

Он посмотрел на меня со странной смесью то ли страха, то ли восхищения, я сама не поняла точно.

– Это что-то значит? – уточнила я.

Гаррисон кивнул с серьезным видом.

– С нами играют. Мы примчались сюда по телефонному звонку, чтобы обнаружить бомбу, которая не взорвется. Но зачем заманивать нас сюда, если не собираешься убивать?

– Не знаю.

Я повернулась и осмотрела комнату. И тут в глаза мне бросились детали, которые я не успела воспринять до этого. На обоих матрасах спали. И в коробках одежды больше, чем гардероб одного человека. Рядом с одним из матрасов лежали штук пять порножурналов. Мисс Август украшала стену над подушками. Я подошла к Филиппу, забившемуся в угол, словно испуганное животное.

– Вы можете опознать того, кто это сделал?

В его глазах мелькнул страх. Он посмотрел на дверь, потом на окно в поисках выхода.

– Нет, нет, – сказал он, исступленно качая головой, хотя обманщик из него был никудышный.

– А для кого тогда второй матрас?

Его темные миндалевидные глаза прекратили бегать по комнате и замерли на мне.

– Он ночевал здесь, да? Вы знакомы.

Правда была написана на его лице. Филипп потупился.

– Я хотел быть американцем, – еле слышно прошептал он.

– Это он похитил мою дочь? – спросила я.

По мере того как до Филиппа доходил смысл сказанного, на его лице появилось выражение шока. Он слегка приоткрыл рот, словно ахнул. Ему не пришлось отвечать. И так было видно, что он ничего не знает.

Глаза Филиппа наполнились слезами. Если бы он был стеклянным, то разбился бы вдребезги об пол.

– Я просидел на этом стуле всю ночь и весь день… Весь день.

Пока мы ехали в Пасадену, Филипп сидел сзади, курил сигареты одну за другой и без умолку говорил, словно мы высвободили поток слов. Он живет в Америке уже два года по студенческой визе, учится в училище и хочет стать диджеем. Пока он ждал, когда же его возьмут на популярную радиостанцию, то разносил газеты, мыл тарелки и по субботам играл в футбол. Филипп был красивым, хотя внешность у него была довольно заурядная и не выдерживала конкуренции в Голливуде.

Он сказал, что человек, положивший ему бомбу на колени, отнял у него все, что имело хоть какое-то значение. Он потерял все свои документы, включая паспорт, разрешение на работу, письма из дома и автомобиль – тот самый белый «хундай», который, возможно, был связан с исчезновением моей дочери. Но одного взгляда в его испуганные глаза было достаточно, чтобы понять, что он потерял нечто большее, что не включишь в опись имущества.

Через несколько минут после нашего возвращения в Пасадену, офицеры полиции Лос-Анджелеса взялись за жилище Филиппа. Но вскоре их сменят ребята из ФБР. Тайное стало явным. Под моим присмотром Филипп будет находиться недолго. Все силы уголовной полиции наступали на Пасадену как армия захватчиков. Террор развязан.

Филипп докурил очередную сигарету и затушил ее в практически полной пепельнице в комнате для допросов. Я протянула ему пачку, и он вытащил еще одну сигарету, попытался закурить, но руки дрожали так сильно, что ему не удавалось зажечь спичку и мне пришлось ему помочь. Он сделал глубокую затяжку, на несколько минут задержал дым в легких и закрыл глаза от удовольствия. Бедняга просидел в своей комнате с бомбой на коленях и детектором движений, трясущимся при каждом проезжающем грузовике, больше десяти часов.

– Мы принесем вам поесть, – сказала я.

Он улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Мама хотела, чтобы я выучился на доктора, но я любил рок-музыку.

– Расскажите мне об этом человеке.

Он еще раз затянулся.

– Если я расскажу вам, то я труп.

– Нет, вы будете под защитой.

Он улыбнулся и покачал головой, словно все вокруг него было лишь спектаклем театра абсурда.

– Вы так всем говорите, кто прошел через то же, что и я?

– Я никогда не встречала человека, который прошел бы через то, через что пришлось пройти вам.

Филипп откинул голову и сделал вдох. А потом заговорил, шепотом, словно его мучитель слышал каждое слово.

– Я познакомился с ним в баре. Он сказал, что его зовут Габриель. Мы разговорились. Он сказал, что несколько лет прожил в Европе и только что вернулся.

