Текст книги "Порочная луна (ЛП)"

Автор книги: Си Джей Праймер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

16

Моя внутренняя волчица скулит, когда Кэм отступает, и это было бы тревожно, если бы я не знала, что это может быть только побочным продуктом какого-то наркотического бреда. Долгосрочные последствия длительного воздействия аконита оказываются ужасными. Я чувствую, как моя волчица, надежно спрятанная в моем подсознании, царапается на поверхности, но еще не полностью вырвалась наружу.

Пока.

Медленно, но верно некоторые из моих способностей оборотня начинают возвращаться. Когда я проснулась этим утром, синяки на моем запястье значительно поблекли, а рассеченная кожа на нижней губе снова срослась. Встав с кровати, я почувствовала себя сильнее и энергичнее, а когда Кэм спустился вниз, я почувствовала запах виски в его дыхании еще до того, как он заговорил. Улучшенное исцеление, сила и чувства – заслуга моей волчицы, но даже в этом случае она недостаточно сильна, чтобы я могла полностью вселиться в нее с помощью превращения.

Тем не менее, я очень рада, что первая часть моего плана сработала, потому что это означает, что я могу начать претворять в жизнь следующие шаги. По моим подсчетам, полнолуние должно быть уже близко, и чем ближе оно будет, тем сильнее будет моя волчица. Она должна быть на пике сил, чтобы у меня была хоть какая-то надежда выбраться из этой адской дыры, поэтому, пока я жду, пришло время сосредоточиться на втором этапе: соблазнении моего похитителя.

Мужчины думают своими членами. Это не наблюдение, это факт – и у Кэма в штанах чертовски много мозгов. Каждый раз, когда я закрываю глаза, все, что я вижу, это его огромный член. В голове сразу возникает образ, как он фистингует его, и, черт возьми… Я думаю, меня избили.

В этом что-то есть, верно? Звучит как фраза, которую использовала бы моя подруга Энди. А потом наша подруга Ло, вероятно, исправляла грамматику, пока Слоан тихо хихикала над выдуманным словом. Черт возьми, я скучаю по своим друзьям. Если я когда-нибудь захочу увидеть их снова, то мне нужно придерживаться плана.

Кэм, очевидно, хочет меня. Все, что мне нужно сделать сейчас, это использовать это влечение, чтобы я могла воспользоваться им, когда придет время. И давайте будем честны, меня так же безумно влечет к этому засранцу, как и его ко мне. Валять с ним дурака точно не будет рутинной работой, особенно потому, что я фантазировала о том, как оседлаю этот лошадиный член с тех пор, как он показал его прошлой ночью. Я умираю от желания узнать, каково это будет внутри меня, хотя бы раз.

Ладно, может быть, дважды.

Конечно, на самом деле ему пришлось бы задержаться здесь более чем на пять минут, чтобы это произошло. Надеюсь, он скоро вернется, и я смогу попытаться немного пофлиртовать с ним. И под флиртом я подразумеваю вывести его из себя настолько, что он сорвется и прижмет меня к стене. Или к койке. Или к полу…

Черт.

Я стону от разочарования и провожу руками по лицу, заставляя себя перестать представлять грязные мысли о моем надзирателе. Мне следовало бы больше беспокоиться о том, что вывело его сегодня из себя. Я ожидала, что он все еще будет немного зол из-за прошлой ночи, но когда он взвинчен, то обычно действует опрометчиво. Вместо этого он был весь такой деловой. Он едва сказал мне два слова, когда поставил поднос с едой.

Тебе не кажется странным, что я немного разочарована?

Если подумать, то он сказал буквально одно слово – «Назад’. Хотя, думаю, я тоже не была особенно разговорчива. Что-то в выражении его глаз напомнило мне, когда у моего брата бывает плохое настроение, и по привычке я держала рот на замке в целях самосохранения.

По крайней мере, теперь у меня есть моя волчица в компании, даже если она чертовски слаба. Она очень скоро вернется в боевую форму, а это значит, что я должна продолжать свои тренировки, чтобы не выйти из строя, когда придет время убираться к черту. Помня об этом, я начинаю с нескольких легких растяжек, мысленно составляя список круговых упражнений, которые планирую выполнять по мере разминки.

