Текст книги "Сладость мести"
Автор книги: Шугар Раутборд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
– А-а-а-а-а-ах-х! – Она одним махом села; два противных, холодных зеленых овоща скатились ей на грудь.
– Флинг, ты одна? Кинг здесь?
– Я одна. Совсем одна. Одна-одинешенька на всем белом свете. – От ее сонливости не осталось и следа.
– Перебираюсь к тебе! – Голос в трубке звучал немилосердно громко. Флинг выкарабкалась из кровати и, пошатываясь, направилась в душ, удивляясь, как это Джоан Ланден умудряется каждый день выходить на свою работу в телестудии в такой чертовски ранний час. Она окатила себя целым каскадом струй, смывая все неприятное и тревожное, что еще оставалось от прошлой ночи. За окном пока царила темнота, и душ казался недостаточно горячим для этого предрассветного часа.
– Я здесь! Впусти меня, моя звездочка. Звездочка, вспыхнувшая вчера вечером. Журналисты уже дежурят у входа. Еще немного усилий, дорогая, и они умрут от восторга!
И он вошел в ванную, подражая ее движениям на подиуме. Фредерик и Кингмен – единственные, кто имел ключи от ее квартиры.
– Как ты поспел сюда так быстро?
– Позвонил от угла дома. Я еще пока что не был дома. А это что?
Фредерик поцокал языком. Причудливые вечерние платья, которые были приготовлены для презентации, в чудовищном беспорядке валялись по всему полу маленькой студии; кое-где они образовывали целые пестрые завалы. Шелковые пояса и атласные ленты свисали с ламп и дверных ручек – у них, очевидно, тоже было похмелье.
– Флинги! – Фредерик закатил глаза. Вероятно, так выглядел бы отдел модной одежды в магазине Сэка после землетрясения.
Вытеревшись полотенцем, она влезла в свитер цвета сливочного масла, после чего Фредерик припудрил ей нос и подвел веки.
– С добрым утром, Америка!
– С добрым утром, Фредерик! – хмуро ответила она.
– Ты держалась, как новорожденная звезда. Они влюбились в тебя, моя дорогая. Вчера вечером Техас завоевал Нью-Йорк. Ты пленила сердце самого Джерри Холла. Жду не дождусь, что там напишут о вечере Сьюки, Сьюзи и Билли Норвич.
Она стянула завязку с мокрого конского хвоста, тряхнула головой, и яркие, светлые пряди легли каждая на свое место – как по заказу.
– У Кингмена есть жена.
– Ну, а раньше что, не было?
– Наверное, была. Но я ни разу не видела ее лично, ее или Другую.
– Что это за "другая"?
– Его дочь.
– Очень мило. В любом случае лучше, чем просто: "Эй, ты!". – Фредерик гелем смазал ей кончики волос и придал ярким прямым волосам вид парика, а затем подвел губы бесцветной помадой. – Чистота и порядок. Отличный утренний вид.
– Жена – милая женщина. – Флинг была по-прежнему мрачной.
– Приятно слышать такое из твоих уст.
– Она – истинная леди. Не хочу, чтобы из-за меня страдали такие милые люди. Не хочу, чтобы вообще кто-то страдал, даже если этот кто-то вовсе не милый.
– Ага, трагедия в трех лицах. Классический треугольник из любовного романа. Раз так, брось его. Я всегда говорил тебе, что он мелочный и трусливый эгоист, из тех, кто любит две вещи в мире: то, что у него в штанах, и то, что у него в бумажнике.
Они посмотрели друг на друга через отражение в зеркале. Пожалуй, они стоили друг друга. Лишь глаза Фредерика сегодня были ярче и веселее искрились под его от природы высокими бровями. Клок прямых каштановых волос нахально падал на точеную скулу, играя в кошки-мышки с его аквамариновыми глазами. Небрежно отбросив прядь волос, он открыл обозрению свои изящные черты. Лицо Флинг было чувственно, его же – призрачно, как наваждение. Ее тело было роскошно, формы пышны, он же казался костлявым и в то же время гибким, как резина. Вместе они являли собой Венеру и Винни де Мило.
