Текст книги "Режиссёр из 45г (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Отличная работа. А это что?

– Это лавочка для сцены с гармонистом, – Иван Кузьмич показал на простую деревянную скамейку. – Специально состарил – потёртости сделал, краску облупил. Будет как настоящая старая.

– Молодец. Когда всё будет готово?

– К завтрашнему дню. Мы тут с ребятами ночевать останемся, если надо. Всё доделаем.

– Спасибо, – Володя пожал ему руку. – Очень ценю.

Он вышел из цеха, направился к третьему павильону. По дороге встретил Колю, который бежал с каким-то списком в руках:

– Владимир Игоревич! – Коля затормозил. – Вот, смотрите! Я всё распланировал!

Он сунул Володе лист бумаги, исписанный мелким почерком. Володя пробежался глазами – график перемещений по локациям, время прибытия, время отъезда, расчёт, сколько плёнки понадобится на каждую сцену.

– Коля, это же... это профессиональная работа!

– Я всю ночь делал, – Коля покраснел от удовольствия. – Хотел, чтобы всё было чётко. Чтобы не было накладок.

– У тебя получилось. Молодец. Размножь это, раздай всем.

– Уже размножил! – Коля достал из-под мышки пачку таких же листов. – Каждому по экземпляру!

Володя похлопал его по плечу:

– Ты у меня лучший ассистент, Коля.

Парень просто засиял.

В третьем павильоне царил контролируемый хаос. Лёха со своим помощником – молодым парнем по имени Гриша – возились с оборудованием. Микрофоны были разложены на столе, провода змеились по полу, записывающее устройство гудело.

– Лёха, как дела? – Володя подошёл.

– Да нормально, – Лёха вытер руки тряпкой. – Проверяю всё по третьему разу. Один микрофон фонил – нашёл причину, исправил. Провода новые поставил. Записывающее откалибровал. Всё будет работать как часы.

– Отлично. А в понедельник готов?

– Готов, – Лёха кивнул. – Владимир Игоревич, я тут подумал. В финальной сцене с оркестром звук будет сложный – много инструментов, много людей. Может, стоит дополнительный микрофон поставить?

Володя задумался:

– Сколько у нас всего?

– Три.

– Поставим два на оркестр, один на актёров. Справишься?

– Справлюсь. Гриша мне поможет.

Гриша, услышав своё имя, кивнул, не отрываясь от проводов.

Володя обошёл павильон. Катя-монтажница сидела за столом, склонившись над бумагами. Перед ней лежали раскадровки, схемы, расчёты.

– Катя, доброе утро.

Она подняла голову, поправила очки:

– Доброе утро, Владимир Игоревич. Смотрите, я расписала монтажный план. Вот здесь первая сцена – встреча. Я рассчитала, сколько плёнки уйдёт, если снимать три дубля. Вот здесь сцена поисков – там много мелких кадров, монтаж будет дробный. Я всё просчитала.

Володя взял листы, изучил. Катя проделала огромную работу – каждая сцена расписана подробно, с учётом хронометража, количества дублей, монтажных склеек.

– Катя, это превосходно. Ты будущий режиссёр, я серьёзно.

Она смутилась:

– Да что вы... Я просто хочу, чтобы всё получилось.

– Получится. С такой подготовкой обязательно получится.

В павильон вошёл Пётр Ильич Ковалёв – оператор. Он тащил на плече футляр с камерой, под мышкой держал треногу.

– Владимир Игоревич, здравствуйте! – он опустил груз на пол, отдуваясь. – Принёс камеру. Думаю, надо пристреляться – проверить, как она в разных условиях работает.

– Правильно думаете. Может, сейчас съездим на локацию? Посмотрим на Арбат при утреннем свете?

– Давайте. Как раз время подходящее – часов в восемь-девять там хороший свет будет. В понедельник примерно так же снимать будем.

– Отлично. Коля! – Володя позвал ассистента. – Организуй машину!

– Есть! – Коля бросился к двери.

Через десять минут они уже ехали на Арбат – Володя, Ковалёв и Иван Кузьмич, которого взяли, чтобы на месте уточнить детали. Машина тряслась на ухабах, солнце било в глаза, но настроение было приподнятое.

На Арбате было оживлённо – трамваи ходили, люди спешили на работу, дворники подметали. Ковалёв достал камеру, установил на треногу, начал смотреть в видоискатель.

