Текст книги "Дневник Габриеля"

Автор книги: Скотт Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Профессионал, очень опасен, любит свое дело. Чрезвычайно осторожен. Все, что он использовал при изготовлении бомбы, можно купить в любом хозяйственном магазине, отследить невозможно. Химический анализ, скорее всего, покажет, изготовил ли он взрывчатку сам или выбрал взрывчатое вещество, которое легко приобрести на черном рынке.

– Он? – уточнила я. – Думаете, это мужчина?

Мой вопрос удивил Гаррисона. Он даже улыбнулся:

– Женщины не взрывают людей. Они предпочитают огнестрельное оружие.

На мгновение его глаза забегали, словно он искал выход из комнаты. Да, я была права. Он был ранен, скорее всего, в сердце Прекрасной Незнакомкой, чей взгляд до сих пор ему снится. Но Гаррисон прав. Женщина нажала бы на курок, а не заложила бомбу. Почему-то эта мысль меня даже немного успокоила, сама не знаю почему.

Когда эксперты закончили изучать обломки, мы прочесали каждый угол бунгало, чтобы побольше выяснить о Суини. Но, кроме того, что он предпочитал свободные трусы-боксеры и покупал дешевую одежду, сказать было особо и нечего. Никаких тебе семейных фото, писем, записных книжек, выписок из банка, чеков – ничего личного. Ни любимой ручки рядом с телефоном, ни магнитика на двери холодильника. Ничего особенного в верхнем ящике дешевого комода рядом с кроватью. Даже в холодильнике лежали в основном готовые расфасованные обеды, которые, казалось, созданы специально для того, чтобы сбить с толку. В итоге все мои знания, полученные о Суини, сводились к тому, что у него обхват талии восемьдесят пять сантиметров и он любит нежирную пищу, но в этом он мало чем отличался от всех мужчин, с которыми у меня когда-либо были отношения.

Но кое-что я все-таки узнала о Суини, и, возможно, самое важное – он что-то знал об убийце Дэниела Финли, и из-за этого его пытались убрать. И если юный гений детектив Гаррисон прав, то преступник, заложивший бомбу, и убийца, столь интимно выпустивший пулю в затылок Финли, – это два разных человека, а это значило, что мне, возможно, предстоит искать двух убийц, а не одного.

– Мне нужен напарник на замену Трэйверу. Не хотите поучаствовать?

– Я не занимаюсь убийствами.

Я видела, как в его голове крутятся шестеренки так же, как если бы он распутывал провода взрывного устройства: так, тут красный, а тут синий, этот не заземлять и ради всего святого не трогать вон те два, а иначе всем нам крышка.

– Я не… мне не очень нравится находиться рядом с трупами, – пробормотал он.

– С целыми не нравится, зато с кусочками, на которые их разрывает бомба, нравится, – проворчала я.

Лицо Гаррисона исказилось от боли, словно на него нахлынули дурные воспоминания.

– Просто…

– А я и не спрашивала нравится – не нравится… Решено, вы – мой новый напарник, – заявила я.

– Разве не нужно утверждать назначение?

– За все назначения отвечает старший детектив убойного отдела.

– И это вы.

– Угадали.

Гаррисон – единственный из моих знакомых копов, кто воспринимал просьбу об участии в расследовании убийства как форму наказания. Он выглядел как человек, много лет проживший в пещере и только что вытащенный на солнышко. Мир такой огромный, и он не может его контролировать.

– Это временно.

– Хорошо, – буркнул он, его взгляд не выдавал эмоций, спрятавшись в убежище своей привлекательности.

Я вышла на дорожку между бунгало и дошла до границы, обозначенной лентой. Дождь прекратился, хотя асфальт все еще был влажным, а тучи по-прежнему нависали над горами. Я сняла бахилы и протянула их одному из экспертов.

Гаррисон вышел наружу и начал осматривать дверь, практически приклеившуюся к стене соседнего бунгало. Казалось, он более органично смотрелся бы на археологических раскопках, а не на месте преступления. Ему не хотелось работать в паре со мной, и лично я считала, что из-за этого нежелания он идеально годился на роль напарника. Бойся человека, который чего-то хочет слишком сильно. Кажется, так говорила моя мать, хотя она имела в виду секс, а не амбиции.

