Текст книги "Дневник Габриеля"

Автор книги: Скотт Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Синий, – прошептала я.

Один…

Казалось, в комнате повисла мертвая тишина, даже мои воспоминания были лишены звуков. Я сжала руку в кулак и выдернула все три провода.

Один… Один… Один…

Я ждала ослепительную вспышку. Обжигающе жаркую волну перед тем, как нас сразит смерть. Ничего. В полной тишине прошла одна секунда, вторая, третья… Это что, новый поворот в игре Габриеля? Несколько секунд облегчения до того, как сработает замедленное воспламенение? Выдернув все три провода, я решила нашу судьбу или спасла наши жизни? Что?! Откуда же мне знать… Или гениальный психопат готовит еще одну жестокую шутку для своих лабораторных крыс? Мой страх принадлежал теперь не мне, а Габриелю с его желаниями.

– Думаю, все кончено, – сказала я.

– А что это за звук? – прошептала Лэйси.

– Я не…

И тут я услышала свист вырывающегося откуда-то воздуха.

– Ты можешь сказать мне, откуда он идет?

– Он… О господи! – закричала Лэйси.

– Где?

– На бомбе! Сними, сними!!!

Свист становился громче.

– Нет! – завизжала Лэйси.

Я протянула руку и нащупала воздушный шарик, который поднимался над устройством, привязанным к дочкиной шее. Детская игрушка увеличивалась в размерах, словно его надували – сейчас он лопнет и запустит бомбу. Я схватила шарик обеими руками и попыталась выпустить из него воздух, но он продолжал расти, а свист воздуха становился громче и громче.

Дыхание Лэйси участилось, она уже не могла его контролировать, попыталась что-то сказать, но ей не хватало воздуха. Шарик давил на мои ладони, а потом растянулся до предела.

– Мы не твои игрушки! – заорала я.

Я почувствовала, как кровать ходит ходуном от того, что дочку бьет крупная дрожь.

– Нет… – начала я, а потом закричала: – Ах ты, сукин сын!

Оглушительный хлопок на мгновение заполнил собой всю комнату, а потом воцарилась тишина. Ужасная тишина, когда готовишься к самому худшему. Я сделала вдох, второй, приготовившись к взрыву, который положит конец всему.

Но ничего не произошло.

В воздухе витал еле различимый запах резины. Клочки шарика повисли на запястье как лоскуты кожи. Я досчитала до пяти, потом до десяти, чтобы удостовериться, что все кончено. Больше ничего не происходило.

Представление Габриеля было окончено. Заключительный акт – лопнувший шарик как напоминание о том, что все, к чему он прикасается, даже детская игрушка, наполняется ужасом. Мы живы потому, что я сделала правильный выбор? Или потому, что он так решил? Узнать невозможно, как невозможно и понять, откуда взялся Габриель и что сделало его таким.

Я протянула руки и обняла дочку. Лэйси плакала от облегчения, ее колотил озноб.

– К-к-коз… – начала она, но слово растворилось в рыданиях.

Я дотронулась до ее нежной щечки.

– Все в порядке. Он не сможет причинить нам боль.

Она покачала головой, и я ощутила, как напряглись ее плечи.

– Из стеклянной штучки у тебя на груди что-то капает.

Я дотронулась до детектора движений. Крупная капля ртути скатилась по моему пальцу и ладони.

– Господи, это плохо, да? – спросила Лэйси, и ее голос снова задрожал.

Я попыталась успокоить ее, но запнулась. Попробовала вдохнуть, но, казалось, жилет мешал воздуху проникать в легкие. Я потрепала дочку по щеке, а потом убрала руку.

– Не оставляй меня здесь.

– Я должна…

– Нет! – взмолилась Лэйси. – Не оставляй меня!

Я почувствовала, как еще одна капля вытекла из разбитого стекла детектора, когда я поднялась с кровати. Сейчас я – единственный источник опасности для дочери. Единственная, кто может причинить ей вред.

– Мне нужно пойти в другую комнату.

– Нет, останься.

Я пошла к двери, а Лэйси заплакала:

– Мамочка.

– Я люблю тебя.

– Нет! – закричала она.

– Все будет хорошо.

– Не оставляй меня, не оставляй…

– Я должна…

Слова беззвучно слетели с моих губ, когда я повернулась спиной к дочке и пошла в темноту коридора.