– Свет хороший, – бормотал он, прищуриваясь. – Мягкий, рассеянный. Тени не резкие. Вот здесь будет отлично – общий план улицы. Петя идёт с той стороны...

Володя стоял рядом, представляя кадр. Вот Петя идёт по солнечной стороне улицы, насвистывает. Камера следует за ним. Потом видим Катю – она спешит, несёт сумку. Камера переключается на неё. Потом оба входят в кадр – встреча.

– Пётр Ильич, а можем мы сделать вот так, – Володя показал руками, – камера сначала на Пете, крупный план. Потом панорама – и видим Катю вдалеке. Потом наезд на Катю. А потом оба в кадре, средний план.

Ковалёв кивал:

– Можем. Понадобится несколько точек съёмки. Тут треногу поставим, тут поставим, тут поставим. Потом на монтаже склеим.

– Сколько времени займёт?

– Если три дубля на каждую точку... часа два-три. С учётом переставления камеры.

– Укладываемся, – Володя записал в блокнот. – Иван Кузьмич, а лужу где делаем?

Декоратор прошёлся, присматриваясь:

– Вот здесь, – он показал на участок асфальта. – Видите, тут небольшое углубление. Нальём воды – будет естественная лужа. Накануне вечером сделаем, к утру как раз подсохнет до нужного состояния.

– Отлично.

Они провели на Арбате больше часа, обходя место съёмки, прикидывая углы, замеряя расстояния. Ковалёв делал пробные кадры через видоискатель, Володя записывал заметки, Иван Кузьмич чертил схему в своём блокноте.

Когда вернулись на студию, было уже одиннадцать. Володя сразу направился в костюмерную – надо было проверить, как идёт последняя примерка.

В костюмерной Вера Дмитриевна командовала как генерал. Зина стояла на небольшом возвышении в своём почтальонском платье. Вера Дмитриевна крутилась вокруг неё с иголками в зубах, подкалывая подол.

– Стой ровно, деточка, не ерзай! – бормотала она сквозь иголки.

– Я стою, Вера Дмитриевна, – Зина послушно замерла.

Николай Фёдорович сидел на стуле в углу, уже одетый в свой костюм – серый пиджак, тёмные брюки, белая рубашка. Выглядел точно как Петя.

– Владимир Игоревич! – Вера Дмитриевна увидела его, выплюнула иголки в руку. – Смотрите, как хорошо получилось!

Володя обошёл Зину кругом. Платье сидело идеально – по фигуре, но не обтягивало. Выглядело поношенным, но опрятным. Голубой платок был повязан аккуратно.

– Прекрасно. Зина, ты выглядишь настоящей почтальоншей.

– Правда? – она неуверенно улыбнулась. – Я думала, может, слишком просто...

– Именно так и надо, – Володя покачал головой. – Простота – это правда. А праздничное платье?

Вера Дмитриевна достала с вешалки кремовое платье:

– Вот. Померить не успели ещё.

– Зина, переодевайся.

Зина ушла за ширму. Вера Дмитриевна подошла к Володе, говоря тихо:

– Хорошая девочка. Старательная. Я ей платье подгоняла – она стояла час, ни разу не пожаловалась. Не то что некоторые актрисы, что у нас бывают – те через пять минут ныть начинают.

– Зина не актриса. Она простой человек. Потому и искренняя.

Зина вышла из-за ширмы в кремовом платье. И Володя ахнул. Она преобразилась – из уставшей почтальонши превратилась в нежную девушку, идущую на первое свидание.

– Вера Дмитриевна, вы волшебница, – искренне сказал он.

– Да ладно вам, – старая женщина смахнула слезу. – Просто работу делаю. Вот только подол ещё подшить надо...

– Подошьёте. Времени достаточно.

Володя повернулся к Николаю:

– Николай Фёдорович, встаньте. Пройдитесь.

Николай встал, прошёлся по костюмерной. Двигался естественно – костюм сидел хорошо, не стеснял движений.

– Отлично. Вера Дмитриевна, у вас всё под контролем?

– Всё, Владимир Игоревич. К понедельнику всё будет готово. И эти костюмы, и для второстепенных ролей.

– Спасибо вам огромное.

Володя вышел из костюмерной. День набирал обороты. Нужно было проверить ещё массу вещей – реквизит, транспорт, согласовать с оркестром...

Он шёл по студии, и навстречу попадались люди – кто-то кивал, кто-то здоровался, кто-то спрашивал совета. Студия жила, работала, создавала.

