Текст книги "Порочная луна (ЛП)"

Автор книги: Си Джей Праймер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

43

Кожа его рабочего кресла скрипит, когда Джонатан Нокс откидывается на спинку, подняв руки вверх, стоический и непоколебимый, как всегда. Если бы я на самом деле не знал его, я бы задался вопросом, было ли все это спланировано, но человек, которого я привык называть своим отцом, никогда не позволяет выражению своего лица что-либо выдать. Он всегда говорил, что эмоциональные реакции – признак слабости.

– Я не ожидал тебя так скоро, – спокойно заявляет он, выдерживая мой пристальный взгляд.

Из моего горла вырывается насмешливый звук.

– К счастью для меня, верно?

– Я почему-то сомневаюсь, что это было просто везение, – он высокомерно вздергивает подбородок, приподнимая бровь. – Итак, ты здесь, чтобы убить меня?

– Я просто хочу поговорить, – говорю я, подходя ближе, держа пистолет направленным на него.

Его взгляд скользит вниз, к блестящему стволу.

– Тогда убери это и давай поговорим.

– Конечно, как только ты положишь свой на стол, – холодно отвечаю я, кивая головой в сторону левых ящиков его стола.

Он раздраженно вздыхает и опускает руки, чтобы открыть верхний ящик и достать оттуда свое огнестрельное оружие. Я слежу за каждым его движением, как ястреб, держа палец на спусковом крючке моего собственного пистолета, когда он опускает свой на поверхность. Впрочем, то, что он подчинился моим указаниям, меня не удивляет. Он чертовски хорошо знает, что у меня быстрые рефлексы и отличная прицельность. Он хорошо меня обучил.

– Дай мне обойму, – приказываю я.

Он поднимает пистолет, нажимает кнопку, чтобы освободить магазин, прежде чем бросить его в мою сторону.

– Доволен? – спрашивает он, когда она со стуком падает на деревянный пол у моих ног.

– И пуля в патроннике.

Мускул на его челюсти напрягается, когда он отводит затвор, выпуская патрон и отправляя его катиться по столу. Затем он снова опускает «Глок», пригвоздив меня к месту тяжелым взглядом.

Я опускаю свое собственное оружие, мой палец все еще лежит на спусковом крючке, когда я отхожу в сторону и опускаюсь на сиденье напротив него. Как только я это делаю, меня охватывает навязчивое чувство чего-то знакомого из-за того, что мы оба столько раз оказывались в таком же положении раньше. Конечно, тогда я не угрожал ему дулом пистолета. Многое изменилось с тех пор, как я в последний раз сидел в этом кресле и обсуждал дела Гильдии.

– Итак, в чем дело? – Джонатан спрашивает покровительственным тоном.

Я чувствую, как мой внутренний зверь рвется вперед в ответ.

– Думаю, ты знаешь, – выдавливаю я, кладу свободную руку на подлокотник и барабаню пальцами по дереву.

Его взгляд скользит вниз, отслеживая движение, затем возвращается к моему.

– Нервничаешь?

– Нет, – лгу я, разжимая пальцы.

Уголки его губ изгибаются в понимающей ухмылке.

У меня кровь закипает в жилах, его снисходительность задела за живое.

– Давай прекратим нести чушь, мы оба знаем, что это должна была быть засада, – бормочу я, прищурившись и глядя на него.

Он сцепляет пальцы домиком, эта сводящая с ума ухмылка все еще на его лице.

– Так и было? Похоже, ты слишком много знаешь о делах Гильдии для человека, который больше не связан с организацией.

– Да, учитывая недавние события, мне показалось хорошей идеей войти в курс дела, – бормочу я.

– Ты всегда был находчивым.

Я пожимаю плечами.

– Учился у лучших.

Наступает долгая пауза, пока мы смотрим друг на друга, но я не нахожу в его взгляде ни капли тепла, напоминающего об отношениях, которые у нас когда-то были. Он холоден как камень, полностью лишен эмоций.

Он всегда был таким?

