Текст книги "Режиссёр из 45г (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Зина кивнула, не отводя глаз от Николая. Николай тоже кивнул.

– Это химия, – сказал Володя. – Это то, что нельзя сыграть. Это либо есть, либо нет. А у вас есть.

Он отступил назад:

– Продолжайте. Зина, ты роняешь письма. Николай Фёдорович, ты помогаешь их собрать.

Зина присела на корточки, начиная собирать воображаемые письма. Николай тут же опустился рядом, протягивая руку. Их пальцы коснулись, когда оба потянулись к одному и тому же месту. Зина вздрогнула, отдёрнула руку, но потом всё-таки взяла письмо. Николай улыбнулся.

– Простите, – сказал он негромко, точно по тексту, но голос звучал так искренне, что Володя понял: это уже не актёр говорит – это Петя извиняется перед Катей.

– Ничего, – Зина тоже говорила тихо, смущённо. – Сама виновата. Надо было смотреть.

Они доиграли сцену до конца – Катя торопливо собрала письма, сказала «спасибо» и убежала, оглянувшись на ходу. Петя остался стоять, глядя ей вслед, с улыбкой на лице.

– Стоп, – сказал Володя и захлопал в ладоши. – Отлично! Просто отлично!

Зина и Николай перевели дух, переглянулись и рассмеялись – от облегчения, от радости, от того, что получилось.

– Вот так и будем снимать, – Володя подошёл к ним. – Вы понимаете, что вы сейчас сделали? Вы прожили эту сцену. Не сыграли – прожили. И это видно.

– Владимир Игоревич, – Зина вытирала вспотевший лоб, – а знаете, мне было легко. Я как будто и правда стала Катей. Забыла, что я Зина, что это репетиция.

– Вот именно, – кивнул Володя. – Это и называется правдой на сцене. Катя, – он повернулся к монтажнице, которая сидела с широко открытыми глазами, – ты заметила?

Катя кивнула:

– Они как будто и правда встретились впервые. Я даже забыла, что это репетиция. Смотрела как... как будто в окно подглядываю.

– Точно! – Володя улыбнулся. – Именно так зритель и должен чувствовать. Что он не кино смотрит, а подглядывает за настоящей жизнью.

Лёха, который всё это время молча курил у стены, вдруг заговорил:

– Владимир Игоревич, а можно вопрос?

– Конечно.

– Вы где-то учились этому? Работе с актёрами? Просто... у вас подход какой-то особенный. Не как у других режиссёров, с которыми я работал.

Володя на секунду задумался. Да, он учился – в другой жизни, в другом времени, работая с моделями в клипах и рекламе, уговаривая их быть естественными, не играть на камеру. И ещё раньше, когда Альберт Вяземский был молод и мечтал снимать настоящее кино, он зачитывался Станиславским, смотрел «Броненосца Потёмкина» Эйзенштейна раз двадцать, анализируя каждую сцену.

– Много читал, – наконец ответил он. – Станиславский, Эйзенштейн. И... фронт научил. На войне видишь людей настоящих. Без масок. Понимаешь, что такое правда, а что – фальшь.

Лёха кивнул, принимая объяснение.

– Ладно, – Володя хлопнул в ладоши, – продолжаем. Следующая сцена – Петя ищет Катю по городу. Николай Фёдорович, тут у вас будет комедия. Пробежки, расспросы, путаница. Давайте разберём по кусочкам.

Следующие два часа пролетели незаметно. Они разобрали сцену за сценой – как Петя спрашивает у прохожих про девушку-почтальона («Их много, парень, весь район обслуживают!»), как заходит в почтовое отделение и пугает начальницу («Какую Катю? У нас три Кати работают!»), как сидит на лавочке с гармонистом и поёт грустную песню, как наконец видит Катю в толпе на концерте в парке.

Володя не давал готовых решений. Он задавал вопросы, подталкивал актёров к поиску, помогал найти в себе нужные эмоции. «Николай Фёдорович, а вы когда-нибудь кого-то искали? По-настоящему искали, когда сердце колотится, а в голове только одна мысль – найти?» – «Искал. Жену, когда вернулся. Она эвакуировалась, я не знал куда. Два дня по Москве мотался, пока не выяснил адрес.» – «Вот и вспомните это чувство. Это и есть Петя.»