В столовой Володя встретил всю команду – Лёху, Катю, Колю, Ковалёва, Громова-сценариста. Они сидели за одним столом, обедали щами и кашей, обсуждая детали.

– Владимир Игоревич, садитесь! – Лёха подвинулся, освобождая место.

Володя сел, взял поднос с едой. Ел и слушал, как команда обсуждает план съёмок:

– ...значит, в понедельник начинаем с Арбата. Сцена встречи. Если успеем за первую половину дня, после обеда переезжаем на Маросейку – сцена в почтовом отделении...

– ...а звук я буду писать одновременно с картинкой. Если что-то пойдёт не так, потом можем перезаписать...

– ...плёнки хватит, я просчитала. Главное – не тратить на дубли больше трёх раз...

Володя слушал и чувствовал гордость. Вот она, настоящая команда. Профессионалы, которые знают своё дело, которые горят проектом.

После обеда он собрал всех в павильоне:

– Друзья, сегодня пятница. Завтра, в субботу, у нас финальный прогон с актёрами. Всё отрепетируем ещё раз, уточним детали. В воскресенье – выходной. Отдыхаем, набираемся сил. А в понедельник – съёмки. Настоящие съёмки. Все готовы?

– Готовы! – хором ответили.

– Вопросы есть?

– Владимир Игоревич, – подняла руку Катя, – а если погода подведёт? Дождь пойдёт?

– У нас есть запасной план. Иван Кузьмич построил декорации. В крайнем случае снимем в павильоне. Ещё?

– А если актёры волноваться будут? – спросил Коля. – Зина вчера говорила, что боится камеры.

– Я с ними поработаю, – Володя успокоил. – Завтра на прогоне будет камера. Пусть привыкнут. Пётр Ильич, можете завтра принести камеру?

– Конечно. Поставим на треногу, пусть смотрятся, привыкают.

– Отлично. Ещё вопросы?

Вопросов больше не было.

– Тогда за работу. Сегодня доделываем последние приготовления. Завтра прогон. Понедельник – съёмки.

Все разошлись. Володя остался в павильоне, присел на стул, достал блокнот. Начал записывать план на завтра – какие сцены репетировать, в каком порядке, сколько времени на каждую.

В дверь постучали. Вошёл Борис Петрович – директор. Он держал в руках папку с документами.

– Владимир Игоревич, не помешаю?

– Нет, конечно. Проходите, Борис Петрович.

Директор сел напротив, положил папку на стол:

– Хотел лично передать. Это разрешения на съёмки в городе. На Арбате, в парке, на Маросейке. Всё согласовано, все печати стоят.

Володя открыл папку, пробежался глазами – действительно, все документы в порядке.

– Спасибо огромное.

– Не за что, – Борис Петрович закурил. – Как настроение? Готовы?

– Готовы. Команда работает отлично. Все горят, все стараются.

– Вижу, – директор кивнул. – Я сегодня по студии ходил, смотрел. Везде ваши люди – кто декорации готовит, кто технику проверяет. Энергия чувствуется. Это хороший знак.

– Я думаю, у нас получится.

– Я тоже так думаю, – Борис Петрович встал. – Ладно, не буду мешать. Работайте. Если что понадобится – обращайтесь.

Когда директор ушёл, Володя ещё раз просмотрел все документы, все планы, все списки. Кажется, они ничего не забыли. Всё готово.

День пролетел незаметно. К вечеру все устали, но это была приятная усталость – усталость от продуктивной работы. Володя отпустил всех домой в шесть часов:

– Идите, отдыхайте. Завтра встречаемся в десять. Выспитесь хорошенько.

Сам он задержался ещё на час – проверял последние детали, записывал заметки. Когда вышел из павильона, солнце уже садилось. Студия пустела, люди расходились по домам.

Володя шёл к выходу и думал о том, что через три дня начнутся съёмки. Настоящие съёмки. Всё, к чему они готовились эти две недели, воплотится в реальность.

И он был готов.

Глава 17

Понедельник начался в пять утра. Володя проснулся до будильника, как обычно. Несколько секунд лежал, глядя в потолок, потом резко сел. Сегодня. Сегодня начинаются съёмки.

Он быстро оделся, умылся холодной водой. На кухне обнаружил мать – она уже встала, варила кашу.

– Мам, что ты так рано?

