Текст книги "Порочная луна (ЛП)"

Автор книги: Си Джей Праймер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

30

– Чтобы это сработало, тебе нужно быть честным, – заявляет Эйвери, устанавливая основные правила для этого допроса, с которым я только что согласился сотрудничать.

Не то чтобы у меня был большой выбор. На каждый вопрос, на который я отвечу о Гильдии, она ответит на один из моих об оборотнях, и именно по этой причине я пришел сюда в первую очередь. Мне нужно понять, кто я такой, прежде чем я смогу хотя бы начать обдумывать, что ждет меня дальше, если у меня вообще есть какое-то будущее.

По крайней мере, она принесла в камеру пару стульев, чтобы мы могли сидеть. Не то чтобы я жаловался на свои условия содержания, поскольку здесь со мной обращались гораздо лучше, чем с любым заключенным Гильдии в наших камерах, но приятно подняться с земли. Спать на нем прошлой ночью было отстойно. Учитывая мою военную подготовку, это был не первый раз, когда я проводил бессонную ночь на жестком полу. Я провел несколько из них и за пределами камеры Эйвери.

– Я узнаю, если ты солжешь, – продолжает она, и мой взгляд опускается на ее длинные загорелые ноги, когда она закидывает одну на другую.

Крошечные шортики, которые она носит, такие короткие, что выглядят преступно.

– У оборотней есть встроенный детектор лжи.

Мои глаза снова поднимаются, чтобы встретиться с ее.

– Чушь собачья, – усмехаюсь я.

– Ах, видишь? – замечает она, ухмыляясь. – У тебя получается.

Я закатываю глаза.

– Думаешь, ты смешная?

– Кажется, это пустой вопрос, но да, я знаю.

Я хмурюсь, уже зная, что с ней это будет не просто допрос. Нет, она будет тыкать, дразнить и заманивать меня до тех пор, пока у меня не начнет раскалываться голова и я не почувствую, что хочу вылезти из собственной кожи.

Черт, неужели это волк внутри меня?

– Итак, ты сказал, что это называется Гильдия, верно? Вы с отцом ее основали?

Я киваю, игнорируя навязчивые мысли о звере, скрывающемся под моей кожей, и вновь сосредотачиваюсь на текущей задаче.

– После смерти моей мамы, да. Это была идея моего отца, но я согласился с ней.

Ее губы скривились в отвращении.

– Почему?

– Думаю, ему нужна была новая цель, – пожимаю я плечами.

– Нет, я имею в виду, почему ты согласился на это?

Я встречаюсь с ней взглядом, приподнимая бровь.

– Разве не моя очередь?

Она выдыхает, откидываясь на спинку стула.

– Ладно, спрашивай, – бормочет она, махнув рукой.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь понять, с чего, черт возьми, мне вообще следует начать.

– Оборотни и вервульфы – это одно и то же?

Эйвери фыркает, как будто я только что задал самый глупый вопрос на планете.

– Да. Ну, в общем. Термин ‘вервульф’ был увековечен художественной литературой, но мы предпочитаем, чтобы нас называли оборотнями, и этот термин охватывает нечто большее, чем просто волков. Лисы, медведи… – она замолкает, когда понимает, что я смотрю на нее так, словно она говорит на иностранном языке. – Что?

– Медведи? – я повторяю, мой мозг все еще пытается переварить информацию.

– Ммм, – промычала она, переворачивая руку и рассеянно разглядывая свои только что отполированные ногти. – Однажды я встретила одного. Редко можно встретить медведя-оборотня, они в основном держатся особняком. Они не о жизни стаи, как мы, – ее глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими. – Сколько здесь охотников?

– Тридцать на поле боя, включая девять только что прибывших для подкрепления, – отвечаю я. – Ну, двадцать девять без меня. Сколько оборотней в твоей стае?

– Не-а, – цокает она, качая головой. – Я сказала, что отвечу на вопросы о оборотнях, а не о моей стае или территории. Насколько я знаю, ты здесь как шпион.

