Текст книги "Сладость мести"
Автор книги: Шугар Раутборд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
– Какое бездарное и дешевое меню. Точь-в-точь как эта самая Фредерика! – Движением глаз она велела Кингмену пододвинуться поближе. – Регарде [25]25
Поглядите ( фр.).
[Закрыть], друг мой, автор-имитатор всех этих гостевых карточек ужинает в числе прочих гостей. Вон он, за соседним столом. С какой радостью я стала бы каннибальшей, и его увидела бы на своей тарелке. – Она облизнулась, и Кингмен заподозрил, что его соседка вовсе не шутит.
– И что же этот Отто, как-там-его-дальше-звать, сделал вам?
– Не мне. – Она скрестила два налаченных "Красным коварством" ногтя поверх сигареты. В Боксвуде курить между сменой блюд считалось верхом неприличия. Кингмену стало любопытно, что будет, если он закурит одну из своих сигар. Он тоже не был расположен есть рис из тыквы.
– В миру он мошенник. А вообще-то никто, всего лишь жалкий копиист. Копировать идеи другого человека, его палитру – это худший из всех возможных грехов. Даже убийца и тот похищает лишь жизнь, а имитатор похищает бессмертную душу! – Сириэлл постучала себя кулаком в грудь, туда, где, как она считала, располагается ее сердце. – Отто Убельхор только что вышел из тюрьмы. Слышали, вероятно, о том, как он подделал шесть полотен де Реснэ, а также несколько работ Ренуара и Ван Гога? Две из них попали аж в Метрополитен-музей, а остальные разошлись по самым значительным частным коллекциям мира. Эти новоявленные варвары, собиратели произведений искусства, оказались не в состоянии обнаружить подделку.
Она обернулась и кивнула головой в сторону Отто Убельхора.
– Он, должно быть, достаточно ловок, чтобы обвести вокруг пальца всех этих экспертов. И это при том, что любой мало-мальски сведущий искусствовед или хранитель музейной коллекции легко отличит подделку от подлинника.
Кингмен был совершенно очарован. С тех пор, как он начал заново творить себя и свою биографию, он, как никто другой, мог оценить всю прелесть высококлассной подделки.
Сириэлл взглянула на Кингмена с неодобрением.
– Это величайший мастер подделки на всем земном шаре. Когда он пишет под Ренуара, он использует те же пигменты, что и сам Ренуар. Отто смешивает краски так, чтобы они давали тот же оттенок, что и ренуаровские работы 1880 года. Даже холсты, которые он использует, натянуты на рамы в 1880-ом; он использует для этой цели оригинальные картины третьестепенных художников, соскабливает живопись и пишет заново, так что даже холст у него аутентичен. Соответствие историческому периоду и так далее, ну, вы меня понимаете! Он – худшая разновидность имитатора. У него не бывает ошибок, сомнений или метаний. Он творит свои поддельные шедевры не из любви к прекрасному, а ради чистогана!
– Если он настолько искусен, почему же он не напишет что-нибудь свое? – спросил заинтересованный Кингмен.
– Потому что он не имеет своих собственных мыслей или идей. Потому что нужно стать великим философом и великим мастером, прежде чем превратиться в великого художника. Потому что он не более чем ремесленник, такой же, как плотник или столяр.
Кингмен, повернувшись, украдкой взглянул на Отто Убельхора.
– У него, должно быть, куча денег? – Собственное финансовое неблагополучие продолжало глодать хозяина "Кингаэр".
Сириэлл начала терять терпение.
– Нет, нет и нет! Специалист по фальшивкам по определению не может иметь много денег. Пенки снимает тот, кто продает его продукцию. Сам имитатор получает только крохи с барского стола.
Сириэлл свела два "красно-коварных" ногтя, демонстрируя, как малы гонорары ненавистного ремесленника.
А Кингмен тут же произвел в голове расчеты. Мишима заплатил пятьдесят два миллиона долларов за крохотную картинку де Реснэ, художника, на котором он помешан. Продав Мишиме десять подделок под того же де Реснэ, выполненных этим Отто Убельхором, можно загрести полмиллиарда баксов и обеспечить высокий полет его дорогой "Кингаэр". Интересно, есть ли телефон Отто Убельхора в справочнике? Кингмен сразу повеселел, ему вдруг захотелось расцеловать Сириэлл де Реснэ.