– Мамочка! – завопила Лэйси. – Не уходи, не уходи…

Я нащупала дверную коробку и пошла прочь от спальни как можно быстрее. Лэйси снова и снова звала меня, и наконец мне был слышен лишь тихий плач. Проходя по коридору в гостиную, светившуюся впереди размытым пятном, я провела рукой по семейным фотографиям. Я попыталась вспомнить, какая, по оценкам Гаррисона, зона поражения у этого заряда? Как далеко я должна уйти от своей дочки, чтобы обеспечить ее безопасность? На три метра? Или на шесть? А сколько стен должно быть между нами? Я прошла мимо спальни Лэйси в гостиную. Сквозь занавески пробивался свет, и после темного коридора мне казалось, что я смотрю на ослепительное солнце. В комнате все еще стоял едкий запах взрывчатки.

– Гаррисон!

Ответа не последовало.

– Мне нужна твоя помощь, – взмолилась я.

Молчание. Я прошла в столовую, где Гаррисон исчез во вспышке первого взрыва. Пол был усеян осколками фарфора, слетевшего с кухонных полок. Я сделала шаг, второй – все равно что идти по битому стеклу. На мгновение мне показалось, что я чувствую запах одеколона Габриеля, но он тут же улетучился. Я потянулась за пистолетом, но поняла, что оставила его в спальне, и в этот момент чья-то рука тронула меня за ногу.

– Лейтенант.

Гаррисон то ли сидел, то ли лежал на полу у моих ног, там, куда уполз после взрыва Я села на корточки и протянула руку. Нет, он стоял на коленях, как обессиленный марафонец. На правой щеке запеклась кровь, смешанная с мелкими осколками.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала я.

– Я плохо вас слышу, – слабым голосом ответил он.

Я ощупью нашла его руку и поднесла ее к детектору. Его пальцы несколько секунд оставались безжизненными и какими-то неуклюжими, но потом встрепенулись и начали изучать стекло детектора.

– Треснуло.

Я кивнула.

– Провод обнажился?

Он несколько секунд рассматривал детектор.

– Да.

– Насколько?

– Почти полностью.

Гаррисон тяжело вдохнул, а потом резко выдохнул, сплюнув кровью.

– В машине есть набор инструментов. Вы должны найти какую-нибудь липкую ленту и заклеить трещину.

– Я не вижу.

Он не отвечал несколько секунд.

– Я ослепла. Не смогу дойти до машины.

Гаррисон тяжело вдохнул, а потом еще раз.

– Тогда пойдем другим путем.

Я дотронулась до детектора и почувствовала еще одну каплю.

– Каким?

Казалось, на то, чтобы сформулировать план, ушли все его силы.

– Мне нужно, чтобы ты подошла ко мне вплотную, как будто мы обнимаемся…

У Гаррисона перехватило дыхание, и он несколько секунд помолчал, приходя в себя.

– Провод от детектора уходит куда-то под жилет, мне нужно добраться до него снизу.

Я подошла к нему, запачкалась об окровавленную щеку. От его головы пахло опаленными волосами.

– Теперь подними руки… – Гаррисон снова запнулся. – Обними меня за шею, чтобы я мог залезть под…

Его голос становился все тише и тише.

– Давай, – прошептал он.

Я подняла руки, но остановилась и покачала головой.

– Я не могу просить тебя об этом.

Я оторвалась от него, но Гаррисон удержал меня, собравшись с последними силами.

– А ты и не просишь… Я прошу. Мне нужно сделать это немедленно, иначе мы оба погибнем.

Я снова покачала головой, но Гаррисон протянул руку и нежно дотронулся до моей щеки.

– Пожалуйста, позволь мне.

Я подняла руки и обвила его шею. Гаррисон сунул руку под жилет и повозился под карманчиком со взрывчаткой, пока не нашел то, что искал.

– Господи, – прошептал он.

– Что?

На мгновение он повесил голову, словно признал свое поражение.

– Здесь целых пять проводов, но я не понимаю, куда они идут. Должно быть, есть еще один детонатор, который я не нашел.

– Я так не думаю.

– Почему?

– Он снова играет с нами.

– В моем деле нужна уверенность.

– Перережь их все, – прошептала я.

Гаррисон покачал головой.

– Не могу. Возможно, к ним подсоединен так называемый контроллер последовательности, и я перережу не тот провод или нарушу порядок…

– Дай мне кусачки, я сама.

Гаррисон сделал вдох, и я почувствовала, как напряглись его плечи.

– Нет, я не могу тебе позволить.

Я прижалась к его щеке:

– У меня нет времени. Это не твоя вина… Дай мне попробовать.