– А как же, – Анна Фёдоровна разливала кашу по тарелкам. – Сын в первый раз фильм снимает, а я буду спать? Садись, ешь. Тебе сегодня силы понадобятся.

Володя ел быстро, почти не чувствуя вкуса. Волнение нарастало. Мать смотрела на него с нежностью:

– Не волнуйся, сынок. У тебя всё получится.

– Я не волнуюсь, – соврал Володя.

– Ещё как волнуешься, – она погладила его по голове. – Руки дрожат. Но это правильно. Если не волнуешься – значит, не важно. А у тебя важно.

Он допил чай, поцеловал мать и выбежал из дома. На улице было ещё прохладно, но солнце уже поднималось. Володя поймал трамвай, доехал до студии за двадцать минут.

У проходной его уже ждали. Коля метался с блокнотом, Лёха курил, нервно затягиваясь, Ковалёв проверял камеру. Грузовик ЗИС-5 стоял у ворот, шофёр дремал в кабине.

– Доброе утро! – Володя подошёл. – Все в сборе?

– Все, – Коля кивнул. – Актёры в костюмерной, переодеваются. Иван Кузьмич с помощниками уже на Арбате – готовят локацию. Вера Дмитриевна поехала с ними – следить за костюмами.

– Отлично. Грузим оборудование.

Следующие полчаса ушли на погрузку. Камера, треноги, софиты, провода, записывающее устройство – всё аккуратно укладывалось в кузов грузовика. Лёха руководил процессом, не давая никому таскать технику небрежно.

Зина и Николай Фёдорович вышли из корпуса уже в костюмах. Зина была бледная, кусала губы. Николай тоже выглядел напряжённым.

– Доброе утро, – поздоровался Володя. – Как настроение?

– Страшно, – честно призналась Зина. – Руки трясутся.

– Это нормально, – Володя взял её за руки, тёплые и влажные от волнения. – Первый съёмочный день всегда страшно. Но ты же репетировала. Ты знаешь свою роль. Просто делай то же самое, что на репетициях. Камера – это просто железяка. Не обращай на неё внимания.

– Постараюсь, – Зина глубоко вздохнула.

– Николай Фёдорович, как вы?

– Волнуюсь, – признался тот. – Но готов. Давайте снимать.

– Вот и правильно. Все по машинам!

Грузовик тронулся. В кузове сидели Лёха с помощником, Катя, Коля. Володя, Ковалёв, Зина и Николай ехали в отдельной машине – чёрной «Эмке», которую выделила студия.

Москва просыпалась. Редкие прохожие спешили на работу, дворники подметали улицы, где-то открывалась булочная. Володя смотрел в окно и мысленно прокручивал план съёмок. Первая сцена – встреча на Арбате. Самая важная. Если она получится – дальше будет легче.

На Арбат приехали без четверти семь. Иван Кузьмич уже всё подготовил. На тротуаре красовалась лужа – большая, аккуратная. Рядом стоял ящик с бутафорскими письмами. Прохожих пока было мало.

– Иван Кузьмич, красавец, – Володя осмотрел локацию. – Всё идеально.

– Старались, – декоратор вытер пот. – Воды нальём ещё, если надо. Она быстро испаряется.

Команда начала разворачиваться. Ковалёв с помощниками устанавливал камеру на первую точку – общий план улицы. Лёха натягивал провода, размещал микрофоны. Катя записывала хронометраж. Коля бегал между всеми, помогая то одному, то другому.

Вера Дмитриевна осматривала актёров – поправила воротничок Николаю, подколола платок Зине:

– Вот так. Теперь всё как надо.

К половине восьмого всё было готово. Ковалёв посмотрел в видоискатель:

– Владимир Игоревич, свет отличный. Ловите момент – через час солнце поднимется, будет жёстче.

– Начинаем, – Володя хлопнул в ладоши. – Внимание всем! Первая сцена, первый кадр. Общий план – Петя идёт по улице. Николай Фёдорович, вы помните мизансцену?

– Помню. Иду вот отсюда, – Николай показал, – насвистываю, смотрю по сторонам. Доходу до угла, сворачиваю.

– Точно. Коля, разметка есть?

Коля мелом начертил на асфальте крестик:

– Вот до сюда идти.

– Отлично. Все по местам! Прохожих попросим подождать. Коля, поставь того дядю с газетой – попроси постоять в стороне пару минут.

Коля побежал к прохожему, что-то объяснял, размахивая руками. Мужчина кивнул, отошёл. Ещё несколько любопытных собрались поодаль – смотрели, что происходит.