Я села в машину и поехала по мокрым улицам мимо старых коттеджей в ремесленном стиле и одноэтажных испанских ранчо с терракотовыми черепичными крышами. Я заехала в госпиталь и проверила, как там Дэйв, а потом отправилась домой убедиться, что мои отношения с дочкой в лучшем состоянии, чем бунгало Суини.

4

Когда я заехала в свой гараж на Марипоса-стрит, Лэйси была дома. Войдя в кухню, я услышала звук работающего телевизора, доносившийся из ее комнаты в дальнем конце дома. Рядом с раковиной стояла тарелка с остатками салата. На мой взгляд, она ест как птичка. Может, если бы я чаще готовила… Я могла бы пойти на кулинарные курсы. Да-да, могла бы. Честное слово.

Я прошла через кухню и гостиную, подошла к двери дочкиной комнаты и молча застыла на месте. Не стучала, ничего не говорила, просто тупо смотрела на дверь.

– Можно войти?

– Ага, – последовал ответ.

Я открыла дверь и вошла. Взгляд дочери застыл на запекшейся корке на моем носу, а потом скользнул вверх, к стежкам над виском.

Она раскрыла рот, словно пыталась нормализовать давление в барабанной перепонке, а потом ее лицо сначала вспыхнуло румянцем, а потом побледнело.

– Так это была ты… – сказала она дрожащим голосом.

– Со мной все в порядке.

– Я видела в новостях. Они сказали, что ранен офицер полиции. Это Дэйв?

Я присела на край кровати и кивнула:

– У него трещина в черепе, и вообще его здорово потрепало, но доктора говорят, что он поправится.

– Ты могла бы позвонить.

– Я звонила. Оставила сообщение на автоответчике.

– Хм, никаких сообщений не было.

– Наверное, автоответчик почему-то не сработал.

– Да, ну ладно.

Я на секунду задумалась, что же случилось с автоответчиком, и никак не могла отделаться от этих мыслей. А что, если Лэйси прослушала сообщение, а сейчас просто закручивает гайки, потому что вчера вечером я бросила ее одну? Я попыталась отогнать эту мысль раньше, чем скажу что-то, о чем пожалею. Лэйси спасала меня от меня же самой.

– А я тоже была в программе новостей, – сообщила Лэйси. – У меня взяли интервью, хотели узнать, зачем я это сделала.

Я сделала глубокий вдох.

– Мы могли мы все обсудить до твоей беседы с журналистами.

– Мама, это мое личное дело.

Атмосфера накалилась.

– Я не об этом. Просто они могут тебя запутать, вот и все. Нужно быть аккуратной, чтобы тобой не стали манипулировать.

– А мне кажется, это я всеми манипулирую.

– Тут ты права.

Взрыв.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего.

– Я не собираюсь извиняться за то, что я сделала, только потому, что тебе обидно, – заявила Лэйси.

– Нет, тебе стоило бы извиниться за то, что ты не предупредила меня о том, что собираешься сделать.

– Если бы я заранее сообщила тебе, то ты стала бы соучастницей.

– Если бы ты сообщила заранее, то я бы тебя остановила.

– Дело закрыто. Прямые действия имеют успех, только когда подготавливаются втайне.

Фраза «прямые действия» разъедала мое горло, как вирус стрептококка.

– Прямые действия?

– Так говорят.

– Кто говорит? Ты говоришь так, словно тебя кто-то научил.

– А ты говоришь как коп. Это просто вшивый конкурс красоты, просто поверь, что так было нужно!

– Доверие – не то, что первым делом приходит мне в голову.

– Спасибо, мамочка. Я сделала то, во что верила, и сделаю это еще раз.

– У меня был сложный день. Я не настроена спорить.

– Вообще-то это не я спорю, а ты.

– Но из нас двоих врешь именно ты.

– И когда это я врала?

– Молчание ничуть не лучше лжи.

– Ну, ты-то у нас эксперт в этом вопросе.

Господи.

– Прекрати! – заорала я. – Просто остановись!