– Он американец?

– Да. Еще сказал, что он актер.

– И вы предложили ему пожить у вас.

Филипп кивнул.

– Я не гей… просто мне одиноко. А он казался таким… Как я ошибался!

– Опишите его.

– Высокий, выше ста восьмидесяти пяти, темные волосы, крепкое телосложение. А еще у него такие глаза, светлые глаза… возникает ощущение, что он смотрит сквозь вас, как будто вы пустое место.

– А когда он приехал из Европы?

– Пять дней назад.

– Вы знаете, из какой страны он вернулся или где пересекал границу?

– Нет.

Филипп снова поднес сигарету ко рту, но рука так сильно дрожала, что он положил сигарету на стол.

– Вы должны его найти.

– А он звонил куда-нибудь?

Филипп покачал головой.

– А вы знаете, с кем он виделся, куда ходил?

– До вчерашнего дня он ночевал у меня только однажды, в тот первый вечер. Просто хранил у меня свои вещи. Сказал, что съедет, как только найдет то, что ищет.

– А что произошло вчера?

– Он попросился поехать со мной развозить газеты.

Филипп снова сделал нервную затяжку, потом повесил голову и выпустил колечко дыма на свои колени.

– Вот тут-то все и началось. Он вытащил револьвер и…

Он покачал головой, из уголка глаза выкатилась слеза и капнула на пол.

– И что потом?

– Приставил к моей голове и нажал курок.

Во взгляде Филиппа теперь светился стыд.

Он зашептал:

– Он смеялся надо мной, сказал, что барабан пуст. А потом зарядил один патрон и снова приставил к моей голове… и снова нажал курок, и еще раз, и еще…

Филипп вздрогнул, словно все еще вспоминал щелчок от удара курка. Он спрятал лицо в ладонях.

– Я чувствовал себя как животное, умоляющее не отнимать жизнь. Я бы сделал все, что угодно.

Он поднял глаза и устало выдохнул.

– А когда вы доставляли газеты, то почему выскочили перед моей машиной, а потом притормозили напротив моего дома?

– Он велел мне ждать, пока я не увижу вашу машину, а потом я должен был выехать так, чтобы вы увидели меня в лицо. Я сам не знаю зачем. Я просто сделал то, что он велел.

– А он знал, где я живу?

– Думаю, да.

– Но он не объяснил, зачем я ему, не говорил ли о моей дочери?

– Нет, он ничего мне не объяснил.

– А что случилось после того, как вы уехали от моего дома?

– Он завязал мне глаза, заклеил рот и связал руки. А потом поднес что-то к моему носу и заставил вдохнуть.

– И вы отключились?

Филипп кивнул.

– Думаю, я пролежал в машине долгое время, а потом он затащил меня обратно в квартиру.

– А он не упоминал имена Брим, Суини или Финли?

– Нет.

– А имя Лэйси?

Филипп покачал головой. Я достала из бумажника дочкину фотографию и протянула ему.

– Вы когда-нибудь ее видели?

Он долго-долго рассматривал снимок и уже начал передавать его мне обратно…

– Подождите.

Мое сердце замерло, пока он снова пристально всматривался в снимок.

– По телевизору, на конкурсе красоты. Это она?

Я взяла фотографию и сунула ее обратно в бумажник. Здесь больше ловить нечего.

– Сейчас придет художник, чтобы составить портрет Габриеля. Скажите ему все, что можете, и как можно более подробно, насколько вспомните.

Я встала со стула и пошла к двери.

– Это ваша дочь? – спросил Филипп мне вслед.

Я остановилась и обернулась. Его присутствие практически не чувствовалось в комнате. Да, неправильно, когда человек рождается, чтобы в итоге сидеть обвешанным динамитом, как елка игрушками. После этого жизнь кардинально меняется. И все его грезы о рок-н-ролле, которые он привез с собой через половину земного шара, превратились теперь в слабые воспоминания. У этого человека отняли все, кроме его собственной тени, хотя даже она едва различима. У него были ввалившиеся уставшие глаза, как у привидения.

– Да, – ответила я.

– Он похитил ее?

– Может, и не он, но кто-то похитил.

– Она у вас очень хорошенькая. Мне жаль.

