Текст книги "Режиссёр из 45г (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Владимир лежал минут двадцать, отдыхая. За стеной послышались голоса, движение.

Потом стук в дверь. Вася, соседский мальчишка, заглянул в комнату:

– Володь, а можно я тоже помогу? Ты так хорошо кухню убрал, я подумал – а почему бы и мне не сделать что-нибудь?

Владимир приподнялся на локте:

– А что хочешь делать?

– Не знаю. Что-нибудь полезное!

– Окна в коридоре давно не мыли. Справишься?

– Попробую!

Мальчишка умчался. Через минуту послышался звон ведра, плеск воды.

Владимир встал, вышел в коридор. Вася старательно тер окно тряпкой, высунув язык от усердия. Стекло становилось прозрачным, солнечный свет проникал ярче.

– Молодец, Вась. Хорошо получается.

– Правда? – Мальчишка просиял. – А то я думал, не умею.

– Умеешь. Главное – старание.

На кухне послышались голоса. Владимир заглянул.

Клавдия стояла у плиты, варила что-то в кастрюле. Зина мыла окно. Пётр Иванович чинил скрипучий стул – подтягивал гвозди молотком.

– Володь! – Клавдия обернулась. – Ты нас вдохновил. Думаю – а чего это я сижу сложа руки? Решила борщ сварить, на всех. Чтоб вечером горячее было.

– А я окно, – добавила Зина. – Давно хотела, но лень было. А тут посмотрела, как ты – и мне захотелось.

Пётр Иванович стукнул молотком по гвоздю:

– А я стул чиню. Месяц скрипел, раздражал. Вот и решил – хватит откладывать.

Владимир улыбнулся:

– Вместе работать веселее.

– Точно! – Клавдия помешала борщ. – Знаешь, Володь, а ведь правда. Раньше каждый сам по себе. А теперь глядишь – и дружно пошло.

Из комнаты вышла Анна Фёдоровна с охапкой белья:

– Вот, постираю заодно. Давно собиралась. Володь, ты словно искру зажёг.

– Мам, я просто убрался...

– Просто! – Она засмеялась. – Но люди видят. И думают: если он может, почему я не могу?

Владимир вышел на лестничную площадку. Спустился на этаж ниже.

Там соседка с первого этажа – тётя Маша, полная женщина лет пятидесяти – мыла перила. Увидела Владимира, выпрямилась:

– Володя! Это ты, говорят, у себя порядок навёл?

– Ну да...

– Молодец! Я посмотрела – и мне стыдно стало. Думаю – живу тут двадцать лет, а лестница грязная. Вот и решила помыть.

– Помочь?

– Да ладно, сама справлюсь. Ты и так много сделал.

Владимир вышел во двор. Остановился, удивлённый.

Двор был полон людей. Мужчины чинили забор, который давно покосился. Женщины белили стволы деревьев – берёзы и липы у подъезда. Дети подметали асфальт, сгребали прошлогодние листья из углов.

Дворник, старик Степаныч, стоял посреди двора с граблями в руках, улыбался:

– Во, Володя! Ты это дело затеял?

– Я просто кухню убрал...

– А народ подхватил! – Степаныч засмеялся. – Утром вышел – думаю, чего это люди суетятся. Спрашиваю. Говорят – Леманский-младший порядок навёл в квартире, теперь все вдохновились. Вот я и думаю – а чего мне не присоединиться? Давай вместе двор облагородим!

Один из мужчин – Иван, слесарь с третьего этажа – приколачивал новую доску к забору:

– Володь, правильное дело начал! Мы тут привыкли – живём как-то. А ведь можно и получше!

Женщина у дерева – Нина Петровна – обмакивала кисть в ведро с побелкой:

– У нас же Победа недавно была! Надо и жить по-победному. Чисто, красиво, с душой!

Дети сгребали листья в кучу. Один мальчишка лет десяти крикнул:

– Володя, а можно мы ещё клумбу посадим? Вон там, у скамейки?

– А цветы где возьмёте?

– Тётя Нюра сказала, у неё рассада есть. Поделится!

– Тогда сажайте!

Дети умчались за рассадой. Владимир прошёл дальше, вдоль дома.