Лэйси сделала вдох, но не дала себя разжалобить. Она изо всех сил старалась быть жесткой, но я уже заметила первые трещинки в ее броне. Она потеряла отца, и несколько лет назад я пообещала ей, что со мной ничего не случится. А теперь мой напарник в реанимации, а я ближе, чем хотелось бы, подошла к тому, чтобы нарушить свое обещание. Это тяжким грузом давило мне на плечи. Мне казалось, что я обманула доверие дочери и вела себя совершенно безответственно. Глядя сейчас на Лэйси, я не могла понять, как вообще посмела рисковать, даже чуть-чуть.

– Я испугалась, – сказала Лэйси.

Мои глаза наполнились слезами.

– Прости меня.

Я обняла ее и держала, пока она не вырвалась. Она уткнулась лицом мне в плечо, пытаясь снова стать маленькой девочкой, почувствовать, что я ее мамочка, хотя бы на минуту. Но я уже разучилась быть мамочкой… Мы обе разучились.

Лэйси высвободилась из моих объятий и посмотрела с таким видом, словно хотела что-то сказать, но вместо этого прибавила звук на телевизоре и уставилась на экран. Я встала и подумала, что если бы смогла взять на себя инициативу в разговоре и выкинуть проклятый телевизор из комнаты, то так и сделала бы, но ничего не предприняла, просто повернулась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.

Потом пошла на кухню, оторвала бумажное полотенце и высморкалась. Ужасно хотелось есть, но я слишком устала, чтобы что-то готовить, поэтому пощипала остатки салата из дочкиной тарелки. После чего, не в силах совладать с собой, пошла посмотреть на автоответчик. Я звонила, это точно, но как Лэйси и говорила, на дисплее высветилась надпись «0 новых сообщений». Я нажала воспроизведение, чтобы убедиться, что моего сообщения нет среди прослушанных. Увы. Да, возможно, проблема в автоответчике, но раньше такого не случалось. Кто я сейчас, мать или полицейский? С какой целью? Плюнь и разотри, тихонько сказала я себе. Завернись в теплое одеяло, ложись спать и все забудь.

Лежа в темноте, я попыталась мысленно разложить все по полочкам. Но одно событие сегодняшнего дня не давало мне покоя. Почему Лэйси сказала «прямые действия»? Как коп я научилась отыскивать в комнате одну-единственную вещь, которая была не к месту. Когда я выступаю в роли мамы, то лучше всего позабыть все навыки полицейского. Но, размышляя над словами Лэйси, я понимала, что они не устраивают ни копа, ни мать внутри меня. Моя девочка, которую я знала или думала, что знала, раньше никогда не употребляла таких слов. «Прямые действия». Откуда она такого нахваталась? Или, вернее, от кого?

Когда утром я ехала в участок, по радио все еще обсасывали выходку Лэйси. Слыша, какая злость звенела в голосах некоторых участников дискуссии, можно было подумать, что моя девочка совершила государственную измену или разгромила мемориал Линкольна, так сильно она ранила гражданскую гордость жителей Пасадены. «Никогда за столетнюю историю Парада роз…» и т. д. и т. п. Если бы речь шла не о моей дочери, то я бы посмеялась. Но под всей этой абсурдностью копилась грязь, от которой нельзя просто так отмахнуться, если ее льют на твою семью. Я выключила радио и попыталась собраться с мыслями и сконцентрироваться на предстоящем дне.

Ветер с океана, прежде чем двинуться на восток, закручивался спиралью в пустыне Мохаве, словно детская вертушка на палочке. В воздухе пахло шалфеем. Утреннее небо сияло яркой голубизной, словно в осенний день в Новой Англии. Практически не чувствовалось, что находишься в Южной Калифорнии, пока я не посмотрела на запад и не увидела серую полосу океана, над которой, там где небо сходится с водой, парил, словно облачко, маленький самолетик.

Гаррисон уже ждал меня в моем кабинете. Если он и спал сегодня, то по нему так сразу и не скажешь. Пиджак и брюки помяты, галстук выглядит так, словно он не развязывал его лет эдак десять.

– Извините за мятый костюм, я в нем спал, – пошутила я.

Он посмотрел на свой «наряд» и поморщился.

– В нашем отделе мы обходимся без формальностей. Я редко хожу в костюме.

– Только на свадьбы и похороны.

– Типа того… Один раз на свадьбу, второй раз на похороны.