Та же, вооружившись вилкой, расправлялась с третьим блюдом, единственным, которое она нашла аппетитным. Холодный угорь в виде туго натянутого лука на ложе из устриц. Как только Сириэлл прикончила свою порцию, Кингмен предложил ей свою. Но тут все джентльмены за столом неожиданно поднялись, заметив, что баронесса и Флинг встали.
Фредерика ощутила настоятельную потребность лично поприветствовать каждого гостя, дабы каждый смог еще раз лицезреть сногсшибательный наряд и ослепительные белые крашеные волосы. А поскольку барон не был расположен подниматься из-за стола, баронесса утащила за собой лучшую подругу – Флинг. Фредерика умышленно рассадила семейные пары по разным столам – обычай, показавшийся Флинг сегодня просто ужасным. Своих особых "фаворитов", Кингмена и Сириэлл, Фредди посадила вместе в надежде, что они благополучно отравят друг другу вечер.
Флинг казалась восхитительным золотистым видением в турнюре из тафты с бронзово-атласным отливом и гипюровым воротником.
– Все это так забавно, что я, пожалуй, буду каждый год заводить по ребенку!
Флинг восторженно загоготала, и Фредерика встревоженно замахала руками, как аист крыльями.
Глаза всех сидящих за столом дам были сейчас прикованы к сверкающему ряду жемчужин и алмазов на шее Фредерики, глаза джентльменов – к соблазнительной выемке между грудями Флинг.
– О, Сириэлл, дорогая, я так счастлива, что тебе понравился угорь! Надеюсь, он благополучно проскользнул в твое горло?
Сириэлл улыбнулась улыбкой змеи.
– Премиленькое ожерелье, Фредди! Это тоже копия, как и твои карточки для гостей?
Первой реакцией Фредерики было желание схватить тяжелую вазу с нежными розами "герцогиня Виндзорская" и крупными, размером с кулак, розами "мадам Помпадур" и обрушить все это на голову высокомерной Сириэлл. Но она не могла ставить барона в неудобное положение перед лицом всех его друзей по бизнесу и европейских политических лидеров. И потому Фредерика проявила истинно мужскую сдержанность.
– Я так счастлива, что суд разрешил тебе торговать полотнами твоего дедушки. Может быть, теперь ты наконец-то сможешь купить приличные сережки для твоих милых аристократических ушек. – И Фредерик поддел пальцами одну из цветных стеклянных люстрочек, украшавших мочки уха Сириэлл.
– У-у-у, эти кошечки сегодня вечером совсем вышли из берегов! – обняв мужа, прошептала ему на ухо Флинг. – Сегодня вечером я припасла для тебя сюрприз, мой дорогой. Я жду не дождусь, когда все это закончится и ты окажешься целиком в моей власти.
Флинг поцеловала Кингмена в щечку, немедленно сделав его предметом ревности и зависти окружающих мужчин.
– Можешь на меня рассчитывать, – приподнял он пальцем ее подбородок.
– Пойдем, Флинги, есть еще и другие гости. – Баронесса загребла Флинг, и две высоченные суперкрасавицы отчалили.
Сидевшая прямо напротив Кингмена Оутси безуспешно пыталась оставаться трезвой, чтобы не упустить ни одной мелочи для своего отчета Сьюки, но очередной бокал немецкого "Рислинга" доконал ее окончательно.
– Жена! – глуповато пояснил Кингмен собравшимся, пожал плечами и скользнул на свой стул, как раз успев к главному блюду – жареному барашку, куропаткам со свежими пурпурными виноградинками в клювах, цыплячьей грудке, залитой кисло-сладким соусом, и заливному, изображавшему герб фон Штурмов. И все это с гарниром из молодой картошки и карликовой моркови, выращенных в замковом огороде.
– Ваша жена необыкновенно мила в американском стиле, но у нее ужасный вкус на подруг. – Сириэлл знала, когда нужно делать выпад, а когда дать задний ход. Она откусила от своей моркови.
– Да, тут я ничего не смог поделать. Флинг и Фреди неразлучны как сиамские близнецы, не-разлей-вода!