– Кто из моих людей сорвался? – наконец спрашивает он.

Потому что, конечно, он больше беспокоится о предателе в своих рядах, чем о заряженном оружии, направленном в его сторону, которым владеет человек, которого он раньше называл сыном.

– Неважно, – ворчу я, уверенный в том, что Мэтти уже должен был благополучно добраться до подъездной дороги. – Я пришел сюда сегодня, чтобы попросить о прекращении огня.

Он криво усмехается, слегка качая головой.

– Тебе не следовало беспокоиться.

– Почему бы и нет?

– Ты же знаешь, что мы не можем этого сделать, – говорит он.

– Почему? – спрашиваю я.

Он откидывается на спинку стула с тяжелым вздохом.

– Разве ты не помнишь, как возникла Гильдия, какова наша цель? – он задает вопрос. Очевидно, что это риторический вопрос; заявление о миссии практически вытатуировано на внутренней стороне моего черепа. – Пока хотя бы один монстр ходит по земле, человеческой расе небезопасно жить, – продолжает он, сверля меня темными глазами. – И поскольку ты один из них, пока ты жив и дышишь, ты представляешь угрозу.

– Как ты можешь все еще верить в это? – огрызаюсь я, горький укол негодования тяжелым грузом оседает у меня на языке. – Неужели ты не понимаешь? У нас все было не так. Они не монстры, они люди, и они не хотят никому причинять вред. Они просто хотят, чтобы их оставили в покое.

– Оборотни – это не люди, – огрызается он в ответ, хлопая ладонью по деревянному столу.

– Да, мы такие. Посмотри на меня, папа, – умоляю я, мой голос почти срывается. – Я все еще я.

– Ты не мой сын, – выплевывает он, его верхняя губа обнажает зубы в ироничном волчьем оскале.

– Может, и не биологически, но ты вырастил меня, – замечаю я. – Разве это ничего не значит?

– Нет, – Джонатан наклоняется вперед, пронзая меня ледяным взглядом. – Тебе нужно, чтобы я объяснил тебе это по буквам, Кэмерон? – насмешливо спрашивает он. – Ты монстр. Я сожалею о каждой секунде, проведенной с тобой, о каждом уроке, который я преподал тебе. Если бы я мог вернуться и сделать все по-другому, я бы задушил тебя в твоей кроватке и избавил нас от всех неприятностей.

Его слова доходят именно до того, на что он рассчитывал – они пронзают меня насквозь, как пули, и я едва заметно вздрагиваю. Потому что теперь, когда я смотрю на человека, которого раньше называл своим отцом, через призму правды, я удивляюсь, как я когда-либо думал, что вижу себя в этих холодных, пустых глазах.

Те же самые глаза преследовали меня, когда я терпел его «уроки’, призванные сформировать меня по его образу и подобию; годы жестокости, которым я отваживался во имя любви. Теперь нет никаких сомнений в глубине его ненависти, исходящей от него подобно призрачному столбу дыма, отравляющему воздух и удушающему мои легкие. Я чувствую, как это проникает в меня, как яд. Слоан была права; это отличается от простой человеческой интуиции. Это глубоко внутри.

– Это не обязательно должно быть так, – прохрипел я.

– Да, это так, – невозмутимо отвечает он.

Внутри у меня что-то предупреждает, но я реагирую недостаточно быстро, когда он внезапно тянется под стол и размахивает пистолетом. Я вскакиваю на ноги, поднимаю свой собственный пистолет и делаю выстрел, пытаясь выбить его у него из рук, но опоздал на полсекунды – его пуля пробивает плоть на моем левом боку, раскаленная добела боль пронзает все мое тело. Аконит, покрывающий пулю, немедленно начинает распространяться по моему кровотоку, как кислота по венам, парализуя моего внутреннего зверя.