Зина расцветала прямо на глазах. Поначалу стеснительная, она всё больше раскрепощалась, начинала импровизировать. В сцене на концерте, когда Катя вдруг видит Петю в толпе, она не просто замерла – она вся так и вспыхнула, глаза загорелись, на губы сама собой набежала улыбка. «Вот это, – сказал Володя, – вот это и снимем. Камера поймает.»

Когда они дошли до финальной сцены с вальсом, в павильон заглянул Борис Петрович. Директор стоял у двери, не желая мешать, но Володя заметил его и поманил рукой:

– Борис Петрович, проходите! Как раз репетируем финал.

Директор подошёл, сел на свободный стул. Коля тут же вскочил, предлагая свой, но Борис Петрович махнул рукой – мол, сиди, сиди.

– Финальная сцена, – объяснил Володя. – Парк Горького, концерт, танцплощадка. Петя и Катя, наконец-то вместе, танцуют вальс. Вокруг другие пары. Оркестр играет. Счастье. Николай Фёдорович, Зина, давайте попробуем. Без музыки пока, просто движение.

Николай протянул руку Зине:

– Потанцуем?

Зина положила ладонь ему на плечо. Николай обнял её за талию. И они начали кружиться.

Володя смотрел на них и видел не двух соседей, репетирующих сцену. Он видел Петю и Катю – двух людей, которые прошли через войну, через одиночество, через страх потерять друг друга, и вот теперь, наконец, танцуют под майским небом. Они двигались неловко, сбиваясь с ритма, наступая друг другу на ноги, но в этой неловкости была такая трогательная искренность, что у Володи защемило в груди.

Зина вдруг тихо засмеялась – от радости, от какого-то внутреннего переполнения. Николай улыбнулся в ответ и закружил её быстрее. Они кружились по пустому павильону, и казалось, что вокруг них и правда звучит оркестр, и светит солнце, и весь мир празднует вместе с ними.

Когда они остановились, в павильоне стояла тишина. Борис Петрович сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на актёров с тёплой улыбкой. Катя-монтажница вытирала слёзы. Лёха затушил уже третью папиросу. Коля что-то быстро записывал в блокнот.

– Вот это кино, – наконец сказал Борис Петрович негромко. – Вот это настоящее кино, Владимир Игоревич. Когда смотришь и веришь.

Володя подошёл к Зине и Николаю, которые стояли, всё ещё держась за руки:

– Спасибо вам. Вы молодцы.

– Владимир Игоревич, – Зина говорила сбивчиво, щёки её горели, – а мне было так легко! Я как будто и правда на танцплощадке. И Коля... то есть Николай Фёдорович... он так ведёт в танце, что я забыла про всё.

Николай смущённо потупился:

– Это я ещё до войны научился. Жена любит танцевать.

– Значит, в финале всё будет ещё лучше, – Володя похлопал его по плечу. – Когда оркестр заиграет по-настоящему.

Борис Петрович поднялся с места:

– Владимир Игоревич, можно вас на минутку?

Они отошли к стене. Директор закурил, выпустил дым:

– Я зашёл просто посмотреть, как идёт. И знаете, что скажу? У вас талант. Настоящий талант – работать с людьми, вытаскивать из них правду. Я таких режиссёров за всю жизнь человека три встречал.

Володя не знал, что ответить. Борис Петрович продолжил:

– Вы не торопитесь. Не гоните актёров, не ломаете. Вы ведёте их, как... как хороший проводник в горах. Показываете путь, а они идут сами. Это редкий дар.

– Спасибо, Борис Петрович, – Володя помолчал. – Просто... я хочу, чтобы кино было настоящим. Живым. Чтобы люди, которые придут в зал, увидели себя. Свои радости, свои страхи, свою любовь.

– Вот именно, – директор кивнул. – Кино должно лечить душу. Семён Семёныч так говорит, и он прав. Особенно сейчас, после войны. Людям нужны не подвиги и не пафос. Им нужна простая человеческая история. О любви, о счастье, о том, что жизнь продолжается.

Он затушил папиросу о подошву ботинка:

– Продолжайте работать. Если что нужно – обращайтесь. Я не буду мешать творческому процессу, но помогу, чем смогу.

Когда директор ушёл, Володя вернулся к команде:

– Ну что, друзья, сделаем перерыв на обед? А после продолжим – пройдёмся по второстепенным сценам.