Он слегка приподнял голову и прошептал мне на ухо:

– Ухватись за меня как можно крепче.

– Нет.

Я почувствовала, как пальцы Гаррисона нашли пять проводов и заправили их между лезвиями кусачек.

– Все будет хорошо, – тихо сказал он.

– Не делай этого, – взмолилась я.

– Держись!

Я обвила его за шею и приблизила свое лицо вплотную к его. Я почувствовала колючую щетину на своей щеке и привкус крови на губах, а потом положила ему руку на затылок и закрыла глаза.

– Давай, – прошептала я.

Гаррисон молча кивнул, потом тихонько выдохнул, и я ощутила, как его ладонь сжалась, а затем лезвия с характерным щелчком перекусили провода.

Это напоминало конец повторяющегося кошмара. Прошла одна секунда, за ней вторая, а я все ждала, когда кошмар вернется, но этого не произошло.

Гаррисон вытащил руку из-под жилета, и я услышала, как кусачки выскользнули и упали на пол. Он обнял меня, и мы дышали в унисон.

– Спасибо, – прошептала я в его поврежденное ухо, но он меня не слышал.

Руки Гаррисона начали слабеть, и он свалился в обморок прямо в моих объятиях. Я услышала сирены первой полицейской машины, выскочившей из-за угла и несущейся к моему дому. Открыла глаза и посмотрела на размытый свет, пробивавшийся сквозь окна на кухне, где лежали раненый Чавес и погибший при исполнении молоденький офицер.

Все кончено. Моя дочь спасена. А в нескольких милях к югу, в самом центре Пасадены, по бульвару Колорадо неспешно двигались колонны парада, как все эти сто пятнадцать лет. Двести миллионов зрителей по всему миру смотрят на удивительное зрелище по теле– визору, счастливые и защищенные, и удивляются, какой же фантазией надо обладать, чтобы создавать такую красоту.

– Они и не знают, – прошептала я.

27

– Скажите мне, что вы видите, – ворковал доктор, снимая повязку с моих глаз.

Прошла неделя с тех пор, как Габриель погрузил меня во тьму. Доктор заверил, что глаза – самый быстро заживающий орган в нашем теле. «Чудо природы», – сказал он. Но он не мог вылечить мои глаза от того, что им довелось видеть. Будет ли мой мир когда-нибудь таким, как раньше, после того, как по нему прошелся Габриель? Он украл мою дочь. Играл со мной, как кошка играет с мышкой, катая ее по гостиной. Убил семь человек. Чуть было не отправил на тот свет Трэйвера, Гаррисона и Чавеса. А потом я его упустила. Освободила его, чтобы вернуть Лэйси. Дала ему уйти. Самый страшный кошмар любого копа.

«Ты же приставила пистолет к его голове».

Этот голос нашептывал мне на ухо по ночам, когда я лежала, слепая, в своей постели. Я могла бы положить конец его злодеяниям, но не сделала этого. Возможно, я недостаточно сильная, а может, я просто недостаточно хороший коп. А может, та часть меня, которая отказалась нажать на курок, когда Габриель дал мне шанс, – единственная, которую он не тронул. Это укромный уголок души, где любовь живет вне повседневности и вне боли, которой награждает нас жизнь. И эта часть меня так любит Лэйси, что отдала бы что угодно за ее жизнь. Даже свободу Габриеля.

Это его подарок мне. Я увижу, как моя девочка превратится в женщину. У меня будет возможность исправить все ошибки, которые я допустила за первые семнадцать лет ее жизни. Я стану лучше. Но в обмен на этот подарок в моем сердце всегда будет тлеть уголек осознания – куда бы Габриель ни уехал, до кого бы ни дотронулся, кого бы ни мучил, он делает это потому, что я так выбрала.

Что же случилось с Габриелем?

Я знаю точно, что он уехал от моего дома на машине убитого офицера Бейкера и припарковал ее в трех кварталах от бульвара Колорадо. По словам одного из свидетелей, Габриель смотрел на парад, махал рукой и делал снимки. Потом его видели в аэропорту Лонг-Бич. Но ни одно из свидетельских показаний не подтвердилось на сто процентов. Габриель просто как в воду канул.