Мой взгляд скользит по интерьеру моей камеры, пока я разминаю мышцы, приземляясь на поднос с завтраком на полу рядом с дверью. Это типичная утренняя еда – крекеры с арахисовым маслом и фруктами, – но на подносе есть кое-что еще, что заставляет меня задуматься.

Срань господня. Это что…?

Я немедленно прекращаю потягиваться и бросаюсь к подносу, чтобы поднять его, пробуя металл на вес ладони.

Это какой-то трюк или это была ошибка?

Если последнее, то это мой счастливый день, потому что Кэм принес мне завтрак с ножом для масла. Я провожу подушечкой указательного пальца по тупому зазубренному краю лезвия, все еще липкому от арахисового масла, и мое сердце колотится о грудную клетку, когда я обдумываю возможности того, как я могу это использовать.

Мои возможности, по общему признанию, ограничены. Нож для стейка изменил бы правила игры, но нож для масла – не самое лучшее оружие. Он не острый, поэтому я сомневаюсь, что смогу использовать его, чтобы пробить себе путь из этой камеры. С другой стороны, он, вероятно, все еще может проткнуть кожу, если я приложу достаточно силы, и моя сила оборотня медленно возвращается…

Сейчас мне просто нужно спрятать его, пока я не решу, как я собираюсь его использовать. Развернувшись, я мотаю головой взад-вперед, осматривая внутренность камеры в поисках достойного укрытия для моего нового сокровища. Я не собираюсь возиться с туалетом – угрозы Кэма насчет ведра было достаточно, чтобы отбить у меня охоту рисковать, – поэтому единственным вариантом остается раскладушка. Подбегая к ней, я приподнимаю край тонкого матраса, засовывая под него нож. Затем я выпрямляюсь и откидываюсь назад, прикусывая нижнюю губу и размышляя, есть ли где-нибудь менее очевидное место, куда я могла бы его спрятать.

Мне приходит в голову идея пропилить небольшое отверстие в матрасе зазубренным краем ножа и спрятать его внутрь. Его будет не так легко найти, если Кэм начнет его искать. И, говоря о Кэме, я внезапно вспомнила о камере, установленной в углу моей камеры. Черт.

Располагая свое тело так, чтобы не видеть угол кровати, я наклоняюсь, чтобы приподнять край матраса и достать из-под него нож. Крепко прижимая его к груди, я забираюсь на койку, стараясь держаться спиной к камере, чтобы, если кто-то смотрит видеозапись, они не смогли разглядеть, что я задумала.

Мой пульс все еще бешено колотится, горло горит при каждом паническом вдохе. Мне придется сделать это быстро, поскольку я рискую быть обнаруженной. Лежа на животе, я приподнимаюсь, пока не могу заглянуть за край матраса, опускаю нож, чтобы начать распиливать винил по нижнему шву.

Кажется, что каждая проходящая минута тянется целую чертову вечность, пока я распарываю шов тупым лезвием, создавая маленькую, незаметную дырочку на обратной стороне матраса. Как только она становится достаточно широкой, я просовываю нож внутрь, и у меня вырывается вздох облегчения, как только он прячется.

Опираясь на предплечья, я откидываюсь назад и сажусь на пятки, прижимая ладонь к груди, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Когда стук в ушах стихает, я внимательно прислушиваюсь, нет ли каких-нибудь признаков того, что кто-то спускается в подвал, чтобы поймать меня, но все, что меня встречает, – это блаженная тишина.

Спасибо, черт возьми.

Мой разум все еще перебирает возможности, когда я случайно бросаю взгляд на окно в задней стене моей камеры, и мне приходит в голову идея, которая намного лучше, чем пытаться пробиться отсюда с помощью ножа для масла в качестве оружия. Я уже столько раз проводила пальцами по краю рамки, что практически запомнила каждую канавку, и не раз подумывала о том, что, вероятно, смогла бы открыть ее, если бы у меня было что-нибудь, что можно было бы зажать в зазоре.

Что-нибудь маленькое и плоское, но достаточно прочное, чтобы поддеть.