В столовой их ждал обычный обед – щи с хлебом, каша с маслом, компот из сухофруктов. Сели за один длинный стол. Зина и Николай всё ещё были под впечатлением от репетиции, обсуждали сцены, спорили о деталях. Коля записывал в блокнот, Катя слушала с интересом, Лёха изредка вставлял свои замечания.

Володя сидел, прихлёбывая компот, и смотрел на них. Вот она, команда. Люди, которые загорелись идеей, поверили в проект. Каждый из них вкладывает душу – не потому что надо, а потому что хочется. Николай, простой шофёр, мечтает сыграть хорошо, чтобы жена гордилась. Зина надеется, что, может быть, кино откроет ей дорогу к новой жизни, к учёбе, к мечте. Катя, молодая монтажница, хочет научиться видеть ритм, чувствовать эмоцию. Лёха ищет новые звуковые решения, экспериментирует. Коля просто счастлив, что попал на съёмочную площадку.

– Владимир Игоревич, – Николай вдруг обратился к нему, – а можно вопрос?

– Конечно.

– Вот эта сцена, где Петя поёт с гармонистом... Там какую песню? В сценарии не указано.

Володя задумался:

– Что-то грустное. Протяжное. Фронтовое, может быть. Николай Фёдорович, а вы что пели на фронте?

– Да всякое, – Николай пожал плечами. – «Землянку», «Тёмную ночь», «Синий платочек»... А ещё один парень у нас в роте романс знал старинный. «Гори, гори, моя звезда». Мы его часто пели, когда особенно тоскливо было.

– Вот это и споёте, – решил Володя. – «Гори, гори, моя звезда». Для Пети эта звезда – Катя. Он её потерял, ищет, тоскует. А звезда горит где-то далеко, недосягаемо. Подходит идеально.

Николай кивнул:

– Могу. Голос у меня так себе, но сердцем спою.

– Вот сердцем и надо, – улыбнулся Володя.

После обеда они вернулись в павильон. Репетировали до вечера – разбирали второстепенные сцены, отрабатывали движения, искали интонации. Володя работал кропотливо, внимательно, не пропуская ни одной мелочи. Вот в этой сцене Катя должна не просто сказать «до свидания», а немного задержаться, посмотреть Пете в глаза – чтобы зритель понял, что она тоже чувствует что-то. Вот здесь Петя поправляет воротник – мелкая деталь, но она показывает его волнение.

Когда солнце начало клониться к закату и свет из верхних окон стал золотистым, Володя объявил:

– На сегодня заканчиваем. Вы все молодцы, отлично поработали. Завтра продолжим, согласны?

– Согласны! – хором ответили Зина и Николай.

Они разошлись. Володя остался в павильоне один, собирая свои бумаги. В кармане зашелестел листок с рисунком Алины. Он достал его, развернул. Алина нарисовала его спящим – мягкие линии, полуприкрытые глаза, лёгкая улыбка на губах. Внизу подпись её рукой.

Володя улыбнулся, провёл пальцем по рисунку. Мой. Да, он её. И она его. Впервые в жизни – и в этой, и в той, прошлой – у него есть кто-то родной, близкий, свой.

Он сложил листок обратно, убрал в карман и вышел из павильона.

Москва встретила его вечерним светом. Солнце садилось за крыши домов, окрашивая облака в розовый и оранжевый. Володя шёл по улице и думал о том, как много изменилось за эти несколько дней. Он нашёл дело, которое любит. Нашёл команду, с которой хочется работать. Нашёл любовь, которая согревает изнутри.

И это только начало.

Впереди – съёмки. Долгие дни работы, поиска, творчества. Впереди – готовый фильм, который, он верил, тронет сердца людей. Впереди – жизнь с Алиной, счастливая, наполненная смыслом.

Володя ускорил шаг. Алина ждала его. Они договорились встретиться у её дома в семь. Ему не терпелось увидеть её снова, обнять, рассказать, как прошёл день, поделиться радостью.

Трамвай дребезжал на стыках рельсов. Володя стоял у окна и смотрел на проплывающие улицы. В груди было тепло и спокойно. Он был счастлив.

По-настоящему, глубоко счастлив.