– О, зато у вас, кажется, отменный вкус. Вы случайно не коллекционер картин? – Голос Сириэлл стал вдруг бархатным, как попка младенца Вильгельма Фредерика.
– Да. В данный момент я собираю современную скульптуру и иконы.
– О, ну да, вы же из свежеиспеченных!
– Но у меня есть друг, который бредит творениями вашего дедушки.
– Может быть, ваш друг смог бы в самом ближайшем будущем купить у меня что-нибудь?
Кингмен от Оутси узнал, что французский суд только что объявил Сириэлл единственной опекуншей дедова наследства, и тем самым был положен конец многолетней войне между кузинами, тетушками и незаконнорожденными наследниками. Женщина рядом с ним, образно говоря, сидела на куче полотен стоимостью миллиарда в два долларов.
– До сих пор нам не разрешали продать ни единой картины из наследия моего деда. – Она порылась в своей вечерней "буддистской" сумочке в поисках спичек.
Кингмен чиркнул зажигалкой в виде Беддл-Билдинга и дал ей прикурить очередную сигарету "Голуаз". А что, черт побери, не закурить ли и ему "Монте-Кристо"?
Оутси Уоррен уже, можно сказать, валялась лицом в тарелке. Она продегустировала четыре сорта вина, а ведь на очереди еще были " Лорран перье шампань", " Кюрве гран сьекль" и что-то еще.
– Все полотна де Реснэ, хранящиеся сейчас в музеях и частных коллекциях, проданы еще при жизни моего деда. Вот уже шестьдесят лет на аукционах не выставлялись какие-нибудь другие картины де Реснэ.
– До чего интригующе! Новые картины, доселе неизвестные миру! Вы уже решили, что будете продавать и кому?
– Все давно продумано и расписано. – Она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым через резные ноздри. – Но так тяжело будет расставаться с этими сокровищами, со всей этой красотой! Я ведь живу сейчас в доме деда на Лазурном берегу в окружении его самых великолепных работ, так что можете представить мои сомнения. Картины из детской серии, откуда "Мальчик в голубом", опошленный Фредерикой и Отто Убельхором, они все висят там. О, вам надо обязательно увидеть его парковую серию! Кстати, прямо над моей кроватью висит полотно из серии "Умиротворение".
Кингмен развернул стул и был теперь лицом к лицу с Сириэлл.
– Пресвятой Господь, какие же должны быть у них страховые премии? Наверняка каждая картина – это целое состояние?………..можно!
– Уи [26]26
Да ( фр.).
[Закрыть]! Мне сказали, что особую ценность представляют " Ле жардэн" – " Сады". Последняя картина из этой серии пошла на аукционе за пятьдесят миллионов долларов. Разумеется, мои "Сады" больше размером и лучшего качества. Так что надеюсь, они пойдут за гораздо большую сумму.
Кингмен представил Сириэлл с золотыми миллиардами, висящими на ушах. В его голове немедленно сложился план. Постимпрессионистский сад за авиакомпанию. Мишима.
– Мне бы безумно хотелось взглянуть на ваши сады, – склонился к ней Кингмен.
Она изучающе смотрела ему прямо в глаза, потом вновь небрежно стряхнула пепел на шоколадный торт, изображающий замок Штурмхоф в миниатюре.
– Ладно. – Сириэлл, видимо, тоже все решила. – Вы сюда как добрались?
Она пустила кольцо дыма ему в лицо, прищурилась и, глядя в глаза Кингмену, облизала губы.
– Прилетел на лайнере компании " Кинг-аэр", – гордо ответил он. – Я только что купил себе авиакомпанию.
– Ладно, мистер Кинг Авиа, почему бы нам не слетать сегодня вечером во Францию, где я могла бы показать вам мои сокровища? – Сириэлл буквально сверлила его холодными наглыми глазами, – два озера дегтярно-черного цвета, со зрачками, расплавившимися в радужной оболочке. Кингмену не доводилось еще смотреть в такие жгучие глаза: неестественно черные, беспокойные, томные, с легким озорным блеском. Он почувствовал знакомое шевеление плоти.
– Я дам распоряжение пилотам. Пусть приготовят самолет к отлету.
– Вот и славно! – Она пригладила свой высокий шиньон. – Это место мне больше неинтересно. – Сириэлл рассмеялась.