– Боже, и почему ты не пойдешь вместо меня? – Флинг бросила щетку для волос через плечо. – Я совершенно не расположена вещать всем по телевидению, как сделать свою жизнь счастливой. Какие советы я могу дать женщинам, сидящим за кухонным столом вместе со своим семейством? Что я скажу? "Привет, я влюблена в мужа одной из вас. Вот мой аромат, пользуйтесь им, и Новый год вы встретите в одиночестве, с флаконом моих духов в зубах!"
Она сгорбилась от тяжести этого груза – быть центром всеобщего внимания, былинкой, закрученной в водоворот интервью, презентаций и встреч; красивейшая девушка в мире, у которой определенно не могло быть проблем– слово, которого и быть-то не должно в ее и без того крайне небогатом словаре.
– Флинги, они хотят именно тебя. Это бизнес. Держись на высоте, лови за хвост птицу-удачу, и ты сможешь сама выбирать себе мужчину! Среди финансистов найдутся любовники еще более эксцентричные, чем Кингмен. Холостые, с лучшими манерами, чем этот алчный спекулянт и перекупщик. Ты думаешь, аромат – это его подарок тебе, солнце мое? Если аромат сработает, Кингмен загребет кучу баксов. Если нет – он его спишет. Отправит на свалку тебя и компанию.
– Нет! – Словно обороняясь от обвинений, Флинг подняла руку: – Он меня любит.
– Более того, я допускаю, что он любит также и жену, и эту свою Иную.
– Другую! – Флинг сейчас держалась на высоте. Ее потухшие глаза вновь оживали.
– Боже, какая разница, как он зовет свою дочку-телку? Этой ночью в кулуарах я имел длинный-длинный разговор с Ох-Уж-Этим-Бобом. За всей этой возней с новым ароматом стоит Гейл Джозеф. Она делает все, чтобы сохранить свою компанию. Ох-Уж-Этот-Боб посвятил меня во ВСЕ детали. Боже, Флинг, неужели ты думаешь, что все дело в том, что они тебя любят? Ты была обворожительна. Лавочники и редакторы журналов немедленно сделали ставку на новую перспективную лошадку. Но если машина запущена, она должна работать, Флинг, а пребывая в хандре, товара не сбудешь. Покупай, народ! Грандиозные духи: разок нюхнул и обеспечил себе месяц депрессии!.. Так не годится, Флинг.
Флинг хихикнула.
– Я люблю Кингмена, – сказала она упрямо, поднимая с пола щетку для волос и вновь глядя в зеркало. – Просто такая уж ситуация, очень она сложная.
Она так сильно тряхнула головой, что блестящая золотая сережка – часть тщательно подобранного для "ФЛИНГ!" туалета – сорвалась и со звоном полетела на пол.
– Не сломалась?
– Что именно? Сережка или твоя душа? – ухмыльнулся Фредерик. – И то, и другое можно склеить.
Флинг пробежала пальцем по поверхности гладкого золотого колечка. Оно было цело.
"Может быть, все к лучшему?" – подумала она, увидев в происшествии с сережкой хорошее предзнаменование. Вечно они такие – хотят разрушить ее веру в Кингмена. Просто он – тип не во вкусе Фредерика, и ничего больше. А потом минувшей ночью Кингмен пообещал ей, что никто не будет в обиде. И что он обо всем позаботится и она может на него рассчитывать.
– Бал был классный, не правда ли? – улыбнулась она через плечо Фредерику. Ученый-естественник увидел бы в них типичный пример диморфизма: два ответвленья от одной и той же линии эволюции, два астероида, отколовшиеся от одной и той же прапланеты. "Зря, – подумала она, – не надо было всю ночь реветь у огромного круглого зеркала, вглядываясь в свое заплаканное отражение. Если так пойдет, то через месяц я стану похожа на обезьяну". Она тщательно осмотрела лицо, отыскивая морщины или намек на одутловатость – ничего, абсолютно ничего. Идеально свежее лицо, даже глаза – и те не покраснели.