– Тихо на площадке! – Володя поднял руку. – Звук готов?

– Готов! – Лёха показал большой палец.

– Камера готова?

– Готова! – Ковалёв склонился над видоискателем.

– Актёры готовы?

– Готовы! – Николай встал на исходную позицию.

Володя глубоко вдохнул. Первый кадр. Начало его фильма.

– Мотор!

Катя щёлкнула хлопушкой:

– Сцена первая, дубль первый!

– Начали!

Николай пошёл. Насвистывал «Катюшу», руки в карманах, лёгкая походка. Прошёл несколько метров, огляделся по сторонам – любуется городом. Дошёл до метки, свернул за угол.

– Стоп! – крикнул Володя. – Ковалёв, как картинка?

– Отлично. Чистая, без помех.

– Лёха, звук?

– Хороший. Свист слышно, шаги слышно.

– Делаем второй дубль. На всякий случай.

Повторили. Николай шёл более уверенно, насвистывал громче. Володя наблюдал, прищурившись. Хорошо. Живо.

– Стоп! Принято! – он повернулся к команде. – Переставляем камеру. Вторая точка – крупный план Пети. Ковалёв, помните схему?

– Помню. Ставим вот сюда.

Камеру переносили, устанавливали заново. Это заняло минут пятнадцать. Володя пользовался паузой, подошёл к Николаю:

– Как чувствуете себя?

– Нормально. Страх прошёл. Когда начал идти, забыл про камеру. Как будто просто по улице гуляю.

– Вот именно. Продолжайте в том же духе.

Сняли крупный план – Петя идёт, лицо в кадре. Насвистывает, улыбается краешком губ. Взгляд мечтательный.

– Стоп! Отлично! Ещё дубль!

Второй дубль. Третий.

– Принято! Теперь Катя. Камеру переставляем – она идёт с другой стороны.

Зина встала на исходную. Сумка через плечо, платок повязан туго. Лицо усталое, но она держится молодцом.

– Мотор!

Зина пошла. Быстрым шагом, чуть сутулясь под тяжестью сумки. Смотрит себе под ноги, думает о своём.

– Стоп! Зина, отлично! Ещё раз!

Повторили. Зина шла уже более уверенно, вошла в ритм.

– Принято! Теперь главное – сцена встречи. Оба в кадре. Камеру ставим сюда, средний план. Актёры, помните мизансцену?

– Помним, – кивнули оба.

– Тогда поехали. Николай Фёдорович, вы идёте отсюда. Зина, ты отсюда. Встречаетесь вот здесь, у лужи. Зина, ты не видишь лужу, шагаешь в неё. Николай Фёдорович, вы видите, но не успеваете предупредить. Дальше по сценарию – Зина роняет письма, вы помогаете собрать. Помните?

– Помним.

– Главное – не играйте. Живите. Как на репетиции. Готовы?

– Готовы.

Володя отступил к камере. Сердце колотилось. Это ключевая сцена. Если она получится – полфильма в кармане.

– Тихо на площадке! Звук?

– Готов!

– Камера?

– Готова!

– Мотор!

– Сцена первая, встреча, дубль первый!

– Начали!

Николай пошёл слева, насвистывая. Зина справа, торопливым шагом. Они приблизились друг к другу. Николай увидел лужу, обошёл. Зина не смотрела – шагнула прямо в воду. Остановилась, посмотрела вниз. Лицо исказилось – досада, усталость, отчаяние. Она подняла глаза – и встретилась взглядом с Николаем.

Володя затаил дыхание. Вот оно. То самое мгновение. Зина смотрит на Николая, и в глазах – удивление, смущение. Николай смотрит на неё – сочувствие, вина, и что-то ещё. Искра.

Зина открыла сумку, начала доставать письма. Руки дрожат – от волнения ли, от холода ли. Несколько писем выскользнули, упали. Николай бросился помогать. Оба присели, собирают. Руки коснулись – Зина вздрогнула, отдёрнула руку, потом всё-таки взяла письмо.

– Простите, – сказал Николай тихо, и голос звучал так искренне, что Володя почувствовал мурашки.

– Ничего, – Зина так же тихо. – Сама виновата.

Они доиграли сцену до конца – Зина торопливо собрала письма, пробормотала «спасибо» и убежала, оглянувшись на ходу. Николай остался стоять, глядя ей вслед, с улыбкой на лице.