Глава 12

Алина ждала его у крыльца своего дома. Увидев Володю, она улыбнулась – той самой улыбкой, от которой у него всякий раз что-то переворачивалось внутри. Волосы были распущены, падали на плечи мягкими волнами. Простое ситцевое платье в мелкий цветочек, лёгкий платок на плечах. Никакой косметики, никаких украшений. Просто Алина. Его Алина.

– Здравствуй, – сказала она тихо, когда он подошёл.

– Здравствуй, – Володя взял её за руку, поднёс к губам, поцеловал пальцы. – Скучала?

– Ужасно, – она прижалась к его плечу. – Весь день тебя ждала. Рисовать не могла – всё время думала о тебе.

– Я тоже о тебе думал, – признался Володя. – На репетиции, во время обеда, по дороге. Всё время.

Они пошли по улице, держась за руки. Вечерняя Москва утопала в золотистом свете заката. Длинные тени тянулись от домов, где-то играли дети, женщины сидели на лавочках, обсуждая дневные новости. Володя и Алина шли медленно, никуда не торопясь.

– Расскажи, как прошёл день, – попросила Алина.

Володя рассказывал – о первой репетиции, о том, как Зина и Николай нашли своих персонажей, о финальной сцене с вальсом, от которой Катя-монтажница плакала. Алина слушала внимательно, не перебивая, только иногда кивала или сжимала его руку.

– Я хочу посмотреть на ваши репетиции, – сказала она, когда он закончил. – Можно?

– Конечно можно, – Володя улыбнулся. – Приходи когда хочешь. Только предупреди заранее, я скажу на проходной.

Они свернули к набережной. Река медленно несла свои воды, тихо шепча что-то на своём древнем языке. Её зеркальная поверхность отражала нежные оттенки розового неба, создавая иллюзию, что оно висит прямо над водой. Лёгкий ветерок играл с лозами ивы, свисающими с берега вдали, и они, казалось, шептали о чём-то своём, скрытом от посторонних глаз.

На парапете набережной царила особая атмосфера. Влюблённые пары, переплетённые в объятиях, наслаждались моментом близости, их глаза светились счастьем. Рядом с ними играли дети, бросая камешки в воду и смеясь, когда те, ударившись о гладь, создавали маленькие круги. Старик с седыми волосами и добрыми глазами кормил голубей, и птицы, словно понимая его без слов, садились ему на плечи и руки, принимая угощение.

Володя и Алина, найдя свободную скамейку в тени раскидистого дерева, сели рядом. Скамейка была немного влажной, но это не мешало им чувствовать себя уютно. Молча сидели, держась за руки, и смотрели на реку, которая, казалось, уносила с собой все тревоги и заботы. В этот момент мир вокруг них словно замер, и только лёгкий шум воды и смех детей напоминали о том, что жизнь продолжается.

Алина положила голову ему на плечо, чувствуя тепло его тела и ритм дыхания. Володя обнял её за талию, прижимая к себе, словно защищая от всего мира. Они сидели молча, наслаждаясь моментом близости. Солнце медленно опускалось за крыши домов, окрашивая их в мягкие золотистые оттенки. Небо меняло цвета: от золотого к розовому, от розового к фиолетовому, словно художник на палитре смешивал краски. В воздухе витал легкий запах лета, а где-то вдалеке слышался шум редких проезжающих мимо машин. Этот вечер был наполнен тишиной и спокойствием.

– Володя, – Алина вдруг подняла голову, посмотрела ему в глаза. – Ты веришь в судьбу?

Он задумался. Верит ли он? Он умер в одной жизни и проснулся в другой. Встретил её. Нашёл то, ради чего стоит жить. Случайность? Или...

– Не знаю, – честно ответил он. – Раньше не верил. Думал, что всё случайно. Но теперь... – он провёл рукой по её волосам, – теперь думаю, что, может быть, и правда есть что-то. Что-то, что привело меня к тебе.

Алина прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением:

– Я тоже так думаю. Ведь мы могли не встретиться. Ты мог пройти мимо того сквера. Я могла не пойти рисовать в тот день. Но мы встретились.

– И я рад, что встретились, – Володя наклонился, поцеловал её в висок. – Очень рад.

Солнце скрылось за горизонтом. Фонари вдоль набережной зажглись тусклым светом. Небо потемнело, и на нём начали проступать первые звёзды. Володя смотрел на них и вспоминал ту ночь, когда они стояли на мосту и смотрели на звёзды вместе. Казалось, прошла вечность, но на самом деле всего несколько дней.