Что-то вроде ножа для масла.

В ту секунду, когда эта мысль приходит мне в голову, я снова переворачиваюсь на живот, чтобы вытащить нож из дыры в матрасе, которую я проделала, вскакиваю с койки и немедленно подбегаю к окну. Протянув руку над головой, я провожу пальцами по нижнему левому краю оконной рамы, чтобы найти небольшую щель, и просовываю в нее кончик ножа, как только нахожу ее. Стиснув зубы, я тяну вниз, пытаясь высвободить его.

Сначала она не поддается, и мое сердце замирает от тщетности попытки. Я дергаю сильнее, вскрикивая от отчаяния, и мое сердце подскакивает к горлу, когда я внезапно слышу хлопок.

Это вся мотивация, которая мне нужна, чтобы продолжать идти вперед. Перетаскивая заклинившее лезвие на себя, я тщательно работаю над тем, чтобы ослабить весь нижний край оконной рамы, толкая изо всех сил, пока она, наконец, не откроется и не поднимется вверх. Свежий воздух касается моего лица впервые более чем за неделю, и знакомый аромат природы пробуждает мою внутреннюю волчицу от наркотического сна.

Не теряя больше ни секунды, я засовываю нож за пояс шорт и поднимаю руку, чтобы ухватиться за край окна, отталкиваясь ногами, чтобы запрыгнуть наверх. Мне удается упереться предплечьями в выступ, металлические края рамы больно впиваются в кожу, пока я пытаюсь подтянуться.

Мои босые ноги царапают бетонную стену в поисках опоры, когда я начинаю протискивать свое тело через небольшую щель, хватаясь за траву за окном для опоры. Мое сердце бьется так быстро, что кажется, что оно вот-вот выпрыгнет из груди, и я так волнуюсь, что меня вот-вот вырвет. Но я почти на месте. Я так близка.

Когда верхняя половина моего тела высовывается наружу, изгиб моей задницы застревает, и мне с трудом удается протолкнуть ее. Но как только я это делаю, мои ноги быстро соскальзывают, и я вылезаю. Я свободна.

Поднимаясь на ноги, я мотаю головой взад-вперед, осматриваясь по сторонам, хаотично моргая. За моей спиной бревенчатая хижина, а прямо передо мной густой лес.

Беги.

Это единственное слово эхом отдается в моей голове снова и снова, пока я срываюсь в стремительный спринт, мои босые ноги стучат по земле. Черт возьми, как бы я хотела превратиться. Даже на бегу я мысленно обращаюсь к своей внутренней волчице, желая, чтобы она вышла поиграть. Если бы я дала ей еще один день, держу пари, у нее хватило бы сил выйти вперед. Вместо этого ветки и камни на лесной подстилке режут мне ноги, когда я напрягаю свое тело до предела. Думаю, это то, что я получаю за импульсивность.

Несмотря на то, что прямо сейчас я спасаю свою жизнь, я не боюсь. Я в чертовски приподнятом настроении, потому что я больше не заперта в этой вызывающей клаустрофобию камере. Я дышу свежим воздухом, окруженная деревьями и густым кустарником леса.

Я свободна.

17

Я понятия не имею, как Луне удалось открыть гребаное окно, когда оно было закрыто, и как она смогла взобраться наверх и протиснуться всем телом в маленькую щель, чтобы сбежать через него, но сейчас важно не это. Прямо сейчас мне просто нужно сосредоточиться на ее поисках, потому что, если я этого не сделаю, мне придется сообщить о ее побеге, и кто-то другой будет выслеживать ее. Кто-то, кто не питает отвращения к бессмысленному насилию и не стал бы дважды думать о том, чтобы окровавить ее, чтобы преподать урок.

Если бы я мыслил трезво, я бы последовал протоколу в тот момент, когда обнаружил, что она сбежала. Я бы собрал команду, вооружился и отправился с достаточным подкреплением и стратегией охоты. Хотя я не могу ясно мыслить. Даже близко. То ли из чувства самосохранения, то ли из какого-то извращенного порыва защитить объект моей одержимости от жестокости моих товарищей, я немедленно отправился на ее поиски в одиночку, без какого-либо оружия или реального плана по возвращению.