– Если вы таким же славным окажетесь там, то я покажу вам свои собственные гравюры. – Она наклонилась и губами пощекотала его ухо. – Алор, месье ле руа! Этон муа! [27]27
Раз так, месье король, что ж, уведите меня ( фр.).
[Закрыть]
Кингмену не нужно было знать французский, чтобы понять: Сириэлл де Реснэ предлагает ему "удивить ее".
* * *
Радостно-возбужденная Флинг брызнула капельку счастливого "тринадцатого номера" за каждое ушко и зажгла длинные конусообразные черные свечи. Затем вставила компакт-диск Мануэля де Фальис его "Ночами испанских садов" в портативный проигрыватель и торопливо кинула последний взор в барочное зеркало.
Флинг на четверть дюйма сдвинула пояс-спагетти) своей белоснежной шелковой ночной рубашки от " Джози Натори". Безупречно! Обворожительно! Она нырнула в скользкие объятия черных с ярко-розовой каймой атласных простыней под роскошный парчовый балдахин и стала ждать, похожая на маяк посреди гладкой черноты моря.
Когда четыреста часов пробили три утра, она все еще ждала. Верхняя нота "номера тринадцатого" уже успела улетучиться. Флинг крутилась на простынях, благоухая теперь одной фиалкой. Одинокий белый маяк в черном бушующем море. В очередной раз сев в кровати, она скрестила ноги и вновь взглянула на дверь.
В пять тридцать Флинг молча выскользнула из комнаты, шлепая босыми ногами по мраморному полу. Может быть, какая-то часть гостей все еще кутит? Нет, даже слуги давно ретировались и сладко спят в своих постелях.
Флинг вдруг почувствовала себя оглушенной этой тишиной. В висках стучало, сердце бешено колотилось. Она все еще пыталась сдержать слезы: ведь Кингмен терпеть не может слез. Романтические переборы "Испанских ночей" де Фальи в который раз наполнили комнату, но Флинг эта музыка теперь казалась отвратительной. Она впала в отчаянье. Может быть, она что-то не так сделала? Может быть, она допустила какую-то промашку там, в саду? Комната закружилась, казалось, золотые бараны и львы злобно усмехаются. Ей ни в коем случае не следовало позволять Фредерику сажать Кингмена так далеко от нее. Господи, неужели Кингмен не понимает, как она любит его? Ведь ей даже трудно дышать, когда его нет рядом!
В семь тридцать, когда свет летнего солнца затопил комнату, заглушая свет прогоревших черных свечей, она услышала вопль боли и отчаяния, такой глубокий и страстный, что невольно содрогнулась от сочувствия… и лишь мгновение спустя поняла, что этот агонизирующий крик раненой души исторгся из ее собственной груди.
Флинг бросилась обратно на кровать, плача и всхлипывая, не в силах больше сдерживать себя. Кингмен не пришел. Она осталась одна в своем обольстительном наряде со слабым отзвуком протяжной басовой ноты петигренового масла, выделенного из горькой коры апельсинового дерева. И с исчезающим запахом фиалки.
14
Лазурный берег, Франция, июнь
– Джойс, мы спасены! Мишима с нами. Дело в шляпе. Мы держимся на плаву. – Кингмен сплясал перед своей секретаршей на каменной веранде "Отель дю Кап" маленькую джигу вместо приветствия. – Видела бы ты лицо Мишимы, когда я сказал, что смогу добыть для него пару картин де Реснэ!
Джойс улыбнулась. Она всегда была его самой благодарной слушательницей.
– А у него сразу ушки на макушке, хрен торчком. – Кинг для верности изобразил сказанное. – Здорово, черт возьми! У меня сразу от сердца отлегло, стоило увидеть, что написано на лице этого старого Будды!
Кинг, подхватив Джойс, закрутил в вальсе своего личного секретаря, присоединившуюся к нему в отеле-люкс на Кап д'Антиб [28]28
Антибском мысе ( фр.).
[Закрыть], для того чтобы надлежащим образом оформить документы. Не в характере Кингмена было доверять такое дело факсам, федеральной экспресс-почте или какому-то другому секретарю.