– Звёзды такие яркие сегодня, – прошептала Алина, глядя вверх.

– Да, – Володя тоже поднял взгляд. – В Москве всегда хорошо видно звёзды. Не то что... – он осёкся. Хотел сказать «не то что в моё время», но вовремя остановился.

– Не то что где? – Алина повернулась к нему.

– Не то что на фронте, – быстро нашёлся Володя. – Там часто дым, пыль, не видно ничего.

Алина кивнула, принимая объяснение. Она снова положила голову ему на плечо, и Володя почувствовал, как её тёплое дыхание коснулось его шеи. Он закрыл глаза, наслаждаясь моментом. Запах краски и скипидара, который всегда сопровождал её, был таким знакомым и уютным. Этот аромат смешивался с чем-то ещё – с запахом её кожи, волос и её самой, создавая уникальную симфонию, которую он ощущал только рядом с ней. В этом слиянии запахов и тепла он чувствовал, как между ними растёт что-то большее, чем простая влюблённость.

– Алина, – он заговорил тихо, почти шёпотом, – хочешь, я прочитаю тебе стихи?

Она вздрогнула от неожиданности, подняла голову:

– Стихи? Ты пишешь их снова?

– Немного, – Володя невинно улыбнулся. – Наивные, юношеские.

Алина смотрела на него широко распахнутыми глазами:

– Прочитай.

Володя наклонился к ней ближе. Так близко, что его губы почти касались её уха, и она почувствовала лёгкое тепло его дыхания на своей коже. Он ощущал, как её тело дрожит, словно отзываясь на его близость. В этот момент всё вокруг словно исчезло, остались только они вдвоём в этом маленьком пространстве. Володя, с лёгкой улыбкой на губах, начал читать. Его голос был мягким и глубоким, полным нежности и заботы. Он произносил каждое слово медленно, словно наслаждаясь звуками, которые вырывались из его груди. Каждое предложение, словно заклинание, обволакивало её, даря чувство спокойствия и защищённости. Она закрыла глаза, полностью погружаясь в его голос, и почувствовала, как её сердце начинает биться в такт с его ритмом.

*В твоих глазах – вся нежность мира,*

*В твоих руках – моя судьба,*

*Ты как мечта, что мне приснилась,*

*Ты как звезда в ночной дали...*

Алина замерла. Её дыхание участилось. Володя продолжал, почти касаясь губами её уха, чувствуя, как она вся напряглась, как пульс её участился:

*Я б целовал твои ладони,*

*Я б целовал твои уста,*

*Я б шёл за тобой сквозь тысячи ночей,*

*Лишь только знать, что ты – моя...*

Его губы коснулись мочки её уха. Лёгкое, почти невесомое прикосновение. Алина тихо ахнула, закрыла глаза. Володя чувствовал, как она дрожит всем телом. Он продолжал, обжигая её шёпотом:

*Твои волосы – шёлк в моих пальцах,*

*Твоя кожа – нежнее лепестка,*

*Я бы пил твоё дыхание губами,*

*Я бы знал тебя всю – до конца...*

Он целовал её ухо, шею, линию скулы. Лёгкие, невесомые поцелуи, от которых Алина вся обмякла, прильнув к нему. Её руки сжались на его рубашке. Она повернула голову, нашла его взгляд своими глазами – тёмными, полными чего-то глубокого, жадного, безудержного.

– Володя, – прошептала она срывающимся голосом.

Он не успел договорить последнюю строфу. Алина потянулась к нему, и их губы встретились.

Это был не нежный поцелуй. Это была жадность, голод, страсть, которую они сдерживали всё это время. Алина целовала его так, словно боялась, что он исчезнет, растает, как мираж. Её пальцы запутались в его волосах, прижимая его к себе. Володя обнял её крепко, почти до боли, одна рука на её талии, другая на затылке, и отвечал на поцелуй с той же неистовостью.

Они целовались, как подростки – жадно, неумело, отчаянно. Их дыхание смешалось, сердца бились в унисон. Алина тихо застонала, когда его губы скользнули к её шее, целуя, покусывая, вдыхая её запах. Володя чувствовал, как она вся горит, как дрожит под его руками.