Легко взять ее след от подвального окна на восточной стороне хижины до опушки леса за ним. Она явно так спешила сбежать, что не предприняла никаких попыток замести следы, что служит мне хорошим предзнаменованием в поисках ее. Как бы я ни был неподготовлен к этой погоне, очевидный след, который она оставила позади, указывает на то, что это не была какая-то скоординированная попытка побега. Должно быть, она нашла возможность и воспользовалась ею. Буквально.

У нее не может быть больше пяти минут форы, и, несмотря на то, насколько я взвинчен, я переключаюсь в режим охотника, как только выхожу в лес, чтобы проследить ее путь. Ее накачали аконитом, так что пешком она далеко не уйдет. Мне просто нужно не торопиться, пойти по ее следу и поймать свою добычу. Тогда я смогу вернуть ее обратно, прежде чем кто-нибудь еще пронюхает об этом. Прежде чем это сделает мой отец и заставит нас обоих заплатить за ее недальновидность.

Черт. Если я в ближайшее время не посажу ее обратно в камеру, он оторвет мне голову за это. Был ли ее побег моей виной или нет, это то, как он это воспримет. Потому что я не сломал ее кулаками и не сделал слишком напуганной, чтобы убежать. Он скажет, что я слабак, и возьмет дело в свои руки.

Мое сердце колотится о грудную клетку в ровном ритме, адреналин наполняет мои вены, пока я пробираюсь через лес. Хотя вокруг меня густой аромат природы, клянусь, я тоже чувствую ее запах. У моей зверушки характерный аромат, похожий на груши и полевые цветы, сладкий и нежный. Полное противоречие самой женщине.

Выслеживание – неотъемлемая часть охоты, и я обращаю внимание на каждую сломанную ветку и участок потревоженной земли, когда иду по тропинке Луны прочь от хижины, мое тело практически вибрирует от возбуждения. Острые ощущения от охоты опьяняют, особенно учитывая добычу, за которой я охочусь. Есть что-то первобытное в желании поймать ее; вернуть это дикое существо под мой контроль. Думаю, я не врал, когда сказал, что охота за ней сделает мой член твердым.

Пьянящее чувство возбуждения неуклонно нарастает, пока я иду по ее следу через лес, чувствуя, что с каждым шагом приближаюсь к ней. Время перестает существовать, пока мой разум полностью в зоне, сосредоточенный исключительно на моей цели – выследить и заманить в ловушку свою добычу. Медленно и методично прослеживать ее путь – кропотливый процесс, но в конце концов я вознагражден, когда вижу впереди проблеск светлых волос.

Я бесшумно подкрадываюсь ближе, затем прячусь в кустах в поисках укрытия, наблюдая, как Луна останавливается, чтобы перевести дыхание, оглядываясь по сторонам, как будто пытается сориентироваться. Я мог бы быть импульсивным и ворваться, пока она отвлечена, но я был на достаточном количестве охот, чтобы знать, что главное – терпение. Между нами все еще слишком большая дистанция. Мне нужно подобраться к ней поближе, прежде чем нанести удар, а затем убрать ее чисто и эффективно.

Прямо сейчас мне бы не помешал пистолет с транквилизатором. Одним точным выстрелом все это могло бы закончиться. Несмотря на это, какая-то часть меня наслаждается острыми ощущениями погони. Чем выше ставки, тем слаще победа.

Голова Луны мотается из стороны в сторону, как будто она пытается понять, в какую сторону идти. Затем она оглядывается назад, прямо на заросли кустарника, где я прячусь, и мой пульс учащается. Я не двигаюсь. Я не дышу. Я остаюсь неподвижным, пока она не поворачивает голову назад, затем медленно выдыхаю с облегчением.

Моя нога смещается, и хруст ветки под моим ботинком пугает ее. Черт возьми. Она стремительно срывается с места, мчась вперед, и низменный инстинкт заставляет меня выскочить из кустов и броситься в погоню. Даже не оглядываясь, она знает, что я у нее на хвосте. Она бежит быстрее, изо всех сил стараясь сохранить дистанцию между нами, но когда она спотыкается и почти падает, это позволяет мне догнать ее. Она быстра, но и я тоже. Она не успевает далеко уйти, как я начинаю приближаться.