По крайней мере, мой собственный выстрел пришелся точно в цель. Джонатан хватается за свою раненую руку, когда пистолет выскальзывает у него из рук и со звоном падает на пол, наши взгляды встречаются на долю секунды, прежде чем мы оба бросаемся за ним. Я добираюсь туда первым, умудряясь повалить его на землю и при этом пинком убрать с дороги. Мы сцепляемся на полу, из раны в моем боку сочится кровь, и мой локоть соскальзывает по твердой древесине. В тот момент, когда я падаю вперед, он впивается пальцами в мою искалеченную плоть, и я вскрикиваю от боли, в то время как он пытается схватить пистолет в моей руке.

Несмотря на агонию, пронзающую мое тело, я крепко сжимаю рукоятку своего оружия, перенося свой вес в сторону, чтобы придавить Джонатана подо мной. Резким движением руки я бью стволом ему под подбородок, и его тело немедленно обмякает, сила воли покидает его мышцы.

– Ты не сделаешь этого, – ухмыляется он, его зубы покрыты кровью от удара, который он, очевидно, получил в рот во время нашей борьбы.

– Почему бы и нет? – я усмехаюсь, сильнее прижимая холодный кончик ствола к его коже. – Ты бы так и сделал.

– Ты чертовски прав, я бы так и сделал, – рычит он, его глаза превращаются в щелочки. – Ты отмечен смертью, урод. Все вы монстры такие.

Если у меня и были какие-то сомнения по поводу того, осталась ли в этом человеке хоть капля человечности – нить заботы обо мне или те отношения, которые у нас когда-то были, – то у меня их больше нет. Его слова подтверждают, что эти усилия были напрасны; что я ничего не мог сделать или сказать, что когда-либо заставило бы его увидеть за его собственной слепой ненавистью то, чего он даже не пытался понять.

Забавно, для человека, который всегда говорил, что страх – это слабость, Джонатан Нокс основал всю свою систему убеждений на страхе. И если это правда, то он самый слабый человек, которого я когда-либо знал.

Я мог бы нажать на курок и покончить с этим прямо сейчас, но это сделало бы меня ничем не лучше него.

Эхо воспоминания внезапно проникает в мой разум; слова, которые Эйвери однажды произнесла мне, когда ее заперли в той камере.

– Это не я здесь монстр, – рычу я, уверенно вздергивая подбородок, не позволяя Джонатану Ноксу увидеть, насколько сильно он меня уничтожил. – Только ты.

Мои уши улавливают звук шагов над головой и грохот сапог по лестнице; топот солдат, отвечающих на стрельбу. Время вышло. Одним плавным движением я убираю пистолет от подбородка Джонатана и вместо этого прижимаю дуло к его коленной чашечке, нажимая на спусковой крючок. Он кричит, когда ломается кость, и я немедленно вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери.

Я прижимаю руку к ране в боку, распахиваю ее и бегу через холл к входной двери хижины. В тот момент, когда я тянусь к ручке, с лестницы раздается выстрел, на меня дождем сыплются щепки, когда пуля попадает в дверной косяк в нескольких дюймах от моей головы. В порыве скорости, который, как я полагаю, является заслугой моего волка, мне удается распахнуть дверь и выскочить наружу, размахивая рукой над головой, чтобы подать сигнал Шайенн и Хави.

Дождь выстрелов следует за мной, когда я мчусь по подъездной дорожке прочь от хижины, два черных внедорожника Гильдии несутся в моем направлении. Я бросаюсь между ними, блокируя боль, пронзающую мой бок, и бегу так быстро, как только могу, чтобы добраться до припаркованного автомобиля дальше по подъездной дорожке в поисках укрытия. Мне удается нырнуть за него за мгновение до того, как я слышу грохот врезающегося в конспиративную квартиру внедорожника, за которым следует оглушительный грохот взрыва.

У меня звенит в ушах, когда в воздухе разлетаются обломки, жар взрыва обжигает мою кожу, как солнечный ожог. Боль в моем боку резко усиливается, распространяясь по груди подобно адскому пламени.

– Кэм! – кричит Ло, ее голос приглушен звоном у меня в ушах, когда она выбегает из леса, а Хави и Шей следуют за ней по пятам.