– Если вы вспомните еще что-то, о чем я не спрашивала, куда он ходил, что говорил, все, что угодно, даже мелочи.

Филипп кивнул:

– Он сказал, что скоро все о нем узнают и… будут его бояться.

Я вышла из комнаты для допросов, прислонилась к двери и закрыла глаза на несколько секунд. Когда я их открыла, передо мной стоял Гаррисон.

– Ты все слышал?

Он кивнул.

– Габриель.

– Или он думает, то архангел Божий, выполняющий работу Господа, или же выбрал себе псевдоним по названию гор Сан-Габриел.

– Возможно, тут что-то еще.

– Что?

– На иврите Гавриил значит «крепость Божья», – сказал Гаррисон.

Он несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом отвел взгляд, словно извиняясь за свои слова. Я оглядела участок. За каждым столом сидел детектив или офицер полиции и разговаривал по телефону. Гул отдельных голосов перемешивался, казалось, что этот гомон высасывает весь кислород из помещения.

– Пришли художника, – попросила я.

– Он скоро будет.

– А что у нас еще есть?

– Мы проверили одежду, оставленную в квартире, она принадлежит человеку выше ста восьмидесяти пяти сантиметров. На пять или даже семь сантиметров выше Филиппа. Никаких документов нет, как он и сказал, все унесено. Мы объявили в розыск его автомобиль.

– Отпечатки?

– Только частичные, на коробках с одеждой. Но это пока что, осмотр места преступления все еще продолжается. Бомба тоже никаких зацепок не дает. Взрывчатое вещество промышленное, ничего экзотического, отследить практически невозможно. Всю электронику можно купить в обычном хозяйственном магазине. Преступник очень осторожен.

– То есть опять ничего.

– Ну, имя и описание – это уже что-то.

Я покачала головой.

Неважно. Данных на него нигде не будет. Ни фотографий, ни отпечатков пальцев, ни документов из школы, где он учился. И какие бы безумные планы ни вынашивал Габриель, по каким бы то ни было причинам, будь то извращенная вера или политический фанатизм, они покрыты завесой тайны так же, как и его личность.

Я направилась к себе в кабинет, но Гаррисон за мной не пошел, и я встала как вкопанная. Случилось что-то еще. Я почувствовала это так же, как чувствуешь приближение шторма, и похолодела.

– Что?!

Он поморщился.

– Поступил звонок на ваш домашний номер, – сказал Гаррисон.

Внезапно я снова очутилась в коридоре дома Финли, и на меня стремительно летела дверь.

– И? – спросила я одними губами.

– Похитители выдвинули свои требования в обмен на освобождение Лэйси.

Мои колени подкосились. Тяжеленная дверь снова ударила меня по лицу.

10

Голос на пленке был лишен эмоций. Таким тоном можно было бы зачитывать список покупок – не забудьте купить молоко, хлеб, овсяные хлопья, кока-колу, салат латук, – а не требовать выкуп в обмен на мою дочь.

– У нас Лэйси Делилло. У нее маленькая родинка сзади на шее и ее еще одна на лодыжке. Мы хотим получить два миллиона долларов, или вы никогда ее больше не увидите.

Вот так. Я прослушала запись раз десять, и с каждым разом моя девочка ускользала все дальше и дальше.

– Два миллиона долларов, – шептала я, не веря собственным ушам.

Теперь жизнь моей девочки привязана к знаку доллара. Могло бы быть четыре миллиона, десять, сто, это неважно. Какую бы сумму ни потребовали похитители, нет никаких гарантий, что я увижу ее снова.

Прослушав запись, я в шоке обвела взглядом конференц-зал. Гаррисон стоял возле двери. Шеф полиции Пасадены Эд Чавес сидел во главе стола. Он был единственным мужчиной в нашем управлении, который верил в меня, когда верить в женщин-полицейских еще не было модно. Это он вручил мне значок. Он распределил меня в убойный отдел и в итоге назначил начальницей. Он знал Лэйси с рождения и даже считал себя ее крестным отцом. Бывший морской пехотинец, он и командовал нами соответственно. Вы считаетесь с его мнением, потому что по-другому и быть не может. Эду остался год до пенсии, так что он одной ногой уже стоял на своей яхте в бухте острова Каталина.