– Володя, – она прошептала, запрокинув голову, давая ему доступ к своей шее, – Володя, я...

Он снова нашёл её губы. Они целовались долго, забыв обо всём – о людях вокруг, о вечере, о времени. Существовали только они двое, их губы, их руки, их тела, прижатые друг к другу.

Когда они наконец оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. Алина смотрела на него затуманенным взглядом, губы припухли от поцелуев, щёки горели. Володя гладил её по волосам, по лицу, не в силах оторваться.

– Ты сводишь меня с ума, – прошептала Алина, прижимаясь лбом к его лбу. – Твои стихи... твои поцелуи... Я не могу...

– Я тоже не могу, – признался Володя. – Я думаю о тебе каждую секунду. Я хочу быть с тобой всё время.

Она снова потянулась к его губам, и они снова целовались – медленнее теперь, глубже, наслаждаясь каждым моментом. Володя чувствовал её вкус, её тепло, её мягкость. Алина целовала его так, словно хотела запомнить каждую деталь, каждое мгновение.

Они оторвались друг от друга, чтобы перевести дух. Сидели, обнявшись, глядя друг другу в глаза. Молчали. Слова были не нужны. Всё, что они хотели сказать, было в их взглядах – в тех искрах, что прыгали между ними, в той нежности, что переполняла обоих.

Володя провёл пальцем по её губам. Алина поцеловала его палец, закрыла глаза. Он обнял её крепче, притянул к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь, обняла его за талию.

Они сидели так, слушая стук сердец друг друга, чувствуя тепло, близость, любовь. Вокруг шумел вечерний город, текла река, горели фонари, но для них ничего этого не существовало. Был только он и она. Только это мгновение. Только эта близость.

– Володя, – Алина наконец заговорила, не поднимая головы с его груди, – пойдём ко мне.

Он замер. Сердце забилось сильнее. Она подняла голову, посмотрела ему в глаза – прямо, открыто, без стыда:

– Пойдём. Я хочу быть с тобой. Не хочу расставаться сегодня.

Володя не нашёлся, что ответить. Просто кивнул. Они поднялись со скамейки, и Алина взяла его за руку. Пошли обратно, к её дому. Шли быстро, молча, изредка бросая друг на друга взгляды, полные обещания.

Они поднялись по скрипучей лестнице на этаж. Алина достала ключ, отперла дверь в свою комнату. Володя вошёл следом.

Маленькая комната, похожая на мастерскую. Кровать у окна, мольберт в углу, стопки холстов, банки с красками, запах скипидара и масла. На стене – рисунки углём, наброски, этюды. Одна тусклая лампа под абажуром давала мягкий, тёплый свет.

Алина закрыла дверь на щеколду, повернулась к нему. Они стояли, глядя друг на друга. Молча. В её глазах он видел волнение, желание, любовь. В его – то же самое.

Она сделала шаг к нему. Потом ещё один. Встала так близко, что он чувствовал её дыхание. Медленно, осторожно подняла руки, положила ладони ему на грудь. Володя накрыл её руки своими.

– Алина, – прошептал он хрипло.

– Тише, – она поднялась на цыпочки, коснулась губами его губ. – Не говори. Просто будь со мной.

И они снова слились в поцелуе – долгом, глубоком, жадном. Руки Володи скользнули по её спине, прижимая к себе. Алина застонала тихо, вплетая пальцы в его волосы. Они целовались, медленно двигаясь к кровати, спотыкаясь, не желая оторваться друг от друга.

Алина опустилась на край кровати, потянула его за собой. Володя сел рядом, обнял её, целовал шею, плечи, ключицы. Она запрокинула голову, дыша прерывисто, руками расстёгивая пуговицы на его рубашке.

– Алина, – он остановился, взял её лицо в ладони, посмотрел в глаза, – ты уверена?

Она кивнула, улыбнулась – нежно, доверчиво:

– Уверена. Я хочу быть с тобой. Полностью. Без остатка.

Он поцеловал её – медленно, нежно, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь, всю нежность, всё обещание заботы и верности. Алина ответила, и в её поцелуе было то же – доверие, любовь, отдача.

Лампа под абажуром тускло светила в углу. За окном темнело. Звёзды одна за другой проступали на небе. А в маленькой комнате, пахнущей красками и скипидаром, двое влюблённых открывали друг друга – медленно, осторожно, с нежностью и страстью.