– О, конечно. Все было шикарно, ни единого сбоя! В общем и целом – образцово-показательное мероприятие, – с энтузиазмом ответил ей Фредерик. – Конечно, я видел все это, так сказать, с высоты птичьего полета. Платья!.. Милая, платья были совершенно фантастические! Я насчитал более двенадцати платьев от известнейших модельеров, а ведь для каждого из них стартовая цена – двенадцать тысяч долларов! Были и проходные тряпки – куда же без них? А пока вы ели заливную семгу, омара, фаршированного кабачком, и фаршированного голубя, мы у себя в кулуарах расхватали с подносов сандвичи с индюшатиной и шампанское. Мы все правильно рассчитали, драгоценная моя! Твой золотисто-шафрановый наряд стал подлинной формулой успеха. В свете прожекторов ты выглядела, как Афродита после месяца тренировок в клубе "Вертикаль". Патрик Маккартни из "Женской одежды" поинтересовался даже, кто был дизайнер.
Фредерик набросил оранжевое шерстяное пальто на широкие плечи Флинг, и через минуту они уже бежали вниз по цементным ступенькам. Через полчаса Флинг должна была появиться почти на всех телеэкранах страны. Машина со студии ждала внизу.
– О-о-о, какая роскошь! – засияла Флинг.
– О, разумеется. Особенно в сравнении с метро.
Первый день после успеха начинался просто грандиозно, а ведь еще и солнце не взошло! Флинг потянула Фредерика за рукав пальто.
– Ужасно милое пробуждение, а?
– Во всяком случае, пока ничего страшного не произошло. Впрочем, не сомневаюсь, что машина по связям с общественностью – Джозеф Гейл – уже вовсю обыгрывает сплетню о Финансисте и Манекенщице, исчезнувших с бала на полчаса, и о том, какой помятый вид был у Манекенщицы, когда она все же вернулась к гостям.
Флинг так плотно сжала свои полные, чувственные губы, что от них осталась только тоненькая полоска.
– Самое лучшее, что я могу тебе посоветовать, это не видеться с Кингменом на людях, если ты вообще собираешься с ним видеться. Впрочем, ты, может быть, задумала прорекламировать новый аромат под названием "Слезы любовницы"? Тогда беру свои слова обратно.
Он погрозил ей пальцем. Фредерик, душившийся только "Обзешн фор мен" – "Тоской по мужчине", ибо ему нравилось, как выглядят на рекламе духов горы играющих мускулов, вообще-то, мало подходил на роль учителя нравственности. "Слезы любовницы", – подумал он. – И изображение двух обручальных колец на наклейке – это уж обязательно!"
– Больше ни слезинки, хорошо? "ФЛИНГ!" означает "БРОСЬ!", а такое слово произносится с улыбкой.
– Хорошо, – кивнула Флинг, и ее губы снова разжались. Она всегда чувствовала себя увереннее, когда Фредерик был под рукой.
– Операторы из "Вечера развлечений" сняли все празднество и презентацию, но они умотали вместе с камерами сразу после того, как ты прошла по подиуму и с потолка на зал обрушился каскад из тысячи воздушных шаров. Сьюзи копаться в грязи никогда не любила, а Билли – он милашка и джентльмен. – Другими словами, Фредерик сейчас прогнозировал, что прошедший бал получит самые благожелательные отзывы со стороны ведущих хроникеров светской жизни и те не станут заострять внимание читателей и телезрителей на шокирующей выходке Манекенщицы и Финансиста, которые не нашли для поцелуев лучшего места, чем рядом с сортиром.
– И все же, – Фредерик затолкнул Флинг в машину и сел рядом, драматически закатывая глаза, – я жду не дождусь номера с колонкой Сьюки.
"СВЕТСКИЕ НОВОСТИ" Сьюки
"В четверг вечером в отеле "Плаца" презентована "ФЛИНГ!". О божественный запах! О небесный фейерверк! Дорогие мои читательницы! Там были все, кто чего-то стоит. А если вас не было – упаковывайте чемоданы и Бога ради уезжайте в Филадельфию, ибо вы больше не принадлежите к первому сорту. Мистер и миссис Беддл (она – в вечернем платье из семейной коллекции) восседали над морем шафраново-шелковых столов, заполненных всякими там Рокфеллерами, Фишами, Меллонами, Стьюверсантами, что разместились на зачехленных стульях, грузные и чуть утомленные – вероятно, от изобилия вечеринок, свалившихся в последнее время им на голову. Там присутствовали все председатели всех больших корпораций нашего с вами Вавилона. Казалось, вернулись громовые двадцатые годы! Шампанское лилось рекой, а вечерние платья от Скази и Оскара де Ла Рента отличались на этот раз такой масштабностью объемов и пышностью, что две миссис Кэшолд, войдя в лифт вместе, были извлечены оттуда по частям, поскольку бусы и прочие украшения на их платьях сплелись настолько, что хозяйки стали похожи на сиамских близнецов.