Она падает на колени и останавливается передо мной, вытягивая руки, чтобы остановить поток крови из моего бока.

– Дай мне посмотреть, – рычит Хави, отбрасывая детонатор в сторону, опускаясь на колени рядом со своей парой и задирая подол моей рубашки.

Он наклоняется, чтобы рассмотреть рану поближе, затем покачивается на пятках, встречаясь со мной взглядом.

– Похоже, рана сквозная, – сообщает он. – Это хорошо, значит, нам не придется доставать пулю.

Я хаотично моргаю, когда до меня доходят его слова. Если моя травма не опасна для жизни, тогда почему у меня все еще тяжелое предчувствие, как будто что-то пошло не так?

Шайенн встревает с другой стороны, вытаскивает из кармана целлофановый пакет, разрывает его и протягивает мне печенье.

– Съешь, это нейтрализует действие аконита, и ты сможешь исцелиться, – выдыхает она.

Я протягиваю руку, чтобы забрать его у нее, и впиваюсь зубами в печенье как раз в тот момент, когда парень со шрамом, который был партнером Эйвери, подбегает к нам из ниоткуда, запыхавшийся и с широко раскрытыми глазами.

– Где Эйвери? – он тяжело дышит.

Я резко выпрямляюсь, внезапно осознав, что моя интуиция кричала мне с тех пор, как взорвалась бомба.

– Разве она не была с тобой? – я рычу, волна паники захлестывает меня.

Он бледнеет, качая головой.

– О-она вошла за тобой, чувак. Сказала, что почувствовала твою боль через узы, поэтому вошла через подвал…

– Нет, нет, НЕТ! – я стискиваю зубы, с ревом вскакивая на ноги.

Я даже не думаю, я просто двигаюсь, не обращая внимания на острую боль в боку, пока ковыляю к развалинам конспиративной квартиры, едкий дым обжигает мне горло.

Она все еще жива, я точно знаю. Я все еще чувствую ее сквозь узы нашей связи, но теперь я также болезненно осознаю тот факт, что эта боль не только моя. Я тоже чувствую ее страх и его сокрушительную тяжесть. Это как ледяные когти, сжимающие мое собственное горло, вытягивающие из меня жизнь.

Я пытаюсь подавить эти чувства, пытаясь оставаться сосредоточенным, когда, спотыкаясь, подхожу к остаткам двери подвала и начинаю разгребать мусор с дороги, но чем больше я это делаю, тем больше, кажется, усиливаются эти чувства. Итак, я меняю тактичность и впускаю их, открываясь, чтобы впитать всю боль и страх, пульсирующие в нашей связи, пока мой пульс не начинает колотиться так сильно, что кажется, будто мое сердце вот-вот разорвется в груди. Но если это как-то поможет ей, оно того стоит. Я бы в одно мгновение отдал за нее свою жизнь.

Мэдд внезапно появляется рядом со мной, его испуганный взгляд встречается с моим. Слова не нужны, когда выражение ужаса в его глазах отражает все, что есть в моих собственных, и он молча присоединяется ко мне в отчаянных раскопках среди обломков, мы вдвоем тяжело дышим и кряхтим, работая вместе, чтобы найти лазейку.

Держись, Луна. Я иду.

44

Только не паникуй.

Я зажмуриваю глаза и делаю глубокий вдох, снова и снова мысленно повторяя эти два слова, зная, что если я позволю страху овладеть мной, мне конец.

Не надо. Не паникуй.

Конечно, это легче сказать, чем сделать, когда у меня серьезные проблемы с клаустрофобией и я только что оказалась в ловушке в тесном пространстве без выхода.

У меня звенит в ушах. Откуда-то сверху просачивается дым. Колющая боль, которую я ощущаю при каждом вдохе, является довольно хорошим признаком того, что я сломала одно или два ребра, и я ужасно дезориентирована, мое зрение расплывается в каком-то долбаном эффекте калейдоскопа, когда я открываю глаза и пытаюсь сориентироваться.