– Стоп! – Володя еле сдержался, чтобы не закричать от восторга. – Это было... это было прекрасно!

Ковалёв выпрямился от камеры:

– Владимир Игоревич, картинка чистая. Всё попало в кадр.

– Лёха, звук?

– Отличный. Всё слышно – и шаги, и голоса, и даже всплеск воды, когда в лужу наступила.

Володя подошёл к актёрам. Зина вытирала слёзы:

– Я... я не знаю, что на меня нашло. Я как будто и правда была там, в тот момент...

– Вот именно, – Володя обнял её за плечи. – Ты не играла. Ты жила. Это и есть правда. Николай Фёдорович, вы тоже молодец. Химия между вами невероятная.

– Мы ещё дубль снимем? – спросил Николай.

– Да, обязательно. Но уже для подстраховки. Первый дубль идеальный, но мало ли что – плёнка может дать сбой. Давайте повторим.

Сняли второй дубль. Потом третий. С каждым разом актёры становились всё более уверенными, но Володя чувствовал – первый дубль был лучше. Там была свежесть, первичность эмоции.

– Принято! – он хлопнул в ладоши. – Первая сцена в кармане! Делаем перерыв на пятнадцать минут, потом переезжаем на Маросейку – почтовое отделение.

Команда расслабилась. Лёха закурил, Ковалёв вытирал объектив камеры платком. Катя записывала в блокнот. Коля раздавал всем воду из фляги.

Вера Дмитриевна подошла к Володе:

– Владимир Игоревич, я смотрела со стороны. Красота что была. Я прямо прослезилась.

– Правда?

– Правда-правда. Вы из них настоящих актёров делаете.

Любопытные прохожие, которые наблюдали за съёмками, подходили, расспрашивали. Одна старушка спросила:

– А про что кино-то?

– Про любовь, бабушка, – ответил Коля. – Про то, как фронтовик вернулся и девушку встретил.

– Ох, хорошее кино, значит, – старушка перекрестилась. – Дай Бог вам. Снимайте, снимайте.

Через пятнадцать минут всё оборудование было погружено обратно в грузовик. Поехали на Маросейку.

Почтовое отделение было старое – двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Внутри пахло бумагой и пылью. За стойкой сидела начальница – пожилая женщина в очках. Володя заранее согласовал съёмки, объяснил, что нужно.

– Снимайте, – сказала она. – Только быстро. У меня работа идёт.

– Быстро, обещаю.

Ковалёв осматривал помещение, прикидывая, где поставить камеру. Свет был тусклым – одна лампочка под потолком.

– Владимир Игоревич, нужны софиты. Иначе будет темно.

– Ставьте.

Лёха с помощником тащили софиты, подключали. Свет залил помещение – стало намного лучше. Начальница поморщилась:

– Ой, ярко-то как...

– Потерпите, бабушка, – Лёха улыбнулся. – Мы быстро.

Сцена в почтовом отделении была простая – Петя заходит, спрашивает про девушку-почтальона, начальница отшивает его. Володя объяснил мизансцену Николаю и начальнице, которая согласилась сыграть саму себя.

– Вы просто будьте собой, – сказал Володя ей. – Представьте, что к вам пришёл человек с глупым вопросом. Как обычно реагируете?

– Да я таких каждый день по десять штук вижу, – начальница фыркнула. – Приходят, ничего толком объяснить не могут. «Мне письмо», говорят. А какое письмо? От кого? Куда? Молчат.

– Вот и играйте так же. Раздражённо, но не зло. Просто устали от глупых вопросов.

– Это я могу.

Снимали быстро. Николай заходил, подходил к стойке, мялся:

– Здравствуйте... Я тут... ищу одну девушку. Она у вас работает.

– Какую девушку? – начальница даже не поднимала глаз от бумаг.

– Почтальоном. Она...

– У меня почтальонов пятеро. Какая конкретно?

– Ну... – Николай терялся. – Молодая. В голубом платке.

– Молодых трое. С платком – все ходят. Имя знаешь?

– Нет...

– Адрес?

– Нет...

– Тогда чего пришёл? – начальница наконец подняла взгляд, и в нём была такая натуральная досада, что Володя чуть не рассмеялся. – У меня работа. Некогда мне.

Николай стоял растерянный, крутил фуражку в руках. Потом пробормотал «извините» и вышел.