У подъезда соседнего дома тоже было движение. Мужчины красили скамейку – старую, облупившуюся. Женщина мыла окна первого этажа. Кто-то вешал чистые занавески.

Один из мужчин увидел Владимира, крикнул:

– Эй, товарищ! Это вы Леманский?

– Я.

– Нам ваши соседи рассказали! Говорят, вы порядок навели, все подхватили. Мы подумали – а чего мы хуже? Тоже решили двор облагородить!

– Молодцы!

– Да уж! – Мужчина обмакнул кисть в краску. – Столько лет жили в разрухе. Война, понятно, было не до того. А теперь мир. Пора и жизнь налаживать!

Владимир обошёл вокруг дома. Повсюду люди что-то делали.

Подметали, мыли, чинили, красили. Кто-то нёс доски, кто-то – ведро с водой. Кто-то сажал цветы в палисаднике.

Атмосфера была праздничная. Люди переговаривались, шутили, помогали друг другу. Из открытого окна играл патефон – весёлая песня. Кто-то подпевал.

Владимир остановился посреди двора, оглянулся.

Двор преображался на глазах. Забор ровный, покрашенный. Деревья с белёными стволами. Асфальт чистый. Клумбы свежие. Окна блестят.

Люди улыбаются.

Пётр Иванович подошёл, встал рядом:

– Вот что значит – один начал, все подхватили.

– Я не думал, что так получится.

– А оно всегда так. – Старик закурил махорку. – Люди добрые. Просто иногда нужен толчок. Кто-то первый должен начать. А остальные подтянутся.

– Просто убрался на кухне...

– «Просто», – Пётр Иванович усмехнулся. – Малое дело, а волну запустило. Вот ты режиссёр, должен понимать – один кадр может всё изменить. Так и в жизни. Один поступок.

Владимир посмотрел на двор. На людей, которые вместе делали его лучше, чище, уютнее.

– Красиво получается, – сказал он тихо.

– Ещё как. – Пётр Иванович затянулся. – Знаешь, Володь, мы тут после войны живём как... замерли. Радуемся, что жизнь вернулась, но ещё не поверили до конца. А ты пришёл – и показал: можно не просто выживать, можно созидать. Улучшать. Делать красоту.

– Я просто хотел помочь.

– Вот это и ценно. Не для себя одного – для всех.

К ним подошла Анна Фёдоровна, вытирая руки о фартук:

– Володенька, смотри, что творится! Весь дом ожил!

– Вижу, мам.

– Это всё ты. Спасибо тебе, сынок.

Владимир обнял мать за плечи:

– Я только начал. Люди сами продолжили.

– Потому что пример правильный показал.

Вася прибежал, запыхавшись:

– Володь! Мы клумбу посадили! Идём смотреть!

Они пошли к скамейке у подъезда. Там дети высадили цветы – бархатцы, астры. Поливали из лейки, утрамбовывали землю.

– Красиво? – спросил Вася.

– Очень красиво.

– К осени зацветут! – Девочка лет восьми гордо показала на рассаду. – Будет как в парке!

Владимир присел на корточки, посмотрел на клумбу. Маленькая, скромная. Но сделанная с душой.

– Молодцы, ребята. Настоящие садовники.

Дети просияли.

Вечерело. Солнце клонилось к закату. Люди постепенно заканчивали работу, собирали инструменты, вёдра.

Иван-слесарь отошёл от забора, вытер пот:

– Всё, готово! Забор как новенький!

Нина Петровна отставила ведро с побелкой:

– Деревья побелили. Теперь красота!

Степаныч сгрёб последнюю кучу листьев:

– Двор чистый. Глаз радуется!

Люди собрались посреди двора – человек тридцать, может больше. Усталые, но довольные. Смотрели на результат своего труда.

Чистый двор. Покрашенный забор. Побелённые деревья. Клумбы. Блестящие окна.

Дом стал красивее.

Иван-слесарь поднял руку:

– Товарищи! Предлагаю каждое воскресенье делать так. По чуть-чуть, но регулярно. Чтобы порядок поддерживать!

– Правильно! – поддержали соседи.

– Только вместе! Один не справится, а всем миром – быстро!

– Согласны!

Все зашумели, одобряя. Владимир стоял в стороне, молчал. Смотрел на людей – оживлённых, воодушевлённых.