Еще одно спотыкание ставит меня прямо ей на пятки, и я пользуюсь возможностью наброситься, хватая ее и опуская нас обоих на землю. Я наклоняю свое тело вбок, чтобы принять на себя основную тяжесть падения, но инерция все равно заставляет нас кататься вместе в беспорядке раскинутых конечностей. Когда мы, наконец, останавливаемся, я прижимаю ее своим весом, мои руки и ноги обхватывают ее тело и удерживают в клетке.

– Что я тебе говорил о бегстве? – я рычу, и ее широко раскрытые карие глаза наконец встречаются с моими.

С криком разочарования она размахивает чем-то металлическим и пытается ударить меня этим. Я настолько застигнут врасплох, что отступаю назад, чтобы избежать острия того, что кажется ножом, и элемент неожиданности играет в ее пользу. В мгновение ока ей удается откатиться в сторону и снова вскочить на ноги, снова взлетая в стремительном движении. Я был бы впечатлен, если бы не был так чертовски раздражен тем, что она только что попыталась ударить меня ножом.

Где, черт возьми, она взяла нож?

С ответом на этот вопрос мне придется разобраться позже, потому что прямо сейчас она уходит. Я не могу позволить ей сделать это. Раздраженно ворча, я поднимаюсь с земли и бегу за ней, моя первобытная сторона наслаждается острыми ощущениями от продолжения погони. Я был охотником так долго, что на данный момент это практически вплетено в мою ДНК, и я не могу отрицать радостного возбуждения, которое испытываю, когда бегу догонять ее, быстро набирая скорость, пока снова не оказываюсь прямо у нее на пятках.

Когда я опускаю ее на землю во второй раз, удар выбивает воздух из нас обоих. Мы барахтаемся в грязи, оба борясь за преимущество, в то время как я остро сосредоточен на том, чтобы схватить ее за запястья, чтобы она не смогла ударить меня ножом. Мои габариты и вес определенно играют мне на руку в нашей потасовке. Мне удается забраться на нее сверху и заломить ей руки над головой, надежно прижимая запястья к земле, и, наконец, я получаю хороший обзор на оружие в ее руках. Чертов нож для масла.

– Брось это, – приказываю я.

– Нет, – выдавливает она сквозь зубы, костяшки ее пальцев белеют, когда она делает обратное, крепче сжимая ручку и изо всех сил пытаясь высвободить руки.

Я сближаю ее запястья, меняя захват, чтобы прижать их обе одной рукой. Затем другой разжимаю ее кулак, пока нож не выпадает. Как только он падает на землю, я поднимаю эту чертову штуковину и забрасываю ее как можно дальше в лес, удовлетворенный, когда слышу, как он приземляется где-то вдалеке.

– Разве я не говорил тебе не убегать, Луна? – спрашиваю я снова, перенося свой вес на нее, чтобы она была надежно зажата подо мной.

– Пошел ты нахуй! – кипит она, бросая на меня кинжальные взгляды.

– Да, тебе бы это понравилось, не так ли? – я язвлю. – Если бы я трахнул тебя в грязи, как животное, которым ты и являешься?

Она взволнованно фыркает, извиваясь напротив меня, но нет никакой ошибки в том, что звук переходит в нечто подозрительно похожее на стон, когда я наваливаюсь на нее всем своим весом, твердый выступ моего члена упирается в вершину ее бедер.

– Это то, чего ты хочешь, не так ли? – бормочу я, напряжение в моем теле натянуто туже, чем тетива лука.

Она издает горлом насмешливый звук, хмуро глядя на меня.

– Не делай вид, что не понимаешь.

– Я не понимаю.

– Тогда почему у тебя сейчас такой стояк? – издевается она, приподнимая бедра вверх, чтобы доказать свою точку зрения, насаживаясь на меня.

– Почему ты трешься обо меня как сучка во время течки? – огрызаюсь я, отстраняясь от прикосновения.

