Текст книги "Работа над ошибками"
Автор книги: Скатился-в-говно Литмир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
– Ты говоришь о той девочке из первого уровня, что прикидывается будто она из пятого… о Рине? – улыбнулась Ангелика.
Вместо того чтобы удивиться, макс лишь в очередной раз за тот день сухо заметил про себя, что его уже ничто не удивляет. Не медля он ответил утвердительно:
– Да. Я говорю о Рине. Я не могу… прошу простить меня за…
– Прощаю.
Глаза Ангелики смотрели на Макса со странной нежностью: в ее взгляде сочетались теплота и слабый укор.
– Ты действительно лучше своего предшественника, – снова сказала она. – Айн был напрочь лишен твоего благородства.
Макс молчал – ему было нечего ответить.
Едва уловимым движением Ангелика приблизилась к нему на шаг и, встав на цыпочки, чмокнула его в лоб влажными губами.
– Иди уже к своей Рине… – на этот раз ее улыбка вышла грустной.
Дан открыл глаза и тревожно заозирался по сторонам, – обычное дело: выходя из игры, требуется некоторое время чтобы привыкнуть к реалу с его нормальной системой координат. Он сидел полулежа в глубоком кресле в кафе для любителей игр, посещение которого было вполне в рамках его легенды и не должно было ни у кого вызывать подозрений. Можно было выйти в Сеть из дома, – что он и делал когда хотел просто поиграть или повиртуалить, – но идущий из корпоративной квартиры трафик периодически отслеживался, и Дан об этом знал; выходить же из общественных мест было не в его стиле, – Дан, конечно, любил поиграть (тут легенда была не такой уж и легендой), но он не был конченым игроманом из тех, кого подчас можно было видеть развалившимися с тупыми лицами где-нибудь в сквере на лавке, в трамвае или в троллейбусе, мотающими головами и пускающими слюни. В посещении этого и подобных кафе не было ничего странного, – в таких местах собирались по интересам, знакомились, что-то обсуждали, – и потому, когда возникала необходимость связаться с Куратором, Дан заходил в одно из таких кафе-клубов. Он взламывал заранее выбранный им игровой ресурс и отправлял «приглашение поиграть» на адрес, последние несколько цифр которого менялись каждый раз в известной ему последовательности.
Посетителей в кафе было не много – середина дня – время когда многие еще на работе – лишь несколько малолетних бездельников пускали слюни в креслах по соседству. Дан брезгливо взглянул на вздрагивавшего в соседнем кресле доходягу с идиотской рожей, которому явно не помешало бы сменить штаны (для желавших потрахаться в кафе имелись отдельные кабинки, где можно было надеть специально для этого выдававшиеся одноразовые хлопчатобумажные трусы). Формально Дан был еще на работе – он лишь отлучился по поручению, которого на самом деле не было, но… отдел, в котором он работал под прикрытием, был не мал, – под сотню человек ежедневно собирались в занимавшем несколько этажей башни отделе, – а за дисциплиной следили все же люди, а не искины… К тому же, частые отлучки были обычным делом для Дана, которого, как программиста-техника, периодически посылали в другие отделы, налаживать то, что не налаживалось дистанционно. Дан был бы плохим программистом, и уж совсем никудышным агентом, не смоги он устроить себе отлучку по столь важному делу…
Макс, конечно, парень неглупый – во всяком случае, смог же он столько водить за нос Бюро расследований, полицию, ГОАП и еще черт знает кого… даже искина своего сумел создать… – но и Дан был не так прост, каким казался. Ему было известно о разговорах Макса с Ангеликой, с полицейскими, с Айном, с искином Клэр… даже о том, что рыжему гению вчера удалось забраться в трусы к этой девке… к Рине… внезапно оказавшейся дочкой какого-то крупного боса из числа «первых» – а ведь он давно подозревал, что что-то с ней было не так… Тогда, в автобусе, и потом, на следующий день, в лифте, Дан оставлял на одежде Макса подслушивающие устройства. Выдаваемые агентам под строгую отчетность, сделанные из дорогостоящих материалов (пара таких «жучков» стоили как неплохой автомобиль), эти микромашинки могли работать не более суток, в лучшем случае, после чего распадались в прах, не оставляя следов. Последний «жучек» перестал работать как раз после того как Макс прослушал оставленное искином послание и отправился на встречу с Айном. Дану вдвойне повезло: искин назвала место встречи и место это оказалось в Полисе. У него оставалось в запасе время для того чтобы улизнуть с работы и по пути заглянуть на расположенную неподалеку от башни «Линеи» стоянку, где его ждала служебная машина, в салоне которой имелся маленький арсенал – все необходимое для проведения спецопераций по проникновению, слежке и ликвидации. Далее отследить местоположение Макса по мобильнику не составило труда – уж если полицейским отдельных корпораций был открыт доступ к локации всякого, за кем стражи порядка вздумают следить, то, что говорить о Бюро расследований при Мировом Корпоративном Правительстве…
Выбравшись из кресла, Дан посетил туалет и вышел из кафе в летний день.