Пётр Иванович похлопал его по плечу:

– Видишь? Ты не просто кухню убрал. Ты людям показал – можно жить лучше. Стоит только захотеть.

Владимир кивнул. На душе было тепло.

Он не планировал никакой цепной реакции. Просто хотел помочь. Навести порядок там, где живёт.

А получилось больше.

Анна Фёдоровна подошла, обняла сына:

– Горжусь тобой, Володенька.

– Я ничего особенного не сделал, мам.

– Сделал. Ты дал людям пример. А хороший пример – он заразителен.

Солнце село. Во дворе зажглись редкие фонари. Люди расходились по домам – усталые, но счастливые.

Владимир поднялся в квартиру. Зашёл на кухню – чистую, уютную. Клавдия разливала борщ по мискам:

– Володь, садись, ешь! Всем наварила!

За столом собрались все соседи. Ели, разговаривали, смеялись. Атмосфера была тёплая, семейная.

– Знаете, – сказала Зина, – я давно не чувствовала себя так хорошо. Вот правда. Мы сегодня вместе поработали – и стало легче на душе.

– Это потому что созидали, – кивнул Пётр Иванович. – Созидание всегда радость приносит.

– И гордость, – добавила Клавдия. – Выйдешь завтра во двор, посмотришь – а красиво! И знаешь, что ты тоже приложил руку.

Владимир ел борщ, слушал соседей. Простые люди. Усталые после войны. Но не сломленные. Готовые работать, улучшать жизнь, создавать красоту.

Вот о них он и будет снимать. О простых людях, которые хотят счастья. Любви. Красоты.

И которым не надо много. Чистый двор, добрые соседи, совместный труд.

Владимир допил чай, встал:

– Спасибо за ужин. Мне ещё дела есть.

– Иди, иди, – Клавдия махнула рукой. – Ты и так много сделал.

Владимир прошёл в свою комнату. Посмотрел в окно – на двор, чистый и уютный. На людей, которые всё ещё сидели на скамейках, разговаривали.

На клумбу, где дети посадили цветы.

На жизнь, которая продолжалась.

Он улыбнулся.

Владимир переоделся в чистую рубашку, причесался, посмотрел в зеркало. Вполне прилично.

Вышел из дома в половине седьмого. Идти неспешно – время есть.

По дороге к мосту увидел старушку на углу улицы. Сидела на складном стульчике, перед ней – ведро с полевыми цветами. Ромашки, колокольчики, васильки.

Владимир остановился:

– Бабушка, а сколько букет?

– Три рубля, сынок.

Он достал мятую трёшку, протянул. Старушка подобрала самые свежие цветы, связала стебли травинкой.

– На, держи. Девушке дарить будешь?

– Ей.

– Повезло ей. – Старушка улыбнулась беззубым ртом. – Видно по глазам – любишь.

Владимир смутился, взял букет. Цветы пахли летом, полем, свежестью.

Прошёл дальше. У гастронома притормозил – вспомнил. Шоколад.

Зашёл внутрь. За прилавком продавщица дремала, облокотившись на кассу. Услышала шаги, встрепенулась:

– Слушаю вас, товарищ.

– Шоколад есть?

– Есть. Плиточный, отечественный. Пятнадцать рублей.

Дорого. Но Владимир не поморщился. Достал деньги, отсчитал. Продавщица завернула плитку в бумагу, перевязала ниточкой.

– Вот. Девушке?

– Ей.

Продавщица улыбнулась:

– Повезло ей с таким кавалером.

Владимир вышел из магазина, спрятал шоколад в карман пиджака. Цветы держал аккуратно, чтобы не помять.

Дошёл до моста. Солнце садилось – небо розовое, золотое. Река отражала закат.

Алина стояла у перил в светло-зелёном платье. Волосы забраны в косу, на шее – простая ниточка бус. Увидела Владимира, помахала.

Он подошёл. Протянул букет:

– Тебе.

Алина удивлённо взяла цветы, поднесла к лицу:

– Ромашки... Мои любимые. Откуда знал?

– Не знал. Просто понравились.

– Спасибо. – Она улыбнулась, посмотрела на него тепло. – Красиво.

– И ещё вот. – Владимир достал шоколад, протянул.