Очевидно, мои слова были для него тяжким грузом, хотя я не ожидала подобного эффекта и не хотела разделять с ним эту тяжесть, пока не выпью вторую чашку кофе. А может, и тогда не захочу, так что я быстро сменила тему, переходя на «ты», поскольку с сегодняшнего дня мы напарники, кроме того, я как-никак старше по званию:

– Ты закончил у Суини?

Он кивнул и жестом показал на мой рабочий стол.

– Все, кроме химического анализа. Он будет готов сегодня во второй половине дня или завтра, если возникнет проблема с каким-то из образцов.

Я взяла отчет. Шесть страниц убористым шрифтом через один интервал. Да, насколько я знаю, некоторые копы столько и за десять лет не пишут.

– Нашел что-то необычное?

– Да.

Я подождала. Похоже, Гаррисон не знал, как сформулировать мысль.

– И? – наконец не выдержала я.

– Я был не прав.

– Насчет чего?

– Я думал, что преступник использовал какое-то распространенное вещество, вполне заурядное.

– А это не так?

– Не совсем. Он использовал два вида взрывчатых веществ. Простой порох, скорее всего из фейерверков, но внутри пластид военного класса, который очень трудно раздобыть в Штатах.

Я тут же подумала о том, что Брим закупал цветы в Мексике.

– В Мексике?

– В Мексике проще и следы легче запутать.

Гаррисон улыбнулся, как школьник, с упоением рассказывающий о научном проекте.

– Но откуда ты знаешь, что это пластид военного класса, если химический анализ еще не завершен?

– После каждого взрывчатого вещества остается свой особенный след. И если знаешь, что искать, то можно многое рассказать о том, что за материал использовался при изготовлении бомбы. Энергия, высвободившаяся в результате взрыва в бунгало, не могла быть результатом использования обычного пороха, поэтому я понял, что было что-то еще.

– Энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света.

Гаррисон кивнул, хотя моя попытка продемонстрировать познания в физике, вызывала у него боль, словно жмущие ботинки.

– Типа того.

– Но зачем маскировать этот пластид, если мы все равно не можем отследить его происхождение?

– Потому что так веселее.

– Веселее? – Я не смогла скрыть отвращения.

– Террористы, если речь не идет о смертниках, по природе своей игроки.

Я снова уселась в кресло и покачала головой.

– Да, странная психология.

– Как правило, это больные люди. Мечта психиатра.

Вошел детектив Норт. Один из старейших сотрудников отдела, разведенный отец, давно ведущий бой с холестерином и пивом. Его отличительные черты – редеющие рыжеватые волосы и алкогольный румянец.

– Мы получили ордер на обыск в домах Брима и Финли. Выполнять?

– Да, обыскать все сверху донизу. Все до единой бумажки, машину, мусор, – сказала я, а потом поправилась: – Особенно мусор.

– Брим недоволен, что магазин опечатан.

Я посмотрела на него с таким видом, словно спрашивала: «Я что, должна отвечать на глупые вопросы?».

– Понятно, – кивнул Норт и по дороге к двери бросил взгляд на Гаррисона: – Милый костюмчик.

Тут зазвонил телефон. Прямая линия.

– Делилло.

– Мама, – раздался голос Лэйси на октаву выше нормы.

– Лэйси, все в порядке, детка?

– Они меня отстранили.

– Кто?

– Эти козлы из школы. Директор Паркс.

На рождественской неделе они все-таки три дня учились, чтобы сократить обучение в самое жаркое время.

– Он хочет, чтобы мы с тобой пришли к нему.

Звонок по другой линии.

– Погоди секундочку, Лэйси.

Я переключилась на вторую линию. Звонил сержант по имени Толланд.

– Лейтенант, неподалеку от оврага обнаружен труп. Думаю, вам стоит взглянуть. Возможно, убийство.

Господи, в Пасадене всего тридцать шесть тысяч жителей. Два трупа за три дня для нашего городка – это уже волна преступности.

– Где?

– Парковка рядом с искусственным прудом.

– Поняла.

Я снова переключилась на Лэйси.

– Лэйси.

– Вот ублюдки.

– Где ты находишься?

– В «Старбакс». [6]6
  Популярная сеть кофеен.


[Закрыть]

Я сделала вдох. Голова трещала так, словно прямо над ухом прогремел еще один взрыв.