На Джойс все еще был ее манхэттенский деловой костюм – и это – среди ранних отдыхающих в каприйских штанах и соломенных шляпах, вяло завтракающих на террасе или слоняющихся в бикини и белых футболках по краю окруженного морем бассейна на фоне черной скалы! В очередной раз она восхитилась актерским мастерством Кинга. Он воспроизвел манерность азиатского ростовщика, с энтузиазмом вытащенной из воды макрели вникающего в мельчайшие детали вопроса. Кингмен вновь проявил себя великолепным мимом и сметливым учеником. "Пожалуй, образование было бы для него пустой тратой времени", – подумала она. Он постигал науки, копируя знаменитых людей прошлого и настоящего, тех, на кого желал быть похожим. На следующий день после покупки "Кармен Косметикс" он уже говорил с хрипотцой на манер могущественного Гордона Солида и крутил сигару точь-в-точь, как Рон Пирелмен, хозяин "Ревлон", а потом, урезая бюджет, щеголял расчетливой бесчувственностью в духе Джи Пи Моргана. Вот и сейчас он вошел в роль Мишимы Итоямы и растворился в нем, как Лоуренс Оливье в роли Гамлета.
– Славное это дело – обхаживать японцев, – объявил Кингмен секретарше, прибывшей в отель ровно двадцать семь минут назад. Усевшись за стол на террасе с видом на сверкающее Средиземное море, они составили странную пару. На ней темно-синий деловой костюм с серым кантом, нитка жемчуга на шее, аккуратная стрижка а ля гарсон, седые волосы выкрашены перьями "клейролевской темно-коричневой"; а он – с шоколадным загаром, достойным Отелло, бодрый, отдохнувший, полный сил и энергии: рубашка от Ральфа Лорена в бело-синюю полоску, помятые штаны-чинос и поношенные вьетнамки. Гипнотизирующие глаза Кинга упрятаны за темные солнечные очки, в которых отражается жгучее солнце и его отблески в море.
Босс и его секретарша спорили.
– Японские банкиры – единственные, кто готов пойти на предусмотренный риск, по крайней мере сейчас, Джойс.
– Против японцев я бы ничего не имела, Кинг, но современные алькапоне с Гинзы – извини. Есть разные способы накопления капитала…
– Взгляни на эти очевидные свидетельства моей правоты, Джойс, и ты увидишь, кто теперь в силе. Все вокруг ездят на японских машинах, ведь так? Протри глаза и оглянись вокруг! Микрочипсы? – Сделано в Японии. Творческое и с размахом финансирование самых фантастических проектов? Все на деньги с Востока!
– Кинг! – Понизив голос, она склонилась над его меню. – У Итоямы очень подмоченная репутация. Его подозревают в связях с якудза, а ты слишком известен и у всех на виду.
Кинг был в курсе всех слухов об Итояме и его приятелях-головорезах. От Гордона Солида он знал об ужасной трагедии Аврама Исаака. У Аврама была вилла в двух милях отсюда, где-то на отвесных скалах Монте-Карло. Надо бы ему позвонить. Потом. Сперва бизнес. Надо бы еще позвонить Флинг. Эта мысль тоже не давала ему покоя.
– Я, по-видимому, и в самом деле всего лишь человек расчета, – попытался он убедить себя и Джойс. – А расчеты, представленные Мишимой, стоят риска.
Он пожал плечами. Что делать, если он финансовая динамо-машина, умирающая без движения? В конце концов, Кинг впервые рискнул пройтись по высоко натянутому канату, когда ему было восемь, – это был один из аттракционов в заведении его отца, да, он до сих пор колебался, но больше не может позволить себе быть разборчивым. Отчаявшись сохранить всю империю, он решил удержать хотя бы авиакомпанию. Кто же мог подумать, что спад деловой активности в стране так сильно ударит и по нему?
– Я и сам могу показать зубки. Мне есть что противопоставить их скелетам, замурованным в стены, так что если они думают обвести меня вокруг пальца, то они крепко ошибаются.
Он пробежался рукой по взъерошенным от морского ветра волосам, приводя свои кудри в порядок.