Идя по улице, он вызвал в нейроинтерфейсе командную строку в которую вписал простой десятизначный код. Машина ждала его там, где он ее и оставил – в сотне метров от кафе. Когда он подошел к неприметному серому автомобилю, приоритет которого, не смотря на скромный внешний вид, мог изменяться от шестого до второго уровней по желанию пассажира, машина опознала его уже не как Дана (личный номер: 57864-11382-М01-6А), инженера-программиста компании «Линея-10», а как Карла (личный номер: 83941-2191-М01-4Н), комиссара ГОАП (Гильдии охраны авторских прав) с четвертым уровнем. Дверь машины открылась и Дан-Карл не глядя полез внутрь тесноватого для такого здоровяка как он салона. После яркого солнечного света он не сразу заметил, что в прохладном сумраке нутра машины он оказался не один.
– Привет, Дан! – в глубине прямоугольного салона, спиной в направлении движения и лицом к усевшемуся на диван Дану, на таком же диване напротив сидел абсолютно лысый мужчина в знакомом костюме. Лица его Дан не смог рассмотреть сразу, но этого и не требовалось – Дан узнал говорившего по голосу.
– Иль? Как, черт возьми, ты здесь оказ…
– Брось, Дан… – холодно перебил его Иль. – Не делай глупостей. Ты не успеешь…
У Дана наконец стало проясняться в глазах и первым, что он смог ясно рассмотреть, был направленный на него пистолет, который Иль держал в руке.
Дверь машины плавно закрывалась и Дан понимал: это конец – как только дверь встанет на место, пистолет в руке сидящего напротив человека выстрелит.
– Иль! Дружище… – нервно заулыбался здоровяк.
– Заткнись, – Иль снова его оборвал. – Ты знаешь зачем я здесь.
– Но… Послушай… – глаза Дана бегали по салону, ища малейшую зацепку – выход из западни, в которую он так глупо угодил. Выхода не было. Дверь машины уже закрылась.
– Ты даже не предатель, Дан… или как там тебя… Ты – враг Организации. И ты знаешь, как мы поступаем с нашими врагами.
– Тогда чего медлишь?! – внезапно изменив тон, агент Бюро посмотрел на подпольщика совсем другим, незнакомым ранее тому взглядом.
– Назови себя. И расскажи все о своем задании, – предложил Иль. – Дергаться, повторяю, не нужно. Бортовой компьютер машины под моим контролем. Ни одна твоя штучка здесь не сработает… – при этих словах Иль извлек левой рукой (в правой он держал направленный прямо в лицо Дана пистолет) из кармана брюк небольшое устройство, похожее старинную монету, посреди которого слабо светился голубой индикатор. Дан узнал устройство: в руке Иля лежала глушилка из тех, что использовали в Бюро. Ничто в радиусе семи—восьми метров вокруг этой штуки, ни один из известных приемопередатчиков, ни один «жучек», не говоря уже о простых мобильниках, не работало как надо – устройство глушило все, вплоть до нейроинтерфейсов. При особом режиме устройство было способно превратить бортовой компьютер машины в металлолом, а нейросети в головах Иля и Дана в пучки бесполезной проволоки.