– Я позвоню домой позже, и мы все уладим.

– Они ведут себя так, словно я ребенка украла, а не конкурс красоты испортила. Что с ними такое? Они что, не отдают себе отчета, что мы творим с нашей планетой?

– По-видимому, нет.

– И это все, что ты скажешь?!

Я потерла висок указательным пальцем, пытаясь избавиться от головной боли. Совмещать работу и материнство, что может быть лучше? Ты же современная женщина. Господи. Мои мысли на секунду вернулись к двум взрывчатым веществам, одно из которых было спрятано внутри другого.

– Пока да.

– Супер, – буркнула Лэйси и повесила трубку.

Я тоже повесила трубку и уставилась на дверь. Гаррисон поерзал в кресле. Я взглянула на него, почти удивившись, что в кабинете есть кто-то еще. Он посмотрел на меня так, словно хотел что-то спросить, но не знал, с чего начать.

– Мне нужно сделать еще один звонок.

– Я подожду снаружи.

Он встал и двинулся к выходу.

– А ты уверен, что пластид привезен из-за границы?

– Я проверил. У них строгий учет.

– У них?

– Я связался с военными.

– Когда ты успел?

– Вчера вечером. Я не спал.

– Именно вчера или ты вообще никогда не спишь?

– Иногда мне кажется, что никогда.

У меня возникло чувство, что он говорит о чем-то, чего я недопонимаю.

– Я что-то упустила? Неужели это вещество настолько особенное?

– Ох, – выдохнул он так, словно только что понял, что забыл положить один из ингредиентов, как это нужно по рецепту. – Его нельзя обнаружить по запаху, оно не пахнет.

Я задумалась на секунду.

– Взрывчатое вещество?

– Ага.

– То есть собаки его не смогут учуять?

– Никто его не сможет учуять, даже после взрыва оно практически не оставляет следов. Вот почему этот пластид настолько опасен, и в армии взят под строжайший контроль.

– Как же он попадает в Мексику?

– Мы его не производим, зато производит Израиль. И продает мексиканской армии.

Приблизительное представление, что это за материал, сформировалось в моей голове, словно фотография в лоточке с проявителем. И эта картинка меня испугала. Да, это вам не вещество, которое используют при показательном сносе старых казино в Вегасе специально для телекамер, и не то, чем взрывают горные склоны при добыче угля.

– Это вещество предназначено для того, чтобы убивать, да? Например, того, кто заходит в дверь? – спросила я.

Гаррисон кивнул.

– Или для изготовления автомобильных бомб, – спокойно добавил он.

Но Суини в получившуюся картину не вписывался.

– Но зачем использовать его для убийства такой мелкой сошки, как Суини?

У Гаррисона стал взгляд, как у профессора физики Калифорнийского университета.

– А вот тут и начинается самое интересное.

– Что именно? – спросила я.

– Он пытался замаскировать пластид порохом, чтобы скрыть факт его использования. И этому есть только одно логическое объяснение.

Картинка стала совершенно четкой. И нарисовать ее мог только коп. Меня затошнило.

– Он собирается использовать его еще раз.

– Да, вполне резонное предположение.

От его слов в комнате образовалась дыра, очень быстро заполнившаяся неловким молчанием. Примерно такое же чувство возникло у меня, когда отец Лэйси сообщил о своем страшном диагнозе. Будущее, о котором вы ничего не хотели знать, лежало прямо перед вами, и просто отвернуться от ужасной новости не получится. Нам с Лэйси предстояло смотреть, как он умирает, и мы ничего не могли сделать.

– Хочешь, чтобы я позвонил в Бюро? [7]7
  Бюро по контролю за оборотом алкоголя, табачных изделий и оружия, в функции этого правительственного ведомства входит в том числе и осуществление контроля за соблюдением законов, касающихся взрывчатых веществ


[Закрыть] – спросил Гаррисон.

Меньше всего мне хотелось, чтобы нас атаковали федеральные агенты и взяли расследование на себя. Они похожи на консервативного папу и считают, что дела делаются одним-единственным способом.

– Сообщи им, только очень осторожно.

– Разумеется.

Гаррисон пошел к двери.

– Если я правильно понимаю, единственное доказательство использования этого вещества – отсутствие следов других веществ.