– Кинг, теперь относительно Флинг…
– А вот и Сириэлл! Попрошу быть любезным…
Вскочив, он выдвинул стул для Сириэлл де Реснэ. Ее темные волосы развевались как львиная грива, а лицо казалось светлее слоновой кости. Тельняшка с четкими буквами, составившими "Говно бульдожье" поперек мальчишеской груди, заправлена в плотно облегающие вельветовые титаны от Пуччи. Ее вел под руку Мишима Итояма в белом костюме и соломенной панаме; вместе они составляли пару в духе фильмов Феллини: Сириэлл, театрально шествующая вверх по ступеням лестницы, стремясь каждым шагом привлечь к себе внимание всех присутствующих. Мишима, подозрительно поглядывающий по сторонам. За ним тенью следовали два его чудовищно огромных телохранителя – бывшие борцы сумо.
Джойс пронаблюдала, как Кинг и Сириэлл слегка поцеловали друг друга в щеку, на французский манер. "Скорее театрально, чем страстно", – подумала она.
– Мишима, я тебя ни разу не видел таким счастливым. Ну-ка, признавайся, ты только что приобрел коллекцию импрессионистов из Метрополитен-музея? – Кингмен снял солнечные очки и по-мальчишески ухмыльнулся банкиру.
– О, мой милый Кинг! Миши вне себя от радости. Я только что провела его по самым секретным закоулкам ВИЛЛЫ ДЕ ЖАРДЕН. – Сириэлл казалась сейчас черной пантерой и уютной домашней кошечкой одновременно.
– Осмотр виллы де Жарден – высший момент моей жизни. – Желтоватая кожа Мишимы светилась в ярком солнечном свете. – Такая честь для меня. Я ваш неоплатный должник.
Мишима явно находился под впечатлением увиденного. Он был похож на верующего, только что воочию увидевшего свое божество.
У Монэ был Дживерне, сельский дом его поздних лет, где им было написано большинство его "Водяных лилий". У Пикассо была вилла ла Калифорни, знаменитая, хаотично застроенная студия и одновременно его жилище в Каннах, а позже – шато де Вовенарг. У Анри де Реснэ – знаменитая вилла де Жарденв роскошном парке, в котором работали Сезанн и Матисс, а красивейшие женщины проказничали с пожилым мастером тут же, на пленере или в доме. Одна из таких связей и подарила миру единственного законного наследника де Реснэ, отца Сириэлл. Мастер женился в шестьдесят семь, но до девяноста не утратил своей витальности, живописного мастерства и способности печь, как блины, новых и новых незаконнорожденных детей.
– Это, вероятно, впечатляет – своими глазами увидеть место, где живал любимый художник, – заметила Джойс.
– Я не переживал ничего подобного в своей жизни. Это все равно что визит к потаенной святыне. – Мишима явно никак не мог успокоиться. Он заплатил пятьдесят миллионов за одну-единственную "Сцену в саду" Анри де Реснэ, чудом оказавшуюся на рынке, и вот сегодня целое утро, обходя прибежище художника, он созерцал шедевры великого живописца, сотни шедевров никем, кроме членов семьи, доселе не виданных. Де Реснэ был настолько плодовит и неуемен, что расписал даже ванные комнаты и потолок спальни. На прошлой неделе Кингмен всю ночь пролежал рядом со спящей Сириэлл в постели ее деда, изучая грандиозную фресковую "Сцену в саду" над головой и прикидывая, как бы ему стянуть этот потолок, да так, чтобы Сириэлл при этом ничего не обнаружила, и за счет этого покрыть свой долг за" Кингаэр уэйз".
– Я бы купил все, что увидел сегодня, моя милая леди!.. Я всегда к вашим услугам, ведь, насколько я знаю, вы одна решаете, что из этих полотен будет продано и когда. Я буду оберегать вашу жизнь так же, как свою собственную. (Сириэлл неожиданно почувствовала себя удивительно защищенной.) – Надеюсь, вы скоро позволите мне приобрести серию "Умиротворение". Бизнес – мой порок, коллекционирование – моя страсть.
Кингмен воспринял его слова как шутку.
– Очень уж у тебя дорогостоящая страсть, Миши!
– Кинг, прикажи, чтобы мне подали эскарго [29]29
Улиток ( фр.).
[Закрыть]. У меня разгулялся аппетит от всех этих прогулок по парку, по дому, по лестницам. Вот этот человек, – Сириэлл указала на Итояму, – перед каждой работой стоял по часу, изучая ее как истинный знаток.