Мои губы кривятся в хмурой гримасе.

– Ты действительно в это веришь? Я рассказал тебе, что они сделали со мной, когда узнали, кто я.

– Ты лгал раньше, – пожимает она плечами, снимая ворсинку со своей рубашки. Затем она снова смотрит на меня, в ее глазах вспыхивает искорка. – Помнишь, когда ты сказал, что не хочешь меня трахать?

– Помнишь, когда ты пыталась вести себя так, будто тебе это не нравится? – я огрызаюсь в ответ, удерживая зрительный контакт с ней.

Уголок ее рта приподнимается.

– Туше.

Черт возьми, клянусь, мы могли бы задохнуться от того, каким сильным только что стало сексуальное напряжение в этой комнате. Мое горло сжимается от тяжелого сглатывания, когда я пытаюсь вытащить свой разум из сточной канавы и придумать другой вопрос, который можно задать, чтобы не попасть в цель.

– Всем ли оборотням нужна стая?

– В значительной степени, – легкомысленно отвечает она. – Волки плохо справляются сами по себе. Без стаи они могут одичать и стать негодяями. Ну, если только они не альфа-типа, который… – она поднимает руку, неопределенно указывая в мою сторону.

– Так вот кто я такой?

– Теперь моя очередь, – указывает она, складывая руки на груди. – Вопросом на вопрос, помнишь?

Я резко киваю.

Она задумчиво наклоняет голову, изучая меня, ее ноги все еще скрещены, а носок кроссовки подпрыгивает.

– Сколько у тебя трупов?

Я хмурю брови.

– Например, сколько оборотней я убил?

Она кивает, и я делаю глубокий вдох.

– Честно говоря, я не следил, – бормочу я. – Убивать никогда не было для меня острым ощущением. Охота мне нравится. Но убивать – не так уж и много.

– Может быть, это был твой внутренний волк, восставший против того, чтобы ты уничтожал себе подобных, – предполагает она, бросая на меня многозначительный взгляд.

– Возможно, – вздыхаю я. – Теперь, когда я думаю об этом, у меня действительно часто болела голова после миссий. Я думал, это как-то связано с понижением уровня адреналина, но они стали еще хуже после того, как тебя привезли, так что теперь я думаю, что, возможно, это были мой… волк.

Я не могу не съежиться, произнося последнее слово. Правда в том, что мне все еще трудно смириться с тем фактом, что стук в голове, который я испытываю уже несколько недель, – это не какое-то недиагностированное заболевание, а скорее сверхъестественный зверь, который может проникнуть сквозь мою кожу.

Черт, часть меня почти желает, чтобы это была опухоль мозга.

– Раньше я много пил после успешной миссии, и выпивка, похоже, снимала головную боль, – продолжаю я, размышляя вслух.

– Ммм, да, алкоголь притупляет твоего внутреннего волка, – размышляет Эйвери, покусывая нижнюю губу. – Кроме того, оборотни усваивают алкоголь иначе, чем люди, поскольку наши тела восстанавливаются сами по себе. Чтобы напиться, нам требуется намного больше.

Я фыркаю от смеха.

– Ну, это кое-что объясняет.

– Ты явно все еще прекрасно справляешься с этим, – замечает она.

– Я через многое прошел.

Она оценивающе прищуривается, глядя на меня.

– Кого ты потерял?

Мой пульс учащается, горло сжимается.

– Я потерял много людей в своей жизни, – ворчу я.

– Может быть, это и так, но в ночь полнолуния, когда напали охотники,… ты потерял кого-то важного, не так ли?

Она продолжает пристально смотреть на меня, явно не прекращая задавать вопросы, пока я не дам ей прямой ответ.

Я судорожно сглатываю.

– Кто это был? – настаивает она.