Алина ахнула:

– Шоколад?! Володя, да это же целое состояние!

– Ничего. Захотел порадовать.

– Ты... – Она помолчала, потом тихо: – Спасибо. Правда.

Они стояли у перил, Алина держала букет и шоколад, не зная, куда деть руки. Владимир улыбался, глядя на её смущение.

– Давай я понесу, – предложил он.

– Нет, я сама. Просто... не ожидала.

– А я хотел удивить.

– Удивил. – Алина посмотрела на цветы. – Знаешь, последний раз мне цветы дарили... даже не помню когда. До войны, наверное.

– Значит, пора было.

Они пошли вдоль реки – медленно, без цели. Просто гуляли. Алина несла букет, время от времени нюхала цветы.

– Как день прошёл? – спросил Владимир.

– Обычно. Рисовала в мастерской. Натюрморт с кувшином, всё ещё. Надоел уже.

– А когда закончишь?

– Завтра сдам. Наконец-то. – Она вздохнула облегчённо. – А у тебя?

– Интересно. Утром убирался в коммуналке. Решил навести порядок на кухне.

– И что?

– Соседи подхватили. Потом весь двор убирали. Забор красили, деревья белили, клумбы сажали.

Алина остановилась, посмотрела на него удивлённо:

– Ты серьёзно? Один начал – все подхватили?

– Ага. Сам не ожидал.

– Вот это да... – Она задумалась. – Знаешь, а это красиво. Один человек может изменить всё вокруг. Просто начав.

– Может. Я сегодня это понял.

Они пошли дальше. Солнце село окончательно, небо потемнело до тёмно-синего. Первые звёзды.

– А ты мечтаешь о чём-нибудь? – спросила Алина.

– О многом. Снять хорошее кино. Чтобы люди смотрели и верили.

– Это рабочая мечта. А личная?

Владимир задумался:

– Личная... Не знаю. Наверное, просто жить нормально. Работать, любить, быть счастливым. Без войны, без страха.

– Просто, но важно.

– А у тебя?

Алина посмотрела на звёзды:

– Хочу научиться рисовать так, чтобы люди чувствовали. Не просто смотрели – а чувствовали. Чтобы картина трогала за душу.

– Это сложно.

– Очень. Техника – это одно. А вложить душу – другое. Не всегда получается.

– Но ты стараешься.

– Стараюсь. – Она улыбнулась. – Как и ты со своим кино.

Они дошли до маленького сквера. Там стояла скамейка под старой липой. Сели. Алина положила букет на колени, развернула шоколад.

– Будешь?

– Конечно.

Она отломила кусок, протянула Владимиру. Сама взяла другой. Жевали молча – шоколад таял на языке, сладкий, с лёгкой горчинкой.

– Вкусно, – сказала Алина. – Давно не ела.

– Я тоже.

– Знаешь, когда была маленькая, бабушка иногда покупала мне шоколад. Раз в год, на день рождения. Я растягивала его на неделю – по маленькому кусочку каждый день.

– Экономная была.

– Не хотела, чтобы кончался. – Алина засмеялась. – Глупо, наверное.

– Не глупо. Понятно.

Они сидели, ели шоколад, смотрели на сквер. Деревья шелестели листвой. Где-то вдалеке играла гармошка – негромко, печально.

– А у тебя есть семья? – спросила Алина. – Кроме мамы?

– Нет. Только мама. Отец умер, когда я был маленький.

– Понимаю. У меня тоже только бабушка была. Родители умерли в тридцать седьмом.

Владимир посмотрел на неё – она говорила спокойно, без надрыва. Просто факт.

– Тридцать седьмой... – повторил он тихо.

Репрессии. Страшный год. Многие потеряли близких.

Алина кивнула:

– Отца забрали. Мать не пережила. Бабушка меня вырастила. А потом война, эвакуация... она не выдержала. Умерла в сорок втором.

– Прости.

– Ничего. – Алина пожала плечами. – Прошло. Я привыкла. Теперь сама по себе.

– Не совсем сама, – тихо сказал Владимир.

Алина посмотрела на него – внимательно, серьёзно:

– Правда?

– Правда.

Они смотрели друг на друга. В полутьме глаза Алины казались огромными. Владимир видел в них что-то... надежду? Осторожность? Желание поверить?