Она отковырнула кусок хлеба ногтями, покрытыми карменовским лаком "Надменная Нагота" из серии " Флинг!" – уступка свободным нравам Эзсюр-Мера.
– Я должен получить "Умиротворение", – Мишима поймал руку Сириэлл.
– А я должна позавтракать. Я жутко проголодалась, – рассмеялась Сириэлл, выдергивая руку. – К вашему сведению, достопочтеннейший месье Итояма, мне разрешено продавать не более десяти картин в год, и многие из них уже обещаны различным музеям. Мне приходится заботиться о добром имени моего гран-пера [30]30
Деда ( фр.).
[Закрыть]. Часть придется выставить на аукционе, чтобы выяснить, что я с этого могу поиметь. – Ее лицо приняло самое серьезное выражение. – Но вы такой добрый друг моего Кинга, что я подумаю, что тут можно сделать. – Она одарила Кингмена широкой ослепительной улыбкой. – Дежене, ме зами [31]31
Позавтракаем, друзья? ( фр.).
[Закрыть]?
Джойс не смогла и кусочка проглотить. Она размазала по тарелке салат и расковыряла лю де мер [32]32
Морского окуня ( фр.).
[Закрыть], местную разновидность морского окуня. Соседство с Сириэлл де Реснэ у кого угодно могло отбить аппетит.
Выйдя после полуденной трапезы на балкон, двое мужчин встали у перил, настороженно поглядывая друг на друга.
– Я готов на все, чтобы получить "Сцену в саду" из спальни мэтра, – гнусавил Мишима Итояма. – Я не пожалел бы четырех оставшихся пальцев правой руки, – он вытянул перед собой руку, на которой не хватало безымянного пальца, – за серию "Умиротворение". Но контесс де Реснэне желает расставаться с этими работами.
– Миши! – Кингмен панибратски похлопал банкира по плечу. – Оставь в покое свои пальцы. Давай вместо этого – совершим маленькую сделку. Ты вносишь большой стопроцентный платеж по долгам авиакомпании, а я обеспечиваю тебе одну из картин из цикла "Умиротворение".
Раскрытые глаза Мишимы округлились, насколько это возможно для азиата, а в глубине зрачков сверкнула жадность.
Оба они знали об упрямстве и сверхъестественной щепетильности Сириэлл во всем, что касалось репутации ее дедушки. У нее уже был на вооружении подробнейший, тщательно продуманный план размещения его шедевров в крупнейших музеях мира, публикации книг и альбомов с репродукциями ранее не выставлявшихся работ. Затем она собиралась прогнать отдельные полотна через аукционы, чтобы обеспечить рекордную цену на застойном художественном рынке, где до сих пор лишь случайно попавшие туда шедевры Реснэ шли по высочайшим ценам. Но стоять в очереди Мишима не желал, он был слишком нетерпеливым человеком, и Кингмен это понимал.
– Видишь ли, Миши, – голос Кингмена обрел бархатистость и мягкость, используемые им всегда, когда он хотел вплотную подкрасться к жертве. – Сириэлл слегка помешана на своей миссии хранительницы высокого искусства де Реснэ и на данный момент никому, кроме музеев, продавать картины не собирается. На твой взгляд, глупо; на мой – тоже. Кингмен пожал плечами.
– А может быть, не так уж и глупо. В перспективе это только повысит цену картин художника. Ну, а пока это произойдет, – Кингмен обнял Мишиму, как брата, – мы провернем нашу комбинацию. Я объясню Сириэлл ситуацию, и она, я уверен, уступит. Для Реснэ это честь – оказаться в твоей коллекции. И не когда-то там, а именно сейчас. Важно только, чтобы все это оставалось между нами. Поскольку Сириэлл уже завербовала меня в коммерческие опекуны своей коллекции, сложностей, скорей всего, не предвидится. По сути, я могу предоставить тебе "Сцену в саду" прямо сейчас. Будет хорошая парочка с той картиной, которая висит у тебя.
Кингмен подмигнул и заулыбался, наблюдая за Мишимой. Никогда до сих пор он не видел японца таким взволнованным.