Я не уверен, когда именно мы начали переходить на личную территорию с этими вопросами вместо того, чтобы придерживаться общего обмена информацией, но я не против ответить ей. Мне просто трудно сдерживать свои эмоции, чтобы выдавить слова.

– Моего лучшего друга, – прохрипел я, отводя взгляд. – Бена.

Эйвери медленно кивает.

– Прости, – шепчет она, и я поднимаю взгляд, чтобы снова встретиться с ее глазами, обнаруживая, что они округляются от сочувствия. – За твою потерю, – уточняет она. – Меня не было там во время нападения, и я не сожалею, что охотники были уничтожены. Они напали нас, и мы сделали то, что должны были, защищаясь. Мы тоже потеряли людей. Я не сожалею, что угроза была устранена до того, как они смогли нанести больший ущерб, но мне жаль, что ты потерял своего друга.

– Я не потерял, – бормочу я, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. – По крайней мере, теперь я помню его таким, каким он был. Если бы он все еще был рядом, когда я превратился в это… – я замолкаю, качая головой.

– Ты же не думаешь, что он не принял бы тебя?

– Нет, – признаюсь я, проглатывая растущий комок в горле. – Бен был настоящим Гилдом, всю жизнь. Он помогал мне собраться с мыслями всякий раз, когда я отклонялся от заявления о миссии или начинал сомневаться в чем-то. Он верил в правое дело. Если бы он знал, кто я такой, он бы не смог пройти мимо этого.

– Но ты это сделал.

Я наклоняю голову вперед, зарываясь руками в волосы.

– Я все еще работаю над этим.

Она прищелкивает языком.

– Значит, хоть ты и оборотень, ты все еще ненавидишь их.

– Меня так учили, – бормочу я, поднимая голову, чтобы встретиться с ней взглядом. – Но, честно говоря, я больше не знаю, что чувствовать.

Для человека, посвятившего свою жизнь охоте на оборотней, я никогда не проводил много времени рядом с ними, до Эйвери. Теперь это кажется смешным, что я потратил столько лет на уничтожение вида, который я даже не пытался понять. Я, наверное, мог бы сосчитать на пальцах, сколько раз я разговаривал с кем-нибудь из них, потому что, по правде говоря, мне было все равно. Я не учитывал и не принимал их человечность. Я видел в них только чудовищных зверей, которых нужно было уничтожить, предпочитая игнорировать любые доказательства обратного.

То, что я стал куратором Эйвери, изменило ситуацию. Чем больше времени я проводил рядом с ней, тем меньше мог объяснить, что она скорее монстр, чем человек. Особенно когда другие охотники вокруг меня начали вести себя намного более чудовищно, чем она когда-либо. Даже сейчас, я все еще чувствую себя человеком, и технически я оборотень.

Я вздыхаю, перенося свой вес на спинку стула.

– Хорошо, мой вопрос.

Она кивает, указывая на меня открытой ладонью.

– Тебе всегда больно, когда ты… меняешься? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – ее губы изгибаются в подобии улыбки, как будто она вспоминает о своем собственном опыте. – Первые несколько раз, когда ты меняешься, определенно возникают некоторые трудности роста, но как только ты начинаешь интегрироваться со своим волком, становится легче.

– И как мне это сделать?

– Как я уже сказала, ты должен принять его. Открыть свой разум и впустить его. Признать, что он существует, – она наклоняется вперед, сверля меня тяжелым взглядом. – Ты сейчас борешься со своим волком, потому что ты явно все еще отрицаешь. Как только ты примешь то, кто ты есть на самом деле, все пойдет для тебя намного проще.

– Тебе легко говорить, – ворчу я. – Ты всегда знала, кто ты.

Несмотря на то, что я потратил несколько дней, пытаясь осмыслить все это, мне кажется, что сейчас я ничуть не ближе, чем был, когда начинал. Каждый ответ только что уступил место большему количеству вопросов.