– Стоп! – Володя хлопнул в ладоши. – Отлично! Бабушка, вы прирождённая актриса!

Начальница смутилась:

– Да ладно вам... Я просто как всегда.

– Вот поэтому и хорошо. Ещё дубль снимем, для подстраховки.

Сняли ещё два дубля. Начальница входила во вкус, даже начала импровизировать – добавила фразу: «Ишь, женихов понаехало. С фронта вернулись, теперь всех девок ищут.»

Володя оставил это в дубле – фраза была в тему, добавляла живости.

– Принято! Спасибо вам огромное, бабушка!

– Да не за что, – она помахала рукой. – Приходите ещё, если что.

Дальше переехали в небольшой скверик недалеко от Чистых прудов. Там снимали сцену с гармонистом. Старик-музыкант, которого нашёл Иван Кузьмич, уже ждал – сидел на скамейке, держал гармонь.

– Здравствуйте, дедушка, – Володя подошёл. – Спасибо, что согласились.

– Да чего там, – старик махнул рукой. – Я рад. Давно в кино не снимался. Ещё до революции один раз снялся, у Протазанова.

– Правда? – Володя удивился.

– Правда. Играл извозчика. Одна сцена была, но я горжусь.

– Тогда вы профессионал. Сцена такая – Петя сидит рядом с вами, грустит. Вы играете на гармони, он подпевает. Песня «Гори, гори, моя звезда». Знаете такую?

– Знаю. Играл тысячу раз.

– Отлично. Николай Фёдорович помнит слова. Просто играйте, а он запоёт.

Готовились быстро. Камеру поставили так, чтобы в кадре были оба – старик с гармонью и Николай рядом. Задний план – деревья, прохожие вдалеке.

– Мотор!

Старик заиграл. Гармонь запела – протяжно, грустно. Николай сидел, опустив голову, слушал. Потом начал подпевать – тихо, почти шёпотом:

*«Гори, гори, моя звезда,*

*Звезда любви приветная,*

*Ты у меня одна заветная,*

*Другой не будет никогда...»*

Голос дрожал. Володя видел – Николай вспоминал. Вспоминал фронт, товарищей, тех, кто не вернулся. Вспоминал и пел.

На втором куплете голос окреп, стал увереннее. Но в глазах стояли слёзы. Старик играл, не глядя на него, но Володя чувствовал – между ними возникла связь. Два человека, прошедшие войну, сидят на скамейке и поют о потерянной звезде, о надежде, о любви.

Когда песня закончилась, на площадке стояла тишина. Катя плакала, вытирая слёзы рукавом. Лёха отвернулся. Ковалёв сморгнул влагу.

– Стоп, – прошептал Володя. – Это было... Боже, это было невероятно.

Николай сидел, уронив голову на руки. Старик положил гармонь на колени, смотрел куда-то вдаль.

– Извините, – Николай поднял голову, вытер глаза. – Я не хотел... Просто вспомнилось.

– Не извиняйтесь, – Володя подошёл, положил руку на плечо. – Это и нужно было. Это правда. Спасибо вам. И вам, дедушка.

Старик кивнул:

– Я тоже вспоминал. Гражданскую, двадцатый год. Мы тогда тоже пели эту песню. У костра, в окопах. Многих нет. А песня осталась.

Володя дал всем пять минут передохнуть. Сам отошёл в сторону, достал платок, вытер глаза. Слишком сильно. Слишком пронзительно. Это не просто кадр – это документ эпохи, свидетельство.

– Ещё дубль? – спросил Ковалёв.

– Нет, – Володя покачал головой. – Не надо. Это невозможно повторить. Один дубль – и достаточно.

Дальше снимали быстрее. Сцена, как Петя бегает по городу, спрашивает прохожих, заглядывает в трамваи. Эти кадры были лёгкие, почти комедийные. Николай импровизировал – то спотыкался, то чуть не сбивал старушку, то путался в словах. Володя давал ему свободу, и это работало.

К двум часам дня сняли уже половину запланированного. Сделали перерыв на обед – прямо на улице, сидя на скамейках. Вера Дмитриевна привезла термос с чаем и бутерброды. Все ели молча, устало, но довольно.

– Как думаете, успеем сегодня всё? – спросил Ковалёв.

– Успеем, – Володя посмотрел на список. – Осталось ещё несколько сцен поисков и финальная сцена в парке. Финальную, правда, оставим на другой день – оркестр только завтра сможет.