Кроме того, присутствовал и представитель ФБР, специальный агент Хикс, руководитель антитеррористической опергруппы. Этакий типичный агент ФБР. Элегантный и на все сто уверенный в себе. Я даже ему завидую. Как бы мне хотелось ни в чем не сомневаться, но я не могу вспомнить ни одного дня в жизни, когда меня не мучили бы сомнения. Неужели отсутствие сомнений – это дар, дающийся всем мужчинам при рождении, или же некий генетический код, не позволяющий им почувствовать наличие каких бы то ни было сомнений. Короче, агент Хикс – живой пример самоуверенности. Такое впечатление, что каждый волосок на его голове подстрижен бритвой и помещен на свое определенное место, с которого он не имеет права сдвинуться. Сорокалетний карьерист, получивший в свое время диплом магистра. Хикс так же органично смотрелся бы и в совете директоров какой-нибудь корпорации, а не только на совещании в полиции. На другом конце стола сидели детективы Норт и Фоули.

Мы еще раз прослушали запись, затем сели и попытались сложить воедино кусочки мозаики.

– Думаю, тот же голос звонил мне домой и угрожал Лэйси, – сказала я.

Чавес посмотрел на меня, а потом поспешно отвернулся, потому что его глаза заполнились слезами.

– Мы можем провести сравнительный анализ, – сказал Хикс.

– А откуда звонили? – спросил шеф.

– Из автомата на Колорадо в Олд-Таун. Мы сейчас проверяем, не засекли ли чего-нибудь камеры слежения. Кроме того, установлено наблюдение на случай, если они снова воспользуются этим телефоном.

– Я бы не стал на это рассчитывать.

– Я тоже, – вздохнула я.

Чавес сел на стул, сжав свои квадратные челюсти:

– Какой у нас план действий?

– Мы ищем двух подозреваемых, чтобы допросить их по делу Финли – его партнера Брима и работника Суини.

– Насколько я понял, вы видели Суини, – сказал агент Хикс.

Провокационный вопрос.

– Да, он ударил меня дверью.

Хикс пробежал глазами отчет, лежавший перед ним.

– И сказал, что ему жаль? Как вы считаете, за что?

Я была не в настроении играть в психотерапевта с парнями из ФБР. Хикс здесь не для того, чтобы помогать в расследовании, а для того, чтобы контролировать.

– Насколько я поняла, ему не особенно понравилось то, что он сделал.

– А что насчет Брима? – спросил Чавес.

– Он ушел из дома рано утром, и с тех пор его не видели.

– А тело мексиканского майора в пруду?

Я повернулась к Норту, который сидел в кресле так, словно линейку проглотил, и откашливался.

– Мы получили предварительные данные вскрытия. Уровень алкоголя в крови жертвы в шесть раз выше нормы. Его отпечатки имеются на бутылке текилы, найденной на месте преступления. В легких достаточное количество воды, чтобы стать причиной смерти. Этот парень нажрался, ударился башкой, потом зашел в воду и утонул. Конец загадкам.

– Мы все еще пытаемся определить, провозил ли он взрывчатку через границу, но мексиканская армия не желает сотрудничать.

– Возможно, у нас получится ускорить процесс, – сказал Хикс, постукивая указательным пальцем по отчету. – Скажите, лейтенант, ваша дочь входит в ряды радикальной экологической организации?

– Нет, насколько я знаю.

– Но она нарушила ход конкурса, выступив с политическим протестом.

– А мне кажется, она просто вела себя как семнадцатилетняя девочка. В этом возрасте дети максималисты.

– Но вы понимаете, что я должен задать вам эти вопросы.

– Понимаю.

– Есть ли причины полагать, что ваша дочь могла вместе с членами радикальной группы инсценировать собственное похищение с целью получения денег?

– Нет.

– Но она ведь не посвятила вас в свои планы?

– Но баллончик с гербицидом и инсценировка похищения – это, простите, две большие разницы.

– Но эта версия сама напрашивается, лейтенант.

– Но вы ведь отслеживаете подобные организации. Есть ли у вас какие-то причины думать, что одна из них действует в Пасадене? – парировала я.

– В настоящий момент проводится проверка.

Я посмотрела на Чавеса. В его глазах читалась мольба не лезть в бутылку, но я уже не могла остановиться.

– И если причины полагать, что ФБР напортачило, не включив Габриеля в свои сигнальные списки?

По крайней мере, у Хикса хватило ума улыбнуться.