Председатель "Чейз Манхэттен Бэнк" объявил, что дарит Нью-Йоркскому историческому обществу миллион долларов, а Мишима Итояма (кто это, дорогие мои?) от имени одного из банков Японии вручил чек на сто тысяч. С каких пор, интересно знать, ЯПОНИЯ стала проявлять заботу о НАШЕМ наследии? Сьюки никогда точно не помнит: кто именно выигралту самую войну?
Лайза Минелли выдала "на ура" свой шлягер "Нью-Йорк, Нью-Йорк!", а архиепископ Нью-Йорка прочитал молитву. Но все это была лишь прелюдия, разминка перед главным событием дня. Сногсшибательная красавица по имени Флинг (не путать с духами!) заставила всех замолкнуть на полуслове, когда в свете сотен прожекторов выплыла на подиум, закутанная в нечто шафрановое и (мне показалось, что я сплю) с ожерельем "Желтая звезда" из Индии на шее. Это что-то вроде алмаза "Кохинур", который мы уже видели, но только грандиознее и ослепительнее. О божественное ослепляющее сверкание драгоценностей! Под песенку Бобби Шорта "Давай повеселимся" Флинг-манекенщица провальсировала по застеленной шафрановым шелком дорожке прямо в объятия председателя "Кармен Косметикс" мистера Кингмена Беддла, стоявшего в конце подиума, протянувшегося через весь танцевальный зал, который и представил ее – вместе с десятифутовым флаконом духов "ФЛИНГ!" – публике, фотографам и остальному миру, лишенному счастья присутствовать на этом шоу.
Милая и обаятельная манекенщица Флинг поцеловала короля "Кармен" и всплакнула – точь-в-точь как мисс Америка! – когда они вдвоем взялись за гигантский флакон духов. А когда тысячи шафрановых и черных шаров упали с потолка, целый дождь конфетти посыпался на гостей и пятьдесят фотографий Флинг взглянули на публику с развернутых флагов, у всех действительно захватило дух! (Я уже молчу о фантастическом фейерверке!) Все эти ощущения, очевидно, оказались не под силу хрупкой и нежной миссис Беддл (из достославного семейства Вирджинии Рендольф), и она упала в обморок, прямо в объятия своего дяди, губернатора Берда.
Или, может быть, все дело в томяще сексуальном одеколоне "ФЛИНГ!", пузырьки с которым белая вереница из пятидесяти официантов вынесла на серебряных подносах? Открытые враз, "они погрузили сливки общества и финансов Нью-Йорка в густое облако аромата "ФЛИНГ!". Все в зале в одно мгновение стали пахнуть точно так же, как прекрасная манекенщица Флинг. Браво!А если вы не смогли присутствовать там, дорогие мои читательницы и читатели, в силу того, что президенту США срочно понадобилась ваша консультация или дала рецидив ваша застарелая малярия, вы сможете в полной мере насладиться этой дьявольски восхитительной штукой, купив флакон или пузырек с надписью "ФЛИНГ!" из тех, что выставлены сегодня на продажу в магазинах Блюмингдейла. Что до Сьюки, то она умирает от усталости, а потому отправляется спать, но перед этим обязательно поплещется в лохани, наполненной пеной "ФЛИНГ!".
Время от времени Тенди брала газету и расправляла то место, где за подписью Сьюки красовался обширнейший материал сезона. Газета была перемазана всеми видами карменовского лака для ногтей. Все клиенты, вбегающие сегодня в маникюрный центр Тенди, на ходу читали "Нью-Йорк дейли сан", а затем уже в кресле делились мыслями и соображениями о том, что хотела сказать Сьюки между строк. Всех, включая шестерых размеренно жующих жвачку маникюрш, служащих салона Тенди, интересовало, что же в действительности стало причиной обморока миссис Беддл, ну, а также есть ли среди обитателей окрестностей "Плацы" хоть кто-то, кто не слышал в четверг вечером фейерверка.