– Ну, доказательство от противного – общепринятая методика.

– Не при расследовании убийств.

На его лице промелькнула тень улыбки.

– Звоните, – сказал Гаррисон и вышел.

Я уставилась на телефон, мысленно рисуя ту мрачную реальность, которая только что обрушилась на меня. А потом позвонила в школу Лэйси. Невеселая секретарша, у которой и так слишком много работы, чтобы отвечать еще на звонки, сняла трубку:

– Школа Маршалла.

– Это лейтенант Делилло, полиция Пасадены. Я мать Лэйси Делилло. Мне хотелось бы поговорить с директором Парксом.

Я всегда прихожу к выводу, что при любом контакте с бюрократической системой, пусть даже на самом нижнем ее уровне, сообщение, что я – коп, помогает легче достучаться до следующего уровня. Так что я провисела на телефоне, слушая гимн школы, не дольше двух первых строк.

– Миссис Делилло. Это Паркс. Я вас слушаю.

Паркс из тех директоров, кто терпеть не может детей, так что он дезертирует при первой же возможности. Те, кто не может учить детей, преподают физкультуру, а те, кто не может преподавать даже физкультуру, становятся директорами. Паркс недалекий человек, чьи интересы ограничиваются циферками в бюджете, а не умами и душами детей. Если на то пошло, то я думаю, что он считает учеников своими врагами.

– Это лейтенант Делилло, мистер Паркс, – сказала я, чтобы напомнить ему, у кого из нас пистолет. – Как я понимаю, вы отправили мою дочь домой.

– Да. Но надеюсь, мы сможем обо всем поговорить сегодня днем.

– Почему вы отстранили ее от занятий?

– Я надеялся, что мы сможем поговорить обо всем сегодня в моем кабинете.

– Сможем, но пока что мне хотелось бы получить ответ, – сказала я.

– Разумеется. Учитывая ее недавнее поведение, которое, хотел бы отметить, явилось большим разочарованием для всех учеников и преподавателей… – Фраза так и осталась висеть неоконченной, словно он пытался добиться от меня какой-то реакции.

– Я горжусь ею, – заявила я и сама себе удивилась.

– Ну… Ее присутствие отвлекало других учащихся, но мы не поэтому отправили ее домой…

Лэйси права, он просто козел, ревнитель строгой дисциплины, пытающийся скрыть собственную агрессию и наслаждающийся своей властью над детьми и родителями. Я знавала копов, похожих на него, они представляли настоящую угрозу для тех несчастных, которым не повезло прочувствовать на собственной шкуре их власть. Но фактически вся власть Паркса ограничивалась тем, что он пытался ломать детские души, но в отличие от копов ограничивался только моральным воздействием, а не физическим. Хотя в данный момент я не знала, что хуже.

– Так почему же вы отправили ее домой? – нетерпеливо спросила я.

– Потому что я больше не мог гарантировать ее безопасность, – беспечно прочирикал он, словно речь шла о новых костюмах группы поддержки.

Я буквально услышала, как заскрипела зубами, а лицо полыхало от злости. В голове эхом отдавались безликие голоса, говорившие по радио такие вещи о Лэйси, которые мать не должна слышать о своем ребенке.

– Ее безопасность?

– Да.

– Моей дочери угрожали?

– Думаю, да.

– Так вы думаете или вы знаете?

– Да, ей угрожали.

– Сами учащиеся или кто-то еще?

– Я не знаю… Вот поэтому мы подумали, что…

– Ах, вы подумали? – Мне хотелось схватить ублюдка за горло. – Моей дочери угрожают, а вы позволили ей покинуть школу, где она находится в безопасности, не поговорив сначала со мной!

– Наша политика направлена на обеспечение безопасности всего контингента учащихся…

– Да пошли вы к черту с вашей политикой!

– Но-но, минуточку.

Я услышала дрожь в его голосе. Думаю, давненько с ним никто не разговаривал таким тоном.

– Вы сообщили в школьную полицию? [8]8
  Специальное подразделение полиции, в компетенцию которого входит охрана правопорядка на территории учебных учреждений и обеспечение безопасности учащихся и преподавателей.


[Закрыть]

– Да.

– До или после того, как моя дочь покинула здание школы?