– Володя, – сказала она тихо, – мне страшно.

– Чего?

– Привязаться. Потерять. Снова остаться одной. – Она отвела взгляд. – Все, кого я любила, уходили. Я боюсь...

Владимир взял её руку – осторожно, мягко:

– Я никуда не уйду.

– Обещать нельзя. Жизнь непредсказуемая.

– Тогда скажу так: я не хочу уходить. Хочу остаться. Рядом с тобой.

Алина посмотрела на их сцепленные руки. Пальцы переплелись – её маленькие, его крепкие.

– Я тоже хочу, – прошептала она. – Очень хочу. Просто... дай мне время. Привыкнуть к тому, что не одна.

– Сколько угодно.

Они сидели, держась за руки. Тишина была тёплая, комфортная.

Алина положила голову на его плечо – легко, доверчиво. Владимир замер, боясь пошевелиться.

– Володя?

– Да?

– А ты веришь, что люди могут быть счастливыми? Просто так, без особой причины?

– Верю. Иначе зачем жить?

– Правильно. – Она вздохнула. – Я тоже верю. Просто забыла на время. А ты мне напомнил.

– Напомнил?

– Ага. Цветами, шоколадом. Вниманием. – Она подняла голову, посмотрела на него. – Заботой. Никто обо мне так давно не заботился.

– Теперь буду заботиться.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Алина улыбнулась – искренне, светло:

– Тогда я тоже обещаю. Заботиться о тебе.

– Договорились.

Они посидели ещё немного, потом встали. Пошли обратно – медленно, по тихим вечерним улицам. Алина несла букет в одной руке, другую держал Владимир.

– Знаешь, – сказала она, – мне сегодня снился сон. Будто я рисую портрет. Не знаю чей, лица не вижу. Просто рисую, и чувствую – это важно. Это что-то значит.

– Может, знак какой-то.

– Может. – Она задумалась. – А вообще, я верю в знаки. Не в мистику, а в то, что Вселенная подсказывает иногда.

– И что подсказала?

– Что я на правильном пути. – Она сжала его руку. – Что встретила правильного человека.

Владимир остановился, повернул её к себе:

– Алина, я...

– Не надо, – она приложила палец к его губам. – Не говори сейчас. Слова могут всё испортить. Просто... будь рядом.

– Буду.

Они стояли посреди пустынной улицы, держась за руки. Вокруг – ночная Москва, звёзды, тишина.

Алина встала на цыпочки, поцеловала его – быстро, легко. В губы на этот раз, не в щёку.

Потом отстранилась, улыбнулась смущённо:

– Всё. Побежала. А то совсем поздно.

– Провожу...

– Не надо. Недалеко. – Она сделала шаг назад. – Спасибо за вечер. За цветы. За шоколад. За... всё.

– Спасибо тебе. За то, что пришла.

– Всегда приду. – Она помахала рукой. – До завтра?

– До завтра.

Алина развернулась, пошла быстро. Цветы в руках, лёгкое платье развевалось. Обернулась раз, помахала ещё, скрылась за углом.

Владимир стоял, смотрел вслед. Губы ещё помнили её поцелуй – тёплый, сладкий от шоколада.

Он улыбнулся, коснулся губ пальцами.

Первый настоящий поцелуй.

Владимир пошёл домой – медленно, вспоминая вечер. Разговоры, признания, близость.

Алина боялась привязаться. Боялась потерять. Но решилась. Довериться. Открыться.

И он тоже.

Владимир вошёл в подъезд, поднялся в квартиру. Мать уже спала. Он прошёл в свою комнату, разделся, лёг.

Закрыл глаза – и увидел Алину. Её улыбку. Её глаза. Её доверие.

Владимир заснул с улыбкой.

Завтра – читка сценария. Работа. Фильм.

Но сегодняшний вечер был только его.

И Алины.

Их.

Владимир лежал минут десять, но сон не шёл. Мысли крутились – Алина, поцелуй, её слова «будь рядом», букет в её руках, как она положила голову на плечо...

Он сел на кровати, провёл рукой по волосам. Энергия переполняла. Хотелось что-то делать, создавать.