Честно говоря, удивительно, что я еще не сорвался и не сошел с ума. Весь мой мир только что перевернулся с ног на голову. Я оказался на другом конце программы уничтожения, которую помог начать, и теперь я обращаюсь за помощью к человеку, которого держал в тюрьме исключительно из-за того, кто она есть; кто мы оба.

Это настолько нелепо, что было бы смешно, если бы это происходило не со мной.

Если подумать, то нахождение взаперти в этой комнате, возможно, единственное, что сохраняет мое здравомыслие на данный момент. Когда мне оставалось смотреть только на эти четыре стены, у меня было достаточно времени подумать… Хотя, по общему признанию, я все еще сомневаюсь, стоит ли вообще пытаться осознать, кто я такой, или мне следует просто покончить со всем этим. Я имею в виду, какой, блядь, в этом смысл? Моя мама умерла. Мужчина, который вырастил меня, на самом деле даже не мой отец, и он полностью отвернулся от меня. Единственным человеком, который у меня был, был Бен, но теперь и он мертв. У меня нет ничего и никого.

– Ты знаешь, кто был твоим настоящим отцом? – спрашивает Эйвери, задумчиво глядя на меня.

Я качаю головой.

– Понятия не имею. Я имею в виду, у моей мамы было много секретов. У меня всегда было ощущение, что мы от чего-то убегаем, поскольку мы так часто переезжали, и теперь, я думаю, это имеет смысл. Но я все еще не понимаю, как она вообще узнала об оборотнях, или как она связалась с одним из них. Должно быть, случилось что-то плохое, раз она убежала в испуге.

– Может быть, она просто боялась того, чего не могла понять, – предполагает Эйвери.

– Или, может быть, он угрожал ей.

Она пожимает плечами.

– Это возможно, – она делает паузу, склонив голову в задумчивости. – Ты хочешь узнать, кем он был? Я имею в виду, даже если ты не хочешь отношений со своим биологическим отцом, возможно, он мог бы помочь пролить свет на некоторые вещи и заполнить пробелы для тебя.

Я неглубоко выдыхаю, проводя рукой по лицу.

– Я даже не знаю, с чего начать поиски.

– Я могла бы помочь, если хочешь. Пара моих подруг – гении в области информационных технологий. Они могли бы немного покопаться, может быть, хотя бы выяснить, где жила твоя мама примерно в то время, когда ты был зачат. Если мы сможем точно определить местонахождение стаи в этом районе, мы могли бы связаться с ними и узнать, не знает ли кто-нибудь что-нибудь.

– Думаю, попробовать стоит, – пожимаю я плечами.

Она кивает, и последовавшее за этим молчание, повисшее между нами, кажется гнетущим.

– Это опять мой вопрос? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь уйти от темы моей семьи – или ее отсутствия – и перейти к чему-то, что не вызывает у меня желания пустить себе пулю в лоб.

– Конечно, – отвечает она, распрямляя ноги и перекрещивая их в противоположную сторону.

Мой взгляд слишком долго задерживается на ее ногах, прежде чем снова встретиться с ее взглядом.

– Как долго ты собираешься держать меня взаперти?

– Это зависит от обстоятельств, – размышляет она. – Если информация, которую ты мне даешь, подтвердится, то, вероятно, будет безопасно выпустить тебя, – ее губы изгибаются в коварной ухмылке. – Хотя я думаю, что тебе, вероятно, следует наложить здесь, внизу, по крайней мере, двухнедельную епитимью, как я наложила в твоей камере. Может быть, даже дольше, с тех пор как мне пришлось искать свой собственный выход. Звучит справедливо, правда? Как долго ты вообще планировал держать меня?

Я выгибаю бровь.

– Честно?

Она кивает.

– Столько, сколько мог. Пока ты была взаперти, ты была в безопасности.

– В безопасности? – усмехается она.

– Ты видела, что произошло, когда Грифф и Адамс вошли в твою камеру, – говорю я, хмурясь. – Они не единственные в Гильдии, кто ведет себя подобным образом. Они все немного не в себе.