– Если он был-таки в списке, то у кого-то бо-о-льшие неприятности.

– Расскажите мне о Габриеле.

– Белый, скорее всего, американец, возможно, несколько последних лет провел в Европе. Отлично разбирается во взрывчатых веществах и взрывных устройствах, что, возможно, указывает на его армейское прошлое. Но если он самоучка, то это означает, что у парня незаурядные мозги и, вероятно, он получил высшее образование.

– Но возможно также, что он обучался за границей. Мы проверим, – сказал Хикс.

– Тот факт, что он избрал для себя имя Габриель, показывает, что он считает себя очень могущественным. Он сказал Филиппу Жэне, что вскоре все услышат о нем и будут его бояться.

– Есть ли какая-то непосредственная связь между похищением Лэйси и взрывом в бунгало Суини, а также попыткой взрыва в квартире того француза? – спросил Чавес.

Шеф пытался успокоить меня тем, что ФБР будет охотиться за Габриелем, а значит, помогут мне в поисках девочки, если это как-то взаимосвязано.

– Партнер Финли Брим по крайней мере трижды звонил Лэйси.

– Насколько я понимаю, он звонил всем конкурсанткам, – встрял Хикс.

– Но только Лэйси он звонил несколько раз, причем последний звонок был сделан непосредственно в день конкурса.

– Три телефонных звонка флориста участнице конкурса красоты еще не указывают на связь с террористическим актом.

– Такая же машина, как у Филиппа, отъезжала от того места, где была похищена Лэйси…

– Просто какая-то белая машина, ни марки, ни модели, остальное – ваши домыслы.

– Габриель заставил Филиппа остановиться напротив моего дома, где, собственно, и проживает жертва похищения. На мой взгляд, чем не связь?

– Если Габриель причастен к покушению на вас и вашего напарника, то разве это не объясняет его появление возле вашего дома? Вы уже один раз были мишенью. Думаю, он следил за вами, а не за вашей дочерью.

– Я не считаю, что он пытался убить нас с Трэйвером. Полагаю, бомба предназначалась для Суини.

– Почему?

– Он убивает всех, кто может его опознать.

– Так вы думаете, что ваша дочка могла быть похищена потому, что видела его?

– Это возможно.

Хикс покачал головой.

– Не сходится. Он мог бы убить и Филиппа, но почему не сделал это?

– Или нам повезло, или преступник играет с нами в какую-то игру.

– А как же требование выкупа? Зачем привлекать к себе дополнительное внимание полиции? Если Габриель тот, кем кажется, то он здесь ради одной цели – заложить бомбу. Похищение не вписывается в эту схему.

– Думаю, единственное, что мы можем с точностью сказать о Габриеле, – то, что все его действия станут для нас полной неожиданностью.

Хикс посмотрел на Чавеса, который несколько секунд нервно ерзал в кресле, а потом повернулся ко мне и сказал:

– Нам нужно найти Лэйси, Алекс… – Чавес помолчал и печально опустил глаза. – Нужно найти ее. А все остальное неважно.

– Наша работа – терроризм, – отрезал Хикс. – К вечеру у меня будет сто агентов, а к завтрашнему дню – двести. Если два дела действительно пересекаются, то мы сможем помочь друг другу и обменяться информацией. Но в противном случае это даже не обсуждается. Моя работа – найти Габриеля. А вы должны отыскать свою дочь.

В дверь постучали, и вошла Джеймс:

– Вот портрет, лейтенант.

– Это для меня, – сказал Хикс.

Джеймс вопросительно взглянула на него, а потом подошла прямиком ко мне и отдала мне рисунок.

– У меня будут копии через секунду, – сказала Джеймс, обращаясь ко всем собравшимся.

У Габриеля оказались гладковыбритое лицо и короткая стрижка. Лицо шире, чем я ожидала, с полными губами и крупным носом. Тонкий шрам в виде полумесяца тянулся вниз от уголка правой брови. Как и описывал Филипп, у него были светлые проницательные глаза, даже на портрете в них читался вызов. Я несколько минут всматривалась в этот взгляд, пытаясь представить холодное сердце, скрытое за ним. Но не смогла, даже в воображении. Я арестовывала бесчисленное множество людей, совершивших все мыслимые преступления, но за редким исключением у этих злоумышленников не было зловещих тайн, и ими не руководили темные силы. Это были просто мужья, братья, жены, родители или дети, сбившиеся с пути и потерявшие контроль над собой. Над ними возобладали ситуации и эмоции – ненависть, любовь и страх. А когда все было кончено и эти люди смотрели на то, что натворили, то они напоминали зрителей телешоу, которые растеряны и не могут взять в толк, как такое могло произойти.