Когда ушел последний клиент, Тенди торопливо обесточила рабочие места маникюрш и взглянула на часы.
"Ну, – сказала она самой себе, – через полчаса я буду знать ответы на все эти вопросы".
Кингмен должен был быть в ее квартире, как всегда, в 5.30 вечера.
5
Центр Нью-Йорка, 1990 года
Флинг оперлась изящным локотком о спинку сиденья такси и поправила чулок.
– Фредерик, не глотай эту дрянь, это же сущая погибель для тебя.
– Только не надо дуться, детка. Тебе не нужны наркотики, ТЫ их и не употребляешь. Но уж коли я взялся сопровождать тебя на один из твоих триумфов и рискую своей короткой, но похотливой жизнью, находящейся в руках какого-то арабского террориста, охотящегося за партией "индия-500", я имею право, пусть на самый маленький, но экстаз.
Происходило это спустя два месяца после презентации "ФЛИНГ!", заполнившей страну волнами аромата.
Таблетка, которую Фредерик сунул в рот с такой легкостью и так небрежно, будто речь шла об аспирине "Байер", представляла из себя круглую белую пилюлю. Этот "ДИСКО-БИСКВИТ" обеспечит Фредерику эйфорическое ощущение парения над безымянной толпой конвульсирующих тел, бьющихся в такт первобытным ритмам. Одна таблетка – и он на целый час унесется из действительности, в мир отрешения от всего неприятного, в мир красоты и чувственности. Это был его, Фредерика, способ выжить в этом грубом, несовершенном мире. И когда пришло время отправиться на дощатые подмостки танцевального клуба со своей лучшей подружкой, "девушкой момента", моделью месяца, входящей в десятку лучших манекенщиц мира, единственным человеком, способным сравниться с Фредериком по своей яркости и экстравагантности, он и прибегнул к этому средству.
В течение часа после этого не будет иметь значения, кто он – парень, девушка, звезда или красивейший из гермафродитов-стилистов Нью-Йорка. Ничего не будет существовать, только Флинг и Фредерик, две лучшие подружки, две компаньонши в бизнесе, танцах и модничанье в окружении толпы прочих манекенщиц и манекенщиков. Ничего не будет видно в тумане его Е-таблетки, только скрещенье прожекторов, в котором стирается все недоброе, некрасивое и просто занудливо-критическое. Фредерик любил свои маленькие магические пилюли. Никакого похмелья, как это бывает от крепких ликеров, которые он благоразумно не пил. А эти таблетки изготовлялись незаконным образом в лаборатории одного из привилегированных университетов и, судя по всему, относились к разряду сильнодействующих. Пребывая в экстазе, можно не иметь ни единой мысли в голове, и это блестящий способ стереть из памяти все, что было предыдущей ночью.
В такси, благоухающем своим собственным ароматом старых нестираных носков и мускуса, они промчались по Десятой авеню в направлении Двадцать седьмой улицы к "Саунд Фэктори" – "Звукофабрике", популярнейшему месту сборищ начинающих моделей.
– Пожалуйста, помедленнее, Хусейн, – закричал Фредерик: они с Флинг прямо-таки подскочили на заднем сиденье, когда машина угодила в какую-то выбоину на дороге.
– Меня зовут Измаил, – обернулся к ним с белозубой улыбкой шофер, болтая головой на манер бесноватого из фильма "Изгоняющий дьявола". – Вы, случаем, не та самая девушка с рекламы духов? – спросил он, окатывая пассажиров на заднем сиденье ароматом арабских специй.
– Гони потише, Измаил, мы сломаем шею на одном из этих ухабов, – скорчил гримасу Фредерик. Флинг только хихикнула, когда их вновь подбросило. Коленки девушки взлетели к подбородку, а в следующую секунду ее швырнуло на Фредерика.