Встал, подошёл к окну. Распахнул его пошире. Ночной воздух прохладный, свежий. Над Москвой – россыпь звёзд, яркая, как вчера.

Владимир смотрел на небо, и вдруг слова пришли сами. Строчки, ритм, рифмы. Из памяти Леманского – того молодого студента, который писал стихи. Но теперь они наполнились новым смыслом.

Он подошёл к столу, зажёг свечу – экономил электричество. Взял лист бумаги, карандаш. Начал писать.

Рука двигалась быстро, почти сама. Слова лились:

*Ты пришла, когда я не искал,*

*Тихо, как рассвет весенний.*

*Я ромашки у старушки взял,*

*Не зная, что найду спасенье.*

Владимир остановился, перечитал. Улыбнулся. Продолжил:

*Ты смеёшься, и в глазах твоих*

*Звёзды отражают небо.*

*Я боялся слов таких простых,*

*Но сказать их – значит, не был слепым.*

Не совсем складно. Но искренне. Писал дальше:

*Ты сказала: «Дай мне время жить»,*

*Я ответил: «Буду ждать, сколько надо».*

*Потому что научился любить*

*С твоей улыбкой, словно с наградой.*

Он отложил карандаш, посмотрел на строчки. Наивно? Может быть. Но честно.

Перевернул лист. С обратной стороны начал рисовать.

Сначала просто линия – горизонт. Потом мост, отражение в воде. Силуэт – девушка у перил. Волосы, заплетённые в косу. Платье лёгкое.

Владимир не умел рисовать как Алина. Но сейчас это было не важно. Рука вела карандаш почти автоматически – штрихи, тени, детали.

Небо над мостом. Звёзды. Много звёзд – маленькие точки, кружочки. Он старательно вырисовывал каждую.

Алина на мосту, звёзды над ней. И где-то сбоку – его силуэт. Рядом с ней.

Владимир рисовал, улыбаясь. Глупо, по-детски. Но не мог остановиться.

Вспоминал каждую деталь вечера. Как она удивилась цветам. Как откусила шоколад и зажмурилась от удовольствия. Как положила голову на плечо. Как поцеловала – быстро, смущённо, но решительно.

Он добавил на рисунок ещё деталей. Цветы в её руках – схематично, но узнаваемо. Ромашки.

Потом написал внизу листа мелко, почти незаметно: *«Май 1945. Алина и звёзды»*.

Отложил карандаш, посмотрел на рисунок. Неумело. Угловато. Но...

Он улыбнулся ещё шире.

Встал, прошёлся по комнате. Вернулся к окну, посмотрел на звёзды.

Влюбился.

По-настоящему влюбился.

Не как Альберт Вяземский в прошлой жизни – там любви не было, только одиночество. А здесь... здесь была Алина. Живая, настоящая. С угольными пятнами на носу, с улыбкой, с осторожностью, с желанием поверить.

Владимир вернулся к столу, посмотрел на стихи и рисунок.

Раньше он бы посмеялся над собой. Сорокалетний мужик, пишет стихи как подросток, рисует звёзды, улыбается в темноту.

Но сейчас это было не смешно. Это было правильно.

Он влюбился – и это было прекрасно.

Владимир сложил лист пополне, убрал в ящик стола. Может, когда-нибудь покажет Алине. Или нет. Пусть останется его секретом.

Лёг обратно в кровать. Закрыл глаза.

Теперь сон шёл легко. Мысли успокоились. На душе было тепло, светло.

За окном звёзды продолжали гореть. Где-то там, в другом конце города, Алина тоже, наверное, не спала. Может, тоже думала о нём. Может, тоже улыбалась.

Владимир повернулся на бок, обнял подушку.

Завтра читка сценария. Работа. Фильм о любви.

И теперь он точно знал, как снимать про любовь. Потому что сам влюбился.

По-настоящему.

Глубоко.

Навсегда.

Владимир улыбнулся последний раз и заснул.

А на столе, при свете догорающей свечи, лежал сложенный лист. Со стихами с одной стороны и рисунком с другой.

Звёзды, мост, две фигуры рядом.

И слова:

*«Я боялся слов таких простых,*

*Но сказать их – значит, не был слепым».*

Свеча догорела.

Комната погрузилась в темноту.

Но в душе Владимира горел свет.

Свет любви.