Но Габриель не выглядел растерянным. Если и имелся какой-то способ достучаться до его сердца, то пока что ничто из содеянного на это не указывало. Я передала портрет Хиксу и наблюдала, как глаза агента скользят по рисунку, изучая каждый сантиметр. Если его что-то и удивило, то на его лице удивление никак не отразилось.

– Его лицо вам знакомо? – спросила я.

Он еще минуту рассматривал портрет, а потом снова сел прямо и покачал головой.

– Нет, я бы запомнил.

С этими словами Хикс поднялся с места, вышел за дверь и начал названивать по мобильному. В комнате на некоторое время воцарилась тишина, словно все мы только что сошли с трапа самолета в чужой стране и не знали, где паспортный контроль.

– Ты не согласна с Хиксом, что Лэйси как-то замешана в этом? – спросил Чавес.

Его слова проплыли мимо моего сознания, словно их прокричали из несущейся на бешеной скорости машины. Я пыталась удержать нежную руку Лэйси в своей, сказать ей, что мама рядом и все будет в порядке, плакать и бояться не надо. И себя я пыталась убедить в том же.

– Алекс. – Кто-то взял меня за руку. Это Чавес обогнул стол и сидел теперь рядом со мной. – Ты сможешь заниматься этим делом?

Я кивнула. Я должна, другого выбора нет. Ничто меня не остановит, и я найду свою девочку.

– Помнишь, как ты мне сказал, что самое важное в нашем деле?

Он улыбнулся.

– Всегда поддерживать людей, которые умнее тебя.

Уголки его губ опустились. Он крепился изо всех сил.

– Нет такой вещи, как совпадение, – сказала я.

Мускулы на его лице расслабились. Он хотел спросить что-то еще, но не знал как. Как нормальный человек вообще может произнести это?

– А как же…

– Я заплачу. Даже если мне придется пахать потом всю мою жизнь, я сделаю все, чтобы вернуть дочь.

– Хорошо, – сказал Чавес. – Но позволь мне и полиции Пасадены беспокоиться из-за денег. С чего ты начнешь?

Можно было сделать много шагов, но какая дорога ведет к моей девочке? Что, если я выберу не ту?

– Я хочу, чтобы на телефоны Брима и Финли поставили прослушку.

– Я лично получу ордер, – заверил меня Чавес.

– Плюс наблюдение за их женами.

Норт и Фоули кивнули.

– Пока что ни о чем не сообщать прессе. Чтобы никаких слухов, ничего.

– Ни слова, – сказал Чавес.

Я посмотрела на Гаррисона.

– А мы начнем с комнаты Лэйси.

Мне нужно знать все ее секреты, и для этого придется разорвать ту тонкую ниточку доверия, которая еще осталась между нами. Все стали расходиться, а я поднялась из-за стола и посмотрела на Гаррисона.

– Подожди меня несколько минут.

Гаррисон кивнул и, когда мы покинули конференц-зал, пошел за мной следом на некотором расстоянии. Проходя по участку, я увидела, как Филипп в сопровождении Хикса и двух других агентов идет к дверям. Он взглянул на меня, а потом на секунду посмотрел в глаза Гаррисону, шедшему сзади. Филипп должен был погибнуть, но избежал этой участи, тут Хикс прав. И если это не просто удача, то, значит, Габриель хочет, чтобы у нас был его портрет. Но зачем? С какой целью? Филипп улыбнулся мне, словно благодаря, а потом его вывели за дверь.

– Как ты думаешь, нам просто повезло, – обратилась я к Гаррисону, – или Габриель хочет, чтобы мы увидели его лицо?

Гаррисон взглянул на дверь, за которой скрылся Филипп.

– Я об этом размышлял… Но самое большее, до чего додумался, – Габриель не мог знать, что я буду одним из тех, кто войдет в квартиру Филиппа. Если бы с вами не было меня или другого специалиста по взрывным устройствам, тот угол здания разнесло бы на кусочки. И вы бы погибли.