Их руки исследовали, губы целовали, тела сплетались. Алина тихо шептала его имя, прижимаясь к нему всем телом. Володя гладил её волосы, кожу, целовал каждый сантиметр, запоминая, боготворя.

Когда они наконец слились воедино, Алина вскрикнула тихо, впиваясь ногтями ему в спину. Володя замер, давая ей привыкнуть, целовал слёзы на её щеках – слёзы не боли, а переполнявших чувств. Потом они двигались вместе – медленно, нежно, глядя друг другу в глаза, шепча имена, теряясь в ощущениях.

Это было не просто физической близостью. Это было слияние душ. Это было признание в любви без слов. Это было обещание быть вместе – всегда, что бы ни случилось.

Когда всё закончилось, они лежали, обнявшись, укрытые простынёй. Алина положила голову ему на грудь, слушая стук его сердца. Володя гладил её по волосам, по спине. Молчали. Слова были не нужны.

– Я люблю тебя, – наконец прошептала Алина в темноте.

– Я тоже люблю тебя, – ответил Володя, целуя её в макушку. – Больше жизни.

Она подняла голову, посмотрела на него. В полутьме её глаза блестели. Улыбнулась:

– Останешься до утра?

– Останусь, – он притянул её ближе. – Никуда не уйду.

Алина снова уткнулась лицом ему в грудь. Через несколько минут её дыхание стало ровным, глубоким – она уснула. Володя лежал, обнимая её, и смотрел в темноту.

Ему было хорошо. Спокойно. Тепло. Он нашёл дом. Не просто место, где живёт, а настоящий дом – там, где любят, где ждут, где принимают таким, какой есть.

Он нашёл её.

И больше никогда не отпустит.

–

Утро наступило тихо. Володя проснулся от солнечных лучей, пробивающихся сквозь занавеску. Алина спала рядом, уткнувшись носом ему в плечо, одна рука на его груди. Он лежал неподвижно, не желая её будить, просто наслаждался моментом.

Она была прекрасна. Растрёпанные волосы на подушке, полуоткрытые губы, длинные ресницы, отбрасывающие тени на щёки. Следы угля на пальцах, которые она не отмыла вчера. Маленькая родинка на ключице. Каждая деталь казалась ему совершенной.

Алина пошевелилась, застонала сонно, открыла глаза. Увидела Володю и улыбнулась – той самой улыбкой, от которой у него всякий раз всё внутри переворачивалось.

– Доброе утро, – прошептала она.

– Доброе, – Володя поцеловал её в лоб.

Они лежали, обнявшись, в объятиях друг друга, не спеша вставать. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь редким шорохом одеяла или тихим дыханием. За окном уже начали раздаваться первые утренние звуки: скрип калитки, приглушённые голоса людей, спешащих по своим делам, и весёлое чириканье воробьёв, приветствующих новый день. Однако в этой уютной комнате, наполненной теплом и уютом, время словно остановилось, позволяя им насладиться моментом.

– Володя, – Алина провела пальцем по его груди, – ты счастлив?

– Счастлив, – он поймал её руку, поцеловал пальцы. – Больше, чем когда-либо.

– Я тоже, – она прижалась к нему крепче. – Я так боялась остаться одна навсегда. А теперь ты здесь. И мне кажется, что всё будет хорошо.

– Будет, – пообещал Володя. – Обязательно будет.

Они встали, когда солнце уже поднялось достаточно высоко. Алина приготовила простой завтрак – хлеб, масло, чай. Сидели за маленьким столом у окна, держась за руки, изредка обмениваясь взглядами, полными невысказанной нежности.

– Сегодня у тебя снова репетиция? – спросила Алина.

– Да, – Володя кивнул. – В десять. Мне пора...

– Я провожу, – она встала, накинула платок на плечи.

Они спустились по лестнице, вышли на улицу. Утренняя Москва жила своей обычной жизнью. Алина проводила Володю до трамвайной остановки.

– Увидимся вечером? – спросила она, не отпуская его руку.

– Обязательно, – Володя обнял её, поцеловал. – Я приду, как только закончу.

Трамвай подошёл. Володя запрыгнул на подножку, помахал ей рукой. Алина стояла на остановке, провожая его взглядом, пока трамвай не скрылся за поворотом.