На том конце провода повисла долгая пауза. Думаю, он уже размышлял, чем бы прикрыть свою задницу.

– До или после? – потребовала я.

– После.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Но Паркс снова открыл рот и положил конец моим усилиям.

– Это школа, миссис Делилло, у нас есть пра…

Все, с меня хватит.

– У меня тоже есть правила, мистер Паркс. Например, как поступать с теми, кто умышленно подвергает опасности несовершеннолетних. Это, между прочим, уголовное преступление. И если что-то произойдет с моей дочерью, то я лично приеду к вам в школу, надену на вас наручники и проведу мимо, как вы говорите, всего контингента учащихся.

Я повесила трубку и быстро набрала номер школьной полиции, расположенной в том же здании, под нами. Трубку сняла женщина-сержант по фамилии Джеймс. У нее был такой звонкий приятный голос, я даже подумала, что она часто работала под прикрытием, выдавая себя за школьницу.

– Это лейтенант Делилло, убойный отдел.

– Чем могу помочь, лейтенант?

– Моя дочь – студентка в школе Маршалла, в ее адрес поступали угрозы. По-видимому, руководство школы сообщило вам об этом, и я была бы благодарна, если бы вы выяснили, что случилось.

– Сейчас проверю и перезвоню.

Я повесила трубку и набрала номер дочкиного мобильника, но мне сообщили, что абонент находится вне зоны действия. Я быстро перезвонила домой и оставила сообщение, велев ей не высовываться из дома и перезвонить мне сразу, как она придет.

Повесив трубку, я села за стол и стала рассматривать фотографию, на которой Лэйси стоит под секвойями. Мне множество раз угрожали как офицеру полиции, как детективу, но в основном это было сотрясание воздуха.

Но угрозы в адрес моей дочери, даже если окажется, что это все туфта, трепали нервы. Было такое чувство, будто я сунула пальцы в розетку. Нет, ничто и никто не сможет забрать у меня мою девочку. И тут я поняла, что способна на большую жестокость, чем могла себе представить.

Телефон снова зазвонил, и я схватила трубку.

– Делилло.

– Это офицер Джеймс, лейтенант.

– Выкладывайте.

– В школу поступило шесть звонков с угрозами.

– И?

– Скорее всего, это пустая болтовня.

– И все же, что конкретно говорили звонившие?

– Не думаю, что вам захочется услышать.

– Я не могу оценить серьезность угроз, пока не услышу их. Понимаете?

– Хорошо. Четверо звонивших назвали вашу дочь сукой и предложили выкинуть ее из школы, чтобы их налоги не шли на обучение таких детей. Но мы решили, что в данном случае нет повода волноваться. Школьное руководство разволновалось из-за последних двух звонков.

– Продолжайте.

– Следующий звучал так: «Выкиньте эту гребаную шлюху из школы или я ее урою».

– А последний?

– Последний из звонивших сказал: «Лэйси Делилло заплатит за то, что сделала, я заставлю эту сучку заплатить». Возможно, оба раза звонил один и тот же человек.

У меня перехватило дыхание. Я попыталась сглотнуть комок, но в горле пересохло. Ублюдки назвали мою девочку по имени и сказали, что она заплатит.

– Насколько я понимаю, она сейчас не в школе.

– Да, ее попросили уйти.

– Мы поговорим об этом с директором.

– Я уже поговорила, – сказала я.

– Вы знаете, где сейчас ваша дочь, лейтенант?

– Она звонила мне из «Старбакс».

– Этих кофеен много, вы знаете, в какую она чаще всего ходит?

Я оцепенела. Возникло ощущение, что комнату затопила вода со льдом.

– Не знаю, – ответила я.

– Тогда мы проверим все. У нее есть машина?

Я продиктовала офицеру Джеймс марку и номер машины Лэйси, а потом снова посмотрела на дочкину фотографию, взяла ее в руки.

– Вам нужна фотография?

– У нас есть фотография из газеты. – Джеймс замялась. – Думаю, все жители Пасадены знают, как выглядит ваша дочь.

– Да.

– Это хорошо. Чем она заметнее, тем лучше для нее.

– Конечно, – согласилась я.

– И последнее. Она знает об угрозах?

– Не думаю.