– Я офицер. Я служу человечеству. Это все, что тебе можно знать… Иль…
– Ты дерьмо. И ты служишь не человечеству, а засевшим в правительстве главам корпораций. Ты охраняешь установленный денежными мешками режим подобно псу, стерегущему собственность своего хозяина. Вот ты кто, Дан… или как там тебя… – сказал Иль с презрением и нажал на курок.
ГЛАВА 18
Агар
год 2689 от Посещения Учителя, по скрытому календарю Святой Церкви
год 50-й правления Его Святости Аиб-Ваала, Патриарха и Императора Агара (летоисчисление агарян)
– Отец…
В дверях просторного кабинета появился серый первоархипатрит.
– Входи Шедареган, входи… – патриарх, как всегда, в светском костюме, сидел в кресле за массивным столом из мореного дуба.
– Я не один…
– Да-да, я уже знаю, ты пришел с нашим другом, – улыбнулся старец. – Скажи ему чтобы входил.
Шедареган выглянул на мгновение за дверь и в кабинет следом вошел высокий мужчина средних лет в серых одеждах заклинателя.
Встав с места, патриарх вышел им навстречу.
– Бога нет, братья! – приветствовал их патриарх и обнял сначала Шедарегана, а после – переодетого священником Связного.
– Бога нет, Ваша…
– …святость? – улыбнулся старец немного растерявшемуся Связному. – Оставьте это…
– Хариб… – неуверенно представился тот.
– Аиб, – сказал патриарх. – Аиб-Ваал… Шедареган зовет меня отцом, но это не имеет отношения к сану… Он действительно мне как сын… – правитель планеты тепло посмотрел на стоявшего рядом Шедарегана. – А для вас, Хариб, я – Аиб.
– Как вам будет угодно, Аиб… – произнес мужчина, откидывая назад священнический капюшон.
Черты лица Хариба были неприметны: темно-коричневые короткие волосы, желтые, немного раскосые глаза, широкий нос с горбинкой, тонкие губы прикрывали ровные, без следов вмешательства стоматолога, белые клыки, брови в меру густые, с заломом… – обычная для агарянина внешность без признаков высокого происхождения. Рядом с красавцем Шедареганом, имевшим, пусть и не отмеченные признаками «благородства», выразительные, располагающие черты лица, Хариб был незаметен – качество весьма ценное для сотрудника ССКБ, коим тот ранее являлся.
– Прошу за мной, братья… – сказал патриарх и направился через кабинет к высокой двери, украшенной изображавшей множество различных мифических животных резьбой.
Дверь сдвинулись в сторону, перед патриархом и за ней снаружи открылась залитая падавшим сверху светом двух солнц галерея-сад, укрытая от зимней стужи прозрачной крышей.
Патриарх вошел в галерею и направился по вымощенной брусчаткой прямой дорожке. Шедареган и Хариб последовали за патриархом.
В галерее было тепло, щебетали птицы, по левой стороне вдоль дорожки журчал ручей. Справа от дорожки тянулась стена патриаршего дворца с выходившими внутрь галереи окнами, а слева, за ручьем и высаженными за ним рядами фруктовых деревьев была стена сплошь из стекла, за которой простирался залив Средиземного моря. Ширина галереи в некоторых местах достигала сорока метров, а длина ее была – около сотни.
Шедареган решил было, что патриарх направлялся в привычную уже залу с фонтанами: в дальнем конце галереи дорожка оканчивалась у двери ведшей в ту самую залу, где патриарх обычно проводил время в уединении и где принимал лишь первых иерархов Церкви, но патриарх свернул с дорожки раньше. В середине галереи от брусчатки влево ответвлялась узкая тропинка, бегущая через мостик над ручьем к стоявшей у прозрачной стены каменной беседке-ротонде с куполообразной крышей. Оплетенная вьюном беседка стояла на небольшом возвышении, что позволяло обозревать из нее не только пейзаж за стеклянной стеной, но и саму галерею.