– Попозже выберешь себе еще что-нибудь. Только сообщи предварительно, какую именно картину я тебе должен буду переслать. А насчет этой не волнуйся – мне потребуется максимум две недели. Можно даже ее предварительно чуть подреставрировать, это уж как ты скажешь. – Кингмен Беддл и сам не заметил, как влез в жульническую шкуру Карни Эббла, как влазят в старую обувь. Казалось, вернулись назад те времена, когда он торговал вразнос выдохшимся пивом и билетами для катания на пони. – Но все это должно остаться между нами, пока Сириэлл не обретет некоторый опыт в таких вопросах и не помудреет немного. Мы с тобой это знаем, а другим незачем, договорились?
Кингмен не сводил глаз с Мишимы. Лицо японца хранило за своей повседневной невозмутимостью много тайн.
– Мое единственное реальное достояние – это мои картины, – сделал Мишима что-то вроде признания. По-видимому, он был не таким уж и плохим парнем. – А что твое величайшее достояние? – спросил он в раздумье.
– Скорее всего, Флинг. Она мое самое ценное приобретение. – Кингмен сам удивился своему ответу. – Однажды я скажу ей об этом. Но романтические чувства исчезли столь же мгновенно, как и нахлынули. – А, впрочем, нет! Мой величайший приз в этой жизни – это моя авиакомпания, и я весь твой дом обвешаю картинами де Реснэ, если ты поможешь мне спасти ее. Можешь на меня рассчитывать.
Кингмен ухмыльнулся улыбкой победителя. Каменноликий азиатский ростовщик хранил молчание.
* * *
Джойс Ройс отложила ручку. Всю вторую половину дня она записывала за боссом то, что он диктовал ей на борту "Пит Буля", который пришвартовался в Каннской бухте. Над тиковым письменным столом веяло оливковым маслом и кремом для загара.
– Кинг, – она взглянула прямо в его зеркальные солнечные очки, где отражалась вся целиком, – у тебя же за душой ничего нет, чем ты обеспечишь этот проект?
– Найду, чем обеспечить… даже если для этого мне придется самому нарисовать эти……..сады.
– Кинг, я не думаю…
– И не надо! Я тебе плачу не за то, чтобы ты думала.
На этот раз Джойс была даже рада, что он в солнечных очках. Она не выдержала бы ослепительных буравящих лазерных лучей, исходящих из его демонических глаз. Когда он был загнан в угол или сильно не в духе, его дьявольское начало вылезало на поверхность.
* * *
Студия на левом берегу Сены походила скорее на супероснащенную лабораторию, чем на мастерскую импрессиониста. Отто Убельхор производил здесь химическую обработку своих холстов, чтобы придать им соответствующий возраст. Воздух мастерской был насыщен запахами масляной краски, скипидара, мокрых тряпок и каких-то химикатов. Именно здесь в свое время педантично подготавливались холст, рама и краски для "Водяных лилий", вывешенных потом в Лондоне в Национальной галерее искусствкак шедевр кисти Монэ. Только из-за мелкой промашки всплыло, что картина – совершенная липа, и Отто был препровожден под белые руки в тюрьму.
В случае с Реснэ все обстояло гораздо проще. В настоящий момент Отто располагал десятком натянутых на раму холстов, некогда принадлежавших плодовитому художнику. Кроме того, Отто тщательно изучил краски и пигменты, применявшиеся де Реснэ между 1890–1919 годами, когда он творил свой "Садовый цикл". "ЛЕ ЖАРДЕН" писались быстротой невообразимой, прямо на пленере, живописец стремился схватить неуловимый свет средиземноморского солнца. Реснэ, случалось, рисовал очередной " жарден" за три дня, точь-в-точь, как сейчас этот делал Отто. Молниеносность и небрежность жирных мазков были фирменной маркой художника. В углу мастерской дожидались, пока их упакуют, три картины из цикла "Сады", созданные Убельхором двенадцать лет назад. Единственное, чего им недоставало – именной печати де Реснэ, обязательного атрибута для всех полотен, которые продавались после смерти мэтра. Печать же находилась у Сириэлл де Реснэ, сторожившей работы своего деда с такой истовостью, словно это были кумранские свиткииз пещер Мертвого моря. Именно поэтому картины не были еще проданы. Сейчас же на пути к мастерской находился Кингмен Беддл, а с ним – эта самая печать, так что Отто получал наконец возможность проштамповать холсты и превратить фальшивки в "подлинники". Аутентичность в тонком деле создания музейных подделок – это все!