Во французском консульстве нам ответили, что среди подданных Франции, въехавших в Штаты, нет ни одного, соответствующего описанию. Ни паспорта, ни визы, ни разрешения на работу, ничего. Частичные отпечатки пальцев, которые имелись у нас, не соответствовали ни одному из образцов ФБР и правоохранительных органов всех штатов. Мы изучили списки выпускников всех школ в стране. Аресты, армейские протоколы, свидетельства о рождении и даже лицензии на рыбную ловлю. Короче, мы подняли все возможные документы, но, увы, это не привело нас никуда.

Габриель, как он и написал в дневнике, был мальчиком на школьной фотографии, чье лицо и имя все всегда забывают. Но пока он дышит, я не успокоюсь. Каждый раз, когда звонит телефон с сообщением об очередном трупе, я буду думать, уж не Габриель ли приложил руку. Каждый раз, узнав знакомый запах одеколона в толпе, я буду оборачиваться. Каждый раз, слыша плач родных жертвы, я буду вспоминать.

Я всегда буду искать Габриеля. Всегда буду чувствовать, что он наблюдает за мной, ждет подходящего случая, чтобы прошептать мне на ухо одно-единственное ужасное слово.

Скажите мне, что вы видите? Но вам не захочется видеть то, что вижу я.

Доктор аккуратно снял последний бинт с моего лица.

– А теперь откроем глазки, – сказал он.

Я помялась, фантом повязки задержался на моем лице, словно бинты были неотъемлемой частью моего тела. Затем я медленно позволила свету снова коснуться глаз. Краски были приглушенными, словно меня застали где-то на полпути между сознанием и сном. Постепенно картинка обрела четкость, и я увидела лицо дочери.

– Мамочка.

Я смотрела на нее, изучая каждую черточку, ища малышку, которую баюкала на руках, девочку, которая росла на моих глазах, но она ушла. Теперь я смотрела на лицо молодой женщины. Мягкие контуры детства стали напряженнее и несли следы тех испытаний, которые выпали на долю Лэйси.

– Я здесь, мамочка, – сказала она.

Я заглянула в ее глаза и увидела, что Габриель не смог разрушить всего. В ее глазах все так же горел огонек неистребимой силы.

– Да пошел он, – прошептала Лэйси.

У меня замерло сердце, и тут же я поняла, что с ней все будет в порядке так же отчетливо, как понимала, что она уже никогда не станет такой, как раньше. Так или иначе, это начало новой жизни, и мы оставили в прошлом ту мать и дочь, какими некогда были.

– А нас-то вспомнишь? – раздался голос за ее спиной.

Трэйвер, мой старый напарник, опирался на плечо Лэйси. Большой Дэйв, мой защитник. Его голова все еще была частично замотана бинтами, а на лице виднелись синяки и припухлости, но сила и дух остались нетронутыми. Слева от него в кресле-каталке сидел Чавес с красным опухшим лицом. Обожженные руки забинтованы, капельница идет к предплечью. Но он улыбался. С ним тоже все будет в порядке.

Я посмотрела поверх дочкиного правого плеча и увидела Гаррисона.

Наши глаза встретились, и я хотела позвать его по имени, но слова застряли в горле. Вот мы снова стоим в моем доме, я обнимаю его, а он спасает мне жизнь. Я чувствую твердость его рук, когда он обезвреживает чудовищное произведение Габриеля. Даже любовь не может быть такой интимной и могущественной. Я еще несколько секунд смотрела в глаза Гаррисона. Кто мы теперь друг для друга? Спасая меня, он спасал и свою молодую жену, которую не смог защитить? Или же спасал свою жизнь, свое будущее, которое раньше избегал?

Он мой напарник? Или нечто большее? Я заметила, как Гаррисон поморщился от боли, и быстро осмотрела его. Рана, словно контур на карте, тянулась от уха через всю челюсть. Вторая, в форме полумесяца, касалась уголка левого глаза. Похоже, правой стороне его тела повезло чуть больше. Легкое подрагивание пальцев правой руки говорило о том, что есть и другие, невидимые глазу повреждения.

– Алекс, – тихо сказал Гаррисон, впервые назвав меня по имени.

От звука его голоса я задохнулась, закрыла глаза и постаралась дышать нормально, но не могла. Доктор подтащил ко мне стул и посветил маленьким фонариком по очереди в оба глаза.

– А теперь скажите, что вы видите, лейтенант.

Слезы покатились по моим щекам. Я посмотрела на трех мужчин, которые стояли рядом и рисковали ради всего этого своей жизнью.

– Что вы видите? – повторил доктор.

Я взяла Лэйси за руку и посмотрела на ее красивое лицо.

– Я вижу всё, – тихо ответила я.