Они поднялись по каменным ступеням на окруженную со всех сторон коваными перилами, площадку, где вокруг стоявшего посреди беседки круглого деревянного стола были расставлены глубокие плетеные кресла.
Шедареган и Хариб прошли к указанным рукой старца местам и, подождав пока тот сядет на выбранное место, последовали его примеру. Получилось, что все трое расположились треугольником, оставив меж собой по два свободных места. Внутри каменного сооружения было заметно прохладнее чем снаружи. Если бы не движение теплого воздуха внутри галереи, создаваемое какими-то скрытыми и явно бесшумными механизмами (в беседке было хорошо слышно журчание бежавшего в двух десятках метрах ручья), то решившим там задержаться подольше пришлось бы захватить с собой верхнюю одежду.
– Я пригласил вас обоих сюда… тебя, Шедареган, мой названный сын, и вас, Хариб, человека, о котором я лишь слышал до этого, но вижу сейчас впервые… для того, чтобы рассказать одну историю… Мою историю.
– Отец…
– Подожди, Шедареган… Я знаю, что делаю. Целую жизнь эта история была моей тайной, но близится время, когда ты должен будешь занять мое место и продолжить мною начатое… а вы… – патриарх взглянул на Хариба. – Вы поймете позже, почему я захотел чтобы вы тоже узнали историю Аиб-Ваала…
Старец взглянул в лица почтительно молчавших в ожидании его слов мужчин, первосвященника и бывшего офицера, перевел взгляд своих абсолютно белых глаз на лежавший снаружи, за стеклянной стеной далеко внизу залив и начал свой рассказ…
Он, Эвааль, таково его настоящее имя, родился на Авлис – одной из трех лун Аиви. Авлис – это маленький мир – спутник с тяжелым ядром, покрытый океаном с редкими цепочками островных архипелагов. Два тысячелетия (аивлянских тысячелетия, которые в три раза дольше агарянских) потребовалось аивлянам для того, чтобы превратить ледяной некогда шар в наполненный жизнью водный мир, вдоль экватора которого теперь возвышались города-башни с населением в десятки тысяч жителей каждая.
В детстве маленький Эвааль очень любил смотреть на звезды. Он внимательно следил за тем как перемещался по небу сине-голубой диск Аиви, планеты-родины его народа, мальчику было интересно, почему оранжевый Олирес, главное солнце Аиви, и светло-голубой, почти белый Асфилихтес, второе солнце… как для Агара Нуброк, так странно вели себя в разное время года: то ходили по небу друг за другом, то начинали играть в прятки. Эвааль терпеливо ждал времени когда в небе можно было увидеть другие луны Аиви – Аплиа и Эфо, чтобы запечатлеть их вместе с Аиви на очередном панорамном снимке, которых у него была целая коллекция. Мальчик проводил много времени в детском парке на верху десятикилометровой башни из металла, камня и пластика, наблюдая за небом, делая зарисовки в своем населенном сказочными виртуальными существами альбоме-биокомпьютере. Приходя домой, Эвааль рассказывал родителям о сделанных им, не без помощи его виртуальных друзей из альбома, открытия х , показывая снимки, проекции и свои зарисовки, чем порой здорово веселил их.
Отец Эвааля, Афарегаль, изучал какие-то совсем не понятные мальчику космические штуки, вроде черных дыр и пульсирующих звезд, – маленький Эвааль силился понять – что же это такое – черная дыра и почему ее нельзя увидеть глазами. Эвапахелия, мать Эвааля, напротив, занималась вполне понятными ему обитателями океана Авлис – морскими животными, которых (если хорошо себя перед этим вести) иногда можно было даже потрогать.