Я знала план, черт возьми. Я знала, что это место будет охвачено пламенем, если мирные переговоры пойдут наперекосяк. Мне действительно следовало подумать о риске, прежде чем врываться сюда, но когда я почувствовала боль Кэма через связь, что-то во мне оборвалось. Перспектива потерять его внезапно стала слишком реальной. Итак, я ворвалась через дверь подвала в импульсивной, опрометчивой попытке спасти свою пару, но коридор взорвался вокруг меня еще до того, как я успела спуститься по лестнице.

Вот и весь героизм.

Полагаю, я должна быть благодарна судьбе за то, что была здесь, когда это случилось. Толстые бетонные стены, которые я когда-то прокляла, определенно спасли мою чертову жизнь, но теперь я заперта под землей среди обломков, находясь на грани панической атаки, что, черт возьми, далеко не идеально. Ирония в том, что я однажды сбежала из этого места только для того, чтобы вернуться и умереть здесь, не ускользнула от меня.

Мне нужно взять себя в руки. Нужно дышать. И мне нужно найти способ убраться отсюда к чертовой матери, пока я не задохнулась от дыма или собственного страха; что бы ни убило меня раньше.

Не паникуй.

Я использую все свои трюки – считаю до десяти, вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, тру пальцами висок…

В последний раз, когда я почувствовала, что стены надвигаются, Кэм помог мне выкарабкаться. Теперь я даже не знаю, жив ли он. Но я бы почувствовала это, если бы это было не так, не так ли? Я бы поняла, в какой момент его сердце перестало биться, потому что мое сердце тоже остановилось бы. Глубина этой связи между нами – самая реальная вещь, которую я когда-либо знала. Я думала, что не хотела этого, но теперь я не знаю, как бы я вообще жила без этого. Если бы трос был оборван, я бы знала. И это не так.

Я закрываю глаза, представляя, что он сейчас здесь, со мной. Как в тот раз, когда я потеряла самообладание в душе, он обхватывает мое лицо ладонями и тренирует меня с каждым вдохом. Если я буду достаточно стараться, то почти почувствую прикосновение его рук к своим щекам и услышу низкий, успокаивающий звук его голоса. Сосредоточься. Дыши.

Что-то в вызове этого воспоминания, кажется, действительно помогает. Клянусь, я чувствую, как натягивается наша связь в моей груди, когда моя паника медленно начинает спадать, мое зрение, наконец, фокусируется, когда я снова открываю глаза.

Я справлюсь с этим. Я не какая-нибудь слабая девица; я Эйвери Кесслер, черт возьми, и я отказываюсь сдаваться без боя. У меня есть люди, которые рассчитывают на меня.

Со вздохом решимости я поднимаюсь на ноги, вскрикивая от острой боли, пронзившей мой правый бок при этом движении. Да, определенно сломала пару ребер. По крайней мере, на моей стороне исцеление оборотня, и пока моя волчица работает сверхурочно, чтобы залатать мое тело, я могу справиться с болью. Несколько шишек и ушибов – это наименьшая из моих гребаных забот прямо сейчас.

Я поворачиваю голову, сердце бешено колотится в груди, когда я оцениваю, насколько я сейчас в ловушке. Коридор частично обрушен по обе стороны от меня. Металлические прутья моей бывшей камеры находятся слева от меня, а это значит, что подвал, через который я вошла, находится позади меня, где-то за обломками. Это ближайший путь к отступлению, но я понятия не имею, сколько мне придется копать, чтобы добраться до него. Вдыхание дыма может убить меня до этого, но я должна хотя бы попытаться…

Не паникуй.

Я оборачиваюсь, задыхаясь от густого едкого воздуха, и бросаю безумный взгляд на крошащийся бетон, перегораживающий коридор. Наверху есть отверстие; мне просто нужно как-то добраться до него. Поворачиваясь, мой взгляд останавливается на металлическом складном стуле, на котором обычно сидел Кэм, когда приходил навестить мою камеру, и в моей голове начинает формироваться план.