Она приподнимает бровь.

– Но ты не такой?

– Я просто облажался по-другому.

Она фыркает от смеха, отбрасывая волосы назад.

– Разве не все мы такие?

Мы смотрим друг другу в глаза, какое-то безмолвное понимание проходит между нами. Она увидела всю глубину моей порочности, когда я держал ее в плену. Я видел ее непостоянство, когда она была заперта, и ей нечего было терять. Мы оба выложились друг перед другом на все сто, и тот факт, что мы можем даже смотреть друг на друга, говорит только о том, насколько мы оба, должно быть, облажались.

– Ты жалеешь об этом? – спрашивает она, облизывая губы языком.

От этого простого действия мой мозг начинает работать по спирали. Внезапно я в точности вспоминаю, как выглядели эти губы, обхватившие мой член, как ощущался этот язык, кружащий по моему стволу, когда она засасывала меня до задней стенки своего горла.

– Сожалею о чем? – я задыхаюсь, перенося свой вес на стул, когда наклоняюсь, чтобы незаметно поправить одолженные спортивные штаны, которые на мне надеты.

– Похитил меня, – уточняет она. – Подумай об этом, если бы ты этого никогда не сделал, возможно, твоя жизнь все еще была бы идеальной. Ты бы все еще был охотником, у тебя все еще был бы отец…

– И я бы все равно когда-нибудь обратился, – заканчиваю я за нее. – Я бы все еще жил во лжи.

Она прикусывает внутреннюю сторону щеки, отводя взгляд.

– Может, и нет.

– У меня нет времени на сожаления, – уныло бормочу я. – Сейчас ничего не изменишь.

– Я полагаю, это правда, – вздыхает она, протягивая руку, чтобы провести пальцами по волосам. – Но все же, ты должен задуматься о том «что, если». Например, на что бы это было похоже, если бы ты всегда знал, что ты оборотень? Если бы ты вырос с другими оборотнями, возможно, мы бы встретились при других обстоятельствах.

Я медленно киваю, отчасти желая, чтобы это было так.

– Как теперь обстоят дела со всеми этими шутками о собаках? – поддразнивает она, ухмыляясь.

Я качаю головой с тихим смешком.

– Наверное, не стоило называть тебя бестией.

– Вообще-то, забавно, что ты это сделала. У моей мамы прозвище – чудовище Барби. Она высокая блондинка, как и я, и крутой боец.

– Итак, яблоко явно упало недалеко от яблони, да? – замечаю я.

Она закатывает глаза, на ее щеках появляется легчайший румянец.

– Я просто говорю, что если ты когда-нибудь встретишь кого-то, кто будет похож на меня постарше, будь осторожен. Сначала она привлекает внимание, потом задает вопросы.

– А твой отец? – спросил я.

– Он задает все вопросы, – смеется она. – Они – инь и янь, идеально подходят друг другу.

Я в замешательстве хмурю брови.

– Значит, он все еще здесь? Я думал, твой брат – Альфа.

– Да. Мой отец вышел на пенсию пару лет назад.

– Хм. Не представлял, что такое бывает.

– Ну, ты мало что знал о внутренней работе политики оборотней, не так ли? – самодовольно отвечает она. – Я не знаю, откуда вы, ребята, черпали свою информацию, но ее явно не хватало.

– Каждый раз, когда мы чему-то учились, все переворачивалось с ног на голову, – бормочу я, вспоминая все те случаи, когда мы пытались собрать кусочки воедино. – Например, исцеление. Мы знали, что оборотни могут исцелять себя сами, поэтому, когда мы увидели одного из них в очках, мы были совершенно сбиты с толку.

Эйвери посмеивается про себя, качая головой.

– Это рецессивный признак. На самом деле я его ношу, но на зрение это не влияет. Но моя мама носит контактные линзы, а тетя – очки. И моя двоюродная сестра тоже.

– Есть какие-нибудь странные рецессивные признаки, по которым волк может умереть от рака? – бормочу я.