– Мне очень жаль, лейтенант. У меня самой детей нет, но я могу себе представить, каково…

– А я не могу себе представить, – отрезала я.

– Простите, я не хотела сказать…

– Ничего. Спасибо за беспокойство.

– Если мы не найдем ее в «Старбакс», то отправим кого-то из офицеров дежурить около вашего дома для обеспечения безопасности.

– Вы можете что-то сообщить о звонивших?

Я искала то, что моей собеседнице не показалось важным, какую-то деталь, опущенную в отчете. Мне нужна была соломинка, чтобы ухватиться за нее.

– Оба звонка, по-видимому, были сделаны взрослыми белыми мужчинами.

Она замолчала. Я практически слышала, как она мысленно подбирает слова.

– Знаю, что мне не стоит говорить вам этого, лейтенант, но, скорее всего, это лишь ложная тревога.

– А мне не нужно говорить вам, что когда тревога неложная, злость переливается через край и кто-то нажимает на курок, то обычно этим кто-то и оказывается взрослый белый мужчина, – сказала я.

– Это не то, что я хотела сказать…

– Нет, это то, что яхотела сказать. Спасибо, офицер Джеймс.

Когда я вышла из кабинета, Гаррисон сидел на краешке стола Трэйвера. Судя по его взгляду, он понял, что-то не так, но не был уверен, как себя вести вообще и со мной в частности, поэтому не стал лезть с расспросами. Я пошла к двери.

– Куда мы едем?

– Рядом с оврагом обнаружен труп.

– Это как-то связано?

Мои мысли все еще были заняты Лэйси, поэтому вопрос Гаррисона на минуту выбил меня из равновесия. Я переспросила:

– Связано?

– Со Суини, – уточнил Гаррисон.

Я покачала головой.

– Как старший детектив я обязана выезжать на каждый труп, если есть причины для вмешательства убойного отдела. Но обычно они не плодятся так быстро.

– Кто не плодится?

– Трупы…

– Мне обязательно нужно…

– Да, поскольку ты мой напарник, это твоя работа.

Гаррисон с неохотой кивнул, видно было, как ходят ходуном желваки. Когда мы спускались по мраморным ступеням, я отметила, что он сильно побледнел.

– Чисто из любопытства, почему ты стал копом, Гаррисон?

Он прищурился и сдвинул брови. Порой слова могут иметь ту же силу, что оружие, и я пожалела, что задала этот вопрос. Кроме того, я только что попросила Гаррисона пойти туда, куда ему идти не хочется, по крайней мере со мной. И мне ужасно захотелось, чтобы сейчас рядом со мной шагал простой в обращении дружище Трэйвер, а не Гаррисон.

– Это меня касается, – сказала я.

– Думаю, касается, если я ваш напарник.

– Проехали. Мне не стоило спрашивать. У каждого свои причины. Большинство моих знакомых копов просто хотели стабильную зарплату и при этом нескучную работу.

Мы молча дошли до следующего пролета, словно между нами возникла стеклянная перегородка. И тут Гаррисон нарушил неловкое молчание:

– Мне хотелось поймать того, кто убил мою жену, – сказал он безжизненным голосом.

Я сделала шаг и остановилась. По многим причинам я не могла сейчас играть роль чьей-то матери, в основном из-за моей несостоятельности. Чаще всего, когда человек рассказывает тебе о собственной трагедии, он ждет чего-то взамен. Женщины хотят сочувствия, которого не смогли добиться от любимых мужчин. А мужчинам нужно, чтобы относительно чужой для них человек понял их, поскольку они не встречают понимания у близких. Я взглянула в глаза Гаррисона и увидела, что ему от меня ничего не нужно. Он просто констатировал факт. Сообщил жестокую ужасную правду.

– Но я его не поймал, – сказал он с издевкой, относящейся к нему самому, и даже слегка улыбнулся над собственной абсурдной наивностью. – Есть ряд вещей, которые мы не знаем и знать не можем.

– Да у меня самой таких вещей несколько томов.

Теперь понятно, почему ему так трудно находиться рядом с трупами и почему он вдруг заартачился и не захотел работать в убойном отделе. Он достаточно умен, чтобы понять, что я задам еще один вопрос, так что я предположила, что ответ на него уже готов.