Подтащив стул, я взбираюсь на него и встаю на него сверху, протягивая руку, чтобы убрать с пути куски камня и обломки, чтобы создать отверстие побольше, через которое я смогу пролезть. Мое сердце бешено колотится в груди, легкие горят с каждым прерывистым вдохом. Я копаю до тех пор, пока не начинает осыпаться еще больше камней, адреналин бурлит в моих венах, когда я нахожу точку опоры среди обломков и взбираюсь наверх, чтобы заглянуть в щель.

Моему зрению требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться, и когда это происходит, я понимаю, что дверь в подвал ближе, чем я думала. То, что осталось от коридора, завалено мусором, но сам дверной проем свободен, так что, если я смогу добраться туда, я смогу выбраться. Зазубренные края разрушенного бетона врезаются в мои ладони, когда я подтягиваюсь, заставляя свое тело перелезть через грубую груду камней, перегораживающую коридор. Я задыхаюсь, извиваясь, перебираюсь на другую сторону и переваливаюсь на другую.

Мое приземление не слишком изящное. Крик вырывается из моего горла, когда я опускаю подбородок и вижу кровавую рану на коже моего бедра, сделанную зазубренным куском арматуры, торчащим из куска бетона. Как будто я и так недостаточно страдала. Прижимая ладонь к ране, я стискиваю зубы и снова поднимаюсь на ноги, волна тошноты накатывает, когда я спотыкаюсь, пытаясь удержать равновесие.

По крайней мере, с этой стороны меньше клаустрофобии. Дверь в подвал всего в нескольких ярдах. Если я только смогу туда добраться…

Я вздрагиваю от громкого треска чего-то позади меня, резко оборачиваюсь и вижу, что отверстие, через которое я только что прошла, исчезло. Потолок начинает рушиться, сверху валит еще больше густого дыма. Обломки падают вниз, и я чудом спасаюсь от того, что они падают прямо мне на голову, отпрыгиваю в сторону и мчусь в направлении подвала.

Опять же, не изящно. Я карабкаюсь по обломкам, устилающим пол, ковыляя и спотыкаясь обо что-то, что заставляет меня спотыкаться вперед. Мне удается ухватиться за край дверного косяка, прежде чем я спрыгиваю вниз, но мое сердце замирает, когда я, наконец, могу заглянуть в комнату, только чтобы понять, что там, где когда-то была лестница, лежит груда щебня. Это должен был быть мой выход, но он заблокирован.

Я здесь, блядь, сдохну.

– Эйвери!

Мое сердце наполняется новой надеждой, когда я слышу приглушенный звук того, как кто-то зовет меня по имени сверху. Нет, не просто кто-то. Моя пара. Шатаясь, я пересекаю комнату и кричу в ответ во всю мощь своих легких, взбираясь по зазубренному камню на звук этого голоса, пока не могу разглядеть проблеск дневного света, пробивающийся сквозь него.

– Эйвери!

– Я здесь! – хрипло кричу я в ответ, цепляясь за разделяющий нас щебень.

– Держись, мы вытащим тебя оттуда, детка, просто держись…

Слезы наворачиваются на мои глаза, тяжелый вздох облегчения вырывается из моих легких. Не только потому, что я действительно собираюсь выбраться из этой адской дыры, но и потому, что Кэм здесь. Он жив.

Я отчаянно разгребаю руками обломки и грязь, пока мои ноги цепляются за рыхлый камень подо мной. Мало-помалу маленькое отверстие начинает расширяться, свет льется сверху, когда я жадно вдыхаю свежий воздух, омывающий мое лицо. Татуированные руки тянутся ко мне через щель, и я хватаюсь за них изо всех сил, крича от боли, когда две пары сильных рук поднимают меня вверх.

Мои пара и брат работают в тандеме, вытаскивая меня из-под обломков, и в тот момент, когда я оказываюсь на свободе, я падаю в их объятия, задыхаясь и всхлипывая от облегчения.