Подрастая, Эвааль стал все больше интересоваться другими планетами, лунами и звездами, и мир вокруг него становился все сложнее и интереснее. Он читал основательные научные труды по астрофизике и астробиологии, разобрался наконец с черными дырами, и все больше времени уделял просмотру отчетов далеких экспедиций. К двенадцати годам (времени совершеннолетия у аивлян) Эвааль уже знал, кем он хотел стать…
…Космическим путешественником.
По исполнению совершеннолетия Эвааль на семь суток погрузился в глубокую симуляцию, внутри которой его разум находился семь долгих десятилетий субъективного времени.
Там, в симуляции, Эвааль поступил в Университет исследований пространства, где вначале, в течение двадцати лет, подобно губке впитывал знания своей цивилизации, собранные за тысячелетия изучения космической бездны, а после, получив статус профессора астробиологии и ксенопсихологии, в течение полувека преподавал в том же университете.
Из той симуляции Эвааль вышел совершенно другим человеком.
Эвапахелия и Афарегаль отнеслись с пониманием и уважением к выбору сына: уход в виртуальность на такой долгий срок для столь молодого человека считался достойным уважения поступком. Пусть в базовой реальности и прошло всего семь дней, те семьдесят лет, что были прожиты Эваалем в реальности виртуальной, симулированной, ускоренной, были прожиты им полностью.
В далеком прошлом, когда аивляне только открывали для себя силу пара и электричества, семьдесят лет были продолжительностью жизни лишь немногих, – большинство умирали едва дожив до тридцати пяти. В еще более глубокой древности этот срок был вдвое меньше: тогда десяти, одиннадцати и двенадцатилетние молодые мужчины гибли от зубов и копыт свирепых зверей на охоте и от ударов каменных топоров и копий во время столкновений с себе подобными. Теперь же, когда с тех пор как бессмертие стало возможным минуло восемь тысячелетий, и уже семь тысяч лет прошло со времени когда бессмертие стало доступным всем без исключения, семьдесят лет считались возрастом молодого человека, от которого вполне нормальным было ожидать соответствующего молодым людям поведения и образа жизни; возраст же в двенадцать лет был принят аивлянами за тот порог, за которым человек его достигший признавался вольным решать за себя и нести ответственность за свои решения и поступки. Среди сверстников Эвааля мало кто решался на такое: юность – то время, когда человек желает испытывать и чувствовать, радоваться и наслаждаться, когда человек влюбляется в другого человека и изучает объект своей любви и себя самого, а не космическую бездну. В этом отношении молодой Эвааль, конечно, не был изгоем, – он испытывал все то, что и другие люди, как в базовой, так и в виртуальной реальностях, но все это было для него второстепенным, после космоса.
Год спустя, Эвааль оставил родителей и присоединился к экспедиционному кораблю по имени Аллаиллити…
– Значит ты, отец… – Шедареган был сражен открывшейся правдой о патриархе. Он все еще не до конца верил, но он знал патриарха, и знал, что тот не был склонен так шутить.
– Ты ведь знаешь скрытую историю, Шедареган?
– Конечно, отец. Я всегда считал тебя непростым человеком… но, то, что ты и есть Учитель… этого я не предполагал.
– Я сдержал обещание и вернулся на эту планету в обещанный срок, – сказал патриарх.
– Но… ты ведь… Ты…
– Агарянин? – улыбнулся старец.
– Да!
– А как бы я иначе смог стать патриархом?
Шедареган молчал. Он лишь понимающе посмотрел на патриарха.
Молча слушавший их Хариб не сдержался и задал интересовавший его вопрос:
– Прошу меня извинить, но… о какой скрытой истории вы говорите… Аиб-Ваал?
– Не за что извиняться, Хариб, – ответил патриарх. – Речь идет об истории Агара, скрытой Церковью от агарян… Шедареган, расскажи ему…
Сидевший с задумчивым видом первосвященник отвлекся от своих мыслей и объяснил Харибу:
– Скрытой историей высшие священники и еще очень узкий круг тех, кому позволяется знать, называют информацию о посещении нашего мира два с половиной тысячелетия назад кораблем иной цивилизации… – Шедареган взглянул через стол на внимательно слушавшего его старца. – Аиви, так, как ты уже понял, называется эта цивилизация… Корабль этот был столь огромен, что он попросту не предназначен для посадок на планеты. С корабля на землю сошел Учитель…
– Как сошел? – переспросил Хариб.