Десятая авеню к югу от Вестсайда – западной части Нью-Йорка – напоминала Ливан времен войны: растрескавшиеся мостовые, груды мусора, вонь из кузовов грузовиков, паркующихся в заводских ангарах по соседству с пустыми, облезлыми складами, и жуткая тишина остановленных на ночь фабрик. Эта удручающая картина преследовала их по пути к клубу, расположенному всего лишь в квартале от Нью-Йоркского торгового причала.
На этой улице, оставлявшей впечатление только что пережитой бомбардировки, и находилось заведение. У дверей его, как всегда, стоял Джоуз, знаменитый в городе швейцар, обладавший силой, подобной силе лишь другого знаменитого вышибалы-швейцара Марка, охранявшего двери 54 студии в лучшие ее времена. Во власти Джоуза было впустить или не впустить хорошеньких девочек, мальчиков или хорошеньких гермафродитиков в рабочий пакгауз, превращенный ныне в дансинг. Перед одними он широко распахивал двери, других же ждало разочарование. Когда его наметанный глаз Цербера засек гибкий силуэт Флинг, героини городского центра и городских окраин, и ее не менее красивого дружка, он отцепил бархатный канат, даже не спрашивая восемнадцатидолларового билета за вход в этот поп-рай. В этом, ином мире смазливая публика, как знал Фредерик, никогда ни за что не платила.
– О, браво, Флинг! – лишь покосился на нее Джоуз, распахивая дверь в пространство, наполненное звуками диско. Ослепительная парочка, прежде чем слиться с толпой, окинула ее взглядом.
Сегодня была грандиозная ночь – Ночь Моды на "Звукофабрике", и все были красивы – исключая тех недомерков, что слонялись снаружи, у дверей клуба.
И тут же громовые звуки обрушились на этот блестящий дуэт. "Блэк Бокс" шпарил песенку " Все, все!", колонки грохотали, и, действительно, почти ВСЕ были здесь. Жаркую тьму рассекал лишь луч одного прожектора, бегающий туда-сюда по трехъярусной танцевальной площадке – единственная возможность понять, кто рядом, кто на кого положил глаз, кто уже затаился, готовый в любое мгновение наброситься на жертву – жертву своей сексуальности или своих галлюцинаций.
Фредерику не требовалось даже поворачивать голову, он и так знал: все взгляды прикованы к Флинг, только что снявшейся для обложки "Уименз" в специально созданном модном платье Кристиана Франсуа Рота, названном "платье-деньги", и так и прибывшей на танцы. Даже для девяностых годов, озабоченных больше всего проблемами окружающей среды, это платье оказалось сенсацией и произвело истинный фурор, приковав всеобщее внимание к молодому дизайнеру. Хотя платье воспроизводило однодолларовую банкноту, Флинг в своем мини-наряде " Я вся как на ладошке" с Джорджем Вашингтоном и лозунгом " Именем Господа, в которого веруем" на пышной груди тянула не меньше, чем на миллион баксов.
Фредерик кинул взгляд на свою лучшую подружку и удостоверился, что остальные девушки, столпившиеся вокруг нее, не собираются рвать в клочья это платье, чтобы получить сувенир. Завтра оно должно благополучно вернуться в демонстрационный зал ателье Кристиана Франсуа Рота и там ждать своего покупателя. Сегодня утром, когда Флинг облачилась в это платье, Фредерик терпеливо стоял в сторонке и был всевидящим оком для Флинг, ослепшей от заградительного огня фотовспышек. Фотографии будут что надо! Вот Флинг с Кристи Терлингтон и Линдой Эвангелиста. Вот она обнимает и целует в щеку Наоми, хорошенькую чернокожую фотомодель, удостоившуюся мимолетного внимания Сильвестра Сталлоне. Все запечатлено для вечности в серии снимков, которые в ближайшее время появятся в ярких журналах с глянцевой бумагой.
Общий вздох восхищения вырвался у зала: напев классической скрипки из прелюдии к хиту Мадонны "Мода" усилился, подхваченный голосами, и загремел под сводами бывшего пакгауза. Толпа обожала эту песню – свой национальный гимн. Танцующие вскинули вверх лица, прислушиваясь к грохоту ударников и басам, похожие на собак, смотрящих на луну.
Фредерик закатил глаза и провел языком по губам, а бедра его начали раскачиваться в такт музыке.