– Спасибо, черт возьми, – задыхается Мэдд, крепко прижимаясь своим лбом к моему.

Он дрожит, прерывисто дышит, когда Кэм подходит с противоположной стороны, покрывая поцелуями мои волосы и шепча слова обожания, которые слышу только я.

Что ж, Мэдд, возможно, слышит одно или два, судя по тому, как быстро он разрушает наше счастливое воссоединение.

– Нам нужно двигаться, – рычит мой брат, отходя в сторону, чтобы схватить меня за локоть и помочь подняться на ноги.

Рука Кэма обвивается вокруг моей талии, помогая мне встать, и я вскрикиваю, когда она прижимается к моим больным ребрам, оба мужчины немедленно в тревоге отшатываются.

– Ты ранена? – спрашивает Кэм, хмуря брови, когда его обеспокоенный взгляд скользит по мне.

Он протягивает руку, чтобы нежно провести кончиками пальцев по моей коже, перечисляя все видимые повреждения на моем теле. Я вся исцарапана, но, честно говоря, мне повезло, что не стало хуже.

– Ничего такого, с чем я не смогла бы справиться, – выдыхаю я, хватая его за руки.

Именно тогда я понимаю, что они испачканы кровью, и у меня вырывается резкий вздох, когда я бросаю на него беглый взгляд и вижу, что левая сторона его рубашки пропитана малиновым, ткань порвана.

– Подожди, в тебя стреляли?! – я визжу.

– Можем ли мы, пожалуйста, убраться к чертовой матери подальше от этого дома, пока он не рухнул на нас? – грубо спрашивает Мэдд, кладя руку мне на спину и подталкивая меня вперед.

– Я в порядке, – заверяет Кэм, поворачиваясь ко мне с противоположной стороны и кладя руку мне на плечи. – Пойдем, Луна.

Позади меня раздается грохот, спину обдает жаром, и это тот пинок под зад, который мне нужен, чтобы наконец сдвинуться с места, и мы втроем карабкаемся к опушке леса. Как только мы пересекаем линию деревьев, Слоан подбегает к нам, по ее щекам текут слезы.

– О боже, Эйвз! – кричит она, врезаясь в меня и обнимая за талию. Болезненный всхлип вырывается из моего горла, и она отпрыгивает назад, широко раскрыв глаза. – Тебе больно?

– Кажется, я только что сломала пару ребер, – выдавливаю я, морщась.

Мэдд разворачивается, чтобы встать передо мной, его челюсть напряжена, а вена на лбу сердито вздулась.

– О чем, черт возьми, ты думала? – он требует, в его словах сквозит острая боль.

В его глазах я вижу настоящий смысл, стоящий за ними. Я люблю тебя. Я боялся, что потеряю тебя.

Низкое рычание вырывается из груди Кэма, когда он встает передо мной, защищая, в то время как Слоан хватает моего брата за руку, стремясь успокоить его бурю.

– Мэдд, успокойся, – успокаивает она, ее голос низкий и успокаивающий. – Теперь все кончено, с ней все в порядке…

– Она могла там сдохнуть, черт возьми, – рычит он, поворачивая голову набок, чтобы встретиться взглядом со своей парой, и вытягивает руку, указывая на Кэма. – Если бы твой тупоголовый кузен не облажался и не дал себя подстрелить…

– Ее кто?! – я задыхаюсь, в моем мозгу происходит короткое замыкание.

Губы Слоан хмуро кривятся, и она бьет Мэдда по груди тыльной стороной ладони, бросая на него уничтожающий взгляд. Тем временем Кэм просто недоуменно моргает, глядя на нее, в то время как мой разум ломает голову, пытаясь понять, что, черт возьми, вообще происходит прямо сейчас.

Мэдд поднимает взгляд, на секунду встречаясь с ошарашенным взглядом Кэма, прежде чем покачать головой и отвести глаза.

– Прочти гребаное досье, которое она тебе дала, мальчик-охотник, – бормочет он, поворачивается на пятках и уходит в лес.