– С помощью корабля поменьше, – ответил ему сам патриарх. – Транспортный модуль-бот, созданный для сообщения между поверхностью планет и кораблем челнок или флайер… похожий на этот… – патриарх повернул лицо в сторону, – только побольше…
Шедареган и Хариб при этом синхронно перевели взгляды в направлении взгляда патриарха.
Снаружи беседки над садом, прямо на уровне глаз висел в воздухе небольшой зеркальный диск диаметром около полутора метров и в центральной своей части толщиной не более четверти.
– …я называю его «Ангелом-хранителем», – нерадостно улыбнулся патриарх. – Это автономный дрон. Обычно он невидим… Продолжай, Шедареган.
Шедареган, у которого теперь не оставалось сомнений в истинности слов патриарха, продолжил:
– Учитель был назван так потому, что он учил детей правителя Архафора, среди которых был Азргон, который впоследствии начал Войну трех империй и стал Первым Патриархом… Учителя звали Эвааль. Он десять лет учил. Учил не только детей императора… он учил ученых, учил учителей…
– …Он учил самого императора, – добавил патриарх.
– Сегодня об этом почти никто не знает, – продолжал Шедареган, – но в то время об Учителе знали многие, включая императоров и знать других двух империй. Десятилетие его учительства стало началом технологического взрыва на Агаре, источником стремительного развития науки, роста экономики…
– …И началом… того ада… в который превратился Агар… – добавил патриарх тихим голосом.
– Отец… прошу тебя…
– Оставь, Шедареган… Я знаю, о чем говорю, – произнес старец. – В том, во что превратился этот мир, виноват я. Я посадил сад и предоставил ему возможность расти самому… Ни один садовник так не станет делать, если он не плохой садовник, если он не глупый садовник. Я оставил сад и в саду этом выросла химера Церкви – дерево подавившее ростки того, что, как я надеялся, должно было прорасти и укрепиться… И эта вина намного больше вины тех, кто правил этой планетой последние века.
Патриарх замолчал и молчал с минуту, глядя в сторону, на раскинувшийся перед патриаршим дворцом залив. Двое его собеседников молча ждали когда патриарх снова заговорит.
– То, во что превратился ваш мир, – сказал он не оборачиваясь, – не должно быть. Все вы, те, кого церковники зовут «атеистами», «грешниками» и «проклятыми», это понимаете, понимаете, что настоящее безумство – подвергать истязаниям невиновных в преступлении, убивать их ради воображаемого существа, желая ему тем угодить. Безумство – убивать того, кого знаешь как себе подобного, с кем говоришь, кого, возможно, даже любишь, ради того, кого на самом деле нет. Издевка – называть измученную жертву «святой» и расчленяя труп жертвы на части носить с собой разлагающуюся плоть и развешивать ее на улицах для напоминания и почитания… Это отвратительно. Это – мерзость, – сказал патриарх.
– Но… почему? – задал тогда вопрос Хариб. – Почему так вышло? Почему это случилось с нами?
Патриарх обернулся и взглянул в лицо Хариба:
– Потому, что жажда власти и трусость заполучили в свои руки наследство, оставленное глупостью.
Хариб не стал дальше расспрашивать. Хариб хорошо понимал патриарха.
– А что было после? – спросил Шедареган. – После того как ты поступил в команду Аллаиллити?