Ее улыбка увядает, глаза сочувственно округляются.

– Нет, насколько я когда-либо слышала, извини. К тому же, если бы твоя мама была оборотнем, она бы направила тебя, когда появился твой волк.

– Но это только что произошло, – замечаю я.

Она снова качает головой.

– Твой волк уже был там; он просто дремал. Большинство оборотней заводят своих волков в период полового созревания. Просто однажды ты как бы просыпаешься, и что-то еще делит твой мозг. Это странно, но круто, если подумать. И для нас это захватывающе. Мы знаем, что это грядет, поэтому, взрослея, мы все с нетерпением ждем появления наших волков.

– Значит, все, кто здесь живет – оборотни?

– Да, – отвечает она, протягивая букву «а». – И я только что ответила примерно на десять твоих вопросов подряд, так что определенно моя очередь. – Она делает паузу, чтобы снова прикусить нижнюю губу, размышляя. – Все остальные охотники люди?

– Насколько я знаю, – киваю я. – Тот рыжий, который привел меня, твой бывший?

– Кто, Арес? – она смеется. – Нет, он просто друг, который влюблен.

– У вас нет взаимных чувств?

– Я бы съела этого мальчика живьем, – комментирует она, пренебрежительно махнув рукой. – Кроме того, мне нужно ответить еще примерно на девять вопросов.

Она наклоняется вперед, прищурившись, смотрит на меня.

– Ты думаешь, мои подруги горячие?

– Не такие горячие, как ты, – невозмутимо отвечаю я.

Она прищелкивает языком, закатывая глаза.

– Что? – спрашиваю я.

– Ты не говорил, что это не так.

Я закатываю глаза, тяжело дыша.

– Ну, я, блядь, не слепой. Я не хочу трахаться с ними, если ты об этом спрашиваешь.

– Точно так же, как ты не хотел трахать меня?

– Ты знаешь, я хотел тебя трахнуть, – рычу я, выдерживая ее взгляд. – Все еще хочу, если мы придерживаемся принципа честности.

Я облизываю губы, мой взгляд опускается вниз по ее телу, затем медленно поднимается обратно.

– Я не могу перестать думать о тебе, Эйвери.

Золотые искорки оживают в ее глазах, и я на мгновение заворожен тем, как они сияют на фоне темно-коричневой радужки, прежде чем она отводит взгляд, резко вскакивая со стула.

– Думаю, на сегодня мы закончили, – огрызается она, отшвыривая стул с дороги и поворачиваясь, чтобы направиться к двери.

Я встаю напротив нее, мой пульс учащается.

– Нет, не закончили, у меня есть еще вопросы.

Она резко поворачивается ко мне лицом, ее брови нахмурены, а губы хмурятся.

– Отлично, вот и оборотень один-в-один, – она поднимает руку, отмечая каждую вещь на ходу. – Мы быстрые. Мы сильные. Мы люди, но лучше. Сверхлюди.

– Именно это и делает оборотней такими опасными, – бормочу я, повторяя идеологическую обработку, которая укоренилась во мне за последние десять лет.

– Эй, ты теперь тоже участвуешь в этом, приятель, – усмехается она, указывая пальцем в мою сторону. – А вы, охотники на оборотней, опасны сами по себе. Я имею в виду, кто дает кучке психов оружие и вендетту?

– Я был неправ! – признаю я, повышая голос и делая шаг к ней. – Теперь я это знаю, но я…

– Уже слишком поздно, – перебивает она, и я практически вижу, как стены в ее голове снова рушатся, чтобы отгородиться от меня. – Ущерб уже нанесен, и теперь нам просто нужно с ним разобраться.

Я тянусь к ней, но она отшатывается, разворачивается и идет к двери. Прежде чем я успеваю вымолвить еще хоть слово, она распахивает ее и входит внутрь, громкий хлопок эхом отражается от шлакобетонных стен, когда она закрывает ее за собой.