Ее губы изгибаются в коварной ухмылке, когда она раздвигает бедра, обхватывая меня ногой за талию, чтобы снова притянуть меня к себе.

– Ты имеешь в виду вот так? – мурлычет она, покачивая бедрами.

– Прекрати это, – рычу я сквозь стиснутые зубы.

Каким-то чудом на этот раз она действительно слушает. Как только слова слетают с моих губ, она внезапно замирает, серьезно глядя мне в глаза.

– Тогда отпусти меня.

Я сжимаю челюсти, качая головой.

– Никогда.

Она тяжело вздыхает, сдувая с глаз выбившуюся прядь волос.

– Хорошо, тогда дай мне подняться и, по крайней мере, сделай так, чтобы это был честный бой, – умоляет она.

Я снова качаю головой.

– Я не буду с тобой драться.

– Ты думаешь, я просто добровольно вернусь в эту крошечную камеру? – усмехается она.

– Если тебе дорога твоя жизнь.

Она прищуривает на меня глаза, хмуро кривя губы.

– Тогда, очевидно, ты не ценишь свою.

Мы вдвоем долго смотрим друг на друга, запутавшись в безмолвной битве желаний. Я остро ощущаю каждое место, где соприкасаются наши тела, то, как наше прерывистое дыхание смешивается, напряжение в моих мышцах усиливается от усилия сдержаться. Я чувствую жар ее сердцевины прямо напротив моего члена, до боли твердого и умирающего от желания погрузиться в нее. Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь хотел чего-то или кого-то больше, чем я хочу этого и ее прямо сейчас. Но я не могу.

Должно быть, какое-то свидетельство моей внутренней борьбы отражается в выражении моего лица, потому что у Луны внезапно появляется озорной блеск в глазах, она облизывает свои плюшевые губы, прежде чем приоткрыть их, чтобы заговорить.

– Ну, и что это будет? – насмешливо спрашивает она, приподнимая бедра, чтобы потереться обо меня. – Мужайся, начальник. Либо освободи меня, борись со мной, либо трахни меня.

Этот ультиматум подрывает последнюю нить моего самоконтроля, и есть только один выход.

– Хорошо, ты так сильно этого хочешь, то я, черт возьми, дам тебе это, – огрызаюсь я, резко опускаясь на колени и наклоняясь, чтобы перевернуть ее на живот.

Затем я хватаю ее за бедра, поднимаю на колени и стягиваю шорты с ее бедер. Она не сопротивляется мне и не пытается вырваться – не то чтобы я давал ей такой шанс, учитывая, как быстро все это происходит, – и я клянусь, что чувствую, как дрожь возбуждения пробегает по ней, когда я расстегиваю пуговицу на джинсах и прикасаюсь кончиком члена к ее хорошенькой розовой щелке.

Он твердый, как сталь, тяжелый в моей руке, когда я провожу головкой по ее скользким складочкам, и с ее губ срывается тихий жалобный стон, который дает мне понять, что я не единственный, кто хочет этого. Она чертовски промокла насквозь, ее ноги дрожат, а спина выгибается дугой, когда я встаю на одну линию с ее входом и толкаю толстый кончик своего члена внутрь. В то же время она откидывается назад, чтобы встретиться со мной, ее жадная киска заглатывает меня глубже, и мы оба стонем от этого ощущения.

Черт возьми, она такая тугая. Погружая кончики пальцев в плоть ее бедер, я наполовину выхожу и снова врываюсь внутрь, ее внутренние стенки сжимают мой обхват, когда я продвигаюсь глубже с каждым неглубоким толчком. Она встречает каждое движение бедрами назад, затем мой таз ударяется о ее задницу, когда я опускаюсь на дно, видя гребаные звезды, в то время как она с низким стоном падает вперед на локти.

Я откидываюсь назад и снова толкаю бедра вперед, стиснув зубы от желания взять ее так, как я действительно хочу.

– Это то, чего ты хочешь, Луна? – я рычу, когда врываюсь в нее сзади, набирая темп, все еще сохраняя некоторое подобие контроля.

Проводя ладонью по изгибу ее позвоночника, я зарываюсь пальцами в ее волосы на затылке, поворачивая ее лицо вбок и прижимая ее щеку к грязи.