– В команду? – улыбнулся старец. – Корабли аиви не просто большие, – произнес он. – Они огромны, Шедареган… Каждый корабль имеет внутри себя целый город с населением как наш Азргон… Но есть и такие, которые вмещают два, три, пять подобных городов… Есть корабли, население которых больше населения Агара. На кораблях аивлян, как и на кораблях многих других цивилизаций, как менее, так и более развитых – есть и такие цивилизации – нет команд или экипажей. На них есть обитатели, жители, те, кому и дела нет до того, куда летит корабль и как далеко сейчас Аиви… Экспедиции – группы заинтересованных ученых и исследователей, с их Советами – не что иное, как… клубы по интересам. Таких клубов на аивлянских кораблях – тысячи и тысячи. Корабли эти полны такими обитателями, которые даже тел не имеют и живут внутри памяти корабельных суперкомпьютеров, в созданных ими самими или кем-то другим виртуальных мирах, подобных тому, внутри которого я провел семьдесят лет по достижении своего двенадцатилетия... Правда, – добавил старец, – далеко не все выбирают при этом миры обучающие наукам и присваивающие профессорские статусы… Кстати, двенадцать аивлянских лет следует умножить на три…
Аллаиллити был уникален тем, что разум этого корабля существовал одновременно в трех параллельных планах: в первом плане – как единая личность-композиция, состоявшая из трех объединившихся в одно целое личностей – двух женщин и одного мужчины – любовный союз-треугольник; как три эти личности по отдельности – во втором; и как форма согласия между четырьмя этими личностями – в третьем плане.
Ко времени когда Эвааль оказался на борту корабля, Аллаиллити существовал как корабль уже более трех тысячелетий и его виртуальные пространства населяли миллиарды личностей и сущностей. Занятый своими внутренними мирами, Аллаиллити охотно предоставлял свои физические пространства и немалые объемы виртуальной памяти экспедициям – группам увлеченных поиском новых жизненных пространств исследователей, – людей предпочитавших симуляции реальность с ее, порой опасными, приключениями и открытиями. Космические путешественники не спешили становиться частью скрытого в недрах памяти корабля «иного мира», как некоторые из них называли виртуальность, даже несмотря на предоставляемые этим «иным миром» возможности почти безграничного развития: впереди у них были тысячелетия молодости и сопутствующих ей простых человеческих радостей, впрочем «иной мир» был всегда рядом и многие там бывали эпизодически.
В составе той экспедиции Эвааль стал сооткрывателем пяти новых, пригодных для заселения, миров, и двух цивилизаций, оказавшись при том в числе тех немногих, кто были допущены к первому контакту (семь десятилетий в симуляции не оказались для Эвааля потраченными впустую).
Тринадцатилетний профессор – астробиолог и ксенопсихолог Эвааль легко прошел испытания соответствия на статус контактора – случай, для не достигшего трехсотлетнего возраста претендента, исключительный – и был удостоен доверия Совета экспедиции: представлять народ Аиви в других мирах. И позже он оправдал оказанное ему доверие…
Эвааль был принят четвертым членом в группу первого контакта экспедиции, – тех, на ком лежала самая ответственная и опасная часть работы. Десятки специалистов-консультантов из разных областей наук, десятки операторов дронов (а также сотни сочувствовавших обитателей корабля, миллионы населявших многочисленные симуляции «иного мира») и сам корабль будут смотреть с орбиты на четверых контакторов: принимать и передавать данные, анализировать, расшифровывать, писать программы, обсуждать, консультировать, советовать, в то время как далеко внизу, в неизвестных прежде, чужих мирах четверо контакторов будут сплетать тонкие нити, которые должны будут связать эти миры с цивилизацией Аиви и всеми теми, кого аивляне уже отыскали в космической бездне. Через Аиви эти нити протянутся сквозь пространство и время к другим мирам и цивилизациям, более древним и менее, более развитым и менее; жители большинства тех миров наверняка будут выглядеть иначе, будут казаться странными, или даже – чудовищами, но некоторые, возможно, будут похожи; одни будут дышать воздухом, а другие – смертельным ядом, одни будут плавать в водах бескрайних океанов, а другие – окажутся птицами, но все эти, столь разные, миры объединяет нечто общее: все они узнали друг о друге благодаря цивилизации отыскавшей их, пришедшей к ним с простертыми руками в которых не было оружия.