– Тогда реально успеем.

После обеда продолжили. Снимали на разных улицах – Петя заглядывает в магазин, Петя бежит за трамваем, Петя спрашивает у милиционера. Каждую сцену делали по два-три дубля, не больше. Время поджимало, плёнка была на вес золота.

К пяти вечера команда выдыхалась. Жара спала, появилась вечерняя прохлада. Володя посмотрел на уставшие лица:

– Друзья, ещё одна сцена. Последняя на сегодня. Петя сидит на лавочке у пруда, смотрит на воду, думает. Это тихая сцена, созерцательная. Николай Фёдорович, вы сможете?

– Смогу, – Николай кивнул, хоть и выглядел измотанным.

Приехали к Чистым прудам. Солнце клонилось к закату, золотило воду. Ковалёв поставил камеру на берегу. Николай сел на лавочку, смотрел на пруд.

– Мотор!

Николай сидел неподвижно. Смотрел на воду, на уток, плавающих у берега. Лицо усталое, задумчивое. В глазах – растерянность, одиночество, но и надежда. Где-то там, в этом огромном городе, есть она. Девушка с голубым платком. И он найдёт её.

– Стоп. Принято.

Володя подошёл к Ковалёву:

– Как картинка?

– Красивая. Свет золотой, вода блестит. Будет хорошо смотреться.

– Отлично. На сегодня всё! – Володя повернулся к команде. – Друзья, вы молодцы! Мы сняли огромный кусок. Я горжусь вами. Завтра продолжим – финальная сцена с оркестром. А сегодня – всем домой, отдыхать.

Обратно ехали молча. Все устали – приятной, глубокой усталостью. Володя смотрел в окно и прокручивал в голове отснятое. Встреча – отлично. Почтовое отделение – хорошо. Сцена с гармонистом – шедевр. Поиски – живо, динамично.

Они сделали это. Первый съёмочный день – успех.

На студии разгружались быстро. Ковалёв бережно упаковывал камеру, Лёха сматывал провода. Катя считала отснятые метры плёнки:

– Владимир Игоревич, мы потратили восемьсот метров. Это чуть меньше плана. Вы очень экономно снимаете.

– Плёнка дорогая. Нельзя транжирить. Зато каждый дубль – качественный.

Зина и Николай переоделись обратно в свою одежду. Зина выглядела счастливой, хоть и уставшей:

– Владимир Игоревич, а когда мы увидим отснятое?

– Через несколько дней. Плёнку нужно проявить, просмотреть. Потом вместе посмотрим.

– Я так жду! Хочу увидеть, как это выглядит на экране.

Все расходились. Володя остался последним, запирал павильон. Борис Петрович вышел из административного корпуса, подошёл:

– Ну как? Первый день?

– Отлично. Мы сняли почти всё, что планировали. Актёры молодцы, команда работает как часы.

– Я знал, что у вас получится, – директор закурил. – Идите домой, Владимир Игоревич. Отдыхайте. Завтра новый день.

Володя вышел со студии в половине восьмого. Солнце уже село, небо темнело. Он шёл к трамваю и думал о том, что день был хорошим. Очень хорошим.

Они снимают кино. Настоящее кино. И оно получается живым, искренним, правдивым.

В трамвае он закрыл глаза, прислонился к окну. Тело ныло от усталости, но душа пела. Володя понял – вот оно. То самое чувство, ради которого стоит жить. Творчество. Созидание. Когда ты создаёшь что-то прекрасное вместе с людьми, которые тебе верят.

Он вышел на своей остановке, дошёл до дома. Поднялся по лестнице. Мать встретила его на пороге:

– Ну как, сынок? Получилось?

– Получилось, мам, – Володя обнял её. – Очень хорошо получилось.

– Вот и славно. Садись, я тебе ужин подогрею.

Володя сидел на кухне, ел борщ и рассказывал матери о съёмках. Она слушала, кивала, улыбалась. Пётр Иванович зашёл на минутку, расспросил, как дела. Клавдия высунулась, поздравила.

После ужина Володя лёг в постель. Хотел уснуть сразу, но не получалось – в голове крутились кадры, сцены, планы на завтра.

Завтра финальная сцена. Танцплощадка, оркестр, вальс. Самая красивая, самая важная сцена фильма.

Он должен снять её идеально.

Володя закрыл глаза и наконец провалился в сон – глубокий, без сновидений, сон усталого, но счастливого человека.