Флинг стала подпрыгивать вверх и вниз, как в игре в "классики", удивительно не вписываясь в пульсирующий сексуальный ритм Фредерика.
Она лишь мило улыбалась, когда толпа кричала "Браво!" и аплодировала ей. Публика была в экстазе: где еще в Нью-Йорке можно увидеть подобное шоу с фотодивой, сошедшей с обложки "Уименз", а еще раньше украсившей собой обложку "Воуг", которая – о, небеса! – танцует и смеется с ними вместе и трясет головой в такт песенке "Мода"? Казалось, сама Мадонна появилась в этом тусклом, темном клубе.
Тем временем громкость колонок увеличили.
" Расслабься!" – взывал голос Мадонны, и Флинг расслабилась. Вся ее природная робость куда-то испарилась, словно она вдруг перенеслась туда, где ей всего приятнее и спокойнее – в мир фотовспышек и телекамер, где она точно знает, что и как ей делать.
Глаза ее засияли, крылья носа затрепетали, щеки разрумянились, и она на пару с лучшим другом, почти неотличимым от нее, хлопала ресницами, паясничала, кружилась, смеялась и важничала, как и полагается фантастически красивой девушке.
Все в зале глядели только на Флинг и Фредерика, только на них.
" Расслабься, поза – это блеф", – повторяли два прекрасных создания вслед за Мадонной, и толпа аплодировала им.
" Мода, мода, мода!" – подпевала толпа Мадонне, кричала и хлопала в ладоши.
Флинг – в Моде! Они были так захвачены танцем, что не заметили, как в клуб ввалилась компания, явно из верхней части города. Они слишком сильно и без остатка погрузились в свой нарциссизм, смакование поз и упоение ритмом, чтобы что-то еще и видеть.
Они даже не почувствовали, как эта причудливая процессия прошествовала в клуб на манер фаланги, а потом молча стояла и наблюдала. Особенно напряженно разглядывал танцующую публику человек в центре фаланги, ибо он по природе своей был зритель, один из тех, кто никогда ни в чем не участвует, только наблюдает. Так безопаснее. А у всей его компании на лицах было то холодное и натянутое выражение, которое обычно свойственно людям, посещающим этот клуб инкогнито, тем, для кого знакомство с трущобами – разновидность спорта.
Для барона Вильгельма Вольфганга фон Штурма невозмутимость являлась таким же обязательным атрибутом, как и его модный английский костюм, и он постоянно что-то высматривал. Вот и сейчас его глаза, не отрываясь, следили за двумя очаровательными молодыми созданиями, принимающими в танце такие спокойные, отстраненные позы, что они невольно напомнили ему о его коллекции художественных декоративных скульптур. Девушка казалась просто сногсшибательной, ее красота – безупречной, а вот другой… У него ощущалась какая-то изнеженность и решимость в позах и одновременно крепость мышц в длинном поджаром теле. На нем были черные джинсы "леви-501", шелковая куртка от Армани. Короткие волосы зачесаны назад, и, хотя кружевной стоячий воротник был расстегнут до пояса, сторонний наблюдатель не мог быть до конца уверен, что перед ним мужчина. Взгляд барона исследовал снизу доверху бесконечно длинные ноги Флинг, затем скользнул выше, выше, к гибкой шее, к безупречно очерченному лицу – на нем застыло выражение восторга, прямо-таки сексуального экстаза. Потом внимание барона переключилось на женственные черты лица Фредерика и его двусмысленно изогнутый торс.
– Какие красивые! Как они милы! Нужно с ними познакомиться. Нужно забрать их отсюда и увезти с собой, – шепотом сказал барон, продолжая наблюдать.
Поскольку в "Звукофабрике" не подавали ликеров, свита барона уже через полчаса стала высказываться за то, чтобы сняться с места и отправиться в верхнюю часть города, в более цивилизованный и более отвечающий их вкусам частный дансинг-клуб "ЗА СТОЙКОЙ". Это заведение оказалось единственным местом, приглянувшимся барону во время пребывания в Нью-Йорке, куда он приехал для того, чтобы присмотреть за сохранностью фамильной коллекции фон Штурмов, выставленной в Метрополитен-музее… а может быть, заодно купить компанию "Блэк".