Старшей группы первого контакта была Эйнрит, – высокая аивлянка, кожа которой имела светлый нежно-голубой оттенок. Еще до знакомства с Эйнрит Эвааль слышал о том, что ее находили красавицей из красавиц представители разных гуманоидных миров. Эвааль убедился правдивости тех слухов, когда Аллаиллити сообщил ему о том, что он принят в группу контакта и состав самой группы, и он, сделав стандартный запрос в инфо-сети, увидел голограммы троих контакторов…
Среди объемных изображений зеленокожего здоровяка, которому, не маленький в общем-то, Эвааль едва доставал до плеч, и симпатичной женщины со странным именем Ф8, оказавшейся на самом деле женщиной только отчасти, перед Эваалем явилась тогда голограмма высокой, черноволосой красавицы с безупречной фигурой: Эйнрит стояла перед ним полуобнаженная, ее стройное, слегка худощавое тело едва прикрывала короткая туника из полупрозрачной ткани цвета индиго, высокая грудь ее острыми, ультрамариновыми сосками стремилась вспороть тунику и гипнотизировала Эвааля. Позже, при встрече с ней и двумя другими членами группы, когда взгляд Эвааля столкнулся с взглядом Эйнрит, его словно поразило молнией. Ее большие, просто огромные по аивлянским меркам, темно-зеленые глаза на овальном, окутанном пышной гривой блестящих иссиня-черных волос, лице, уже пленившие до того сердца не одного инопланетника, захватили разум Эвааля и оба его сердца забились тогда с ускоренным ритмом. Эвааль ясно осознал тогда, что желает видеть эти глаза и это лицо, этот взгляд, каждый последующий за тем день в своей жизни.
Вторым в команде был зеленокожий великан Асх, – долгожитель, в прошлом активный революционер, своей смелостью и отвагой существенно повлиявший некогда на ход Великой Революции Аиви; теперь социолог, экономист-теоретик, писатель и философ.
Ф8 – человек, имевший внешние признаки обоих полов – был (или была: к Ф все обращались по-разному, – кому как было удобно) третьим в группе контакта. Ф можно было с уверенностью назвать как красивым, пусть и, пожалуй, слегка женственным, мужчиной, так и привлекательной, пусть и имевшей притом некоторые мужские черты, женщиной; кожа Ф имела светло-коричневый оттенок, цвет глаз был перламутровыми, а ниспадавшие до низких плеч волосы имели пепельно-серый оттенок. Несмотря на свою привлекательную внешность, Ф был абсолютным асексуалом: он вежливо принимал оказываемые ему/ей знаки внимания от представителей обоих полов, отклоняя при этом все предложения интимного характера.
Тринадцатилетний Эвааль (субъективный возраст его на тот момент насчитывал восемьдесят три полных аивлянских года) поначалу было испытывал в новой компании некоторую неловкость, из-за разницы в возрасте между ним и остальными членами группы. Да и как ему было не испытывать неловкость, когда среди них был долгожитель? Асх был настоящей легендой на корабле. Перед этим человеком робели многие. Но с робостью перед живым героем Великой Революции Эвааль справился быстро, а вот с другими своими чувствами, теми, что испытывал он в отношении Эйнрит, дело обстояло куда сложнее…
– Ты любил эту женщину, отец? – спросил Шедареган старца, когда тот прервался и, очевидно, углубившись в воспоминания, долго молчал глядя на море.
– Я продолжаю любить ее, сынок…
…У Эвааля уже были до того женщины, как в базовой реальности, так и в симуляции, отношения с ними сводились к обычному сексу и дружеским чувствам, но с Эйнрит все было иначе: едва увидев ее впервые он понял, что желает ее так, как еще не желал никого и никогда. Эйнрит была старше Эвааля на тысячу двести шестьдесят семь лет, ее тело было перевоссоздано к тому времени ни один раз (сколько времени она провела в симуляциях, Эвааль не спрашивал, но подозревал, что много). Разница в возрасте поначалу беспокоила Эвааля, но, как выяснилось, беспокоила зря…