– А?

Ее пальцы скребут по земле, когда она смотрит на меня снизу вверх, ее глаза затуманены похотью.

– Да! – выдыхает она, и это слово растворяется в стоне, когда я врываюсь в нее сильнее.

– Чертовски отчаянно, – бормочу я, мои яйца напрягаются с каждым движением сквозь ее тугой жар. – Просто умоляй, чтобы ты использовала мой член, принимая его, как шлюха.

Словно в доказательство моей точки зрения, она начинает двигаться напротив меня сильнее с каждым толчком, как будто не может насытиться.

– И это все, что у тебя есть? – задыхается она, чертовски насмехаясь надо мной.

Вот тогда я перестаю сдерживаться. Впервые в жизни я поддаюсь низменным побуждениям, с которыми постоянно борюсь, и трахаю ее так, как я хочу; как мне нужно. С каждым резким ударом моих бедер я даю ей больше, задавая мучительный темп, который заставляет ее кричать – не от ужаса, а в экстазе. Ей, блядь, нравится, что это жестко. Ей нравится грубость. Я отдаю ей все, что у меня есть, а она не только принимает это, но и умоляет меня о большем. Клянусь, если бы она не была генетическим уродом, она была бы моей идеальной женщиной.

Да, я полностью осознаю, насколько это хуево. Но теперь я также знаю, как чертовски приятно быть внутри нее, и пути назад нет. Это чувство, к которому я мог бы пристраститься. Возможно, я уже пристрастился.

– Вот как тебе это нравится, бестия? – хрипло спрашиваю я, обхватывая ее бедра и продолжая вколачиваться в нее в жестоком ритме.

– Да, черт! – кричит она, выгибаясь мне навстречу. – Прямо здесь!

Она сжимается вокруг меня, ее тело дрожит, и через минуту она начинает высвобождаться. Я стискиваю зубы от ощущения, как ее внутренние стенки трепещут вокруг меня, когда она эффектно распадается на части, заливая мой член своим освобождением. Мне требуется все самообладание, которое у меня еще осталось, чтобы не упасть с ней за край.

Ее мышцы расслабляются, когда она переживает последние волны оргазма, и я протягиваю руку вперед, чтобы обхватить ее за горло, подтягивая ее вверх, пока ее спина не оказывается на одном уровне с моей грудью, а другой рукой обнимаю ее за талию.

– У тебя сейчас большие неприятности, Луна, – рычу я ей в ушную раковину, прикусывая зубами мочку и входя в нее. – Судя по тому, как ты только что сжала мой член, теперь я знаю твою слабость.

– И я знаю твою, – выпаливает она в ответ, крепко сжимая свои мышцы, пока не начинает казаться, что ее киска сжимает меня в тисках.

Я чертыхаюсь себе под нос, стону в бреду, когда она начинает подпрыгивать у меня на коленях, засовывая руку себе между ног, чтобы беззастенчиво поиграть со своим клитором. Чертовски сексуально. Она такая же дикая и раскованная в постели, какой я ее себе представлял, и реальность намного превосходит даже мои самые грязные фантазии.

Засовывая руки ей под рубашку, я обхватываю ладонями ее полные груди, пощипывая и покручивая соски между пальцами, пока они снова не начинают заостряться. Как раз в тот момент, когда я чувствую, что ее второй оргазм достигает апогея, я прижимаю руку к ее позвоночнику и наклоняю ее назад, утыкая щекой в грязь. Другой рукой я до боли сжимаю ее бедро, когда я врезаюсь в нее еще несколько раз, прежде чем присоединиться к ней в муках блаженства, почти теряя сознание от силы своего оргазма.

Когда все заканчивается, мы оба потные и задыхающиеся, покрытые грязью с лесной подстилки. Луна теплая и податливая, когда я выхожу из нее, пытаясь отдышаться, я отстраняюсь и готовлюсь к чувству вины и отвращения к себе.

После этого она возненавидит меня еще больше, но с этим мне просто придется жить. Потому что она никогда не сможет ненавидеть меня сильнее, чем я уже ненавижу себя.