– Поедем в наше любимое местечко, выпьем шампанского, станцуем под зажигательные латинские ритмы, всласть посидим в удобных кожаных креслах, – сказал барону на ухо председатель "Блэк".
Барон колебался. Он был большим ценителем и коллекционером всего прекрасного, и эта юная парочка его просто очаровала. Понаблюдать за ними – чем не достойный финал прожитого дня. Барон взглянул на девушку в долларовом платье с улыбкой, в которой сквозили дойчмарки и доллары, доллары, доллары. Ее нужно обязательно взять с собой. Знаменитая манекенщица должна оказаться в обществе барона-миллиардера.
" Джинджер, Фред и Джин Келли – эти танцевать умели", – голос Мадонны уже напоминал хрип, толпа на подмостках обезумела, Фредерик был в полном экстазе.
– Дитер, – начальственно произнес барон. – Пускай они к нам присоединяются.
Дитер слушал, улыбаясь. Все люди "Блэк" улыбались, когда улыбался барон.
Изможденная танцем толпа аплодировала Флинг и Фредерику. Чуть не половина звезд подиума, собравшихся здесь, стали таковыми благодаря Фредерику, но сегодня звездой была ФЛИНГ, и всем на "Звукофабрике" это было ясно, как Божий день. Но Флинг была уже озабочена тем, чтобы вернуться домой до звонка Кингмена, и Фредерик поневоле озаботился тем же самым.
Для всех, кто более менее представлял ситуацию в международных финансах в начале девяностых, кто имел хоть малейшее знакомство с парнями ив Европы, раскупавшими на свои миллиарды евродолларов старушку Америку, не было сюрпризом встретить барона фон Штурма, обладателя одного из крупнейших состояний в Европе, на Пятой авеню и Уолл-стрит, вдалеке от фамильных замков. Утренний выпуск "Файненшнл таймс", например, оповещал своих читателей, что WWVS, одну из компаний барона, запросил о помощи гигант розничной торговли – универмаг "Блэк" с Пятой авеню, оказавшийся на грани банкротства. Председатель его правления, на редкость милый парень, внезапно обнаруживший у себя в родне выходцев из Германии, на последние средства из бюджета компании составил удивительно разнообразную и бурную программу пребывания в Нью-Йорке барона и его свиты. В эту свиту, между прочим, входила Линн Маньюлус, живая легенда мира моды, дочь неувядающей Мисс Марты, известной в своих кругах не меньше, чем Эсте Лаудер в мире косметики.
С Линн и ее матерью барон познакомился лет двенадцать назад в разгар летнего сезона в Париже. Гостиницы были переполнены, и он с баронской щедростью предоставил в их распоряжение свой номер-люкс в отеле "Риц". Сейчас своим цепким взглядом Линн уловила, что барон смотрит на девчонку, резвящуюся в долларовом платье – последней модели из коллекции предыдущего протеже Линн. Она прокричала фон Штурму сквозь гром и грохот диско-музыки:
– Это модель Кристиана Франсуа Рота, о которой я вам уже рассказывала. "Деньги", платье-деньги. Изумительный наряд! Я попрошу его сделать платье-дойчмарку, если вы захотите. – Она кричала так громко и с таким энтузиазмом, что сама вдруг испугалась, не лопнули ли у барона барабанные перепонки.
Тот в ответ моргнул раз десять – своего рода диско-вариант азбуки Морзе. Сквозь гром и грохот она лишь уловила слова: "…встретиться с ними"
Линн изящно пробралась через сборище танцующих, проявив при этом недюжинную решительность и ловкость, и совершенно неожиданно появилась в поле зрения Флинг. Маленькие ручки Линн сомкнулись в нежном объятии вокруг новой звезды.
– Пойдем, познакомлю вас с человеком, который, возможно, уже завтра станет новым хозяином "Блэк", – говорила она, проталкивая Флинг и Фредерика через толпу.
– Барон, хочу познакомить вас с долларовым платьем, – сказала она и показала на Флинг. Та еще тяжело дышала после небольшого сеанса ритмической гимнастики: полные груди вздымались, вырываясь поверх сурового лика Джорджа Вашингтона, а в расселине между ними сверкали бисеринки пота.
